Получивший печальную известность драконовский закон (точнее постановление ЦИК и СНК СССР) от 7 августа 1932 г. "Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности", названный народом законом о "пяти колосках", самым тесным и непосредственным образом связан с именем И. В. Сталина. Однако какие-либо конкретные данные об этом, документальные свидетельства отсутствуют. Правда, в 13 томе сочинений Сталина дважды указано, первый раз в примечаниях к тому, второй - в биографической хронике, что "постановление" (во втором случае - "закон") было "написано" Сталиным ¹ .

Эта формулировка, что вполне естественно, как аксиома использовалась в работах советских историков и публицистов. В 1991 г. Е. Н. Осколков, одним из первых знакомившийся с ранее недоступными документами партии, уточнил формулировку составителей и редакторов 13 тома. "Сталин, - утверждал он, - продиктовал текст печально знаменитого закона" к сожалению, не сославшись при этом на источник своей версии. А в 1996 г. О. В. Хлевнюк охарактеризовал этот закон как "предложенный и сформулированный Сталиным", однако, при этом конкретных ссылок на источники не указал. Перечень "разномыслящих" завершается Л. И. Гинцбергом. Он полагает, что закон от 7 августа и Инструкция к нему были подготовлены группой авторов. В то же время в примечании редактора в посмертно изданной книге Д. А. Волкогонова использована старая формулировка "закон собственноручно написан генсеком" ² .

Ситуация может быть прояснена и подкреплена фактическими данными на основе писем Сталина Л. М. Кагановичу, относящихся к началу 30-х годов.

Как отмечается О. В. Хлевнюком, Каганович после назначения В. М. Молотова в декабре 1930 г. председателем СНК СССР занял его место (второе после Сталина) в высшей партийной иерархии. Во время отсутствия генерального секретаря в Москве он руководил работой Политбюро, регулировал прохождение вопросов в высшем органе партии и государства, подписывал протоколы его заседаний. В конце 1932 г. Каганович был назначен заведующим отделом сельского хозяйства ЦК ВКП(б) - ключевого отдела в партийном аппарате в условиях кризисной ситуации в деревне, массового голода крестьян ³ . Основные свои письма Кагановичу Сталин направлял в период своего отъезда в Сочи для отдыха в конце лета - начале осени. Письма, написанные карандашом или ручкой, доставлялись в Кремль фельдъегерской почтой с надписью на конверте "Т-щу Кагановичу только лично".

Зеленин Илья Евгеньевич - доктор исторический наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН.

стр. 114

Процесс разработки, публикации и начала реализации Закона от 7 августа 1932 г. развивался очень быстро, можно даже сказать молниеносно. Каганович в данном случае являлся основным ретранслятором и ревностным исполнителем идей вождя. Обладая большой напористостью и организаторским талантом, он обеспечивал быстрое прохождение проектов тех или иных постановлений по различным ступеням партийно-государственного аппарата, и, что особенно важно, их претворение в жизнь. Что касается закона от 7 августа, то здесь он, кажется, превзошел самого себя.

А впервые идею о подготовке такого закона и примерный набросок его основных положений Сталин изложил в письме своему первому заместителю по партии 20 июля 1932 года. Необходимость разработки аргументировалась им следующим образом: "За последнее время участились, во-первых (здесь и далее выделено курсивом подчеркнутое автором писем), хищения грузов на железнодорожном транспорте (расхищают на десятки млн. руб.); во- вторых, хищения кооперативного и колхозного имущества. Хищения организуются главным образом кулаками (раскулаченными) и другими антисоветскими элементами, которые стремятся расшатать наш новый строй. По закону эти господа рассматриваются как обычные воры, получают два-три года тюрьмы (формальной), а на деле через 6 - 8 месяцев амнистируются. Подобный режим для этих господ, который нельзя назвать социалистическим, только поощряет их по сути дела настоящую контрреволюционную "работу". Терпеть такое положение немыслимо. Предлагаю издать закон (в изъятие или отмену существующих законов), который бы:

а) приравнивал по своему значению железнодорожные грузы, колхозное имущество и кооперативное имущество к имуществу государственному;

б) карать за расхищение (воровство) имущества указанных категорий минимум десятью годами заключения, а, как правило, - смертной казнью;

в) отменить применение амнистии к преступникам таких "профессий".

Без этих (и подобных им) драконовских социалистических мер невозможно установить новую общественную дисциплину, а без такой дисциплины - невозможно отстоять и укрепить наш новый строй. Я думаю, что с изданием такого закона нельзя медлить".

И еще один аргумент был выдвинут Сталиным в качестве обоснования необходимости издания этого закона. "Декрет о колхозной торговле ⁴ несомненно в известной мере оживит кулацкие элементы и спекулянтов-перекупщиков, - писал он. Первые будут стараться смутить колхозника и подбивать его к выходу из колхоза. Вторые будут влезать в толпу и пытаться перевести торговлю на свои рельсы. Понятно, что мы должны искоренить эту мразь. Предлагаю поручить ОГПУ и его местным органам:

а) взять под строгое наблюдение деревню и всех активных проповедников против нового колхозного строя, активных проповедников идеи выхода из колхоза - изымать и направлять в концлагеря;

б) взять под строгое наблюдение базары, рынки и всех спекулянтов и перекупщиков, изымать, конфисковать и направлять в концлагеря. Без этих (и подобных им) мер невозможно укрепить новый строй и новую, советскую торговлю.

ОГПУ и его органы должна немедля взяться за подготовку своих сил к изучению врага. К операциям же можно приступать через месяц, не раньше" ⁵ .

26 июля Сталин пишет Кагановичу еще одно письмо, в котором окончательно определяет архитектонику будущего закона и содержание третьего раздела. "Я думаю, - считает он, - что целесообразнее было бы объединить в одном законе вопрос об охране колхозной и кооперативной собственности, равно как железнодорожных грузов с вопросом об охране самих колхозов, т. е. о борьбе с теми элементами, которые применяют насилие и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза с целью насильственного разрушения колхоза.

Закон можно разбить на три раздела, из коих первый раздел будет трактовать о грузах железнодорожного и водного транспорта, с обозначением соответствующего наказания, второй - о колхозном и кооперативном имуществе (собственности) и соответствующем наказании, третий - об охране самих колхозов от насилий и угроз со стороны кулацких и других антиобщественных элементов с указанием, что преступления по таким делам будут караться тюрьмой от 5 до

стр. 115

10 лет с последующим заключением в концлагеря на 3 года и без права применения амнистии" ⁶ .

Таким образом, Сталин довольно четко аргументировал необходимость срочного принятия карающего закона, сформулировал его главную идею и основные положения, охарактеризовал содержание каждого из трех разделов. При этом он не только отдавал себе полный отчет в "драконовском" характере предложенных им мер, но и даже употребил сам этот термин, увязав его с "социалистическим характером" карательных акций, укреплением нового общественного строя. А излишний либерализм применяемых ранее мер наказания за воровство и хищения заклеймил как антисоциалистические, подчеркнув, что новый закон претендует на "изъятие или отмену" прежних законов.

Бросается в глаза юридическая несостоятельность предложенных карательных мер, в сущности, полное отсутствие дифференциации в I и II разделах в соответствии с тяжестью преступлений: как правило, смертная казнь, а "в виде исключения" - 10 лет тюремного заключения без права применения амнистии. Это уже максимальное приближение к военно-полевым судам, причем в условиях мирного времени, спустя 15 лет после установления советской власти.

Завидую оперативность проявил Каганович. Не прошло еще и двух недель со дня написания первого сталинского письма с предложением об издании нового закона, и недели после второго, как в письме от 4 августа 1932 г. Сталин с удовлетворением сообщает своему адресату, что возвращает "проект декрета об охране общественной собственности с поправками и добавлениями". "Как видите, - пишет Сталин, - я его немного расширил. Издайте его поскорее". И далее, в развитие декрета: "На железных дорогах творятся безобразия... Органы ТО ОГПУ спят... Дайте директиву ТО ОГПУ иметь вооруженных людей на линии и расстреливать на месте хулиганов" ⁷ . Это уже мера чрезвычайного характера, применяемая, как правило, в условиях военного времени.

Сопоставляя сталинские формулировки основных положений закона о "пяти колосках" в письмах Кагановичу с текстом постановления ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. ⁸ , нетрудно заметить, что изменений принципиального характера не было внесено (за этим, надо полагать, строго следил Каганович), а по существу, и не было такой возможности, в связи с крайне ограниченными сроками подготовки закона и директивными установками автора писем. Практически было невозможно в такие сроки провести обстоятельную юридическую проработку закона, обсудить его на коллегии Наркомюста, в юридических комиссиях ЦИК и СНК.

Но все же в нем были смягчены, лучше стилистически отработаны некоторые формулировки и положения. Так, формулировка "карать.., как правило, смертной казнью" была заменена на: "применять в качестве меры судебной репрессии. высшую меру социальной защиты - расстрел"; исчезли такие выражения, как "драконовские социалистические меры", "искоренять эту мразь", "изымать и направлять в концлагеря" и др. Была несколько расширена и редакционно улучшена преамбула, правда в ней появился такой термин как "враги народа" по отношению к лицам, покушавшимся на общественную собственность (возможно, внесенный самим Сталиным в присланный ему Кагановичем проект закона). Меры "социальной защиты" были дополнены указанием на то, что они сопровождаются "конфискацией всего имущества", а 10-летний срок лишения свободы назначался "при смягчающих обстоятельствах", причем подчеркивалось, что этот срок мог изменяться только в сторону повышения.

Таким образом, Сталин являлся если не единственным, то основным автором закона о "пяти колосках", его главным архитектором, а Каганович обеспечил ему мощную организационную поддержку, молниеносно провел через все надлежащие инстанции. Однако вождь не спешил с публичным признанием своих заслуг, поскольку, видимо, не был уверен в поддержке его основной массой крестьянства. Более того, накануне публикации этого закона в печати, "Правда" (явно по указанию Сталина или Кагановича) напечатала речь С. М. Кирова на совещании руководителей районного звена Ленинградской области. В ней говорилось о необходимости поднять ответственность людей, "которые имеют отношение к колхозному и кооперативному добру". "Надо откровенно сказать, - подчеркнул он, - что наша карательная политика очень либеральна. Тут нам надо внести поправку". И далее как бы от своего имени, хотя и зная о приоритете Сталина в этом вопросе,

стр. 116

предложил: "Мне кажется, что в этом отношении колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не меньше как на 10 лет лишения свободы" ⁹ .

Даже в феврале 1933 г., в докладе на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников, Каганович не решился назвать подлинного автора закона о "пяти колосках", хотя и не упустил случая вознести до небес значение этого позорного законодательного акта. "Закон ЦИКа и Совнаркома от 7 августа 1932 г. об охране общественной собственности, - заявил он, - великий закон. Такие законы живут десятками и сотнями лет!" ¹⁰ .

Не забывал о своей акции и Сталин. Уже через три дня после публикации закона, 11 августа 1932 г., он писал Кагановичу: "Декрет об охране общественной собственности, конечно, хорош и он скоро возымеет свое действие. Также хорош и своевременен декрет против спекулянтов (он скоро должен быть издан ¹¹ ). Но всего этого мало. Нужен еще декрет от ЦК к партийным и судебно- карательным органам о смысле этих двух декретов и способов проведения их в жизнь. Это совершенно необходимо. Скажите, кому следует, чтобы подготовили проект такого письма. Я скоро буду в Москве и посмотрю" ¹² .

17 августа 1932г. Сталин в пространном письме Кагановичу дает строгое указание о необходимости развертывания широкой и длительной кампании в связи с реализацией закона об охране социалистической собственности. Газета "Правда", по его мнению, "ведет себя глупо и бюрократически-слепо, не открывая широкой кампании по вопросу о проведении в жизнь закона об охране общественной собственности. Кампанию надо начать немедля. Надо:

а) разъяснять смысл закона по пунктам;

б) критиковать и разоблачать те областные, городские и районные организации (а также сельские), которые стараются положить закон под сукно, не дав ему хода на деле;

в) пригвоздить к позорному столбу тех судей и прокуроров, которые проявляют либерализм в отношении расхитителей грузов, колхозного урожая, колхозных запасов, кооперативного имущества и т. п.;

г) публиковать приговоры по таким делам на видном месте;

д) мобилизовать соответственно своих корреспондентов, проинструктировав их и печатать их корреспонденции;

е) хвалить и поощрять те организации, которые стараются добросовестно проводить закон и т. д. и т. п.

Кампания эта должна быть систематическая и длительная.

Надо долбить систематически в одну точку, чтобы заставить наших работников повернуться "лицом к закону" об охране общественной собственности" ¹³ .

Редакция "Правды", разумеется, вняла голосу генсека, отрешилась от "бюрократически-слепого" поведения, начала "долбить в одну точку", дабы побудить судебные органы и прокуратуру "повернуться лицом" к неправедному закону.

Однако справедливости ради надо сказать, что редакция газеты и до резкой критики Сталина в ее адрес отнюдь не игнорировала этот документ. Так, публикуя 9 августа 1932 г. постановление ЦИК и СНК СССР об охране социалистической собственности, газета открыла номер передовой статьей "Общественная собственность священна и неприкосновенна!", в которой подчеркивалось, что постановление "имеет исключительно огромное хозяйственно-политическое значение" и "кто посягает на нее, посягает на основы Советского строя и должен рассматриваться как враг народа".

13 августа под заголовком "Об этом я рассказал прокурору" было опубликовано письмо рабочего- отпускника Барсукова, бывшего колхозника о расхищении колхозного добра руководителями колхоза имени 13-летия Октября Сурского района, Нижегородского края.

Сигнал рабочего районный прокурор проигнорировал. Письмо сопровождалось таким примечанием редакции: "Правда" ждет от Нижегородской КК - РКИ строгого расследования факта произвола, а равно сообщения о положении в Сурском районе".

В этом же номере было опубликовано письмо группы рабочих Электрозавода

стр. 117

N 1 членов ВКП(б) Андреева, Лутовинова, Ветрова и Вениорова о том, что в колхозе деревни Брянцево Краснинского района ЦЧО "засели кулаки", которые "безнаказанно ведут вредительскую работу", "растрачивают общественные деньги". Текст "от редакции" гласил: "Правда" ждет, что прокуратура ЦЧО немедленно займется расследованием указанных фактов и о результатах сообщит редакции".

14 августа газета опубликовала письмо группы колхозников колхоза им. Ленина Крымского района Северокавказского края, в котором сообщалось о разбазаривании колхозного имущества, что расценивалось как вредительство, происки кулаков. Примечание редакции гласило: "Факты, сообщаемые в письме, требуют немедленного и тщательного расследования авторитетной комиссией.

"Правда" ждет вмешательства Северокавказского крайкома и краевой КК - РКИ".

В передовой газеты от 15 августа 1932 г. "Разъясняя, убеждать и вести за собой массы" речь шла о пропаганде закона об охране общественной собственности и что при этом нужно "учитывать личную заинтересованность каждого колхозника в охране этой общественной собственности".

После указаний Сталина в письме Кагановичу от 17 августа 1932 г. выступления "Правды" по этим вопросам стали принимать более масштабный характер, делались попытки показать, какое благотворное влияние оказывает закон на положение в сельском хозяйстве, общую ситуацию в деревне. Так, 18 августа газета выступила с передовой "Парторганизация ЦЧО в борьбе за повышение урожайности", объем которой в несколько раз превышал размер обычной передовицы. Оперируя данными по одному району (Калачеевскому), редакция утверждала, что "есть все основания считать, что область по сравнению с прошлым годом потеряет на уборке на несколько десятков миллионов пудов меньше" за счет главным образом "борьбы с хищениями", "охраны урожая". Этот прогноз не оправдался, произошло значительное сокращение валового сбора зерна, а разорительные хлебозаготовки стали основной причиной голода крестьян.

20 августа 1932 г. под рубрикой "Общественная собственность священна и неприкосновенна", которой была отведена вся 3-я страница, газета поместила обзор писем рабочих и колхозников, сообщения своих корреспондентов. Речь шла, в частности, о недооценке нового закона в Среднем Поволжье, о том, что новый закон еще не разъяснили массам колхозников Новгородской области, о вынесении судами строгих наказаний расхитителям государственной и колхозно-кооперативной собственности.

21 августа 1932 г. "Правда" на той же 3-й странице (которая стала традиционной для публикации такого рода материалов) поместила специальную подборку материалов под заголовком "Расхитителей социалистической собственности врагов народа - к суровой ответственности". Сообщалось, в частности, о том, что группа единоличников села Большие Ключи Ульяновской области систематически похищала хлеб с колхозных полей. Выездная сессия крайсуда разбирала дело на месте. Один из крестьян - Ямщиков был приговорен к расстрелу, остальные - к различным срокам лишения свободы. Приговор, как сообщал корреспондент газеты, "был встречен колхозниками с одобрением". В этом же номере была опубликована большая статья экономиста- аграрника Я. Никулихина "Борьба за неприкосновенность общественной собственности". Закон от 7 августа, по его мнению, являлся "могучим рычагом в деле воспитания в колхозной массе социалистического отношения к общественным средствам производства, мощным оружием в борьбе с сопротивлением кулаков". Ученый тоже вынужден был отметить, что этот закон "был восторженно встречен всеми рабочими, всеми сознательными колхозниками".

Реальная действительность, однако, резко отличалась от такого рода публикаций пропагандистского характера. И, разумеется, это было хорошо известно авторам этих материалов, выполнявших задания редакции, которая в свою очередь руководствовалась указаниями Сталина, Кагановича и других кремлевских вождей, пытавшихся с помощью террора сломить сопротивление крестьянства, побудить его к выполнению не только основных хлебозаготовительных планов, но и дополнительных - "встречных", "не возражать" против вступления в колхозы, сплошной коллективизации.

В сводке ОГПУ, составленной в конце августа 1932 г., отмечалось, что в колхозе "Пролетарская диктатура" Краснодарского района Северо-Кавказского края группа

стр. 118

объездчиков обнаружила на полях пятерых женщин, срезавших колосья пшеницы. Охранники дважды стреляли в них. Одна из женщин была смертельно ранена, оставшиеся в живых пойманы и отданы под суд. На полях колхоза станицы Белореченской было задержано несколько подростков, срезавших колосья ¹⁴ . Это было вынужденное воровство голодающих людей, растивших и убиравших хлеб, но не получавших от колхоза даже того, чем можно было прокормить себя и своих детей. Все забиралось ради выполнения провозглашенной Сталиным "первой заповеди". Н. Кириллович, живший в Житомирской области Украины, вспоминал: "Мне было 11 - 12 лет, и я увидел страшный голод. Нас в семье было 5 детей, голодных, начали пухнуть. Мы питались, чем могли... Мать нас, детей посылала собирать в поле колоски... Этих спасительных колосков хлеба не разрешали собирать" ¹⁵ .

Только почти через полтора месяца после вступления в действие закона о "пяти колосках" была принята инструкция по его применению. И это понятно: Сталин очень спешил с его публикацией. Проект закона даже не рассматривался на Политбюро. В его повестку дня вопрос "О декрете по охране общественной собственности" был включен только 1 сентября 1932 г. в связи с подготовкой инструкции. Но тут был и свой резон: можно было учесть первый "опыт" его реализации. В частности, устранить, если пользоваться терминологией В. И. Ленина, "идиотскую волокиту" при применении высшей меры наказания. Сталин, вернувшийся из отпуска, председательствовал на Политбюро и лично докладывал по данному вопросу. Была создана комиссия в составе "правоведов" И. Акулова, А. Винокурова, А. Вышинского, Булата и П. Красикова, которым было поручено подготовить соответствующий проект и представить на утверждение Политбюро в пятидневный срок. Основные установочные положения этого документа были утверждены решением Политбюро 16 сентября 1932г., а полный текст "Инструкции по применению постановления ЦИК и СНК СССР от 7.VIII.32 г.", подписанной председателем Верховного Суда СССР Винокуровым, прокурором СССР Красиковым и заместителем председателя ОГПУ Акуловым, - несколько позже. Снабженная грифом "секретно", она в конце сентября стала рассылаться на места.

"В изъятии установленного порядка, - гласила инструкция Политбюро, - утверждение приговоров к высшей мере наказания по делам, предусмотренным декретом ЦИК и СНК СССР, вступает в силу немедленно по утверждению их Верховными судами союзных республик... Верховным судом СССР... Коллегией ОГПУ... в течение 48 часов". И еще: "Прекратить печатанье в газетах отчетов о судебных заседаниях по делам о хищениях и сообщений о вынесенных приговорах".

Широкая гласность по этим вопросам, за которую сначала так ратовал Сталин, как выяснилось, была ни к чему, особенно в связи с крайне негативной реакцией на карательные акции в стране Советов за рубежом. Политбюро обязало Верховный суд СССР и ОГПУ два раза в месяц сообщать о количестве привлеченных по делам о хищениях и осужденных с указанием применяемых мер "социальной защиты".

Винокуров, Красиков и Акулов в окончательный текст инструкции ввели оговорку, допускающую применение мер репрессий, установленных законом за преступления, совершенные до его издания, "в случае, когда они имеют общественно-политическое значение". Известная правовая норма "закон обратной силы не имеет" была в данном случае отброшена. Жесткие меры против хищений общественной собственности (социалистической) отнюдь не распространялись на личную (частную) собственность граждан. "В ведении сельских общественных и колхозных судов, - говорилось в Инструкции, - оставить лишь дела о преступлениях против собственности колхозников и единоличников" ¹⁶ . После принятия инструкции применение карательных мер в деревне, особенно в период хлебозаготовок, резко усилилось.

Прокурор РСФСР и заместитель наркома юстиции РСФСР Вышинский, выступая в августе 1933 г. с докладом в Комакадемии "Год борьбы за социалистическую собственность", вынужден было признать, что допускались "крайности" при применении декрета от 7 августа 1932 г., "стали бить декретом за 2 снопа, за 2 десятка колосьев, за 2,5 кг муки и т. д.". И привел такие примеры: была осуждена целая семья за то, что удила рыбу из реки, протекавшей мимо колхоза, на Северном Кавказе за 12 колосьев приговорили 65-летнего Дорохова на 10 лет, а Кривенко 66 лет и Рудченко 60 лет - получили столько же каждый за 2 кг. зерна ¹⁷ .

стр. 119

В этой связи особенно цинично звучит одно из высказываний Кагановича во время его поездки на Северный Кавказ. Выступая 23 ноября 1932 г. на расширенном заседании бюро Северо- Кавказского крайкома ВКП(б) с докладом "Задачи Северо-Кавказских большевиков в борьбе за хлеб и укрепление колхозов", он утверждал, что половина урожая в крае была расхищена. А "формы воровства весьма разнообразны... В июле и августе на колхозных и совхозных полях появились "парикмахеры" (смех), ножами и ножницами срезавшие колосья. Другие поступали осторожнее, колосья не срезали, а засовывали стебли в мешок и там отряхивали зерно. Колос оставался целым, но пустым". Характерна и реакция партийных функционеров на термин "парикмахеры", изобретенный докладчиком.

Каганович ревностно следил за строгим соблюдением карательных мер, предусмотренных законом о "пяти колосках". По его инициативе 2 ноября 1932 г. возглавляемая им Чрезвычайная комиссия по хлебозаготовкам на Северном Кавказе совместно с крайкомом партии приняли постановление: "Ввиду того, что значительная часть судебных приговоров Верховным Судом смягчена, просить ЦК ВКП(б) воздействовать в отношении пересмотра этих дел... командировать в край сроком на один месяц уполномоченного от Верховного Суда, который бы совместно с местным прокурором и председателем Суда рассматривал на месте кассации и утверждал приговоры к высшей мере наказания". А в докладе на I Всесоюзном съезде колхозников- ударников он подчеркнул, что, опираясь на "великий закон", "мы показали, что государство тот хлеб, который оно намечает по плану, заготовит" ¹⁸ .

Первые итоги применения "великого закона" были подведены уже на январском 1933 г. пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в выступлении наркома юстиции РСФСР Н. В. Крыленко. "Считаю себя обязанным, - начал свою речь нарком, - дать отчет ЦК о том, как за истекшее время (менее чем за 5 месяцев, Сталин, видимо, спешил с подведением итогов) выполняется Закон от 7 августа 1932 года". "У многих не укладывалась в сознании постановка в Законе о двух мерах в отношении хищения - расстрел и десятилетняя изоляция. И вот борьба с этими предрассудками, с непониманием, с недооценкой значения этого политического акта продолжалась первые месяцы особенно остро и до настоящего времени еще не завершена". Далее Крыленко привел данные на 1 января 1933 г. по РСФСР - всего было осуждено по этому закону 54645 человек. "Казалось бы, - комментировал он, - достаточно внушительная цифра". Но высшая мера, - "одно из основных мероприятий, чтобы ударить по классовому врагу, по тем, кто идет за ним - применена на сегодняшний день в 2100 случаях", главным образом в деревне. "Разбор этих цифр дает еще более малоутешительную картину". Принцип, как видим, такой - чем больше осуждено, а тем более расстреляно, - тем лучше. И вроде бы закон позволял, но: "У нас есть так называемая 51 статья Уголовного Кодекса. Эта статья дает право суду... в исключительных обстоятельствах применять более мягкую меру". И вот результат: по данным на 1 ноября 51 статья была применена судами в 40% дел. "На местах, - возмущается нарком, - проявились не только непонимание, но и прямое смазывание этого закона, его политической роли, его политического существа... Один народный судья мне прямо сказал: "У меня рука не поднимается, чтобы на 10 лет закатать человека за кражу колосьев".

"Мы же сталкиваемся тут, - теоретизировал Крыленко, - с предрассудком и традициями старых форм правовой буржуазной мысли, что этак нельзя, что обязательно судить должно не исходя из политических указаний партии и правительства, а из соображений "высшей справедливости". Нарком, насквозь пропитавшийся большевистской идеологией, дает единственно правильный ответ носителям буржуазных предрассудков: "Мы ответили, что требования политической необходимости должны быть выполнены". Иначе говоря, "политическая целесообразность" (в понимании партийной элиты) выше элементарной человеческой справедливости. Этим и определялась сущность закона о "пяти колосках".

Крыленко правильно понимал, что от него требуется. Он заверил, что положение будет исправлено, дальше все пойдет как надо, как следует из закона. "На сегодняшний день, - порадовал он членов пленума, лично Сталина и Кагановича, - мы имеем систематическое нарастание дел" (видимо, имелось в виду прежде всего расстрельных дел). "Репрессия должна быть усилена". И при этом особые надежды он возложил на политотделы МТС и совхозов, о задачах которых док-

стр. 120

ладывал на том же Пленуме выступавший перед ним Каганович. "Политотделы, - подчеркнул Крыленко, - должны опираться на органы принуждения, на органы репрессий в борьбе с классовым врагом" ¹⁹ .

Свою лепту в устранение ошибок внес прокурор РСФСР и заместитель наркома юстиции РСФСР Вышинский. Солидаризируясь со своим начальником по наркомату, он тоже посетовал на то, что сначала декрет от 7 августа 1932 г. "срывался, смазывался", поскольку суды пользовались статьей 51-й УК РСФСР, дававший им право в виде исключения смягчать предусмотренную законом меру наказания, причем делалось это "не в исключительных случаях, а как правило". У них, негодовал Вышинский, "не поднималась рука" осудить крестьянина на 10 лет за кражу хлебных колосков. Вышинский расценил эти действия судей как "громадную политическую недооценку декрета" и в свою очередь позаботился, чтобы были "своевременно приняты меры к исправлению этой ошибки" ²⁰ .

Вскоре после Пленума ЦК ВКП(б) был созван Пленум Верховного Суда СССР, специально рассмотревший вопрос "О применении Закона от 7 августа 1932г. об охране общественной (социалистической) собственности". В принятом постановлении разъяснялось, что закон "имеет целью добиться ликвидации хищений социалистической собственности", чего можно достигнуть "только при твердом и неуклонном проведении его в жизнь". "После нанесения главного удара, - прогнозировали авторы постановления, - случайные неустойчивые элементы из трудящихся отхлынут от хищений, а кулаки, спекулянты, жулики и др. будут раздавлены". И, конечно же, категорическое требование: "Нельзя применять ст. 51 УК РСФСР, так как это применение несомненно ослабило бы удар, дало бы лазейку не применять исключительного закона и распылило бы его предупреждающее действие. Равным образом нельзя применять ст. 162 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик, а также условного осуждения" ²¹ .

Положение "стало исправляться". 10 февраля 1933г. председатель Верховного Суда СССР Винокуров в докладной записке Президиуму ЦИК СССР представил более полные данные о применении судебными органами закона от 7 августа 1932 г. на 15 января 1933 года. Согласно этому документу, по РСФСР всего было осуждено 64 907 человек, из них к высшей мере наказания - 2298, или 3,6%, к 10 годам лишения свободы 19 792, или 30,5%. В целом по стране было осуждено 103 тыс. человек, из них (по разработанным данным о 79 060 осужденных) к высшей мере наказания приговорено 4880 человек, или 6,2%, к 10 годам - 26 086 человек, или 33%. Из общего числа осужденных по стране больше всего приходилось на колхозы (62,4%), затем на железнодорожный транспорт (13,2%), совхозы (9,4%), единоличников (5,8%), промышленность (4,9%). Стремясь оправдать действия репрессивных органов, Винокуров пояснил, что большой процент осужденных к 10 годам единоличников и колхозников (68,2) якобы "свидетельствует, что суды нанесли крепкий удар по мелкособственническим элементам, не изжившим частнособственнической психологии" ²² .

Но властям все же приходилось считаться с подлинной реакцией крестьян на эти карательные акции. А эта реакция была далека от той, о которой сообщалось в печати, в частности, корреспондентами газеты "Правда". Секретариат Президиума ЦИК СССР и ВЦИК, анализируя письма крестьян, поступившие в конце 1932 - начале 1933 г., пришел к выводу, что в них "особое внимание уделялось Закону от 7 августа 1932 г." "В них был сплошной вопль, требование отменить его, так как он направлен против крестьян, ворующих от голода". Письма обычно заканчивались "угрозами по адресу советской власти и указаниями на то, что крестьянская война поможет выйти из-под ее владычества" ²³ .

В сводках ОГПУ о положении в деревне в конце 1932 г. также сообщалось, что росло противодействие крестьян хлебозаготовкам, происходили их выступления в форме "групповых и массовых волынок, забастовок целых бригад и колхозов" и "воспрепятствования вывозу хлеба". При этом в первую очередь назывались основные зерновые районы - Северный Кавказ, Украина, Нижнее Поволжье, ЦЧО, в которых начал распространяться массовый голод. В Киевской, Винницкой и Харьковской областях выступления крестьян сопровождались избиением представителей районной власти. На Северном Кавказе среди населения распространялись призывы "быть начеку и готовиться к организованному выступлению против Советской власти". "Повстанческие настроения", как свидетельствовала

стр. 121

одна из сводок, охватили "наиболее неустойчивые элементы единоличников, колхозников и даже бывших красных партизан" ²⁴ .

В то же время с начала 1933 г. масштабы и характер крестьянских выступлений постепенно меняются. Под влиянием жестоких репрессивных мер (в том числе и на основе применения закона от 7 августа 1932 г.), беспощадных расправ с противниками колхозов и хлебозаготовительных реквизиций, но главным образом в связи с углублением голодного кризиса, открытые выступления крестьян ослабевают, приобретая характер пассивного сопротивления. Пришло время правящей элите подумать об ослаблении репрессивного режима в деревне, тем более в условиях подготовки и проведения весенних полевых работ. 27 марта 1933 г. Президиум ЦИК СССР принимает закрытое постановление "Об итогах применения Закона от 7 августа 1932 г.". В этом постановлении почти сенсационно выглядит критика этого закона, точнее "судебная практика его применения", ибо "не разграничены случаи хищения (воровство), в отношении которых должен применяться закон, от случаев мелких краж, в отношении которых должны применяться меры социальной защиты". Судебно-прокурорским органам предлагалось "дела о мелких единичных кражах общественной собственности, совершенных трудящимися из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих вину обстоятельств, разрешать на основании соответствующих статей УК Союзных республик (ст. 51 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик)" ²⁵ .

Именно так местные суды начали действовать (по своему разумению) сразу же после публикации Закона от 7 августа, но затем после грозных окриков наркома юстиции Крыленко и прокурора Вышинского, санкционированных январским Пленумом ЦК 1933 г., восторжествовали "дух и буква" закона. А 8 мая 1933 г. в секретной директиве-инструкции Сталина - Молотова, направленной всем партийно-советским работникам, органам ОГПУ, суда и прокуратуры, оформленной вскоре как постановление ЦК ВКП(б), были даны указания "прекратить, как правило, применение массовых выселений и острых форм репрессий в деревне", поскольку "три года борьбы привели к разгрому сил наших классовых врагов в деревне", "мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно, не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников". Были приняты меры по прекращению массовых депортаций крестьян, упорядочению производства арестов и о разгрузке мест заключения (тюрьмы не выдерживали такого наплыва "преступников"!).

По свидетельству Вышинского, к 1 июля 1933 г. по постановлению коллегии НКЮ было отменено от 50 до 60 % судебных приговоров, вынесенных в соответствии с законом от 7 августа 1932 года ²⁶ . Сталинское руководство вынуждено было несколько ослабить репрессивный режим в деревне. Закон о "пяти колосках" постепенно утрачивал свое устрашающее значение. Напомнила о нем в 1936 г. 131 статья Сталинской Конституции формулировкой о том, что расхитители общественной собственности "являются врагами народа".

Попытки реанимации этого закона делались в первые послевоенные годы, когда в связи с возникшим голодом, как и в 1932 - 1933 гг., распространились массовые хищения и "разбазаривания" зерна в колхозах и совхозах. Основная причина та же - хлебозаготовки по принципам продразверстки, крайне низкая обеспеченность сельских производителей продуктами питания. Во второй половине 1946 г. Совет Министров СССР и ЦК ВКП(б) приняли два постановления (27 июля и 25 октября) "О мерах по обеспечению сохранности хлеба, недопущения его разбазаривания" и "Об обеспечении сохранности государственного хлеба", во исполнение которых Министерство юстиции СССР дало указание судебным органам применять к виновным меры наказания, предусмотренные законом от 7 августа 1932 года. По неполным данным, уже осенью 1946 г. было осуждено за хищение хлеба 53,4 тыс. человек, из них 36,7 тыс. приговорено к лишению свободы на 10 лет и больше, 35 человек - к расстрелу. 4 июня 1947 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества", которым предусматривалась известная дифференциация мер наказания: за кражу или растрату государственного имущества давали от 7 до 25 лет лагерей, колхозного или кооперативного имущества- от 5 до 12 лет. А в итоге "колхозник, укравший мешок картошки", стал, по признанию лагерного начальства, едва ли не главной фигурой ГУЛАГа ²⁷ .

стр. 122

Примечания

1. См. СТАЛИН И. В. Соч. Т 13. М. 1953, с. 392, 409.

2. ОСКОЛКОВ Е. Н. Голод 1932/1933. Хлебозаготовки и голод в Северо-Кавказском крае. Ростов- на-Дону. 1991, с. 22 - 23, 4, 8; ХЛЕВНЮК О. В. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е годы. М. 1996, с. 77; Вопросы истории, 1996, N 8, с. 19; ВОЛКОГОНОВ Д. А. Семь вождей. Галерея лидеров СССР. Кн. 1. М. 1996, с. 269.

3. ХЛЕВНЮК О. В. УК. соч., с. 67 - 69.

4. Имеется в виду постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 мая 1932 г. "О плане хлебозаготовок из урожая 1932 г. и развертывание колхозной торговли хлебом". - Собрание законов СССР (СЗ), 1932, N 31, ст. 190.

5. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), ф. 81, оп. 3, д. 99, л. 107 - 112.

6. Там же, д. 100, л. 1 - 4. В рукописи письма отсутствует год его написания (даны только число и месяц - 26 июля). В архивном деле ошибочно указано "1933 г.", в действительности же речь идет о 1932 г., что легко устанавливается по содержанию письма.

7. Там же, д. 99, л. 121 - 123.

8. См. СЗ СССР, 1932, N 62, ст. 360.

9. Правда, 6.VIII.1932.

10. Первый Всесоюзный съезд колхозников-ударников передовых колхозов 15 - 19 февраля 1933 г. Стеногр. отчет. М. -Л. 1933, с. 81. (Подчеркнуто докладчиком).

11. См. Постановление ЦИК и СНК СССР от 22 августа 1932г. "О борьбе со спекуляцией". - СЗ СССР, 1932, N 65, ст. 375.

12. РЦХИДНИ, ф. 81, оп. 3, д. 99, л. 144 - 145. Проект названного Сталиным письма в фонде Кагановича обнаружить не удалось. Судя по всему, идея Сталина о способах проведения в жизнь декретов об охране социалистической собственности и о борьбе со спекуляцией была в полной мере реализована в резолюции январского пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 1933 г. "Цели и задачи политических отделов МТС и совхозов". "Политотделы МТС и совхозов, - говорилось в ней, - должны обеспечить настойчивое, правильное и своевременное применение законов Советского правительства об административных и карательных мерах в отношении организаторов расхищения общественной собственности и саботажа мероприятий партии и правительства в области сельского хозяйства". (В кн.: КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 8-ое, т. 5, с. 82).

13. РЦХИДНИ, ф. 81, оп. 3, д. 99, л. 157 - 159.

14. Российский государственный архив экономики (РГАЭ), ф. 7486, оп. 3, д. 237, л. 235.

15. Известия, 18.VI.1988.

16. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 162, д. 13, л. 99 - 100; оп. 3, д. 898, л. 2; д. 300, л. 33.

17. ВЫШИНСКИЙ А. Я. Революционная законность на современном этапе. М. 1933, с. 102.

18. Первый Всесоюзный съезд колхозников-ударников, с. 79, 81; РЦХИДНИ, ф. 81, оп. 3, д. 214, л. 102, 174.

19. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 2, д. 514, с. 19 - 21.

20. ВЫШИНСКИЙ А. Я. УК. соч., с. 102, 104.

21. Государственный архив Российской Федерации, (ГАРФ), ф. 3316, оп. 25, д. 246, л. 1 - 2.

22. Там же, оп. 2, д. 1254, л. 3 - 5.

23. Там же, д. 1221, л. 3.

24. РГАЭ, ф. 7486, оп. 3, д. 237, л. 402 - 407, 410.

25. ГАРФ, ф. 3316, оп. 2, д. 121, л. 17 - 18.

26. ВЫШИНСКИЙ А. Я. УК. соч., с. 98.

27. См.: ЗИМА В. Ф. Голод в СССР 1946 - 1947 годов: происхождение и последствия. М. 1996, с. 98 - 100; СССР и холодная война. М. 1995, с. 152 - 153, 220 - 221, 246 - 247.

Постоянный адрес данной публикации: