Н. ПИРУМОВА. Исторические взгляды А. И. Герцена. Госполитиздат. М. 1956. 152 стр. Тираж 25000. Цена 2 руб. 50 коп.

Мировоззрению А. И. Герцена посвящены многочисленные исследования " популярные работы. Рецензируемая книга имеет целью осветить его исторические взгляды. Автор правильно пишет, что эти взгляды являлись органической частью революционно-демократического мировоззрения Герцена и были неразрывно связаны со всей его политической и революционной деятельностью. Поэтому вполне понятно, что Н. Пирумова останавливается прежде всего на философских и политических взглядах А. И. Герцена, а уже затем переходит к рассмотрению его воззрений на историю Россия и всеобщую историю. Однако общим вопросам в книге уделено слишком много места. Ряд вопросов освещен в ней очень общо, многие положения провозглашаются, а не раскрываются на конкретно-историческом материале.

Введение к книге слишком кратко и изобилует общими положениями, излагаемыми нередко в упрощенном виде. Например, на стр. 12 сказано: "А. И. Герцен, В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов указывали на народ, как

на революционную силу, и выступили с революционней агитацией, обращенной непосредственно к народным массам". Автор не учитывает, что "Колокол", "Отечественные записки" и "Современник", где печатались Герцен, Белинский и Чернышевский, были рассчитаны на интеллигенцию, а отнюдь не на широкие массы. Подпольных обращений Белинского " Добролюбова непосредственно к народу литература не знает. Прокламация "К барским крестьянам" не дошла до народных масс. Более того, Герцен неоднократно высказывал сожаление, что его издания не доходят до народа, то есть до крестьянства.

Н. Пирумова неверно характеризует общественные течения 30 - 40-х годов. У нее получается, что все деятели того времени, за исключением Герцена и Белинского, принадлежали к реакционному лагерю. Автор утверждает, что уже в 40-х годах произошло размежевание общественного движения на либеральное и демократическое, хотя на самом деле такое размежевание в эти годы только еще намечалось. Наряду со сторонниками официальной народности Н. Пирумова называет врагами прогрессивной мысли славянофилов. Она пишет: "Славянофильство было своеобразной реакцией на рост крестьянского движения в стране и на развитие классовой борьбы пролетариата на Западе" (стр. 13). На самом деле славянофильство выражало реакцию либерального дворянства на политику царского правительства. Это дворянство искало выхода из экономического и политического тупика, к которому шла тогдашняя Россия. Чернышевский и Герцен, ведя решительную борьбу против славянофилов, видели и некоторые положительные стороны славянофильства.

Н. Пирумова пишет: "В качестве представителей буржуазно-либерального направления в русской общественной мысли выступили так называемые западники. Будучи, как я славянофилы, ярыми противниками революционного изменения существующего строя, западники стояли за проведение умеренно-либеральных реформ на базе соглашения с царизмом" (стр. 13). Автор исключает из числа западников Белинского и Герцена. Но на каком основании? Известно, что сам Герцен называл себя и свой круг западниками. Выдающимся западником являлся Грановский. Но разве его место в общественном движении России можно вместить в те рамки, которые отвел западничеству автор? Борьба, которая велась между революционными демократами и либералами (умеренными западниками) в 40-х годах, была борьбой внутри прогрессивного лагеря. И только в период революционной ситуации конца 50-х - начала 60-х годов в этом лагере произошел раскол, либералы стали тормозом на пути освобождения народа. Это обстоятельство хорошо подмечено "русским человеком" в его "Письме из провинции".

В первой главе, посвященной философским и политическим взглядам Герцена, Н. Пирумова правильно определила основные этапы жизни Герцена: доуниверситетский период, период кружковой деятельности, 40-е годы, Герцен и революция 1848 г., 50-е годы - начало и расцвет публицистической деятельности и период с 1861 г. до конца жизни. Эта периодизация дает верное представление о пути развития Герцена. Однако характеристика отдельных этапов, данная автором, вызывает замечания. Так, говоря о 30-х годах, автор пишет: "В обострявшейся борьбе между лагерем крепостников и лагерем формирующейся революционной демократии по центральному вопросу тогдашней российской действительности - о крепостном праве - А. И. Герцен занял решительную позицию непримиримой борьбы против крепостничества" (стр. 18). Но через две страницы читаем: "В процессе освобождения от либеральных иллюзий (период 50-х годов) Герцен становится революционером-демократом" (стр. 21). Чему же верить?

На самом деле в 30-х годах Герцен не был революционным демократом; он являлся тогда дворянским революционером. Неверно, будто Герцен в 30-х годах смотрел на русский народ как на активную движущую силу истории. Он даже в начале 40-х годов, по возвращении из ссылки, говорил, что ввиду крайней отсталости и темноты народных масс с ними нельзя говорить "паче, как языком священного писания.

Революционно-демократический лагерь сформировался в конце 50-х - начале 60-х годов под влиянием роста массового крестьянского движения. Это движение обусловило новое понимание роли народа в истории.

Автор не прослеживает развития философских взглядов Герцена. Он ограничивается утверждениями, не подкрепленными фактами. "Революционность и действенность метода познания Герцена, -

пишет Н. Пирумова, - объяснялась тем, что он был идеологом самого революционного в ту эпоху класса в России - крестьянства, настойчиво требовавшего своего освобождения". Этот метод "был прямо направлен против идеалистического метода диалектики Канта, Шеллинга и особенно Гегеля" (стр. 25). Характерной особенностью метода Герцена, по мнению Н. Пирумовой, было решительное проведение "во взглядах на природу и общество идей развития, идей интенсивного возникновения нового и отмирания старого" (там же). Но это едва ли правильно. Разве до Герцена никто не выдвигал положения о борьбе нового со старым? В. И. Ленин отмечал, что Герцен усвоил диалектику Гегеля и пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом. Но это не значит, что метод Герцена был направлен против идеалистической диалектики Гегеля. Непонятно также, что за особые свойства русского крестьянства дали возможность создать особые методы познания?

Нельзя обходить молчанием плодотворное влияние на Герцена передовых мыслителей Запада, как это делает в своей книге Н. Пирумова. Герцен смог подняться в решении ряда вопросов выше своих современников, потому что он опирался на достижения зарубежной науки и культуры.

Известные слова В. И. Ленина о том, что передовые люди России с жадностью прислушивались к каждому слову, высказанному в Западной Европе, относятся к деятелям 40-х годов и, в частности, к Герцену.

Автор собрал много интересных высказываний Герцена о народе, о его роли в истории, но не сделал из них правильного вывода. Он пишет: "Герцен всегда противопоставлял народ господствующим классам. В этом противопоставлении были элементы правильного понимания им классовых отношений" (стр. 29).

Однако эту характеристику нельзя распространять на все периоды деятельности Герцена. В. И. Ленин писал, что "Герцен принадлежал к помещичьей, барской среде. Он покинул Россию в 1847 г., он не видел революционного народа и не мог верить в него. Отсюда его либеральная апелляция к "верхам". Отсюда его бесчисленные слащавые письма в "Колоколе" к Александру II Вешателю, которых нельзя теперь читать без отвращения"¹ .

Нельзя видеть в высказываниях Герцена элементов правильного понимания классовых отношений. Герцен в ряде случаев не только не противопоставлял, но и пытался сблизить народ с господствующим классом и даже царем. Больше того, он сам указывал на свои ошибки по данному вопросу. "Скажем прямо и мужественно, - писал он. - Александр II не оправдал надежд, которые Россия имела при его воцарении"² . Неверно и то, что Герцен постоянно подчеркивал резкое различие интересов государства и народа (стр. 32). Герцен не всегда подчеркивал это различие. Иначе он не обращался бы к "людям дворца". Классовая природа государства, несмотря на многие замечательные догадки, оказалась нераскрытой Герценом; это подтверждает тезис, выдвинутый В. И. Лениным, о том, что Герцен остановился перед историческим материализмом.

Противоречиво и в большинстве случаев неверно объяснены высказывания Герцена о социализме: "Хотя будущее Герцен видел только в социализме, путь достижения социалистического строя он определял часто неверно, ошибался он и в созданной им теории "русского социализма" (стр. 33). Из этих слов можно заключить, что иногда Герцен высказывал верные мысли о путях победы социализма. А между тем Н. Пирумова утверждает: "После революции 1848 г. представления Герцена о социализме и средствах достижения нового строя стали принимать более действенный и конкретный характер" (стр. 34). Эту "действенность" автор книги видит в демократизме Герцена. Но едва ли можно говорить о "действенности" социализма Герцена. "В сущности, это был вовсе не социализм, а прекраснодушная фраза, доброе мечтание..."³ . По мнению автора, "признание Герценом неизбежности социализма, стремление дать ему научное, объективное историческое обоснование является одной из основных черт, характеризующих Герцена как революционера-демократа и философа-материалиста" (стр. 35). На самом деле учение о социализме было одной из наиболее слабых сторон мировоззрения Герцена.

Явно преувеличивая степень научности социализма Герцена, Н. Пирумова идет еще дальше. Она пишет: "Герцен не только верил в силы рабочего класса, - он совер-

¹ В. И. Ленин. Соч. Т. 18, стр. 12.

² А. И. Герцен. Соч. Т. 6. М. 1935, стр. 198.

³ В. И. Ленин. Соч. Т. 18, стр. 10.

шенно правильно видел историческую неизбежность победы пролетариата" (стр. 37). Далее мы узнаем, что Герцену не было чуждо понимание революционной ситуации, что он провозгласил союз рабочего класса с крестьянством и показал образцы "диалектического понимания... исторического процесса" и т. д. (стр. 39). Впрочем, на другой странице автор сам признает, что Герцен не понял роли пролетариата (стр. 40). Чему же в таком случае верить?

Глава вторая посвящена взглядам Герцена на историю России. В ней рассказывается о том, что Герцен внимательно изучал литературу и документы по отечественной истории и сам публиковал новые документы. На страницах его изданий появлялось немало исторических статей. В спорах со славянофилами и представителями других течений Герцен затрагивал почти все вопросы русской истории. Однако собственно историческим взглядам Герцена автор книги уделил мало внимания. Более половины второй главы посвящено рассмотрению вопросов не исторических, а политических. Ни одна из работ Герцена не разобрана сколько-нибудь подробно, а некоторые из них даже не упоминаются, например, такие работы, как разбор книги Корфа о воцарении Николая I, статья о Каразине и другие. В главе выдвигается ряд положений, не подкрепленных необходимыми доказательствами. На стр. 44 написано: "Культурное же влияние православной церкви на русскую жизнь совершенно отрицалось Герценом". "Анализируя социальную обстановку того времени, Герцен идеализировал древнюю Русь".

В целом, по мнению автора, Герцен правильно освещал характер деятельности Екатерины II (стр. 58). Но в чем выражалось это правильное освещение деятельности Екатерины или идеализация древней Руси, остается неясным.

Автор утверждает: "Мемуары декабристов и материалы их следственных дел говорят о том, что основной причиной, толкнувшей их на путь борьбы с самодержавием, была именно Отечественная война 1812 г. и вызванный ею патриотический подъем" (стр. 62). Слов нет, идея патриотизма играла крупную роль в революционной деятельности декабристов и Герцена. Однако Н. Пирумова должна была учесть то обстоятельство, что движение декабристов было порождено прежде всего экономическими и социальными причинами.

Н. Пирумова правильно показывает общность мировоззрения Герцена и Чернышевского. Герцен и Чернышевский принадлежали к одному направлению. Однако автор книги неправомерно стремится отделить Герцена от народничества. Н. Пирумова утверждает: "Интересно отмстить также, что Герцен выступил с решительной критикой наиболее слабых сторон народничества, возникшего как общественное течение в 60-х годах" (стр. 79).

Герцен и Чернышевский являлись родоначальниками теории и практики народничества, создателями теории русского утопического социализма. В начале 60-х годов народничество только зарождалось и еще не было оформлено ни организационно, ни политически. Существовало много направлений, кружков и групп. Одни выдвигали так называемую теорию "пассивной революции", другие призывали действовать по принципу "чем хуже, тем лучше", третьи проповедовали тезис "в борьбе все средства хороши", четвертые приходили в состояние отчаяния, и ими был даже написан "Манифест отчаяния" и так далее. Вот против этого разнобоя, против уродливых форм движения и выступал Герцен.

Автор неправильно излагает роль буржуазных либералов. Н. Пирумова пишет: "Либерализм в России выступил как идеология нарождавшейся буржуазии. В отличие от западноевропейской, русская буржуазия никогда не играла прогрессивной, революционной роли в освободительном движении" (стр. 77). Однако нельзя отождествлять слова "прогрессивный" и "революционный", как это делает автор; в некоторые периоды русские либералы играли прогрессивную роль, хотя и не были революционерами.

В третьей главе книги, "Герцен об исторической роли русского народа и крестьянском вопросе в России XIX в.", приводится мало нового материала. Изложение ведется довольно сумбурно.

О социализме Герцена автор говорит много раз, и все же читатель, специально не знакомый с предметом, из книги не поймет, как развивались социалистические взгляды Герцена. После разбора вопроса об общине приводятся высказывания классиков марксизма по этому и смежным вопросам, и вдруг, неизвестно почему, автор вновь возвращается к взглядам Герцена, высказанным в начале 50-х годов. Если бы Н. Пирумова излагала взгляды

Герцена последовательно, не нарушая хронологической канвы, она смогла бы лучше обобщить материал и показать, в чем именно Герцен пошел дальше утопических социалистов Европы. Герцен связывал идею социализма с идеей революции и хотел найти объективную, материальную основу социализма. Он ошибочно видел эту основу в крестьянской общине. Но сама попытка Герцена обосновать социализм объективными данными представляет большой интерес.

Излагая взгляды Герцена на крестьянский вопрос, автор почему-то ограничивается периодом кануна крестьянской реформы и временем самой реформы. Но ведь Герцен изучал состояние крестьянского вопроса в начале XIX в., рассматривал, какие планы решения этого вопроса выдвигали декабристы, как действовали секретные комитеты по крестьянскому вопросу.

До начала реформы Герцен не понимал роли народа и высказывал неправильные суждения о классовой природе правительства. Нельзя говорить, что автор "Юрьева дня" видел подлинное лицо царского правительства (стр. 109). Герцен в это время еще не видел подлинного лица царизма и колебался в сторону либерализма. С этим связано то, что он недооценивал значения подпольных революционных организаций. Н. П. Огарев придерживался по этому вопросу более радикальных взглядов. Вот почему едва ли можно согласиться с такими утверждениями Н. Пирумовой: "Если до реформы Герцен колебался между двумя, по его мнению, возможными путями развития России (эволюционным и революционным), то в 1859 - 1860 гг., особенно в 1861 г., его взгляды на неизбежность русской революции сложились наиболее четко" (стр. 114). Между тем именно в 1859 - 1860 гг. Герцен отрицательно относился к революции. Именно тогда состоялась поездка Чернышевского в Лондон и в "Колоколе" был помещен ответ на "Письмо из провинции". Перелом во взглядах Герцена на революцию произошел после студенческих демонстраций и событий в Бездне.

По вопросу о роли Герцена в создании подпольной организации Н. Пирумова пишет: "В 1859 - 1861 гг. Герцен и Огарев работали над планами создания этого общества. В 1861 г. в периодических изданиях Герцена и прокламациях Лондонского революционного центра стали появляться открытые призывы к объединению отдельных революционных групп в единое общество (стр. 118). В действительности Герцен стал сторонником создания подпольной революционной организации позже, когда волна массового движения пошла на убыль.

В главе "Отдельные вопросы всеобщей истории в освещении Герцена" собран интересный, ценный материал, однако многие вопросы изложены здесь односторонне. Если верить Н. Пирумовой, Герцен выступал только в роли критика буржуазной демократии, не видя в ней ничего положительного. Она пишет, что Герцен ставил на одну доску самодержавие петербургского царя и свободу мещанской республики (стр. 133). Но на той же странице говорится: "Необходимо отметить, что, несмотря на некоторую идеализацию политических форм Западной Европы, которые по сравнению с государственной системой царской России казались прогрессивными, Герцен всегда стремился к критическому анализу исторического развития Запада". Но в чем выразилась эта некоторая идеализация? Почему политические формы Запада по сравнению с русским царизмом только "казались" прогрессивными, разве они не были прогрессивными на самом деле? Едва ли можно согласиться с автором рецензируемой книги, что "исторические взгляды Герцена основывались на достижениях его в области философского материализма и диалектически понятой им теории познания" (стр. 149). Автор упускает из виду, что Герцен не вышел за пределы идеалистической диалектики. Н. Пирумова пишет: "Он (Герцен. - М. С. ) указывал, что диалектика есть "алгебра революции"" (там же). Но она почему-то не отмечает, что Герцен так характеризовал диалектику Гегеля. Герцен в ряде вопросов пошел дальше современных ему буржуазных теорий общественных процессов, но едва ли правильно утверждать, что он опередил современный ему уровень буржуазной исторической науки, что его исторические взгляды представляют новую, высшую по сравнению с буржуазной историографией ступень, Н. Пирумова почему-то совершенно игнорирует тот факт, что, рассматривая те или иные вопросы истории, А. И. Герцен не зачеркивал труды современной ему русской и западноевропейской историографии, а опирался на них, делая из них революционно-демократические выводы. Читая книгу Н. Пирумовой, можно подумать, что до Герцена никто не внес

ничего положительного в изучение истории России и всеобщей истории. Гегель и Сен-Симон, Гизо и Тьерри выступают в этой книге лишь как объекты критики Герцена. В книге Н. Пирумовой допущены явные натяжки и преувеличения. В ней не дано подлинно научного освещения исторических взглядов А. И. Герцена, не показано, в чем эти взгляды были прогрессивны, как изучение истории России и всеобщей истории помогло Герцену бороться за свои революционно-демократические цели.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - М. Г. СЕДОВ:

Комментарии: