Объединяющаяся на наших глазах Европа ищет легитимации в своем прошлом, богатом конфликтами, распрями, большими и малыми войнами, геноцидами, а на рубеже третьего тысячелетия - еще этническими чистками и так называемыми "зачистками". Прошлое континента, однако, богато не только неслыханными человеческими трагедиями, но также и величайшими открытиями, совершенными творениями человеческого духа и ума, непревзойденным вкладом в мировую цивилизацию во втором тысячелетии нашей эры. Старый Свет делает сегодня серьезную заявку на упразднение межгосударственных границ и создание гармоничного и бесконфликтного сообщества наций, ядром и инициатором которого является быстро прогрессирующий Европейский союз.

Несомненный успех интеграционных процессов на континенте ставит перед исторической наукой, в первую очередь стран уже вошедших в Европейский союз, принципиально новую задачу осмысления и освещения европейского прошлого с позиций новой интегрированной Европы ¹ .

Раньше всех на путь создания реального единства вступили представители политики и экономики. Настал теперь черед и исторической науки. И нет ничего в том удивительного. Если представители католицизма и православия проявляют склонность отложить в сторону свои стародавние дискуссии по богословским проблемам и вновь разгорающиеся канонические споры насчет прозелитизма, если обе ветви христианства готовы в принципе искать пути мирного сосуществования с исламом, то уж европейским историкам тем более пристало внести свой вклад в дело строительства новой Европы.

"Европа строится" - этими словами начинается краткое предисловие Жака Ле Гоффа к книге немецкого автора, вышедшей в свет в серии "Строить Европу", издаваемой по его же инициативе ² . Заканчивается же оно вопросами: "Кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем?". Эти три вопроса - три ориентира нового направления в европейской историографии.

Если культурное единство Европы, выраженное в общепризнанном понятии "европейская культура", давно утвердилось как в науке, так и в обыденном сознании, то понятия "европейская история", "европейская историография", сравнительно недавнего происхождения. Наверстывая упущенное, историки предпринимают немалые усилия для того, чтобы представить европейскому читателю, и неевропейскому тоже, прошлое континента как нечто единое и целое.

Исламов Тофик Муслимович - доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН.

¹ Процессы, происходящие после переворотов 1989 - 1991 гг., прямо "приглашают историков заново переосмыслить Европу как целостное историческое пространство", полагает известный германский историк Ю. Кокка. См.: Kocka J. Das ostliche Mitteleuropa als Herausforderung fiir eine vergleichende Geschichte Europas. - Zeitschrift fur Ostmitteleuropa Forschung, 2000, Bd. 49, N 2, S. 160 - 161.

² Le Goff J. Europa bauen. - Schulze H. Staat und Nation in der europaischen Geschichte. Miinchen, 1999.

(c) 2003 г.

стр. 3

Осмысление с этих позиций европейского прошлого сопровождается оживленными спорами о выборе рациональных методов и путей воссоздания единой истории единого европейского континента, дискуссиями о самом понятии и содержании "Европа" как целостной историко-культурной общности, о макро- и микроструктуре, о европейских больших ареалах и о европейских регионах. В ряде университетов в учебный процесс введена новая, доселе неизвестная дисциплина - "Европеистика". Лекции читаются в университетах Вены с 1997 г. и Мюнхена с 1998 г. В том же Венском университете действует семинар "Введение в европеистику" проф. Вольфганга Шмале. А в Болгарии, в университете города Русе, учрежден даже целый Институт европеистики ³ . Не остались в стороне от интеграционных движений в области истории, конечно же, высшие органы Евросоюза. При Еврокомиссии, высшем исполнительном его органе, в 1982 г. была учреждена "Группа связи профессоров современной истории", издающая с 1995 г. собственный журнал на трех главных европейских языках - "Journal of European Integration History" (История европейской интеграции).

Американский журнал "East Central Europe" (Центрально-Восточная Европа), выходящий дважды в год и специализирующийся по региону "между Балтикой и Адриатикой", провел в 2001 г. в Будапеште международный семинар на тему "Центральная Европа - откуда куда?". По результатам семинара перед обновленным журналом поставлена генеральная задача: сосредоточиться на вопросе "откуда и куда движется регион?" ⁴ .

Словом европейская история переживает настоящий всеевропейский бум ⁵ . Несть числа разного рода мероприятиям, проводимым в разных странах по истории Европы. Так в старинном баварском городе Регенсбург в здании старого райхстага начиная с 1991 г. регулярно проводятся "Евро- коллоквиумы". Место их проведения избрано не случайно. Здесь в 1663 - 1806 гг. заседало сословное собрание германских государств - райхстаг "Священной Римской империи германской нации". Уильям Пени в знаменитом "Эссе к настоящему и будущему миру в Европе" в 1693 г. увидел в имперском собрании прообраз, некую модель будущего парламента Европы ⁶ . Насчет перспектив единения историки, сторонники нового движения, называющие себя "еврорегионалистами", настроены оптимистично. Их не смущает и тот очевидный факт, что "развитие Восточной Европы идет под знаком ренессанса национализма", хотя, конечно, это обстоятельство продолжает вызывать озабоченность ⁷ .

³ У нас же отличились отечественные лингвисты, которые в 1999 г. провели в Пушкинском доме международный семинар, обнародовав свое кредо в манифесте, в котором разъяснили, что "евролингвистика есть междисциплинарная отрасль гуманитарных наук", подлежащая изучению во всей системе образования, от начальных школ до университетов". - http//www.elama.de/Symposia/Pushkin. 1999.

⁴ East Central Europe: From Where to Where? Has the Region Been Moving? - BUKSZ, 2001, v. 10/4, p. 126 - 127. Отметим, что еще в начале 1980-х годов нами совместно с В. И. Фрейдзоном и питерским известным ученым- этнологом, историком культуры и историком А. С. Мыльниковым была сделана попытка привлечь внимание научной общественности к проблематике среднеевропейского региона и его специфике в связи с изучением истории и этнографии населяющих его народов. Подчеркивалась, в частности, подвижность границ, как важная особенность региона в отличие от других частей континента: Мыльников А. С. Расширенное заседание Ленинградского отделения научного совета АН СССР по комплексным проблемам славяноведения и балканистики. - Советская этнография, 1984, N 1; Исламов Т. М., Фрейдзон В. И. Средняя Европа - миф, плод воображения или реальность? - Европейский альманах. М., 1992, с.119 - 134.

⁵ Впрочем, нашлись и скептики. К ним можно отнести моего венского коллегу Михаеля Миттерауера, который не только поставил под вопрос особый путь исторического развития Европы, но и ратует за последовательное проведение сравнительного анализа, призывает включить в анализ Восток, чтобы понять, что специфично для Европы, что есть специфически европейское в истории. - Mitterauer M. Die Entwicklung Europas - ein Sonderweg? Wien, 1999.

⁶ Region. Nation. Europa. Historische Determinanten der Neugliederung eines Kontinents. Schriftenreihe der Eu-ropa-Qolloquien im alien Reichstag. Regensburg, 1992, S. 5.

⁷ Lottes G. Zur Einfiihrung: Region. Nation. Europa-Zu drei Prinzipien der Formationsgeschichte Europas. -Ibid., S. 36.

стр. 4

О Восточной Европе, проблемах, возникающих в процессе интеграции ее прошлого в общеевропейский историографический топос, и пойдет в данной статье в основном речь.

Следуя духу времени, историческая наука ищет пути преодоления традиционной и традиционно национально ориентированной историографии, нащупывает подходы к такой модели "историописания", которая была бы адекватна потребностям объединяющейся Европы. Очевидно, что она не может быть суммой параллельно существующих историй народов, стран, государств, даже регионов, а должна представить прошлое континента как единого целого и как целостный процесс. Задача не простая, и решается она, как увидим, совсем не просто.

Первые итоги поискам путей и подходов к новой европейской историографии, а также возникающим в процессе этих поисков проблемам подводятся в книге, выпущенной в свет издательством Австрийской академии наук под оригинальным названием "Приближения к европейской историографии" ⁸ . Анализ этой книги поможет нам в разработке поставленной задачи. В основу сборника легли доработанные доклады участников симпозиума, состоявшегося в мае 2000 г. в Вене. Мой давний и глубокоуважаемый коллега Геральд Штурц, действительный член Австрийской академии наук, профессор Венского университета, на одну из многочисленных монографий которого наш журнал отозвался добротной рецензией проф. А. А. Ахтамзяна (2000, N 3), обратился ко мне с предложением написать рецензию на этот новаторский труд. Но простой рецензии не получилось. Задача оказалась сколь увлекательной, столь и трудной. Необходимо было представить читателю: во-первых, сравнительно новую для нашей историографии проблематику во всем ее многообразии, во-вторых, дать представление о существующей и уже довольно обширной литературе вопроса, в-третьих, изложить собственную точку зрения там и тогда, когда это было крайне необходимо, когда обойтись без комментариев казалось не возможным. С учетом возможности и перспектив создания интегрированной европейской историографии, а также сквозной идеи труда, озаглавить книгу вероятно можно было бы несколько иначе, например "На пути к европейской историографии". Инициатор издания, как и симпозиума, Г. Штурц, знаток не только австрийской и европейской истории нового и новейшего времени, но и истории США, человек, наделенный чутьем нового, открытый инновациям, отлично сознает, что национальное "историописание" (так звучал бы по-русски дословный перевод немецкого термина "Geschichtschreibung", более точного, чем наш традиционный термин "историография") далеко не исчерпало себя, что оно живет и кое-где даже процветает.

Историческая наука, консервативная по природе своей и предназначению, поскольку "консервирует" прошлое в памяти человеческой, по-прежнему развивается преимущественно в национальном контексте, полагает совершенно справедливо австрийский ученый. Разумеется ни сам Г. Штурц, ни его сотрудницы Б. Хайд ер и У. Хармат, ни тем более авторы ⁹ включенных в сборник докладов-статей, не помышляют об отмене национальной истории или национальной историографии. Смысл проекта в том, чтобы попытаться отойти от национального подхода, выйти из этих границ, создать такую историографию, которая бы пересекала эти границы и вылилась бы в нечто единое и целостное, называемое европейской историографией.

⁸ Annaherungen an eine Europa'ische Geschichtsschreibung. Hrsg. von G. Stourzh unter Mitarbeit von B. Haider, U. Harmat. Verlag der Osterreichischen Akademie der Wissenschaften. Wien, 2002, 175 S.

⁹ Авторский коллектив: Влодимеж Бородзей (Варшавский университет), Дан Динер (Еврейский университет, Иерусалим), Хайнц Духхардт (Институт европейской истории, Майнц), Макс Энгман (Университет Або, Франция), Андреас Каппелер, Вольфганг Шмале, Геральд Штурц (все - Венский университет), Алексей Миллер (ИНИОН, Москва), Николетт Моут (Лейденский университет), Мария Тодорова (Университет штата Иллинойс, США).

стр. 5

Но логично прежде спросить, что такое само понятие "Европа" и что оно выражает, каково его смысловое содержание ¹⁰ . Современная политическая терминология, мало считаясь с географией, отчасти и историей, под Европой подразумевает обширное пространство от Атлантики до Урала. В европейских и по названию организациях - Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, например, - представлены такие внеевропейские государства, как США и Канада, "малоевропейская" Турция, целый ряд неевропейских государств СНГ, что по существу дела расширяет границы континента от тихоокеанского побережья Северной Америки до российских берегов того же Тихого океана. Иными словами, Урал, Кавказ, Малая Азия и Босфор лишь символически сохраняют за собой статус разграничительных ориентиров двух соседних континентов на Востоке.

С другой стороны, убежденный сторонник современного европеизма Г. Штурц справедливо возражает против неправомерного применения к западной части континента терминов "Европа", "европейский", считая "неточным, несоответствующим" и даже "оскорбительным" и унизительным для стран, не входящих в те или иные организации, объединяющие только западноевропейские страны, названия Европейский Союз, Европейский парламент, Европейский Совет, Европейский суд.

Штурц считает весьма проблематичным попытки некоторых представителей самого исторического цеха приспособить историю (и историографию заодно) к потребностям европейской интеграции, достаточно прямолинейно озвученным одним высокопоставленным "еврочиновником": "История не нашла своего места как фактор интеграции Европы".

Не разделяет профессор и позицию тех историков, которые делают попытки теоретически обосновать тезисы о "европейском историческом самосознании" тех, кто хотел бы синхронизировать культурную общность с процессами политической и экономической интеграции, чтобы первая "шагала вровень" с этими процессами ¹¹ . Задача историков, полагает он, в том, чтобы изучать процесс европейской историографии и тех институтов, которые способствуют этой интеграции, и сам подает пример, как это сделать ¹² .

Однако Европейский союз, справедливо утверждает Штурц, не есть вся Европа; и не будет ею даже после своего расширения, поскольку, совершенно очевидно, что целый ряд европейских стран останется вне рамок союза. Абсолютно непредсказуемы перспективы вхождения России в эту самую обновленную Европу. Отсюда следует, что европейская история (и историография) не может быть втиснута в узкие рамки даже такого важного и влиятельного международного института с компетен-

¹⁰ Из множества работ, появившихся на эту тему в последние два десятилетия, отметим следующую: Was 1st Europa? 1. Qolloquim des Osteuropa- Instituts. Hrsg. H. Sundhausen. Berlin, 1998. Несмотря на большой разброс мнений, одна общая особенность свойственна почти всем дискутируемым в литературе концепциям: они представляют "взгляд изнутри", т.е. европейские концепции Европы в известной мере субъективны. Это не замедлили отметить турецкие исследователи, полагающие, что идеализированная картина-имидж Европы со стороны выглядит несколько иначе. Профессор из университета Анкары, например, ставит вопрос ребром: как можно понять себя?: Helvacioglu В. Europe in Turkish Discourse: How Does One Conceive of Oneself? - Boundaries of Europe? Uppsala, 1998, p. 45 - 70. Довольно неожиданным представляется привлечение автором в подкрепление своей позиции К. Маркса: "Европа Маркса включала, как генеральную, так и специфическую динамики аккумуляции капитала, классовую борьбу, партийную политику, так же как и представление о континенте, как капиталистическом и колониалистском". - Ibid., p. 46.

¹¹ Эта новейшая тенденция - "дидактическо-педагогическая", по выражению Штурца, - усилиями ряда историков нашла свое отражение, в частности, в следующих работах: Spyros P. Brussels and the European Identity. - Haus der Geschichte der Bundesrepublik Deutschland. - The Culture of European History in the 21 ^st Century. Berlin, 1999, p.44.

¹² Штурц, правовед и историк по образованию, два года назад выступил на общем собрании Австрийской академии наук с докладом на тему о правах человека в истории Европы, об их историческом обосновании, а также об опасностях, угрожающих этим правам: Stourzh G. Begrundung und Bedrohung der Menschenrechte in der europaischen Geschichte. Wien, 2000.

стр. 6

циями надгосударственного образования, своего рода "супер-государства", каким, несомненно, если еще и не является, то явно стремиться стать Европейский союз. Между тем предпринимавшиеся до сих пор попытки написания целостной истории континента имели своим предметом, в сущности, прошлое стран только Западной и, отчасти, Средней Европы, без особого внимания к проблематике Восточной Европы. От старого евроцентристского подхода "страдала" и все еще страдает российская история, что, в конечном счете, имеет следствием определенное искажение общей картины общеевропейского исторического процесса, если иметь ввиду огромное влияние России на европейские дела в XVIII-XX вв. Этот взгляд на место России в истории восточной Европы целиком и полностью разделяется авторитетными специалистами вопроса ¹³ . Отрадно, что именно пространственное сужение континента, оставляющее за бортом прошлое обширной его восточной части, вызывает озабоченность австрийского историка, как и его коллег в Германии, Швейцарии и других странах.

Однако из поля зрения авторов концепций комплексной истории Европы и ее структурных единиц выпала многотомная "История Европы", подготовленная в Институте всеобщей истории РАН еще в конце прошлого века. Возможно, из-за отсутствия нормально функционирующей научной информации и книгообмена в нашей стране, отчасти также по причине наличия языкового барьера.

Между тем редколлегии нашего издания, как представляется, удалось найти оптимальные пропорции в освещении истории Запада и Востока без того, чтобы ущемить интересы последнего. Достаточно подробное изложение восточных сюжетов не заслонило собою сюжетов западных. Более того, история ведущих стран Западной Европы и в этом многотомнике занимает центральное место, а на взгляд человека, занимающегося проблемами Средней Европы, российский многотомник "История Европы" выглядит даже "западноцентричным", может быть, скорее в ущерб Средней Европе.

Не ограничиваясь анализом новейших концепций европейской истории, Штурц выдвигает собственную концепцию, исходными элементами которой являются две важные и самоочевидные констатации: 1. "Европа не есть (только) Запад"; 2. Европа выходит за пределы Европы. Парадокс? Нисколько! Это действительно так, поскольку она имеет продолжение за океаном так же, как и за Уральским хребтом, символической границей в Евразии. Но Европа также выходит за пределы Запада ¹⁴ . Европа создала "ново-европы" (или "новые европы", "европогенные" общества) по ту сторону собственных географических границ в Английской и Французской Канаде, в Соединенных Штатах Америки. Я бы добавил также: в Латинской Америке, Африке, Австралии, Новой Зеландии и т.д. Каждый, кто пишет европейскую историю (я бы сказал, отваживается ее писать!), должен всегда иметь в виду, какую Европу он имеет "в виду". Звучит каламбуром, но нельзя с этим не согласиться. В самом деле: сколько неевропейских, по географическим понятиям стран, живут и развиваются по европейским канонам, являясь по существу органической частью европейской цивилизации: Канада, США, и ряд других государств Нового Света.

Со времени заселения и освоения территории Америки выходцами с Британских островов, Голландии, Германии, Испании, Франции и других европейских стран история Канады и США, к примеру, неотделима от истории Франции и Великобритании так же, как и история стран Латинской Америки от истории Испании, Португа-

¹³ Клаус Цернак, немецкий ученый, уточнил: "Россия - гегемон в истории Восточной Европы". - Zer-nack К. Osteuropa: Eine Einfuhrung in seine Geschichte. Miinchen, 1977, S. 76. Другой видный немецкий ученый, президент МКИН Ю. Кока, в связи с продолжающимися спорами вокруг вопроса о внутреннем содержании восточноевропейской истории, подчеркивает доминирующую роль русской, а затем советской истории в XIX-XX вв.: Kocka J. Op., cit., S. 162.

¹⁴ Stourzh G. Statt eines Vorworts. Europa, aber wo liegt es? - Annaherungen..., S. XI.

стр. 7

лии, Италии. Кто станет отрицать принадлежность к Европе и Западу - в культурном, политическом, экономическом отношениях - Новой Зеландии или Австралии, их "европейскость". Можно ли отрицать принадлежность к Европе азиатской формально части России и презреть необратимые исторические последствия русской колонизации сибирских просторов?

Между тем, отмечает автор, та европейская или "европеизирующая историография", которая сознательно примкнула к Европейскому союзу, в странном самоограничении сконцентрировала свои усилия на европейском континенте, если не исключительно на Западе. Иными словами, из этой историографии выводятся - не исключено намеренно и сознательно - остальные регионы, все те части континента, которые не относятся к Западной Европе. Г. Штурц решительно возражает против такого подхода, считая его просто недопустимым. С чем трудно не согласиться.

Надо сказать, что идея духовного и даже политического единства континента зрела в умах передовых мыслителей достаточно интенсивно еще на рубеже XVII-XVIII вв., в особенности после Тридцатилетней войны, первой в истории общеевропейской войны. Мотивацией была возникшая после невиданных дотоле опустошений и кровопролития потребность общества в сохранении мира между государствами, которая и породила совершенно новые для господствующих монархических режимов понятия - "баланс сил", "европейское равновесие" с целью предупреждения нового всеевропейского вооруженного конфликта. Помимо Пенна аббат Сен-Пьер, Жан-Жак Руссо, Монтескье и другие выступили с проектами и рецептами, пусть даже далекими от реальности, объединения. В "Размышлениях о универсальной монархии" в 1730 г. Монтескье высказал мысль о том, что "Европа представляет собой ничто иное, как большую нацию, состоящую из множества малых" ¹⁵ .

Характерно, что в утопиях века Просвещения не было того элемента империализма и экспансии, который появится позднее, в "длинном XIX в.", например у известных немецких ученых Фридриха Листа и Давида Ханземанна ¹⁶ . В последующие века дефиниция континента и его структуры существенно усложнилась. Существующая в европейской науке разноголосица в определении понятия "Европа" объясняется не только традицией, предрассудками, стереотипами, политическими убеждениями и идеологическими симпатиями авторов ¹⁷ , но и тем, что из-за "концентрации на собственной специальной области знания авторы вычленяют Восточную и Юго-Восточную Европу, не давая точной дефиниции региона" ¹⁸ . От себя добавлю: проще говоря, делают это по незнанию и в силу ограниченности кругозора. И сегодня на Западе есть ученые, которые сознательно, преимущественно неосознанно, стоят на позиции "отлучения" ареала от Запада, или, по крайней мере, его сегрегации.

Критикуя под этим углом зрения издаваемую Жаком Ле Гоффом серию с претенциозным названием "Строить Европу", Штурц выявляет присущие этой серии слабости и пороки. Несмотря на то, что Северная Атлантика в социально- экономическом отношении может рассматриваться "внутренним морем", несмотря на то, что Ирландия и социально и в семейно-родственных отношениях несравненно теснее связана с восточным побережьем Северной Америки, чем с соседней Англией, не говоря уже об остальной Европе, Ле Гофф в томе "Мир модерна" миграционным движениям с британских островов в Северную Америку рубежа XIX-XX вв. - величайшим в мировой ис-

¹⁵ См. Duchhardt H. Foderalismus, Nationalstaatsidee, Europagedanke im deutschen Ancien Regime und im 19. Jahrhundert - eine Quadratur des Kreises? - Region. Nation. Europa..., S. 162 - 163.

¹⁶ Ibid., S. 175.

¹⁷ Для известного польского историка середины прошлого века Оскара Халецкого Европа заканчивалась на границе Польши с Советским Союзом. При этом автор не отрицал принадлежность России к Европе - но лишь частично, временами и на разных этапах истории, когда пересекались, переплетаясь пути исторического развития Польши и России! - Halecki О. Europa - Grenzen und Gliederung seiner Geschichte. Darmstadt, 1957, S. 75.

¹⁸ Stourzh G. Statt eines Vorworts. Europa, aber wo liegt es? - Annaherungen..., S. XVIII.

стр. 8

тории - посвятил всего несколько страниц. То же и в томе "Европа и море" (автор - Мишель Молла дю Журден). Насильственное перемещение европейцами 13 млн. африканцев в Америку, это событие положило начало формированию совершенно нового для Западного полушария афро- американского этноса, упомянуто в косвенной форме в одной фразе как одно из "экзотических форм" торговли неграми-рабами! Проблема колониализма европейских держав как специфического элемента именно европейской истории, полагает автор, еще ждет своего исследователя ¹⁹ .

История Западной Европы последней четверти второго тысячелетия изучается, как правило, в тесной связи с генезисом и эволюцией законности и права - "господство закона" - не без иронии отмечает Г. Штурц. Широко освещается развитие таких институтов и категорий, как правовое государство, человеческие права, разделение властей, конституционное государство и т.д. В то же время нередко упускается из виду, что некоторые из названных институтов и понятий возникли за океаном, в "нео-Европе" (этим термином профессор обозначает "европеизированные" внеевропейские страны). Как известно, конституционное оформление основных прав человека, не имевшее аналога и в Западной Европе, произошло в Северной Америке в 1776 - 1787 гг.

Европеец Г. Штурц горячо ратует за то, чтобы общеевропейская историография обязательно включала в круг своих исследований и Восточную Европу, чтобы факты и факторы социальной, политической и экономической истории, истории государств, конституций, прав стран, географически не относящихся к континенту, но оказавших воздействие на европейский исторический процесс, нашли свое достойное отражение в интерпретации европейской истории.

С особой тщательностью, проявляя достойные уважения такт и осмотрительность, венский ученый анализирует проблему исторически сложившейся структурной дифференцированности континента, его разделенности на историко-географические регионы различного рода цивилизационными, языково-культурными, политико-идеологическими границами, включая приснопамятный "железный занавес" ²⁰ .

Эти действительные или мнимые различия в историографии усугубляются далеко идущим незнанием славянского и других языков. В Западной Европе такая традиция высокомерного отношения к европейскому востоку начала складываться еще на заре становления истории как науки. Леопольд Ранке, один из ее основоположников, в ранней своей работе "с известным высокомерием", по словам Штурца, констатируя наличие существенных различий между романскими и германскими народами, с одной стороны, и остальными народами Европы - с другой, откровенно писал: "Действительно, дела в Нью- Йорке и Лиме касаются нас ближе, чем Киева и Смоленска" ²¹ . Последнее замечание вполне укладывалось в общую концепцию отца современной историогра-

¹⁹ На эту тему уже имеется ряд достойных внимания работ, из которых Г. Штурц выделяет: Osterhammel J. Kolonialismus: Geschichte - Formen - Folgen. Munchen, 1995; idem. Sklaverei und die Zivilisation des Westens. Munchen, 2000.

²⁰ Но и в разгар "холодной войны" на Западе находились историки, отвергавшие искусственное противопоставление Восточной Европы Западной. Английский историк Джефри Барраклоу еще в 1957 г. опубликовал работу под названием "Имеется ли европейская цивилизация?", в которой утверждал, что Восточная Европа от Западной в историческом и культурном отношениях "фундаментально" ничем не отличается, что имеющиеся между регионами громадные различия, например между Скандинавией и Сицилией, не меняют того факта, что вся Европа, включая страны, находящиеся за "железным занавесом", представляет собой единую цивилизацию. - Barraclough G. Is there a European Civilisation? - History in a Changing World. Oxford, 1957, p. 46 - 53. В подтверждение мнения англичанина, голландский историк Нико- летт Моут, один из авторов тома, отмечает, что культурное единство Европы западной историографией было признано лишь в конце 1980-х годов, после падения Берлинской стены: Mout N. Does Europe Have a Center? - Annaherungen..., S. 7 - 8.

²¹ Ranke L. von. Geschichten der romanischen und germanischen Volker. Von 1494 dis 1535. Leipzig, 1824, S. XXXIX.

стр. 9

фии, в которой история Западной Европы и Северной Америки рассматривалась как единое целое. В более поздних работах классик "великодушно" соглашался признать за "другими" народами право быть европейскими, носить это звание. Историческую заслугу русских и славян он видел в том, что они отстояли европейскую культуру от вторжения азиатов: монголам противостояли русские; османам - поляки, влахи, мадьяры, литовцы, богемцы. И тем самым эти народы Восточной Европы в той или иной мере буквально "заслужили право быть принятыми в круг западной образованности". Какое великодушие! Невольно возникает вопрос, может быть и праздный, если не наивный: а что было бы с этими народами, если бы не было у них перечисленных историком заслуг перед Западной Европой? Куда бы их причислил Ранке и его современные единомышленники, принимающие его тезис?

О том же вопиет и ситуация, которая сложилась вокруг принятия в Европейский совет восточноевропейских стран. Создается впечатление, некоторые из множества условий и требований, предъявляемых им в Брюсселе с позиций явного превосходства и не акцентируемого высокомерия, кажутся не только жесткими, но и унизительными с точки зрения понятий национального суверенитета и суверенного государства. Экономический прогресс, политическая стабильность и безопасность от внешних угроз требуют жертв ²² .

Конечно, замечает Г. Штурц, "после страшных преступлений против славянских народов во второй мировой войне не может быть речи о высокомерии". Однако линии разрыва остаются заметны и сегодня. Остаются, несмотря на то, что чешские, польские и венгерские историки с большой силой убеждения доказывают историческую принадлежность своих стран к Средней Европе, и даже к Западу ²³ .

Думается, что здесь некоторые пояснения все же требуются. Г. Штурц абсолютно верно подметил господствующую тенденцию в исторической науке названных и не названных им стран ареала Центральной и Юго-Восточной Европы. Однако принадлежность к Средней Европе Венгрии, Чехии, Словении, Словакии, к примеру, так же, как и самой Австрии, в особых доказательствах не нуждается, поскольку в течение многих веков эти страны находились в составе империи Габсбургов, которая и составляла ядро среднеевропейского региона ²⁴ . Не нуждается в доказательствах их конфессионально- культурная принадлежность к Западу. Находясь между Западом и Востоком, они связаны тесными узами с соседними историко-культурными регионами континента. Определявшим и систематическим, в историческом плане почти непрерывным со времени падения Римской империи оставалось западное влияние. Доминантами для региона в целом являлись западные модели. В частности, в сферах социально-экономических отношений, политической культуры, культуры вообще, высокой в особенности.

²² Более того, от интеграции в беспокойных уголках континента ждут устранения межнациональных конфликтов. Бывший глава правительства Сербии Зоран Джинджич, убитый сербскими террористами, считал, что в процессе приближения к Европе границы и суверенитеты не будут иметь такого важного значения: экстремистски настроенные албанцы поймут, что в Европе они не будут суверенными в их понимании (Независимая газета, З. ХП. 2002). Большие надежды на Европейский союз возлагают венгры. По мнению министра иностранных дел Венгрии Ласло Ковача, вступление в союз "даст возможность на воссоединение нации без изменения границ". (Nepszabadsag, 29.XI. 2002).

²³ Концепция Средней Европы блестяще обоснована в работе венгерского историка Йене Сюча, переведенной и изданной во многих странах. Отечественная историография, в первую очередь русистика, наиболее, казалось бы, заинтересованная в глубоком анализе места и роли Восточной и Средней Европы в европейской истории, обошла своим вниманием эту важную работу. - Szticz J. Europa harom regioja. Budapest, 1983.

²⁴ Насчет "ядра" мнения тоже расходятся радикально. Твердым ядром региона, т.е. бесспорным, большинство считает Польшу, Чехию, Венгрию. Регион в целом локализуется между Германией, Россией и Балканами. При таком подходе "зависает" значительная часть империи Габсбургов, что для меня неприемлемо. Хотя иногда к Средней Европе относят эпизодически Австрию, Старую Пруссию и Прибалтику. - Zernack K. Op., cit., S. 31 - 66.

стр. 10

Исключение составляли кратковременные периоды, когда в силу форс- мажорных политических обстоятельств, регион оказывался под угрозой утраты своей исторической индивидуальности. Таковыми были времена господства в Средней Европе тоталитарных режимов. Фактически всю вторую половину XX в., со второй половины 40-х и до конца 80-х годов, Средняя Европа, закрытая западным ветрам "железным занавесом" сначала национал-социалистского, а затем советско-коммунистического образца, вообще перестала существовать как историко-географический регион. Для советского руководства же, с энтузиазмом поддержанного доморощенными коммунистами, регион Средней Европы, наряду с советизированными Балканами, стал обширной лабораторией социалистического эксперимента, составной частью лагеря "мира и демократии". Эксперимент провалился, и регион вновь обрел свое лицо и промежуточное положение между Востоком и Западом. Но этот грандиозный социальный эксперимент все же не повлек за собой необратимых структурных сдвигов, хотя и оставил глубокий след. "Пережитки социализма", видимые и менее заметные, в настоящее время не поддаются учету и анализу, ибо торжествующий в странах региона неокапиталистический строй не испытывает в этом потребности. Пока! Под обломками социалистических режимов советского типа оказались похороненными, и видимо надолго, идеалы социальной справедливости и равенства, в том числе и систематизированные Томасом Мором и Мабли, Сен-Симоном и Фурье, Оуэном, а также их последователями. Сегодня, как и в прошлые века среднеевропейский регион остается сложнейшей проблемой континентальной интеграции и в плане историографическом. Хорошо известный и в кругах московских историков Юрген Кокка, выступая с докладом на юбилейной сессии Института Гердера, охарактеризовал эту часть региона ни много, ни мало, как "вызов" европейской истории ²⁵ .

Штурц высказывает опасение, что предстоящее включение в Европейский союз Венгрии, Польши, Чехии, Словакии, Словении, а также балтийских государств может послужить оправданием "легитимационных идеологий мнимой цивилизационной границы" в духе пресловутой концепции известного социолога Семюэля Хантингтона, поскольку восточная граница Евросоюза близка к той, что нарисовал американский социолог - от восточных границ Финляндии с Россией, западнее Санкт-Петербурга до Дубровника на Адриатике ²⁶ .

Штурц, как и Эрик Хобсбаум, Клаус Цернак, Андреас Каппелер и другие современно мыслящие историки, решительно отвергает идею "усеченной" Европы по конфессионально-культурному критерию. Задача исторической науки, полагает Штурц, в том, чтобы "интегрировать части Европы, с весьма различными культурно-историческими традициями" ²⁷ . Задача нелегкая. Если даже, по словам историка из Нидерландов, "история Центральной Европы почти тотально незнакома голландским студентам". И лишь в самое последнее время кое-что из прошлого региона стало появляться в учебниках. Это "кое-что" связано с кризисами - "Тридцатилетняя война, наполеоновские войны, революция 1848 г., Сараево 1914 г., Вторая мировая война, 1956 г. в Венгрии, 1968 г. в Чехословакии, возможно Сребреница, Косово". И это, добавляет голландский историк, "не упущение учебников, а отношение (выра-

²⁵ См. KockaJ. Op., cit., S. 159.

²⁶ У Хантингтона линия водораздела, отделяющая Запад от Востока проходит между Финляндией и Прибалтикой, пересекает Белоруссию и Украину, отделяя Западную Украину от Восточной, Трансильванию от других частей Румынии, затем рассекает Югославию на две части (по границам Хорватии и Словении). На Балканах эта линия совпадает с историческими границами между империями Османов и Габсбургов. Все эти страны пережили ренессанс, реформацию, Просвещение, Французскую и промышленную революции, которые лишь поверхностно коснулись народов Восточной Европы и Балкан. - Huntington S.P. Civilizdciok haboruja? - Kulpolitika, 1995, N 4, 189. old.

²⁷ Stourzh G. Statt eines Vorworts. Europa, aber wo liegt es? - Annaherungen..., S. XX.

стр. 11

жение отношения. - Т. И.) широкого круга западноевропейской интеллигенции к Центральной и Восточной Европе" ²⁸ .

Судя по содержанию тома интеграционные усилия западных историков, предпринятые в 1990-х годах, в целом пока не слишком удачны. Причина - уже отмеченный выше западноевропоцентризм. В центре внимания авторов синтезов вопреки их намерениям по-прежнему остается история ведущих стран Запада, материал по другим регионам привлекается фрагментарно и эпизодически, от случая к случаю. В широко разрекламированном, переведенном на несколько языков издании ²⁹ восточная тематика более или менее равноценно фигурирует лишь в средневековье в связи с освещением истории Византии; затем на долгие века она напрочь исчезает с тем, чтобы вновь воскреснут в советскую эпоху.

Знаменитое издательство "Фишер - Верлаг" приступило к публикации "Европейской истории" в 65 карманных книжках. К участию в этом проекте привлечены авторы из Венгрии и Польши, дабы в большей мере интегрировать историю Средневосточного региона, "но не России и Юго-Восточной Европы". Это, по мнению А. Каппелера, является "отражением не только тенденции политического развития 90-х годов, направленной на возрастающее вычленение православного мира, но и состояния источников и уровнем исследований" ³⁰ . Вместе с тем, хотя и нет оснований говорить о преднамеренном и систематическом выключении Восточной Европы из общеевропейского контекста, однако она привлекается "иллюстративно и декоративно" ³¹ . Подводя итоги обзору новейшей евроинтеграционной литературы, Каппелер делает важный вывод: "Нигде восточная часть Европы не выступает в качестве несущей и равноценной конструкции здания Европы".

* * *

Важный вклад в разработку проблемы соотношения основных регионов Европы внес венгерский историк Петер Ханак. Касаясь соотношения Восточной и Средней Европы, он убедительно доказывал, что на самом деле речь идет о двух совершенно различных исторических регионах, отличающихся друг от друга генетически (поскольку до XVI в. Средняя Европа была интегральной частью Западной Европы), структурно (соотношение форм присвоения феодальной ренты - денежной и (или) натурально-барщинной - в переходный период) и по модели модернизации в XIX-XX вв. По всем этим фундаментальным параметрам автор показывает качественное различие между Россией и Средней Европой. При сопоставлении последней с Западом акцент делается на сходстве и общности путей развития, хотя добросовестно фиксируются и существенные между ними различия. Все это верно и толково подмечено взглядом зрелого ученого, свободно ориентирующегося в материале. Однако складывается впечатление, что следовало бы и можно было бы обратить внимание и на факторы, сближающие среднеевропейский регион с восточноевропейским по тем же трем показателям. Этого маститый ученый не делает, хотя России в его статье уделено достаточно места и внимания ³² .

²⁸ Ibid., S 12.

²⁹ Das Europaische Geschichtsbuch. Von den Anfangen Bis Heute. Stuttgart 1998.

³⁰ Kappeler A. Die Bedeutung der Geschichte Osteuropas fur ein Gesammteuropaisch.es Geschichtsverstandnis. - Annaherungen..., S. 48.

³¹ Работающая на Западе болгарский историк Мария Тодорова, профессор истории нескольких университетов США, обратила внимание на то, что в университетах Америки и Западной Европы из всех регионов континента выделяется только Восточная Европа, все остальные изучаются как "Западная Европа" или просто "Европа". И выделяют ее не из желания отдать ей предпочтение", а чтобы подчеркнуть "особость" Восточной Европы.: Todorova M. The Balkans as Category of Analysis: Border, Space, Time. - Ibid., S 82.

³² Hanak P. Central Europe: A Historical Region in Modern Times. A Contribution to the Debate about the Regions of Europe. - Daedellus, v.l 19, 1990, N 1, p. 57 - 69.

стр. 12

У российских историков подход несколько иной. Средняя Европа рассматривается в первую очередь и прежде всего как переходная зона между Востоком и Западом. Расположенная как бы "в промежутке" между Западом и Востоком, она одновременно и разъединяет и объединяет две континентальные "крайности", образуя переходную от одной цивилизации к другой промежуточную зону. Другим отличительным признаком региона является необычайная эластичность границ и изменчивость очертаний в определенные промежутки времени, обычно синхронные со сменой эпох и господствующих в данную эпоху на континенте больших социально-политических систем и режимов. Абсолютно справедлив вердикт польского философа Кшиштофа Помиана: "Плоха та география, которая, пренебрегая фактом времени, рассматривает Европу как образование с четко очерченными контурами" ³³ .

Что же касается рассматриваемого нами региона, то четкими, законченными контурами он, пожалуй, не обладал никогда за всю историю своего существования, за исключением южных границ в период османского владычества и западных границ в эпоху советско-коммунистической доминации. Помимо этой непреложной данности, существует, однако и ее субъективное отражение в общественном сознании, еще более гибкое, динамичное, еще более подверженное изменениям, самым неожиданным порою.

Вообще надо сказать, что изменение представлений о регионах, обусловленное мироощущением, свойственным той или иной эпохе, явление вполне естественное. В XIX в. германский канцлер Отто фон Бисмарк, а до него канцлер австрийский, Клеменс Венцель князь Меттерних, неоднократно утверждал: Европа кончается где-то за городскими кварталами Вены. Вельможный австрийский канцлер, с каким-то особым наслаждением любил повторять: "Азия начинается за Ландштрассе", или " мой дом на Реннвег и есть граница цивилизации" ³⁴ . (Палаццо великого дипломата расположено в двух шагах от дворца принца Савойского и в метрах ста от русского посольства.)

Тогда под среднеевропейским регионом подразумевались практически вся империя Габсбургов и Польша. Знаток европейской истории XVIII-XIX вв. академик Венгерской академии наук Домокош Кошари применительно к этой эпохе локализует Среднюю Европу в пространстве между Пруссией, империей Габсбургов и Россией, констатируя наличие "общих региональных черт", присущих расположенным в этом пространстве странам. К ним он относит Австрию, Венгрию, Чехию и территории, присоединенные к империи после разделов Польши в 1772 и 1795 гг. - "эту зону мы называем восточной частью Средней Европы, или Восточно-Средней Европой" ³⁵ . Все верно, за исключением того, что предложенное обозначение в русском звучании не совсем согласуется с терминологической традицией русской исторической литературы. Термин же "Средняя Европа" в российской литературе широко применялся. Им, в частности, пользовался наш замечательный ученый С. Д. Сказкин ³⁶ .

Что же касается географического и геополитического аспектов этого вопроса, то очевидно, во всех вариантах - т.е. если даже включить в среднеевропейский регион Швейцарию - регион спокойно может быть отождествлен с основным ядром владе-

³³ Цитата заимствована мною из статьи видного социолога и государственного деятеля Австрии д-ра Эрхарда Бусека "Новая Европа от самоопределения к интеграции". Бусек, активный пропагандист идеи Средней Европы и равноправного участия стран региона в общеевропейском интеграционном процессе, утверждает: "История Европы не следует никаким принципам закоснелости. Европа - подобна реке. Европа находится в движении. Европа есть движение. Европа есть проект". - Busek E. Das Neue Europa von der Selbstbestimmung zur Integration. - West-Ost Journal, 1992, N 145, S. 2.

³⁴ Цит по: Palmer A. Metternich. London, 1972, p. 286. См. Также: Haas A. Metternich and Slavs. - Austrian History Yearbook, 1968 - 1969, p. 129 - 149.

³⁵ Kosdry D. Ujjaepites es polgarosodas 1711 - 1867. Magyarok Eurdpaban III. Budapest, 1990, 13. old.

³⁶ Сказкин С. Д. Основные проблемы так называемого "второго издания крепостничества" в Средней и Восточной Европе. - Вопросы истории, 1958, N 2.

стр. 13

ний австрийских Габсбургов без Северной Италии и Бельгии. Иными словами, в качестве "регионообразующего" фактора выступает монархия Габсбургов. Кстати, при внимательном взгляде окажется, что и большинство других европейских регионов своим происхождением обязаны империям: Восточная Европа - Российской империи, Юго-Восточная Европа - Византийской и Османской, Средняя Европа - Габсбургской. Да и западноевропейский регион сам генетически и цивилизационно связан с Римской империей. Наиболее дотошные исследователи, вроде венгерского историка Эмиля Нидерхаузера, говоря о Средней Европе, уточняют: "Империя Габсбургов и населенные поляками земли" ³⁷ . И в этом свой резон имеется несомненно. Если быть абсолютно точным, то следовало бы пользоваться громоздким словосочетанием "Восточная часть Средней Европы".

В принципе неточен и непригоден сам по себе термин "Центральная Европа", часто встречающийся в отечественной литературе, ибо пространство, им обозначаемое, никогда центральной, ведущей роли по отношению к другим регионам не играла, а парадигма "центр - периферия" к нему вовсе не применима. К тому же явно выпадает из этого ряда типично западноевропейская страна Швейцарская Конфедерация, расположенная в самом центре географической Центральной Европы. Из сказанного следует, что Средняя Европа, строго говоря, не тождественна Центральной ³⁸ . Поэтому следовало бы постепенно сокращать употребление этого термина и заменить его "Средней Европой". Как видим, география не всегда гармонично сочетается с историей, предмет же нашего разговора не географический регион, а исторический. Географический фактор и отдельные его элементы (климатические условия, почва, ландшафт, топография и др.) играют весьма важную роль не только в формировании хозяйственного типа, но также оказывают определенное воздействие и на психологические характеристики людей, населяющих тот или иной историко-географический регион, на характер их взаимодействия с окружающей средой.

Вопрос об отклонении путей развития европейских регионов всего основательнее разработан в многочисленных трудах марксиста по убеждению академика Жигмонда Пала Паха из Венгрии, блестяще доказавшего историческую общность Западной и Средней Европы на определенном отрезке исторического пути, примерно до конца XV в., региона, произвольно причисленного официальной марксистско-ленинской историографией соцстран к восточно-европейским. Его ученик, Петер Ханак, отталкиваясь от концепции Паха, сформулировал вопросы, которые затрагивают самую суть ведущихся сначала 1980-х годов дискуссий по европейским регионам: были ли структурные сдвиги, затронувшие империю Габсбургов, Польшу и Пруссию, столь глубокими, что начиная с этого времени они должны быть рассмотрены как восточноевропейские страны? Склонный к парадоксам остроумный автор идет дальше, вопрошая: "Можно ли утверждать, что названные страны, образовавшие восточную зону Запада, стали вследствие этих сдвигов западной периферией Востока, или же они превратились в промежуточный регион, обладающий своей собственной спецификой?" ³⁹ .

Естественно, что наряду с вопросами методологии и методики синтеза, острые споры вызывает вопрос о роли и месте в европейском и мировом историческом процессе сложивщихся на континенте историко-культурно-географических регионов. В ходе дискуссии оригинальную точку зрения выдвинул Андреас Каппелер, австрийский ученый. Принадлежащая его перу статья сборника "Значение истории Восточ-

³⁷ Niederhauser Е. A nagy francia forradalom es Kelet Europa. - A nemzetkozi munkasmozgalom tortenetebol. Budapest, 1993, 262. old.

³⁸ Исламов Т. М., Фрейдзон В. И. Переход от феодализма к капитализму в странах Западной, Центральной и Юго-Восточной Европы. - Новая и новейшая история, 1986, N 1. О проблематичности отождествления этих двух разных понятий писал также социолог-француз Жак Рупник в статье "Центральная или Средняя Европа". - Rupnik J. Central Europe or Mitteleuropa? - Daedallus, v. 119, 1990, N 1.

³⁹ Hanak P. Op. cit., p. 57.

стр. 14

ной Европы для понимания общеевропейской истории" ⁴⁰ - ключевая, как и вводная статья Штурца, для всей проблематики тома.

Развернутое обоснование своей концепции он дал пятью годами ранее в инаугурационном докладе "Университетская специальность. История Восточной Европы после крушения "Восточного блока"" ⁴¹ при вступлении в должность профессора Венского университета. Ратуя за сохранение понятия "Восточная Европа" в широком смысле как совокупости Средне-Восточного, Юго-Восточного и восточно-славянско-православного пространство, А. Каппелер исходил, судя по всему, в равной мере как из интересов науки, так и сложившейся еще на рубеже XIX-XX вв. в университетской науке Германии и Австрии традиции организации исследования истории всего ареала Восточной Европы. Начиналось оно в Венском университете в далеком 1907 г. с семинара "История Восточной Европы", выросшего позднее в авторитетный научно-исследовательский Институт Восточной Европы, возглавляемый в последние годы автором концепции ⁴² . В германских университетах этот курс вводился начиная с конца XIX в., и, по выражению профессора Берлинского университета Клауса Цернака, "находится на пути превращения в научную дисциплину" ⁴³ .

Органическая имплементация восточноевропейской истории в общеевропейский исторический процесс, на мой взгляд, едва ли не самая трудная проблема новейшей европейской историографии. Особенно это касается России, "русского вопроса". Помимо объективных причин, процесс затрудняется непониманием, взаимной отчужденностью, если не говорить злонамеренной фальсификацией. Слишком много накопилось в этой сфере завалов, чтобы можно было быстро и безболезненно преодолеть дурное наследие прошлого. К тому же со времени зарождения профессиональной исторической науки и до настоящего времени в изучении восточноевропейской, и русской в частности, истории доминирующие позиции бесспорно занимала и занимает немецкая историческая школа. Отсюда и значение историографических работ А. Каппелера ⁴⁴ , знатока и русской и европейской истории, способного квалифицированно и непредвзято ответить на им же самим сформулированный вопрос. Прежде всего, следовало бы окончательно и однозначно отмежеваться от старого идеологического и историографического наследия, политически ангажированной тенденции в освещении восточноевропейской и русской истории, получившей законченное воплощение в так называемом Остфоршунге.

Как известно, германская историография нацистских времен в лице школы пресловутого Остфоршунга рассматривала Среднюю Европу в качестве объекта колонизации немцев, чья историческая миссия заключалась, естественно, в том, чтобы нести славянам и прочим народам региона культуру и цивилизацию, учить их, так сказать, уму-разуму ⁴⁵ .

Следует отметить и ту весьма значительную, наряду с вкладом в организацию преподавания и научной работы, роль в политизации исследований по истории Восточной

⁴⁰ Kappeler A. Op. cit., S. 43 - 55.

⁴¹ Kappeler A. Das Universitatsfach Osteuropaische Geschichte nach dem Zusammenbruch des "Ostblocks". - Osterreichische Osthefte, 1998, N 3 - 4, S. 487 - 500.

⁴² Материальную базу этого института-кафедры, благополучно процветающего и по сей день, составила великолепная библиотека с огромным количеством книг, комплектом русских журналов и газет, приобретенная в России князем Лихтенштейном на собственные деньги в бытности его послом Австро-Венгерской Монархии в Санкт-Петербурге во второй половине 1890-х годов.

⁴³ ZernakK. Op. cit, S. 13.

⁴⁴ Он автор монографии, благожелательно встреченной нашими специалистами, переведенной на русский язык: KappelerA. RuBland als Vielvolkerreich. Entstehung Geschichte. Yerfall. Miinchen, 2001.

⁴⁵ Kappeler A. Das Universitatsfach Osteuropaische..., S. 488. Насквозь политизированная школа "Ост-форшунг", рассматривала Средне- Восточную и Юго-Восточную Европу, констатировал в своем венском докладе Каппелер, как объект немецкой колонизации, жизненное пространство и место поселения для немцев, которые с незапамятных времен одновременно выполняли здесь миссию "культуртрегеров" и "учителей" местного славянского населения.

стр. 15

Европы в духе национал-социализма в межвоенные и военные годы, которую сыграли австрийские историки-нацисты Ханс Юберсбергер и Ханс Кох, ставшие после гитлеровской оккупации Австрии в 1938 г. профессорами в университетах Кенингсберга и Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) и фактически возглавившие Остфоршунг ⁴⁶ .

Послевоенная германская и австрийская историография не сразу избавилась от типичных пороков консервативной исторической традиции и Остфоршунга, неприемлемых в новых условиях. Немецкоязычные историки, полагает А. Каппелер, лишь в 1970-х годах стали освобождаться от "политической инструментализации" истории Восточной Европы, вступив на путь интенсивной "профессионализации" этой отрасли исторического знания ⁴⁷ . Думается, однако, что этот единый в сущности процесс, т.е. отход от превращения истории в инструмент политики, произошел значительно раньше и глубже в исторической науке Германии, чем в Австрии, где не было ни национального масштаба покаяния, ни тотальной денацификации, как в Германии.

Отстаивая свой предмет, Каппелер рассматривает Восточную Европу как единое целое с общими этнокультурными, социо-экономическими и политическими элементами исторического прошлого, дающими основание считать обширный восточноевропейский ареал и после падения "железного занавеса" "большим историческим пространством". Последнему термину я бы отдал предпочтение, не вполне разделяя концепцию автора в целом, - "макро- исторический ареал", включающий в себя ряд историко-географических регионов ⁴⁸ .

Каппелер выступает против разделения Восточной Европы на Россию, Балканы и Среднюю Европу, против "растворения", по его выражению, большого восточноевропейского пространства в его структурных подразделениях. И этот тезис вызывает известные возражения в концепции Каппелера, поскольку регион Средняя Европа исторически достаточно рельефно дифференцируется от соседних регионов, хотя и имеет некоторые черты сходства с ними. Начиная с XVI в. он полностью никогда не сливался с Западной Европой, а тем более с Балканами или Россией.

Существенные расхождения в западной литературе вызывает трактовка понятия "Средняя Европа" или "Центральная Европа". Американец Тони Юдт, автор монографии "Великая иллюзия? Эссе о Европе", считает, что регион не имеет глубоких корней в прошлом. В средневековье, указывает он, деление Восток - Запад, шло по восточным рубежам империй: Римской, Каролингской, Священной Римской и Габсбургской, которая отделяла католическую Европу от православной. Вместе с тем он же доказывает, что "Центральная Европа культурно ближе к Западу, чем к Востоку", что "культура Праги и Варшавы, Будапешта или Загреба космополитична", поскольку большей частью она представлена евреями. Претензии этих стран "быть Центральной Европой", по его мнению, "в лучшем случае ностальгия, а в худшем - фальшивы, ибо продиктованы желанием дистанцироваться от соседей с востока, быть на хорошем месте, в хорошей компании" ⁴⁹ .

⁴⁶ Этот процесс превосходно освещен в уникальном историографическом очерке австрийских ученых профессора Вальтера Ляйча и его ученика Манфреда Стоя: Leitsch W., Stay M. Das Seminar fur osteuropaische Geschichte der Universitat Wien 1907 - 1948. Wien, 1983. Выше цитированная статья-доклад Каппелера, унаследовавшего от Ляйча кафедру, есть продолжение и развитие данной работы. Каппелер придает значение тому факту, что Юберсбергер стал нацистом еще до аншлюса, но не стал ведущим историком Германии.

⁴⁷ Kappeler A. Das Universitatsfach Osteuropaische..., S. 489.

⁴⁸ Новейшая трактовка понятия "Восточная Европа", как сообщает Каппелер, дана в дискуссионном докладе Дитриха Гейера, прочитанном на заседании Гейдельбергской академии наук в октябре 1995 г. В принципе она немногим отличается от концепций того же Каппелера или Цернака. Средняя Европа и ее история, не говоря уже о других менее значительных регионах, в ней рассматриваются лишь как "подразделения", "ветви" Восточной Европы, если пользоваться терминологией Ю. Кокка. - Geyer D. Osteuropaische Geschichte und das Ende der kommunistischen Zeit. Heidelberg, 1996; Kappeler A. Das Universitatsfach Osteuropaische..., S. 489; Kocka J. Op. cit., S. 162.

⁴⁹ Judt T. A Grand Illusion? An Essay on Europe. New York, 1996, p. 45 - 54.

стр. 16

Российский историк не может, разумеется, оставить без внимания попытки использовать понятие "Средней Европы" в спекулятивных целях, в основе каковых лежит поспешное стремление поскорее, без оглядки на факты истории, отмежеваться не только от Советского Союза, но и от России, от всякой с последней исторической общности ⁵⁰ .

Термин "Средняя Европа" в Австрии, Германии и других странах Запада быстро возродился после окончания "холодной войны" с прекращением конфликта Запад -Восток. Первоначально из региона "Восточная Европа" западными историками были изъяты Венгрия и Польша, а затем, после некоторых колебаний, также и Чехословакия. Но опять-таки по соображениям исключительно политическим. Поскольку стало как-то неудобно по-прежнему называть эти страны, своенравные, строптивые и оппозиционные к Москве еще до упразднения просоветских режимов, выпадавшие из общего строя советского блока, "восточными".

Проблемы, препятствующие движению к историографическому общеевропейскому синтезу, не замыкаются только на России. Этот тезис доказательно прозвучал в докладах-статьях ряда ученых. Ущемленными чувствуют себя, и не без основания, историки, представляющие периферийные регионы - от северных окраин континента до самой его южной оконечности. Финский участник сборника Макс Энгман справедливо жалуется не только на "культурное невежество и высокомерие Западной Европы", на "западноевропейскую пристрастность", заметные даже в новейших изданиях, претендующих на уникальность, но и на прямое искажение европейской истории в связи с освещением истории стран Восточной и Северной Европы ⁵¹ .

С модным нынче поголовным устремлением в "Европу" наших среднеевропейских и балканских соседей - не только в политике, но и в "чистой" сфере исторической науки - резко контрастирует сдержанная позиция скандинавов. В противоположность чешским, венгерским, польским, болгарским историкам потомки викингов отнюдь не спешат выставлять на показ свою изначальную и органическую принадлежность к Западу. Наоборот подчеркивают историческую самобытность и некоторую культурную и пространственную обособленность европейского Севера в прошлом и настоящем. В прошлом, в XVII-XX вв. в частности, они дистанцировались от своих континентальных соседей, в особенности от Германии и России. Оригинальной была и самоидентификация: сами себя они называли "странами чем-то не европейскими, не католическими, антиримскими, антиимпериалистическими, неколониалистскими, миролюбивыми, малыми и социал-демократическими" ⁵² . Характеристики абсолютно неоспоримые!

Идея Средней Европы как в прошлом, так и в новейшее время достаточно глубоко укоренилась в общественном сознании. Знаменитый чешский ученый Ян Амос Коменский еще в середине XVII в. был глубоко убежден в том, что регион Средней Европы реально существует, считал его истинным центром всего континента, и не только в географическом смысле. В работе, написанной в 1665 - 1667 гг. и опубликованной лишь в XX в., он указывал: "Ядром всех континентов является Европа, сердцем Европы является Германия, сердцем Германии является Богемия, сердцем Боге-

⁵⁰ Выступавший на конференции посвященной проблемам истории Средней Европы, профессор Будапештского университета Андраш Балог предостерегающе обратил внимание на нежелание ряда сторонников среднеевропейской концепции, зараженных "сильным антируссизмом, вообще признать Россию органической частью Европы". Докладчик остроумно отметил явную и очевидную несуразицу подобных взглядов: если Россия не Европа, тогда и Средняя Европа тоже не "средняя Европа", ибо "средней" вообще не может быть в природе, если за ней нет Востока! - Balogh A. A Kozep- Europa ertelmezesehez. - "Emberek ее Eszmek...". Eger, 2001, 55 - 56. old.

⁵¹ BlekastadM. Comenius. Versuch eines. Umrisses von Leben. Werk und Schiksal des Jan Amos Komensky. Oslo -Prague, 1970, S. 720; The Illustrated History of Europe. A unique Guide to Europe's Common Heritage. Paris, 1992.

⁵² Этой дефиниции вполне соответствует современная "нордическая самоидентификация", основными критериями которой являются: "протестантство, прогрессивность, эгалитаризм" в противоположность "католицизму и консервативности капиталистической Европы". - Internationalization in the History of Northern Europe. Report of the Nordsaga '99 Conference. Tromse, 2000, p. 7 - 21.

стр. 17

мии - Прага" ⁵³ . Под "Германией" следует понимать "Священную Римскую империю германской нации", а не собственно Германию, в которую Чехия не входила.

Позднее английские историки XX в., как бы соглашаясь с Коменским, существенно корректировали его идею. В изображении Хью Сетон-Ватсона и Нормана Дэвиса регион предстает как "больное сердце" Европы, на протяжении первой половины XX в. во всяком случае! ⁵⁴

Рассуждения насчет сердца, помимо эмоциональной нагрузки, имели также определенный смысл. Ни один живой организм не может жить без сердца. Тот, кто владеет им, может контролировать весь континент. Дискуссия об исторической роли и функции Средней Европы, именуемой согласно английской традиции "центральной", началась еще в XIX в., которая, однако, существенных результатов тогда не принесла ни в вопросе об общности и различии Средней Европы с Западной, ни в определении ее культурной границы. В десятилетия "холодной войны" она вовсе заглохла с тем, чтобы возобновиться с большей продуктивностью после ее окончания. Известный английский историк XX в. Дж. Барраклоу в самый разгар противостояния двух военно-политических блоков, разделившего континент на два враждебных лагеря, отвергал сам термин "западная цивилизация", предпочитая ему "европейская цивилизация", и подчеркивал, что находившаяся за "железным занавесом" Германская Демократическая Республика исторически и культурно принадлежит к этой единой Европе, к этой цивилизации. Но и он признавал подвижность границ этой цивилизации в различных исторических условиях: временами ее граница проходила то по Рейну или Висле, то по Эльбе или Одеру, а в эпоху арабского владычества над большей частью Пиренейского полуострова - по Пиренеям ⁵⁵ .

Необходимо иметь в виду, что органическое и полноценное включение периферийных регионов в общеевропейский исторический процесс не означает волюнтаристского пренебрежения существенными различиями по социально- экономическим и социально-культурным параметрам, которые формировались на протяжении по крайней мере последних 5 - 10 столетий. Не корректно и не должно элиминировать веками глубоко укоренившиеся различия, чтобы лишить регионы их самобытности и своеобразия, а Европу в целом единства, основанного на культурно-историческом многообразии. Шаблонной унификации европейской истории не приемлют и самые рьяные адепты европейской общности от Атлантики до Урала. Экономические историки от Нахума Гросса до Беренда, Ранке и Дэвида Гуда еще во второй половине прошлого века убедительно показали креативную миссию в европейском и мировом прогрессе дихотомии "центр - периферия". Убежденный почитатель концепции Восточной Европы А. Каппелер считает, что "с начала средневековья от Западной Европы исходило больше динамики, чем от Восточной Европы" ⁵⁶ . Перечисляя импульсы, исходившие от Запада - аграрная революция, колонизация, расцвет городов, капитализм, гуманизм, ренессанс, реформация, Просвещение, права человека и гражданские права, индустриализация и парламентаризм, - он не забывает напомнить, что такие явления, как национализм, социализм, расизм, фашизм и коммунизм тоже западного происхождения. Нечего возразить. При таком впечатляющем описании сравнительных характеристик Запада и Востока на долю последнего достается лишь перманентная по сути вековая отсталость и вечная погоня за образцовыми достижениями передового Запада. Конечно, были и есть успехи в области модернизации, например. Но и "догоняющая" модернизация восточноевропейских стран была в большинстве случаев деформированной. Им приходилось и приходится

⁵³ См. Blekastad M. Op., cit., S. 720.

⁵⁴ Seton-Watson H. The "Sick Heart" of Modern Europe. The Problem of the Danubian Lands. Seattle - London 1975; Davies N. The Heart of Europe. The Short History of Poland. Oxford, 1984.

⁵⁵ Barradough G. Op. cit., p. 46 - 50.

⁵⁶ Kappeler A. Die Bedeutung der Geschichte..., S. 49.

стр. 18

иметь дело с целым сонмом "дефицитов - в буржуазии, в сословной конституции, в промышленности, демократии, индивидуализме, в гражданском обществе, в свободе" ⁵⁷ . Таким образом, история Восточной Европы в изображении западной историографии, а нередко и аборигенной восточной, предстает как сплошной "процесс повсеместной вестернизации", что, по мнению Каппелера, "совершенно легитимно". Но при этой "легитимной вестернизации", так хорошо им описанной, Восточная Европа с ее общепризнанной духовной мощью, самобытной культурой и высокой (относительно, конечно) нравственностью выглядит более чем убого.

Сознавая очевидную противоречивость нарисованной схемы, венский профессор высказывает сомнение в обоснованности концепции, рассматривающей историю Восточной Европы только под углом зрения ее отношения к Западной Европе, что объективно равнозначно "навязыванию западной модели развития" и пренебрежению "авто-хтонности Восточной Европы с ее специфическим вкладом" в цивилизацию и прогресс. Вместе с тем он же приглашает задаться вопросом, на который его коллеги на Западе, как правило, дают отрицательный ответ - сделала ли вообще Восточная Европа сколько-нибудь значительный вклад в европейскую историю? Европейской исторической мыслью рассматриваются три варианта ответа на поставленный вопрос: 1) страны и народы ареала выполняли роль защитников Европы от монголов и османов, жертвуя собой ради Европы; 2) тесными взаимосвязями с миром ислама и высокоразвитыми империями Азии они способствовали обогащению европейской цивилизации начиная с Византии. Россия и Балканы не только страдали от господства монголов и османов, "но и многому от них научились"; 3) вклад в области культуры и религии.

Начиная с XVIII в. разнообразные связи, культурный обмен и живое общение между Востоком и Западом континента систематически и поступательно расширялись. "Сильно вестернизированная русская культура за короткий срок стала составной частью европейской высокой культуры. Столь же значительным был вклад иудейско-славянско-немецкой культуры Восточной Европы в европейскую культуру" ⁵⁸ .

А. Каппелер формулирует три положения, которые могут быть приняты в расчет при сопоставлении вклада обеих частей континента в историю Европы:

1. В многонациональных империях Востока, начиная со Средневековья вплоть до XIX в. включительно, правовое и социальное положение религиозных и этнических меньшинств было, как правило, лучше, чем в Западной Европе. В странах ареала, а также в Османской империи, нашли прибежище изгнанные из Испании евреи (а также синти и рома), сохранив язык, культуру и религию, а мусульмане были терпимым меньшинством в России и Польско-Литовском государстве. Более терпимым было также отношение ортодоксии к католицизму и протестантству. Ни крестовых походов, ни охоты на ведьм, ни инквизиции Восточная Европа, в противоположность Западной, никогда не знала. Социальный и правовой статут женщины, а также и экономическое положение ее "в России было лучше, чем в средней и Западной Европе" ⁵⁹ .

2. Средняя Европа имеет свои, заслуживающие внимания, традиции парламентаризма. Средневековые сословные конституции Польши, Чехии, Венгрия с Хорватией могут рассматриваться, как "потенциальные нуклиды парламентарно-демократического развития". Соглашаясь и с этим тезисом, хотелось бы напомнить, что права и компетенции сейма (ландтага) Богемии были сильно урезаны еще в начале XVII в., а шляхетские вольности, выраженные в дворянской конституции, кончились, как известно, весьма плачевно для польской государственности. Наиболее успешным был венгеро- хорватский сословно-конституционный опыт, сумевший пережить феодаль-

⁵⁷ Ibidem.

⁵⁸ Ibidem. Спорный термин "иудейско-славянско-немецкая культура", который игнорирует роль других автохтонных элементов огромного восточноевропейского ареала, конечно же нуждается в комментарии. Но это - предмет специального разговора.

⁵⁹ Ibid., S. 53.

стр. 19

ный абсолютизм, приспособиться к новым условиям и плавно эволюционировать в буржуазно-либеральный парламентаризм эпохи Франца Иосифа.

3. На Балканах и в России традиционные структуры социальной организации, менталитеты и нормы поведения (община, своеобразный хозяйственный менталитет, гостеприимство) удержались дольше, чем на Западе. Однако долгое время они воспринимались как тормозящие прогресс явления, хотя на Западе после выхода трудов Гердера, сделавших оригинальное культурное наследие народов Восточной Европы достоянием мировой общественности, они вызывали неподдельную симпатию. В Восточной Европе эти традиции служили и служат в настоящее время преимущественно базой "национально- антизападных, консервативных либо социал-революционных идеологий" ⁶⁰ .

Эти вполне разумные тезисы, однако, по общему мнению авторов тома, а также и автора статьи, либо игнорируются западной историографией, либо замалчиваются по разным причинам как объективным, так и субъективным. Последнее, надо признать, представляется грехом более тяжким, чем умолчание по недостатку знаний или достоверной научной информации.

Перечисленными выше позициями отнюдь не исчерпывается восточноевропейский вклад в общеевропейский исторический процесс. Речь идет о роли Восточной Европы, в особенности нашей страны, в "мировом революционном процессе", если пользоваться советско-марксистской терминологией. Парадоксальным образом именно из относительно отсталых стран стали приходить революционные идеологии и методы революционной борьбы с XIX в. (точнее с третьей его трети), которые были восприняты оппозиционными группами Средней и Западной Европы. Таковыми были "освободительные идеи польской эмиграции, анархизм Бакунина и Кропоткина, русский аграрный социализм народников, русский, армянский, балканский терроризм, ленинизм и троцкизм". И, наконец, не может быть предано забвению, что марксистско-ленинская идеология "Восточного блока" оказала самое существенное влияние на европейскую историю XX столетия. Нашим коллегам из бывших стран социализма, в частности среднеевропейским интеллектуалам, бросившим гордый клич "Назад в Европу!", не следовало бы забывать, что и "сама советская модель в существенной мере опиралась на западные заимствования ⁶¹ .

Книга "Приближение к европейской историографии" очень актуальна, а для историографии восточноевропейских стран в особенности. Пафос ее в единодушном и убедительном отрицании авторами эгоистичного национализма, без преодоления которого не мыслима, просто обречена на провал сама идея единой, демократической Европы. Национализм буржуазной эпохи, сыгравший свою роль в модернизации значительной части Европы в XX в., стал источником катастроф, а в XXI - самоубийственным и совершенно недопустимым. К сожалению, успеху идеологии национализма, в ее распространении и популяризации едва ли не ведущая роль принадлежала европейским историкам.

Мишле, Берк, Моллер, Карамзин, Палацки и многие другие деятели "эпохи ранне-европейского национализма и романтизма" дали нравственные и интеллектуальные основы зарождавшегося национализма капиталистической эпохи. Г. Штурц констатирует: историки, наряду с филологами, были "авторами" - точнее "соавторами" -своих амбициозных наций и теми, кто определял свойства своих народов, их национальный характер. Пресловутую национальную идею они не только пассивно выражали и отражали, но и активно ее формировали. Вторая мировая война стала отправной точкой переоценки ценностей и в этой сфере. Большинство историков настроено скептически, если не прямо враждебно к последователям национализма.

Но если расширение "Европы" на Восток требует от обеих сторон встречного движения, то такая же ситуация складывается и в области исторических наук. Созда-

⁶⁰ Ibid., S. 54.

⁶¹ Ibidem. См. также: Schlogel К. Kommunalka - oder Kommunismus als Lebensform. Zu einer historischen Topografie der Sowjetunion. - Historische Antropologie, 1998, N 6, S. 345.

стр. 20

ние новой европейской истории требует обоюдных усилий. Только так она может стать действительно новой и действительно интегрированной историей Европы. Цель будет достигнута, если на Востоке и на Западе историки дружно возьмутся за демонтаж вековых взаимных предубеждений и стереотипов, если будут преодолены все еще дающие о себе знать отчужденность и недоверие, переоценка собственных достижений и недооценка чужих, если, наконец, Восточная Европа не будет рассматриваться вечно догоняющей "передовой Запад" частью континента, "постоянно находящейся на пути к цивилизации" ⁶² .

Слишком много завалов оставила XXI в. история, а также политика. "Двойные стандарты", с которыми мы нередко сталкиваемся в так называемой большой политике, часто дают о себе знать и в писаниях историков. Нельзя не проникнуться справедливым гневом по поводу этой своеобразной бухгалтерии Марии Тодоровой, автора одного из самых блистательных очерков книги, которая никак не может понять, как можно объяснить, что "сбрасывание бомб на Хиросиму и Нагасаки, или блокада Ленинграда более рационально, чем бомбардировка Сараево! Или истребление 3 млн. вьетнамцев менее предосудительно, чем 200 тыс. жертв боснийской войны?" ⁶³ .

Коллективный труд "Приближение к европейской историографии" полезен в высшей степени тем, что он дает обширную и достоверную информацию о новейших процессах в европейской историографии, практически недоступную подавляющему большинству российских специалистов, у которых, я уверен, имеются свои соображения насчет того, каким должен быть синтез интегрированной истории европейского "общего дома" в XXI в. Тем более, что у нас есть свой опыт обобщающих трудов такого рода -от "Всемирной истории" советской эпохи до "Истории Европы" постсоветской России.

В заключении хотелось бы сказать о совершенно новом направлении в историографии, в исследовании истории - о "ментальной карте" ("ментальном картографировании") пространства, которая специально обсуждалась на симпозиуме на тему "Ментальные карты. Конструкция пространства и границ в Европе со времени Просвещения", организованном немецким Центром сравнительной истории Европы в марте-апреле 2000 г. ⁶⁴ Суть этой новой историографической инновации сводится к следующему. Историк в своей работе имеет дело не только со временем, но и с пространством. Нет истории без времени, но и без пространства ее тоже нет. Эти простые самоочевидные истины-категории, с которыми постоянно работает историк, не особенно задумываясь над их абстрактным смыслом, и дали пищу творческой фантазии пионеров-новаторов от исторической науки. Специальным объектом изучения стали пространственные координаты исторического действия во времени, ибо для каждой эпохи эти пространственные координаты будут иными. Кроме того, историческое пространство, которым мы оперируем, "ни природой, ни географией, ни случившимся событием однозначно (выделено мною. - Т. И.) не детерминируется", оно есть также продукт "познавательного акта (действия), которым современники и историки упорядочивают действительность, имевшую место в прошлом, в известной мере картографируют ее". Ментальное картографирование само по себе противоречиво. Оно производится (может производиться) из различных, меняющихся, зачастую противоположных перспектив, на которые оказывают воздействие опыт, ожидания, групповые и личные интересы, идеологии и стратегии ⁶⁵ .

Итак, историки теперь взялись изучать возникающие в головах людей представления об историческом пространстве. Их, естественно, интересуют также практические последствия полученного результата и то, как эти воображаемые картины влияют на поступки индивида, коллектива, общества. Так появление и распространение

⁶² Kappeler A. Die Bedeutung der Geschichte..., S. 55.

⁶³ Todorova M. Op. cit., S. 77 - 78.

⁶⁴ Mental Maps. The Construction of Space and Borders in Europe Since the Enlightenment, 2000.

⁶⁵ Kocka J. Op. cit., S.I63 - 164.

стр. 21

понятия "Средняя Европа" в конце XIX - начале XX в. связывается с желанием и целью обособиться, отгородиться как от Германии, так и от России ⁶⁶ .

Уже предложено масса дефиниций: познавательная карта в головах людей, иконография ландшафта в головах, в сознании, в воображении, исторический конструктивизм, и пр. и пр. Одним словом, фантазия новаторов от истории заработала во всю. Внимание сосредоточено в связи с разработкой меппинга на восточной части континента. Регион "Средней Европы", полагают Кока и другие специалисты, представляет хорошие возможности в качестве лаборатории теоретически интересных исследований по "историческому конструктивизму"!

В транснациональной историографии новое мощное звучание получил сравнительно-исторический метод (историческая компаративистика) и такие ее формы, как перекрещивающаяся история, исследование европейских и внеевропейских взаимосвязей, некоторые другие. На первый план при этом выступают не выявление сходств и расхождений, а взаимосвязи, соприкосновение, переплетение, влияния, кооперация и слияние, растворение, ассимиляция ⁶⁷ . Поскольку именно эти элементы важны для создания синтеза.

Однако транснациональная историография, опирающаяся на сравнение и меппинг, очевидно, нуждаются в объективных критериях пространственного картографирования и соответствующую методику его применения. Очевидна непригодность для этого "этно-филологического меппинга", по выражению X. Зундхаузена, Европы. Так же, как и схематического деления континента на "исторические пространства". Все эти слабости и недостатки отчетливо выявились при обсуждении нового учебного пособия по истории Восточной Европы ⁶⁸ . Участников обсуждения не удовлетворила интерпретация авторским коллективом (27 человек) самого понятия регионы, а также их границ, картографирование в целом.

Возражение вызвало также сосредоточение внимания на России в качестве центра субрегиона после политических изменений в 1980 - 1999 гг. В таком случае, указывали критики, из университетского курса выпадают обширные области, издавна, от падения Римской империи до присоединения к России в XVII-XIX вв., являвшиеся контактной зоной "старой Европы" и европейской цивилизации, игравшие важную роль в европейской истории как зона "шелкового пути", внеся свой вклад в "европеизацию" континента: Кавказ и Северное Причерноморье ⁶⁹ .

Картографирование исторического пространства (регионов, континентов и т.д.) в транснациональной истории, несомненно, представляет интерес и дает уже любопытные результаты. Тем не менее думаю, в принципе они не колеблют картину прошлого, создаваемую традиционными методами. Не следует, наверное, переоценивать "меппинга". Вероятнее всего его ожидает та же судьба, что и структурализм и подобные нововведения в историческом исследовании, каковых было немало в конце прошлого века .

Историческая наука переживает пору обновления. Она расширяет диапазон своих исследований, совершенствует познавательный инструментарий, широко применяя сравнительно-исторический метод, делая серьезные усилия в области регионально-континентальных исследований, она становится подлинно интернациональной, или, как говорят на Западе, транснациональной наукой.

⁶⁶ См. например. Iver В. Neumann. Russia as Central Europe's Constituting Other. - East European Politics and Societies, 1993, N 3, p. 349 - 369; Mitteleuropa: Idee, Wissenschaft und Kultur aus osterreichischer und ungarischer Sicht im 19. und 20. Jahrhundert. Wien, 1997.

⁶⁷ cm. Shalini R. Geteilte Geschichte und verwobene Moderne. - Zukunftsentwurfe. Ideen fur eine Kultur der Veranderung. Frankfurt a.M., 1999, S. 87, 96.

⁶⁸ Отчет о дискуссии по учебному пособию "Восточная Европа" (т. 1), в которой принимали участие среди прочих Клаус Цернак, оба Моммзена, Ханс и Вольфганг, см.: Studienhandbuch Ostliches Europa. Bd. I. Geschichte Ostmittel-und Sudosteuropas. Hreg. H. Roth. Koln u.a., 1999, 560 S.

⁶⁹ Включение в словник учебного пособия термина "господство германского фактора" (Dominanz des deutschen Faktors) дало повод критикам сравнивать издание с пресловутым Остфоршунгом и говорить о дискредитации всего авторского коллектива.

Постоянный адрес данной публикации: