4. Сети расставлены

19 июля пятьсот американских "летающих крепостей" бомбили Рим. Это был первый налет на "святой город" за время войны. Среди населения имелись многочисленные жертвы. Посетив разрушенные кварталы, король был "холодно, чтобы не сказать враждебно"¹ , встречен жителями; говорили даже, что в него кидали камни.

Окончание. Начало см. "Вопросы истории", 1965, NN 3, 4, 6.

¹ A. Tamaro. Due Anni di Storia 1943 - 1945. Vol. I. Roma. 1948, p. 40.

Вернувшийся в этот же день вечером из Фельтры генерал Амброзио сообщил Виктору-Эммануилу о безрезультатности состоявшейся там встречи Муссолини с Гитлером. Надежда на то, что Муссолини сумеет получить согласие фюрера на выход Италии из войны, окончательно отпала² .

Больше медлить было уже невозможно, и король наконец решился. Для ареста Муссолини был намечен следующий понедельник, 26 июля, когда дуче должен был по своему обыкновению явиться к королю с визитом. Аквароне немедленно сообщил об этом решении Амброзио и Сенизе³ .

Тщательно подготовленная операция, однако, чуть было не сорвалась по совершенно непредвиденным обстоятельствам. Для задержания Муссолини заговорщики предполагали использовать отряд карабинеров (военной полиции. - И. Д.). Но начальник карабинеров генерал Газон, участник заговора, погиб 19 июля во время налета американской авиации. Решение Муссолини назначить на его место генерала Пьеке грозило опрокинуть все расчеты заговорщиков.

Амброзио срочно предложил Муссолини другую кандидатуру - генерала Черика, но дуче категорически ее отклонил. Положение было спасено тонкой интригой. По предложению Сориче, отыскали некоего майора карабинеров, пользовавшегося расположением сестры Клары Петаччи. Бравый майор блестяще выполнил возложенное на него поручение и доступными только ему путями добился того, что Клара Петаччи, ничего, разумеется, не подозревавшая, поддержала кандидатуру Черика, который в результате этого был назначен Муссолини на пост начальника карабинеров⁴ .

Тем временем независимо от действий группы Амброзио пришли в движение и фашистские "иерархи". Резкое обострение военной обстановки, вызванное высадкой союзников в Сицилии, было использовано ими для того, чтобы поставить вопрос о созыве Большого совета, не собиравшегося уже с 1939 года. Муссолини словно нехотя дал на это согласие. Гранди, длительное время до этого отсиживавшийся в Болонье, снова появляется в Риме. У него уже готов план действий, в котором не последнее место занимают личные честолюбивые расчеты. Ему помнился разговор, который состоялся у него с Виктором- Эммануилом в первых числах июня 1943 года. Преданно глядя в глаза маленькому, сморщенному королю, он напомнил ему тогда о примере Виктора- Амадея II, который спас страну, в ходе войны переменив фронт.

Виктор-Эммануил на этот раз против обыкновения не ограничился кислой улыбкой и неожиданно для Гранди обратился к нему с просьбой: он нуждался в "конституционном предлоге" для устранения Муссолини. Таким предлогом могла бы быть резолюция недоверия премьеру, вынесенная Палатой корпораций, председателем которой являлся Гранди, или аналогичное решение, принятое Большим советом⁵ .

Просьба короля окрылила Гранди. Претендуя на крупный политический пост после переворота (двуличный юрист рассчитывал на пост премьера), он увидел в обращении к нему короля соответствующий аванс. Молчаливый Виктор- Эммануил, разумеется, не счел нужным сообщить Гранди, что свой выбор он уже остановил на Бадольо⁶ .

Решив использовать заседание Большого совета для создания нужного королю "конституционного предлога", Гранди подготовил проект резолюции, которая должна была отвечать этой цели. 21 июля, явившись к Скорце, Гранди вручил ему свой проект для ознакомления. В тот же день Скорца показал его Муссолини.

- Трусливый и неприемлемый документ, - заявил Муссолини, возвращая проект Скорце⁷ .

Судя по этому замечанию, Муссолини не раскусил хитрости Гранди. Составленная в выспренних выражениях, резолюция внешне выглядела сравнительно безобидно. Отмечая, что решающий час, который переживала Италия, требовал единства нации,

² M. Mourin. Ciano contre Mussolini. Paris. 1960, p. 76.

³ P. Monelli. Roma 1943. Milano. 1946, p. 113; D. Bartoli. Victor Emmanuel. Paris. 1946, p. 231.

⁴ P. Monelli. Op. cit., p. 114.

⁵ См. F. Deakin. The Brutal Friendship. London. 1962, p. 341.

⁶ M. Mourin. Op. cit., pp. 85 - 86.

⁷ P. Monelli. Op. cit., p. 124; F. Deakin. Op. cit., p. 425.

резолюция предлагала в этих целях немедленное восстановление функций всех государственных органов и поручала премьеру просить короля "для спасения родины" принять на себя предусмотренное конституцией верховное командование вооруженными силами страны (узурпированное Муссолини у Виктора-Эммануила в 1940 году)⁸ .

Приглушив критику в адрес Муссолини, Гранди рассчитывал, что это даст возможность получить голоса тех членов совета, которые не были посвящены в его планы и не поддержали бы его, если бы он прямо поставил вопрос о смещении дуче.

- Дорогой Чианетти, - говорил Гранди министру корпораций 24 июля, разъясняя ему смысл подготовленного им проекта резолюции, - речь идет о том, чтобы освободить дуче от непосильной ответственности за ведение войны...⁹ .

Следует отметить, что среди фашистских "иерархов", планировавших устранение Муссолини, до самого дня заседания Большого совета не было единства взглядов. Так, Бастианини и еще некоторые члены совета были настроены в пользу создания "общенационального" правительства, которое вступило бы в переговоры с союзниками; Муссолини в этом случае была бы предложена почетная отставка¹⁰ .

Подозревал ли что-либо Муссолини о готовящемся против него заговоре? По утверждению Монелли, он прибыл на роковое заседание Большого совета, "совершенно не представляя, к чему оно приведет"¹¹ .

Это мнение представляется нам спорным. Боязнь измены и предательства сопутствовала Муссолини на протяжении всех лет его диктатуры. Ежедневно перечитывая донесения секретных агентов и шпиков, Муссолини не переставал пристально следить за своими политическими противниками даже в то время, когда они находились уже в тюрьме. Весной 1943 г. дуче хорошо знал о плетущихся против него интригах. Фариначчи, фашистский экстремист и гитлеровский агент, предупреждал его о заговоре против него с участием Гранди, Бадольо и Амброзио; Кьеричи, новый начальник полиции, сообщил ему вечером 23 июля, что проект резолюции Гранди, по-видимому, получит большинство голосов; Скорца говорил ему, что готовится что-то "подозрительное, очень подозрительное". "Вели их всех арестовать", - посоветовала ему его жена Рашель, когда он покидал виллу Торлония, направляясь в "Палаццо-Венеция". Муссолини, однако, почему-то не обращал внимания на все эти предупреждения¹² . "Поведение моего отца в эти дни было совершенно непонятным, - сообщила впоследствии Эдда Чиано. - Он знал о подготовке переворота примерно за две недели, но не отнесся к этому серьезно и полагал, что будет вполне достаточно сменить нескольких министров"¹³ .

Заседание совета было назначено на 5 часов дня. "Я буду тверд, как всегда, и возьму их крепко в руки!" - заявил в этот день Муссолини в разговоре с Кларой Петаччи¹⁴ .

С тревожным чувством съезжались "иерархи" на заседание. Зная коварный нрав дуче и не доверяя никому, даже своим ближайшим единомышленникам, Гранди, прежде чем явиться в "Палаццо-Венеция", составил завещание и причастился. Вспомнив молодые годы, он прихватил с собой на всякий случай пару гранат; одну из них уже во время заседания он передал под столом де Векки. Большинство лиц тайно явились вооруженными; члены высшего органа фашистской диктатуры съезжались, словно банда гангстеров¹⁵ .

⁸ A. Tamаro. Op. cit. Vol. I, p. 63.

⁹ M. Mourin. Op. cit., p. 84. Ряд источников содержит указания на то, что Гранди, посетив в эти дни Муссолини, попытался получить его согласие на свое предложение еще до обсуждения вопроса в Большом совете. Так, министр финансов Ачербо указывает, что, находясь в "Палаццо-Венеция", он встретил Гранди, выходящего из кабинета Муссолини. Гранди сообщил ему, что дуче, "хотя и со стиснутыми зубами", дал согласие на обсуждение проекта резолюции. Муссолини в своих мемуарах, подтверждая визит Гранди, заявляет, что последний ни словом не обмолвился о том, что он замышлял (см. F. Deakin. Op. cit., р. 427; P. Monelli. Op. cit., pp. 122 - 123; B. Mussolini. The Fall of Mussolini. 1948, p. 53).

¹⁰ P. Monelli. Op. cit., pp. 124 - 125.

¹¹ P. Monelli. Mussolini piccolo borghese. Milano. 1959, p. 317.

¹² F. Deakin. Op. cit., p. 433; M. Mourin. Op. cit., p. 85.

¹³ R. Dombrowski. Mussolini: Twilight and Fall. London. 1956, p. 48.

¹⁴ Ibid., p. 16.

¹⁵ P. Monelli. Roma 1943, p. 138; F. Deakin. Op. cit., pp. 439 - 440.

В пять часов с минутами в форме почетного капрала фашистской милиции в зале появился Муссолини. Перед ним - 27 фашистских главарей в черных рубашках и высоких сапогах. "Салют, дуче!" - провозглашает Скорца. На традиционный выкрик "А ной!" Муссолини отвечает фашистским приветствием ¹⁶ . "Муссолини вошел, строгий и решительный, не взглянув ни на кого из нас, - рассказывал позже Гранди. - Он сел за председательское место и сразу же начал говорить, заявив, что он созвал нас для того, чтобы сообщить о военных событиях на Сицилии, а не для обсуждения общего положения в Италии. И тон и слова были холодными, не без оттенка высокомерия. Он казался даже более уверенным в себе, чем обычно, и совершенно убежденным, что является "вождем" больше, чем когда-либо"¹⁷ .

Дуче говорил около полутора часов. Его речь - это попытка оправдать себя за уже проигранную, по существу, войну. Муссолини утверждал, что он не добивался поста главнокомандующего и никогда не брал на себя технические функции руководства войной. Только однажды, в отсутствие Каваллеро, он лично руководил операциями: это было морское сражение у берегов Пантеллерии 15 июня 1942 года. И "эта очевидная победа одержана благодаря мне", - заявил он. Всю вину за проигрыш войны дуче возложил на армию, прежде всего на генеральный штаб, который уклонялся от ответственности и саботировал руководство войной. Возражая тем, кто ссылался на недостаточность германской помощи, он привел подробный перечень поставок из Германии¹⁸ .

Грубая попытка Муссолини обелить себя вызвала в зале иронические замечания. Муссолини тем временем перешел к проекту резолюции Гранди. "До этого момента, - отмечает Боттаи, - он говорил, наклонившись над бумагами... Но теперь, освещенный ярким светом, падавшим на нас сверху, он поднял голову. Маска упала. Стало видно его подлинное лицо, черты которого выражали решимость окончательно свести счеты"¹⁹ .

- Господа, - заявил Муссолини, - берегитесь! Резолюция Гранди может поставить режим под угрозу²⁰ .

Не сказав ни слова о переговорах в Фельтре, не сформулировав никаких задач, Муссолини окончил речь. Откинувшись на спинку кресла, он жестом предложил начать прения. Первым выступает де Боно. Он защищает армию от выдвинутых обвинений. Дискуссия углубляется в военные вопросы и угрожает вылиться в бесплодную говорильню. Слово берет Гранди. Он зачитывает свой проект резолюции. Затем выступает с обвинением дуче. Обращение на "ты", отмечает Монелли, давно уже вышло из употребления в отношениях между Муссолини и его сподвижниками прежних лет. Только де Боно, старейший член совета, позволял себе употреблять его публично. "Но теперь Гранди, Фариначчи, Боттаи, Федерцони снова перешли по-старому на "ты" и вместе с этим обрели мужество сказать ему то, что они не решались высказывать никогда ранее"²¹ .

- Ты навязал стране безнравственную диктатуру! - восклицает Гранди, обращаясь к Муссолини. - Она убила фашизм. Она является подлинной причиной катастрофы. Формула "фашистская война" слишком узка и глупа. Спасение страны - в создании единого национального фронта. Но для этого необходимо, чтобы монархия взяла на себя историческую ответственность²² .

Дискуссия приобретает острый характер. Фариначчи призывает к тесному союзу с Германией и яростно нападает на Гранди. Чиано приводит доказательства вероломства гитлеровцев в отношении Италии.

¹⁶ "A noi" в переводе означает "нам". "Традиция" восходила к первым годам фашистского движения, когда на митингах в ответ на вопрос, который ставил Муссолини: "Кому принадлежит Италия?", фашисты кричали: "Нам!".

¹⁷ R. Dombrowski. Op. cit., pp. 19 - 20.

¹⁸ P. Monelli. Roma 1943, pp. 139 - 140. Подробное изложение речи Муссолини содержится в его мемуарах, написанных им в 1944 году (см. В. Mussolini. Op. cit., pp. 55 - 61). Однако оно не может быть признано достоверным.

¹⁹ F. Deakin. Op. cit., p. 441.

²⁰ B. Mussolini. Op. cit., p. 62.

²¹ P. Monelli. Roma 1943, p. 137.

²² Ibid.

- Я знаю, откуда идет измена! - холодно замечает Муссолини, уставившись на своего зятя²³ .

Около полуночи Скорца предлагает перенести заседание на следующий день. Муссолини спрашивает мнение присутствующих, ссылаясь при этом на свое плохое самочувствие. "А ночью он нас всех арестует!" - понимают заговорщики.

- Нет! - кричит Гранди. - Совет не должен расходиться, пока не примет решения!

Объявляется перерыв. Буффарини, бывший министр внутренних дел, приближается к Муссолини и шепчет ему, что дело пахнет изменой. Он предлагает арестовать заговорщиков. Муссолини предлагает ему сохранять спокойствие. Вместе со Скорцой он удаляется в свой кабинет, расположенный рядом. Гранди, обходя присутствующих, собирает подписи под своим проектом²⁴ .

После перерыва Муссолини, проявлявший до этого непонятную пассивность, преображается. Он обвиняет, бросает мрачные угрозы. Проект резолюции, говорит он, ставит проблемы, которые затрагивают его личное достоинство. "Если король согласится на возвращение ему военного командования, это будет означать, что мне следует отрубить голову. Лучше говорить об этом прямо. Мне уже шестьдесят лет, и я понимаю, что означают подобные вещи. Если, однако, король, которому я завтра отнесу эту вашу резолюцию, подтвердит мне свое доверие, каково будет ваше положение, господа, перед королем, перед страной, перед партией (здесь он делает долгую паузу и затем продолжает, отчеканивая слова), передо мной лично?"²⁵ .

"Не собирается ли дуче, - предполагают присутствующие, - подражая Гитлеру, повторить "ночь длинных ножей"?".

С загадочным видом Муссолини неожиданно заявляет: - Я имею в руках ключ, который решит исход войны. Но я не скажу вам, что это за ключ²⁶ .

- Может быть, этот ключ английский? - шепчет Боттаи своему соседу.

Выступает Скорца. Он сразу берет истерический тон, лицо его пылает. Он яростно критикует Гранди; демонстрируя свою верность дуче, он патетически восклицает, что тот еще в недостаточной мере диктатор. Скорца предлагает свой проект резолюции.

Гранди и его единомышленники возмущены: Скорца поощрял их требование созыва Большого совета, был знаком с их проектом резолюции, они считали его "своим". Сидящие рядом с ним замечают в его руках записи, набросанные цветными карандашами, каких нет за общим столом. Ясно, записи сделаны во время перерыва в кабинете Муссолини. Скорца предложил свой проект "как секретарь партии". Это значит, что те, кто будет голосовать против, будут объявлены изменниками. Что с ними сделают? Что означают частые выходы из зала начальника милиции Гальбиати?²⁷ .

Два часа утра. Переходят к голосованию. Поведение дуче продолжает оставаться загадочным. Достаточно было его возражения, чтобы голосование не состоялось: Большой совет являлся консультативным органом, и его устав не предусматривал принятия решений большинством голосов.

Голосуется резолюция Гранди. Скорца поднимается со списком членов совета в руках: голосование будет поименным. Первым он называет себя и решительно произносит:

- Нет!

Следующий - де Боно. Он сидит рядом с Муссолини, справа от него. На снимках дней "похода на Рим" он тоже был рядом с дуче и тоже справа. Двадцать лет тайной вражды и соперничества.

- Да! - произносит маршал. Он это делает с тем большим удовольствием, что рассчитывает таким образом спасти свою шкуру от надвигающейся катастрофы. Ничто не подсказывает ему, что всего через полгода он поплатится жизнью за эту минуту торжества. За резолюцию Гранди голосуют также Боттаи, де Векки, Ачербо, Чиано (вместе с де Боно зять Муссолини будет расстрелян в спину, будучи привязан-

²³ R. Dombrowski. Op. cit., p. 20.

²⁴ P. Monelli. Roma. 1943, p. 146.

²⁵ Ibid., p. 148.

²⁶ Ibid.

²⁷ Ibid., pj. 149 - 150.

ным к стулу). "За" голосует также Чианетти. Но на следующее утро он пошлет дуче письмо, начинающееся словами "человеку свойственно ошибаться", и это спасет ему жизнь.

Всего "за" - 19; "против" (в том числе и Муссолини) - 7; 2 члена совета воздержались. Остальные резолюции не голосуются²⁸ .

- Вы вызвали кризис режима, - заявляет Муссолини и выходит. Заседание закрыто.

- Теперь он нас всех арестует, - слышится чей-то шепот.

Но нет, двери на дворцовую площадь открыты. Члены совета спешат к своим машинам. Большинство из них не ночевали у себя дома...²⁹ .

Король в эту ночь почти не спал. Поднявшись необычно рано, он надел форму первого маршала и тщательно проверил себя перед зеркалом; наступающий день будет его "восемнадцатым брюмера". Из золотой рамы на него глянуло знакомое, сморщенное лицо, чуть присыпанное уже пеплом времени, - королю шел 74-й год. Он вышел в парк, залитый первыми лучами горячего июльского солнца.

Память рисовала ему картины прошлого. Он вспомнил деда, Виктора- Эммануила II, который открыл ему как-то нехитрый секрет, как завоевать любовь своих подданных. Для этого достаточно, говорил он, при беседах с ними произносить две фразы: "Как молодо вы выглядите!" или "Как красив ваш город!"³⁰ . В 1899 г., когда Виктор-Эммануил III вступил на престол, он тоже думал, что этих двух фраз ему будет достаточно. Однако после первой мировой войны, особенно после событий в России, положение стало очень опасным. Пришлось обратиться к помощи Муссолини...

Король вспомнил разговор, возникший у него двадцать лет назад с одним крупным туринским промышленником. Они прогуливались по этой же аллее, речь шла как раз о Муссолини. "Ваше величество, - сказал его собеседник, - этот человек достаточно груб и жесток, чтобы навести порядок в Италии. Почему бы нам не поддержать его за неимением лучшего?"³¹ .

Король вспомнил "поход на Рим", о котором потом столько шумела фашистская пресса. Никакого похода, в сущности, не было. Он сообщил Муссолини, что тот может явиться и взять портфель премьера. Муссолини сел в поезд и получил власть. В Риме потом говорили, что это была "революция в спальном вагоне".

Но отношения с Муссолини у короля не сложились. Дуче слишком бесцеремонно оттеснил его в самый угол. Он всюду появлялся в позе Цезаря и произносил речи, а король, которого в народе называли "маленькой саблей", рядом с ним казался жалким и смешным. Дуче дошел до того, что в 1928 г. провел закон, который присвоил Большому совету право решать вопросы о престолонаследии. Это было смертельной обидой для Виктора-Эммануила. Однажды ему передали слова Муссолини: "Для ликвидации монархии мне достаточно будет лишь подписать соответствующий манифест, и я непременно это когда-нибудь сделаю". Обиделся король на Муссолини и в 1940 г., когда тот в ожидании блестящих побед отнял у него титул верховного главнокомандующего. Виктор-Эммануил заявил тогда, что он готов даже отречься от престола. И тем не менее приходилось хвалить Муссолини. Во время войны с Эфиопией король заявил, что дуче является "гением не только в политике, но даже и в военном искусстве". В кругу приближенных, однако, король называл дуче не иначе, как "грубым животным"³² .

В 7 часов утра на "виллу Савойя" явился Аквароне. Он привез переданный ему Гранди текст резолюции, принятой Большим советом. Желанный "конституционный предлог" наконец у короля в руках!

В течение дня Аквароне и Амброзио делают последние приготовления. Около полудня становится известно, что дуче прибудет на "виллу Савойя" в пять часов. Амброзио вызывает к себе нового командующего военной милицией генерала Черика

²⁸ F. Deakin. Op. cit., p. 453.

²⁹ P. Monelli. Roma. 1943, p. 153.

³⁰ D. Bartoli. Victor Emmanuel. Paris. 1946, p. 214.

³¹ R. Dombrowski. Op. cit., p. 31.

³² D. Bartoli. Op. cit., pp. 199, 207 - 208.

и дает ему устный приказ: по поручению короля арестовать Бенито Муссолини. Черика согласен, но выражает желание, чтобы король подтвердил этот приказ лично³³ . Аквароне передает просьбу Черика о подтверждении приказа об аресте. Но король упрямится и молчит. Челюсть его дрожит сильнее обычного (у короля тик). Аквароне настаивает.

- Нельзя ли избежать этого? - спрашивает Виктор-Эммануил. (Он не хочет брать на себя никакой ответственности.)

- Дуче уже, наверное, выехал. Скоро он будет здесь. Надо решать. Если он останется на свободе, может возникнуть гражданская война...

Этот аргумент решает дело.

- Я согласен. - еле слышно говорит король³⁴ , Без нескольких минут пять...

- Во время моего разговора с Муссолини, - приказывает он своему адъютанту генералу Пунтони, - стойте за дверью и слушайте. В случае каких-либо крайностей со стороны Муссолини немедленно входите.

Виктор-Эммануил выходит на террасу подъезда встретить гостя..

5. "Загадка" Муссолини

Воскресенье 25 июля выдалось солнечным и жарким. С утра Муссолини по обыкновению явился в "Палаццо-Венеция". Шофер Боррато, доставивший его туда, был удивлен его спокойным видом: он казался даже беспечным³⁵ .

Была ли это беспечность диктатора, привыкшего к немому повиновению окружающих, или заранее продуманная роль?

- Если на меня будет совершено покушение и я буду убит, - сказал он за несколько дней до заседания Большого совета Скорце, предложившему усилить его личную охрану, - это никому ничего не даст. Наоборот, это еще больше увеличит трудности³⁶ .

"Или я, или хаос" - такова была его формула. Может быть, он полагал, что в обстановке назревающего в стране революционного кризиса правящий класс Италии не рискнет предпринять что-либо против него, и видел в этом гарантию своей безопасности?

Около полудня личный секретарь Муссолини де Чезаре звонит на "виллу Савойя": дуче желал бы нанести визит королю и просит назначить время. Адъютант Виктора-Эммануила генерал Пунтони передает, что король готов принять Муссолини, и просит его прибыть ровно в 17 часов³⁷ .

Чем был занят Муссолини в ожидании встречи с королем? Может быть, это позволит понять, каковы были его подлинные намерения. Скорца докладывает ему, что за ночь многие из голосовавших за резолюцию Гранди, как видно, одумались и намерены снять свои подписи.

- Слишком поздно! - отвечает дуче³⁸ .

По собственной инициативе в "Палаццо-Венеция" является начальник фашистской милиции Гальбиати. Он вручает Муссолини докладную записку, в которой предупреждает об опасности переворота. Он предлагает арестовать 19 раскольников и немедленно связаться с Гиммлером для принятия мер по укреплению внутренней безопасности³⁹ .

- Через несколько часов я встречусь с королем, и мы вместе изучим обстановку, - отвечает Муссолини. - Прежде чем принять меры в отношении отдельных лиц, следует освободить их от занимаемых ими должностей. Речь идет о министрах и заместителях секретарей (имеется в виду: государственных секретарей. - И. Д.), которых я

³³ W. Sperco. L'Ecroulement d'une dictature. Choses vues en Italie durand la guerre 1940 - 1945. Paris. 1946, p. 118.

³⁴ M. Mourin. Op. cit., p. 106.

³⁵ R. Dombrowski. Op. cit, p. 27.

³⁶ Ibid., p. 48.

³⁷ A. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 22.

³⁸ R. Dombrowski. Op. cit., p. 27.

³⁹ E. Galbiati. Il 25 luglio e la MVSN. Milano. 1950, pp. 235 - 236.

не могу заменять без согласия короля. Кроме того, среди них имеются кавалеры ордена Благовещения⁴⁰ , в отношении которых я не имею возможности действовать так же, как в отношении остальных, обычных граждан⁴¹ .

В 13 часов Бастианини представляет дуче нового японского посла в Риме барона Хидаку. Как отмечается в записи беседы, Муссолини одобрил политику японского правительства на Дальнем Востоке: если армия не в состоянии совладать с обстановкой, заявил он, необходимо использовать политические средства. "Он много раз пытался при различных обстоятельствах дать фюреру понять это, но тем не менее ему не удалось убедить последнего... Дуче поэтому решил, что е. течение предстоящей недели он энергично поставит вопрос перед фюрером и обратит его самое серьезное внимание на сложившуюся в последнее время обстановку с тем, чтобы заставить фюрера, как он уже пытался сделать это в предыдущих случаях, прекратить военные действия на Восточном фронте и затем прийти к урегулированию с Россией". Дуче просит посла передать японскому премьеру, чтобы тот поддержал его демарш перед фюрером ⁴² .

На основании приведенных фактов Ф. Дикин высказал предположение, что в создавшейся обстановке Муссолини подготовил тонкий маневр, рассчитанный на то, чтобы одним ударом выйти из самого трудного тупика, в котором он когда-либо оказывался. Это требовало одновременного и быстрого решения двух проблем: разваливающегося фронта и внутреннего кризиса. Воспользовавшись визитом японского посла, отмечает Ф. Дикин, Муссолини, по-видимому, намеревался поставить в беседе с королем от своего имени вопрос о необходимости заключения мира с Россией, сделав его главным в отношениях с Германией; что касается внутренней обстановки, то, преуменьшив значение событий предыдущей ночи, Муссолини намеревался получить согласие короля на "обычное" разрешение кризиса: раскольников арестовать и назначить новых министров⁴³ .

В три часа дня Муссолини заехал домой, чтобы переодеться; было условлено, что на визит к королю он явится в штатском.

- Они хотят, чтобы ты был в штатском, чтобы им легче было арестовать тебя, - предупреждает его жена⁴⁴ .

Муссолини собирает бумаги и вместе с де Чезаре садится в машину. Улицы воскресного Рима безлюдны. Ровно в пять часов машина въезжает в парк, окружающий "виллу Савойя". Три машины с его личной охраной остаются за воротами; честь короля гарантирует безопасность гостя на "вилле Савойя".

- Как дела, дорогой дуче? - спрашивает король Муссолини, появившегося на ступенях подъезда.

На дуче синий штатский костюм и коричневая помятая шляпа. Король и Муссолини удаляются в одну из гостиных.

Интересная беседа, которая последовала за этим, не протоколировалась. Оба собеседника изложили позднее ее содержание, но их варианты настолько расходятся, что составить точное представление о том, как протекала эта беседа, невозможно. Записи Пунтони, стоявшего за дверью, тоже мало помогают, поскольку он схватывал лишь отдельные фразы. Тем не менее имеется возможность с достаточной достоверностью установить, что было сказано сторонами.

Стараясь придать встрече обычный характер, Муссолини начал с обзора военной обстановки. Затем кратко сообщил о заседании Большого совета, заметив, что принятое им решение не является обязательным, поскольку совет имеет лишь консультативные функции.

Король в ответ на это пользуется первым подходящим моментом, чтобы заявить, что дела идут из рук вон плохо: Италия раздирается на части, солдаты не хотят воевать. Надтреснутым голосом король вдруг начинает напевать на пьемонтском на-

⁴⁰ Высший орден в Италии того времени. Лица, награжденные им, символически становились кузенами короля. Среди голосовавших за резолюцию Гранди были четыре кавалера ордена, в том числе Гранди и Чиано.

⁴¹ F. Deakin. Op. cit., p. 460.

⁴² A. Тamаro. Op. cit. Vol. I, p. 72.

⁴³ F. Deakin. Op. cit., pp. 460, 463.

⁴⁴ R. Dombrowski.Op. cit., p. 30.

речии песенку, которую распевают в альпийских частях: "Долой Муссолини - убийцу альпийских стрелков!"⁴⁵ .

Виктор-Эммануил заявляет, что он не согласен с Муссолини в отношении резолюции Большого совета; за нее голосовало 19 человек, в том числе четыре кавалера ордена Благовещения! Он считает, что Муссолини должен покинуть свой пост.

Наступает пауза. Король, очевидно, ожидал бурной сцены, но ее не последовало.

- А как же я? - спрашивает Муссолини.

- Ваша личная безопасность будет гарантирована.

- Но надо подумать о сохранении общественного порядка, - подсказывает Муссолини.

Король сообщает, что он поручил уже сформировать правительство маршалу Бадольо. Тот примет необходимые меры. Виктор-Эммануил провожает Муссолини до дверей и быстро удаляется.

Вместе с сопровождающим его де Чезаре Муссолини выходит из подъезда. Ему осталось сделать еще несколько шагов - и это будет конец его диктатуры⁴⁶ .

...Арест было, поручено произвести двум капитанам - Аверза и Виньери ⁴⁷ . В сопровождении трех надежных агентов полиции в штатском, вооруженных автоматами, они направляются на санитарной машине в ближайшую казарму карабинеров. Под предлогом необходимости ликвидировать группу англо-американских парашютистов, якобы сброшенную в окрестностях Рима, начальнику части карабинеров по телефону был передан приказ выделить 50 бойцов.

Грузовик с карабинерами и санитарная машина прибывают заблаговременно на территорию "виллы Савойя". Карабинеры располагаются в парке позади виллы; санитарная машина - за углом дома. Здесь же находятся оба капитана и отобранные ими три физически сильных карабинера - на случай, если Муссолини попытался бы оказать сопротивление. За расположенными поблизости деревьями укрылись полицейские агенты с автоматами. Им дан приказ: обеспечить задержание Муссолини; в случае его попытки к бегству - убить дуче.

Появляется полковник Фриньяни и сообщает, что Муссолини уже прибыл на виллу и беседует с королем. Карабинеры приводятся в боевую готовность, санитарная машина подтягивается ближе к углу здания и разворачивается дверцами вперед. На самом углу выставляется привратник; его присутствие здесь не вызывает подозрений. Как только в подъезде покажется Муссолини, он должен будет удалиться. Это послужит сигналом.

Но вот привратник удаляется. Два капитана и три карабинера выходят из-за угла. Муссолини спускается по ступеням широкой лестницы. В стойке "смирно", приложив руку к фуражке, к нему обращается Виньери:

- Дуче, от имени е. в. короля просим вас следовать за нами. Это необходимо, чтобы спасти вас от возможного нападения толпы.

Муссолини разводит руками. Устало и почти умоляюще он говорит, что в этом нет нужды.

- Дуче, я должен выполнить приказ.

- Тогда следуйте за мной, - говорит Муссолини и направляется к своей машине, стоящей поблизости.

- Нет, дуче, вы должны сесть в мою машину.

Муссолини не отвечает и подходит к санитарной машине. Здесь он на мгновение останавливается: Взяв его под локоть, Виньери помогает ему подняться в машину. За ним следует де Чезаре.

- И полицейские тоже? Нет! - заявляет Муссолини при виде агентов, садящихся в машину.

Виньери разводит руками: ничего не поделаешь!

⁴⁵ P. Monelli. Mussolini piccolo borghese. p. 318.

⁴⁶ См. M. Mourin. - Op. cit., pp. 106 - 108; R. Dombrowski. Op. cit., pp. 39 - 43.

⁴⁷ Дальнейшее изложение дается по: Jo di Benigno. Occassione Mancate, pp. 78 - 81 (цит. no: A. Tamаro. Op. cit. Vol. I, pp. 73 - 75).

- А ну, живо, ребята! - говорит он полицейским.

Дверца захлопнулась. Машина на большой скорости доставляет Муссолини в казарму карабинеров. На полчаса раньше был арестован шофер Муссолини. - А как же дуче? - удивленно спрашивает тот.

- Дуче больше нет! - ответили ему⁴⁸ .

6. Правда или легенда?

...Поведение Муссолини в последние недели перед арестом кажется настолько странным и непонятным, что возникает вопрос: не желал ли он сам того, что произошло?

В своих мемуарах Муссолини пишет, что в момент его прибытия на королевскую виллу в роковое воскресенье у него не было никаких дурных предчувствий⁴⁹ .

Можно ли этому верить? Действительно ли он был столь наивен, как он хочет представить себя в данном случае? Ряд исследователей, которые ограничиваются выражением удивления по поводу "необъяснимого" поведения Муссолини в последние недели перед переворотом (например, Домбровский и Мурен), по существу, солидаризируются с подобной версией⁵⁰ .

Среди исследователей, пытающихся более глубоко разобраться в данном вопросе, единства мнений нет. Многие буржуазные авторы склонны объяснять поведение Муссолини в рассматриваемый период подавленным состоянием его духа, общей усталостью, ухудшением здоровья. В качестве примера можно привести Ж. Ру. В своей содержательной и живо написанной работе, специально посвященной падению Муссолини, автор убедительно показывает, насколько непоследовательным представляется образ действий бывшего диктатора в связи с рассматриваемыми событиями с точки зрения элементарной логики. Муссолини был более или менее информирован о готовящемся заговоре, отмечает Ру. Но тем не менее он, "старый конспиратор, такой недоверчивый, не обращал, казалось, никакого внимания на поток предупреждений, не пытался выяснить вопрос более глубоко; обыкновенно столь любящий точность, он не проявил ни малейшей настойчивости для того, чтобы быть лучше осведомленным. И, может быть, именно это и вызывает наибольшее недоумение"⁵¹ .

Указывая, что ему достаточно было "одного жеста", чтобы арестовать своих противников, автор пишет далее, что Муссолини "ничего не сделал, ничего не попытался сделать, не принял никаких, даже самых элементарных, мер для обеспечения личной безопасности" и, пассивно подчинившись своей судьбе, позволил взять себя, как барана⁵² .

Как же объясняет автор столь странную позицию дуче? Причина в том, считает Ру, что Муссолини к тому времени сам уже утратил веру в проводившуюся им политику и, кроме того, он бесконечно устал. "Он был утомлен двадцатью годами власти, работы, забот"⁵³ .

Выдвигая на первый план психологические моменты, которые якобы определяли поведение Муссолини в рассматриваемой обстановке, некоторые авторы доходят даже до утверждения, что "главную и решающую роль" сыграл его "фатализм"⁵⁴ .

По иному пути в своем анализе пошел Ф. Дикин. Он не находит ничего удивительного в поступках Муссолини. Для объяснения его поведения он создает гипотезу, о которой говорилось выше. Оценивая план действия, который, по мнению автора, был выработан Муссолини. Ф. Дикин пишет: "Надежда на подобное разрешение внешнего военного кризиса должна была укрепить оптимизм дуче в отношении его способности найти выход из внутреннего тупика. Если бы ему удалось уговорить Гитлера прекратить военные действия на Восточном фронте, то все еще оставалась бы возможность удер-

⁴⁸ R. Dombrowski. Op. cit., p. 43.

⁴⁹ B. Mussolini. Op. cit., p. 70.

⁵⁰ Оба названных автора утверждают, в частности, что удар, нанесенный диктатору, явился для него совершенно неожиданным. См. R. Dombrowski. Op. cit., p. 40; M. Mourin. Op. cit., p. 107.

⁵¹ G. Roux. La Chute de Mussolini. Paris. 1961, p. 195.

⁵² Ibid., p. 201.

⁵³ Ibid., p. 196.

⁵⁴ L. Somma. Mussolini morto e vivo. Roma. 1960, p. 41.

жать и стабилизировать положение на Средиземноморском театре. И если бы он смог убедить короля снова взять на себя командование вооруженными силами ("командование, от которого я уже на протяжении некоторого времени намеревался отказаться"⁵⁵ ) и согласиться на еще одно рутинное перетряхивание министров, дуче снова появился бы на вершине власти, торжествующий и всемогущий, не деля ее ни с кем"⁵⁶ .

Читая эти строки, нельзя не поставить вопрос: мог ли сам Муссолини считать этот план столь удачным и выполнимым? Допустим даже, что Гитлер в целях своего спасения пожелал бы прекращения войны на Востоке. Но разве это зависело только от его воли? Это хорошо понимал и сам Муссолини. Дуче "пришел, наконец, к убеждению, что сепаратный мир с Россией невозможен, - записал Чиано в своем дневнике после беседы с ним 2 января 1943 г. - Два месяца назад он еще считал, что о таком мире можно договориться; но теперь, когда казаки приближаются к Донцу и когда Великие Луки уже пали, Сталин, несомненно, поставит невозможные условия"⁵⁷ . Это положение было настолько очевидным для Муссолини, что он высказывает его и в переписке с Гитлером, в частности в письме от 25 марта 1943 года⁵⁸ . Можно ли допустить, что после катастрофического поражения фашистских армий на Волге, а также на Курской дуге - о чем дуче узнал во время поездки в Фельтру, правда, не от Гитлера, а от итальянского посла в Берлине Альфиери⁵⁹ , - Муссолини мог переменить свою точку зрения по данному вопросу?

Малоубедительно выглядит также та часть плана, которая касается возможностей дуче внутри страны. К рассматриваемому моменту Муссолини уже убедился, что он являлся "самым ненавистным человеком в Италии"⁶⁰ ; пожалуй, это - единственное признание в его мемуарах, которое может быть в полной мере принято на веру: фашистская партия разваливалась на глазах, народ в Риме напевал песенку, в которой говорилось, что "дуче наконец убирается прочь". В этих условиях, в особенности после того, что произошло на заседании Большого совета (где, кстати говоря, среди подписавших резолюцию Гранди оказалось большинство новых министров, назначенных лишь в феврале 1943 г.), вряд ли Муссолини был настолько наивен, чтобы надеяться, что его может спасти новое перетряхивание министров. Фашистский режим уже мертв, признал еще за несколько месяцев до переворота Скорца. Это было ясно и самому Муссолини.

Гипотеза Дикина, таким образом, рушится. Исходным пунктом в анализе "странностей" в поведении Муссолини, на наш взгляд, должно быть положено то обстоятельство, что к рассматриваемому моменту он уже осознавал безвыходность положения, понимал, что у него нет "выигрышного хода" в игре. В этот период он уже думал не о "спасении" Италии, не об укреплении фашистского режима, а о собственной шкуре.

Известен такой факт. В ответ на срочную просьбу о помощи, с которой Муссолини обратился к Гитлеру в связи с высадкой союзников в Сицилии, фюрер, все армии которого были скованы на Востоке, вместо посылки в Италию подкреплений ответил резкой телеграммой, в которой выговаривал дуче за сдачу итальянскими войсками ряда позиций без боя.

"Для меня эта телеграмма является алиби по меньшей мере на 50%", - неожиданно заявил Муссолини находившемуся в тот момент у него Амброзио⁶¹ . Теперь заботой дуче стало найти "вторые 50%" алиби. Не рассчитывал ли он их получить с помощью Гранди, Чиано, Амброзио и других, подозрительно шептавшихся за его спиной, о чем его все время предупреждали?

⁵⁵ Автор несколько неточно цитирует слова Муссолини. См. В. Mussolini. Op. cit., p. 70.

⁵⁶ F. Deakin. Op. cit., p. 464.

⁵⁷ Q. Ciano. Journal Pohtique. 1939 - 1943. Vol. II. Paris. 1947, p. 233.

⁵⁸ В очень осторожной форме, что объяснялось прежде всего полной зависимостью Италии в тот момент от фашистской Германии, Муссолини писал: "...Русский эпизод может быть теперь закончен, если удастся - путем заключения сепаратного мира иди же сооружением оборонительной линии, мощного восточного вала, который русские никогда не смогли бы преодолеть". См. "Les Lettres secretes, echangees par Hitler et Mussolini". Paris. 1946, p. 184.

⁵⁹ Cm. D. Alfieri. Deux dictateurs face a face. Roma-Berlin. 1939 - 1943. Paris. 1948, p. 315.

⁶⁰ B. Mussolini. Op. cit., p. 56.

⁶¹ A. Tamaro. Op. cit., p. 186. Ф. Дикин также приводит этот факт, однако не прядает ему значения. См. F. Deakin. Op. cit., p. 373.

Ряд авторов склоняется к этой мысли. "Позиция Муссолини, - пишет Воссар, - многим казалась настолько необъяснимой, что задавались вопросом, не был ли он втайне согласен со своей отставкой либо для того, чтобы оставить другим неблагодарную задачу заключения сепаратного мира с союзниками, либо для того, чтобы обезоружить критику, которая, как он чувствовал, усиливалась вокруг него"⁶² .

П. Монелли, работа которого является чрезвычайно ценным источником, пишет, в частности, что на заседании Большого совета Муссолини защищался, "как раненый лев"⁶³ . Верна ли эта картина? Если он видел угрозу в резолюции Гранди, то почему он не отменил заседания совета или хотя бы не отложил его, как, между прочим, ему предложил сам Гранди, струхнувший в последний момент?

Почему, предполагая заранее, что резолюция Гранди соберет большинство голосов, он ничего не предпринял, чтобы противодействовать этому? Почему он без возражений согласился поставить ее на голосование, хотя после дискуссии результаты его были уже очевидны?

Под натиском этих вопросов, число которых можно было бы увеличить, позиция Монелли в данном вопросе оказывается уязвимой. "Видя, как он (Муссолини. - И. Д.) хотел, чтобы было проведено голосование, несмотря на то, что было уже совершенно очевидно, что он будет побежден и останется в меньшинстве, склоняешься к мнению, что он действительно желал иметь в своих руках эту резолюцию для целей, которые в настоящее время определить невозможно", - пишет Тамаро⁶⁴ .

Отмечая, однако, что многое в позиции Муссолини остается необъяснимым, Тамаро не делает какого-либо окончательного вывода. При изучении обстоятельств, связанных с проведением заседания Большого совета, обращает на себя внимание еще факт: на этот раз у дворца впервые за все время существования совета не были выставлены "мушкетеры дуче", его личная гвардия.

- Но этого не может быть! - заявляет удивленный Гальбиати, когда де Чезаре сообщил ему, что таково указание Муссолини. - Тогда надо выставить дивизию "М".

- Не настаивайте, - отвечает де Чезаре. - Я понял, что он не хочет никого... Гальбиати звонит после этого Скорце, но получает ответ, что все его настояния будут бесполезны⁶⁵ .

В чем же дело? Никто из перечисленных выше авторов не дал оценки этому факту. Смелую догадку высказывает Макгрегор-Хэсти: "По-видимому, опасаясь, что как только члены Большого совета представят свои проекты резолюции, выражающие недоверие, Гальбиати их всех арестует, Муссолини приказал, чтобы мушкетеры не выставлялись"⁶⁶ . Совершенно верно: заговорщики были полезнее для него на свободе, чем в тюрьме!

При анализе поведения Муссолини в рассматриваемый период вне поля зрения исследователей до настоящего времени почему-то оставался один несомненно важный аспект проблемы. Изыскивая предлог для того, чтобы в последнюю минуту перед развязкой удрать в кусты, Муссолини не мог не задумываться над тем, как это будет воспринято в Берлине. Гитлер был для него последней надеждой на спасение, но вместе с тем он понимал, что месть фюрера за подобный шаг, который был бы расценен как измена, оказалась бы жестокой. К этому надо добавить, что во время войны Италия была наводнена гитлеровскими агентами; по некоторым данным, их число достигало 20 тысяч ⁶⁷ ; их было немало и среди самого близкого окружения Муссолини, и он знал, что каждый его шаг и слово немедленно сообщались в Берлин. Это заставляло его, создавая себе "алиби", действовать с чрезвычайной осторожностью. Некогда он думал, что "суровая дружба" с Гитлером даст ему возможность осуществить его авантюристические, разбойничьи планы в отношении других народов; теперь он не знал, как от нее избавиться, не потеряв при этом головы. Известно, что после смерти его брата не ое-

⁶² Цит. по G. Roux. Op. cit., p. 195.

⁶³ P. Monelli. Roma. 1943, p. 148.

⁶⁴ A. Tamaro. Op. cit. Vol. I, p. 15.

⁶⁵ E. Galbiati. Op. cit., p. 218. Дивизия "М" была создана по образцу СС-овских частей с помощью Гиммлера специально для обеспечения безопасности Муссолини.

⁶⁶ Mac Gregor-Hastie. The Day of the Lion. The Rise and Fall of Fascist Italy (1922 - 1945). New York. 1964. p. 335.

⁶⁷ R. Luzzato. Unknown War in Italy. London. 1946, p. 58.

тавалось ни одного человека, с кем он делился бы своими мыслями, и это, разумеется, объяснялось не столько особенностью характера Муссолини (поговорить-то он любил), сколько постоянной боязнью измены и предательства со стороны тех, кто его окружал.

Следует отдать ему должное: его попытка сбить со следа гиммлеровских ищеек в Риме в первый момент вполне удалась. "Все было в полном порядке. Муссолини каждое утро являлся в "Палаццо-Венеция" и каждый вечер ехал к Кларетте. Дивизия "М" была расположена в самой непосредственной близости к Риму. Чего же можно было опасаться?" - таково было мнение гитлеровцев, наблюдавших в те дни за дуче⁶⁸ . События 25 июля явились для Гитлера полной неожиданностью и привели его в ярость.

Впоследствии, однако (по-видимому, в результате более подробного ознакомления с фактами), у гитлеровцев возникло серьезное подозрение, что Муссолини, убедившись, что война проиграна, умышленно предоставил заговорщикам возможность действовать, рассчитывая таким путем исчезнуть со сцены прежде, чем наступит поражение, и предоставить другим задачу разрыва с немецким союзником⁶⁹ - задачу тем более трудную для него, что "стальной пакт", заключенный в 1939 г. между Италией и Германией, формально был союзом не между двумя странами, а, как отмечалось в его преамбуле, между "двумя режимами"⁷⁰ . По свидетельству самого Муссолини, после его похищения из отеля "Кампо-Императоре" в сентябре 1943 г. нацисты собирались даже организовать против него судебный процесс⁷¹ . Желание использовать экс-дуче в качестве главы марионеточной "Республики Сало" заставило их, как видно, отказаться от этого плана. Но следует ли после этого удивляться, что в мемуарах, написанных Муссолини именно в этот период, когда эсэсовцы генерала Вольфа - наместника Гиммлера в оккупированной Италии - стояли круглые сутки у него за дверью, он всячески старался доказать свою "наивность"? Не явится ли большей наивностью поверить ему в этом?

Таковы соображения, вытекающие из анализа и сопоставления фактов, ставших предметом настоящего исследования. Ловкий интриган, еще в начале своей карьеры отличавшийся редким умением вовремя перебежать на противоположный конец качающейся доски, изменив одновременно и свои убеждения, Муссолини намеревался выбраться из самого большого тупика в собственной карьере при помощи самой крупной своей авантюры.

Тот факт, что окружающие обращали внимание на "загадочность" его поведения, свидетельствует о том, что игра была не очень искусной. На первых порах, однако, ему удалось добиться своей цели; когда в беседе с ним Виктор- Эммануил предложил ему уйти в отставку, Муссолини несколько мгновений не мог сказать ни слова, но не от испуга, как принято считать, а скорее от радости.

Прощаясь с королем, Муссолини пожелал своему преемнику успеха. Фраза не была пустой вежливостью: в ней звучало скрытое торжество.

Вечером, когда Рим буйно ликовал по поводу его падения, Муссолини, потушив свет, лежал на койке в казарме карабинеров и в темноте улыбался: он был в .безопасности!

7. Смерть в черной рубашке

Незадолго до начала войны Муссолини подсказали идею, которая захватила честолюбивого диктатора почти целиком. Речь шла о сооружении на одном из холмов Рима - Монте-Марио - колоссальной бронзовой фигуры Геркулеса. Муссолини подолгу с восхищением рассматривал макет монумента. Подобно знаменосцам древнего Рима, Геркулес носил на своих плечах львиную шкуру; клыки раскрытой пасти зверя украшали его голову. Высота колосса от основания до конца поднятой вверх руки должна была превосходить восемьдесят метров; между ступнями его ног легко пролегла бы

⁶⁸ E. Dollman. Dolmetscher der Dictatoren. Bayreuth.. 1963, S 162.

⁶⁹ F. Bellotti. La Republica di Mussolini. Milano. 1947, p. 44.

⁷⁰ См. F. Deakin. Op. cit.. p. 340.

⁷¹ A. Tamaro. Op. cit., p. 16.

широкая магистраль. Два лифта, которые предполагалось устроить внутри фигуры, предназначались для подъема посетителей в верхнюю часть монумента. Она должна была быть настолько просторна, что вдоль носа можно было бы спуститься к ноздрям, где предполагалось устроить широкие террасы с великолепным видом на Рим.

Два момента особенно прельщали Муссолини в этом проекте: фигура превосходила бы по высоте собор Св. Петра, и, главное, макет Геркулеса должен был иметь лицо Муссолини. Проект был одобрен, и началось сооружение бронзового колосса⁷² .

Человек, претендовавший при жизни на гигантские памятники, в действительности оказался жалким ничтожеством и закончил жизнь как подлый предатель своей страны и народа.

В первое время после ареста Муссолини пытался играть Наполеона в изгнании. Однако не было гренадеров, которые рыдали бы при прощании с ним, не было пропахших пороховым дымом маршалов, которые, припав на колено, целовали бы полы его платья. Дуче находился в окружении полицейских и в душе был рад этому: он знал отношение к себе итальянского народа. "Какой приговор несет мне история?" - спрашивал Муссолини приставленного к нему 'инспектора Гели, но тот молчал, глядя со скучающим видом в сторону.

В середине сентября 1943 г., после капитуляции Италии и оккупации ее северной и центральной частей германо-фашистскими войсками, "человек со шрамом" - Скорцени - выкрал Муссолини и доставил его к Гитлеру. На людях два "друга" патетически обнялись, растроганный дуче даже всплакнул; оставшись наедине, они долго молча рассматривали друг друга.

В былые годы, когда Гитлер только еще рвался к власти, Муссолини служил для него "вдохновляющим примером"; портрет итальянского авантюриста, ставшего диктатором, постоянно находился у него на столе. Определенную симпатию к своему бывшему учителю Гитлер проявлял в отношениях с Муссолини довольно долго. Еще в конце 1942 г., поздравляя своего партнера в связи с двадцатилетием пресловутого "похода на Рим", Гитлер писал, что он способен лучше, чем кто-либо иной, оценить "историческое величие борьбы", которую вел дуче⁷³ . Теперь, при встрече в сентябре 1943 г., лицо фюрера выражало плохо скрытое презрение. "Что это за фашизм, - заявил он Муссолини, - который растаял, как снег под лучами солнца?"⁷⁴ .

Но у Гитлера не было выбора. Советские войска неудержимо двигались на запад; вся людская сила, которая была набрана путем "тотальной мобилизации", брошена гитлеровцами на Восточный фронт. Италия должна была прикрыть собой, хотя бы и своим трупом, "европейскую крепость" с юга. Фюрер был настойчив и резок. Италия войну проиграла. Желает ли дуче снова вернуться на политическую арену и продолжать борьбу? Без обиняков Гитлер предложил Муссолини роль квислинга на оккупированной немецкими фашистами территории Италии.

Дуче согласился. "Я пришел, чтобы получить ваши указания"⁷⁵ , - заявил "бронзовый Геркулес" при следующей встрече с Гитлером.

Одним из первых грязных и кровавых поручений, которые вышли, только что назначенный "гаулейтер для Италии", была раcправа с участниками заговора 25 июля 1943 года. Гитлер потребовал "примерно" наказать изменников, по его мнению, это было необходимо для возрождения в Италии фашизма. Шесть человек из числа голосовавших против Муссолини на заседании Большого совета удалось схватить, остальных судили заочно. Смертный приговор составлен и отпечатан заранее, остается только проставить дату. Дочь Муссолини, Эдда Чиано, ходатайствует перед отцом за своего мужа, но по "совету" нового германского посла Ранна он отказался ее принять.

Человек мелочный и жестокий, он полон жажды мести по отношению к тем, кто устраивал заговор против него, и рад тому, что, ссылаясь на волю Гитлера, имеет возможность свести счеты с попавшими к нему в руки. После расстрела он расспрашивает у патера подробности поведения казненных в последние минуты их жизни и

⁷² Q. Novаra .Volet de chambre chez Mussolini. Paris. 1949, p. 185.

⁷³ F. Deakin. Op. cit., p. 39.

⁷⁴ F. Anfuso. Da Palazzo Venezia al Lago di Garda. Rocca St. Casciano. 1957. p. 326.

⁷⁵ R. Dombrowski. Op. cit., p. 85.

ханжески тянется, чтобы облобызать ему руку. А затем составляет новый список, включающий двести человек, которых он тоже намеревается предать суду.

Но мстительность его этим не ограничивается. Он вспоминает "океанские толпы" под балконом "Палаццо-Венеция" во время его выступлений. "Неужели не нашлось ни одного человека, - обращается он к эсэсовцу Дольману, находившемуся 25 июля в Риме, - который попытался бы хоть что-либо сделать для моего спасения?" "Ни одного", - отвечает Дольман. Желчь душит Муссолини. Он заявляет, что он еще вернется в Рим победителем. А до этого он еще даст почувствовать "неблагодарному городу" свое презрение⁷⁶ .

Страх за свою шкуру не сделал Муссолини честным, более "добросовестным"; тем не менее отрабатывал он Гитлеру добросовестно: он лгал. Вера в возможность успешного окончания войны для "оси" таяла с каждым днем, но он не уставал убеждать, что фашистский блок одержит победу.

"Запомните мои слова! - восклицал он, выступая летом 1944 года. - Уже недалеко то время, когда "ось" перейдет в решающее контрнаступление. Запомните мои слава! В первый день октября все орудия врага, все его самолеты, все танки превратятся в горы железного лома!

- А как же Рим? - крикнул кто-то из присутствовавших.

- Рим - это моя страсть! - отвечал Муссолини, вскинув руку, четко видимую на темном фоне фашистского знамени, специально с расчетом на это укрепленного позади трибуны. - Мы пойдем в Рим и останемся там навсегда. 28 октября (день годовщины "похода на Рим". - И. Д.) я обращусь к вам с балкона "Палаццо-Венеция"!"⁷⁷ .

"Теперь мы вынуждены лгать для того, чтобы заставить наши народы идти за нами", - признался как-то Муссолини "министру культуры" созданной им в это время марионеточной "Республики Сало". Свои высказывания он просил его записывать "для истории". >

Весной 1945 г., когда Советская Армия уже взламывала последние рубежи обороны гитлеровского логова, Муссолини совершил свою последнюю поездку к фюреру. - Считайте, что мы уже выиграли войну!-заявил он по возвращении своим приспешникам⁷⁸ . - Он говорит, что ложь - это искусство актера, - записал исполнительный Меццазома. И когда раздаются аплодисменты, он счастлив, - добавил он от себя⁷⁹ .

Ну, а сам Муссолини, верил ли он еще во что-либо? Окончательно связав свою судьбу с гитлеровской Германией, он долгое время цеплялся за надежду, что использование нового оружия, на которое рассчитывал Гитлер, приведет к неожиданному повороту в ходе войны. "При помощи "Фау-1" и "Фау-2" Москва, Лондон и Вашингтон будут уничтожены, - говорил ему фюрер, - вскоре будет создано оружие огромной разрушительной силы, Англия и США будут вынуждены немедленно капитулировать... Да простит мне бог последние пять минут войны! Что касается войны с Россией, то она будет продолжаться до полного уничтожения большевизма..."⁸⁰ .

Стремясь обеспечить для Гитлера максимальный выигрыш времени, Муссолини гонит итальянцев на фронт, тысячами отправляет их на работу в Германию, применяет драконовские меры против партизан. Вместе с эсэсовскими карателями созданные им "черные бригады" преследуют и истязают патриотов. Время снисхождения прошло, заявил Муссолини, отдав приказ "очистить" страну от партизан. Мы не будем проявлять пощады к нашим врагам. Весной 1944 г. он подписывает декрет о предании смертной казни лиц гражданского населения, оказывающих помощь партизанам... Стоя по пояс в крови собственного народа, он с нетерпением ожидает, когда гитлеровцы начнут сбрасывать атомные бомбы.

"Бронзовый Геркулес" был труслив и малодушен. Еще в начале войны стал известен курьезный случай. Весной 1941 г. дуче решил посетить итальянские войска в Албании с тем, как говорилось в официальных сообщениях, чтобы дать указания, которые "обеспечат победу". Специально в связи с визитом дуче в расположении

⁷⁶ P. Monelli. Mussolini piccolo borghese. Roma. 1959, p. 326.

⁷⁷ R. Dombrowski. Op. cit., p. 140.

⁷⁸ P. Monelli. Mussolini piccolo borghese, p. 347.

⁷⁹ R. Dombrowski. Op. cit., p. 144.

⁸⁰ Ibid., p. 87.

8-го итальянского армейского корпуса был сооружен наблюдательный пункт, под которым было сделано надежное убежище. Во время нахождения Муссолини на наблюдательном пункте послышался отдаленный звук самолета. "Вот он. По-видимому, английский", - сказал кто-то. Все подняли головы вверх, стараясь отыскать самолет. Когда взгляды присутствовавших опустились снова на разложенную на столе карту, Муссолини уже среди них не было, он словно провалился сквозь землю. Двух-трех секунд ему оказалось достаточным, чтобы соскочить с платформы, скатиться кубарем по лестнице и забиться в дальнем углу убежища⁸¹ .

Позже, когда он, находясь под арестом в "Кампо-Императоре", узнал из сообщений по радио, что союзные державы требовали его выдачи как военного преступника, он закатил ночью истерику. "Я не дамся им в руки живым!", - заявил он начальнику охраны, разбуженному его громкими стуками в дверь. Вое острые и режущие предметы были немедленно удалены из комнаты Муссолини.

Здесь, на берегу озера Гарда, где разместилось новое "правительство", его преследует страх перед грядущим возмездием. Он всегда верил приметам: опасался "дурного глаза", пускался впутешествия только, по вторникам и пятницам... Прогуливаясь однажды в парке предоставленной ему виллы и кидая камешки в озеро (дел теперь у него было немного), он вдруг вспомнил сделанное ему еще раньше предсказание: он будет убит "тремя солдатами после победы над Францией". Пытаясь успокоить себя, дуче затевает разговоры на эту тему со своими ближайшими приспешниками. Он доказывает, что предсказание никак не может сбыться, так как отсутствует главное условие: победа над Францией. "Ведь Франция, - объясняет он, - фактически уже была повергнута, когда Италия объявила ей войну, так что, строго говоря, не было ни войны с Францией, ни победы над ней"⁸² .

Наконец-20 июля 1944 года. В этот день он прибыл с визитом к Гитлеру и вдруг узнал, что за два часа до его появления как раз в том помещении, где он должен был вести переговоры с фюрером, взорвалась бомба⁸³ . "Наконец-то мое унижение окончилось!- воскликнул он, узнав о покушении на Гитлера. - Теперь не только один Муссолини имеет предателей!" Весь этот день он ходил со счастливым видом⁸⁴ .

"Он не покончит с собой, - отмечал Меццазома. - Он, может быть, хотел бы, но он не способен на такой поступок. Он всегда будет сохранять надежду, что в последний момент что-нибудь случится и внесет перемену".

Глубокий духовный и нравственный маразм, в который впал дуче, распространился также и на его личную жизнь: 60-летний экс-диктатор предается излишествам, несвойственным его возрасту. После пребывания в течение некоторого времени "на попечении" одного из гитлеровских молодых офицеров Клара Петаччи появляется на берегу озера Гарда и поселяется в вилле, расположенной неподалеку от резиденции Муссолини. Быстро завязывается клубок склок и интриг; донна Ралель, жена Муссолини, добивается изгнания фаворитки, >но это ей не удается. Тогда она создает собственную "службу информации" и при помощи многочисленных лакеев, садовников и шоферов устанавливает наблюдение за своим любвеобильным супругом. Дуче, однако, подражая героям бульварных романов, проявляет чудеса изобретательности и, преодолевая все рогатки, продолжает частые встречи с Кларой. Дело приобретает настолько скандальный оборот, что кое-кто из его приспешников начинает подумывать о том, что Петаччи надо как-либо убрать. Прослышав об этом, Муссолини возмущенно протестует и заявляет, что, если его разлучат с его любовницей, он покончит с собой⁸⁵ .

Клара, яркая и обольстительная, как обычно, великолепно чувствует себя в опереточном мире "Республики Сало", которая словно создана для исполнения ее прихотей. Ее главный враг - Чиано - мертв; она наслаждается жизнью. Ее черный лимузин часто видят то в одном, то в другом городке курортного побережья. Муссолини перекосит это с трудом и время от времени устраивает ей сцены. Но бурные минуты сменяются идиллическим покоем, и тогда "влюбленная пара" читает Толстого, Достоевско-

⁸¹ P. Monelli. Roma. 1943, p. 92.

⁸² R. Dombrowski. Op. cit., p. 151.

⁸³ Q. Novara. Op. cit., p. 290; R. Dombrowski. Op. cit., p. 141.

⁸⁴ R. Dombrowski.Op. cit., p. 180.

⁸⁵ A. Tamaro. Op. cit. Vol. Ill, p. 257.

го и берется даже за Шолохова, а в эти дни сверстники и потомки Макара Нагульнова подходили уже к Берлину.

Финал наступил в апреле 1945 года. Имел ли в эти дни Муссолини какой-либо план действий? Ряд авторов, и в том числе Тамаро, отмечают, что, отвергнув планы бегства на подводной лодке, Муссолини остановился на проекте "в духе Нибелунгов": он якобы предполагал собрать несколько тысяч верных ему чернорубашечников и уйти на север страны, в долину Вальтеллину. Избавив таким образом мирное население от ненужных жертв(!), Муссолини будто бы намеревался, опираясь на "баварский редут" Гитлера, оказать там отчаянное сопротивление и героически погибнуть с оружием в руках. Желая придать правдоподобие этой версии, Тамаро вскользь замечает, что гари этом Муссолини все еще надеялся, что соприкосновение советских и англо- американских войск, в Германии приведет к конфликту между союзниками, а "новое оружие сделает остальное"⁸⁶ .

Все это, разумеется, баони. Но появились они .не случайно. Беседуя с Муссолини в сентябре 1943 г., Гитлер заявил, что он намерен быть "реалистом до абсурда" и допустить возможность поражения Германии. На этот случай, сообщил фюрер, он уже подготовил план действий: все промышленные предприятия, медицинские учреждения, все запасы страны будут уничтожены. Среди германского населения будет постоянно поддерживаться враждебное отношение к союзникам, которые будут объявлены виновниками всех бедствий Германии. Борман возглавит подпольное сопротивление, центром которого будет Бавария. Все будет предусмотрено для того, чтобы в подходящий момент нацизм снова ожил и одержал в конечном итоге победу.

"Придется ли умереть? - вопрошал фюрер. - Нет, такой необходимости н" будет. Все те, в отношении которых будет принято решение, что они должны оставаться в живых до того времени, когда фашизм снова возродится, в надлежащий момент вдруг исчезнут. В отдаленных пунктах для них уже подготовлены убежища, где они смогут находиться, не будучи опознанными. Большие возможности в этом отношении представляет континент Латинской Америки..."⁸⁷ .

Подлинные намерения Муссолини, однако, были далеки от "героической смерти". Свидетельством этого явилось содержание толстого портфеля, находившегося у него в руках в момент ареста партизанами.

"Имейте в виду, эти документы имеют огромное историческое значение!" - предупредил Муссолини. Но партизаны спокойно вскрыли портфель и извлекли несколько папок. В одной из них находились многочисленные газетные вырезки из швейцарских газет с пометками, сделанными жирным цветным карандашом Муссолини. Все они касались одного вопроса - возможной позиции швейцарского правительства в случае попытки Муссолини укрыться на территории Швейцарии⁸⁸ .

Ряд дополнительных фактов дает возможность составить достаточно ясную картину в данном вопросе. 17 апреля Муссолини перебрался в Милан. Через два дня он по телефону поручает одному из фашистских генералов "любой ценой держать для него дорогу на Швейцарию открытой"⁸⁹ . 25 апреля в Милане появляется его сын Витторио. Он прибыл из Швейцарии, где вел переговоры с американским консулом. Витторио сообщил, что тот не взялся гарантировать неприкосновенность дуче на швейцарской территории. Тем не менее Муссолини заявил, что он намерен отправиться в Лозанну. "Я должен попытаться перебраться в Швейцарию. Они не могут закрыть для меня границу. Они интернируют меня, а затем будут решать, что со мной делать. Я должен выиграть время. Сейчас это самое главное - выиграть время"⁹⁰ .

Вечером 25 апреля Муссолини вскочил в машину и в сопровождении своих ближайших сподручных, захватив на черный день шестьдесят пять килограммов золота и драгоценностей, не считая банкнотов, полным ходом направился на север, в сторону Швейцарии. В эти же часы партизаны 52-й гарибальдийской бригады, действовавшей в пограничном районе, завершали подготовку к освобождению небольшого городка

⁸⁶ Ibid., pp. 579 - 580.

⁸⁷ R. Dombrowski. Op. cit., pp. 87 - 88.

⁸⁸ P. L. Bellini, U. Lazzaro. Dongo, ultima azione. Roma. 1962, p. 177.

⁸⁹ R. Dombrowski. Op. cit., p. 162.

⁹⁰ Ibid., p. 167.

Донго, расположенного на другом конце дороги. Их встреча состоится затем в Донго 27 апреля.

Редко кто из артистов имел такую рекламу, как Муссолини. Особенно любил он появляться в "гуще народа": среди рабочих при закладке зданий и спуске новых судов, с серпом в руках среди жнецов, .на спортивных праздниках при открытии стадионов. Толпы людей должны были приветствовать его при появлении в общественных местах. Все это, однако, было лишь заранее подготовленной дешевой инсценировкой. В Риме шутили, что крестьянки, с которыми дуче танцевал на "народных праздниках", были на самом деле переодетыми полицейскими. "Это было недалеко от истины, - признает в своих мемуарах камердинер Муссолини Новара. - Где бы ни появлялся Муссолини, он всегда был отделен от народа плотным кордоном полицейских. Парк виллы "Торлония" - его личной резиденции в Риме - в период его пребывания у власти кишел полицейскими агентами и по ночам светился огоньками сигарет".

Женщины "из народа", которых обнимал Муссолини в период "битвы за хлеб"; каменщики, которые вручали ему символические кирку и мастерок; атлеты, которые окружали и приветствовали его; большая часть купающихся, вертевшихся вокруг него в бассейнах; суровые шахтеры, помогающие ему спускаться в глубины земли... были не кем иным, как агентами, неизменно агентами⁹¹.

- Ты - полицейский? - обратился Муссолини как-то к одному из каменщиков при закладке здания.

- Нет, - ответил тот. Муссолини удивился.

- Кто же ты?

- Я начальник полицейского участка, - ответил "каменщик.

Аналогичная картина имела место и при появлении Муссолини на собраниях, на парадах, при манифестациях. "Можно даже утверждать, - пишет Новара, - что не было ни одной публичной манифестации, на которой присутствовал Муссолини, на которой в радиусе трехсот метров все окружавшие его, за исключением иерархов и представителей властей, не были бы переодетыми агентами". В действительности Муссолини никогда не соприкасался с народом, пишет он далее⁹² .

...Партизан наклонился над человеком, лежавшим в кузове грузовика в немецкой шинели, и снял с него надвинутую на лоб каску и темные очки. Появились знакомые очертания массивной лысой головы дуче. Оцепеневший от страха, Муссолини беспомощно лежал в ногах у партизана, не говоря ни слова.

Его доставили в мэрию. Он снял зеленую шинель. "Еще раз немцы меня предали", - пробормотал он, кинув ее на пол. На нем - черная рубашка и форма почетного капрала фашистской милиции.

В комнату набиваются партизаны и жители Донго. Муссолини сидит перед ними присмиревший, грузно облокотившись на стол. Это наконец первая подлинная встреча с народом.

- Почему ты объявил войну Англии и Франции? - спрашивает его мэр.

- Я был вынужден это сделать, - отвечает Муссолини. - На меня оказывал давление германский посол, который неоднократно являлся в "Палаццо- Венеция" и заявлял мне, что я не должен повторять измены 1869 и 1914 годов. На все настояния Гитлера, я отвечал, что Италия истощена и что ей не под силу выдержать новую войну. В конце концов, измученный и надеясь, что война будет очень короткой, я уступил давлению Гитлера.

Муссолини просит кофе. Ему подают чашку без блюдца.

- А сахар?

- Сколько тебе лет?

- Шестьдесят два.

- Так вот, до шестидесяти пяти ты не получишь сахару... Снова сыплются вопросы.

Почему в 1920 году ты предал социалистов? Организовал убийство Маттеотти? Нанес удар в спину Франции?

⁹¹ См. Q. Novаra. Op. cit., p. 95.

⁹² Ibid., p. 96.

- Посмотри, до какого состояния ты нас довел, - говорит молодой партизан, одетый в лохмотья, показывая Муссолини свои рваные башмаки. - Семья моя теперь живет в нищете, мой отец и мой брат из-за тебя погибли...

- Зачем ты приказал уничтожать патриотов? Гневный вопрос повисает в воздухе. Муссолини что-то бормочет, ссылаясь на гитлеровцев. Обстановка накаляется. Дуче уводят⁹³ .

Площадь Лорето в Милане. В августе 1944 г. гитлеровцы и чернорубашечники расстреляли здесь 15 партизан. Тела их долго лежали, сваленные в кучу под забором. Не только для миланцев, для всего народа Италии эта площадь стала священным символом, хранящим память о десятках тысяч патриотов, погибших в борьбе с фашизмом.

29 апреля, впервые за два с лишним десятилетия, на площадь хлынул человеческий океан. В этот день сюда были доставлены трупы Муссолини и шестнадцати фашистских главарей, расстрелянных накануне в Донго. Для того, чтобы народ мог собственными глазами убедиться, что фашизм мертв, тела были подвешены к навесу бензоколонки.

Пламя борьбы, бушевавшей в стране много лет, улеглось, но сердца людей еще раскалены. Из толпы вырывается седая женщина, В руке у нее пистолет. Подбежав к телу Муссолини, она делает в него пять выстрелов.

- Это тебе за пятерых моих сыновей! - восклицает она.

Воля итальянского народа, испытавшего по вине Муссолини величайшие бедствия и страдания, была исполнена.

⁹³ W. Sperco. Op. cit., p. 268.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Комментарии: