В последние годы на страницах научных журналов и в научно-популярных книгах все чаще встречаются довольно пессимистические высказывания в адрес исторической науки. "Многоголосый хор уверяет нас в том, что историческая наука стоит перед банкротством..." ¹ , - признал в 1966 г. западногерманский историк и философ Р. Витрам. У рядового читателя может даже сложиться впечатление, "что история - это действительно чепуха, нравоучительные легенды на темы прошлого, необходимые для удовлетворения текущих нужд политики, как либеральных, так и консервативных". Это слова видного американского социолога С. Райт-Миллса, по мнению которого, "большая часть исторической науки уже не отвечает требованиям современности" ² . "Историческая наука разваливается. Она, как плавучий лед с наступлением арктической весны" ³ , - с грустью писал западногерманский историк О. Андерле в 1957 году.

Крупный специалист по истории развития науки Дж. Бернал распространил свой скептицизм на все отрасли общественных наук. "Все эти области знания можно классифицировать как науки лишь постольку, поскольку они используют научные методы, применяемые в естественных науках..., - пишет он. - Следовательно, многие части этих учений являются науками лишь по обычаю или в целях исследования - они незаметно сливаются с научными формами религии, литературы и искусства... В самом деле, многое из лучшего в общественной науке настоящего и прошлого заключено в романах и поэмах, в пьесах и кинофильмах" ⁴ .

В последние годы мы стали свидетелями и такого своеобразного явления, как создание новых, "подлинно научных исторических наук". Цитированный уже нами С. Райт-Миллс пишет, что "многие историки говорят теперь, и, по моему мнению, слишком горячо, о "научной истории" и пытаются применять в своей работе чрезвычайно формальные и даже специально антиисторические методы..." ⁵ . Профессор А. Марчевский выпустил в 1965 г. в Женеве свое "Введение в квантитативную историю". Временем рождения новой отрасли науки он считает 1950 г.; когда Международная ассоциация по изучению доходов и богатства приняла решение об изучении этих явлений за более продолжительные периоды времени. Первой ласточкой, возвещающей о создании новой исторической науки, группа английских историков считает издание книги П. Ласлета "Мир, который мы потеряли" ⁶ . О новой истории (или

¹ R. Wittram. Zukunft in der Geschichte. Zu Grenzfragen der Geschichtswissenschaft und Theologie. Gottingen. 1966, S. 27.

² C. Wright Mills. The sociological imagination. New York. 1961, p. 157.

³ "Historische Zeitschrift", 1957, Heft 2, S. 331.

⁴ Дж. Бернал. Наука в истории общества. М. 1956, стр. 529.

⁵ С. Wright Mills. Op. cit., pp. 156 - 157.

⁶ P. Laslett. The world we have lost. 1965.

о новой экономической истории) идут разговоры и среди американских историков. "С середины 1950-х годов наблюдается тенденция, что среди молодых (или не так уж молодых) специалистов по истории экономики все чаще идут разговоры о "новой" экономической истории, - пишет Л. Дэвис в своей статье, опубликованной в конце 1966 года. - В последние годы мы услышали, что "новая" история - это единственный выход и надежда нашей профессии..." ⁷ .

Вокруг всех этих начинаний, как и следовало ожидать, разгорелись споры. Одни историки относятся к новым экспериментам не только скептически, но даже с опаской. В обращении к членам Американской Исторической Ассоциации в декабре 1962 г. его президент К. Бриденбо говорил об опасности проникновения в историю "дегуманизирующих методов социальных наук" ⁸ . В то же самое время другие историки возлагают большие надежды на применение новых методов, прежде всего на использование современной вычислительной техники в исторических исследованиях ⁹ .

Но в чем же все-таки дело? Что скрывается за иногда довольно резко выраженным недовольством современным состоянием истории как науки? Нужно ли нам действительно создавать новую историческую науку?

Нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что авторами всех цитированных нами пессимистических рассуждений являлись представители буржуазной исторической науки. И если присмотреться повнимательнее, то обнаруживается, что жалобы о крахе истории, об ее несостоятельности как науки стали раздаваться после 1917 г., особенно же после второй мировой войны.

Когда в конце XIX в. Кембриджский университет приступил к изданию многотомной "Истории нового времени", ее авторы выразили спокойную уверенность в том, что "вся необходимая информация уже в достигаемой близости и что наступило время, когда можно решать все проблемы". Историю считали способной на такие же подвиги, как и другие науки. Спустя 60 лет, уже после второй мировой войны, составители очередного издания этой многотомной серии с грустной иронией вспомнили оптимизм своих предшественников и признали, что среди историков распространяется скептическое отношение к своей науке, мнение, что, поскольку "все исторические суждения включают в себя личную точку зрения и саму личность исследователя, то одно суждение столь же хорошо, как и другое, и никакой объективной исторической правды вообще не существует" ¹⁰ . Эволюция во взглядах авторов кембриджской "Новой истории" хорошо отражает перемену во взглядах многих буржуазных историков, распространение идей агностицизма и пессимизма, отчаяния и неверия как в будущее человечества, так и в возможности и способности своей науки.

Для Р. Витрама история стала какой-то страшной субстанцией, "самой жестокой и хрупкой, которую вообще можно себе представить, это замерзшее время, которое намного темнее ночи в межзвездном пространстве" ¹¹ . При каждой более или менее сложной проблеме историк встречается, по его мнению, со столь различными и противоречивыми

⁷ L. Davis. Professor Fogel and the new economic history. "The economic history review", Second series, Vol. XIX, Dec. 1966, N 3, p. 657; см. также: W. O. Aydetotte. Quantification in History. "The American historical review", 1966, N 3, pp. 803 - 804, 824; R. W. Fogel. The new Economic History. "The economic history review", Second series. Vol. XIX, N 3, pp. 642 - 643.

⁸ "American history and the social Sciences". Ed. by E. N. Saveth. L. 1964, p. 3.

⁹ C. C. Andrae. Clio infor automationen. "Historisk tidskrivt", 1966, N 1; J. Weibull. Kvantitativ metod in historisk forskning. "Historie", 1966, N 1.

¹⁰ Цит по: E. H. Carr. What is history. L. 1964, p. 8.

¹¹ R. Willram. Op. cit., S. 28.

явлениями, "что любая формула может подвести" ¹² . "Покончено с иллюзорными представлениями о том, что мы в лице истории имеем дело с чем-то материалистическим и целостным..., - пишет он, - что мы можем создать, одинаково плотную и фотографически точную картину исторической действительности, над изучением которой могут объединенными силами работать хорошо организованные отряды ученых..." ¹³ .

Причины появления таких пессимистических настроений кроются в самих событиях последнего времени, и это не могут скрыть от себя и некоторые более дальновидные буржуазные историки. Все это настроения потерпевшего крушение поколения, пишет английский историк Э. Х. Карр, горькие размышления людей, которые стали смутно подозревать, что буржуазное общество не единственно возможное общество, что оно, может быть, не имеет будущего. Это - настроение людей, у которых укрепление позиций социализма во всем мире вызывает чувство страха и отчаяния ¹⁴ .

Наиболее четко отчаяние буржуазии нашло отражение в книге немецкого историка О. Шпенглера "Упадок Запада". В ней история человечества изображается в виде ряда бессмысленных повторяющихся катастроф. Оценивая такие настроения, В. И. Ленин в 1922 г. писал, что "старая буржуазная и империалистическая Европа, которая привыкла считать себя пупом земли, загнила и лопнула в первой империалистической бойне, как вонючий нарыв. Как бы ни хныкали по этому поводу Шпенглеры и все способные восторгаться (или хотя бы заниматься) им образованные мещане, но этот упадок старой Европы означает лишь один из эпизодов в истории падения мировой буржуазии..." ¹⁵ .

Очень часто, когда говорят о кризисе истории, мы имеем в действительности дело с сетованиями на крушение немарксистских концепций истории, кризисом устаревших дескриптивных методов буржуазной историографии. Но нельзя забывать и о других аспектах рассматриваемых процессов. Стремление применять какие-то новые методы и исследовательские приемы может являться выражением и творческих поисков. В среде немарксистских ученых они могут свидетельствовать и о неудовлетворенности традиционным для буржуазной науки противопоставлением истории и естествознания. В безрадостных суждениях по поводу истории подчас звучат минорные нотки. "Немецкие ученые десятилетиями учили, что, помимо того, что история подчиняется также самым общим правилам логики, изучение ее и занятия естественными науками являются противоположными полюсами, - пишет Э. Винд в сборнике "Философия и история", - и первый долг каждого историка - отречься от всех симпатий к идеалам людей, стремящихся абстрагировать мир математическими формулами" ¹⁶ . В классификациях наук, выработанных философами-идеалистами, история представляет собой какой-то своеобразный антипод точных наук.

Появление марксизма означало коренной перелом и во взаимоотношениях естествознания и общественных наук. К. Маркс и Ф. Энгельс считали, что общественные процессы можно и нужно изучать именно таким же образом, как и процессы, которые имеют место в природе. "Моя точка зрения состоит в том, что я смотрю на развитие экономической общественной формации, как на естественноисторический процесс..." ¹⁷ , - указывает К. Маркс в предисловии к первому тому "Капитала". К. Маркс, очень хорошо представлявший себе, что он как специа-

¹² Ibid., S. 48.

¹³ Ibid., S. 27.

¹⁴ E. H. Carr. Op. cit., pp. 8, 97 - 98.

¹⁵ В. И. Ленин. ПСС. Т. 45, стр. 174.

¹⁶ E. Wind. Some points of contact between history and naturat science. Philosophy and History. N. Y. 1963, pp. 255 - 256.

¹⁷ К. Маркс. Капитал. Т. I. 1955, стр. 8.

лист по общественным наукам может работать методами, весьма похожими на исследовательские методы физиков и естествоиспытателей, в то же самое время ясно сознавал, что было бы вздором думать, будто в обществе можно обнаружить закономерности, в какой-то степени копирующие законы природы. Возражая немецкому философу Ланге. К. Маркс указал, что "перенесение биологических понятий вообще в область общественных наук есть фраза" ¹⁸ . Маркс никогда не упускал из виду то существенное различие между развитием в природе и обществе, которое заключается в том, что в обществе мы имеем дело с быстро и радикально изменяющейся общественной средой, и именно это чрезвычайно осложняет изучение общественных процессов, налагая на них печать историзма ¹⁹ . Предостерегая от упрощенного перенесения законов естествознания в область общественных наук, основоположники марксизма указывали прежде всего на то, что в последнем случае мы имеем дело с более сложными и историческими явлениями. Но некоторые закономерности, которые проявляются при изучении более сложных явлений в природе, могут проявляться и в обществе. Указывая на те случаи в процессе товарообмена, где вещь формально может иметь цену, не имея стоимости, К. Маркс продолжает: "Выражение цены является здесь мнимым, как известные величины в математике" ²⁰ . Капитализм характеризуется К. Марксом как способ производства, "при котором правило может прокладывать себе путь сквозь беспорядочный хаос только как слепо действующий закон средних чисел" ²¹ .

31 мая 1873 г. К. Маркс писал Ф. Энгельсу: "...ты знаешь таблицы, где цены, учетный процент и т. д. и т. п. представлены в их движении на протяжении года и т. п., идущими вверх и вниз зигзагообразными линиями, я неоднократно пытался - для анализа кризисов, вычислить эти восходящие и нисходящие в виде неправильных кривых и думал (думаю еще и теперь, что с достаточно проверенным материалом это возможно) математически вывести из этого главные законы кризисов" ²² . Исследуя разные стороны общественно-экономического развития, К. Маркс и Ф. Энгельс умели подходить к имеющимся в их распоряжении статистическим материалам как к рядам чисел и тщательно следили за связями, которые обнаруживались между ними. На основе материалов об экономическом развитии Европы в середине XIX в. Ф. Энгельс пришел в 1886 г. к выводу, что если "производительные силы растут в геометрической прогрессии, то рынки расширяются в лучшем случаев арифметической" ²³ . Затрагивая проблемы демографических процессов, К. Маркс писал: "не только число рождений и смертных случаев, но и абсолютная величина семейств обратно пропорциональны высоте заработной платы, т. е. той массе жизненных средств, которою располагают различные категории рабочих" ²⁴ . Рассуждения Маркса по проблемам исторической демографии очень поучительны для изучения его методов исторических исследований. "Абстрактный закон населения существует только для растений и животных, пока в эту область исторически не вторгается человек" ²⁵ , - заявляет К. Маркс. Но в сложной исторической обстановке закон капиталистического накопления, определяющий и динамику движения народонаселения, принимает мистический вид закона природы. По существу же он является математически точным. "Употребляя математическое выражение, - пишет К. Маркс, -

¹⁸ В. И. Ленин. ПСС. Т. 18, стр. 349.

¹⁹ См. В. И. Ленин. ПСС. Т. 1, стр. 476.

²⁰ К. Маркс. Капитал. Т. 1, стр. 109.

²¹ Там же.

²² К. Маркс и Ф. Энгельс. Письма о "Капитале". М. 1948, стр. 192.

²³ Ф. Энгельс. Предисловие к английскому изданию. В кн.: К. Маркс. Капитал. Т. 1, стр. 31.

²⁴ К. Маркс. Капитал. Т. 1, стр. 649.

²⁵ Там же, стр. 637.

величина накопления есть независимая переменная, величина заработной платы - зависима, а не обратно" ²⁶ . Законы таких конкретно-исторических процессов, как демографические процессы, К. Маркс сумел выразить с четкостью математических формул.

Приведенные примеры о проведении анализа общественных явлений математическими методами касались процессов экономики, в той или другой степени проблем развития производительных сил (в том числе и такой производительной силы, как народонаселение). Но мы считаем, что эти конкретные наблюдения можно в некоторой степени распространить на историческую науку и в более широком смысле этого слова. Ведь марксистский подход к, истории тем и отличается, что исследователь всегда видит связь между самыми различными сферами исторической деятельности человека и самой важной и фундаментальной ее сферой - экономической деятельностью. В принципе никто из историков - ни историки дипломатии, ни историки войны, ни историки литературы, ни историки театра - не может при решении своих специфических проблем оставлять в стороне глубинные процессы развития и изменения производительных сил и производственных отношений. История, этот беспрерывно текущий и чрезвычайно широкий поток событий, - очень благодатное поле для сравнительных анализов. Историк может сравнивать процессы в различных географических средах (горизонтальный разрез) и сравнивать события близкого и более отдаленного прошлого (вертикальный разрез).

Влечение историков к математике - явление отнюдь не новое. И в связи с этим следует припомнить работу французского историка Ф. Симиана. Его, как в свое время К. Маркса и Ф. Энгельса, стали привлекать кривые, изображающие динамику роста или спада продукции, движения населения и других побочных, явлений. Больше всего Симиан интересовался динамикой заработной платы, за движением которой во Франции с конца XVIII века он пытается проследить. Как и марксистские историки, он хорошо понимал решающее значение развития производительных сил и сделал интересный анализ циклов экономического развития, хотя и не всегда можно согласиться с его интерпретацией результатов своих наблюдений. Но в данном случае нас интересует прежде всего методика, которой пользовался Симиан в своих исследованиях.

Прежде всего он был очень строг и последователен в критике исторических источников. Новым и важным при этом было то, что он ввел в критику источников элемент математической статистики и своеобразной "информационной" проверки (он сам называл это внутренней проверкой источника). Он не интересовался просто достоверностью источника, субъективностью или объективностью содержавшихся в нем данных. Он задавал и такой вопрос: мог ли вообще автор источника знать данные, о которых он говорит, как он понимает эти данные, каким образом они до него дошли и насколько они статистически репрезентативны (представительны)? ²⁷ . При математико- статистической обработке данных, полученных из исторических источников, он явно ощущал их недостатки и резюмировал следующими грустными словами неудачные результаты своих первых исследований: "Предпринятый таким образом труд шел ощупью, тянулся и в конце концов не дал ничего, кроме выводов, лишенных всякого интереса, привел к выяснению связей, которые почти ничего не объясняли, в общем все это нельзя было считать наукой в собственном смысле слова" ²⁸ . Но, несмотря на постигшие его вначале неудачи, Симиан не потерял веры в возможность успешного применения

²⁶ Там же, стр. 626.

²⁷ F. Simiand. Le salarie, l?evolution sociale et la monnaie. P. 1932, pp. 38 - 39, 199.

²⁸ Ibid., p. 7.

математических методов. "Применение математики позволяет легко решать вопросы, перед которыми обыкновенные методы анализа могут прийти в смятение или оказаться недееспособными...", - писал исследователь. Он указал также на мысли, выраженные уже М. Пэнлевом, о том, что при сложных анализах язык математики куда более пригоден, чем обыкновенная человеческая речь ²⁹ . Исторические исследования, как правило, не ведут "дальше выяснения качественных причинных связей между фактами, - пишет Ж. Лефевр, вновь обративший наше внимание на работы Симиана. - Естественные науки, наоборот, занимаются вычислениями, измерениями, взвешиваниями, они хотят обнаружить количественные связи. Симиан стремился пересадить в политическую экономию, социологию и социальную историю эти поиски количественных связей, без которых не может быть науки" ³⁰ .

Поиски Симиана продолжили Э. К. Лабрусс, Ж. Лефевр и другие французские историки, сгруппировавшиеся вокруг журнала "Annales". В работах представителей этого направления видят подчас только попытку перенести точные методы естествознания в область исторических исследований. "Научно настроенные историки просто следовали по стопам естествоиспытателей", - утверждает Х. Стюарт Хьюс ³¹ . Но такую характеристику вряд ли можно считать правильной и всеохватывающей. В настоящее время для поисков лучших представителей этого направления характерно отнюдь не слепое подражание исследовательским методам естественных наук, а, наоборот, целенаправленный интерес к специфическим для истории проблемам анализа и измерения качественных явлений. Для них свойственно также сознательное или неосознанное применение методов исторического материализма.

Характерной с этой точки зрения можно считать опубликованную в Польше статью французского историка А. Собуля "Описание и измерение в истории общества". История, поскольку она интересуется человеком как членом общества, "остается еще прежде всего описательной наукой, - пишет Собуль. - Метод описания преобладает над методом измерения, что, однако, не свидетельствует о какой-либо резигнации или о том, что вообще перестали стремиться путем выявления возникающих между человеческими группами взаимоотношений выяснить связи, поддающиеся описанию" ³² . Если в исследованиях по истории экономики можно ограничиться чисто количественным анализом флуктуации цен, как этим, например, занимался Симиан, указывает Собуль, то при изучении истории человеческого общества в более широком смысле надо прежде всего обратить внимание на то, как на все это реагировали разные социальные группы и прослойки общества. "В таком понимании история общества, очевидно, представляет собой историю количественную, однако лишь при том условии, что цифровые данные, которыми она пользуется, нельзя превратить в оторванные от человека и общества абстракции..." ³³ . Ясное понимание всех опасностей, которые угрожают историкам в лабиринтах абстрактных чисел и со стороны чародейственной магии цифр, ни в коей мере не останавливает Собуля перед желанием пойти дальше простого описания - к измерениям. "Любую человеческую деятельность можно анализировать и количественно..., - заявляет он. - Вообще можно сказать, что явления классовой борьбы можно подвергать статистическому анализу, несмотря на то,

²⁹ F. Simiand. La methode positive en science economique. P. 1912, pp. 107 - 108.

³⁰ G. Lefebvre. The movement of prices and the origins of the French revolution. В кн.: Jeffry Kaplow. New perspectives on the French revolution. Readings in historical, sociology. N. Y. 1965, p. 104.

³¹ H. Stuart Hughes. History as art and as science. Twin vistas on the past. N. Y. - Evanston - L. 1964, p. 15.

³² A. Soboul. Opis i miara w hisiorii spotecznej. "Kwartalnik historyczny", LXXIII, 1966, N 2, p. 278.

³³ Ibid., p. 280.

имели ли они индивидуальный (как - выступления на селе в XVIII и XIX вв.) или коллективный характер; причем, однако, классовое сознание опять-таки относится прежде всего к области качественного описания" ³⁴ . Именно такое диалектическое применение как методов статистического анализа, так и глубокого качественного анализа свойственно работам В. И. Ленина по истории революционного движения и рабочей печати в России ³⁵ .

Попытки приблизить историю к другим отраслям науки, применять в ней математические методы - очень характерная и важная черта в развитии исторической науки. По-видимому, эти поиски не были бы столь трудными, если бы исследователей по рукам и ногам не связывали бы метафизические представления о природе исторической науки, о ее противоположности естественным наукам. Почти за полстолетие до Симиана К. Маркс и Ф. Энгельс, как мы видели, подходили к вопросам методики и методологии исследований в общественных науках диалектически и считали применение математических методов в этих-науках не только принципиально возможным, но и полезным.

Новый этап в развитии этих вопросов наступает после второй мировой войны, когда ученые получают в свое распоряжение такое новое мощное оружие аналитических исследований, как электронно-вычислительная машина. "В течение (нескольких последних лет все увеличивающееся количество исследователей общественных явлений стало понимать, какую неоценимую помощь могут им оказать в исследовательской работе вычислительные машины", - пишут американские историки Дж. Клабб и Г. Аллен в 1967 г. в своей статье "Вычислительные машины и исторические исследования". Однако если применять их без подобающей подготовки и поверхностно, то "многие возможности этой техники могут оказаться неиспользованными и можно прийти к выводам, которые в конечном счете окажутся тривиальными или ошибочными" ³⁶ . По мнению американских авторов, было бы неправильно видеть в вычислительной технике лишь орудие производства и не стремиться к раскрытию при их помощи новых теоретических аспектов изучаемых проблем или явлений. Применение современной вычислительной техники может дать возможность не только более глубоко проникнуть в историю народных масс, но и более успешно применить историко-сравнительные методы и, следовательно, получить более ясное представление об истории одной нации или народа как составной части истории определенной части света или всего человечества. Новая техника ставит перед исследователями новые требования и в смысле подготовки материала для проведения анализа при помощи электронно-вычислительных машин. "Короче говоря, для эффективного использования новой техники требуется более систематический и строгий подход к материалу, требуются более специфические и точные формулировки" ³⁷ .

Американские историки выражают надежду, что со временем наряду с применением новой вычислительной техники образуется и сеть архивов нового типа, в которых исторические данные будут храниться в мозгах электронно-вычислительных машин и смогут быть выданы исследователям по первому требованию в любой комбинации ³⁸ . В организованном в 1962 г. группой американских университетов и колледжей консорциуме для политических исследований идет уже сбор и накопле-

³⁴ Ibid, p. 282, 286.

³⁵ В. И. Ленин. О статистике стачек в России. ПСС. Т. 19, стр. 377 - 406; его же. Роль сословий и классов в освободительном движении. ПСС. Т. 23, стр. 397 - 399; его же. Язык цифр. Там же, стр. 427 - 432; его же. Из прошлого рабочей печати в России. ПСС. Т. 25, стр. 93 - 101.

³⁶ Jerome M. Clubb and Howard Allen. Computers and historical Studies. "The journal of American History", LIV, Decembre, 1967, N 3, pp. 599, 607.

³⁷ Ibid., p. 605.

³⁸ Ibid., pp. 599 - 600.

ние данных по демографии, социальной и экономической истории Соединенных Штатов Америки с 1790 г. до настоящего времени и всех материалов о первых выборах в Америке ³⁹ .

В последнее время прежде всего благодаря трудам французского ученого Л. Генри вырабатывается специальная математическая методика и для историко-демографических исследований ⁴⁰ . Другая область, где историки дошли уже до более сложных и точных методов математического анализа, - это история экономики. Как английскими, так и немецкими историками обработано большое количество историко-статистических материалов с использованием точных индексов и уравнений для выяснения господствующих тенденций ⁴¹ . Польские историки в последнее время стали усиленно заниматься политической экономией феодализма, разрабатывая модели феодальной экономики ⁴² .

В области применения электронно-вычислительных машин в исторических исследованиях достигнуты определенные результаты и советскими учеными. Пионерами этой работы стали новосибирские ученые, прежде всего В. А. Устинов ⁴³ . Принципиальная важность всех проделанных до настоящего времени работ состоит прежде всего в том, что открылись реальные возможности обработки массовых материалов.

В применении математических методов и электронно-вычислительных машин наблюдаются разные темпы. Есть области (может быть, даже лучше сказать пограничные области) исторических исследований, где математические методы применяются давно, и уже сейчас находится в обиходе довольно сложный механизм математических уравнений. Это такие области, где материал источников уже сам математически формализован, как, например, историческая демография или история экономики. Меньше прогресса в этом смысле можно, пока наблюдать на самом широком поле исторических исследований, а именно в том океане человеческих страстей, классовых столкновений, духовного творчества, борьбы науки и суеверия, что в самом общем и в самом сложном итоге представляет собой историю людей. Если историческая демография, как правило, "измеряет" человека в трех-четырех точках - в момент рождения, заключения брака (и рождения детей) и смерти, то объект истории - жизнь человека во всей ее полноте и красочности. И тут справедливо могут возникать сомнения: может быть, дело совсем не в нежелании или неумении историков, а в недостатках математики, которая не располагает еще методами анализа столь сложного материала.

Не все можно, да и те нужно, количественно измерять. И это относится как к настоящему, так и к прошлому человечества. Попытка обязательно все измерить или моделировать может привести лишь к абсурду. Трудность и привлекательность исторических исследований состоят прежде всего в умелом сочетании количественных и качественных признаков и явлений, в комплексном их изучении. Поэтому нет надобности тратить усилия на опровержение абсурдных опасений в том, будто исто-

³⁹ Ibid., pp. 600 - 601; см. также Ralph L. Bisce. Social science Date Archives: a review of Developments. "Americal Political Science Review", LX, March 1960, pp. 99 - 109; Stein Rokkan. Data Archives for the social Sciences. The Hague. 1960.

⁴⁰ L. Henry, M. Fleury. Des registres paroissiaux a l'Histoire de la population. P. 1951; L. Henry. Fecondite des marriages. Nouvelle methode de mesure. P. 1953.

⁴¹ Как пример можно назвать фундаментальный труд A. Gayer. W. W. Rostow, A. Jacobson. Schwartz with the assistance of Isaiah Frank. The growth and fluctuation of the British economy 1790 - 1850. An historical, statistical and theoretical study of Britain's economie development. Vol. I - II. Oxford. 1953; W. Abel. Agrarkrisen und Agrarkonjunktur in Mitteleuropa vom 13. bis zum 19. Jahrhundert. B. 1935.

⁴² B. Jewsiewicki. Uwagi a stosowaniu maszyn cyfrowych w badaniach historysticnych. "Kwartalnik Historii Kultury materialnej", 1965, Nr. 4; A. Wyczanski. Studia nad folwarkiem szlacheckim w Polsce w latach 1500 - 1580. Warszawa. 1960.

⁴³ Своеобразной сводкой этих результатов является книга В. А. Устинова "Применение вычислительных машин в исторической науке (для анализа массовых исторических источников)". М. 1964.

рической науке может грозить обязательное втискивание всех ее богатств в какое-то прокрустово, ложе математики. Вопрос идет о том, в какой мере, где и когда можно и нужно применять математические методы в исторических исследованиях. Однако в конкретной общераспространенной практике научной работы образовался слишком большой разрыв между историей и математикой. В области исторических исследований (и не только в специальных работах по исторической демографии или истории экономики) очень много таких относительно простых процессов и явлений, которые мы можем изучать уже ныне существующими общими методами математического анализа. И только после того, как мы применим и "испробуем" ныне существующие методы, мы можем надеяться дойти до новых, специально предназначенных для исторических исследований методов ⁴⁴ .

Одной из самых больших опасностей, которая грозит историку при применении методов корреляционного анализа и вообще математической статистики, являются своеобразные псевдовыводы, вследствие того, что в распоряжении исследователя нет данных о всех факторах, влияющих на определенный процесс. Для иллюстрации этого приведем пример из интересной, работы польского историка И. Рихликовой. Изучая движение

⁴⁴ В связи с этим целесообразно остановиться на философских аспектах некоторых применяемых в математике методов анализа. Довольно общепринятым является представление о том, что если в естественных науках мы имеем дело с функциональными связями, то в человеческом обществе мы таковых не встречаем. Но в действительности и естествоиспытатели, уже давно пришли, к грустному выводу, что и в природе функциональные связи можно наблюдать лишь на самом элементарном, механическом уровне. "Но такие функциональные связи в природе крайне редки, - пишет Л. Н. Самойлов. - Даже те физические величины, которые на практике считаются функционально зависимыми, в действительности связаны вероятностным образом: при заданном значении одной из этих величин другая как бы "колеблется", но в столь малых пределах, что практически на, это не обращают внимания... В стихийных природных процессах функциональные связи еще более скрыты" (Л. Н. Самойлов. Корреляция как форма диалектической связи. "Вопросы философии", 1965, N 3, стр. 49). Поэтому, когда мы подчеркиваем, что в исторических исследованиях при применении математических методов мы должны обратить прежде всего внимание на массовые данные и искать не функциональные, а статистические вероятностные связи, мы, по существу, отнюдь не противопоставляем исторические исследования исследованиям в области естественных наук. В широком смысле слова под корреляцией подразумевается взаимозависимость и соотношение понятий, предметов и функций. "Лабильные, переплетающиеся корреляционные связи обычно образуют сложную причинно-следственную сеть, - пишет тот же Л. Н. Самойлов, - для исследования которой строгие правила индукции, разработанные традиционной формальной логикой, оказались недостаточными" (Л. Н. Самойлов. Указ. соч., стр. 50). Часто (и при этом правильно) предупреждают против замены причинно-следственных связей корреляционными связями и указывают на то, что, когда какое-либо явление или признак коррелируется другим, мы ни в коем случае не имеем права заключить, что одно вызвано другим. И это неизбежно бросает тень на корреляционный анализ, дает повод подозревать, что при помощи этого анализа можно выявить лишь связи и отношения, так сказать, второго сорта. Л. Н. Самойлов в своей статье показывает, что дело не совсем так. "Соотношение принципов причинности и корреляции все же не так очевидно, как это может показаться на первый взгляд", - пишет он и указывает на диалектический характер этих взаимоотношений. "Высокая корреляционная связь причинно обусловлена. Она контролируется сложным сочетанием причин и следствий... Что касается выявления того, как связаны эти признаки, почему между ними существует тесная связь, каков ее "механизм", - это уже следующая задача. Для начала важно установить, что оба признака есть следствие какой-то третьей причины или группы причин. Выявление корреляций в исследовательской работе - лишь первый шаг к причинному детерминизму, а теория корреляции служит важным средством ориентации в мире причинности" (Л. Н. Самойлов. Указ. соч., стр. 53). Причинно- следственные связи, к сожалению, довольно редко встречаются в явно неприкрытом виде. Как правило, мы начинаем их ощущать лишь в конце длительного пути поисков, где мы все время ищем, что с чем связано. И при сравнении и измерении силы различных связей корреляционный анализ оказывает нам неоценимые услуги. Выясняя, как в деревне пореформенной России между собой были связаны аренда земли, отработки, заработки на стороне, обеспеченность землей, рабочей силой и скотом, В. И. Ленин пришел к блестящим выводам о том, что причиной всех этих процессов явился процесс развития капитализма в деревне.

цен пшеницы в фольварках в окрестностях Гданьска и Кракова в конце XVIII в., она обнаружила сильную корреляцию, и отсюда можно было бы сделать вывод, что цены в одном районе зависели от цен в другом районе и, следовательно, экономические связи между районами были сильны. Однако при более близком рассмотрении исторического процесса оказалось, что движение цен как в районе Гданьска, так и в районе Кракова зависело от колебаний урожаев, которое было одинаковым и тут и там ⁴⁵ .

Результатом наблюдавшегося в последние годы в нашей стране заметного оживления на поприще общественных наук является возрождение и бурное развитие таких новых направлений и областей науки, как социология и научный коммунизм. Как и все марксистские дисциплины, они стремятся к познанию закономерностей общественного развития; при этом они отнюдь не ограничивают поле своей деятельности лишь сегодняшним днем, но изучают и прошлое, опираясь в своих выводах на исторический опыт человечества. Много таких проблем, которыми с одинаковым успехом могут заниматься как специалисты по научному коммунизму, так и социологи и историки. И здесь, следовательно, встает проблема взаимоотношений этих дисциплин. Тут возникает опасность, что на долю истории останется лишь описание, анализ индивидуального и специфического.

"В литературе весьма широко распространено мнение, что отличительной чертой теории является вскрытие законов развития объектов в абстрактной форме, история же прослеживает конкретный ход исторического процесса со всеми его индивидуальными особенностями, отклонениями и зигзагами", - пишет В. С. Добриянов, автор одного из исследований (к сожалению, слишком редких), посвященных общеметодическим и теоретическим аспектам исторического познания. "Этот взгляд, - продолжает он, - однако, весьма неполно вскрывает особенности теории и истории и при абсолютизации ведет к эмпиризму в истории, к отрыву единичного и случайного от общего и закономерного, к обеднению познавательного содержания исторических наук. Если история рассматривает и описывает лишь проявления законов исторического процесса, вскрытых и сформулированных теорией, значит, она всего лишь иллюстрирует теорию, не дает нового знания об объекте и ее ценность заключается разве что в популяризации теоретических выводов" ⁴⁶ . Постановка вопроса о том, представители какой научной дисциплины должны заниматься изучением закономерностей, представляется нам вообще не совсем оправданной. Более обоснованной и рациональной кажется постановка вопроса об организации взаимодействия различных дисциплин, об организации комплексных исследований, перед которыми ставится цель вскрыть закономерности в результате объединенных усилий представителей различных дисциплин. А в отношении исторической науки можно и полезно поставить вопрос об обогащении арсенала этой научной дисциплины методами и методическими приемами соседних дисциплин.

В буржуазном мире до настоящего времени преобладает традиция, противопоставляющая историю и социологию. Правда, больше подчеркивают это социологи. "В социологии стремятся к выяснению причинности, - пишет финский социолог Э. Алларт. - В истории, пожалуй, больше стараются показать, какие определенные события и явления были при-

⁴⁵ I. Rychlikowa. Studie nad tovarowe produkeia wielkej jwlasnosci w Malapolsce w latach 1764 - 1805. Czesc I. Towarowe gospodarka zbozowa. Wroctaw - Warszawa - Krakow. 1966, pp. 181 - 183; ejusd. Niektore zagadnienia metodyczne w badaniach cen i rynku w drugie polowie XVIII wieku (na przykladzie rynku pszenicznego w Malopolsce). "Kwartalnik Historyczny Kultury materialnej", 1964, N 3, pp. 398 - 401.

⁴⁶ В. С. Добриянов. Методологические проблемы теоретического и исторического познания. М. 1968, стр. 64.

чиной, поводом или мотивом какого-то действия или выбора. Все эти причины, мотивы и поводы объединяются всегда в определенные ситуации, и в этом смысле в истории всегда исследуют неповторимое" ⁴⁷ . Буржуазные социологи считают именно своей задачей создание общей теории исторического развития. По мнению цитированного уже нами С. Райт-Миллса, современная социологическая наука движется в трех главных направлениях: "В направлении теории исторического развития... В направлении систематической теории, характеризующей человека и общество... В направлении эмпирических исследований явлений и проблем современного общества" ⁴⁸ . В практике буржуазной науки социологией нередко называют все те более содержательные исторические исследования, авторы которых не ограничиваются описанием, а стараются дойти до выяснения общих тенденций или закономерностей. Когда с призывами к обогащению истории социологией выступают буржуазные историки, то это часто просто призывы поднять теоретический уровень истории, преодолеть преобладающую в ней описательность. Английский историк Э. Х. Карр считает, что "чем более социологической становится история и чем более исторической станет социология, тем лучше для них обеих. Пусть граница между ними держится широко открытой для двустороннего движения" ⁴⁹ .

Консорциум политических исследований в Соединенных Штатах Америки (о котором у нас уже шла речь) - своеобразный и довольно интересный пример сотрудничества социологов и историков. У сотрудников Центра социологических исследований при Мичиганском университете появилась мысль, что все материалы, накопившиеся в результате многолетней деятельности их центра, могли бы быть с успехом использованы и историками, которые подвергли бы их анализу при помощи электронно- вычислительных машин. Хотя консорциум, как пишут Дж. Клабб и Г. Аллен, "был создан первоначально лишь специалистами политических наук и вначале занимался данными из современности, и в особенности материалами анкетных исследований, расширение области накопления архивных материалов был естественный и логический шаг его дальнейшего развития. После обмена мнениями с представителями различных дисциплин и в тесном сотрудничестве с Американской Исторической Ассоциацией ...было принято решение дополнить архивы консорциума довольно большим количеством исторических материалов" ⁵⁰ .

Взаимоотношения истории и психологии можно рассмотреть, по существу, как один из частных случаев соотношения между историей и социологией. В последнее время все больше говорят о необходимости изучения психологии революционных масс. Как пишет Ж. Лефевр, историки "предпочитают изучать экономические, социальные и политические условия жизни, из которых, по их мнению, вырастает революционное движение, и они также изучают события этого движения и его результаты. Но втиснутым между причинами и результатами лежит процесс формирования коллективного сознания ⁵¹ . Нет сомнения, что и этот процесс заслуживает специального внимания, и тут нам не следует игнорировать достижения психологии, и в первую очередь социальной психологии.

Благодаря применению математических методов анализа или использованию приемов исследования, выработанных социологами и психологами, мы можем получить о рассматриваемых нами процессах и явлениях

⁴⁷ Е. Allardt. Historian ja sosiologian suhde. "Historiallinen aikakauskiria", 1966, N 3, S. 202.

⁴⁸ C Wright Mills. Op. cit., pp. 22 - 23.

⁴⁹ E. H. Carr. Op. cit., p. 66.

⁵⁰ J. M. Clubb, H. Allen, Op. cit., p. 600.

⁵¹ G. Lefebvre. The revolutionary crowds. В кн.: J. Kaplow. New perspectives on the French Revolution. Readings in historical Sociology, p. 175.

более точные данные, чем до сих пор. Но в практике исследовательской работы оказывается, что полученные в математически формализованной форме результаты трудно поддаются истолкованию. Одновременно с возрастанием точности результатов могут возрастать и трудности интерпретации. Очень часто возможны разные решения, разные интерпретации, и требуются критерии, при помощи которых мы могли бы выбирать правильное решение и отказаться от неверного. Известно, какую важную роль отводит В. И. Ленин в теории познания роли "критерия практики". "Точка зрения жизни, практики должна быть первой и основной точкой зрения теории познания... - пишет он. - Конечно, при этом не надо забывать, что критерий практики иногда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностью какого бы то ни было человеческого представления. Этот критерий тоже настолько "неопределенен", чтобы не позволять знаниям человека превратиться в "абсолют", и в то же время настолько определенен, чтобы вести беспощадную борьбу со всеми разновидностями идеализма и агностицизма" ⁵² . В исторических исследованиях критерий практики, конечно, превращается в критерий исторической практики, а последняя всегда включает в себя и качественные характеристики. Примерно такую же проверку критерием исторической практики имел в виду американский историк Л. Дэвис, когда он в своей статье о "новой экономической истории" писал, что ученые этого направления, выработав какую-либо модель исторического развития, проверяют его конкретными фактами последнего, то есть ставят вопрос, получилось ли в истории в действительности так, как должно было получиться согласно их модели ⁵³ .

И в применении методов "квантитативной истории", как назвал свои исследовательские приемы Марчевский, и в развитии "новой экономической истории" (в Соединенных Штатах Америки) мы все еще имеем дело с первыми, во многом экспериментальными работами; заканчивается лишь первое десятилетие поисков в новых направлениях. Не только выводам, но и самим методам предстоит проверка временем. И новые методы исторических исследований должны пройти строгую проверку критерием практики. Но уже сейчас можно указать на некоторые интересные тенденции, проявляющиеся в исследованиях, в которых применялись сложные методы, заимствованные из арсенала современной математики или других наук.

Это, во-первых, явное недовольство современным уровнем и состоянием буржуазной исторической науки. Представители возникшего в Соединенных Штатах Америки в конце 1950-х годов направления "новой экономической истории" считают, что все до сих пор написанное и сказанное по истории Америки недостаточно хорошо "экономически обосновано". Наша цель, пишет один из видных представителей этого направления, Р. В. Фогель, "реконструировать историю экономики Америки, опираясь на солидный фундамент количественных данных. Это чрезвычайно смелая задача, и препятствий на пути ее выполнения не перечесть" ⁵⁴ .

Во-вторых, во многих охарактеризованных нами исследованиях "нового направления" можно отметить явные признаки влияния марксизма. На состоявшейся в сентябре 1968 г. в Блюмингтоне (США) очередной конференции Международной ассоциации экономической истории был представлен ряд интересных докладов о результатах историко-демографических исследований, проведенных при помощи электронно- вычислительных машин и с использованием точных и хорошо проверенных архивных материалов. В таких исследованиях, как, например, исследова-

⁵² В. И. Ленин. ПСС. Т. 18, стр. 145 - 146.

⁵³ L. Davis. Op. cit., p. 657.

⁵⁴ R. W. Fogel. The new economic history Its findings and methods. "The economic history review". Second series. Vol. XIX, Decembre, 1966, N 3, p. 652.

ние молодого американского ученого Ф. Мендельса из Висконсина, при изучении демографических процессов в промышленных районах Фландрии в XVIII в. принимались в расчет не только демографические данные в узком смысле, но и данные об экономическом развитии. При этом исследователь пришел к выводу, что даже в таких чрезвычайно сложных процессах, как демографические, решающую роль играли экономические факторы, то есть факторы, вытекающие из процесса развития производительных сил, который в марксистском понимании истории является основным и определяющим процессом в развитии человеческого общества.

Поиски новых путей к научной истине - это, несомненно, отражение бесконечного и диалектического процесса развития человеческого познания. Не все поиски могут привести к истинной цели, на пути творческих исканий могут встретиться не только препятствия и трудности, но и тупики. Но такие поиски могут подчас свидетельствовать и о стихийном приближении к марксистской теории.

Мы остановились на процессах, явно свидетельствующих об обогащении истории методами других наук. Иногда может создаться впечатление, что конечным результатом этих процессов может быть возникновение совсем новых отраслей науки где-то в смежных областях исторической и других наук. Такие предположения высказали некоторые буржуазные социологи. Говоря о том, какими бесплодными являются схоластические занятия всеобщими теориями, и подчеркивая, что социология должна изучать конкретные исторические процессы, С. Райт-Миллс решительно заявляет: "Социология, заслуживающая уважения, это - "историческая социология" ⁵⁵ . "Но так же возможно, - пишет финский социолог Э. Алларт, - что исследования, которые ведутся в области между собственно историческими и собственно социологическими исследованиями, своеобразные гибриды... окажутся в конечном итоге самыми плодотворными" ⁵⁶ . Таким образом, мы, наконец вернулись к проблеме, поставленной в начале данной статьи: нужна ли нам новая историческая наука? И тут прежде всего опять нужно указать на то, что историки-немарксисты могут на этот вопрос ответить иначе, чем историки-марксисты.

Поле исторических исследований чрезвычайно широко, и путь от собирания фактов до их анализа и обобщений долог и труден. Разделение труда тут не только возможно, но и необходимо, и поэтому неверно было бы недооценивать большой и благородный труд по реконструкции исторического прошлого. Но в марксистском понимании истории как науки мы никогда не сводим роль историка к скромному собиранию фактов, которые передаются для анализа и обобщений представителям других научных дисциплин. Поэтому, если историк-немарксист, подразумевая под задачей истории только собирание фактов, без анализа и обобщений, говорит о необходимости отказа от такой истории и о создании новой истории, мы вряд ли можем его в чем-то обвинить.

Если на вышепоставленный вопрос отвечаем мы, марксистские историки, то наш ответ будет зависеть от того, как мы понимаем заданный вопрос. Если понимать под новой историей применение в исторических исследованиях новых, более усовершенствованных методов и современной техники, то у нас не может быть никакого разумного повода отрицать необходимость новой истории. Но совсем другое дело, если под этим подразумевается применение каких-то новых, качественно отличных принципов и методов исследовательской работы. Тогда у нас есть все основания ответить на вышепоставленный вопрос отрицательно по той простой причине, что использование примененных уже К. Марксом,

⁵⁵ С. Wright Mills. Op cit., p. 146.

⁵⁶ E. Allardt. Op. cit, p. 204.

Ф. Энгельсом и В. И. Лениным методов математико-статистического или социально- психологического анализа в исторических исследованиях не представляет для марксистов ничего принципиально нового. Речь в настоящее время идет, по существу, лишь об усовершенствовании техники исследований, и в этом смысле мы можем ответить на вопрос о необходимости обновления исторической науки положительно. И в этом процессе обновления нет, конечно, никакой надобности жертвовать традиционными положительными чертами истории как науки. История, конечно, как и любая другая наука, не занимается лишь созерцанием неповторимого. Но в то же самое время она одна из тех редких научных дисциплин, осмеливающихся изучать и неповторимое. К. Маркс и Ф. Энгельс восхищались историей из-за ее конкретности, из-за того, что именно представители этой науки должны смело окунуться в сложное море противоречивой действительности. Закономерности, открытые представителями других общественных наук, приобретают настоящую ценность лишь после их проверки в конкретной исторической практике. В процессе этой проверки они становятся уже, по существу, составной частью исторической науки. Если представители всех общественных наук могут гордиться работой над самыми сложными процессами, то у историков ко всем другим трудностям добавляются еще трудности, продиктованные необходимостью изучать процессы во времени. Если в отношении представителей других научных дисциплин, занимающихся человеком, слова "исторический подход" являются высокой мерой признания и похвалой, то для историков это родная стихия.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Ю. КАХК:

Комментарии: