статья третья

ГЕРМАНСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ В БОРЬБЕ за СПАСЕНИЕ ГЕРМАНСКОГО КАПИТАЛИЗМА

После отставки Куно, вынужденной августовской всеобщей стачкой и революционным под'емом, социал-демократия перешла от поддержки буржуазного правительства извне к непосредственному участию в правительстве "большой коалиции". Сам факт выступления социал-демократии в правительство, как и вся ее политика в этот период, привел к срыву всеобщей стачки и к использованию социал-демократами своего положения для борьбы за спасение и стабилизацию капитализма, для решительной борьбы против подымающейся все выше революционной волны, а позже для всемерного содействия буржуазии в ее контрнаступлении на рабочий класс.

Задачами, стоявшими перед германской буржуазией (а следовательно и перед социал-демократией!) на этом пути, были, во-первых, разрешение финансового вопроса, без чего нельзя было и мечтать об ослаблении и изживании глубокого хозяйственного кризиса, в котором находилась Германия, и о какой бы то ни было стабилизации; во-вторых, разрешение рурского вопроса, так как дальнейшее продолжение оккупации и политика пассивного сопротивления были крупными факторами, усложнявшими политическую ситуацию в Германии.

Но германская буржуазия понимала, что результаты каких бы то ни было мероприятий в деле разрешения этих задач, даже если они будут выполнены с успехом, скажутся далеко не сразу, что спасение германского капитализма немыслимо без быстрых и решительных мер, проводимых ею при непосредственном содействии фашистских организаций и социал-демократия.

Эти меры должны были быть направлены как на кровавое подавление революционного рабочего класса, так и на преодоление революционного под'ема путем обмана рабочих и создания иллюзий о возможности разрешения противоречий не революционным путем, а путем классового "сотрудничества". Социал-демократия с честью выполнила эти функции "попа и палача" осенью 1923 г. Сорвавшая августовскую всеобщую стачку, оказавшая активную помощь буржуазии в борьбе ее против Саксонии и в подавлении героического Гамбургского восстания социал-демократия с неменьшим усердием устремилась к разрешению указанных выше задач, со всей неотложностью вставших перед буржуазией.

Социал-демократия совершенно недвусмысленно квалифицировала правительство большой коалиции как последний резерв и последнюю

ставку буржуазия. При вступления в правительство социал-демократическая фракция рейхстага выступила со следующей декларацией.

"Ввиду трагического положения, в котором очутился народ, парламентская фракция из'явила готовность взять на себя часть ответственности и посильно постарается поправить дело".

Программа социал-демократии заключалась в требовании финансовой реформы, перехода на заработную плату по твердому курсу, отделения рейхсвера от тайных организаций, активной внешней политики и вступления Германии в Лигу наций. Для разрешения финансового вопроса и борьбы с тяжелым хозяйственным кризисом социал-демократия поставила на пост министра финансов свою красу и гордость, автора "Финансового капитала " Гильфердинга.

Последний начал с весьма решительных речей о "свирепом обложении":

"Мы будем жестоко накладывать налоги, мы будем беспощадно их выжимать".

Но ни рабочие, ни мелкая буржуазия и крестьянство не могли служить достаточным источником для выжимания налогов, так как им платить было нечем, а буржуазия, наживавшаяся на политике инфляции и сосредоточившая в своих руках массу иностранной валюты и золота (за время с января по август золотой запас государства в большей своей части перекочевывал в частные руки: с 1005 млн. зол. марок в январе он дошел до 600 млн. в августе), очень быстро оправилась от паники, вызванной революционным под'емом, и платить была отнюдь не намерена. Буржуазия выступила в настоящий поход против новых налогов, систематически саботировала уплату их и начала массовое закрытие промышленных предприятий и увольнение рабочих.

В ответ на призывы к сдаче в банк иностранной валюты буржуазия предпочитала переправлять свои капиталы в иностранные банки. Характерно, что, несмотря на все это, буржуазия продолжала и при правительстве большой коалиции пользоваться государственным кредитом, столь выгодным ей в условиях падающей валюты.

В результате "свирепого обложения", проводимого в столь выгодной для буржуазии форме, падение курса марки шло со все большей быстротой: за один месяц курс доллара поднялся с 4 млн. марок до 130 млн. Только позже удалось с величайшими трудностями достигнуть стабилизации валюты, - когда буржуазия до конца исчерпала все выгоды, приносимые ей политикой инфляции; когда дальнейшее падение курса марки уже не могло удовлетворять ее хищнических стремлений и тенденций, она пошла на прекращение инфляции.

Социал-демократия была агентом буржуазии не только во внутренних; но и во внешнеполитических делах. Осенью 1923 г. перед германским капитализмом со все большей ясностью выступала необходимость разрешения вопроса о Руре. А так как Франция очевидно не имела никаких намерений освободить Рур до прекращения пассивного сопротивления, то необходимо было поставить ребром вопрос о капитуляции. Мы видели выше, что оккупация Рура ударяла отнюдь не по крупным капиталистам Германии, а целиком падала бременем на рабочий класс и широкие массы трудящихся. Больше того, крупная буржуазия Германии умудрилась сделать весьма выгодные делишки на базе инфляции.

Представители тяжелой индустрии рассматривали пассивное сопротивление как метод борьбы за более выгодную сделку с французскими капиталистами и поэтому не спешили с капитуляцией. Правительство Куно выражавшее интересы этих слоев буржуазии, "держало марку" и

настаивало на продолжении пассивного сопротивления. Весной 1923 г. Куно сулил: "Сопротивление будет продолжаться до дня освобождения!" Даже 8 августа, накануне своего падения, он выступил с речью, призывавшей к поддержке. Указав, что на соглашение с Францией пет никаких надежд, так как правительство последней считает необходимой предпосылкой для каких бы то ни было переговоров прекращение "политики пассивного сопротивления", Куно сделал вывод, что Германия на это пойти не может. В то время как раньше политика Куно шла впрок крупным капиталистам Германии, теперь к осени 1923 г. политика пассивного сопротивления уже в значительной степени исчерпала себя даже с точки зрения их классовых выгод: политика инфляции привела валюту в такое состояние, что дальнейшее ее продолжение привело бы к окончательному разрушению всего хозяйства и делало невозможным накопление прибылей в руках крупных капиталистов, которое удавалось им раньше благодаря инфляции. Поэтому представители тяжелой индустрии тоже мало-по-малу склоняются к мысли о необходимости капитуляции. Еще задолго до прекращения политики пассивного сопротивления германские капиталисты не только поддерживали связь и вели переговоры о соглашении с французским капиталом (это было показано выше с достаточной ясностью), но и шли на прямую ломку "сопротивления". Так например в результате соглашения между фирмой Круппа и частью группы Лушера, имевшего место в июле - августе 1923 г., представители фирмы Круппа заставили своих рабочих прекратить пассивное сопротивление на их предприятиях.

Очереди за маргарином, картофелем и другими продуктами в Берлине во время инфляции в 1923 г.

18 июля, когда французские оккупационные войска заняли фабрики рейвского металлургического общества в Дюссельдорфе, рабочие об'явили забастовку, но в ответ на это прочли приказ предпринимателей о немедленном выходе на работу, о прекращении выплаты зарплаты всем бастующим и об об'явлении расчета тем, кто не станет на работу до 20 июля. Дня "пассивного сопротивления" были сочтены. Когда Куно был сброшен августовской всеобщей стачкой и на его место стало правительство Штреземана - Гильфердинга, которое пошло по пути уступок Франции и капитуляции перед французским империализмом, то в вопросах внешней политики оно не встретило большого сопротивления со стороны финансовых магнатов Германии. Грандиозная панама и шантаж широких масс трудящихся, развернутые германскими капиталистами при непосредственном участии социал-демократии в форме "пассивного сопротивления", должны были найти свое завершение в капитуляции. Естественно, что для того, чтобы ликвидировать эту панаму, приведшую хозяйство страны к совершенному развалу, а рабочий класс и широкие массы трудящихся к голоду и огромному возмущению, нужно, было действовать весьма "деликатно".

18 сентября Гильфердинг заявил, что отпуск государственных средств для поддержки сопротивления придется прекратить. Рейхсканцлер собрал совещание членов кабинета и представителей крупного капитала, где доложил о необходимости прекращения пассивного сопротивления, против чего протестов не встретил. 26-го правительство выпустило воззвание с призывом прекратить сопротивление; в ночь на 27 сентября по всей Германии было введено осадное положение, после чего днем 27-го последовала капитуляция без пред'явления со стороны Германии каких бы то ни было условий Франции¹ .

Французские империалисты после капитуляции продолжали третировать Германию как побежденного и "строптивого" врага. В то время как раньше они заявляли, что переговоры будут возможны только на основе капитуляции, теперь, после капитуляции, они отказались вести переговоры с немецким правительством.

Мотивировка этого была чрезвычайно проста:

"Пусть Германия не требует для себя за это награды, ибо к прекращению пассивного сопротивления ее вынудили об'ективные условия".

Вместо переговоров с германским правительством французский империализм предпочел войти в непосредственные сношения с крупными промышленниками Германии через, союзническую контрольную комиссию, через так называемую Micum ("Mission Interallice de Controles des Usines").

Характерно, что теперь, на основе капитуляции, германские крупные капиталисты обещали платить Франции репарации натурой - углем и т. д., т. е. сочли возможным принести французскому правительству те

¹ . Чрезвычайно характерна трактовка вопроса о виновниках капитуляции, даваемая националистом Шпетманом. Ответственность за капитуляцию целиком падает, по его мнению, на германский рабочий класс, который осмелился нанести удар по "единому национальному фронту" своими выступлениями и революционной борьбой против буржуазии.

"Большое коммунистическое восстание (в августе 1923 г.) повлияло на исход пассивного сопротивления гораздо глубже, чем это в свое время казалось. Как августовская стачка 1918 г. явилась фактором, который в обстановке общей нужды германского народа нанес тяжелый удар в спину борющихся на фронте, так коммунистическое рурское восстание августа 1923 г. показало и противникам и сторонникам рурской борьбы с чрезвычайной очевидностью, что дальше продолжать борьбу на такой основе бесполезно". (Spethmann, Zwolf Jahre...", том, IV, стр. 209).

Не будем удивляться такой трактовке причин капитуляция: такова уже логика "беспристрастных" буржуазных историков. Спровоцировавшая оккупацию Руре, и использовавшая оккупацию для бешеной спекуляции и наживы за счет голода германских пролетариев, не раз вступавшая в переговоры с представителями французского капитале буржуазия является для таких историков высшим идеалом!

"жертвы", в которых они отказывали в свое время германскому правительству.

Это лишь мелкий штрих, дополняющий портрет "высокопатриотического" представителя германской буржуазии 1923 г.!

Но венцом всей этой эпопеи является тот факт, что германское правительство не постеснялось выплатить промышленникам кругленькую сумму в 700 млн. золотых марок в виде компенсации за их "страдания" и убытки во время оккупации, подарить им так называемый "Ruhrgeschenk" ("Рурский дар").

В своей речи на заседании министерства 1 ноября 1923 г. рейхсканцлер заранее попытался оправдать эту "жертву" бедным промышленникам тем, что так как пассивное сопротивление привело Рур в тяжелое состояние, теперь моральной обязанностью правительства является дать ему возможность вернуться к нормальному состоянию.

Это дело долго расследовала специальная комиссия рейхстага, но она удовлетворилась тем, что установила незаконность этого "рурского дара", не взыскав с капиталистов ни одной марки.

Как во всей авантюре "пассивного сопротивления", так и в деле его слома и капитуляции перед французским империализмом германская социал-демократия играла позорнейшую роль главного лакея своей буржуазии.

Германская социал-демократия вела активнейшую политику за "единый национальный фронт" с буржуазией и одновременно она достаточно отчетливо выражала стремление крупных германских капиталистов к соглашению с французским капиталом. Германская социал-демократия прикрывала хищническую спекулятивную политику Стиннесов и одновременно старалась уберечь их от революционной "опасности". Социал-демократия предавала революционный пролетариат на кровавую расправу фашистским молодцам и одновременно пыталась парализовать его активность спекуляцией на довольно сильных еще социал-демократических традициях. Социал-демократия была не только вернейшим сподвижником германской буржуазии, но и помощником французского империализма. Ибо никто энергичнее ее не выступал до оккупации за политику выполнения репарационных обязательств перед Францией, а во время оккупации никто столь энергично, как она, не добивался под прикрытием националистической демагогии соглашения между Стиннесами и Лушерами. Далее, благодаря поддержке и активной пропаганде социал-демократами политики "пассивного сопротивления", благодаря борьбе их против попыток пролетариата вести активную борьбу с французским империализмом последний не получил должного отпора в своей рурской авантюре.

Чем глубже становился хозяйственный и политический кризис германского капитализма летом и осенью 1923 г., чем выше подымалась волна революционного под'ема, тем быстрее социал-демократия теряла свою "храбрость" перед упорным в своей агрессивности французским империализмом, тем больше она склонялась к мысли о спасении господства своей буржуазии путем соглашения с французским империализмом, тем более активно выступала она как сторонник капитуляции.

Германская социал-демократия стремилась к капитуляции и потому, что старалась снова наладить "нормальные" отношения с французскими империалистами, и потому, что до ужаса боялась всего, напоминающего ей о нарастании революционного под'ема, о возможности развертывания гражданской войны в Германии.

Но теперь, после всех подвигов германской социал-демократии, поддерживавшей Версальский договор со всеми вытекающими из него последствиями, являвшейся борцом за политику выполнения, а во время окку-

пации против перехода от пассивного сопротивления к активной борьбе революционного пролетариата против германского и французского империализма, - теперь "соглашение" могло означать только тяжелую капитуляцию перед французским империализмом!

Мы видели, что известные руководящие круги германской буржуазии, а вместе с ними и известная часть руководства социал-демократии уже летом подумывали о том, как бы поудобнее "свернуть удочки" пассивного сопротивления и капитулировать. Уже в июле с. -д. Квессель, ярый сторонник французской ориентации, выступает с резкой критикой политики пассивного сопротивления как политики, инспирированной Англией, выгодной только ей, как политика, грозящей Германии гражданской войной.

"Для тех, кто смотрит в корень вещей, русская война носит марку "Made in Englanb..." ("Socialistische Monatshefte", N 7 за 1923 г., стр. 399). Quessel - "Die Opferung Deutschland". Нет сомнения, Германия приведена британской политикой к пропасти гражданской войны".

"В Лондоне желают, кажется, приготовить Германии ту же судьбу, что России 1917 - 1920 гг.: опустошить ее гражданской войной". (Там же, стр. 401).

Социал-демократы, забыв о своих истерических воплях, о необходимости неразрывного единого национального фронта для развертывания пассивного сопротивления против французских оккупантов, теперь снова воспевают политику выполнения. Тот же Квессель пишет осенью 1923 г.:

"Политика выполнения - не социал-демократический каприз, но возложенная на нас мировой совестью нравственная обязанность. Это - конечная причина того, что немецкая борьба за Рур и Рейн нигде не находила полной симпатии народных масс. Будущее Германии требует радикального разрыва со всей рурской ложью" ("Socialistische Monatshefte" N 9, стр. 529, Quessel - "Die Wahrheit uber den Ruhrkrig").

Можно сказать со всей определенностью, что без помощи социал-демократии германской буржуазии было бы так же невозможно ликвидировать рурскую аферу, как и проводить ее в жизнь! Социал-демократия выступает в сентябре с оживленной пропагандой о необходимости капитуляции. Секретарь II интернационала Томас Шоу, выступая в качестве главного маклера, организовал анкетный опрос руководящих кадров социал-демократии в Руре и получил у них согласие на прекращение "пассивного сопротивления" без предварительного очищения Рура от оккупационных войск.

В день капитуляции 26 сентября "Vorwarts" снова на прощанье становится в позу защитника национальной чести Германии и проповедника "моральной силы".

"Историческая борьба на Руре и Рейне между штыками и скрещенными руками решилась в пользу штыков. Насилие празднует победу над моральными силами невооруженной защиты. Трудящиеся народы и все искренние друзья мира во всем мире стоят у могилы большой надежды! Ибо явный, для всех очевидный успех безоружного сопротивления над вооруженным нашествием имел мировое значение и означал наступление нового периода в истории. В тот день, когда будет прекращено пассивное сопротивление без достижения целя, триумф французского милитаризма засияет ярким светом. Но в Европе станет темнее".

Отходная, приличествующая моменту, спета, обрядность соблюдена! На очереди новые "большие дела" социал-демократии: помочь германской буржуазии использовать и поражение революционного пролетариата и капитуляцию перед Францией для безудержного наступления на рабочий класс!

Инвалиды войны (Германия). С картины художника Отто Дикс

СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ КАК ОРУДИЕ БУРЖУАЗИИ в ЕЕ НАСТУПЛЕНИИ на РАБОЧИЙ КЛАСС

Выше мы видели, как своей предательской политикой в революции 1923 г. социал-демократия обезоружила пролетариат и предала его на милость буржуазии; мы видели, какую активную деятельность развила германская социал-демократия для спасения капитализма от грозящей ему опасности пролетарской революции.

Столь же неоценимые услуги оказала германская социал-демократия буржуазии в ее наступлении на пролетариат, развернутом в результате поражения революции.

Если весной 1923 г. в разгар оккупации германские капиталисты соперничали с представителями французского империализма в заигрывании с германскими рабочими, если во время высшего под'ема революционней борьбы германская буржуазия в панике перед непосредственной угрозой революции шла на некоторые мнимые уступки в отношении рабочего класса, то после первых же крупных поражений пролетариата буржуазия перешла в бешеное наступление против него по всему фронту. Преследования революционных рабочих и коммунистической партии, издание ряда чрезвычайных декретов, наконец дикий наскок на жизненный уровень рабочего класса составляли одну сплошную цепь наступления капитала.

Одним из непосредственных результатов поражения пролетариата было наступление промышленников на 8-часовой рабочий день. Последний являлся завоеванием германского пролетариата, вырванным в революционных боях 1918 - 1919 гг.

Этот факт стараются замазать и извратить реформистские лидеры ВОГП. Так председатель ВОГП Лейпарт заявлял в специальной политической комиссии Имперского совета народного хозяйства, что 8-часовой рабочий день достигнут путем "добровольного соглашения". Соглашение это действительно имело место, но не как соглашение рабочих и предпринимателей, а как соглашение между предпринимателями и реформистскими

предателями, которые рассматривали введение 8-часового рабочего дня как метод борьбы за преодоление революционного под'ема и за спасение капитализма; но надо сказать со всей определенностью, что без огромного нажима снизу, без революционной борьбы рабочего класса германская буржуазия и вожди реформистских профсоюзов не пошли бы на эту вынужденную меру!

В противовес разговорам Лейпарта о введении 8-часового дня путем "добровольного соглашения" управделами союза германских железо-промышленников в своем докладе в Эссене со всей ясностью подчеркнул, что обстановка, в которой рабочие Германии добились этой уступки, была такова: перед промышленниками стоял вопрос о том, "как спасти промышленность и каким образом оградить предпринимателей от грозящей всем отраслям промышленности социализации, огосударствления и приближающейся революции" (цит. по Гаммеру, "Красный интернационал профсоюзов" N 1 , стр. 57).

Уже в 1921 г. буржуазия пыталась свести на-нет это завоевание пролетариата, издав проект нового закона о рабочем времени, но встретила упорное сопротивление рабочего класса. 9 ноября 1922 г. в своем выступлении в Имперском совете Стиннес так формулировал свою экономическую программу:

"Немецкому народу придется в течение 10 - 15 лет отрабатывать по крайней мере по 2 часа в день, чтобы поднять производство на такую высоту, которая дала бы ему возможность существовать и еще кое-что откладывать для выплаты репараций".

А его собрат по классу Тисеен незадолго до этого, 14 октября, агитировал рейхсканцлера Вирта в специальном письме к нему:

"Нам, при нашей крайней нужде в интенсивной работе, необходимо без дальнейших колебаний немедленно же возвратиться к прежнему рабочему времени. Осуществить это должно правительство, ибо только оно имеет в своем распоряжения необходимые для этого средства" (цит. по Гаммеру, "Красный интернационал профсоюзов" N 1, стр. 58). В связи с оккупацией Рура эти наскоки на завоеванный пролетариатом в революции 8-часовой рабочий день несколько затихли. Впрочем в числе своих требований, предъявленных правительству уже 25 мая 1923 г., германский Союз горнопромышленников выставил требование издания нового закона о рабочем дне, а также "дальнейшего освобождения хозяйства от непродуктивных тягот" (читай: от социального страхования и т. д.). Без выполнения этих я ряда других подобных ям требований промышленники отказывались дать государству материальные гарантии репарационных платежей.

Теперь осенью 1923 т. на основе крупнейших поражений германского пролетариата настал благоприятный момент для развернутого наступления капитала на 8-часовой рабочий день и на ряд других завоеваний пролетариата. Уже в первом своем выступлении в рейхстаге Штреземан заявил, что ставки мирного времени для германских рабочих недопустимы, так как они повредили бы германскому народному хозяйству на мировом рынке.

Главным аргументом предпринимателей в их наступлении на жизненный уровень германского пролетариата был следующий: Германия раздирается тяжелым хозяйственным кризисом. Рурская оккупация и вызванная ею политика пассивного сопротивления привели к вынужденной приостановке производства на важнейших его участках. Тот, кто думает разрешить вопрос обложением имущих классов, глубоко ошибается. Выход только в интенсивнейшей работе "всего германского народа". Они опускали в этой "убедительнейшей" аргументации только ту одну небольшую деталь, что разделение труда в этой "работе по восстановлению Германии" будет попрежнему заключаться лишь в том, что германские рабочие будут работать за голодную зарплату, а германские капиталисты будут

энергичнейшим образом накоплять обильные прибыли за счел пролетариата!

В своем походе на 8-часовой рабочий день предприниматели не ходили себе соратников в лице социал-демократия.

Последняя лишь симулировала "борьбу" против наступления капитала на элементарнейшие завоевания германского пролетариата. Реформистские лидеры профсоюзов вступили в переговоры с промышленниками по вопросу о введении сверхурочных работ и удлинении смен в интересах поднятия производительности труда. В своей пропаганде среди рабочих социал-демократия призывала их думать в первую голову не о своих классовых задачах, а о нуждах демократического (!!) государства и всего германского народа.

Приведем яркий образчик этих мудрых рецептов, прописываемых одним из социал-демократических лекарей капитализма и "Socialistische Monatshefte".

"Класс сам является лишь частью общества, и по мере того, как он приобретает влияние на целое, он должен считаться с потребностями этого целого"... "Близорукая политика борьбы за собственные интересы, в которой мы часто упрекаем капиталистов, должна быть избегнута пролетариатом. Многие стачки после ноября 1918 г. были результатом пренебрежения этой высшей точкой зрения и даже вредили классовым интересам рабочих тем озлоблением, которое они вызывали.

Также недемократично из столь быстро достигнутого 8-часового рабочего дня делать абсолютный принцип, перед которым должны смолкнуть во имя классовых интересов все другие соображения" ("Socialistische Monatshefte" N 7 за 1923 г., Conrad Schmidt - "Entwiklung und Programm", S. 18).

Так с. -д. расчищала путь для капиталистического наступления на элементарные права рабочего класса.

Подобно самим предпринимателям социал-демократия энергично пропагандировала осенью 1923 г. "повышение производительности" труда как важнейший метод для выхода из хозяйственного тупика. Председатель ВОГП декларирует в своей статье в "Vorwarts" от 7 октября:

"Профсоюзы за самое интенсивное увеличение продукции, так как признают, что оно является важной предпосылкой для спасения народа".

Между тем настроение представителей тяжелой индустрии становилось все более агрессивным и нетерпеливым: они считали, что если в августе правительство Штреземана - Гильфердинга было на месте, то теперь оно уже сослужило свою службу, выполнив миссию подавления революционных рабочих и проведения в жизнь капитуляции, и должно уступить место правительству, более непосредственно представляющему тяжелую индустрию Германии. Особенно убедили в этом крупных промышленников постигшие их в начале октября крупные неудачи в связи с переговорами с французскими оккупационными властями и с требованиями, пред'явленными ими правительству Штреземана.

Промышленники обратились к германскому правительству с рядом требований, а именно: возместить промышленникам реквизированный и взимавшийся в виде принудительных налогов во время оккупации уголь и устранить угольный налог на Рур; уполномочить комиссию промышленников вести непосредственные переговоры с оккупационными властями; удлинить рабочее время до 10 часов и уничтожить ряд постановлений, регулирующих социальное обеспечение. Для подкрепления всех этих требований Стиннес заявил 9 октября:

"Германия находится в острой жизненной опасности, речь идет о жизни и смерти большой части германского народа. Здесь эксперименты неуместны" ( "Spetlunann "Zwolf Jahre...". стр. 183).

В ответ на эти требования крупных промышленников со стороны правительства последовал отказ в финансировании угольных поставок: что касается вопроса о рабочем дне, то им было заявлено, что этот вопрос нужно решить в общегосударственном масштабе и что меры в этом отношении принимаются. Социал-демократия инсценировала политику некоторой оппозиции промышленникам в их чрезмерных требованиях, так как для нее было совершенно ясно, что пойти беспрекословно на увеличение рабочего дня означало бы подорвать свой авторитет в глазах рабочего класса и отрезать себе тем самым всякий путь к дальнейшему маневрированию в столь революционной обстановке.

Наступление капитала нашло себе выражение не только в бешеном наскоке на элементарные завоевания рабочего класса, но я в непосредственном нажиме на правительство с требованием введения в него немецких националистов. Политика кабинета Штреземана - Гильфердинга явно не удовлетворяла представителей крупной индустрии, они требовали пересмотра ряда решений, на которые буржуазия пошла в августе под влиянием "паники", и прежде всего пересмотра закона о налогах, далее они требовали более интенсивного наступления на пролетариат. Вызванный ими правительственный кризис начала октября привел к образованию правительства Штреземана, но и оно не могло удовлетворить германских трестовиков. Они все более тяготились правительством большой коалиции и услугами "своей" социал-демократии. Однако в октябре момент для отстранения от власти социал-демократов не был еще подходящим. Развертывались бурные события (Саксония, Гамбург и т. д.), и социал-демократии предстояло сыграть в этих событиях роль главного защитника капиталистических устоев, роль палача германских рабочих. Когда нее эта роль была успешно сыграна, и социал-демократия в достаточной мере обезоружила революционный пролетариат и укрепила силы буржуазии, последняя стала добиваться смены правительства большой коалиции правительством еще более решительного и неприкрытого наступления на рабочий класс. В ноябре все с большей силой слышатся нападки со стороны представителей тяжелой индустрии на правительство большой коалиции и на социал-демократию. 5 ноября мы читаем в статье руководителя союза тяжелой промышленности в "Саксонской рабочей газете" достаточно откровенный призыв к удалению социал-демократов из правительства"

"Сейчас настал момент, когда необходимо разбить социал-демократию всеми средствами. Мы сейчас не можем сделать ничего лучшего, как дать пинок фракции рейхстага объединенной с. -д. партии. Об'единенная с. -д. партия сыграла свою роль в германском хозяйстве. Сейчас мы можем прекрасно отказаться даже от косвенного сотрудничества социал-демократией".

Буржуазия использовала социал-демократию в той мере, в какой это было - необходимо для спасения своего господства, а теперь искала путей к тому, чтобы избавиться от нее. Но и социал-демократия против выхода из правительства особенно не возражала, так как теперь на основе бешеного наступления капитала ей выгоднее было перейти в роль оппозиции, притворно возмущающейся против наступления ею же укрепленной буржуазной реакции. 25 ноября социал-демократия вышла из правительства, и было образовано правительство Маркса.

Буржуазия чувствовала себя теперь на основе поражения германской революции господином положения: на рабочий класс сыпались с новой силой преследования; коммунистическая партия была поставлена вне закона, и тысячи членов партии подвергались тяжелым репрессиям.

Нападение капиталистов на элементарные права рабочего класса приобрело чрезвычайную остроту. Особенно усилился нажим рурских горнопромышленных магнатов на своих рабочих после договора о поставках, заключенного 26 ноября 1923 г. с "Межсоюзнической комиссией" (Micum). В этот же день дюссельдорфский орган Народной партии заявил, что вы-

полнение этого соглашения немыслимо без введения довоенного рабочего времени и сокращения "лишних" 30 проц. рабочих. 30 ноября представители профсоюза горнорабочих дали свое согласие на увеличение рабочего дня: рабочие были выданы с головой на волю предпринимателей! Так как в своем наступлении на рабочий класс предприниматели встретили сильный отпор с его стороны, начались массовое закрытие предприятий и расчет рабочих и служащих с целью вынудить их к уступкам. 1 декабря рурские горнопромышленники об'явили расчет всем рабочим и служащим, причем им было заявлено, что обратно будет принято лишь 70 проц., а 30 проц. должно перебраться в неоккупированную Германию и "заняться сельским хозяйством".

Это широко развернутое наступление капитала на рабочий класс нашло себе особенно благоприятную почву после принятия 5 декабря закона о чрезвычайных полномочиях. Уже не участвуя в исполнительной власти, социал-демократы оказали правительству Маркса помощь в проведении этого чрезвычайного закона; он был принят голосами социал-демократов, Немецкой народной партии, демократов и центра.

Позже, предаваясь воспоминаниям о своих делах в 1923 г., на партейтаге в 1924 г. социал-демократы оправдывали свое содействие правительству в проведении чрезвычайных законов тем, что если бы они этого содействия не оказали, практически это рабочим не помогло бы, так как правительство могло бы все равно всего добиться при помощи § 48!

"Только что достигнутые успехи в стабилизации валюты были бы под угрозой в случае роспуска рейхстага, так как рентная марка являлась чрезвычайно нежным растением" ("Protokollen des s.-d. Parteitages 1924", стр. 90).

Больше того, с. -д. Мюллер даже решается в своем выступлении на партейтаге в совершенно откровенной форме оправдать необходимость введения чрезвычайных законов.

"Демократия и осадное положение не являются абсолютными противоположностями... В тяжелые времена римской республики, несмотря на демократию, не колебались перед предоставлением консулам особых прав" (там же, стр. 91).

Нужно ли удивляться тому, что чрезвычайные законы в зиму 1923 - 24 г. нашли достаточно активную поддержку у социал-демократии?

Теперь путь для дальнейшего развертывания капиталистического наступления и разрешения вопроса о рабочем времени в интересах предпринимателей был расчищен социал-демократией достаточно радикально. 22 декабря на основании закона о чрезвычайных полномочиях было принято постановление, которое давало предпринимателю право изменять рабочее время путем тарифных соглашений и даже доводить рабочий день 30 раз в году до 12 часов. Удар по насущнейшему праву рабочего класса, завоеванному им вопреки социал-демократии в революционных боях 1918 - 1919 гг., был нанесен при помощи этого верного рыцаря буржуазии. В своем воззвании в инваре 1924 г. Исполбюро Профинтерна квалифицировало отмену 8-часового рабочего дня, как проявление наступления капитала на основные права рабочего класса, развернувшегося благодаря позорному поведению профсоюзной бюрократии и социал-демократии и всемирному содействию, оказываемому ими буржуазии в этом наступлении.

В результате всей политики социал-демократии и профсоюзных реформистов в Германии началось массовое бегство рабочих из реформистских профсоюзов; если в конце 1922 г. свободные профсоюзы включали больше 9 млн. членов, то в марте 1923 г. число их членов составляло 7685 тыс., в июне - 7678 тыс., в сентябре - 7431 тыс., а к концу года - 4 млн. членов; таким образом за год число членов в свободных профсою-

зах упали на 5 млн., т. е. почти на 56 проц. общей своей численности. Эти данные выступают во всей своей обнаженности, если вспомнить, что это общие цифры, а по отдельным организациям, где реформистские проф-бюрократы себя дискредитировали особенно сильно, выход из профсоюзов становился прямо-таки повальным: так, союз металлистов потерял в 1923 г. больше 60 проц. членов; берлинский же его отдел потерял с июня по декабрь 1923 г. до 80 проц. своих членов (с 168 тыс. до 32 тыс.).

Действуя в непосредственных интересам наступающего капитала, реформистское руководство профсоюзов повело жестокую борьбу против революционной оппозиции: в январе 1924 г. ЦК ВОГП постановил исключить как целые организации, так и отдельных членов стоящих на почве решений Веймарской конференции революционной профоппозиции.

Политика социал-демократии в революции 1923 г. и ее содействие наступлению капитала, развернувшемуся после поражения революции, делали процесс дискредитации ее в глазах рабочего класса еще более быстрым и интенсивным. Этот процесс нашел свое выражение в том, что вожди социал-демократии были остро ненавистны рабочему классу: так, на берлинском с'езде социал-демократии, созванном в оконце 1924 г., поступил ряд предложений об исключении Эберта как лица, способствовавшего своей политикой изданию чрезвычайных законов; но руководивший с'ездом с. -д. Вельс заявил в ответ, что с'езд не имеет для этого достаточных правомочий. Характерно, что "Форвертс", помещая заметку об этом берлинском с'езде, берет Эберта под свою защиту.

"Мы желали бы, чтобы все функционеры, которые приняли это постановление, сначала приобрели все те заслуги, которые имеет перед партией Эберт благодаря своей многолетней самоотверженной деятельности" (" Vorwarst" от 31/Х 1923 г.).

Еще до этого, 20 ноября 1923 г., Эберт был исключен из членов союза седельщиков за нарушение § 2 устава союза, который гласит следующее:

"Союз имеет целью защиту духовных и материальных интересов своих членов путем об'единения в боевую организацию, стремящуюся к осуществлению социализма". "Член союза Эберт противопоставил себя цели осуществления социализма путем издания закона о чрезвычайных полномочиях и путем подписания приказа о вступлении армии в пролетарскую Саксонию".

Сильнейший упадок влияния социал-демократии в результате ее политики в революции 1923 г. сказался и в потере ею голосов на выборах в рейхстаг весной 1924 г., где она получила на 5 млн. голосов меньше, чем на предыдущих выборах (6 млн. против 11 млн.), в то время как компартия значительно увеличила количество своих мест.

Вельс, делая невинный вид, как бы и не подозревая о "подвигах" своей партии в 1923 г. и о вырванной ими дискредитации ее в глазах широких масс, об'ясняет неудачу в выборах мая 1924 г. очередным наступлением реакции, "упадком волны". "Как в море, в политической жизни народов и партий есть взлеты и падения. Волна 4 мая бросила нас вниз, но ближайшее время поднимает нас снова" ( Protokollen des s.-d. Parteitages", 1924 г., стр. 127).

Социал-демократия должна была употребить чрезвычайно большие усилия для того, чтобы постепенно привести в некоторое "равновесие" свою организацию и чтобы заставить часть рабочих хотя бы на время снова забыть сыгранную ею на всем протяжении подготовки и развертывания революционных боев 1923 г. отвратительную роль лакея буржуазии.

Для этого ей понадобились годы игры в оппозицию и левых маневров, искусно комбинируемых с методами насилия над революционными рабочими, с методами кровавого подавления их революционных выступлений, с методами беспощадной борьбы против их организаций. Ио полностью оправиться после своей предательской деятельности в 1923 г. социал-демократии уже не смогла. Вея линия развития германской социал-демократии после 1923 г. свидетельствует о все нарастающем процессе падения ее влияния на рабочие массы.

У сознательных германских пролетариев память о "подвигах" социал-демократии остается достаточно отчетливой и послужит им важным уроком в предстоящих боях за диктатуру пролетариата.

ПРИЧИНЫ ПОРАЖЕНИЯ РЕВОЛЮЦИИ 1923 и РОЛЬ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ

Революция 1923 г. завершилась тяжелым поражением пролетариата. Это поражение было тем серьезнее, что германский пролетариат вынужден был отступить, не использовав занятых позиций, не развернув решающих боев, благодаря чему буржуазия получила возможность оправиться и нанести рабочему классу ряд тяжелых ударов.

Каковы причины этого поражения пролетариата? Можно ля считать, что оно было неизбежным благодаря отсутствию якобы важнейших предпосылок для успеха? Именно так ставили вопрос правые в КПГ, желая тем самым оправдать взятую ими оппортунистическую линию в деле руководства развертывающейся революцией. Эта антиленинская линия брандлеро-тальгеймеровского руководства сыграла огромную роль в поражении рабочего класса Германии в 1923 году.

"Октябрьское поражение германского пролетариата, - заявляет Тальгеймер, - покоится не на "ошибках" компартии, а на имевшемся к этому моменту соотношении сил в рабочем классе" и сводится к тому факту, что "большая часть пролетариата уже не "мела желания защищать ноябрьскую демократию от фашизма и еще не готова была бороться за " пролетарскую диктатуру" (цитирую по Мстиславскому, "Классовая война", стр. 219).

Эта оппортунистическая точка зрения совершенно неверна, она в корне расходится в действительностью. Основные предпосылки революционной победы в 1923 г. были налицо: тяжелый хозяйственный кризис, глубочайшее разложение в рядах буржуазии и ее главной опоры социал-демократии, тяжелое положение пролетариата и широких слоев трудящихся, придавленных растущей эксплоатацией германских капиталистов и гнетом французского империализма, оккупировавшего важнейшие в экономическом отношении области Германии, нарастание и все больший под'ем революционной волны, переходящей в непосредственно развертывавшийся революционный кризис.

Пролетариат Германии хотел бороться с капиталистической системой: весь ход нарастания революционного кризиса говорит об этом с достаточной ясностью. Но для успешной борьбы против капитализма он должен был быть возглавлен закаленной в борьбе большевизированной коммунистической партией.

Между тем как раз в этом отношении в первый период послевоенного кризиса капитализма в важнейших западноевропейских странах, в том числе и в Германии, дело обстояло далеко неблагополучно.

В своем "Письме к немецким коммунистам" в августе 1921 года В. И. Ленин писал: "Наши партии еще в громадном большинстве стран далеко, далеко не таковы, каковыми должны быть настоящие коммунистические партии, настоящие авангарды действительно революционного и единственно революционного класса!!" (Ленин, т. XXVI, стр. 493).

Тов. Сталин указал на причины отставания суб'ективного фактора в революционной борьбе первого периода послевоенного развития:

"Компартии на Западе развиваются в своеобразных условиях. Во-первых, они неоднородны по составу, ибо они образовались из бывших с. -д., прошедших старую школу, и из молодых членов партии, не имеющих еще достаточно революционного закала. Во-вторых, кадры там не чисто большевистские, ибо на ответственных постах стоят выходцы из других партий, не успевшие еще порвать окончательно с социал-демократическими пережитками" (Сталин, "Основные черты международного положения").

Все это в большой степени относилось и к германской компартия. КПГ была еще чрезвычайно молода, в ней были еще очень сильны пережитки леворадикализма, социал-демократизма. Организационно она еще далеко не была перестроена на большевистских началах; во главе компартии стояло правооппортунистическое брандлерианское руководство¹ .

Все это правело к тому, что, несмотря на стремление рабочего класса к решительной борьбе против капитализма, несмотря на стремление к борьбе у германских коммунистов, партия не сумела возглавить рабочий класс в той сложнейшей обстановке, в которой развивалась революция 1923 г., что обусловило наряду с контрреволюционной ролью социал-демократии поражение германского пролетариата.

Германской компартии противостояла сильная еще социал-демократия, несмотря на быстрый процесс своего разложения пользовавшаяся еще значительным влиянием среди рабочих и усиливавшая это влияние благодаря своей способности к маневрированию.

Как уже было показано выше, крупнейшей политической ошибкой правооппортунистического брандлерианского руководства КПГ было соглашательское отношение его к социал-демократии, в ее правой и "левой" разновидностях, неправильная оценка взаимоотношений социал-демократии и фашизма и вытекающая отсюда тактическая линия правых в отношении социал-демократии.

Правые идеализировали социал-демократию, недооценивали буржуазной ее сущности, не замечали тысячи нитей, связывавших ее с фашизирующейся буржуазией, в частности с откровенно фашистским ее лагерем, наиболее резко осуществлявшим стремление буржуазии к организации буржуазной диктатуры в неприкрытой ее форме.

Правые не видели того процесса фашизации, которому подвергалась изнутри сама социал-демократия, и потому противопоставляли социал-демократию и фашизм, говоря о том, что "социал-демократия побеждена фашизмом" в боях 1923 г., что логически означало призыв к сотрудничеству компартии с социал-демократией.

V конгресс Коминтерна отметил в своих резолюциях, что:

"...исторически ошибочно говорить о "победе фашизма над соц. -демократией": фашизм и соц. -демократия (поскольку дело идет о руководящих слоях того и другого) - это правая и левая наука современного капитализма" (резолюции V конгресса, стр. 36).

Фашизму незачем было побеждать социал-демократию, ибо она делала лишь несколько другими методами общее с ним дело! Социал-демократия на деле не вела и не могла, будучи "близнецом" фашизма, ве-

¹ Пройдя ряд этапов, брандлерианцы окатились впоследствии в лагерь социал-фашизма, в лагерь II интернационала. В своем "Открытом письме" в декабре 1928 года ИККИ так характеризовал этот позорный путь:

"Образование новой оппортунистической, партии внутри компартии, раскол компартии и концентрация правых из компартии с левыми социал-демократами, блок этой оппортунистической концентрации с социал-демократической партией - таковы три основных этапа на пути от Коммунистического интернационала ко II интернационалу, - пути, на который сползают зарвавшиеся главари правой фракции".

сти борьбу против фашистской опасности, а лишь симулировала видимость борьбы против фашизма.

"Нет основания предположить, что боевая организация буржуазии (фашизм) может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки социал-демократии. Столь же мало оснований думать, что социал-демократия может добиться решающих успехов в боях или в управлении страной без активной поддержки боевой организации буржуазии. Эти организации не отрицают, а дополняют друг друга. Это не антиподы, а близнецы".

Эту характеристику, данную т. Сталиным взаимоотношениям между социал-демократией и фашизмом, со всей наглядностью иллюстрирует расстановка классовых сил в 1923 г.

Дальнейшее развитие социал-демократии шло чрезвычайно интенсивно в направлении ее фашизации, по пути превращения ее в социал-фашизм. Это не исключало, а как раз способствовало развитию массовых фашистских организаций, в частности росту гитлеровской партии (национал-социалистов) и ее штурмовых отрядов. Своей политикой "меньшего зла" социал-фашизм сумел чрезвычайно укрепить фашистские организации в Германии и привести к организации одной из форм фашистской диктатуры в этой стране.

Социал-фашисты помогли фашизму одержать ряд крупных побед в Германии, употребив все усилия для противодействия борьбе германского пролетариата против фашистской диктатуры, призывая рабочих к "благоразумию" и к "строжайшей дисциплине" (читай: к пассивному подчинению наступающему фашизму!).

Чрезвычайно активную роль социал-фашизма как главной социальной опоры буржуазия признают даже наиболее прямолинейные идеологи капиталистов.

В своей статье в "Deutsche allgemeine Zeitung" Клейн заявляет: "Социал-демократия является главной консервативной партией республики. Она представляет тот другой крупный фактор (кроме национал-социалистов), пользу которого для государства надо понимать.

Этот факт надо использовать для разрешения хозяйственного кризиса"¹ .

Развитие буржуазной Германии в послевоенную эпоху показало со всей яркостью, что буржуазно-демократическое парламентское государство как прикрытая форма буржуазной диктатуры по мере обострения классовой борьбы, по мере назревания революционной опасности видоизменяется в сторону открытой формы буржуазной диктатуры, в сторону фашизма.

В 1923 г. этот процесс происходил уже с достаточной интенсивностью: германский фашизм в обстановке чрезвычайно острых классовых противоречий, в обстановке нарастающего революционного кризиса быстро усиливался и активизировался. В интересах буржуазии и своих собственных интересах социал-демократия уже и тогда, всячески восхвалял "ноябрьскую" парламентскую республику, прикрывала этот процесс фашизации буржуазного государства. В обстановке наступления капитала, развернувшегося после поражения германского пролетариата в 1923 г., германские социал-демократы не стеснялись на партейтаге, происходившем весной 1924 г., восхвалять высокие достоинства буржуазной демократии.

В своем выступлении на этом партейтаге Мюллер уверял, что парламент играет сейчас другую роль, чем до войны и революции. Тогда это был дискуссионный клуб. Теперь рейхстаг может сделать все, что хочет" (Protokollen.., стр. 80). Мы видим таким образом, что социал-де-

¹ Цитирую по статье Радека "Гитлер". "Известия, январь 1932 г.

мократы не стеснялись расхваливать прелести буржуазной демократии и всемогущество рейхстага в обстановке развернутого наступления буржуазии, обрушившейся зимой 1923/24 г. градом чрезвычайных законов против рабочих.

Чрезвычайно характерна оценка, какая дается социал-демократией событиям 1923 г. и своей роли в них. Прежде всего, делая политический доклад на партейтаге, Вельс строит хорошую мину при плохой игре и делает вид, что вообще в 1923 г. ничего особенного не случилось, что единственным важным событием, о котором стоит поговорить, является рурская оккупация. Но в премиях замолчать позорные для социал-демократии итоги 1923 г, конечно было невозможно: посыпались пререкания между правыми и "левыми" социал-демократами, и разложение социал-демократии выявилось во всей его глубине. Характерно, что здесь руководство об'единенной социал-демократии уже начинает грозно прикрикивать на "левых", выступления "лидеров" звучат в тонах: "Побузили, когда это было нужно, а теперь хватит, успокойтесь до того момента, когда снова возникнет необходимость в левых маневрах!"

В своем заключительном слове Вельс жалуется, что "партийное правление за полтора года после об'единения подверглось в своем собственном лагере гораздо большим оскорблениям, чем со стороны коммунистов", и с нотками угрозы заявляет: "Мы усматриваем в бесконечных трениях не что иное, как следование коммунистическому паролю - бороться против вождей других направлений" (Protokollen..., стр. 126). Но несмотря на все эти горькие обоюдные попреки, общий язык был все же найден, - разногласия ограничились небольшими семейными сценами.

Давая оценку положения и роли социал-демократии в период наступления капитала, развернувшегося после революции 1923 г., Криспин изображает социал-демократию не в качестве активной силы, расчищавшей путь этому наступлению, не в роли активнейшей партии буржуазии, а как невинную жертву буржуазной реакции.

Он заявляет, что если осенью 1923 г. социал-демократия "находилась в состоянии отступления перед наступающей реакцией", то теперь, весной 1924 г., отступление это уже закончено и она переходит сама в новое наступление. Криспин явно стремился представить социал-демократию партией, еще более или менее близкой рабочему классу и страдающей вместе с ним от наступления "реакции". Но позорная роль германской социал-демократии во всех ее разновидностях в деле проведения в жизнь наступления капитала (которое и олицетворяло ту "реакцию", о которой так охотно распространяется социал-демократия!) была еще слишком свежа в памяти международного рабочего класса для того, чтобы эти экивоки могли обмануть кого-нибудь.

Выше уже было отмечено, как велика была степень дискредитации социал-демократии в глазах германского пролетариата, потерпевшего поражение в революции в большой мере по ее милости. Но рабочему классу пришлось еще не раз стать жертвой социал-демократии, применявшей и продолжающей до настоящего времени комбинировать методы прямого насилия над революционными рабочими с методами левых маневров и "тонкого" обмана их.

В 1923 г. социал-демократия свою роль выполнила полностью и до конца: она помогла буржуазии еще на некоторое время отсрочить гибель капиталистического строя в одном из слабейших звеньев мирового капитализма; она помогла германской буржуазии достигнуть временной, частичной стабилизацией капитализма, она не разрешила проблемы преодоления общего кризиса капитализма: глубокие противоречия продол-

жали терзать капиталистический мир и в период частичной стабилизации; в третий же период послевоенного общего кризиса капитализма разразившийся на его базе современный экономический кризис и вызванный им растущий экономический развал и процесс огромного обострения всех противоречий капитализма привели к концу частичную стабилизацию.

XII пленум ИККИ установил, что "наступил конец относительной стабилизации капитализма".

Подводя итоги нашему рассмотрению роли социал-демократия в революции 1923 г., отметим следующее:

1) Несмотря на острый конфликт между французским и германским империализмом, приведший к оккупации, противоречия между ними отступили на задний план перед лицом классовых противоречий-противоречий между трудом и капиталом. Перед лицом нарастающего в Германии революционного под'ема германская буржуазия пошла на соглашение с французским империализмом.

2) Германская социал-демократия приложила все усилия к тому, чтобы добиться этого соглашения, так как это было безусловно необходимейшей предпосылкой спасения германской буржуазии от нарастающего революционного под'ема. В 1923 г. снова, как и в 1918 - 1919 гг., социал-демократия сыграла роль "спасителя" капитализма от развертывавшейся пролетарской революции. Особенно позорную, предательскую роль сыграла "левая" социал-демократия. VI пленум Коминтерна подчеркнул, что "левые социал-демократические вожди являются опаснейшими врагами коммунизма и диктатуры пролетариата".

3) Германская социал-демократия сделала в 1923 г. большой шаг по пути фашизации, прямо и косвенно помогая росту фашизма, и уж тогда подготовляла почву для будущих успехов фашизма, для превращения фашистских массовых организаций во вторую (социальную опору буржуазии. Но "социал-демократия - и в этом ее основная историческая миссия - была, является и остается главным орудием буржуазии в деле раскола рабочего класса, т. е. главной социальной опорой буржуазии" ("Большевик" N 13, стр. 9).

4) Стоявшее во главе коммунистической партии правооппортунистическое брандлерианское руководство в своей политике вообще, в решающие дни революции 1923 г. в особенности, сомкнулось с социал-демократической политикой и привело партию и рабочий класс к поражению. Этому способствовало также и то обстоятельство, что молодая германская коммунистическая партия не была еще в достаточной мере массовой и большевизированной партией, что в ней еще сохранялись пережитки люксембургианства.

Социал-демократия оказалась в 1923 г. в состоянии использовать все свои силы, все свое влияние на рабочий класс (немалую помощь оказали ей в этом правооппортунистические элементы КПГ в лице брандлерианцев) для нанесения тяжелого поражения рабочему классу Германии. Но пролетариат оправился от этих поражений, компартия Германии выросла и окрепла на основе решительной борьбы за большевизацию своих рядов, какую она провела под руководством Коминтерна. Революционные бои германского пролетариата в период 1918 - 1923 гг. являются чрезвычайно важным периодом в истории борьбы его за диктатуру пролетариата; поражения в этих боях были тяжкими поражениями, но они не были исто-

рически решающими боями, я поражение в них не было исторически решающим поражением германского пролетариата!

Оценивая роль революционных боев и ряда тяжелых поражений пролетариата в первый период послевоенного кризиса капитализма, т. Сталин пишет:

"Неверно, что решающие бои были уже, что пролетариат был разбит в этих боях, что буржуазная власть в виду этого упрочилась. Решающих боев не было еще, хотя бы потому, что не было массовых, действительно большевистских партий, способных привести пролетариат к диктатуре. Без таких партий решающие бои за диктатуру в условиях империализма невозможны. Решающие бои на Западе еще предстоят" (Сталин, "Основные черты международного положения").

И далее, в своей беседе с рабочими делегациями в 1927 г. т. Сталин подчеркнул со всей ясностью: "Тот факт, что капиталистам может удастся загнать в берега первую волну революционной вспышки, - этот факт ни в какой степени не может служить утешением для капитализма. Революция против капитализма не может надвигаться одной общей сплошной волной. Она нарастает всегда в порядке приливов и отливов. Так было в России. Так будет в Европе.

Мы стоим перед новыми революционными событиями". Этот прогноз целиком оправдался. В третий период послевоенной эпохи, с обострением всех противоречий империализма, началось быстрое нарастание революционной активности пролетариата и широких масс трудящихся. На современном этапе в условиях "ускоренного нарастания предпосылок революционного кризиса" германский пролетариат, руководимый коммунистической партией, стоит перед задачей развертывания решающих боев за диктатуру пролетариата.

Под'ем революционной борьбы пролетариата в обстановке тяжелого хозяйственного кризиса, в обстановке уже установившейся фашистской диктатуры требует от германской коммунистической партии, которая должна быть подлинным руководителем и организатором пролетариата в этих боях, непримиримой борьбы против оппортунистических элементов в своих рядах, борьбы за большевизацию своих рядов. Перед КПГ стоит задача окончательного разоблачения социал-фашизма как главной социальной опоры буржуазии, отвоевания от него идущих еще за ним довольно значительных слоев рабочего класса, которые до сих пор поддаются или могут поддаться в решающий момент на его удочку, задача борьбы за боевой единый фронт пролетариата, задача завоевания большинства рабочего класса в лагерь пролетарской революции, в лагерь коммунизма.

Для разрешения всех этих больших задач изучение опыта прошлых боев рабочего класса за пролетарскую революцию, даже когда эти бои завершались тяжкими поражениями, остро необходимо: изучение тактики классового врага - буржуазии и ее агентуры, социал-демократии, должно вооружить рабочий класс для будущих боев. В этих боях неизбежно будут применяться, хотя и в новой обстановке, хотя и в видоизмененной форме, те же методы борьбы против революционных рабочих, борющихся за диктатуру пролетариата, те же методы одурманивания их путем "левых" маневров, те же методы борьбы за их привлечение в лагерь классового врага и отвлечения от революционной борьбы за свержение капитализма. Но теперь, в третий период послевоенного развития, при наличии значительно выросшей и окрепшей коммунистической партии, при все, продолжающемся падении влияния социал-демократии на пролетариат и мощном под'еме революционной борьбы рабочего класса, маневрирование это будет для нее значительно труднее, чем в 1923 г. Германский пролетариат учтет опыт своих боев и поражений в 1918 - 1923 гг. и, возглавленный коммунистической партией Германии, пойдет на решающие победоносные бои на диктатуру пролетариата.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: