Libmonster ID: UA-11535
Автор(ы) публикации: Н. П. Таньшина

"Король-буржуа", прогуливающийся по Парижу с зонтиком под мышкой, "король баррикад", возведенный на престол революцией, крупнейший лесовладелец и финансист, крайне властолюбивый правитель - такой образ короля Луи Филиппа сложился в исторической литературе и в широких кругах читателей. Так ли однозначен был последний король французов Луи Филипп Орлеанский, правивший страной в 1830 - 1848 годах?

Луи Филипп, старший сын герцога Людовика-Филиппа-Иосифа Орлеанского, родился в Париже 6 октября 1773 года. Сначала он носил титул герцога Валуа, затем герцога Шартрского. Будущий король получил хорошее образование. Когда ему исполнилось пять лет, и сменилось несколько наставников, его воспитательницей, как и воспитательницей его братьев и сестры Аделаиды, была назначена графиня Стефания де Жанлис, принадлежавшая к самым значительным политическим кругам французской духовной жизни рубежа XVIII-XIX вв., почитательница идей Ж. -Ж. Руссо, известная как своими многочисленными романами, так и педагогическими произведениями. Под ее руководством Луи Филипп приобрел весьма глубокие и разносторонние знания, усвоил либеральный образ мыслей, любовь к путешествиям, привычку к простоте и выносливость. Много лет спустя, вспоминая свое детство и свою воспитательницу, Луи Филипп рассказывал Виктору Гюго: "О, мы с сестрой прошли суровую школу. Вставали мы обыкновенно в шесть часов, ели жареную говядину да хлеб с молоком; ни сластей, ни лакомств, никаких удовольствий не полагалось: ученье и работа, работа и ученье - вот и все. Ведь это Жанлис приучила меня спать на голых досках; она же обучила многим ручным мастерствам, и вот благодаря ей я знаю теперь всего понемножку: могу даже постричь, а при случае пустить кровь не хуже Фигаро. Я и столяр, и конюх, и каменщик, и кузнец"1.

Своей воспитательнице Луи Филипп был обязан знанием иностранных языков. По утрам дети изучали ботанику с садовником, говорящим по-немецки; за завтраком они продолжали разговаривать на этом языке, во время послеполуденной прогулки их сопровождал учитель английского, за ужином


Таньшина Наталия Петровна - доктор исторических наук, профессор Московского педагогического государственного университета.

стр. 37

они беседовали на итальянском и завершали день испанским. "В результате такого образования, - констатировал герцог Орлеанский, - в двенадцатилетнем возрасте я говорил на четырех языках, и я знал английский также хорошо, как французский". Впоследствии, уже будучи королем, учитывая важность франко-английских отношений, Луи Филипп как-то сказал: "Чтобы проводить разумную политику, необходимы англичане, владеющие французским, и французы, которые знают английский"2.

Мадам де Жанлис не пренебрегала гуманитарными науками, но особое внимание уделяла практическим вещам, тем наукам, которые она сама страстно любила. Она заставляла своих учеников изучать основы математики, физики, естественной истории, архитектуры, ботаники, уделяла большое внимание физическому развитию детей, посвящая много часов в день гимнастическим упражнениям, бегу и плаванию.

Кроме того, она пыталась привить им свои идеи, свои взгляды, свои манеры. Она не хотела, чтобы юные аристократы занимались исключительно военным делом и охотой, и направляла их, по словам биографа Луи Филиппа Ж. Берто, в сторону рабочих классов, посылая их то в мастерские, где их обучали изготовлению булавок, то к торговцам, которые им показывали, как делается уксус и горчица. Эта практичная женщина хотела, чтобы дети получили разностороннее образование, и были сведущи как в ремесленном труде, так и в науках3. Мадам де Жанлис дожила до восшествия на престол Луи Филиппа, который выплачивал ей почетную пенсию.

С началом революции вслед за отцом Луи Филипп объявил себя ее сторонником, вступил в Национальную гвардию и в клуб якобинцев. В чине генерал-лейтенанта он участвовал в битвах при Вальми, Жемаппе и Неервиндене, проявив большие военные способности и храбрость. В 1792 г. он отказался от своего титула и по примеру отца принял имя "гражданин Эгалитэ". После того, как Конвент издал закон об изгнании Бурбонов, для обоих Эгалитэ было сделано исключение. Однако когда генерал Дюмурье, адъютантом которого служил Луи Филипп, перешел на сторону австрийцев после поражения при Неервиндене, будущий король французов, опасаясь за свою жизнь, был вынужден бежать за границу, но, в отличие от других эмигрантов, отказался бороться против своей страны. Отец Луи Филиппа, обвиненный в организации заговора с целью захвата власти, был казнен якобинцами в ноябре 1793 года.

Под именем Шабо-Латура Луи Филипп вместе с сестрой Аделаидой и мадам де Жанлис поселился в Швейцарии, в Рейхенау. Как писал В. Гюго, "этот наследник самых богатых королевских поместий Франции продал свою старую лошадь, чтобы не умереть с голоду. В Рейхенау он давал уроки математики, а его сестра Аделаида занималась вязаньем и шитьем"4.

Совершив путешествие по северо-западной Германии и Скандинавии, проведя несколько лет в Америке, в 1800 г. Луи Филипп переехал в Англию, где обосновался в деревне Твикенгэм близ Лондона. Здесь произошло его примирение со старшей ветвью Бурбонов, после того как он подписал декларацию покорности своему законному государю. С этих пор с ним обращались как с принцем, хотя и относились с недоверием, тем более что он не принимал никакого участия в интригах роялистов против французского правительства. В 1809 г. Луи Филипп переехал в Сицилию, где женился на Марии-Амелии, дочери Фердинанда Неаполитанского. От этого брака родилось десять детей, восемь из которых дожили до зрелого возраста.

Луи Филипп побывал в Испании, где намеревался принять участие в борьбе против Наполеона, мечтая получить испанскую корону; однако этой мечте не суждено было сбыться, как, впрочем, и его мечтам о короне Ионических островов.

стр. 38

Через две недели после прибытия в Париж Людовика XVIII там же оказался и Луи Филипп, являвшийся, вместе с братом короля Карлом д'Артуа и его двумя бездетными сыновьями, непосредственным наследником трона. Король возвратил герцогу Орлеанскому громадные имения его отца, конфискованные во время революции, и уже в конце сентября Луи Филипп вместе с женой и детьми въехал в Пале-Рояль. Его положение при дворе Людовика XVIII было, однако, весьма затруднительным; ему не прощали ни роли его отца во время революции, ни его собственных либеральных убеждений, от которых он никогда не отказывался. После возвращения Наполеона с Эльбы Луи Филипп, назначенный главнокомандующим Северной армии, был вынужден передать командование маршалу Мортье и уехал в Англию, вернувшись в Париж после вторичного падения Наполеона и заняв место в палате пэров, где проявил свои либеральные взгляды, решительно выступая против реакционных мер нового правительства, за что ему было приказано выехать за границу. Только в 1817 г. он получил окончательное разрешение вернуться во Францию. Его дворец, Пале-Рояль, был своеобразным сборным пунктом для выдающихся деятелей литературы, науки и политики; его салон носил умеренно-оппозиционный характер, но сам Луи Филипп держался по отношению к царствующему дому весьма корректно. Вплоть до смерти Людовика XVIII в сентябре 1824 г. он сторонился двора, однако после восшествия на престол Карла X отношения между Тюильри и Пале-Роялем улучшились, хотя герцог посвящал себя не столько придворной жизни и политике, сколько приумножению своего состояния.

По мере активизации консервативной направленности в политике Карла X, либеральная оппозиция начинает делать ставку на Луи Филиппа, тем более, что уже давно о нем говорят как о возможном короле. В свое время еще Людовика XVIII раздражало, что даже среди европейских монархов его двоюродный брат считался лучшей кандидатурой на французский престол.

В конце мая 1830 г. состоялись громкие демонстрации в поддержку герцога Орлеанского. Во время публикации ордонансов Карла X 25 июля Луи Филипп с семьей находился в своей летней резиденции в Нэйи. Большинство оппозиционных депутатов, группировавшихся вокруг Ж. Лаффита, А. Тьера, Ж.-М. Лафайета настаивало на кандидатуре Луи Филиппа как продолжателе королевского правления; большая часть бойцов на баррикадах требовала провозглашения республики и назначения президентом генерала Лафайета. 27 июля А. Тьер в Нейи, во время отсутствия Луи Филиппа, предложил его сестре Аделаиде, чтобы герцог стал регентом. После некоторых колебаний Луи Филипп принял это предложение.

Карл X, пребывавший вместе с семьей сначала в замке Сен-Клу, затем в Рамбуйе, до последнего момента не отдавал себе отчета в происходящем. Лишь в ночь на 30 июля он, наконец, дал согласие на отставку правительства Ж. Полиньяка и отмену ордонансов. В тот же день Палата депутатов провозгласила Луи Филиппа наместником (lieutenant-general) королевства. Он продиктовал прокламацию к парижскому населению, в которой говорил о своей решимости предотвратить междоусобную войну и анархию. По улицам, на которых толпился народ, и с которых еще не были убраны баррикады, Луи Филипп отравился в городскую ратушу, не проявляя ни малейшего волнения, пробираясь верхом через толпу народа, пожимая руки направо и налево. В ратуше его встретил генерал Лафайет - глава временного правительства. После коротких переговоров Лафайет, успокоившийся на фразе О. Барро, что "Луи Филипп - лучшая из республик", вышел вместе с ним на балкон Ратуши, держа в руках трехцветное знамя. Толпа восторженно приветствовала Луи Филиппа, который немедленно утвердил в министерских должностях всех комиссаров, назначенных временным правительством.

стр. 39

2 августа Карл X отрекся от престола в пользу своего внука, герцога Бордосского, а до совершеннолетия последнего назначил Луи Филиппа регентом. Герцог Орлеанский немедленно сообщил палатам об отречении короля, скрыв, однако, его условия.

7 августа 1830 г. Палата депутатов, предварительно объявив трон вакантным, предложила его Луи Филиппу, герцогу Орлеанскому, и его потомкам по мужской линии в порядке первородства. Через два дня в Бурбонском дворце, где заседала нижняя палата, состоялась церемония гражданской коронации: герцог Орлеанский принял присягу на верность конституции, подписал Хартию, после чему ему были вручены королевские регалии. Отныне он именовался Луи Филиппом I, "королем французов".

Как отмечал А. В. Ревякин, столь необычная церемония возведения на трон, противоречившая вековым традициям династии, символизировала важную перемену в режиме конституционной монархии по сравнению с периодом Реставрации. Хотя его основные составляющие - король, Хартия, палаты - оставались неизменными, их относительная роль изменилась. Власть короля отныне основывалась не на божественном праве, а на суверенитете нации. Хартия рассматривалась в качестве договора между французским народом и свободно избранным им королем, который теперь обязан был уважать конституционные права и свободы граждан. Возникла промежуточная между наследственной монархией и республикой форма государственности, которая несла отпечаток личности нового короля5.

Однако принятие короны из рук революции явилось первым и последним революционным актом Луи Филиппа: девизом всего его царствования будут слова "порядок и свобода". Несмотря на службу в революционной армии, Луи Филипп не был радикалом. Хотя он любил вспоминать молодость, он крайне редко говорил о революции, так как воспоминания о ней его ужасали. Он не хотел разжигать пожар войны в Европе; самым большим его желанием было добиться признания его короны другими европейскими монархами, и он надеялся добиться этого с помощью проведения конституционной внутренней и миролюбивой внешней политики.

Между тем, Июльская революция 1830 г., восшествие на престол "короля баррикад" Луи Филиппа резко осложнили международное положение Франции, появилась опасность ее изоляции. Для легитимных монархов Европы Июльская революция означала возрождение революционной угрозы, вызывала опасение, что Франция может пойти на пересмотр решений Венского конгресса, чего не могла допустить ни одна из держав-победительниц.

В этих условиях орлеанисты, то есть умеренные либералы, сторонники режима Луи Филиппа, управлявшие Францией в годы Июльской монархии, стремясь сохранить место Франции в "европейском концерте", должны были исходить из утверждения о том, что Франция является страной со стабильной внутриполитической системой, что она не вынашивает планов пересмотра Венской системы, а является полноправным партнером европейских держав, заинтересованным в сохранении европейского равновесия сил и в предотвращении возможности новых социальных потрясений в Европе. По словам одного из лидеров орлеанистов, крупного банкира Казимира Перье, "для спокойствия и чести Франции было важно, чтобы она не казалась в глазах человечества обществом, руководимым насилием и страстями"6.

Сам король Луи Филипп так говорил по этому поводу: "Франция оставила истории достаточно памятников своей военной славы, чтобы добавить к ним трофей не менее достойный - быть гарантом мира во всем мире и гарантом спокойствия человечества"7.

стр. 40

Сразу же после революции 1830 г. правительство Луи Филиппа признало все территориальные изменения, произведенные трактатами 1815 года. В столицы европейских государств с соответствующими заявлениями были направлены представители Луи Филиппа. Как отмечал один из видных политиков Июльской монархии герцог Л.-В. де Брой в своих "Воспоминаниях", суть этих заявлений сводилась к следующему: "Если Европа не будет провоцировать трудности за пределами Франции, мы приложим все силы для сохранения в стране монархического режима и подавления всякой пропаганды. Когда за Францией признают право самой распоряжаться своей судьбой, она будет уважать все договоры, которые формируют основу европейского порядка". "Пока здание Венского конгресса стоит на ногах, - заключил де Брой, - мы должны будем его уважать". В Лондон с соответствующей миссией был направлен генерал Бодран, в Вену - генерал Белиар, в Берлин - граф де Лобо, в Санкт-Петербург - генерал Атален8.

В течение сентября-октября 1830 г. король Луи Филипп и возглавляемый им политический режим были признаны всеми монархами Европы, за исключением португальского короля дона Мигеля, которого и Франция со своей стороны не признавала законным правителем, и герцога Моденского, категорически отказавшегося признать власть, порожденную революцией. Император Николай I, первоначально настаивавший на необходимости коллективного признания европейскими дворами герцога Орлеанского королем французов, 18 сентября также признал Луи Филиппа9. Европейские монархи понимали, что без участия Франции стабильность в Европе была невозможна: изолированная, и, как следствие, нестабильная Франция всегда оставалась бы очагом пропаганды, катализатором революционных потрясений в европейских государствах. Вице-канцлер К. В. Нессельроде писал в отчете за 1830 г.: "Вероятно, союзники полагают, что при подобных обстоятельствах признание герцога Орлеанского королем французов является единственным способом остановить Францию на краю пропасти, куда ее готов низвергнуть демократический дух, единственным средством сохранить в стране монархическую власть, которую акты палаты депутатов уже почти упразднили, единственным средством спасти Европу от разрушения, угрожающего социальному порядку. Если таково их единодушное мнение, то император не отделится от своих союзников"10.

По мнению Луи Филиппа, "подавить внутреннее брожение, обеспечить сохранение общественного порядка и упрочить внешний мир - вот долг национального правительства". О внешнеполитических задачах Франции король говорил: "После блестящего урожая побед, собранного на протяжении многих веков французской нацией, ей принадлежит, может быть, больше, чем кому-либо другому, право признать, что мирные добродетели являются не менее впечатляющими, чем военные заслуги".

Луи Филипп подчеркивал тесную взаимосвязь между внутри- и внешнеполитическими задачами, стоящими перед Францией, отмечая, что для решения важнейших внутриполитических проблем, для создания стабильного политического режима, необходимо проводить адекватную внешнюю политику, направленную на сохранение мира в Европе. В то же время, отмечая миролюбие Франции, он полагал, что необходимо поддерживать военную мощь как меру оборонительного характера: "Если какая-либо коалиция или какое-либо иностранное вторжение будет угрожать независимости и чести народа, монарх должен быть готов первым крикнуть: "К оружию!"". "Война должна быть предпринята только тогда, когда общественные интересы налагают эту тяжкую обязанность"11.

Оппозиция, однако, считала такие заявления короля декларативными. Известный французский поэт и политик А. Ламартин писал в своих воспо-

стр. 41

минаниях, что "фиксированная и твердая идея мира была основополагающей идеей этого царствования". Он называл идею мира "постоянной, пылкой и искренней", однако выражал сомнения относительно истинных причин такого внешнеполитического курса: являлась ли источником миролюбивой политики "любовь к человечеству" или это был "хорошо завуалированный династический эгоизм"12. Отныне именно внешняя политика Луи Филиппа станет главным предметом нападок со стороны оппозиции, а умеренный внешнеполитический курс его правительств будет восприниматься не иначе, как антинациональный.

Между тем, умеренная и осторожная политика короля французов импонировала европейским монархам и их дипломатическим представителям при Луи Филиппе. Посол Российской империи граф К. О. Поццо ди Борго, не симпатизировавший новому политическому режиму, рожденному революцией, характеризуя внешнеполитическую линию короля Луи Филиппа, подчеркивал его миролюбивые намерения и стремление достичь европейской стабильности: "Он убежден, - писал дипломат, - что война вызовет во внутреннем устройстве Франции такие изменения, что будет невозможно не бояться самых опасных и самых фатальных последствий". В то же время, посол выражал опасения, что в условиях внутриполитической нестабильности, существовавшей во Франции, Луи Филиппу будет сложно придерживаться данного курса. Поццо ди Борго писал: "Чувства Луи Филиппа являются искренними, но неистовость фракций и быстрота их действий могут поколебать его волю". К тому же, по его словам, король французов не прилагал усилий для укрепления своей власти: "...король желает мира и, однако, не сопротивляется мерам, которые могут привести к войне... Слабость короля и состав его правительства не представляют никаких гарантий против событий, которые могут подвергнуть Европу опасности и поставить ее под ружье". В целом, называя режим Июльской монархии "аномалией", Поццо ди Борго сомневался в возможности формирования длительной и стабильной политической системы во Франции13.

Как отмечал французский исследователь Ж. Берто, для людей, мало знавших Луи Филиппа, король являлся настоящей загадкой. В его характере заключалась такая смесь противоречивых качеств, что было очень сложно разобраться в его истинной натуре. Но тот, кто его хорошо знал, не сомневался: это был настоящий аристократ, а не буржуа, каким он пытался, и небезуспешно, предстать в глазах французов14.

Несмотря на прозвище "король-буржуа", Луи Филипп весьма ревностно относился к своим монаршим прерогативам. Русский дипломат, поверенный в делах России во Франции в годы Июльской монархии, граф Н. Д. Киселев отмечал такую деталь: если сыновья Луи Филиппа, обращаясь к королеве, называли ее "матерью", то никто из них не обращался к королю иначе, как "Ваше Величество". Такая демонстрация почтительности со стороны принцев распространялась и на остальное окружение короля15.

Луи Филипп очень хотел, чтобы, несмотря на революционное происхождение его власти, его приняли королевские фамилии Европы. Как отмечал посол Австрийской империи в Париже граф Рудольф Аппоньи, Луи Филипп желал, чтобы "отношения дипломатического корпуса с его двором были такими же, как при Людовике XVIII или Карле X"16. В этом отношении весьма показателен эпизод путешествия Луи Филиппа в Англию в октябре 1844 года. Сопровождавшие его французские политики были поражены переменой, произошедшей с ним, едва он ступил на английскую землю: он стал королем с головы до ног и вел себя как настоящий суверен17.

Луи Филипп, которого Николай I считал "узурпатором" трона, "похитившим" корону у малолетнего герцога Бордосского, всячески стремился

стр. 42

подчеркнуть преемственность своей власти, активно поддерживал свою репутацию защитника родины и "солдата свободы". В 1832 г. на средства личного королевского бюджета он восстановил сильно запущенный со времен Великой революции Версальский дворец, украсил его произведениями искусства и сделал его музеем национальной доблести. Решительно пресекая бонапартистские заговоры, Луи Филипп дорожил причастностью к славе "великой империи". В 1836 г. было закончено строительство Триумфальной арки Наполеона, начатое еще во времена Империи. В армии были восстановлены маршальские звания, назначены пенсии ветеранам наполеоновских войн.

В 1840 г. король согласился со своим министром А. Тьером возвратить на родину с острова Св. Елены прах императора. "Праздник почившего изгнанника, с торжеством возвращающегося на родину", как образно назвал церемонию Гюго, состоялся в Париже 15 декабря 1840 года. На площади перед собором Инвалидов были устроены подмостки, на которых разместилось сто тысяч человек; по обе стороны аллеи были установлены два ряда статуй, изображавших героические фигуры, напротив собора Инвалидов возвышалась гипсовая статуя императора. Однако в целом, по словам Гюго, в этой церемонии "не было правды, а потому и вышла она вся какой-то фальшью и надувательством. Правительство как будто испугалось вызванного им призрака. Показывая Наполеона, оно в то же время старательно скрывало его, намеренно оставляя в тени все, что было или слишком велико, или слишком трогательно". Роль белого коня, покрытого фиолетовым крепом, которого большинство принимало за настоящего боевого коня Наполеона, "не соображая, что если б он прослужил Наполеону хоть только два года, и то ему теперь было бы целых тридцать лет, - возраст почти невозможный для лошади", сыграла старая лошадь, которая вот уже десять лет с успехом выступала в роли боевого коня на всех парадных военных похоронах18. Луи Филиппу не удалось использовать в своих интересах преклонение перед Наполеоном. Более того, на всплеске этой волны Луи Наполеон Бонапарт, племянник императора, в 1840 г. предпринял очередную неудачную попытку захвата власти во Франции.

Натянутость в отношениях Луи Филиппа с европейскими монархами была преодолена далеко не сразу. Император Николай I никогда не называл Луи Филиппа "братом", как это было принято между монархами. В июле 1833 г. на балу в парижской ратуше в честь третьей годовщины Июльской революции не присутствовали представители Австрии, России, Испании, Сардинии, Баварии, Голландии, Вюртемберга19. Луи Филипп, весьма ревностно относившийся к тонкостям этикета, болезненно воспринимал подобное отношение к своей монаршей персоне. Король как-то сказал своему послу в Вене графу Л.-К. Сент-Олеру: "Я очень хорошо понимаю, каково мое сегодняшнее положение по сравнению с другими европейскими государями. Каждый царствующий монарх с большим или меньшим сожалением видит меня на троне Франции, соглашается с моей королевской властью, но только с властью пожизненной. Император Николай I рассматривает всякие персональные отношения со мной так, как если бы я был болен чумой. Он скорее согласится отрезать себе руку, чем написать: Брат мой. По отношению к моему возрасту и характеру такое поведение не совсем подходит. Но не стоит ожидать от молодого монарха подобной философии. Однако если в тот момент, когда мой сын взойдет на трон, все останется в таком же состоянии, катастрофа будет неизбежна"20.

В другой раз король заметил Гюго: "Есть две вещи, которые ненавидят европейские короли - Францию и меня. Меня они ненавидят даже больше, чем Францию... Они меня ненавидят, потому что я - Орлеан, они меня ненавидят, потому что я - это я. Что касается Франции, то они ее не любят, но они с ней примирятся, если она окажется в других руках..."21.

стр. 43

Что касается прозвища "король-буржуа", то Луи Филипп получил его за вполне буржуазный стиль жизни, который он вел, как до восшествия на престол, так и после. Стремясь опереться на буржуазию, Луи Филипп адаптировал к ней свой костюм, свое душевное состояние, нравы. Он принимал у себя представителей оппозиции; своих детей отдал учиться в общественную школу - "Коллеж Генриха IV"; он любил гулять по Парижу один, по крайней мере, в первые годы царствования. Он гримировался под буржуа с головы до ног, и у него это так искусно получалось, что все в итоге согласились с "буржуазностью" Луи Филиппа. Его голова в форме груши22, густые бакенбарды, большие глаза, хитрый взгляд - все это не имело ничего общего с королевским величеством, он выглядел как типичный парижского буржуа. Когда он не носил униформу члена Национальной гвардии, он был одет в голубой сюртук с золотыми пуговицами, белый жилет, хлопчатобумажные панталоны, и никогда не выходил без своего легендарного зонтика. С первых дней своего пребывания на троне Луи Филипп постоянно пел "Марсельезу". В Ратуше, на улице, в Пале-Рояль - везде он ее пел с воодушевлением, положа руку на сердце, устремив к небу глаза. Как отмечал Р. Аппоньи, он "был готов поверить, что у короля в кармане есть трехцветный носовой платок, которым при необходимости он готов воспользоваться как знаменем"23.

Вот как писал Гюго о "буржуазности" Луи Филиппа: "Он редко бывал у обедни, не ездил на охоту и никогда не появлялся в опере. Не питал слабости к попам, псарям и танцовщицам, что являлось одной из причин его популярности среди буржуа. У него совсем не было двора. Он выходил на улицу с дождевым зонтиком под мышкой, и этот зонтик надолго стал одним из слагаемых его славы. Он был немного масон, немного садовник, немного лекарь. Однажды он пустил кровь форейтору, упавшему с лошади; с тех пор Луи Филипп не выходил без ланцета, как Генрих III без кинжала. Роялисты потешались над этим смешным королем - первым королем, пролившим кровь в целях излечения".

Еще одним аспектом "буржуазности" Луи Филиппа в глазах французов была его приверженность семейным ценностям. Глубокая нежность Луи Филиппа к своей большой семье была общеизвестным фактом. Его домашний круг, по словам Гюго, был восхитителен; "там добродетели сочетались с дарованиями"24. Одна из дочерей Луи Филиппа, Мария Орлеанская, прославила свой род среди художников; старший сын, наследник престола, герцог Фердинанд Орлеанский, трагически погибший в 1842 г. в результате несчастного случая, известеный своими либеральными взглядами, был весьма популярен в армии и в целом в стране. Другой сын короля, Анри, герцог Омальский, стал в 1847 г. генерал-губернатором Алжира; сын Франсуа, герцог Жуанвильский, принимал активное участие в военных операциях на море, у берегов Марокко и Италии.

Главное, чем Луи Филипп напоминал буржуа - это своей страстью к деньгам. Он являлся одним из богатейших людей Франции, причем не только вследствие того, что был крупнейшим лесовладельцем и финансистом, но, прежде всего, благодаря наследству, доставшемуся ему от герцога де Бурбон-Пентьевра, его деда по материнской линии, внука короля Людовика XIV и одного из самых богатых людей своей эпохи. В качестве короля Луи Филиппу пришлось довольствоваться содержанием лишь в 12 млн. франков (в отличие от Карла X с его 40 млн)25. Вступая на престол, он не присоединил своих имений к государственным имуществам, как это делали короли Бурбоны, а дарственными записями закрепил большую часть за своими детьми, опасаясь, что с ним может произойти то же самое, что и с Бурбонами, и что он окажется в изгнании почти без средств к существованию. К концу 1830 г.

стр. 44

состояние Луи Филиппа резко увеличилось также благодаря наследованию имений принца Конде.

Когда в 1843 г. королева Виктория была приглашена во Францию, в королевский замок Ё (Ей), во время прогулки по парку король галантно предложил ей персик. Королева оказалась в затруднении, не зная, как его очистить от кожицы. Тогда Луи Филипп достал из своего кармана большой нож со словами: "Когда-то мне приходилось жить, имея сорок су в день, и нож в кармане. С тех пор прошло много лет. И я мог бы оставить эту привычку, но я этого не сделал, поскольку никогда не знаешь, что тебя ждет".

Однако ничто не могло заслонить одну из его существенных черт - скупость. Мадам де Жанлис как-то обмолвилась: "Он был принцем, я из него сделала мужчину; он был неповоротливым, я его сделала ловким; он был скучным, я его сделала разговорчивым человеком; он был трусливым, я его сделала храбрым; он был скупым, и мне не удалось превратить его в щедрого человека".

Кроме этого недостатка, Луи Филипп обладал качествами, отнюдь не сближавшими его с буржуа. Он был храбрым человеком, хотя войны не любил, и неоднократно проявлял свое мужество в сражениях, в битвах при Вальми и Жемаппе; в Вандоме он спас тонущего человека. Как отмечал Ж. Берто, "хороший игрок и хороший солдат, он рисковал собой и своими близкими", он не только не боялся опасности, но любил испытывать судьбу26. Зонт и знаменитый парик Луи Филиппа, как черты принадлежности к буржуа, во многом были своеобразными рекламными приемами. По словам английского исследователя Т. Зелдина, прогулки по парижским улицам без сопровождения и охраны являлись не проявлением буржуазного склада души, а обдуманным шагом очень храброго человека, поскольку частые покушения на жизнь короля, а их было совершено восемь, делали Луи Филиппа своего рода рекордсменом среди монархов. Настоящие буржуа оставались в таких случаях дома. Как видим, "буржуазность" Луи Филиппа была двойственной: "манеры он усвоил при Старом порядке, а привычки при новом: то была смесь дворянина и буржуа, подходящая для 1830 года"27.

По мере укрепления своей власти Луи Филипп стал испытывать все меньше необходимости афишировать свои революционные чувства и свою "буржуазность"; "Марсельеза" стала все реже звучать на официальных мероприятиях. Луи Филипп как-то сказал своему министру Франсуа Гизо, что во время исполнения гимна он только открывает рот и уже давно перестал произносить слова28.

Луи Филипп был королем в высшей степени умным, активным, но властным и мелочным. Он хотел решать все дела сам, вмешиваться во все детали; суть его правительственной системы заключалась в том, чтобы управлять Францией с помощью, а не посредством палат. Российский чиновник Чубаров, посетивший Францию в 1837 г. и оставивший весьма интересные наблюдения о Луи Филиппе, писал: "По наружности кажется, что Луи Филипп

стр. 45

не имеет никакого влияния на ход дел государственных, что все преимущества его заключаются в одном королевском титуле и в некоторых, весьма ограниченных, правах, по Хартии 1830 года ему предоставленных. Но, в самом деле, едва ли не выходит противное... он, имея на своей стороне президента палаты депутатов, распространил права конституционного короля далеко за пределы Хартии... Луи Филипп делает, что хочет, или, лучше сказать, держит обе палаты, и депутатов, и пэров, в таком положении, что они не делают только того, чего он не хочет: поспорят, пошумят, а всегда окончится так, как он предполагает"29.

Луи Филипп полагал, что должен обладать властными полномочиями еще и потому, что если он станет "бессильным" конституционным монархом и предоставит решение всех вопросов профессиональным политикам, то те ввергнут страну в ужасную смуту, революцию, войну, а его самого лишат престола30. Луи Филипп хотел отделаться от сильных политиков, таких как Л.-В. де Брой и А. Тьер, создавал, по крайней мере, до октября 1840 г., нестабильные министерства и не противодействовал затяжным министерским кризисам31. Н. Г. Чернышевский писал, что король "... стремился иметь министрами не тех людей, на которые указывало общественное мнение или хотя бы мнение большинства депутатов, а людей, которые были бы простыми исполнителями его личных желаний"32.

По словам политического и военного деятеля тех лет маршала Э. Кастеллана, "диктат министров для него был невыносим. Он всегда пытался плести интриги и вмешиваться в дела". Король как-то сказал герцогине Доротее де Дино, племяннице Ш.-М. Талейрана: "Знаете мадам, чтобы все шло хорошо, надо, чтобы я был управляющим всего, и в то же время, чтобы мне лично ничего не принадлежало" 33.

Королю было сложно совершать назначения, поскольку приходилось прислушиваться к мнению главы кабинета или министров. По этой причине некоторые важные дипломатические посты в начале царствования Луи Филиппа в течение многих месяцев оставались вакантными. Один из ярких французских политиков тех лет, О. Барро, отмечал в своих "Мемуарах", что хотя Луи Филипп "имел искреннее убеждение в необходимости представительных учреждений для Франции, был решительно настроен уважать произнесенную им клятву, однако в его характере имелись черты, очень мало совместимые с условиями существования этих институтов". По словам Барро, в короле сочетались "странная смесь буржуазной простоты и потребности доминировать; философский ум, более чем свободный в некоторых отношениях и предрассудки рождения; революционные чувства и необдуманный страх перед революцией..."34.

Современник событий, прославленный писатель Ф. Р. де Шатобриан, не испытывавший симпатий к королю и возглавляемому им режиму, отмечал в "Замогильных записках": "Превосходство Филиппа очевидно, но относительно; живи он в эпоху, когда в обществе еще теплилась жизнь, вся его посредственность вышла бы наружу". По словам Чубарова, "может быть, никто лучше Луи Филиппа не знает своего народа со всеми его недостатками, непостоянством, причудами истинно-женскими; с его непомерным тщеславием, с его аристократическим требованием на свободу и вольность. Французы все дышат свободою, уравнением прав всех состояний, а между тем никто не хочет быть в одной категории с большею частью народа"35.

Период с 1840 г., с момента формирования министерства 29 октября под руководством Н. Сульта, а фактически Ф. Гизо, занимавшего с 1840 по 1848 гг. пост министра иностранных дел, а в 1847 г. ставшего главой правительства, многие исследователи называют "личным правлением короля". Как писал Шатобриан, "Филипп поработил всех своих приближенных; он надул своих

стр. 46

министров: назначил их, потом отставил, снова назначил, скомпрометировал, - если сегодня что-нибудь еще может скомпрометировать человека, - и снова отстранил от дел"36.

Сын короля, принц Жуанвильский, писал своему брату, герцогу Немурскому: "Нет больше министров; их ответственность равна нулю; все дела восходят к королю; все это дело короля, который извратил наши конституционные учреждения".

Луи Филипп и Гизо составили особую политическую пару, отличавшуюся своей стабильностью, единством и силой. Гизо говорил, что политика Луи Филиппа - это и его собственная политика, а король отвечал, что Гизо - это его уста. Между ними установилась полная гармония и единодушие взглядов. Нельзя сказать, что король узурпировал все ветви власти. Одной из важных составляющих режима представительного правления является разделение власти между кабинетом министров, элементом подвижным, и главой государства, элементом фиксированным. Можно сказать, что за восемь лет между этими элементами произошла своего рода "спайка", соединение.

Король так говорил о своем министре: "... это человек солидный, на него вполне можно положиться, а таких я особенно ценю, потому что они редки". 5 ноября 1846 г. Луи Филипп писал Гизо: "Мне важно не только то, что Вы хорошо знаете мою мысль, всю без остатка, но и то, что я знаю также Вашу; это взаимное знание может приблизить нас к истине, насколько это позволяет наше человеческое несовершенство".

Гизо, со своей стороны, также восторженно отзывался о Луи Филиппе. "Ни один человек не был более либеральным в философском и современном смысле этого слова; более пропитанным духом своего времени во всех вопросах, касающихся человечества". По мнению Гизо, в характере короля наблюдалось "редкое сочетание чуткости и непринужденности, пылкости и расчетливости..."37.

В то же время, следует помнить, что такое теоретическое и тактическое согласие установилось только между Луи Филиппом и Гизо, а не в целом между королем и правительством или правительством и обществом, а непопулярность Гизо стала распространяться и на самого короля.

Луи Филиппа, однако, мало беспокоили обвинения в том, что он сконцентрировал в своих руках всю полноту власти и даже, по словам Чернышевского, "успел обратить в такую машину Гизо, человека с великими талантами, поддавшегося хитрым обольщениям, воображавшего, что управляет Луи Филиппом, между тем как Луи Филипп водил его за нос"38.

В преклонном возрасте король отличался крепким здоровьем и большой активностью. Внешне в эти годы короля вряд ли можно было назвать привлекательным, хотя в молодости он был весьма красивым мужчиной. По словам русского публициста, с годами он "одряхлел и сильно страдает грыжею. Лицо его от полноты приняло странную форму, и если б не глаза, в которых отсвечивается много хитрости и ума, то общее выражение его физиономии изображало бы совершенного добряка, неспособного ни к каким хитрым замыслам"39.

Как отмечала одна английская газета, "образ жизни короля был очень правильным, и за исключением занятий поздней ночью, он не делал ничего такого, что могло бы повредить его самочувствию. Уверяли, что король из шести ночей пять проводит с одиннадцати или с двенадцати часов совсем один. В это время он занимается перепиской со своими дипломатами, делает заметки о планах на завтрашний день, один час посвящает ведению своего дневника. Хотя король ложится так поздно, встает он очень рано, и если находится за городом, то прогуливается до завтрака"40.

стр. 47

Кроме того, король часто брал судебные дела и проводил всю ночь за пересмотром какого-нибудь процесса, полагая, что дать отпор Европе - это очень важно, но еще важнее - вырвать человека из рук палача. Иногда груды судебных дел заваливали его стол; он просматривал их все. Однажды Луи Филипп сказал одному из своих приближенных: "Сегодня ночью я отыграл семерых"41.

"Политика, более семейная, нежели национальная"42, - писал о царствовании Луи Филиппа Гюго. "Две страсти губят его достоинство: чрезмерная любовь к собственным детям и ненасытная жажда богатства; обе они будут беспрестанно помрачать его рассудок", - так отзывался о правлении Луи Филиппа Шатобриан. Подобные упреки Луи Филиппа в осуществлении династической политики, пренебрежении национальными интересами Франции были весьма распространены во французском обществе. Короля обвиняли в том, что он "был скромен во имя Франции", и что в нем "слишком громко говорило отцовское чувство". Действительно, Луи Филипп, умевший нравиться, и всегда пользовавшийся расположением толпы, далеко не всегда был в милости у нации43. Как отмечал английский политический деятель тех лет Ч. Гревилл, который лично с королем знаком не был, "он, конечно, обладал важными качествами, и в его характере были иные черты, помимо эгоизма и двуличия. Но этого было достаточно, чтобы, несмотря на привлекательные стороны его натуры, он никогда не внушал ни любви, ни уважения вне тесного круга его семьи и нескольких старых друзей, которые были к нему очень привязаны"44.

К концу 1840-х гг. король стал упрям, как никогда прежде. Он был убежден, что его "система", как он говорил, была правильной, что никто на самом деле не желал реформ, что кризис был вызван язвительными агитаторами, что народ его любил, а Национальная гвардия была его самой надежной опорой и была такой же прочной, как в 1830 году. Между тем, уже в 1841 г. выбор офицеров в так называемых "плохих" легионах был весьма показателен: зачастую капитанов и даже командующих батальонов выбирали из числа офицеров, "которые не имели другой славы, кроме своих анархистских мнений и активного участия в некоторых актах беспорядка".

Доискиваясь до причин непопулярности умеренной, осторожной политики Луи Филиппа, следует учитывать особенности национального характера французов с их постоянной тягой к переменам, когда становится особенно понятным смысл высказывания А. Ламартина "Франция скучает". Очень точно суть отношения французов к политике Луи Филиппа была отражена французским литератором, воспитателем, а затем секретарем сына Луи Филиппа герцога Омальского А. Кювийе-Флери, который писал о короле: "Это был хороший политик, человек серьезный и положительный, очень активный и предвидящий, стремившийся править согласно законам и говоривший людям: "Живите спокойно, будьте трудолюбивы, торгуйте, обогащайтесь, будьте свободными, уважая свободу и не потрясая государство". Король, который говорит подобным языком, который требует от народа только того, чтобы быть счастливым, который не предлагает ему никаких экстраординарных спектаклей, никаких эмоций, - и это легитимный король свободной нации! И подобный режим длился восемнадцать лет? Не слишком ли?!"45.

Это прекрасно понимали в России. Так, во Всеподданнейшем отчете III отделения за 1839 г. отмечалось: "Продолжительный мир и продолжительная война, две крайности, производят в людях одинаковые последствия: колебания умов, жажду перемены положения, а это самое производит толки, из которых образуется мнение общее"46.

Кроме того, причины непопулярности политики Луи Филиппа в широких слоях населения следует искать и в менее абстрактных факторах, чем

стр. 48

национальный характер, а именно в отказе правительства Луи Филиппа от предлагавшихся реформ, прежде всего реформы избирательного права. Дело в том, что либералы-орлеанисты весьма осторожно подходили к подобным проектам, считая, что необходимо стабилизировать, закрепить уже достигнутые результаты, а не подвергать постоянным изменениям и так неспокойное французское общество.

Орлеанисты, которых современники зачастую справедливо обвиняли в доктринерстве, не до конца осознавали, что решение задач, выдвинутых новыми обстоятельствами, было невозможно в рамках прежних доктрин. Как справедливо отмечал современный английский исследователь Дж. Грей, "если вообще и возможна стабильность в политике, то ее обеспечивают постоянные изменения, а не застывший характер структуры основных свобод и легалистских конструкций". Это в итоге признали сами лидеры орлеанистов. Гизо, рассуждая о преобразованиях в итальянских государствах, писал в 1847 г.: "Мы являемся решительными консерваторами... Но в то же время... мы решили быть консерваторами разумными. Мы верим, что для самых консервативных правительств существует долг и необходимость признать и осуществить без колебаний изменения, которых требуют социальные нужды, рожденные новым состоянием дел и духа... Если они будут отклонены, то это приведет... сначала к глубокой болезни, потом к продолжительной борьбе, и, рано или поздно, к ужасному взрыву"47.

Уже после революции 1848 г. Луи Филипп в беседе с журналистом говорил, что он посвятил свое царствование попыткам обуздать революционный дух и в то же время гарантировать постепенное развитие принципов 1789 года. Он полагал, что если бы реформаторское движение восторжествовало, то к власти пришли бы революционные силы, которые ввергли бы Европу в войну; он предпочел отречься от престола, но не становиться королем революции. Он не прибег к силе, ибо испытывал перед гражданской войной такой же страх, как перед войной международной.

Одним из главных объектов критики был отказ от проектов реформирования избирательной системы во второй половине 1840-х годов. Вопрос о расширении избирательного корпуса занимал Луи Филиппа и его министров с первых дней после Июльской революции. Основные принципы новой избирательной системы были намечены в Хартии 1830 г. и окончательно закреплены в избирательном законе от 19 апреля 1831 года. Эта реформа почти вдвое увеличила число избирателей по сравнению с периодом Реставрации. Избирательный корпус составлял 166 813 человек, плативших 200 франков прямых налогов, 1262 избирателя, плативших менее 200 франков и 668 "способных" - всего 168 813 человек (по другим данным - 188 00048), что составляло несколько больше пяти избирателей на одну тысячу жителей49.

Для современников, привыкших за годы Реставрации к медленному, но постепенному сокращению числа избирателей, это увеличение могло быть настоящим потрясением. Хотя Франция далеко отставала от Великобритании и Бельгии по количеству избирателей на 1 тыс. жителей, в целом, тенденция была прямо противоположной тому, что происходило в годы Реставрации.

В то же время, орлеанисты не предполагали дальнейшего реформирования избирательной системы во Франции, являясь приверженцами цензовой демократии и жестко увязывая собственность и политические права. По твердому убеждению либералов, начиная с Б. Констана, только собственность, предоставляющая достаточный досуг, дает человеку возможность осуществлять политические права. Осторожное отношение либералов к идее всеобщего избирательного права диктовалось их уверенностью в том, что эффектив-

стр. 49

но участвовать в общественной жизни может лишь человек, способный принимать ответственные решения, обладающий в силу своей достаточной образованности необходимой политической грамотностью, в силу оседлости - интегрированный в реальные социальные структуры, в силу устойчивого материального достатка - имеющий конкретные личные интересы и не склонный к опасному для общества радикализму.

Однако без всяких реформ к 1846 г. число избирателей достигло 240 983 человек, то есть увеличилось на 45% по сравнению с 1814 годом. Это явилось, с одной стороны, следствием роста численности населения Франции: с 1831 по 1846 гг. оно увеличилось с 32,5 до 35,4 млн. человек. Однако это увеличение составило всего лишь 9%, в то время как увеличение числа лиц, пользующихся избирательным правом, достигло 45%. Эти цифры говорят о том, что увеличение избирательного корпуса было следствием роста экономического благосостояния граждан; очевидно, режим Июльской монархии создавал благоприятные условия для развития их экономической активности. Однако оппозиция не была готова к такому медленному, эволюционному развитию: если в 1830-е гг. она выступала только с требованиями расширения избирательного права, то во второй половине 1840-х гг. уже требовала провозглашения всеобщего избирательного права во Франции. К тому же, немало разбогатевших торговцев и промышленников так и остались за бортом цензовой системы, поскольку в расчет принимались не размеры богатства вообще, а уплачиваемые налоги, главным образом с недвижимого имущества (земельной собственности)50.

Объектом серьезной критики правительства являлся также внешнеполитический курс Луи Филиппа. Лидеры орлеанистов, такие как Ф. Гизо, В. де Брой, К. Перье полагали, что в изменившихся геополитических условиях, в условиях плюрализма форм государственного устройства тогдашнего мира, а именно сосуществования абсолютистских и конституционных режимов, Франция могла укрепить свои позиции, отказавшись от прямой агрессии и насильственного распространения либеральных идей и институтов в Европе. Как отмечал Ж. Берто, на долю Луи Филиппа "выпало много авантюр, и он их больше не хотел для Франции"51.

Между тем, умеренный, компромиссный политический курс правительства был подвергнут критике как со стороны оппозиции, так и со стороны общественности, выступавших за активные, широкомасштабные действия и живших в плену "наполеоновской легенды" величия Франции, ее лидирующего положения в Европе. В следовании политике "европейского концерта" широкие круги французской общественности, как, впрочем, и других стран, усматривали торжество принципов легитимизма, пренебрежение национальными интересами страны в угоду интересам династическим. В условиях роста патриотических настроений и обостренного чувства национального самосознания даже обычные в дипломатической практике компромиссы воспринимались французами весьма болезненно.

Оппозиция обвиняла правящие круги Франции в проведении политики, противоречившей национальным интересам страны, ущемлявшей ее национальное достоинство. Гизо упрекали в том, что он, якобы, желал мира "любой ценой", что в угоду сохранения "сердечного согласия"52 с Великобританией был готов пожертвовать национальными интересами Франции и именовали "лордом Гизо" или "лордом Валь-Рише", а возглавляемое им правительство "министерством заграницы". В последние годы существования режима Июльской монархии оппозиция обвиняла правительство в стремлении сблизиться с абсолютистскими монархиями Европы - Австрией и Россией, воплощавшими в глазах французов ненавистную им Венскую систему.

стр. 50

По справедливому замечанию В. В. Дегоева, поведение короля Луи Филиппа и лидеров Сопротивления "составляло контраст имперско-реваншистским настроениям французского общественного мнения". Как отмечал Гюго, осторожная внешняя политика Луи Филиппа была "навязана" французскому народу, "у которого в его гражданских традициях было 14 июля, а в военных традициях - Аустерлиц". Барро, в духе того времени сравнивая Июльскую революцию 1830 г. и Славную революцию 1688 - 1689 гг. в Англии, отмечал различия в первых дипломатических шагах Вильгельма Оранского и Луи Филиппа Орлеанского. Он писал в своих "Мемуарах": "Вильгельм, едва был провозглашен королем Англии, бросил Людовику XIV гордый вызов, который должен был означать принижение великого короля и триумф дела реформы в части Европы. Луи Филипп, напротив, бросился извиняться за свое восхождение. Он говорил, что поднялся на трон единственно с целью восстановить порядок во Франции и завершить революцию... Он дошел до того, что в знаменитом письме к императору России оценивал как "катастрофу" событие, которое сделало его королем французов"53.

Такая критика внешнеполитического курса Луи Филиппа вряд ли была обоснованной. В области внешней политики орлеанизм явился первой попыткой сознательно "приучить" французов к проведению разумного и взвешенного курса, учитывающего реальные возможности страны. Однако французское общество осознало приемлемость внешнеполитического курса орлеанистов, или, по крайне мере, вынужденно примирилось с ним лишь после поражения во франко-германской войне 1870 - 1871 гг., когда Седан напомнил о Ватерлоо. Вплоть до этого времени инерция внешнеполитического экспансионизма, рожденная революцией конца XVIII в. и наиболее ярким образом воплотившаяся в наполеоновских войнах, продолжала будоражить французское общество.

Критика внешнеполитического курса правительства оппозицией зачастую не носила конструктивного характера, а являлась средством борьбы за власть, дискредитации кабинета и его низвержения; она была вызвана в большинстве случаев не столько действиями орлеанистов, сколько недовольством ими самими, их персонами. События, последовавшие за революцией 1848 г., подтвердили это: республиканцы, по сути, продолжили внешнеполитическую линию своих прежних противников - орлеанистов.

В годы Июльской монархии Франция вступила в полосу небывалого экономического подъема, которому правительство Луи Филиппа немало содействовало рядом продуманных мер, в частности созданием транспортной инфраструктуры. В 1836 г. был принят закон о проселочных дорогах, а в 1842 г. - о железных дорогах, способствовавший активизации железнодорожного строительства. Это в свою очередь стимулировало развитие промышленности по всей технологической цепочке. Однако, как отмечал Ревякин, промышленный бум способствовал не укреплению режима, а обострению противоречий. Значительно усилился класс капиталистических собственников и предпринимателей, все более тяготившихся всевластием "нотаблей" и требовавших продолжения либеральных реформ. По замечанию русского публициста Г. Вызинского, орлеанисты, заботясь о большинстве в палате, мало думали о большинстве в стране, в народе. Принимая слишком отвлеченно принцип "laisser faire", они мало обращали внимания на торгово-промышленные интересы, мало заботились о положении низших классов общества. "Я могу только сожалеть о вас", - говорил Луи Филипп эльзасским рабочим, жаловавшимся на недостаток работы. Такие заявления короля вписывались в рамки общего подхода к социальным проблемам, существовавшего в Европе первой половины XIX века. Либералы полагали, что

стр. 51

государство не должно обременять себя социальными функциями, считая их уделом частных лиц или благотворительных организаций. Как полагал Гизо, улучшение материального благосостояния основной массы населения зависело, прежде всего, не от государства, а от самих людей. Государство должно создавать благоприятные условия, то есть поддерживать порядок и стабильность для развития экономической активности. "Долг правительства заключается в том, чтобы прийти на помощь обездоленным классам, помочь им укрепить их усилия в их растущем стремлении к благам цивилизации. В этом нет ничего более очевидного и более святого. Но это должно делать не государство, а сами люди"54.

Однако было бы неправильно утверждать, что правительство Луи Филиппа ровным счетом ничего не сделало в социальной сфере. 22 марта 1841 г. король промульгировал закон о детском труде на мануфактурах, заводах и в мастерских, согласно которому запрещался ночной труд детей и ограничивалась продолжительность рабочего дня восьмью часами для детей в возрасте от восьми до двенадцати лет и двенадцатью часами для подростков в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет.

Июльскую монархию поразил и серьезный династический кризис. 13 июля 1842 г. погиб старший сын и наследник Луи Филиппа, герцог Орлеанский. После его смерти наследником трона был объявлен внук Луи Филиппа граф Парижский, которому исполнилось всего четыре года. Учитывая почтенный возраст короля, это обстоятельство практически исключало возможность гладкого и безболезненного наследования власти. Тем более что регентом при малолетнем короле должен был стать герцог Немурский, снискавший репутацию консерватора и политически негибкого человека.

Сельскохозяйственный, промышленный, торговый и финансовый кризис, поразивший Францию в 1845 - 1847 гг., только аккумулировал все эти проблемы и усилил широкое недовольство правящим режимом. Как отмечал Т. Зелдин, "...кризисы породили не только множество безработных и голодных, но поставили средний класс в бедственное положение, а высший - заставили осознать, что пошатнулись сами основы общества". В то же время, режим Луи Филиппа ослабел задолго до экономического кризиса. Вполне возможно, что если бы экономического кризиса и не случилось, Луи Филипп все равно отрекся бы от престола. С другой стороны, можно согласиться с утверждением Зелдина, что события 22 - 24 февраля 1848 г. вовсе не доказывают неизбежность падения монархии именно в это время. Республика, по его словам, была установлена не потому, что старый правящий класс был разгромлен, а потому, что он оставил свои позиции. "Республика победила прежде всего потому, что монархия потеряла самообладание, веру в себя и в собственное предназначение", - писал историк55. Действительно, февральская революция удивила даже самых решительных республиканцев. Они надеялись на успех своего дела только в относительно далеком будущем и были почти удивлены, что присутствуют при столь быстром свержении режима. Тем более такая развязка событий была неожиданна для правящих кругов. Герцог де Брой отмечал, что "февральские события обрушились на него как удар грома"56.

В то же время при анализе причин крушения Июльской монархии необходимо учитывать, что политическая база режима, в особенности "политический класс", то есть круг лиц, в той или иной мере участвовавших в управлении государством, оказалась чрезмерно узкой. Луи Филипп пытался проводить политику "золотой середины", равноудаленной от деспотизма и анархии, от сословных привилегий и идей всеобщего равенства и

стр. 52

демократии. Орлеанизм - это правительство нотаблей, элит по уровню богатства и социального положения. Но если, согласно Хартии 1830 г., власть короля основывалась на принципе договора между ним и народом, на деле такой договор существовал только между королем и элитами, а политика компромисса означала наличие такового только для элит. Правительство не сумело приспособиться к переменам, происходившим в стране во второй четверти XIX века.

24 февраля 1848 г. Луи Филипп после продолжительных колебаний подписал отречение от престола в пользу своего внука, графа Парижского, однако это не спасло режим: во Франции была провозглашена республика. При содействии английского консула королевская семья, за исключением герцогини Орлеанской и ее детей, бежала в Англию, без денег и даже без сменной одежды. Во Франции это было воспринято именно как бегство; Луи Филиппа, который не раз доказывал свою храбрость и который отнюдь не был трусливым человеком, французы осуждали. Как отмечал Ч. Гревилл, в эти дни Луи Филиппу опасность не угрожала, "народ не жаждал крови". По его мнению, Луи Филипп мог бы попытаться снизить накал страстей и пойти народу на уступки57.

Оказавшись в Великобритании, "гости" поставили в сложную ситуацию королеву Викторию. Премьер-министр Дж. Рассел и Г. Дж. Пальмерстон настаивали, чтобы королева не оказывала Луи Филиппу великодушного приема и помощи, поскольку это могло быть расценено новым французским правительством как содействие в возвращении бывшего монарха к власти. Кроме того, сама Виктория помнила обиду, нанесенную ей французским правительством и Луи Филиппом лично в деле "испанских браков", повлекших за собой осложнение в англо-французских отношениях. Однако в итоге победили чувство монархической солидарности и родственные связи: Луи Филипп был свекром любимого дяди Виктории, короля Бельгии Леопольда. Леопольд в очередной раз выступил в традиционной для него роли европейского посредника, предоставив в распоряжение тестя дворец в Клермонте, и заявил, что он там может жить столько, сколько потребуется. Как отмечал Гревилл, перемены в настроениях Виктории произошли не без влияния ее супруга принца Альберта. Гревилл сообщал о визите английской королевской семьи в Клермонт и отмечал, что один из сыновей королевы приветствовал Луи Филиппа как "Ваше Величество", очевидно, "выполняя приказ своей матери"58.

Об этих изменениях писала и российская подданная княгиня Д. Х. Ливен, с 1835 г. проживавшая в Париже и после революции 1848 г. также оказавшаяся в Англии. В письме от 4 (16) марта из Лондона она отмечала, что, несмотря на английскую неприязнь к Франции, королевская семья была принята с большим уважением к ее несчастью59.

Жизнь обитателей Клермонтского поместья была непростой как в материальном, так и в психологическом плане. Начать с того, что Клермонтский замок долгое время пустовал, и его коммуникации пришли в негодность. Неисправность канализации спровоцировала вспышку непонятной инфекции в замке. Библиотекарь и некоторые слуги умерли; королева Мария-Амелия и принц Жуанвильский тяжело заболели. Болезнь не задела короля и принца Немурского, налегавших на вино и пиво, и детей, больше употреблявших молоко. Вся семья была вынуждена не несколько месяцев переехать в Сассекс60.

Луи Филипп тяжело переживал изгнание. Ливен сообщала, что он "плачет и падает духом... содрогается под своей печалью", а королева "взывает к Богу и плачет"61.

стр. 53

Королевская семья оказалась в сложном финансовом положении, поскольку все состояние и имущество Луи Филиппа осталось во Франции и было подвергнуто секвестру. Часть личного состояния, главным образом, владение в Нейи, подлежала отчуждению; замок в Нейи был сожжен во время беспорядков. Что касается "апанажей", то есть уделов, то они подлежали включению в национальный фонд и, соответственно, были полностью утрачены королем62.

Секретарь Луи Филиппа, прибывший в Лондон, привез неутешительные известия о том, что генерал Кавеньяк решительно возражал против возвращения королевской семье ее состояния. В итоге, вопрос все-таки был решен положительно, однако, как писал Гревилл в конце ноября 1848 г., "хотя палаты уже давно вотировали реституцию Орлеанам, деньги им посылать не спешат"63.

Ливен сообщала, что королева Мария-Амелия имела в своем распоряжении всего одну простую карету, запряженную одной лошадью: "Это было печальное зрелище... В Париже - всегда восьмерка лошадей, 50 человек эскорта, большая помпа. Какая отчаянная ситуация!" По словам Дарьи Христофоровны, это зрелище произвело большое впечатление на королеву Викторию. Принцессы Немурская, Жуанвильская и Омальская, как отмечала княгиня, сами заботились о гардеробе своих мужей64. Сообщая о душевном состоянии сыновей Луи Филиппа, Ливен писала, что ими постепенно овладевает тоска и бездействие. Дни протекали однообразно, и только редкие визиты бывших министров, политиков и писателей вносили некое оживление в распорядок дня королевской семьи.

Луи Филипп, однако, не терял надежды на восстановление во Франции монархии. Ливен так писала о надеждах и прогнозах королевской семьи: "Генерал Шангарнье - это их сторонник, на которого они особенно рассчитывают. Они делают ставку и на Тьера, но надо учитывать его личные амбиции. Ему необходимо регентство герцогини Орлеанской, что означает власть в руках Тьера. Между тем, герцогиня Орлеанская не испытывает к нему доверия, и, конечно, если бы возвращение графа Парижского было бы возможно, это стало бы новой причиной затруднений и раздоров. Король считает, что герцог Немурский также мог быть регентом. Другие склоняются к кандидатуре принца Жуанвильского по причине его популярности. В любом случае, король твердо выражает свое мнение, что Генрих V - это самая приемлемая кандидатура, потому что она единственная по-настоящему легитимная. Если Франция его примет, король Луи Филипп и вся его семья также его признают".

Однако надеждам Луи Филиппа не суждено было сбыться: на президентских выборах 10 декабря 1848 г. принц Луи Наполеон был избран президентом республики. По словам княгини Ливен, король был удивлен его колоссальным успехом и верно оценивал эту победу как пролог к смерти республики65.

Луи Филипп прожил в замке Клермонт до конца своей жизни. Он умер 26 августа 1850 г. в возрасте 76 лет. Однако "говоря политическим языком, он был мертв уже давно. Это событие, которое три года назад вызвало бы сенсацию в Европе, не произвело сегодня большого эффекта..."66. 9 июня 1876 г. останки Луи Филиппа и его супруги, пережившей мужа на 16 лет, были перевезены из Англии и перезахоронены в королевской часовне Сен-Луи в Дре, в департаменте Ор-и-Луар.

Как же в конечном итоге оценили деятельность Луи Филиппа современники? По словам Гюго, Луи Филипп "...занял бы в истории место среди самых прославленных правителей, если бы немного больше любил славу и

стр. 54

если бы обладал чувством великого в той же степени, в какой обладал чувством полезного". "...Наделенный чем-то от Карла Великого и чем-то от ходатая по делам... был основателем династии и ее стряпчим; в целом, личность значительная и своеобразная, государь, который сумел упрочить власть, вопреки тревоге Франции, и мощь, вопреки недоброжелательству Европы, Луи Филипп будет причислен к выдающимся людям своего века...". Шатоб-риан же отмечал, что Луи Филипп был "единственным властителем, которого могут вынести французы"67.

Годы правления Луи Филиппа явились периодом высокой деловой активности, институциональной стабильности и внешнего мира. По словам французского исследователя Ж. Антонетти, Луи Филипп был умным человеком, он мог стать великим королем, но дело было в том, что Франция не хотела больше королей, ни бесславных, ни великих68. Между тем Луи Филипп очень хотел быть королем, королем настоящим и великим.

Примечания

1. Цит по: ГЮГО В. Посмертные записки. 1838 - 1875. М. 2007, с. 73.

2. BERTAUT J. Louis-Philippe intime. P. S.a, p. 19, 81 - 82.

3. Ibid., p. 20.

4. ГЮГО В. Отверженные. Собрание сочинений в семи томах. Т. 4. М. 1995, с. 19.

5. РЕВЯКИН А. В. Французские династии: Бурбоны, Орлеаны, Бонапарты. - Новая и новейшая история, 1992, N 4, с. 94.

6. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 133, оп. 469, д. 198, л. 92об.

7. LOUIS PHILIPPE. Pensees et opinions de Louis Philippe sur les affaires de l'etat. P. 1850, p. 236.

8. BROGLIE due de. Les Souvenirs, 1795 - 1870, v. 4. P. 1886, p. 24 - 25, 39.

9. В депеше К. В. Нессельроде от 18 августа 1830 г. отмечалось, что "вопрос признания герцога Орлеанского королем французов не является вопросом частного характера. Это вопрос европейский, от которого зависит слава Франции и слава правительств и народов в целом". АВПРИ, ф. 184, оп. 520, д. 39, л. 106об. - 107, 145 - 146.

10. Там же, ф. 137, оп. 475, д. 1, л. 30об. -31об.

11. LOUIS PHILIPPE. Op. cit., p. 236 - 241.

12. LAMARTINE A. de. Lamartine par lui-meme. P. 1892, p. 357.

13. АВПРИ, ф. 133. Канцелярия МИД, оп. 469, д. 197, л. 77; л. 289. Донесение Поццо ди Борго от 28.01(9.02). 1831; л. 283об., 284об.; ф. 187, оп. 524, д. 100, л. 21об. Донесение Поццо ди Борго от 23.01(4.02).1831.

14. BERTAUT J. Op. cit., p. 76.

15. АВПРИ, ф. 133, оп. 469, д. 134, л. 45. Донесение Н. Д. Киселева от 5(17).01.1844.

16. APPONYI R. Vingt-cinq ans a Paris. (1826 - 1850). Journal du compte Rodolphe Apponyi, attache de l'ambassade d' Autriche a Paris. T. 2. P. 1913, p. 304.

17. BERTAUT J. Op. cit., p. 88.

18. ГЮГО В. Посмертные записки, с. 26, 37.

19. CASTELLANE E.V.E.B. Journal du marechal de Castellane (1804 - 1862). V. 1 - 3. P. 1896, p. 86.

20. Цит. по: THUREAU-DANGIN P. Histoire de la monarchie de juillet. V. 3. P. 1884 - 1892, p. 80.

21. Цит. по: BERTAUT J. Op. cit., p. 81.

22. Луи Филипп, как известно, стал излюбленным объектом ядовитых карикатур, самой известной из которых была карикатура Шарля Филиппа, на которой голова и лицо короля благодаря трансформации некоторых черт постепенно превращается в грушу.

23. BERTAUT J. Op. cit., p. 76 - 77, 79.

24. ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 18, 19.

25. ЗЕЛДИН Т. Франция. 1848 - 1945. Честолюбие, любовь и политика. Екатеринбург. 2004, с. 358; Французские короли и императоры. Ростов-на-Дону. 1994, с. 526.

26. BERTAUT J. Op. cit., p. 83, 85.

27. ЗЕЛДИН Т. Ук. соч., с. 357 - 358; ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 18.

28. BERTAUT J. Op. cit., p. 79.

29. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 109, оп. 4а, д. 60, л. 2об.

30. ЗЕЛДИН Т. Ук. соч., с. 357.

31. BROGLIE G. L'Orleanisme. La ressource liberal de la France. P. 1981, p. 293.

32. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Июльская монархия. ПСС. Т. VII. М. 1950, с. 135.

стр. 55

33. BERTAUT J. Op. cit, p. 80, 81.

34. BARROT O. Memoires posthumes de Odilon Barrot. V. 1. P. 1875 - 1876, p. 219.

35. ШАТОБРИАН Ф. Р. де. Замогильные записки. М. 1995, с. 552; ГАРФ, ф. 109, оп. 4а, д. 60, л. 2об.

36. ШАТОБРИАН Ф. Р. де. Ук. соч., с. 552.

37. Цит. по: ГЮГО В. Посмертные записки, с. 79; GUIZOT F. Memoires pour servir a l'Histoire de mon temps. V. 8. P. 1858 - 1867, p. 73, 74, 89.

38. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Н. Г. Ук. соч., с. 135.

39. ГАРФ, ф. 109, оп. 4а, д. 60, л. 2.

40. Сын Отечества, 1842, N 10, с. 3.

41. ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 21.

42. Там же, с. 18.

43. ШАТОБРИАН Ф. Р. де. Ук. соч., с. 552; ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 18 - 19.

44. GREVILLE Ch. Les quinze premieres annees de regne de la reigne Victoria. P. 1889, p. 443.

45. Цит. по: LUCAS-DUBRETON J. Louis-Philippe. P. 1938, p. 225.

46. Россия под надзором. Отчеты 111 отделения 1827 - 1869, с. 198.

47. ГРЕЙ Дж. Поминки по Просвещению. М. 2003, с. 251; GUIZOT F. Memoires..., v. 8, p. 353.

48. ЛАВИСС Э. РАМБО. История XIX века. Т. 3. М. 1938, с. 356.

49. В Великобритании в 1832 г. было 800 тыс. избирателей, то есть 32 избирателя на одну тысячу жителей. PONTEIL F. Les institutions de la France de 1814 a 1830. P. 1966, p. 144 - 146.

50. REMOND R. La vie politique en France. 1789 - 1848. T. 1. P. 1965, p. 303; АРЗАКАНЯН М. Ц., РЕВЯКИН А. В., УВАРОВ П. Ю. История Франции. М. 2005, с. 245.

51. BERTAUT J. Op. cit., p. 236.

52. Считается, что авторство термина "сердечное согласие" принадлежит лорду Дж. Г. Абердину (1784 - 1860), в 1841 - 1846 гг. возглавлявшему внешнеполитическое ведомство Великобритании. Французское выражение "entente cordiale" является переводом с английского.

53. ДЕГОЕВ В. В. Внешняя политика России и международные системы: 1700 - 1918 гг. М. 2004, с. 211; ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 19; BARROT О. Op. cit., v. 1, p. 218.

54. РЕВЯКИН А. В. Французские династии: Бурбоны, Орлеаны, Бонапарты, с. 97; ВЫЗИНСКИЙ Г. Защитники парламентаризма и оппозиционная литература во Франции. Русский вестник, 1858, т. 17, кн. II, с. 570; GUIZOT F. Memoires..., v. 6, p. 347.

55. ЗЕЛДИН Т. Ук. соч., с. 404, 409, 410.

56. Цит. по: ROSANVALLON P. Le moment Guizot. P. 1985, p. 321.

57. GREVILLE Ch. Op. cit., p. 366.

58. Ibid., p. 373, 382.

59. ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664; т. 3, л. 16.

60. TEYSSIER A. Les enfants de Lui-Philippe et la France. P. 2006, p. 200.

61. ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664; т. 3, л. 36об.

62. TEYSSIER A. Op. cit., p. 201.

63. ГАРФ, ф. 728, оп. 1, т. 2, д. 1664; т. 3, л. 143; GREVILLE Ch. Op. cit., p. 399.

64. ГАРФ, л. 88об.; 41. Письмо от 22.03(3.04). 1848.

65. Там же, т. 4, л. 7об. -8, 199об.

66. GREVILLE Ch. Op. cit., p. 442.

67. ГЮГО В. Отверженные, т. 4, с. 18, 17; ШАТОБРИАН Ф. Р. де. Ук. соч., с. 553.

68. ANTONETTI G. Louis-Philippe. P. 2002, p. 948.


© elibrary.com.ua

Постоянный адрес данной публикации:

https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Луи-Филипп-Орлеанский

Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G


Публикатор:

Україна ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://elibrary.com.ua/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Н. П. Таньшина, Луи Филипп Орлеанский // Киев: Библиотека Украины (ELIBRARY.COM.UA). Дата обновления: 08.07.2020. URL: https://elibrary.com.ua/m/articles/view/Луи-Филипп-Орлеанский (дата обращения: 19.03.2024).

Найденный поисковым роботом источник:


Автор(ы) публикации - Н. П. Таньшина:

Н. П. Таньшина → другие работы, поиск: Либмонстр - УкраинаЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Україна Онлайн
Kyiv, Украина
638 просмотров рейтинг
08.07.2020 (1350 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
Zhvanko L. M. Refugees of the First World War: the Ukrainian dimension (1914-1918)
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Petro Semidolya
АНОНІМНИЙ "КАТАФАЛК РИЦЕРСЬКИЙ" (1650 р.) ПРО ПОЧАТОК КОЗАЦЬКОЇ РЕВОЛЮЦІЇ (КАМПАНІЯ 1648 р.)
Каталог: История 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
VII НАУКОВІ ЧИТАННЯ, ПРИСВЯЧЕНІ ГЕТЬМАНОВІ ІВАНОВІ ВИГОВСЬКОМУ
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕС В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ: УСПЕХИ И НЕУДАЧИ
Каталог: Экономика 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SLOWING GLOBAL ECONOMY AND (SEMI)PERIPHERAL COUNTRIES
Каталог: Экономика 
22 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SUMMARY
Каталог: Разное 
29 дней(я) назад · от Petro Semidolya
СССР - ЕГИПЕТ: ЭТАПЫ СБЛИЖЕНИЯ
Каталог: История 
40 дней(я) назад · от Petro Semidolya
В статье представлены результаты серии огневых испытаний огнестойкой конструкции стены в виде противопожарной перегородки, где эта конструкция была пронизана стальными элементами, имитирующими наличие проникающих прогонов или стропил.
Каталог: Строительство 
52 дней(я) назад · от Україна Онлайн
ЗАПРОШЕННЯ ВІРМЕН ДО ЛЬВОВА ГАЛИЦЬКИМИ КНЯЗЯМИ ДАНИЛОМ ТА ЛЕВОМ ДАНИЛОВИЧЕМ У "TOPOGRAPHIA CIVITATIS LEOPOLITANAE" ІОГАННА АЛЕМБЕКА: ОСОБЛИВОСТІ РЕНЕСАНСНОГО ІСТОРІЄПИСАННЯ
Каталог: История 
61 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ЕРІК ГОБСБАУМ
Каталог: История 
61 дней(я) назад · от Petro Semidolya

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

ELIBRARY.COM.UA - Цифровая библиотека Эстонии

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

Луи Филипп Орлеанский
 

Контакты редакции
Чат авторов: UA LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Украины


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android