Кандидат исторических наук Екатерина БОЛТУНОВА, Институт российской истории РАН

С 2007 г. в столичном издательстве "Дрофа" начала выходить серия сборников "Перекрестки истории", освещающая важнейшие события в жизни нашего государства. Каждый выпуск включает литературное произведение и научную работу на одну и ту же тему, что позволяет сопоставить точки зрения беллетристов и исследователей. Одна из этих книг - "Реформы и реформаторы" (2007 г.) - посвящена сложным взаимоотношениям царя Петра I и его старшего сына Алексея. В нее вошли роман русского философа и писателя первой половины XX в. Дмитрия Мережковского "Антихрист" и очерк "Реформы и их жертвы" нашего современника, доктора исторических наук, профессора Российского государственного гуманитарного университета (Москва) Александра Каменского.

Алексей (1690 - 1718), рожденный первой женой государя Евдокией Лопухиной, до восьми лет жил в Кремлевском дворце. Затем, после ссылки матери в Суздальский Покровский монастырь, его отправили в находившееся неподалеку от Первопрестольной село Преображенское - тогда неформальную столицу России, родину гвардии и флота, а также центр политического сыска.

Царевич редко видел отца, постоянно занятого государственными делами, прежде всего преобразованием вооруженных сил. Наставники же быстро сменяли друг друга, не оказывая на наследника особого влияния. Наиболее значимой фигурой в его жизни стал духовник протопоп Яков Игнатьев, как и остальное окружение Алексея - бояре Нарышкины, князья Вяземские, домоправитель Еварлаков, архи-

ерей Илларион и др., - противник новаций, предпринимаемых его родителем. В результате у юноши, надломленного разлукой с матерью и ее заточением, сформировалось полное неприятие как образа жизни, так и реформаторского курса Петра I.

Время шло, но ситуация не менялась. Царь стремился приучить сына к практической деятельности: определил на службу в Преображенский полк, брал с собой в походы (в 1704 г. заставил участвовать во взятии города Нарва), поручал разные военно-административные задачи, например сбор рекрутов, строительство укреплений. Однако все это лишь тяготило набожного и чувствительного молодого человека. Пример тому - следующий эпизод: после приезда из Европы он попытался прострелить себе руку, боясь, что отец потребует продемонстрировать умение чертить, за что был им избит.

Не способствовали потеплению отношений в августейшем семействе даже женитьба Алексея на немецкой кронпринцессе Софье Шарлотте Брауншвейг-Вольфенбюттельской и рождение у них сына, названного в честь деда Петром. И в конце 1716 г. во многом под влиянием окружения царевич тайно вы-

ехал в Австрию под защиту императора Карла VI. Лишь через два года угрозами и обещаниями удалось вернуть его в Россию. Беглеца заключили в Петропавловскую крепость, где на допросах он рассказал о намерении по восшествии на престол отказаться от отцовских нововведений, и приговорили к смертной казни (виновным его признали 127 высших сановников державы - сенаторы, представители духовенства, генералитета). Однако Алексей не дожил до приведения ее в исполнение: по официальной версии умер от апоплексического удара, по другим - от пыток или был тайно задушен.

Эта трагедия не перестает будоражить умы уже три столетия. Действительно, гибель наследника династии от руки монарха-отца - событие не ординарное. Впрочем, в нашей истории подобное уже случалось: сына убил Иван IV Грозный (1533 - 1584 гг.). Однако он действовал в припадке ярости и впоследствии приходил в отчаянье от чудовищности и, главное, греховности содеянного. Конец же Алексея - исход политического противостояния, воплощенный в приговоре суда.

Преднамеренная жестокость поразила тех, кто полтора столетия назад узнал о последних днях царевича. В середине XIX в. историк, действительный член Петербургской АН Николай Устрялов нашел архивные материалы, доказывавшие: Алексея пытали незадолго до смерти, что, возможно, и стало ее непосредственной причиной. Публикация столь сенсационных документов вызвала в обществе громкий резонанс, и в течение последующих десятилетий внимание множества отечественных исследователей было приковано к взаимоотношениям государя и его сына.

Подобный интерес вполне объясним. Ведь еще в XVIII в. в нашей стране был фактически создан культ Петра Великого*. Первого русского императора наделяли почти божественными атрибутами: его уподобляли Творцу, создавшему Порядок из Хаоса. Вспомним пассаж видного историка XIX в., академика Петербургской АН Михаила Погодина: "Какой сегодня день? 1 января 1841 года - Петр Великий ве-

* См.: Ж. Алферов, Э. Троп. Санкт-Петербург - российское "окно в науку". - Наука в России, 2003, N 3 (прим. ред.).

лел считать годы от Рождества Христова... Пора одеваться - наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завел он; шерсть подстрижена с овец, которых развел он. Попадается на глаза книга - Петр Великий ввел в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начинаете читать ее - этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным... Приносят газеты - Петр Великий их начал... За обедом от соленых сельдей и картофелю, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведенного, все блюда будут говорить нам о Петре Великом...".

Убийство сына едва ли смогло бы разрушить сложившийся образ государя-реформатора, но пошатнуть - безусловно. Более того, в "зазоре" между его величием и страданиями Алексея возникало множество вопросов: о необходимости и цене реформ, старой и новой России, ее церкви, народе... Идея рассматриваемой книги как раз и заключается в том, чтобы представить взгляды на них писателя и ученого.

Роман Мережковского "Антихрист (Петр и Алексей)", увидевший свет в 1905 г., очень точен исторически, но сильно отличается от предшествовавших литературных произведений, посвященных данной теме. Его концепция выстроена на эстетических принципах символизма*, представителем которого являлся автор, поэтому все персонажи и события превратились в образы-символы, а повествование - в философскую притчу. Надо сказать, в творческих исканиях писателя значительное место занимало стремление понять и осмыслить прошлое как путь духовного развития человечества, причем особенно пристальный интерес у него вызывали переходы от одной эпохи к другой.

Мережковский принципиально отказался от общепринятого тогда взгляда на Алексея как на противника всего нового, стремившегося осуществить

* Символизм - направление в европейском и русском искусстве, литературе 1870 - 1910-х годов, сосредоточенное преимущественно на выражении "вещей в себе" и идей посредством многозначно-иносказательного художественного образа (прим. ред.).

контрреформу, вернуть близкую его сердцу Московскую Русь. В романе царевич вполне понимает, даже в какой-то мере разделяет устремления отца. Однако технократическая западная культура, навязываемая стране Петром I, по мнению наследника, едва ли способна что-либо изменить к лучшему: "Наука в развращенном сердце есть лютое оружие делать зло", а происходящие преобразования лишены духовной составляющей.

Концепция Алексея, по версии автора, принципиально иная, причем всеобъемлющая: он видит будущее мира не в социально-политических изменениях или науке, навигации, фортификации, а во внутреннем преображении человека, в правде, любви, красоте. Император, следуя за своей европейской мечтой, утратил высшую нравственность, погубил свою и многие христианские души; царевич, напротив, обрел духовную высоту, "пожалел народ". И если государь отказался от Бога, его наследник пришел к нему.

Писатель стремился показать: отречение Петра I от "истинного знания" стало причиной как его личной трагедии, так и разрушительных процессов в сознании последующих поколений. По мнению Мережковского, исторические деятели должны не просто преобразовывать материальную сферу жизни в широком смысле слова, но являть собой нравственные образцы, поддерживать христианскую мораль. При этом полярные воззрения царевича и его отца представлены в романе с такой полнотой, убедительностью, ясностью, что читатель, не понимая до конца повествования, на чьей стороне симпатии автора, вынужден метаться между героями, принимая позицию то одного, то другого.

В иной плоскости находится исследование взаимоотношений Петра I и Алексея в очерке Каменского "Реформы и их жертвы". Не избегая темы нравственных исканий персонажей, этот историк задумался о необходимости и значимости самих преобразований, осуществлявшихся в XVIII в. в нашем госу-

дарстве. Констатируя очевидность их высокой цены, указывая на трагедию царевича, анализируя системные изменения, происходившие в русской жизни, он пришел к выводу: сделанное императором было "единственной возможностью преодолеть кризис и сохранить страну от распада. Причем спасти Россию в этих условиях могли только радикальные реформы, связанные с европеизацией".

Более того, ученый констатирует, что подобный взгляд на этот период отечественной истории не уникален, и приводит высказывания виднейших мыслителей прошлого. Так, литературный критик, публицист Виссарион Белинский (1811 - 1848) отмечал: "Петр явился вовремя: опоздай он на четверть века, и тогда - спасай и спасайся, кто может". Благодаря начатым им преобразованиям, по мнению философа и поэта, почетного члена Петербургской АН Владимира Соловьева (1853 - 1900), наша страна избежала участи Византии*. Без них, с точки зрения революционного народника Льва Тихомирова (1852 - 1923), мы "утратили бы национальное существование, если бы дожили в варварском бессилии до времен Фридрихов Великих, Французской революции и эпохи экономического завоевания Европой всего мира".

Сходных взглядов придерживался и религиозный философ Иван Ильин (1882 - 1954): царь-реформатор "понял, что народ, отставший в цивилизации, в технике и знаниях, будет завоеван и порабощен". На аналогичной позиции стоит и современная наука: без петровских преобразований, пишет Каменский, "России грозила бы участь Оттоманской Порты или Китая, которые перестали быть субъектом исторической инициативы и на долгие столетия превратились в заповедники мертвого традиционализма".

Столь разные, казалось бы, рассуждения писателя и историка сходятся в одном: оба ясно указывают на сложность, внутреннюю противоречивость, невозможность однозначной оценки трагедии Петра I и Алексея. А значит, она еще долго будет будить воображение, вдохновлять на нравственные искания литераторов, звать к научным открытиям исследователей.

* Существовавшая с IV в. Византийская империя, распавшись в XIII-XIV вв. на ряд независимых областей, в 1450 - 1460-х годах была завоевана турками и прекратила существование; в хозяйственной жизни ее бывших территорий наступил период длительного упадка (прим. ред.).

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: