Академия наук СССР. Институт истории. Изд-во АН СССР. М. 1952. 588 стр. Тираж 5000. Цена 34 руб. 80 коп.

Книга А. З. Манфреда "Внешняя политика Франции 1871 - 1891 годов", изданная Институтом истории Академии наук СССР, до сих пор не привлекла к себе того внимания, которое она во многих отношениях заслуживает. Перед нами большая монография, впервые в советской историографии освещающая с такой полнотой один из наиболее важных этапов история внешней политики Франции нового времени - от Парижской Коммуны и Франкфуртского мира 1871 г. до заключения военного союза между Францией и царской Россией в 1891 году. То был период перехода от "свободного" капитализма к монополистическому, период, когда начался процесс складывания военно-политических блоков, столкновение которых впоследствии, в 1914 г., привело к первой мировой войне.

Автор хорошо знает литературу вопроса. Он использовал газеты и журналы, как русские, так и французские, мемуары, опубликованные дневники и переписку ряда политических деятелей того времени, стенографические отчеты и протоколы французской палаты депутатов и съездов французских политических партий, публикации дипломатических документов: русских ("Красный архив"), немецких ("Die Grosse Politik der Europaischen Kabinette") и французских (не только "Желтые книги", но и, что особенно ценно, "Documents dipiomatiques francais"), С другой стороны, им привлечены некоторые неопубликованные материалы архива Института литературы АН СССР (Пушкинский дом), Центрального государственного литературного и Центрального государственного исторического архивов (переписка кн. Трубецкой, дневники Александра III и вел. кн. Константина Константиновича). Приходится, однако, сожалеть, что важные архивные фонды оста-

лись незатронутыми в работе. Не нашли, например, применения соответствующие материалы Центрального государственного исторического архива (фонды Министерства финансов и Министерства торговли), которые позволили бы автору более глубоко осветить экспансию французского капитала, в частности в России, и политические последствия этой экспансии; не использованы материалы военно-исторического архива, которые дали бы возможность раскрыть реальную картину роста вооружений во Франции, а также в Германии и в царской России и влияние этого обстоятельства на политическое положение в этих странах и в Европе в целом. Наконец, остались нетронутыми и богатые материалы Архипа внешней политики России, с помощью которых можно было бы более глубоко изучить весь комплекс политических взаимоотношений как между Францией и царской Россией, так и между обеими державами и Германией, с одной стороны, и Англией - с другой.

Реакционная историография положила немало труда, чтобы извратить историю международных отношений конца XIX века. Так, в немецкой националистической историографии доминирует концепция, согласно которой Германская империя, расположенная "в сердце Европы", с начала своего существования испытывала давление двух агрессивных сил - французского реваншизма и русского панславизма, а образование Тройственного союза будто бы являлось оборонительным актом мирной политики Германии, отвечавшим ее безопасности и национальным интересам¹.

На противоположных позициях стоит французская буржуазная историография. Как справедливо отмечает А. З. Манфред, "буржуазные историки, занимающиеся историей внешней политики Третьей республики, - Габриэль Аното, Рене Пинон, Шефер, Андре Мевиль, Рекули, Шарм, Дешанель, Ансель и иные выступают на страницах своих работ апологетами французского империализма" (стр. 13). Это находит свое выражение в стремлении оправдать агрессивную колониальную политику господствующих классов Франции, возвеличить или, наоборот, затушевать их реваншизм² . Если некоторые представители французской реакционной историографии³ рассматривают заключение союза с царской Россией в 1891 г, как крупную политическую ошибку и стремятся исторически оправдать курс на сближение с милитаристской Германией, то другие, подчеркивая империалистский характер Тройственного союза, замалчивают или отрицают империалистский характер Двойственного союза и пытаются его обрисовать как комбинацию, отвечавшую национальным интересам всего французского народа.

Что касается английской и американской буржуазной историографии, то уже в период между первой и второй мировыми войнами, отражая политический курс господствующих классов Англии и США на восстановление германского империализма, она стремилась смягчить или вовсе отрицать агрессивный характер внешней политики бисмарковской Германии и создать впечатление о мирных целях Тройственного союза; при этом она старалась доказать, что образование франко-русского союза, в особенности после того, как Англия, присоединившись к нему, создала комбинацию в форме Тройственного согласия (Антанта), привело к установлению в Европе мирной системы "равновесия сил". Англо-американская историография обычно утверждает, что единственным виновником нарушения этой системы являлась Россия⁴ : выступая против Германии и Австро-Венгрии, она-де втянула в войну Францию, Англию и весь мир.

Разумеется, борьба против всех этих лживых реакционных концепций может быть успешной лишь при условии, если она ведется с правильных марксистско-ленинских позиций, ведется последовательно и убедительно. Задача состоит также в том, чтобы раскрыть движущие силы политики скола-

¹ См. H. Piehn. Bismarcks Auswartige Politik nach der Reichsgrundung. Munchen. 1920; O. Becker. Bismarck und Einkreisung Deutschlands. Bd. I-II. Berlin. 1923 - 1925; E. Brandenburg. Von Bismarck zum Weltkriege. Berlin. 1924; H. Oncken. Das Deutsche Reich und die Vorgeschichte des Weltkrieges. Bd. I-II. Berlin. 1933.

² См. G. Hanotaux Histoire de la France contemporaine. Vol. I-IV. Paris. S. a.; R. Pinon. France et Allemagne 1870 - 1913. Paris. 1913; Ch. Chefer. D'une guerre a l'autre. Paris. 1920; A. Mevil. De la paix de Franfort a la conference d'Algesiras. Paris. 1909; Recouly. De Bismarck a Poincare. Paris. 1920; L. Dechanel. Histoire de la politique exterieure de la France. Paris. 1936; J. Ancel. Affaires etrangeres. Paris. 1936.

³ См., например, G. Michon. L'alliance franco-russe 1891 - 1917. Paris. 1927.

⁴ В виде исключения противоположную точку "зрения представляет Бернадотт Шмитт. См., например, его статью "Россия и война" ("Foreign Affairs", October. 1934; русский перевод см. "Историк-марксист:", 1935, N 2 - 3).

чивания военных блоков, - политики, которая в каждой капиталистической стране оправдывалась "национальными" интересами, прикрывалась ссылками на интересы обеспечения мира и безопасности, а на самом деле диктовалась интересами господствующих классов, интересами подготовки империалистской войны. При этом, само собой разумеется, нужно дать решительный отпор всяким попыткам буржуазной историографии провести какую-либо аналогию или изобразить преемственность между политикой царской России и политикой Советского Союза, осуществляющего новые принципы в международных отношениях.

В обширном введении к своей ценной работе А. З. Манфред правильно формулирует основные теоретические и методологические положения по вопросу внешней политики Франции в 70 - 80-х годах прошлого века, когда складывался империализм. Он справедливо отмечает, что буржуазные историки "намеренно игнорируют влияние классовой борьбы на ход и направление внешней политики, стараются скрыть зависимость внешней политики от политики внутренней" (стр. 14). Внешняя политика господствующих классов Франции, как и других капиталистических стран, была теснейшим образом связана с их реакционной внутренней политикой и определялась в конечном счете их экономическими интересами как в Европе, так и в колониях. Автор решительно выступает и против тенденции буржуазной историографии, которая заключается "в насильственном отрыве так называемой континентальной политики Франции, т.е. политики Франции в Европе, от ее колониальной политики" (стр. 15). Он устанавливает, что и внутренняя, и внешняя, и колониальная политика преследовала не общенациональные, а классовые цели. Наконец, опираясь на известные положения Ленина, он указывает, что внешнюю политику Франции, как и других капиталистических государств; нельзя рассматривать вне связи с постоянно меняющейся "системой государств".

Внешнюю политику Франции после Франкфуртского мира А. З. Манфред характеризует следующим образом: "Франция, будучи в военном отношении много слабее Германии, готовясь к новой войне-реваншу против Германии или стремясь, в следовавшие за Франкфуртом годы, предотвратить новую агрессию со стороны Германии, старалась найти себе союзников или найти хотя бы надежную поддержку в лице третьего государства" (стр. б). Ясно, что политика сколачивания блоков, осуществлявшаяся главными европейскими державами, - политика, начало которой было положено бисмарковской Германией, не преследовала оборонительных целей. "Образование этих двух блоков (Тройственного союза и франко-русского союза. - А. Е. ), - справедливо заключает А. З. Манфред, - означало разделение Европы на две враждующие империалистические группировки, заложившее основы будущей империалистической войны" (стр. 7).

В подтверждение этих правильных положений А. З. Манфред приводит убедительный конкретно-исторический материал. Следует, однако, отметить, что при освещении ряда важных исторических событий автор отходит от этих положений и допускает серьезные погрешности. Это прежде всего относится к выяснению экономических основ и классовой сущности внешней политики Франции. Приведем несколько примеров.

В своей работе автор справедливо отмечает, что после Франкфуртского мира крупная французская буржуазия под прикрытием громких слов о защите национальных интересов страны заигрывала то с бисмарковской Германией, то с царской Россией, выдвинула реакционный проект совместной борьбы всех европейских правительств против Международного товарищества рабочих - I Интернационала - и в то же время успешно наживалась на реализации займов, связанных с уплатой контрибуции. А. З. Манфред правильно показывает, что эльзас-лотарингский вопрос, являвшийся яблоком раздора между Германией и Францией, можно было справедливо разрешить не путем милитаризма, а демократический путем, путем пролетарского интернационализма. "На этом пути - пути братства народов, объединения французских и немецких рабочих, - пишет автор, - и была только возможна ликвидация эльзас-лотарингского вопроса как фактора войны. Французские и немецкие рабочие не только ясно определили свое отношение и к войне, и к эльзас-лотарингскому вопросу, но и живыми делами, своею мужественной борьбой пытались направить развитие по этому единственно спасительному для обеих наций пути братского сотрудничества рабочего класса двух стран, братства народов" (стр. 67. Разрядка наша. - А. Е. ).

Но, заявив это, автор тут же утверждает нечто противоположное, а именно, будто

с точки зрения "национальных интересов Франции" был еще один спасительный путь, направленный к образованию военных блоков. Политика Тьера, которая ранее правильно характеризовалась автором как политика, отвечавшая реакционным, узко эгоистическим интересам господствующих классов, вдруг стала политикой, направленной на решение "проблемы безопасности Франции" (стр. 69), отвечавшей общим "интересам Франции" (стр. 70). Не анализируя борьбу классов и партий по вопросам внешней политики (впервые об этой борьбе говорится лишь на стр. 190 в связи с восточным кризисом 70-х годов), автор только бегло упоминает о том, что "во Франции, в правящих и влиятельных кругах, всегда существовала определенная группа, в разное время складывавшаяся из разных элементов, так называемая "английская партия", которая по мотивам главным образом экономических, а иногда и иных интересов, ориентировалась на Лондон..." (стр. 79). Ни состава, ни удельного веса, ни политической роли этой группы автор не освещает. Он утверждает, что "почти все без исключения политические группировки господствующих классов" поддерживали политику союза с царской Россией, в которой видели оплот мира и безопасности Франции. На самом деле орган гамбеттистов еще в 1872 г. раскрыл подлинные цели сторонников этого союза. "Это единственный союз, - писала "La Republique Frangaise", - который позволит французам атаковать Германию с превосходящими силами и продиктовать условия мира к исходу битвы" (стр. 90).

Если политике Тьера автор дает двойственную характеристику, то одного из лидеров французских монархистов, герцога Деказа, он превозносит как защитника подлинно национальных интересов Франции, поскольку Деказ, ловко маневрируя между европейскими державами перед лицом германских милитаристских угроз, больше всего добивался сближения с царской Россией.

Понятно, что при анализе всякой международно-политической ситуации нужно исследовать реальное соотношение сил, в том числе соотношение военных факторов. К сожалению, А. З. Манфред, ограничившись общей ссылкой на статью Энгельса "Официозный вой о войне", написанную в связи с "военной тревогой" 1875 г., не воспроизвел подробных и конкретных данных, собранных Энгельсом, о соотношении вооруженных сил. О состоянии вооруженных сил Франции он говорит вскользь, преимущественно в примечаниях (например, на стр. 135). Это приходится отметить потому, что и при рассмотрении дальнейшего хода событий А. З. Манфред не дает конкретного анализа гонки вооружений в Европе, в частности во Франции. Только почти в самом конце книги (стр. 491) он пишет: "В 1890 - 1891 гг. французские вооруженные силы уже были совсем не похожи на то, что было 10 лет назад". Но чем же они к этому времени стали? В своей большой работе А. З. Манфред нигде не дает конкретной картины роста французских вооруженных сил и влияния этого роста на внешнюю политику Франции.

А. З. Манфред всячески подчеркивает экономическую слабость Франции в 70-х годах. Между тем нельзя забывать, что по размерам финансового капитала Франция уже в середине 70-х годов XIX в. была в несколько раз богаче, чем Германия и Япония, вместе взятые⁵ . Автор упоминает об этом только в связи с исследованием колониальной политики Франции. Между тем при анализе движущих сил ее европейской политики нельзя не учитывать влияния финансового капитала. Ведь французские капиталовложения, например, в Австро-Венгрии составляли в конце XIX в. около 2,5 млрд. франков, сумму, превышавшую капиталовложения во всех французских колониях⁶ .

Важно четко определить отношение французского рабочего класса к вопросам внешней политики, осуществлявшейся буржуазными правительствами. Автор отмечает, что делегаты первого рабочего конгресса в Париже (октябрь 1876 г.) решительно протестовали против выступления некоего Арди, заявившего, в духе национального нигилизма, что "для нас не имеет значения, если Франция будет меньше, а Германия больше". "Рабочие делегаты показали, что они принимают близко к сердцу судьбы Франции, ее национальные интересы" (стр. 182). Но поскольку раньше в книге А. З. Манфреда указывалось, что внешнеполитический курс герцога Деказа также отвечал национальным интересам Франции, остается неясным, поддерживали ли рабочие этот курс или у них было свое представление о том, как следует защищать национальные интересы страны.

⁵ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 22, стр. 246.

⁶ См. Ю. Кучинский. История условий труда во Франции. М. 1950, стр. 162.

Спустя два года, в 1878 г., в Марселе состоялся третий рабочий конгресс⁷ , который при участии Геда и Лафарга и под руководством Маркса и Энгельса разорвал идейные путы реформизма и стал "а сторону социализма. Тем не менее автор обрушивается на Лафарга за то, что тот не придерживался взглядов герцога Деказа в вопросах внешней политики, то есть не показал "спасительную для Франции роль России" (стр. 175). Но ведь Лафарг был убежден в необходимости тесного сотрудничества французского и русского народов в их борьбе против реакционных сил, господствовавших и в самодержавной России и в республиканской Франции, что не исключало ненависти их к агрессивной, милитаристской гогенцоллернской Германии и солидарности с демократическим и социалистическим движением германского рабочего класса. Ведь Маркс и Энгельс также не признавали "спасительной" роли царизма по отношению к Франции и не оценивали политику герцога Деказа как политику, отвечавшую национальным интересам Франции.

В примечании к своей книге А. З. Манфред сообщает красноречивые факты: "Уже на III Марсельском конгрессе 1879 г. в выступлениях рядовых рабочих делегатов, в частности делегата из Гренобля, раздавался призыв: "Протянуть руку нашим братьям в России и Германии!"... На страницах "Egalite" и в повседневной пропаганде Гэд и Лафарг, сами поддерживавшие связи с немецкой социал-демократией, подчеркивали классовую солидарность пролетариев обеих стран" (стр. 246 - 247, прим. 7). Так, во французском рабочем социалистическом движении вырабатывалась линия пролетарского интернационализма. Однако А. З. Манфред не придал должного значения этим фактам и неправильно осветил вопрос о "спасительной" роли внешнеполитической ориентации французского правительства.

Автор заявляет, будто партии господствующих классов не выступали публично с пропагандой реванша не только потому, что боялись военного столкновения с Германией, но и потому, что "призывать к реваншу - это значило разжигать революционные страсти, как говорил Деказ, это значило пробуждать в памяти воспоминания о 1871 годе, о двух войнах, не только внешней - с Германией, но и гражданской - с народом Парижа, - то, о чем буржуазные политики не хотели вспоминать" (стр. 247). При этом автор пытается создать впечатление, что широкие массы французского народа, в особенности в период полевения, были настроены реваншистски, что французский рабочий класс только тогда решительно выступил против внешней политики французской буржуазии, когда увидел, что она встает на путь сближения с бисмарковской Германией (стр. 434). Чтобы подтвердить эти положения, А. З. Манфред ссылается в одном случае на Энгельса, в другом - на Ленина. Однако в обоих случаях он допускает ошибку.

Автор пишет: "Напомним глубокое замечание Энгельса о том, что во Франции сдвиг влево масс "прежде всего вызывает мысль о военном реванше", оно было высказано им именно в 1880 г. Настроение французских масс в это время давало все основания для такого утверждения" (стр. 274). Но Энгельс говорил вовсе не о "сдвиге влево масс", напугавшем буржуазию, а о сдвиге влево "среди буржуазии и крестьянства"⁸ .

Столь же неправомерна ссылка автора на Ленина. А. З. Манфред пишет: "То соединение двух задач - общенациональной и классовой, в котором Ленин видел оригинальнейшую черту Коммуны, - оставалось, как это выяснялось уже и раньше, характерной особенностью французского рабочего движения и в последующие за Коммуной годы" (стр. 433). Но ленинское замечание об оригинальнейшей черте Коммуны здесь искажено. То, что Ленин считал для того исторического периода источником слабости Коммуны, расценивал как соединение "противоречивых задач", как роковую ошибку французских социалистов⁹ , против которой еще в 1870 г. Маркс предостерег французский пролетариат¹⁰ , автор возводит в достоинство.

Конкретный анализ внешней политики господствующих классов Франции, данный в книге А. З. Манфреда, противоречив и в ряде случаев вызывает недоумение. Так, выясняя позицию Франции в восточном кризисе 70-х годов XIX в.. (гл. V), автор сообщает, что "финансовая аристократия и ее экономическая и политическая клиентура, часть торговой буржуазии, ведшей крупные обороты с Ближним Востоком, за-

⁷ Автор по недосмотру указывает на стр. 182, что этот конгресс собрался в Париже.

⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 86.

⁹ См. В. И. Ленин. Соч. Т. 13, стр. 437

¹⁰ См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. I. Госполитиздат. 1952, стр. 456.

няли сначала настороженную, а позднее враждебную позицию по отношению к России" (стр. 191). Но почему же в таком случае, как пишет далее А. З. Манфред, французское правительство заявило, что оно "не имеет непосредственных интересов" в связи с началом войны между Россией и Турцией (стр. 195)? В этой же главе автор утверждает, что накануне русско-турецкой войны бисмарковская Германия опять собиралась напасть на Францию, что "судьба Франции снова оказалась в руках России", благодаря вмешательству которой война была снова предотвращена. Остается, однако, неясным, почему же бисмарковская Германия не воспользовалась начавшейся вскоре русоко-турецкой войной, когда руки царского правительстве были связаны на Балканах, и не совершила подготовленного ею нападения на Францию.

Только переходя к анализу внешней политики Франции в самом конце 70-х и в начале 80-х годов, автор вскрывает ее классовые корни. "Основная черта этого нового внешнеполитического курса, - справедливо пишет А. З. Манфред, имея в виду сближение Франции с Германией, - заключалась в том, что он определялся узкими, эгоистическими расчетами верхних слоев буржуазии - финансовых групп в первую очередь. Эта часть буржуазии руководствовалась заботой о своем дальнейшем обогащении и связывала его с колониальной политикой" (стр. 217 - 218). Следует, однако, заметить, что, характеризуя условия формирования "прогерманского курса" в начале 80-х годов, автор почти решающее значение придает активным выступлениям рабочего класса и даже определяет эти выступления как "революционный кризис", якобы сложившийся во Франции осенью 1882 г. (стр. 313 - 315). На самом деле в 1882 г, во Франции имели место отдельные, локальные вспышки острых классовых стычек труда и капитала, но революционного кризиса в стране не было¹¹ .

В ряде мест своего исследования автор признает, что курс на реванш, как и курс на "сотрудничество" с Германией, и политика колониальных захватов противоречили интересам французского пролетариата (стр. 289 - 290). Так, например, он пишет: "В плане борьбы буржуазии против пролетариата эти две, внешне столь противоположные, программы преследовали одну и ту же цель. Круги буржуазии (главным образом финансовой), представленные умеренными республиканцами, политикой колониальных захватов рассчитывали отвлечь пролетариат и мелкобуржуазные слои от революционной классовой борьбы. Радикалы, представлявшие другие группы буржуазии, в ту пору главным образом среднюю торговую и промышленную буржуазию, выступая против колониальной политики и противопоставляя ей задачи борьбы с Германией, т. е. идею реванша, также стремились отвлечь пролетариат и мелкую буржуазию от революционной борьбы. Это были две равные тактики (в других местах книги автор предпочитает говорить о двух разных курсах. - А. Е. ) разных фракций буржуазии, направленные к достижению разными способами одной и той же цели - одурманивания трудящихся шовинистическим угаром, отвлечения их от революционной борьбы". Однако, правильно отмечая этот факт, автор должен был более четко показать, что переход к активной политике колониальных захватов определялся в первую очередь не тактикой борьбы французской буржуазия против пролетариата, а экономическими, экспансионистскими интересами крупной буржуазии.

Главы, посвященные характеристике колониальной политики Франции, являются лучшими в книге. Особенно хорошо освещена история захватнической колониальной политики формирующегося французского империализма в Индо-Китае. Эти разделы рецензируемой книги показывают, к каким плодотворным результатам приводит работа, если автор последовательно руководствуется принципами марксистско-ленинской методологии.

Но, когда автор снова освещает внешнюю политику Франции в Европе, у читателя возникают новые недоуменные вопросы. А. З. Манфред правильно отмечает, что в те годы, когда Франция вела активную захватническую политику в колониях, она не только не испытывала никакой угрозы со стороны милитаристской Германии, но даже пользовалась ее дипломатической поддержкой. Но чем объяснить это? В одном месте монографии автор дает следующее объяснение: "...французские политические руководители еще в 1881 г.

¹¹ Несколько ниже на страницах своей книги автор сам косвенно это признает; характеризуя подъем рабочего движения в 1886 - 1887 гг., он пишет: "Французский рабочий класс впервые после Коммуны, хотя и в других формах, разворачивал свои силы" (стр. 404).

...понимали, что бисмарковская политика, конечно, не бескорыстна, что он (Бисмарк? - А . Е. ) стремился, во-первых, ослабить в военном отношении Францию, во-вторых, отвлечь ее от эльзас-лотарингского узла противоречий, в-третьих, увеличить число ее врагов: помимо Италии, создать непримиримого противника в лице Англии" (стр. 348). Однако автор не показывает, действительно ля 80-е годы были периодом ослабления Франции в финансово-экономическом и в военном отношении; исторические факты говорят об обратном. Он не разъясняет, что отвлечение Франции "от эльзас-лотарингского узла противоречий" означало отказ правящих кругов Франции в тот период от курса на подготовку войны-реванша в ближайшем будущем. Читателю остается неизвестным, как в действительности сложились англо-французские отношения в 80-х годах, в особенности в период непосредственной подготовки франко-русского союза. Остается неясным и то, почему ослабление реваншистской политики во Франции совпало с отказом правящих кругов милитаристской Германии от планов превентивной войны в столь благоприятной для них международной обстановке.

Чтобы найти решение проблемы франко-германских отношений в тот период, нужно было выяснять характер отношений между господствующими классами царской России и бисмарковской Германии, осветить балканский кризис, снова возникший в середине 80-х годов, выяснить позицию Франции, а главное, учесть, что как раз в это время в руководящих политических кругах Германии усилилось стремление ввергнуть Россию в войну с Англией на Ближнем и Среднем Востоке, а в руководящих военных кругах назревали планы начать превентивную войну Германии против России. В октябре 1886 г. генерал Вальдерзее, лидер этих кругов, записал в своем дневнике: "Французы надеются, что мы вступим в войну с Россией, и тогда они весьма охотно ввяжутся, но одни они не ввяжутся. Решение - на Неве".

Приводя эти записи, А. З. Манфред считает, что ом "примечательны прежде всего тем, что разоблачают всю лживость бисмарковской пропаганды, кричавшей на всех перекрестках об опасности реванша, угрожавшей Германии со стороны Франции" (стр. 364 - 365). Нет спора, бисмарковская пропаганда была действительно лживой. Но ведь как раз тогда же в статье "Политическое положение в Европе", напечатанной 6 ноября 1886 г. в "Le Socialiste", Энгельс предостерегал рабочий класс Франции против серьезной опасности реваншистской войны¹² , и никто в те дни не считал и до сих пор не считает, что Энгельс стал жертвой бисмарковокой пропаганды.

Запись Вальдерзее свидетельствует о другом, а именно о существовавших подозрениях, что правящие круги Франции заинтересованы в том, чтобы столкнуть Германию с Россией. О том же свидетельствует и донесение английского посла во Франции лорда Лайонса, который, отмечая отсутствие в тот момент "симптомов воинственного духа в этой стране", предупреждал, что военное столкновение между Германией и Россией явилось бы "большим искушением для французского шовинизма" (стр. 364). Было бы полезно для исторической науки выяснить этот вопрос до конца.

А. З. Манфред справедливо указывает, что колониальные авантюры французской буржуазии вызвали возмущение среди широких кругов французского народа. Оборотной стороной этой реакции автор считает рост антигерманских, реваншистских настроений. Но где появились эти настроения и кто их породил? И на этот вопрос дается ряд противоречивых ответов. В одном месте автор утверждает, будто разговоры о росте реваншизма во Франции являлись лишь плодом измышлений лживой бисмарковской пропаганды (стр. 364 - 365), в другом месте признает наличие "подъема реваншистского настроения" во Франций, но считает, что этот подъем "был спровоцирован и вызван кайзеровской Германией" (стр. 363). В третьем месте утверждает, что, выступая в качестве реваншиста, генерал Буланже "нашел ту струну, которая была более всего созвучна общественным настроениям французского народа" (там же). В четвертом месте пишет, что "крикливая реваншистская пропаганда Буланже и Деруледа не поддерживалась широкими массами народа и была им чужда" (стр. 364).

Что касается оценки деятельности Буланже и вообще буланжизма, то она также противоречива. Сначала автор подчеркивает, что Буланже "никакой роли тогда (в 1885 г. - Л . Е. ) вообще не играл", а

¹² См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. 1, стр. 265; г. XXVII, стр. 621 - 622.

шовинистическая "Лига патриотов" Деруледа до 1887 г. тоже не играла "сколько-нибудь заметной роли" (стр. 359). Затем он сообщает, что в 1887 г. Буланже выступает уже как "главный герой военной бравады этих лет", как "кумир реваншистов". Но тут же автор подчеркивает, что "все воинственные фразы" генерала Буланже "были лишь демагогическим приемом, рассчитанным на приобретение личной популярности", и в качестве доказательства миролюбия Буланже ссылается на французские военные планы 1886 и 1887 гг., основанные на принципах обороны (стр. 403). Однако оборонительный принцип стратегических планов империалистических государств не означает, что они лишены агрессивной сущности (вспомним, например, германский план Шлиффена о военных действиях против России или французский план войны против Германии в 1914 году). Недавно найденные и опубликованные письма Энгельса к Лафаргу 1888 - 1889 гг. свидетельствуют о том, что Энгельс с приходом к власти Буланже связывал прямую угрозу реваншистской войны со стороны Франции. Энгельс упрекая Лафарга за идеализацию буланжистского движения, которое расценивал как чисто шовинистическое¹³ .

А. З. Манфред признает, что во Франции существовали агрессивные, захватнические планы (стр. 437). К сожалению, он не раскрывает их содержания, не показывает, какие круги воодушевлялись этими планами и какое влияние они оказали на формирование внешней политики Франции тех времен. Автор не отмечает, что к середине 80-х годов в Европе сложилось новое соотношение сил, в частности вооруженных сил. Между тем известно, что, введя систему воинской повинности по образцу прусской, Франция к этому времени уже создала сильную армию. Политику правящих кругов Франции во время "военной тревоги" 1887 г. автор объясняет "психологическим состоянием" - страхом перед немцами, перед войной с Германией, страхом, который, впрочем, имел и "определенное политическое содержание: он был проявлением капитулянтской политики буржуазии" (стр. 413). В этих условиях генерал Буланже выглядит прямо-таки национальным героем, потребовавшим мобилизации крупных войсковых соединений Франции (стр. 420). А З. Манфред сокрушается, что капитулянтское правительство отвергло "предложение военного министра, опасаясь, что эти действия ускорят разрыв между Францией и Германией" (там же). Впрочем, в другом месте книги он дает иную, прямо противоположную и на сей раз более верную оценку деятельности Буланже: "Политика Буланже была безответственной. Тогда как Франция не была подготовлена к войне и не могла воевать одна, тогда как было очевидно, что Россия не поддержит реваншистской войны Франции, Буланже играл с огнем, размахивая шпагой" (стр. 437).

Автор ставит вопрос: "Что же спасло Францию от войны со стороны Германии?" (стр. 414). И на этот вопрос он отвечает: "Она (Франция. - А. Е. ) была спасена, если так можно сказать, вопреки ей самой, т. е. независимо от ее действий или, вернее, ее бездействия" (стр. 416). На самом деле в момент "военной тревоги" Франция вовсе не бездействовала. Кал и милитаристские круги в Германии, французские реваншистские круги сыграли свою роль в разжигании военной опасности и пытались использовать положение как в интересах усиления вооружений, так и в целях привлечения на свою сторону царской России. Но против авантюризма буланжистских элементов выступили те круги французской буржуазии, которые были заинтересованы не в обострении эльзас-лотарингского вопроса, а в дальнейшем расширении своих финансово-политических позиций в колониях и в Европе, в частности в России, путем вывоза капиталов. С другой стороны, против агрессивной политики буржуазия активно боролся французский рабочий класс, усматривавший свое спасение не в заигрывании с милитаристской Германией и не в политике сколачивания военного блока с царской Россией, а в своей собственной борьбе вместе с рабочими других европейских стран. Если автор пытается ныне утверждать, будто "бездействовавшая" Франция была спасена дипломатическими усилиями царского правительства, то он просто повторяет приводимые им же слова реакционнейшей газеты "Московские ведомости": "...все представители Франции - консерваторы, умеренные, республиканцы и даже радикалы - вое согласны между собой относительно того, что непременно следует итти заодно с Россией,

¹³ См. "Extraits inedits de la correspondence Engels - Lafargue" (Les socialistes francais et la crise boulangiste). "Pensee". Nr. 61, май - июнь 1955, стр. 10 - 24.

что только в этом заключается спасение..." (стр. 492)¹⁴ .

А. З. Манфред уделил мало внимания конкретному анализу экономических и политических изменений, которые происходили в системе европейских государств в связи с формированием империализма и, в частности, истории франко-английских отношений. Между тем формирование союза Франции с царской Россией было связано с экспансионистской политикой Англии. Автор совсем не затронул проблему австро-французских отношений. Больше внимания он уделил внешней политике бисмарковской Германии и царской России. Однако политика этих двух держав освещена в книге однобоко и противоречиво. На первых страницах своего исследования (стр. 7 - 8) автор приводит характеристику, которую дал И. В. Сталин общеевропейской ситуации, сложившейся после франко-прусской войны, "когда Германия оказалась победительницей, когда Франция оказалась побеждённой, когда Бисмарк всячески старался сохранить "статус кво", т. е. тот порядок, который создался после победоносной войны Германии с Францией. Тогда Бисмарк стоял за мир, потому что этот мир давал ему целый ряд привилегий перед Францией. Франция тоже стояла за мир, по крайней мере, в первое время, пока она еще не оправилась от неудачной войны"¹⁵ .

Однако автор тут же отвергает эту характеристику. Он утверждает, что уже в 1872 - 1877 гг. и в некоторые другие периоды Германия стремилась развязать новую захватническую войну против Франции. Как известно, Ф. Энгельс доказал, что "официозный вой о войне", поднятый милитаристской Германией, например, в 1875 г., объяснялся прежде всего стремлением господствующих классов Германии заставить немецкий народ идти на новые жертвы в интересах дальнейшего укрепления господства прусской системы милитаризма. Эти классы были крайне заинтересованы, в частности, в поддержании напряженных отношений с Францией. Система милитаризма, укреплявшаяся в Германии, угрожала не только Франции, но и другим европейским государствам, которые в период перехода к империализму также стали на путь гонки вооружений. Но, разумеется, она была в первую очередь направлена против немецкого народа.

Этот факт имел особое значение потому, что, как отметил Маркс, франко-прусская война "перенесла центр тяжести Континентального рабочего движения из Франции в Германию"¹⁶ . К сожалению, на эту важную сторону дела автор вовсе не обращает внимания. Во время "военной тревоги" 1875 г. Энгельс поставил вопрос о том, какие силы действительно борются против прусско-германского милитаризма и исторически призваны в конце концов сломить его. Энгельс, разумеется, был далек от мысли возлагать в этом отношений надежды на какие-либо внешний силы, например, на буржуазную Францию или на ее союз с царской Россией. "Система эта, - писал Ф. Энгельс, - может быть окончательно сломлена не извне, не какой-нибудь другой победоносной военной державой, а только изнутри, вследствие своих собственных неизбежных последствий"¹⁷ . История подтвердила справедливость этих слов. Даже после военного разгрома Германии в 1918 г. система милитаризма в Германии не была ликвидирована ввиду слабости прогрессивных, демократических сил немецкого народа в тот период.

Весьма однобокой выглядит в книге А. З. Манфреда и внешняя политика царской России. Устранившись от анализа классовых интересов, определявших внешнюю политику царизма, не раскрывай ни цели, ни методов этой политики, автор занимается рассуждениями по поводу роли, которую Александр II, Александр III и их дипломатия играли в Европе в качестве столпов мира и безопасности не только России, но и Франции. Он забывает, что внешняя политика России в период 1864 - 1871 гг. способствовала воссоединению Германии на прусской основе, и хотя русский канцлер говорил: "Нам нужна сильная Франция", - Царское правительство как раз в начале 70-х годов шло на укрепление отношений с гогенцоллернской Германией, заключило с ней военную конвенцию и стало участником реакционного союза трех императоров. Как известно, этот союз был направлен против международного рабочего социалистического и вообще демократического движения и, кро-

¹⁴ Газета "Московские ведомости", 28 августа 1889 года.

¹⁵ И. В. Сталин. Соч. Т. 7, Стр. 274.

¹⁶ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVI, стр. 70.

¹⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XV, стр. 212.

ме того, по замыслу Бисмарка, мог быть использован германской политикой в целях международной изоляции Франции. Русско-французские отношения покоились на реальных экономических, политических и стратегических интересах господствующих классов в соответствующих государствах, и едва ли можно считать уместным в марксистском исследовании воспроизводить громкие фразы буржуазной дипломатии и катковского органа "Московские ведомости" - и соглашаться с ними - о постоянной готовности царского правительства броситься на спасение Франции.

После войны с Турцией и Берлинского конгресса царское правительство снова искало сближения с Германией и пошло на возобновление союза трех императоров. Но в середине 80-х годов соотношение сил в Европе изменилось. Во-первых, наряду с обострением экономических и политических противоречий между Россией и австро-германским блоком, между Россией и Англией усилилось проникновение французского капитала в Россию. Во-вторых, и в России и во Франции были значительно увеличены вооруженные силы. Теперь, писал Энгельс в 1886 г., "царь вынужден превозмочь свою антипатию к французской республике и должен либо заключить с ней союз, либо добиться от Бисмарка согласия на русскую восточную политику..."¹⁸ . Как известно, по этим двум путям и пошла внешняя политика царской России; один путь привел сначала к договору с бисмарковской Германией, а второй - к союзу с республиканской Францией. В период "военной тревоги" 1887 г. царская дипломатия вела секретные переговоры с бисмарковской Германией о двустороннем соглашении, которое и было оформлено в июне 1887 года. По этому тайному соглашению, в том случае, если бы одна из сторон "оказалась в состоянии войны с третьей великой державой", другая сторона должна была "хранить по отношению к первой благожелательный нейтралитет". Правда, было оговорено, что "это обязательство не относится к войне против Австрии или Франции", если бы она "разгорелась вследствие нападения на одну из последних держав одной из высоких договаривающихся сторон¹⁹ . Следовательно, в случае, если бы Франция развязала реваншистскую войну против Германии, царское правительство в обмен на призрачные компенсации на Востоке (проливы) могло спокойно взирать на новое франко-германское побоище. Реальный же результат этого "перестраховочного договора" состоял в том, что бисмарковская дипломатия предотвращала заключение франко-русского союза.

Через три года (в 1890 г.), после отставки Бисмарка, по инициативе правящих кругов Германии этот договор был ликвидирован. Это было вызвано усилением агрессивных устремлений германской буржуазии и юнкерства, направленных на подготовку превентивной войны не только против Франции, но в не меньшей степени и против России. Эти годы и были завершающим этапом на пути к" переориентации царской России от союза или сближения с Германией в сторону сближения, а затем и союза с Францией. Таким образом, на протяжении 70 - 80-х годов XIX в. царская Россия в интересах решения своих внешнеполитических задач шла сначала на сближение с Германией, а затем на сближение с Францией, а в определенные моменты должна была маневрировать между ними. Международная роль царской России в Европе в это время вовсе не была решающей, как это пытается изобразить А. З. Манфред. Уже после Крымской войны эта роль стала падать, а проникновение иностранного капитала в экономику России не способствовало увеличению ее роли. В конце книги это признает и сам автор. Мы узнаем там, что уже "в 70-х и первой половине 80-х годов французский капитал шел главным образом в промышленность России", что в следующие годы его проникновение в русскую промышленность усилилось (стр. 447), что вскоре по размерам своих вложений он превзошел германский капитал. Мы узнаем далее, что в декабре 1886 г. в связи с падением рубля Победоносцев писал царю: "Мы попали в кабалу берлинской биржи" (стр. 452) и что в 1888 г. крупный французский банк вел переговоры с Победоносцевым о том, что "в случае войны он мог бы поставить в распоряжение России миллиарды..." (стр. 454). Мы узнаем, наконец, что "политическая выгода для Франция закабаления царского правительства французскими займами была понята французскими политическими руководителями давно" - еще в 1880 году (стр. 453). Впрочем, говоря о "закабалении царского правитель-

¹⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XXVII, стр. 584.

¹⁹ "Русско-германские отношения 1873- 1914 гг.". М. 1922, стр. 147 - 151.

ства", автор явно перегибает палку в другую сторону. Ошибается он и тогда, когда говорит о решающей роли царского правительства в международных делах Европы в 70-х и даже 80-х годах XIX века.

Бели бы автор строго держался марксистской оценки и характеристики развития внешней политики Франции в период ее перехода от домонополистического капитализма к империализму, он не мог бы утверждать, будто реакционные монархические круги Франции защищали ее национальные интересы. Ему не пришлось бы доказывать, будто сближение реакционной французской буржуазии с царской Россией обеспечивало "национальные интересы" и "безопасность" Франции, а затем признать, что заключенный между ними союз был важным Этапом на пути к империалистической войне (стр. 558). Ему не пришлось бы в главе "Русско-французский союз" и в заключении, подводящем итоги всему исследованию, умалчивать о том, как относился французский рабочий класс и социалистическое движение к союзу с царизмом. Он должен был бы тогда показать, что разгулу буржуазного шовинизма рабочий класс противопоставлял свою верность интернационалистскому долгу. Собирая средства в пользу немецких рабочих, французские рабочие-социалисты заявляли: "Действуя таким образом, мы сделаем гораздо больше для возвращения Эльзас-Лотарингии в лоно Франции, чем палата, вотируя 360 млн. фр., требуемых генералом Буланже" (стр. 408). Следует добавить, что и в период заключения франко-русского союза, направленного против Германии, Гед и Лафарг правильно отмечали: "Существует две Германии... С одной стороны, Германия вильгельмовская и бисмарковская... С другой стороны, существует Германия Либкнехтов и Бебелей, Германия социалистической демократии. С этой-то Германией побраталась рабочая и социалистическая Франция"²⁰ .

Со своей стороны, рабочий класс Германии и социал-демократическая партия, возглавляемая А. Бебелем и В. Либкнехтом, разоблачала агрессивную политику бисмарковской, юнкерско-буржуазной Германии, активно боролась против септената - нового закона об увеличении вооружений, против политики немецких и французских бисмаркианцев и буланжистов, вальдерзеистов и деруледов, натравливавших народы друг против друга. К сожалению, А. З. Манфред не показал роли Маркса и Энгельса как политических деятелей, активно боровшихся в эти годы за интересы рабочего класса в области международных отношений.

Маркс и Энгельс оценивали политическое положение в Европе не с точки зрения дипломатических позиций и усилий того или иного государства, а с точки зрения интересов международного рабочего и социалистического движения. "Во Франции, в России и в Германии, - писал Энгельс, - события так выгодно складываются в нашу пользу, что в данный момент мы можем желать только сохранения status quo. Революция в России создала бы самые благоприятные условия. Всеобщая же война, наоборот, отбросила бы нас в область непредвиденного"²¹ (разрядка наша. - Л. Е. ).

Важно также отметить, что лучшие, передовые революционные круги России, борясь против реакционной внутренней и внешней политики царизма, поддерживали борьбу рабочего класса во Франция и в Германии против угрожающей миру политики господствующих классов и правительств этих стран. Как справедливо отмечает А. З. Манфред, русские марксисты - Плеханов и другие члены группы "Освобождение труда" - "разоблачали пресмыкательство французской буржуазии перед царизмом ради приобретения его поддержки, позорное сотрудничество французского республиканского правительства с царским правительством в преследованиях русских революционеров и т. п. Уже в сентябре 1887 г. группа "Освобождение труда" в приветствии редакции гедистской газеты "Socialiste" клеймила буржуазный режим, "который истощает силы Франции внутри и проституирует ее честь вовне, вымаливая союз у царя"" (стр. 397).

Политике военных блоков, начало которой было положено господствующими классами милитаристской Германии и которая осуществлялась господствующими классами других крупных европейских государств, противопоставлялась интернационалистская политика рабочего и социалистического движения. В период формирования империализма, рассматриваемый А. З. Манфредом, политика буржуазных и дворянских правительств не могла быть

²⁰ "La Democratie Socialiste allemande devant l'Histoire". Lille. 1893.

²¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XVI, ч. 1, стр. 266.

направлена на обеспечение мира и безопасности народов. Кайзер Вильгельм или президент Мак-Магон были такими же "миротворцами", каким был император Александр III, а герцог Деказ в такой же степени выражал "национальные интересы французского народа", в какой Бисмарк - немецкого, а Катков или Гирс - русского.

Группировки, блоки и союзы между крупными капиталистическими державами в период формирования и развития империализма не преследовали оборонительные цели и не могли защищать национальные интересы народов.

Большое исследование А. З. Манфреда, насыщенное богатым фактическим материалом, ставит целью показать внешнюю политику одного из крупнейших европейских государств - Франции, в период формирования в этой стране империализма. Те части книги, которые раскрывают движущие силы этой политики, заслуживают всяческой поддержки. Но в книге имеется много спорных, противоречивых и просто неверных положений. Если мы подробно остановились на некоторых из них, имеющих, по нашему мнению, принципиальное значение, то потому, что они являются наиболее характерными для этой книги, и не только для нее одной.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - А. С. ЕРУСАЛИМСКИЙ:

Комментарии: