Среди деятелей Французской буржуазной революции конца XVIII в. на ее начальном этапе фигурировал в числе других организатор и первый главнокомандующий Национальной гвардией генерал Лафайет (1757 - 1834 гг.). Его выдвижение на политическую авансцену после 14 июля 1789 г. было неслучайным: сравнительно немногие в предреволюционной Франции пользовались такой же популярностью в кругах либерального дворянства и третьего сословия, как он. Принадлежа по рождению к высшей аристократии, Мари Жозеф Поль Ив Рок Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет под влиянием идей просветителей с юных лет сделал выбор в пользу либерально-буржуазной демократии, отказавшись от предуготованной ему судьбы преуспевающего придворного. Очень рано, вспоминал он, "республиканские порядки очаровали меня"¹ .

Узнав о начале войны североамериканских колоний Англии за независимость, 19-летний кавалерийский капитан нарушил запрет Людовика XVI и в апреле 1777 г. отправился в Северную Америку в качестве волонтера, став вскоре одним из известных генералов республиканской армии, ближайшим другом и соратником Дж. Вашингтона. Вольтер назвал Лафайета "героем Нового Света" и выразил надежду увидеть его "освободителем Старого"² . Участие в американской буржуазной революции, тесное общение с "отцами- основателями" США Т. Джефферсоном, Б. Франклином, С. Адамсом, А. Гамильтоном, Дж. Мэдисоном и др., близкое знакомство с республиканской политической системой еще более укрепили Лафайета в его складывавшихся тогда воззрениях. В 1799 г. он писал: "Я убежден, что род людской был создан для того, чтобы быть свободным, а я появился на свет для того, чтобы служить его делу"³ .

Иностранная библиография о Лафайете насчитывает десятки названий. В советской литературе о нем имеются лишь упоминания в общих работах (в основном критического характера), специальных же исследований о нем нет. Вряд ли это справедливо по отношению к активному участнику войны за независимость североамериканских колоний и двух французских революций (1789 - 1794 и 1830 гг.), тем более что биография Лафайета - это еще и история определенной политической традиции, сохранившейся во Франции до наших дней. "История Лафайета, - писал один из первых его биографов, - есть история происхождения либеральной Франции"⁴ . В этом очерке рассказывается о периоде жизни Лафайета, предшествовавшем Французской буржуазной революции конца XVIII в., в которой ему суждено было сыграть заметную, хотя и противоречивую роль.

...40-пушечный фрегат "Нимфа" приближался к берегам Франции. На его борту находился почетный пассажир - полевой маршал войск его величества Людовика XVI маркиз де Лафайет, он же генерал-майор североамериканской республиканской армии, возвращавшийся на родину после пятимесячного путешествия по Соединенным Штатам. Полевому маршалу - 27 лет. Это высокое звание было ему пожаловано четырьмя годами ранее за участие во взятии Йорктауна" (октябрь

¹ Memoires, correspondences et manuscrits du general Lafayette, publies par sa famille. T. 1. Bruxelles. 1837, p. 21.

² Vandal H., Lesourd P. Lafayette ou "Le sortilege de l'Amerique". P. 1976, p. 79.

³ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 5. Bruxelles. 1837, p. 267.

⁴ Bardoux A. La Jeunesse de Lafayette, 1757 - 1792. P. 1892, p. 111.

стр. 76

1781 г.), когда объединенные американо-французские войска под командованием Дж. Вашингтона нанесли решающее поражение английской армии генерала Корнуоллиса, фактически предопределившее победоносное завершение борьбы 13 североамериканских колоний за независимость. После заключения Версальского мирного договора (1783 г.), ознаменовавшего рождение первого суверенного государства в Северной Америке, Вашингтон пригласил супругов Жильбера и Адрианну Лафайет погостить у него. Однако заботы о малолетних детях не позволили мадам Лафайет принять приглашение Вашингтона. Получив разрешение Людовика XVI, Лафайет стал собираться в дальний путь. В этой поездке в США его сопровождал в качестве адъютанта некий шевалье де Караман. В действительности он был приставлен к маркизу соглядатаем, ибо политические взгляды Лафайета уже тогда вызывали беспокойство королевского двора.

4 августа 1784 г. в Нью-Йорке был устроен торжественный прием по случаю прибытия Лафайета. После Нью-Йорка его ждала Филадельфия, где Лафайет был гостем конгресса и лично Г. Лоуренса, его председателя. 11 августа на специальном заседании конгресса Лафайету был вручен памятный адрес, а маркиз произнес речь, опубликованную во всех странах, кроме Франции. Рассуждая о значении американской революции, Лафайет сказал: "Пусть же эта революция послужит уроком для угнетателей и примером для угнетенных"⁵ . После Филадельфии - Балтимор и, наконец, Маунт- Вернон, где Лафайета принял Вашингтон. 12 дней они провели, не разлучаясь. Часто их можно было видеть совершающими прогулки верхом по дубовым рощам, рыжеватым холмам и расположенным вдоль берегов Потомака табачным плантациям, на которых трудились черные рабы. Глядя на них, Лафайет размышлял о рабстве, существовавшем в республиканской стране. Он делился своими мыслями с Вашингтоном. Впоследствии они продолжат дискуссию на эту тему в переписке. После Маунт-Вернона Лафайет возвратился в Балтимор, который был ему особенно близок. Ведь в тех местах он воевал вместе с вирджинцами. Городские власти устроили обед в честь Лафайета и чествовали его как "спасителя города".

Далее его путь лежал через Филадельфию и Нью-Йорк в Олбани, где он мечтал в свое время о походе в Канаду. Здесь он встречается с вождями индейцев. "Большого Кайевлу" (почетное имя, данное Лафайету ирокезскими вождями в 1778 г.) радушно приветствуют, Лафайет дружески беседует с индейцами, убеждая их сохранять верность США и не поддаваться на уговоры англичан. Индейцы украшают голову Лафайета перьями, а женщины подносят к нему больных детей, искрение веря, что своим прикосновением он исцелит их. Из Олбани Лафайет направился в Бостон и Ньюпорт, а оттуда в Портсмут, куда для встречи с ним приехал генерал Н. Грин, и, наконец, возвратился в Маунт- Вернон, к Вашингтону. То была их последняя встреча. Проводив Лафайета, Вашингтон послал следом письмо, датированное 8 декабря: "Теряя из виду ваш экипаж, я спрашивал себя: неужели я виделся с вами в последний раз, и, несмотря на мое желание сказать "нет", предчувствие повторяло его мне: "да". Дни юности пробуждались в моей памяти, я чувствовал, что они уже давно и безвозвратно прошли, что я опускаюсь по склону той горы, к высотам которой шел пятьдесят два года. Невзирая на крепость моего сложения, я принадлежу к семейству недолговечному и должен ожидать скорого отдохновения в могиле моих предков. Эти мысли омрачали предо мной горизонт, застилали тучей мое будущее, а следовательно, и надежду снова вас увидеть. Но не жалуюсь. И у меня был свой день. Не могу выразить того чувства любви, которое я питаю к вам, да даже и не пытаюсь это сделать"⁶ . Лафайета письмо застало в Бостоне 21 декабря. Он немедленно ответил Вашингтону: "Нет, мой генерал, наше недавнее расставание не будет последним прощанием. Моя душа восстает против этой мысли"⁷ .

Программа поездки была исчерпана, и 25 декабря 1784 г. "Нимфа" выходит из порта Нью-Йорка под прощальный салют береговой артиллерии. На борту корабля вместе с Лафайетом можно было видеть молодого ирокеза, присланного его вождями

⁵ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 4. Bruxelles 1837, p. 81.

⁶ Цит. по: Богучарский В. Я. Маркиз Лафайет - деятель трех революций (Исторический портрет). М. 1899, с. 72.

⁷ The Letters of Lafayette to Washington 1777 - 1799. N. Y. 1944, p. 288.

стр. 77

служить "Большому Кайевле". За время почти месячного плавания Лафайет приводит в порядок свои впечатления. Он понимает, что с Америкой его будут связывать теперь главным образом воспоминания да переписка. Всеми мыслями Лафайет был уже во Франции. "Политическое воспитание Лафайета, - отмечал его русский биограф, - вполне завершилось этим... путешествием в Америку"; в явный контраст со всем складом окончательно выработанных им новых убеждений вступало "все то, что он встретил на собственной родине, как только взор его, оторвавшись от американских дел, устремился на положение Франции"⁸ .

20 января 1785 г., сойдя на берег в порту Бреста и не заезжая в Париж, Лафайет занялся распродажей своих земельных владений в Бретани, доставшихся ему после смерти матери. Огромные расходы, понесенные им в Северной Америке в годы войны за независимость (Лафайет израсходовал более 750 тыс. ливров из личных средств на оказание финансовой поддержки армии конгресса), расстроили его материальное положение, и он надеялся поправить дела продажей земель. В Бретани Лафайет посещал собрания провинциального дворянства, на которых слышал резкую критику в адрес правительства. Дворянство Бретани пригласило его принять участие в региональной ассамблее в Ренне, на которой он присоединился к голосам недовольных. Продажа земельных владений прошла удачно, и Лафайет отправился в Париж. Первым человеком, которому он нанес визит, был американский посол Б. Франклин. Ему он передал письмо от Вашингтона и рассказал о положении дел в Соединенных Штатах. 9 февраля Лафайет получил аудиенцию у короля и вручил ему послание конгресса. Людовик XVI, милостиво приняв маркиза, сообщил о назначении его помощником морского министра маршала де Кастри. В то время затевалась реорганизация флота, и Лафайету предстояло принять в ней участие.

Непосредственное знакомство с государственными делами открыло Лафайету всю катастрофичность финансового положения Франции. Чрезмерная расточительность двора, особенно королевы, сделала свае дело. Мария- Антуанетта вела настоящую войну против генерального контролера финансов Ж. Неккера, добиваясь его устранения. Ее настойчивость получила удовлетворение после того, как Неккер опубликовал роспись государственных доходов и расходов, свидетельствующую об истощении государственной казны. Людовик XVI подписал отставку Неккера, на его место был назначен граф де Калонн, видевший свою миссию главным образом в том, чтобы ладить с фаворитами двора. Калонн легко соглашался на любые траты, лишь бы угодить капризам королевы и ее любимцев. Между тем казна пустела с каждым днем.

Отставка Неккера и назначение Калонна вызвали общественное недовольство, о чем, в частности, гласят и донесения русского посла при Версальском дворе кн. И. С. Барятинского Екатерине II в январе 1785 г.: "Г-н Неккер выдал мне книгу под заглавием: De l'Administration des finances de la France. Сам же он несколько месяцев спустя отсюда поехал в Швейцарию для поправления здоровья жены его, и теперь находятся они в Монпелье. С проездом его по Франции по всем местам от народа имел он чувствительные знаки их сожаления, что он оставил министерство... Книга сия... в публике произвела такое ощущение, что меж партиями Неккера и Калонна почти доходило до драки"⁹ . Неккер "обнажил все происходящие злоупотребления", - продолжал русский посол. Его противники "злобствование простирают даже до того, что называют его государственным изменником, крича, что его следует наказать, ибо министрам, оставившим дела, не следует давать публике сведений о вещах таких, кои подвержены секрету"¹⁰ .

По понятиям того времени, официальный бюджет французского королевства составлял государственную тайну. Неккер тщетно пытался убедить короля в необходимости ежегодно публиковать отчеты о финансовом положении страны. Отмечая популярность книги Неккера, один экземпляр которой Барятинский отправил царице, русский посол сообщал: "Публика всю эдицию (издание. - П. Ч.) раскупила в одни сутки. Теперь большая часть людей уже ее прочли"¹¹ . В донесении содержится не-

⁸ Богучарский В. Я. Ук. соч., с. 74.

⁹ АВПР, ф. Сношения России с Францией, 1785 г., оп. 93/6, д. 424, лл. 15 - 16.

¹⁰ Там же, л. 16.

¹¹ Там же.

стр. 78

лестная характеристика графа де Калонна: "Настоящий генерал-контролер, по мнению публики, не может долго остаться на своем месте... Он хотя и имеет таланты, но в публике не эстимован (не пользуется уважением. - П. Ч.) и до сего места дошел через дворцовые интриги. Почему большей частью и окружился людьми также порочными, и кои имеют всю его доверенность... Его самого и всех его креатур подозревали в корыстолюбии"¹² . Подозрения, на которые указывал русский дипломат, были обоснованными. Новый генеральный контролер финансов оказался нечист на руку. Свою деятельность он начал с того, что погасил за счет королевской казны свои личные долги в размере 220 тыс. ливров¹³ . Верным оказался и прогноз Барятинского в отношении карьеры Калонна. Уже в 1787 г. он вынужден будет уйти в отставку. Однако за пять лет управления французскими финансами Калонн своей беспринципной политикой сумел довести их до полного расстройства¹⁴ .

В годы царствования Людовика XV и Людовика XVI французская аристократия усвоила взгляд на государство как на источник обогащения. При версальском дворе процветали синекуры - различные хорошо оплачиваемые должности, не связанные ни с какими реальными обязанностями, пенсии, субсидии, королевские "дары". В предреволюционные годы из государственной казны было уплачено 23 млн. ливров графу д'Артуа на покрытие его долгов, 1200 тыс. ливров - княгине де Полиньяк на те же цели, 100 тыс. ливров - графу де Гиш на приданое его дочери, и т. д. Родственники Лафайета герцог и герцогиня де Ноайль получали пенсию в размере 1750 тыс. ливров, не считая обычного очень высокого жалованья. На выплату подобного рода пенсий государственная казна отпускала ежегодно 28 млн. ливров¹⁵ . Это был узаконенный грабеж государственных финансов, пополнявшихся за счет взимания все новых и новых налогов с многострадального крестьянства.

Можно представить себе недоумение, которое охватило двор, когда Лафайет категорически отказался от пенсии, предоставленной ему после гибели его отца еще Людовиком XV. Поступок Лафайета произвел неблагоприятное впечатление в Версале, где самые богатые аристократы соперничали друг с другом в том, кто больше урвет из казны под видом милостей короля. Решение молодого маркиза было расценено как вызов "обществу". "Что такое для короля - на несколько тысяч ливров больше или меньше?" - говорили аристократы, пожимая плечами. "Пот целой деревни"¹⁶ , - отвечал им Лафайет. Действительно, разительным контрастом праздной роскоши аристократических салонов было убогое существование 23-миллионной крестьянской массы, составлявшей до 85% населения тогдашней Франции. Эти люди должны были оплачивать беззаботную жизнь кучки тунеядцев, изобретавших все более изощренные средства выжимания денег из землепашца, для которого пшеничный хлеб был непозволительной роскошью. Талья, десятина, двадцатина, капитация, габель и другие виды обложений вели к массовому разорению и обнищанию крестьянства¹⁷ . "Население целых местностей было доведено до нищеты. В каждой провинции толпы в 5, 10, 20 тыс. человек - мужчин, женщин и детей - бродили по большим дорогам. В 1777 г. была официально установлена цифра в 1100 тыс. нищих"¹⁸ . В 80-е годы число полностью обнищавших крестьян возросло до 2 млн. человек¹⁹ .

¹² Там же, лл. 16 - 17.

¹³ См. Манфред А. З. Великая Французская революция. М. 1983, с. 25.

¹⁴ С оригинальной трактовкой роли Ш. -А. де Калонна накануне революции выступила Е. И. Лебедева, в значительной степени пересматривающая сложившиеся в историографии негативные оценки его личности. Она характеризует Калонна как незадачливого реформатора и приверженца школы физиократов, фактического продолжателя идей Тюрго и Неккера (см. Лебедева Е. И. К истории политического кризиса накануне Великой Французской буржуазной революции (план реформ Ш. -А. де Калонна). В кн.: Проблемы новой и новейшей истории. М. 1982).

¹⁵ Манфред А. З. Ук. соч., с. 25.

¹⁶ Latzko A. Le general Lafayette. P. 1935, pp. 130 - 131.

¹⁷ Положение французского крестьянства накануне революции 1789 г. детально исследовано в работе: Ад о А. В. Крестьянское движение во Франции во время Великой буржуазной революции конца XVIII века. М. 1971, с. 21 - 74.

¹⁸ Кропоткин П. А. Великая Французская революция 1789 - 1794. М. 1979, с. 17.

¹⁹ Манфред А. З. Ук. соч., с. 30.

стр. 79

Голод как хроническое явление в деревне стал одной из главных причин развернувшихся с середины 80-х годов XVIII в. по всей стране крестьянских восстаний. "Продовольственные волнения были борьбой обнищавшего, голодного мелкого люда за первейшее условие жизни, за хлеб. Но они были в то же время важнейшим элементом разгоревшейся в деревне великой социальной войны. Борьба за хлеб логикой вещей становилась борьбою тех, кто его не имел, против тех, кто обладал им в избытке и оказывался в глазах народа виновником дороговизны и нищеты... Однако продовольственные движения все более определенно начали перерастать в крестьянскую "жакерию", направленную уже прямо против феодального класса"²⁰ .

По возвращении из Америки первым важным шагом Лафайета на общественном поприще стали его выступления в защиту протестантов, терпевших во Франции притеснения. Нантский эдикт 1598 г., признававший за протестантами гражданские права, давно был предан забвению. В письме от 11 мая 1785 г. Вашингтону Лафайет писал: "Протестанты во Франции подчинены невыносимому деспотизму. Любой из них подвергается открытому преследованию. Они всецело зависят от каприза короля, королевы, парламента или какого-нибудь министра. Их браки незаконны. Их завещания недействительны. Их дети считаются внебрачными, а сами они достойны виселицы. Я хотел бы добиться изменения этого положения"²¹ . Лафайет пытался что-то предпринять в этом направлении. Он встречался с лидерами протестантов, собирал необходимую информацию об их положении, вел активную пропаганду свободы совести. Церковь и двор испытывали растущее недовольство энергичной деятельностью маркиза, но не решались пока одернуть его. Лафайет - европейская знаменитость, которую желают лицезреть во многих столицах Старого Света. Маркиз получал множество приглашений из самых разных стран, и у него созрело решение совершить путешествие по Европе. Двор не только не противодействовал осуществлению этого решения, но, напротив, поощрял Лафайета поскорее отправиться в поездку в надежде отвлечь маркиза от французских дел.

Первое приглашение Лафайет получил из Берлина от Фридриха II. В письме Вашингтону Лафайет сообщал, что он приглашен наблюдать за военными маневрами, которыми будет руководить прусский король. Перед отъездом в Пруссию Лафайет тепло простился с 79-летним Франклином, который возвращался на родину после долгих лет напряженной службы. На его место конгресс назначил Т. Джефферсона, тоже давнего друга Лафайета. 14 июля 1785 г. Лафайет пересек границу Франции²² . Фридрих II устроил пышную встречу "герою Нового Света" в потсдамском дворце Сан-Суси, где за обедом маркиз неожиданно оказался рядом с лордом Корнуоллисом. На сей раз лорд был при шпаге, не так, как на завтраке после взятия Йорктауна 20 октября 1781 года. Король, намеренно организовавший встречу двух бывших противников, с интересом рассматривал обоих. Лафайет сопровождал Фридриха II на военные учения в Силезию. В беседах с королем Лафайет рассказывал об Америке, где нет ни королевской власти, ни даже дворянства; увлекшись, он расписывал ему преимущества республиканской формы правления. Фридрих с иронической улыбкой выслушал рассуждения Лафайета и неожиданно заметил: "Я уже был знаком с молодым человеком, который рассуждал так же, как вы. Знаете, что с ним стало?" "Нет, сир", - ответил маркиз. "Вы знаете, мосье, он был повешен"²³ . Добавим, что менее чем через 10 лет Лафайет самолично познакомился с прусской тюрьмой. Но в 1785 г. он был почетным гостем Фридриха II.

Прусский король произвел своеобразное впечатление на Лафайета, о чем он поведал в письме Вашингтону: "Несмотря на все то, что я о нем слышал, я был поражен костюмом и фигурой старика - дряхлого и неопрятного капрала, обсыпанного с ног до головы испанским табаком, с головой, почти лежащей на плече, и с

²⁰ Адо А. В. Ук. соч., с. 87.

²¹ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3. Bruxelles 1837, p. 140.

²² О путешествии Лафайета по Европе подробно рассказывает Gottschalk L. Lafayette between the American and the French Revolution (1783 - 1789). Chicago 1950 pp. 181 - 201.

²³ Rousselot J. La Vie passionnee de La Fayette. P. 1957, p. 163.

стр. 80

пальцами, разбитыми подагрой"²⁴ . Из Пруссии Лафайет отправился в Прагу, Дрезден, Бреслау, Кассель, наконец, в Вену, где его принимал еще один мнимый почитатель Вольтера - император Иосиф II. На обратном пути во Францию Лафайет опять гостил некоторое время в Пруссии. Поездка за границу продолжалась более трех месяцев. В последних числах октября 1785 г. маркиз возвратился во Францию, где в самом разгаре был очередной придворный скандал, т. н. дело с ожерельем королевы, подорвавшее и без того сомнительную репутацию Марии-Антуанетты²⁵ и еще более пошатнувшее престиж королевской власти.

Противников абсолютизма можно было найти не только в третьем сословии. Все больше их становилось среди привилегированного дворянского класса, внутри которого выделилось либеральное течение, отвергавшее старый, феодально-абсолютистский строй. "Представители либерального дворянства,.. - отмечал А. З. Манфред, - гласно высказывали свое неодобрение политике, проводимой абсолютистским режимом, и даже афишировали свои симпатии передовым идеям буржуазии"²⁶ . Во Франции распространилось всеобщее недовольство, охватившее не только "низы", но и "верхи". На это указывал еще А. де Токвиль: "Каждого начинает волновать недовольство своим положением, каждый усиливается изменить его, все ищут лучшей доли, но это - нетерпеливые и скорбные поиски, заставляющие проклинать прошедшее и мечтать о порядке вещей, противоположных данному. Этот дух вскоре проникает в среду самого правительства и, ничего не изменяя в нем извне, преобразует его внутренне; законы остаются те же, но их иначе применяют"²⁷ .

Важнейшей особенностью "кризиса верхов", охватившего Францию с середины 1780-х годов, была растущая изоляция королевской власти внутри самого дворянского класса. Оппозиция абсолютизму возникла не только слева - со стороны либерального дворянства, требовавшего реформ в духе буржуазного либерализма, но и справа - со стороны большей части дворянского сословия, отстаивавшей древние феодальные права и вольности и выступавшей за ограничение абсолютистской бюрократии²⁸ . Английский путешественник, посетивший тогда страну, отмечал, что крамола проникла даже в Версаль. Зрители наградили аплодисментами актера, который со сцены дворцового театра говорил о любви к свободе и ненависти к королям²⁹ . В аристократических салонах шли разговоры о бедственном положении народа. "Должно признать, - писал по этому поводу Токвиль, - что во Франции верхние слои общества стали интересоваться участью бедного класса раньше, чем он заставил бояться себя; они начали принимать в нем участие в такое время, когда еще не думали, что бедствия могут стать причиной их собственной гибели.

²⁴ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3, p. 151.

²⁵ Wignac H. de. Scenes et tableaux du regne de Louis XVI. P. 1934, pp. 82 - 102.

²⁶ Манфред А. З. Ук. соч., с. 26.

²⁷ Токвиль. Старый порядок и революция. Пг. 1918, с. 140.

²⁸ Подробный анализ обстановки во Франции накануне революции не входит в задачу настоящего очерка (см.: Шере Э. Падение Старого порядка 1787 - 1789. Т. 1 СПб. 1907; Egret J. La Pre-revolution franchise. P. 1962; Soboul A. La Civilisation et la Revolution franchise. T. 1: La Crise de l'ancien regime. P. 1970; ejusd. La France a la veille de la Revolution. P. 1974; Vovelle M. La Chute de la monarchie. 1787- 1792. P. 1974). Интересное исследование о политических настроениях и позициях французского дворянства накануне революции провела Л. А. Пименова, впервые в марксистской историографии проанализировавшая 165 дворянских наказов. По ее подсчетам, в 121 наказе излагались консервативно-реформистские идеи (восстановление дворянских вольностей и ограничение абсолютистской бюрократии); лишь в 17 выражалась либерально- реформистская программа, близкая к буржуазному либерализму; в остальных 27 причудливо сочетались идеи либерального реформаторства и сословного консерватизма (Пименова Л. А. Социально-политическая программа дворянства Франции накануне Великой Французской революции (по материалам наказов Генеральным Штатам 1789 г.). Автореф. канд. дисс. М. 1984; ее же. Дворянство Франции ко времени Французской революции конца XVIII в. - Вестник Московского университета, серия 8, история, 1982, N 4; ее же. Социально- политическая позиция дворянства накануне Великой Французской революции. - Новая и новейшая история, 1984, N 1; ее же. Социально-политическая программа французского дворянства накануне Великой Французской революции (По материалам наказов в Генеральные Штаты 1789 г. от дворянства северной Франции). В кн.: Проблемы новой и новейшей истории.

²⁹ Latzko A. Op. cit., pp. 136 - 137.

стр. 81

Это становится особенно заметным в десятилетие, предшествовавшее 89 году"³⁰ . Разумеется, здесь речь идет не об аристократии и дворянстве в целом, а об их либеральной фракции, одним из лидеров которой становился в это время Лафайет. Как-то на военном смотре Людовик XVI обратил внимание на эмблему, которая украшала перевязь на мундире Лафайета. По распространенному тогда во французской армии обычаю, каждый офицер сам избирал для себя ту или иную эмблему. Присмотревшись, король увидел, что эмблема Лафайета представляла собой дерево свободы, стоящее на короне и переломанном скипетре. Людовик XVI выразил недовольство подобной демонстрацией республиканских настроений со стороны своего полевого маршала³¹ .

По возвращении из заграничной поездки Лафайет возобновил борьбу за права протестантов. Его часто можно было видеть в салоне баронессы де Сталь, где собирался цвет политического и литературного Парижа. Этот салон превратился в своеобразный центр либеральной оппозиции. За его посетителями была установлена слежка, которой не избежал и Лафайет. Следили и за домом маркиза, где велись разговоры о реформах, законопроектах, правах французов и т. д. Любопытно описание его дома, данное одним из посетителей: "Мы были у мосье де Лафайета. Этот дом мне в высшей степени понравился. Сам Лафайет мне показался существом более свойственным Америке, нежели Парижу. Он говорит по-английски так же легко, как по- французски. У него в доме есть американский дикарь, одетый в национальный костюм. Этот дикарь называет его не иначе, как "father" (отец). Все в доме дышит простотой. Вместе со мною там обедали Мармонтель и аббат Морле. Маленькие дочери Лафайета отлично говорят по-английски. Я удивлялся простоте этого заслуженного молодого человека, в то время когда существует столько людей, которые ничего не сделали, а держат себя с такой недоступностью"³² .

Наряду с защитой протестантов Лафайета занимала проблема рабства. В годы войны за независимость он был свидетелем самоотверженности негров, сражавшихся на стороне повстанцев, и не хотел смириться с тем, что первые по- прежнему остаются рабами. Он неоднократно вел беседы о рабстве с Вашингтоном, а теперь решил подать пример не только американцам, но и соотечественникам. Французы тоже вели активную торговлю темнокожими рабами в своих колониях и использовали рабский труд на плантациях. В конце 1785 г. Лафайет купил через посредников участок земли во Французской Гвиане и поселил на нем 48 негров, выкупленных им из рабства. В письме Вашингтону, датированному 8 февраля 1786 г., Лафайет поведал ему о своих текущих заботах: "Между нами, я надеюсь, что в течение предстоящей зимы проблема протестантов примет счастливый оборот. Другой секрет, который я вам доверяю, состоит в том, что я купил в колонии Кайенна плантацию за 125 тыс. ливров, где я намерен в самое ближайшее время попытаться освободить негров, что, как вы знаете, является моей заветной мечтой"³³ .

"Доброта вашего сердца, мой дорогой маркиз, - осторожно отвечал Вашингтон, - обнаруживается во всех обстоятельствах, и я не перестаю удивляться все новым ее проявлениям. Недавнее приобретение вами плантации в Кайенне с целью освобождения рабов - великодушное и благородное свидетельство вашей человечности. Дай бог, чтобы такой же дух вдохновил весь народ этой страны! Но я не тешу себя надеждой увидеть это своими глазами. В ходе последней сессии в конгресс были представлены несколько петиций в пользу отмены рабства, но они с трудом получили возможность быть зачитанными. Я думаю, что немедленная эмансипация привела бы к большим бедам; но несомненно она может и должна быть постепенно осуществлена законодательной властью"³⁴ . Затея Лафайета была поддержана морским министром. В результате число освобожденных негров на плантации Лафайета возросло до 65 человек, однако враждебность соседних плантаторов в конечном счете обрекла это предприятие на неудачу. К тому же начавшаяся во Франции ре-

³⁰ Токвиль. Ук. соч., с. 150.

³¹ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 2. Bruxelles 1837, p. 405.

³² Цит. по: Bardoux A. Op. cit., p. 194.

³³ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3, p. 160.

³⁴ Ibid., p. 174.

стр. 82

волюция отвлекла Лафайета от его плантации. Впоследствии он вернулся к идее отмены рабства в колониях.

Активная общественная деятельность не снимала с Лафайета обязанностей помощника морского министра. Летом 1786 г. он сопровождал Людовика XVI в поездке в Шербур, где проводились работы по модернизации порта, а по возвращении Лафайет принял участие в приятной для него церемонии. 28 сентября 1786 г. американский посол Джефферсон в соответствии с указаниями конгресса преподнес парижской ратуше дар от штата Вирджиния - бюст Лафайета работы Ж. А. Гудона. Виновник торжества присутствовал при установке бюста в здании ратуши³⁵ . Осенью того же 1786 г. Лафайет обдумывал план поездки в Россию, куда его пригласила Екатерина II. Видимо, первое приглашение из Петербурга поступило в конце 1785 - начале 1786 г. по каналам французского посольства, возглавлявшегося другом и родственником Лафайета графом де Сегюром. 11 февраля 1786 г. Лафайет сообщил Вашингтону о том, что русская императрица, занятая в то время составлением "Сравнительного словаря", обратилась к нему с просьбой помочь в написании статей, относящихся к американским индейцам. Лафайет, в свою очередь, попросил Вашингтона оказать ему помощь в этом деле³⁶ . Через год он получил все нужные материалы и переправил их в Петербург³⁷. Таким образом, в одном из самых первых российских справочно-энциклопедических изданий³⁸ приняли участие Лафайет и Вашингтон.

Лафайет предполагал посетить Крым и вернуться обратно через Константинополь и Эгейский архипелаг³⁹ . Екатерина готовилась совершить поездку в Новороссию и в числе почетных иностранных гостей хотела видеть маркиза де Лафайета. Однако планам Лафайета не суждено было осуществиться. В письме Вашингтону он писал по этому поводу 13 января 1787 г.: "Императрица России совершает путешествие в Крым и очень хотела меня туда пригласить. Но внезапно я был задержан событием, равного которому давно не происходило во Франции. Король созывает в конце месяца ассамблею нотаблей"⁴⁰ . К началу 1787 г. Франция оказалась на грани финансовой катастрофы. Государственный долг превысил 3 млрд. ливров. У государства не было денег на уплату процентов по долгам; стало невозможно заключать новые займы. Никто из кредиторов не желал иметь дела с разорившейся казной. Эти вести Калонн сообщил Людовику XVI на аудиенции 26 августа 1786 года. На вопрос короля, как же выйти из положения, государственный контролер финансов предложил вновь повысить налоги, в том числе на табак, масло, мыло, соль и колониальные товары. Король слушал его благосклонно до тех пор, пока Калонн не предложил обложить налогом и привилегированные классы. "Но это же Неккер в чистом виде!", - воскликнул Людовик XVI. "Сир, - пробормотал смущенный Калонн, - в нынешнем положении вещей я не могу предложить вам ничего лучшего"⁴¹ .

Поиски выхода из финансового тупика ни к чему не привели, и король вынужден был по совету Калонна согласиться на созыв ассамблеи нотаблей - принцев крови, герцогов, пэров и других представителей высшей знати, а также определенного числа лиц из третьего сословия. Король лично выбрал 144 нотабля, которых он пригласил в Версаль с целью обсудить создавшееся положение. 29 декабря 1786 г. на Лафайета в последний раз падает луч королевского расположения. В этот день маркиз узнал, что он включен в число 144 "лучших людей" Франции. Обо всем этом он поведал в письме Вашингтону: "Мое горячее желание и моя дорогая надежда состоят в том, чтобы увидеть, как эта ассамблея приведет к созданию народных ассамблей в провинциях, к разрушению существующих преград раз-

³⁵ Rousselot J. Op. cit., p. 166.

³⁶ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3, p. 164.

³⁷ См. письмо Вашингтона Лафайету от 1.I.1788 г. в кн.: Россия и США: становление отношений, 1765 - 1815. М. 1980, с. 165.

³⁸ Сравнительный словарь всех языков и наречий, по азбучному порядку расположенный. Тт. 1 - 4. СПб. 1790 - 1791.

³⁹ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3, p. 181.

⁴⁰ Ibid., p. 218.

⁴¹ Цит. по: Castries R. de. La Fayette. Pionnier de la liberte. P. 1974, p. 119.

стр. 83

витию торговли и к изменению участи протестантов, т. е. всего того, ради чего я намерен вместе с моими друзьями работать от всей души и чему хочу посвятить все мои слабые силы". В другом письме Вашингтону 7 февраля 1787 г., он писал: "Мое путешествие в Крым, очевидно, уже не состоится,.. так как я не знаю, сколь долго продлится наша сессия"⁴² .

О несостоявшейся поездке Лафайета в Россию упоминает в своих мемуарах и Сегюр: "Поскольку он (Лафайет. - П. Ч.) был назначен членом ассамблеи нотаблей, то не смог осуществить свой план. Императрица выразила мне в связи с этим свое живое беспокойство; у нее было большое желание познакомиться с ним, так как энтузиазм в связи с освобождением Америки охватил тогда все головы, вплоть до коронованных. Мосье де Лафайет казался им героем именно потому, что он сражался за дело свободы в другом полушарии, но как только он вознамерился осуществить то же самое дело в Европе, то все суверены стали обходиться с ним, как с преступником и бунтовщиком"⁴³ . Лафайет тем временем окунулся в подготовку к ассамблее нотаблей. Вот когда ему пригодились сведения о положении протестантов и злоупотреблениях откупщиков, собранные во время поездок по стране в 1785 - 1786 годах.

22 февраля 1787 г. в Версале начала работу ассамблея нотаблей. С большой речью на ней выступил Калонн. При всем желании угодить королю он не мог скрыть того бедственного положения, в котором оказалась Франция. Ответственность за это была возложена им на предшественников - Тюрго и Неккера. "Когда в конце 1783 г. король соблаговолил доверить мне управление своими финансами, - говорил Калонн, - они были... в самом критическом состоянии. Все кассы были пусты; государственные ценные бумаги упали в стоимости; всякое обращение было прервано; наблюдалась всеобщая тревога, а доверие было разрушено". Затеи Калонн не преминул указать на свои личные заслуги в попытках выйти из финансового кризиса, но не смог обойти острые проблемы. Факты, приводимые им, опровергали его же собственные заявления о начавшемся выходе из кризиса. Вот уже 100 лет, признавал Калонн, как Французское государство живет в долг. Налоги съедаются за три года до того, как их соберут. Растущая бедность основной массы населения крайне затрудняет сбор налогов. Король должен постоянно делать долги. Калонн указал даже на основную причину неблагополучия в стране - уклонение дворянства и церкви от налогообложения. Это было уже прямое покушение на "священные права" привилегированных сословий. Никто и никогда не осмеливался говорить такие вещи публично, да еще в присутствии короля. Калонн посмел даже выдать тайну о размерах государственного дефицита - 1 млрд. 250 млн. ливров (до половины реального государственного долга)⁴⁴ . Однако и сказанного было достаточно для того, чтобы страну охватила паника. Людовик XVI в гневе разбил об пол первый попавшийся ему под руку стул со словами: "Этот мошенник Калонн! Я должен был приказать повесить его"⁴⁵ .

Выступление Калонна было его последней речью как министра. Менее чем через два месяца он будет отправлен в отставку. По различным причинам им были недовольны все - и король, и аристократическая, и либеральная оппозиция. О напряженной обстановке тех дней можно, в четности, судить по донесениям русского посла в Париже И. М. Симолина. В шифрованной реляции вице-канцлеру И. А. Остерману он сообщал 13 апреля 1787 г.: "Генеральный контролер господин де Калонн вызвал недовольство у ассамблеи нотаблей и, будучи дискредитирован, не в состоянии далее продолжать службу королю. Его величество уступил обстоятельствам, требовавшим удаления этого министра финансов, коий покинул Версаль во вторник вечером и направился в свой дом в Париже. Недоверие охватило все умы; возникла беспримерная до сих пор нехватка денег... Финансы королевства

⁴² Memoires, correspondences et manuscrits du general Lafayette. T. 3, pp. 219 - 220, 223.

⁴³ Segur, comte de. Memoires, souvenirs et anecdotes. T. 3. P. 1826, p. 60.

⁴⁴ Discours prononce de l'ordre du Roi et en sa presence par M. de Calonne, Controleur General des Finances, dans l'Assamblee des Notables, tenue a Versailles le 22 Fevrier 1787. Versailles. 1787, pp. 5 - 6, 20.

⁴⁵ Цит. no: Latzko A. Op. cit., p. 138.

стр. 84

в таком расстройстве, - продолжал русский дипломат, - что полагают, что если в существующих обстоятельствах случится какое-либо внешнее или внутреннее событие, то банкротство стало бы почти неизбежно"⁴⁶ .

Ответственность за громадный дефицит молва немедленно приписала Марии- Антуанетте, которая получила новое прозвище - "мадам Дефицит". В письме Вашингтону Лафайет писал: "Недовольство столь велико, что королева не отваживается более приезжать в Париж из опасения быть плохо принятой"⁴⁷ . Что касается королевы, то она, поддерживаемая графом д'Артуа, семейством Полиньяков и другими влиятельными лицами, настраивала короля против каких-либо новаций, в том числе и ассамблеи нотаблей, считая ее созыв проявлением недопустимой для короля слабости. А ассамблея тем временем продолжала работу. 144 нотабля были распределены по семи комиссиям, каждую из которых возглавлял принц крови. Лафайет попал в комиссию графа д'Артуа, младшего брата короля. Он неоднократно выступал с обличительными речами против Калонна, требовал признания гражданских прав за протестантами, раскрывал грабительские приемы сборщиков налогов - откупщиков, без зазрения совести обогащавшихся за счет народа. Маркиз не ограничивался общими рассуждениями и приводил множество конкретных фактов. Граф д'Артуа был встревожен. Он не ожидал от маркиза такого тона: можно еще понять желание Лафайета расширить свою популярность в низших слоях общества и предстать "другом прогресса", но публично обвинять власть в злоупотреблениях и сеять семена подозрений в отношении ближайшего окружения короля-это уж слишком.

Когда Людовик XVI узнал от брата о выступлениях Лафайета, он пришел в ярость и поручил графу выяснить у маркиза, не соблаговолит ли тот повторить обвинения в адрес правительства в письменном виде с приложением своей подписи. Узнав об этом, Лафайет, болевший тогда, 16 апреля 1787 г. специально прибыл в зал заседаний ассамблеи и громогласно зачитал текст своего выступления в комиссии⁴⁸ . Он даже сделал добавления к этому тексту, призвав короля снизить налоги на крестьян и установить строгий контроль за деятельностью администрации провинций и откупщиков. "Растрачиваемые миллионы, - говорил Лафайет, - собираются посредством налогов, а налоги могут быть оправданы только действительными потребностями государства. Все эти алчно расточаемые миллионы, политые потом, слезами и, быть может, кровью народа, не должны проматываться столь легкомысленно"⁴⁹ . Текст выступления, подписанный "Жильбер дю Мотье маркиз де Лафайет, полевой маршал вооруженных сил короля", был вручен графу д'Артуа для передачи королю.

Ближайшее окружение короля требовало отправить Лафайета в Бастилию, и если Людовик XVI не последовал этому желанию, то дело здесь было не в его мягкосердечии, а в популярности маркиза, чьи выступления и заявления с интересом обсуждались и в аристократических салонах Версаля, и в буржуазных кварталах Парижа. Отстранив 10 апреля 1787 г. Калонна от занимаемой должности, король занялся уничтожением наиболее важных компрометирующих его финансовых документов, пока не был назначен новый генеральный контролер. Место Калонна занял престарелый Фуркё, но он продержался на этом посту всего две недели. Стараниями Марии-Антуанетты и ее партии данный пост был предоставлен архиепископу Тулузы (впоследствии архиепископ Санса) Л. де Бриенну, который вскоре стал фактическим главой кабинета. Бриенн с самого начала пытался убедить Людовика XVI в необходимости распустить ассамблею нотаблей и идти по проторенному пути дальнейшего увеличения налогов. Король колебался и даже пробовал преподать двору пример самоограничения, сократив личные расходы и убедив королеву сделать то же самое. Тем не менее страх перед нараставшим общественным недовольством скоро вынудил его внять совету Бриенна.

25 мая 1787 г. ассамблея была распущена, и нотабли разъехались по домам. Вряд ли можно согласиться с П. А. Кропоткиным, писавшим, что нотабли разо-

⁴⁶ АВПР, ф. Сношения России с Францией, 1787 г., оп. 93/6, д. 447, л. 152.

⁴⁷ Memoires, correspondences et manuscrits du general Lafayette. T. 3, p. 239.

⁴⁸ Полный текст выступления Лафайета см.: ibid., pp. 187 - 189.

⁴⁹ Ibid., p. 189.

стр. 85

шлись, "ровно ничего не сделав, ровно ничего не решив"⁵⁰ . Конкретным результатом первой ассамблеи нотаблей был ряд уступок велениям времени, на которые вынужден был пойти король. 17 июня 1787 г. Людовик XVI подтвердил снятие всех ограничений на торговлю зерном⁵¹ . В июне же был издан королевский эдикт о созыве избираемых провинциальных ассамблей, которые должны были заняться обсуждением местных проблем⁵² . Провинциальные ассамблеи призваны были также обеспечить "общественный" контроль за правильным взиманием налогов с населения и наблюдение за другими аспектами финансовой деятельности администрации. Наконец, были обещаны гражданские права протестантам.

В этих решениях есть и заслуга Лафайета. На последнем заседании комиссии он вновь вступил в спор с графом д'Артуа по вопросу принципиальной важности. Понимая, что король и его кабинет приняли решение распустить ассамблею нотаблей с тем, чтобы никогда ее более не созывать, Лафайет потребовал внести в протокол свое предложение. "Я думаю, - заявил он, - настало время, когда мы должны умолять его величество уже теперь зафиксировать дату нового обсуждения с тем, чтобы подготовить к ней отчет обо всех действиях и тем самым окончательно закрепить счастливый результат созывом Национального собрания". Эффект, произведенный двумя последними словами, был необыкновенный. "Как, мосье, - ошеломленно воскликнул граф д'Артуа, - вы предлагаете созвать Генеральные Штаты?" "Да, монсеньор, - с улыбкой ответил Лафайет, - и, может быть, даже что-то большее". "Так вы хотите, - пробормотал будущий Карл X, - чтобы я это записал и довел до сведения короля: мосье де Лафайет вносит проект резолюции о созыве Генеральных Штатов?" "Да, монсеньор". Граф д'Артуа от волнения смог написать лишь имя Лафайета. В зале заседаний воцарилась мертвая тишина. На следующий день весь Париж повторял: "Что-то большее, чем Генеральные Штаты". Популярность маркиза быстро росла. Для придворной же камарильи он становился врагом номер один. "Это самый опасный из наших противников, потому что вся его политика заключена в действиях"⁵³ , - сказал в Королевском совете Бриенн.

5 мая 1787 г. Лафайет писал Вашингтону: "Король, его семья и крупные сеньоры из его окружения, за исключением некоторых друзей, не могут простить мне свободы, которую я выбрал. Но что их раздражает более всего, так это моя популярность среди других классов"⁵⁴ . Далее он рисовал неприглядную картину финансового положения Франции: "С тех пор, как нынешний король занял трон, расходы казначейства возросли примерно на 200 млн. ливров в год"⁵⁵ . После роспуска ассамблеи нотаблей Лафайет отправился в родную Овернь, где его избрали депутатом провинциальной ассамблеи. Маркиз принял активное участие в ее заседаниях, проходивших в Клермон-Ферране. Вырванное у короля право на созыв провинциальных ассамблей широко использовалось ими. Ассамблеи с самого начала превратились в центры оппозиции, объединив лиц, недовольных абсолютистским режимом.

Лафайет писал Вашингтону 9 октября 1787 г.: "Король во Франции - сверхмощен. Он располагает всеми средствами принуждения, наказания, подкупа. Министры - подобострастны и считают сохранение деспотизма своим долгом. Двор заполнен роем мерзких и изнеженных фаворитов. Умы возмущены тем влиянием, которое приобрели женщины, и любовью к удовольствиям. Низшие классы погружены в невежество. С другой стороны, французский гений жив, предприимчив и презирает тех, кто правит. Умы начинают просвещаться трудами философов и примером других народов. Французы очень восприимчивы к благородному чувству чести, и если они пребывают в рабстве, то не намерены смириться с этим"⁵⁶ . К началу 1788 г.

⁵⁰ Кропоткин П. А. Ук. соч., с. 30.

⁵¹ Declaration du Roi pour la liberte du Commerce des Grains. Donnee a Versailles le 17 Juin 1787. P. 1787.

⁵² Edit du Roi portant creation d'Assemblees Provinciales. Donnee a Versailles au mois du Juin 1787. P. 1787.

⁵³ Memoires, correspondances et manuscrits du general Lafayette. T. 3, pp. 203, 113.

⁵⁴ Ibid., pp. 226 - 227.

⁵⁵ Ibid. p. 225.

⁵⁶ Ibid., pp. 238 - 240.

стр. 86

Лафайет превратился едва ли не в самого заклятого врага королевской семьи. От неминуемой для любого другого расплаты Лафайета спасала лишь его популярность. За маркизом велась постоянная слежка. Бдительное око полицейских ищеек фиксировало всех, кто посещал его дом, всех, с кем он общался.

Лафайет размышлял о путях ограничения королевского деспотизма. Он был убежден, что этого можно достичь путем реформ. В письмах Вашингтону Лафайет наиболее откровенно излагал свои взгляды: "Что касается лично меня, то я страстно желаю добиться принятия билля о правах и конституции, и я хотел бы, чтобы это произошло как можно скорее"; "Постепенно, понемногу, без великих потрясений, - писал он в другом письме, - мы также придем здесь к независимому народному представительству и, следовательно, к ограничению королевской власти. Но все это требует времени, тем более, что влиятельные люди будут всячески препятствовать этому"⁵⁷ . А в народе Лафайет видел лишь пассивный объект угнетения и не верил в его созидательные силы, даже не предполагая, что народ способен на какие-то самостоятельные действия, выходящие за рамки стихийного бунта. "Народ в этой стране, мой генерал, - делится с Вашингтоном Лафайет, - столь апатичен, что я нуждаюсь в кровопускании для того, чтобы развеять мою досаду"⁵⁸ .

Начавшиеся вскоре волнения в Голландии дали Лафайету надежду на новое "дело". Он подал прошение о возвращении на действительную службу. Лафайет явно не чувствовал приближения великих потрясений в собственной стране. При дворе чуть ли не с радостью встретили просьбу строптивого маркиза, лишь бы он прекратил свою опасную "агитацию". Однако Лафайету не суждено было отправиться в Голландию, хотя он и был уже назначен командиром дивизии. Летом 1788 г. провинциальная ассамблея Бретани отказалась утвердить новые налоги, введенные Бриенном. Имя маркиза де Лафайета фигурировало в числе подписавших протест. На этот раз чаша терпения королевской семьи переполнилась. На одном из приемов Мария-Антуанетта публично поинтересовалась у Лафайета, какое отношение он, овернец, имеет к проблемам Бретани. Лафайет немедленно парировал выпад: "А разве ваше величество не является в одно и то же время королевой Франции и членом Австрийского дома?"⁵⁹ . Это было равносильно объявлению войны, и королева не замедлила с ответом. Двенадцать бретонских дворян, прибывших в Париж с протестом провинциальной ассамблеи, были заключены в Бастилию; трое, принадлежащие к высшей аристократии, были отлучены от двора и отправлены в ссылку; Лафайет же отстранен от командования дивизией. Через военного министра король приказал Лафайету вернуть грамоту полевого маршала⁶⁰ .

Бриенн ознаменовал начало деятельности своего кабинета введением новых налогов. Изобретательность министра была поистине неисчерпаемой. Он установил налог даже на занятия музыкой. При этом двор продолжал вести расточительную жизнь с прежним размахом. Обстановка в стране все более накалялась. "Кризис верхов" обострялся буквально с каждым днем. В июне 1787 г. разразился открытый конфликт между королевской властью и дворянской оппозицией. Рупором последней на этот раз стал Парижский парламент - главное из 13 тогдашних высших судебных учреждений, наделенных некоторыми административными функциями. По существовавшему порядку все эдикты короля заносились в парламентские реестры, после чего вступали в силу⁶¹ . В июне 1787 г. Парижский парламент утвердил эдикты о хлебной торговле, о созыве провинциальных ассамблей, о предоставлении гражданских прав "некатоликам" и некоторые другие, но решительно отказался зарегистрировать эдикты о введении нового бессословного "территориального налога", которым предполагалось обложить все без исключения земельные владения, в том числе дворянские и церковные, а также эдикт о новом гербовом сборе. 6 августа

⁵⁷ Ibid., pp. 251, 240.

⁵⁸ Ibid., p. 262.

⁵⁹ Цит. по: Castries R. de. Op. cit., pp. 129 - 130.

⁶⁰ Latzko A. Op. dt., p. 143.

⁶¹ О парламентской оппозиции королевской власти см.: Лебедева Е. И. Парижский парламент и абсолютизм накануне Великой Французской буржуазной революции (программа парламентской оппозиции). В кн.: Проблемы новой и новейшей истории, с. 49 - 63.

стр. 87

того же года Людовик XVI вызвал в Версаль членов парламента и повторил требование утвердить последние эдикты. Однако он натолкнулся на твердое сопротивление магистратов, неожиданно поддержанное герцогом Орлеанским (будущим Филиппом-Эгалите). Потребовав от Людовика XVI созыва Генеральных Штатов, магистраты вернулись в Париж как герои, а герцог Орлеанский на следующий день отправился в ссылку в свое имение. Конфликт продолжался, приняв затяжной характер.

В августе 1788 г. Людовик XVI вынужден был дать отставку ненавидимому всей страной Бриенну и призвать на его место "еретика из Женевы". Париж отпраздновал уход архиепископа манифестациями, в ходе которых произошло несколько столкновений горожан с войсками. "Меня принуждают вновь призвать Неккера, - невесело изрек король, - он не принесет мне счастья"⁶² . Когда Неккер вернулся к руководству французскими финансами, он обнаружил, что в королевской казне имелось в наличии всего лишь 250 тыс. ливров⁶³ . Искушенному финансисту было ясно, что положение можно спасти лишь объединенными усилиями всех сословий Франции. На повестку дня был поставлен вопрос о созыве Генеральных Штатов - собрания духовенства, дворянства и третьего сословия. В последний раз Генеральные Штаты созывались в 1614 году⁶⁴ . Поначалу король пытался отсрочить созыв Генеральных Штатов на пять лет, но под давлением обстоятельств, не терпевших отлагательств, требований общественности и по настоятельному совету Неккера он назвал новую дату - 1 мая 1789 года. Для подготовки созыва Генеральных Штатов Людовик XVI вновь обратился к нотаблям. 6 ноября 1788 г. в Версале открылась вторая (и последняя) ассамблея нотаблей, в которой активное участие принял и Лафайет.

Центральной проблемой дискуссии был вопрос о представительстве третьего сословия в Генеральных Штатах. Общественное мнение страны требовало, чтобы третьему сословию было предоставлено двойное представительство, а голосование проводилось не по сословиям, а по числу депутатов. Король же сопротивлялся этому и рассчитывал на поддержку нотаблей. Лафайет, опять заседавший в комиссии графа д'Артуа, внес предложение об удвоении представительства третьего сословия в Генеральных Штатах, но оно собрало лишь 6 голосов из 16. Было отклонено и другое его предложение - о порядке голосования в Генеральных Штатах по числу депутатов. Подавляющее большинство ассамблеи нотаблей поддержало короля. Однако идея двойного представительства третьего сословия получила одобрение в большинстве провинциальных ассамблей, и Людовик XVI вынужден был уступить. 27 декабря 1788 г. король объявил о своем решении удвоить число депутатов от третьего сословия. Лафайет назначался одним из комиссаров для ведения переговоров с третьим сословием с целью выяснения его требований и пожеланий⁶⁵ . После роспуска ассамблеи нотаблей Лафайет поспешил в Овернь, где его избрали депутатом Генеральных Штатов. Он возлагал большие надежды на предстоящую сессию, не чувствуя приближения революционной бури.

А в стране сложилась революционная ситуация. Верхи уже не могли управлять по-старому, а низы не желали мириться со своим невыносимым положением. Конец 1788 и начало 1789 г. были отмечены мощными крестьянскими восстаниями и волнениями плебейства в городах Лилль, Камбре, Дюнкерк, Марсель, Тулон, Э-зан-Прованс и др. "Государство в опасности,.. - с тревогой писали 12 декабря 1788 г. Людовику принцы крови, - готовится революция в принципах управления,., вот-вот будет атаковано право собственности, неравенство состояний будет представлено как объект для реформы: уже была потребована отмена феодальных повинностей... Может ли ваше величество решиться пожертвовать, унизить свое храброе, древнее и почтенное дворянство"⁶⁶ . Положение усугублялось тем, что значительная часть французского дворянства уже сама отвернулась от абсолютистской власти, подвергавшейся открытым нападкам как справа, так и слева. Отход либерального

⁶² Цит. по: Latzko A. Op. cit., p. 147.

⁶³ M-me de Stael. Consideration sur les principaux evenements de la Revolution francaise. T. I. P. 1818, p. 159.

⁶⁴ Генеральные Штаты созывались с 1302 до 1789 г. 18 раз.

⁶⁵ Mcmoires, correspondences et manuscrits du general Lafayette. T, 3, p. 211.

⁶⁶ Цит. по: Адо А. В. Ук. соч., с. 77.

стр. 88

дворянства от абсолютизма явился первым поражением старого режима, имевшим далеко идущие последствия. "Особенностью революционной ситуации 1788 - 1789 гг. было то, что кризис старой власти был развязан сначала (1787 - середина 1788 г.) резким обострением раздоров в правящих "верхах" французского общества. Кризис приобрел принципиально новые черты с осени 1788 г., когда с самостоятельной политической программой выступила буржуазия"⁶⁷ .

Лафайет принадлежал к числу тех фигур предреволюционной Франции, которые, с одно" стороны, представляли ряды части французского дворянства, проникнутой либерально-конституционными идеями; с другой - выражали интересы набиравшей силу буржуазии, требовавшей ограничения абсолютизма. При этом Лафайет отождествлял буржуазию со всем третьим сословием и вообще с народом. Смешение понятий "народ" и "третье сословие", а также "буржуазия" и "третье сословие" характерно для подавляющего большинства прогрессивных мыслителей и деятелей предреволюционной Франции. На это обратил внимание еще Олар: "Политические права, которых публицисты требовали для французов, предназначались только для богатых и образованных; одни собственники будут признаны активными гражданами, они одни будут обладать правом голоса, несобственники будут только пассивными гражданами. Под нацией понималась буржуазия"⁶⁸ . Тюрго и Г. Б. Мабли, Вольтер и Ж. А. Кондорсе - все они обнаруживали презрение к "черни". Даже Ж. Ж. Руссо, этот теоретик мелкобуржуазной демократии, в своем "Общественном договоре" писал, что демократия может охватывать только образованную и обеспеченную часть нации. "Таким образом, - подчеркивал Олар, - люди, провозглашавшие "верховную власть народа", вовсе не имели в виду создать действительную демократию, положить в основу права то, что мы называем теперь всеобщим избирательным правом и для чего тогда даже не существовало названия, до такой степени сама эта идея была чужда мыслителям XVIII века"⁶⁹ .

Итак, к началу революции Лафайет, принадлежавший по рождению и положению к феодальному миру, пришел уже с либерально-конституционными убеждениями, вынесенными им из изучения трудов идеологов буржуазии и под влиянием государственной системы США. И если Ш. Л. Монтескье наряду с Мабли можно считать теоретиком французского буржуазного либерализма, то Лафайет оказался в числе тех первых политических деятелей, которые попытались практически реализовать эти идеи. О нем нельзя говорить как о самом крупном из буржуазно-либеральных политических деятелей своего времени. Но он являлся, пожалуй, наиболее последовательным из них. По выражению О. Бальзака, во Франции "либерализм становится Лафайетом", точно так же, как "Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном"⁷⁰ . И в начальный период буржуазной революции, когда Лафайет шел в ногу со временем, и позднее, когда он постепенно отставал от его стремительного хода и превращался уже в один из тормозов революционного процесса, и в годы пятилетнего пребывания в тюрьмах стран антифранцузской коалиции, и за три десятилетия открытой оппозиции бонапартистской диктатуре и режиму Реставрации, и в июльские дни революции 1830 т. Лафайет оставался все тем же либералом, с трудом изживавшим конституционно-монархические иллюзии, но отличавшимся искренностью и честностью. Не случайно поэтому именно в рядах республиканцев завершил свой жизненный путь 77-летний генерал Лафайет.

⁶⁷ Там же, с. 99.

⁶⁸ Олар А. Политическая история Французской революции. 1789 - 1804. М. 1939, с. 44.

⁶⁹ Там же, с. 39 - 40.

⁷⁰ Бальзак О. Собр. соч. Т. 13. М. 1955, с. 54.

Постоянный адрес данной публикации: