Человек, который давал спасенным шедеврам вторую жизнь, стал опасаться за свою собственную. О наступившей для семьи неуютной жизни в СССР рассказывает дочь знаменитого коллекционера

(Окончание. Начало см. в N за 12 февраля).

- Алики, а легко ли было человеку попасть к вам в квартиру, чтобы посмотреть коллекцию, если этого человека, конечно, звали не Эдвард Кеннеди?

- Я сама к себе домой однажды не могла попасть. Выхожу из лифта, на лестничной площадке стол стоит. За ним - человек со списком. Спрашивает: "Ваша фамилия? Какой у вас номер?" А это архитекторы к нам пришли. Сразу 90 человек.

Художники, коллекционеры шли постоянно. Инкогнито приходили физики, ракетчики. В день у нас бывало до сотни человек. От этого порой становилось плохо. Должен приехать, скажем, министр культуры Греции. А мама из дома - "хоть король!"

Эдвард Кеннеди приехал к нам во время визита в Москву в 1974 году. От Кеннеди позвонили и спросили, нельзя ли также организовать вечер, на котором сенатор мог бы познакомиться с деятелями культуры. Папа стал обзванивать людей на свой страх и риск. Помню, были Андрей Вознесенский, вдова Прокофьева Лина, много народу было. Майя Плисецкая не пришла - ей, видимо, не разрешили. Вместо нее появился ее брат Азарий. Он тогда был женат на балерине-кубинке. Я представила его Кеннеди. Сенатор, узнав, что перед ним брат Майи, пошутил: "Мы с вами обречены оставаться братьями". То есть быть в тени знаменитых родственников.

Кеннеди очень понравилась коллекция. У них с отцом потом завязалась переписка. Сенатор приглашал его в Вашингтон. Но отец приглашением так и не воспользовался.

...

Как только властям стало ясно, что отец Алики собрал вовсе не хлам, а сокровища, для семьи коллекционера началась неуютная жизнь. Начались страхи. В том числе и страх ограбления.

Костаки обворовали. Дверь не взламывали. Но из запасника исчезли восемь гуашей Кандинского, работы Клюна, другие вещи. Обращение в милицию ничего не дало.

Через год человек, который считался в семье другом дома, пригласил Костаки и всю его семью далеко за город на шашлык. Возвращался Георгий Дионисович с дурным предчувствием. Опять кража.

А через пару дней вдруг загорелась его старая дача в Баковке, где хранились работы молодых художников. Примчавшись, он не обнаружил икон. Если бы они сгорели - остались бы следы.

От шока и наивности "грек-чудак" написал два письма - Брежневу и Андропову. Пытался пробиться на прием к Андропову. Безрезультатно. Хотя, как теперь ясно, дело было государственной важности. Попробуй кто-нибудь сегодня украсть из Третьяковки хоть одну работу, переданную ей Костаки!

Тут Костаки узнал, что женатого на англичанке человека, на которого падало его подозрение (о чем он и сообщил "куда следует"), преспокойно выпускают в Лондон - с концами. Костаки понял, что его обманули. Тогда он прибегнул к последнему средству: рассказал эту историю иностранным журналистам. Те сгустили краски: мол, чуть ли не всю коллекцию украли. Для партноменклатуры замаячил международный скандал.

"Меня предупредили, что, если я буду настаивать на расследовании, будет хуже: в газетах появятся статьи о том, что Костаки спекулирует картинами", - вспоминал Георгий Дионисович. Он заявил, что ответит статьями в зарубежной печати. Началась травля. Звонил телефон, и трубку забивало матерщиной: "Ты, твою мать, жулик, ты переправил много картин за границу, ты не коллекционер, а спекулянт! У тебя все отберут!"

- Алики, предложения нелегально вывезти картины были?

- Были. В случае согласия отца ему предлагали половину выручки от продажи картин за рубежом. Но отец всегда отвечал: "Зачем?"

Нелегально переправлять за границу коллекцию, которая была известна уже во всем мире... А дальше-то что?

Мы уже двадцать лет в Греции живем. Девять лет, как нет папы. А вывезенная нами часть коллекции не распродана. Ведь это означало бы предать отца. Я сама уже несколько лет этой коллекции не видела. Она находилась в Кельне, в спецхранилище. Сейчас собрание доставлено в Салоники.

...

В воспоминаниях отец Алики писал: "Было так страшно, что мы с дочерью Лилей перестали ездить вдвоем на машине. Избегали короткой дороги через мост, ведущей к нам на Юго-Запад, - боялись, что грузовиком нас могут спихнуть в реку, ездили по Ленинскому проспекту, делая круг. Лиля - на своей машине, я - на своей. Так продолжалось долгое время. Мы все измучились. И я не выдержал, решил покинуть СССР".

- Алики, но почему именно метромост, грузовик?..

- А что было бы проще?

Конечно, у страха глаза велики. Но я спрашиваю себя: имела ли основания семья Костаки для страха? Более чем веские. Убивали ведь не только заморских братьев Кеннеди. Гробили братьев Костаки.

Самый старший из братьев Георгия Дионисовича - Спиридон - был для него кумиром. До войны он, не имея советского гражданства, выигрывал чемпионаты страны по мотогонкам. Многим не нравилось, что лавры доставались иностранцу. В июне 1930 года чья -то преступная рука опустила двойной шлагбаум на трассе во время заезда, в котором лидировал Спира. Под первым шлагбаумом он проскочил. Но на железнодорожном полотне гонщика подбросило, и он грудью ударился о второй шлагбаум. Все произошло практически на глазах у Георгия. Через три часа Спира скончался в больнице на Таганке. Вскоре после этого угас поседевший за одну ночь отец.

В 37-м в один день арестовали мать, тетку и младшего брата Митю - всем "пришили" 58-ю статью.

Может, Георгий Дионисович и переоценивал угрозу, исходившую от КГБ. Но у Костаки имелся жизненный опыт, а у компетентных органов - богатые традиции.

- И тогда я сказала отцу, - рассказывает Алики, - что ему нужно сходить к Семенову. А Владимир Семенович был большой человек - заместитель министра иностранных дел, руководитель советской делегации на переговорах с американцами об ограничении стратегических вооружений. И у него самого была шикарная коллекция живописи. На этой почве они с отцом и познакомились.

Семенов относился к отцу с большим уважением. Отец сообщил: большую и лучшую часть он готов передать в дар Третьяковке, а меньшую часть хотел бы вывезти.

Решающую роль сыграла дружба Семенова с Андроповым.

"Вопрос был решен через Андропова - это я знаю точно", - сказала мне вдова Семенова Лидия Ивановна, которую я разыскал, вернувшись в Москву.

...

Настал день раздела коллекции. В Третьяковской галерее для этого выделили группу экспертов во главе с зам. директора Виталием Маниным. "Манин оказался благороднейшим человеком, - вспоминал Костаки. - Он говорил: "Это, Георгий Дионисович, оставьте себе". А я в ответ: "Нет, это вы должны взять, потому что второй такой вещи нет". Так и шла наша дележка... Настрой у меня был таков: я, Георгий Костаки, действительно сделал большое дело, но ради чего, для кого?.. Пройдет еще десять лет, ну двадцать лет, меня не будет, а после себя нужно что-то оставить, хотя бы доброе имя".

О добром имени. Мне удалось разыскать Виталия Серафимовича Манина. От него я узнал любопытную деталь. По коллекции принималось специальное решение Секретариата ЦК КПСС. Был там пункт, в котором оговаривалось, что все переданные Георгием Дионисовичем в Третьяковскую галерею произведения должны быть снабжены этикетками: "Дар Г. Д. Костаки". Бумага не дошла до сотрудников Третьяковки. И этот пункт не выполнен до сих пор...

И вместо эпилога. Сообщалось, что часть коллекции, которая оказалась в Греции, уже куплена правительством этой страны. Информация не соответствует действительности. Хотя переговоры о том, чтобы коллекция стала доступной для всех, ведутся с 1995 года.

- В чем причина того, что переговоры растянулись во времени? - спрашиваю я Алики.

- Нам просто не повезло. Начинались переговоры при одном министре культуры, потом пришел другой, а сейчас мы говорим уже с третьим. В чем идея? В Греции хотели бы создать музей современного искусства. Наша коллекция могла бы стать ядром экспозиции. Но ядро должно обрастать другими произведениями искусства примерно такого же качества. А сегодня, к примеру, первоклассных Матиссов или Пикассо на рынке не осталось. Покупать средненьких?..

Пока неизвестно, где будет располагаться музей. Но если все получится, это будет большой победой. Потому что коллекция достойна музея - и только его. И очень хорошо, что наши партнеры уже сейчас думают о сотрудничестве с Москвой. Нам нужно работать вместе. Ведь это одна и та же коллекция. Это коллекция Георгия Костаки.

(Автор выражает признательность редактору газеты "Афинский курьер" журналисту Владимиру Малышеву за содействие, благодаря которому эта публикация во многом стала возможной.)

Постоянный адрес данной публикации: