Историк-марксист, принимай участие в международных конгрессах, где большинство принадлежит представителям буржуазной исторической науки, важнейшей своей задачей должен считать противопоставление методологическому хаосу, идеалистическим установкам современной буржуазной историографии строгих методологических принципов исторического материализма и выяснение тех перспектив, которые открывает перед наукой применение марксо-ленинского метода. Эта задача стояла на Варшавском конгрессе перед советской делегацией конечно во всех секциях, в которых она выступала. Но с особой четкостью делегация могла поставить вопросы методологии в той секции, которая была специально посвящена "историческому методу и исторической теории". Естественно, что на участие в работах этой секции с самого начала было обращено советскими представителями сугубое внимание.

В программе секции стоял целый ряд докладов, тезисы которых давали основание для дискуссии.

Но из них три доклада по разным причинам не состоялись. Бугле (Париж), заявив доклад на тему "История и социология", не приехал на конгресс; доклад Набгольца (Цюрих) "Отношение между политической и хозяйственной историей" был перенесен на пленарное заседание конгресса (а на планерных заседаниях дискуссии не бывает); наконец доклад Кейльго (Осло) на тему Исторический "материализм или исторический синтез" не состоялся по неизвестным причинам (шел разговор о том, что Кейльго испугался заявленных выступлений советских историков).

Между тем именно в связи с этими докладами нам было наиболее удобно выявить наши принципиальные методологические установки.

Из оставшихся в повестке докладов два первых были посвящены "историческому синтезу". Это были доклады Флинга (Соединенные штаты) и Берра (Париж). Понятие исторического синтеза, взятое с формально логической стороны, представляется вполне приемлемым для исторического материализма. История как наука не отказывается от синтеза. Но и состоявшиеся доклады, и тезисы несостоявшегося доклада Кейльго, и прения показали, что для значительной части собравшихся на конгрессе историков "синтез" является знаменем, под которым об'единяются враги исторического материализма. Сторонники "синтеза" закляли прямо, что с историческим материализмом "покончено", что он стоит "вне науки" и т. д. Само собой разумеется, что оставить подобные рассуждения без должного отпора мы не могли. Вынужденные отказаться от заранее заявленных выступлений по докладу Кейльго ввиду того, что он не состоялся, мы (я и Н. М. Лукин) потребовали слова после доклада Берра.

Первую часть своей речи я посвятил критике риккертианского понимания задач истории, защищавшегося в докладе Флинга (кстати сказать, ничего нового от себя к старым риккертовским положениям не прибавившего). Флинг, следуя за Риккертом, провел резкую принципиальную грань между историей и естествознанием. Это, по его выражению, два различных способа организации реальности. Не касаясь за недостатком времени идеалистического взгляда на науку как на способ "организации реальности", я старался показать, что специфичность истории как науки лежит лишь в специфичности ее об'екта. Поскольку историческая действительность закономерна, история была бы неполноценна как наука, если бы она отказалась от выявления исторических закономерностей. С другой стороны, как всякая наука, изучающая об'ект, меняющийся во времени, история стремится дать изображение этого процесса изменения. Мы можем условно согласиться историю как науку, устанавливающую законы развития, именовать социологией. Но отрывать социологию от истории невозможно, ибо социология, не опирающаяся на исторический материал, вырождается неизбежно в систему пустых абстракций, а история, не руководимая пониманием исторических закономерностей, теряет значение науки, превращается в груду разрозненных фактов, группируемых по субъективным критериям в угоду тем или иным классовым интересам.

Далее я показал, что историческая концепция Риккерта и Флинга, как ни старался последний отмежеваться равно и от материализма и от идеализма, является по существу концепцией идеалистической. Она предполагает наличие об'ективных, вечных, - следовательно надчеловеческих, надисторических ценностей. А это построение неизбежно приводит к идее надчеловеческого высшего существа. И недаром один из историков, выступавших в прениях, указывал на необходимость иметь в виду при историческом синтезе три элемента: природу, общество и бога.

Он, как известный ребенок в андерсеновской сказке, не побоялся сделать логический вывод из всей концепции, вывод, перед которым иные останавливаются или о котором предпочитают молчать. Отметив эту тщательно скрываемую связь системы воззрений, защищаемых Флингом, с идеей божества, я подчеркнул, что мы, исторические материалисты, гордимся тем, что в наших научных построениях мы не испытываем никакой нужды в этой "старой гипотезе". И когда в XX в, кто-либо защищает идеи, приводящие в прямой богословской или в завуалированной философской форме к восстановлению в своих правах "высшего существа", то мы считаем это симптомом научной реакции, отражающей в свою очередь реакционные общественные установки современной буржуазии.

Переходя к тезисам Кейльго, я показал, что Кейльго, берущийся критиковать с точки зрения "синтеза" исторический материализм, обнаруживает непонимание существа исторического материализма, подменяя его учением о примате "экономического фактора". Он, говоря о "зерне" марксова учения, не упоминает вовсе о понятии производительных сил и их развитии. Между тем, по учению Маркса, именно развитие производительных сил является двигателем исторического процесса. Уровнем производительных сил определяется отношение общества и природы, степень власти человека над природой. Стройной, монистической системе Маркса Кейльго пытается противопоставить понимание истории как синтеза деятельности различных равноправных человеческих потребностей или влечений (половая потребность, потребность власти и т. д.). Он исходит очевидно из неизменности этих свойств "человеческой природы", уподобляясь рационалистам XVIII в. Его "новое" слово очень и очень старо и конечно ничего не сможет дать нового исторической науке. Некоторые из перечисленных им влечений вовсе не всем общественным классам присущи, другие имеют весьма различные формы в различных исторических условиях. Историческое измерение этих влечений и их форм само требует своего объяснения. Исторический материализм отнюдь не отрицает ни факта их существования, ни факта их взаимодействия. Но исторически понять как характер влечений, так и характер их взаимодействия в каждую данную эпоху дает нам возможность только историческая концепция Маркса.

Тов. Лукин в своей речи, остановился на двух моментах: на провозглашенной некоторыми из ораторов "превзойденности", "устарелости" марксизма и на марксистском понимании исторической закономерности. Он обратил внимание собрания на поразительное противоречие между хронически произносимыми речами о конце, о гибели марксизма и разительными фактами, свидетельствующими о расширяющемся влиянии марксистского понимания истории. Это вынуждены признать даже такие противники марксизма, как Кейльго, заявляющий в своих тезисах, что марксизм стал мощным фактором науки не только в Советской союзе, но и во многих буржуазных странах Н. М. Лукин привел целый ряд примеров бесспорного влияния исторического материализма на исследователей конкретных исторических явлений (на Гроссе, Белоха, Сальвиоли, Допша, Зомбарта, Матьеза и др.). Пожалуй, еще более показательно влияние марксизма, отражающееся в работах социологического характера (Трейльч, Макс Шелер). Эти мыслители, выступая против марксизма, вынуждены тем не менее дать ему весьма высокую оценку как теоретической системе и признать бесспорность некоторых его основных положений. Этот факт широкого воздействия марксизма на представителей буржуазной науки т. Лукин об'ясняет не только логической стройностью и законченностью марксистского учения, но в первую очередь колоссальными завоеваниями марксизма среди рабочих масс всего земного шара и кризисов буржуазной идеологии, связанным с общим распадом капиталистического мира.

Переходя к вопросу о характере исторических законов, т. Лукин указал, что для марксизма исторические законы столь же непреложны, как и законы естественно-исторические. Это - действующие с железной необходимостью объективные законы,

Дружеский шарж худ. Уотеса

Акад. В. Волгин (Ленинград)

составляющие часть законов движущейся материи, ибо общество - лишь часть, природы вообще. Наличие этой об?ективной закономерности и делает возможным исторические прогнозы, которые мы находим у Маркса и которые блестяще подтверждены всем развитием капиталистического общества до наших дней. Но из этого отнюдь не следует, что исторические законы тождественны например с законами биологическими. В обществе мы имеем особый тип закономерности. Там, где мы имеем дело не просто с homo sapiens, а с производящим, общественным человеком, там вступают в силу законы истории, которые и вскрыты Марксом в его учении об общественном бытии, определяющем общественное сознание.

Дискуссия фактически закончилась нашими выступлениями. Ораторы, легкомысленно уверявшие до наших речей, что марксизм утратил уже научное значение, повидимому не чувствовали себя "в настроении" браться за более трудную задачу опровержения выдвинутых нами положений. Подводивший итоги председатель, профессор Берр счел себя обязанным сделать в заключительной речи ряд реверансов по адресу марксизма как теории, оказавшей бесспорные услуги исторической науке. Но тут же, как и следовало ожидать от буржуазного эклектика, он отметил и "односторонность" марксизма, обнаружив этим, что существо исторического материализма ему не удалось понять и после наших речей. Но наша задача и не состояла в том, чтобы переубеждать "маститых" буржуазных ученых, - это было бы совершенно безнадежно. Нам важно было противопоставить наши марксистские взгляды идеалистическому хаосу, царящему в умах буржуазных историков, чтобы воздействовать на настроения колеблющейся радикальной молодежи, несомненно интересующейся марксизмом. И эту задачу мы, думается, выполнили.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: