Зарождение буржуазной исторической мысли относится к позднему средневековью, когда в передовых странах Западной Европы начался процесс разложения феодального и формирования капиталистического способа производства. В этот период в Западной Европе начали складываться буржуазные нации и в ряде стран образовываться централизованные национальные государства в форме абсолютных монархий. В то же время позднее средневековье характеризуется острой классовой борьбой. Наряду с усилением классовой борьбы между крестьянством и феодалами в этот период возникло новое классовое противоречие между молодой буржуазией и отживавшим свой век дворянством, зарождался антагонизм между буржуазией и предпролетариатом. В классовых битвах этой бурной эпохи буржуазия еще выступала как представительница всех прогрессивных сил общества и, используя недовольство широких народных масс феодальным строем, пыталась покончить с ним и установить свое политическое господство.

Одновременно с возникновением класса буржуазии появлялись первые формы буржуазной идеологии. Раннебуржуазная идеология той эпохи, когда буржуазия была еще передовым классом, нашла свое наиболее яркое выражение в гуманистическом мировоззрении, оказавшем в XV-XVI вв. огромное воздействие на все без исключения области культуры и научных знаний.

Гуманистическое мировоззрение в целом можно охарактеризовать следующими основными чертами: прежде всего оно было светским в своей основе, враждебным теологическому объяснению мира, идее божественного промысла, господствовавшему во всех областях знания в предшествующий период. Поэтому гуманизму были свойственны рационалистический подход к природе и обществу, стремление объяснить все явления с точки зрения разума, всесилие которого гуманисты противопоставляли непререкаемому авторитету веры, характерному для средневекового мировоззрения. Другой важной характерной чертой гуманистической идеологии был индивидуализм, выражавшийся в преклонении перед человеческой личностью и прославлении человека как высшего создания природы, носителя всепобеждающего разума, высоких чувств и помыслов (отсюда происходит и само название "гуманизм"- от слова "humanus", то есть "человеческий"). Человека-творца, обладающего неограниченными познавательными способностями, гуманисты как бы противопоставляли слепой силе божественного промысла, которая выдвигалась на первый план теологическим мыш-

В основу статьи положена глава из учебника по историографии нового времени, подготовленного к изданию кафедрой новой и новейшей истории Московского государственного университета.

лением средних веков. Индивидуализм гуманистов являлся орудием идейного протеста против сословно-корпоративного строя феодального общества, подавляющего человеческую личность, против церковной аскетической морали, которая являлась одним из средств этого подавления.

Наконец, гуманизм характеризовался жадным интересом к античной культуре. Гуманисты стремились "возродить", то есть популяризовать, прославить, сделать образцом для подражания творчество античных философов, ученых, писателей, художников. И в этом они также противостояли феодальному церковному мировоззрению, представители которого приложили в средние века немало усилий, чтобы вычеркнуть античную культуру из памяти человечества или использовать из ее наследия только то, что могло послужить к выгоде и прославлению христианской религии и церкви. Преклонение перед античностью имело в ту эпоху положительное значение еще и потому, что оно выражало стремление гуманистов освободиться от пут теологии в области философии, эстетики, этики и морали и проложить путь для самостоятельного развития светского научного знания.

В основе рационализма гуманистов лежал философский идеализм, то есть в конечном итоге превратное представление о мире. В их индивидуализме, который объективно выражал потребность зарождавшихся капиталистических отношений в полной свободе личной инициативы и конкуренции, нередко уже проступали черты буржуазного индивидуализма более позднего времени, с его утилитаристской моралью, оправдывающей достижение личных целей любыми средствами. Как представители нарождавшейся буржуазной интеллигенции, гуманисты были далеки от народа, а некоторые из них в силу своего индивидуализма и исторической и классовой ограниченности даже прямо враждебны ему. Они редко отваживались на открытые выступления против церкви и религии, а тем более против светских государей, на службе, у которых находились многие из них. Все эти слабые стороны гуманизма придавали известную непоследовательность и противоречивость философским, политическим и научным взглядам многих даже наиболее крупных его представителей, что исключает возможность их однозначной и прямолинейной оценки. Но при всем том гуманистическое мировоззрение XV-XVI вв. являлось знаменем борьбы с феодальной идеологией, возвышало человеческую личность и ее роль в обществе и поэтому было несомненно прогрессивным.

На базе этого широкого идейного течения в Западной Европе стало возможно развитие научных знаний, которое до того времени тормозилось господством теологического мировоззрения. Характеризуя сдвиги в идеологической жизни переходной эпохи от средневековья к новому времени, Ф. Энгельс писал, что до того времени "наука была смиренной служанкой церкви, и ей не позволено было выходить за рамки, установленные верой: короче - она была чем угодно, только не наукой. Теперь наука восстала против церкви; буржуазия нуждалась в науке и приняла участие в этом восстании"¹ .

В рамках общего идейного течения гуманизма раньше всего в Италии - с начала XV в., - а с конца этого столетия и в других странах стала развиваться гуманистическая историография. Ее можно считать первым этапом в развитии буржуазной исторической мысли и новой ступенью в накоплении исторических знаний, в развитии приемов изучения истории. В период позднего средневековья вплоть до начала XVII в. гуманистическая историография в той или иной форме получила распространение во всех странах Западной Европы, причем в каждой из них она имела ярко выраженную национальную окраску. Вместе с тем

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. II. М. 1952, стр. 93.

гуманистической историографии были присущи и многие общие черты, позволяющие рассматривать ее как единое историографическое направление. Эти общие черты отчетливее всего выступают при сопоставлении гуманистической историографии с феодально-церковной историографией более ранних периодов средневековья. В основе средневековых хроник лежала теологическая провиденциалистская концепция, сводившая историю к проявлению божественного промысла.

Историки-гуманисты решительно изгнали бога из истории и придали ей светский характер. Рассматривая историю как результат деятельности людей, они заменили божественное предопределение рациональным объяснением событий. Правда, большинство историков-гуманистов не шло далее установления простых причинно-следственных связей, но даже такие объяснения в силу их реалистического характера стояли неизмеримо выше провиденциалистских построений; отдельные же наиболее прозорливые историки-гуманисты уже в XVI в. пытались найти внутренние закономерности исторического процесса, видя их в политической и даже подчас социальной борьбе либо в воздействии природных условий на жизнь народов.

В противовес средневековым хронистам, которые наполняли свои сочинения бесчисленным множеством самых невероятных фактов и чудес, иллюстрировавших якобы божественное вмешательство в историю, рационально мыслившие историки-гуманисты решительно отвергали подобные благочестивые фантазии и весьма критически относились к сообщениям средневековых хроник и других источников. Они положили начало исторической критике источников, исторических сочинений прошлого, без которой невозможно было развитие истории как науки. Историкам-гуманистам принадлежит приоритет в разоблачении многих средневековых легенд и фальшивок. В поисках достоверных исторических фактов и критических аргументов они сделали также очень много для разыскания и публикации ценных памятников материальной культуры и письменности. Из их среды вышли первые археологи, неутомимые исследователи архивов, комментаторы античных и средневековых рукописей, нумизматы и знатоки древностей. В историках-гуманистах можно видеть зачинателей ряда вспомогательных исторических дисциплин.

Гуманистическая историография положила начало новой периодизации истории, решительно отвергнув традиционную средневековую периодизацию по "четырем монархиям" (Ассиро-Вавилонская, Мидо-Персидская, Греко-Македонская, Римская). Историки-гуманисты впервые выдвинули деление истории человечества на "древнюю", "средневековую" и "новую", которым мы пользуемся до сих пор, хотя и вкладываем в него иное содержание (историки-гуманисты различали эти периоды не по фундаментальным социально-экономическим признакам, но лишь исходя из характера культуры).

Изменился и язык исторических сочинений. Средневековая латынь уступила в них место чистой латыни, возрождавшей лучшие античные образцы. Наряду с латынью в XVI в. в связи с развитием национального самосознания в исторической литературе всех стран все чаще и чаще начали звучать национальные, более доступные широким массам языки: итальянский, французский, английский, немецкий. Но значение гуманистов для развития исторической науки не исчерпывается конкретными знаниями и новыми концепциями. Гораздо большее и притом общее значение имели те новые методологические и методические принципы, которые впервые были выдвинуты историками-гуманистами.

В то же время гуманистическая историография представляла собой лишь зачаточную форму научного знания истории. Это обусловливалось отчасти общим низким уровнем развития наук в ту эпоху, отчасти

классовой ограниченностью историков-гуманистов как идеологов зарождавшейся буржуазии. Историки-гуманисты не смогли преодолеть некоторые слабые стороны средневековой историографии, а в ряде случаев еще более их усугубили благодаря крайнему индивидуализму гуманистического мировоззрения. Подобно средневековым хронистам, они в основном воспринимали и изображали историю как результат деятельности отдельных личностей, не придавая значения истории народных масс. За немногим исключением, историки-гуманисты ограничивались описанием политических событий, в лучшем случае - политической борьбы. Слабостью многих представителей гуманистической историографии было восторженное, некритическое отношение к античной историографической традиции, которое заставляло их нередко жертвовать достоверностью излагаемых событий ради ложного пафоса или чистоты классического латинского языка (так называемый латинский пуризм). Наконец, при всей своей враждебности к теологическому мировоззрению историки-гуманисты, как и гуманистические мыслители вообще, далеко не всегда осмеливались открыто скрестить оружие с церковью. Они не стеснялись восхвалять своих покровителей и в угоду им порой извращать действительный ход событий. Даже таких крупных историков того времени, как Л. Бруни, Н. Макиавелли, Ф. Гвиччардини, нередко к неправильной трактовке исторических событий приводила свойственная им классовая и политическая тенденциозность, которая побуждала их подбирать факты и особенно интерпретировать их в интересах тех партий и политических доктрин, которых они придерживались. Следствием этого являлась большая сложность и противоречивость как исторических, так и социально-политических представлений историков-гуманистов.

И все же, несмотря на эти слабые стороны и противоречия, гуманистическая историография в целом была значительным шагом в процессе становления истории как науки.

Родиной гуманистической историографии, как и гуманизма вообще, была Италия. Исторические сочинения этого направления появились там очень рано - в начале XV века. Это объясняется тем, что в итальянских городах, как отметил К. Маркс, еще в XIV-XV вв. обнаружились первые зачатки капиталистического производства² (хотя впоследствии процесс развития капиталистических отношений в Италии фактически приостановился и в XVII в. она превратилась в одну из наиболее отсталых стран Западной Европы). Естественно, что в XV - начале XVI в. Италия находилась в авангарде раннебуржуазного гуманистического мировоззрения вообще и гуманистической историографии в частности.

На итальянской почве особенно отчетливо и в наиболее чистом виде проявились все характерные черты гуманистической историографии. Здесь были созданы лучшие ее образцы, оказавшие впоследствии большое влияние на буржуазную историографию вплоть до начала XIX века. В Италии впервые сложились основные школы гуманистической историографии, которые с небольшими видоизменениями встречались впоследствии и в других странах. Это дает нам основание уделить более всего внимания итальянской гуманистической историографии.

Первой по времени возникновения и влиятельности среди школ гуманистической историографии в Италии была риторическая школа. Ее основателем и наболее крупным и типичным представителем был известный флорентийский историк Леонардо Бруни (1369 - 1444). Уроженец города Арецио (отсюда его прозвище Аретино), Бруни последние 20 лет своей жизни провел во Флоренции, получил там право гражданства и занимал ряд важных государственных должностей. Его

² К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23, стр. 728.

главное историческое сочинение, послужившее образцом для большинства историков риторической школы, - "Двенадцать книг по истории народа Флоренции"³ , - писалось в 1416 - 1444 гг. и охватывало период с момента основания Флоренции до 1404 года. В этой книге Бруни решительно порвал со средневековой традицией. Он считал началом нового периода в истории Европы падение Западно-Римской империи и перенесение столицы из Рима в Константинополь, выделив таким образом средние века как особый раздел истории. Бруни решительно отбросил все средневековые легенды об основании Флоренции, как и другие чудеса и проявления "божественного промысла", которыми обычно сопровождалось изложение истории города. Он один из первых историков-гуманистов, рассматривавших историю Флоренции с политической точки зрения, как постепенное развитие принципа "гражданской свободы" и умеренно- аристократического республиканского режима. С этих позиций Бруни подходил и к истории средневековой Италии и к проблеме падения Западно-Римской империи, причину которого он видел в тирании императоров. Будучи горячим патриотом Флоренции, Бруни образцом для всех итальянских государств считал политический строй Флорентийской республики. При этом он резко осуждал режим тирании в других итальянских государствах, в особенности же миланских тиранов Висконти, с которыми Флоренция в XV в. вела длительную борьбу. Именно эта борьба, как считает ряд современных исследователей, определила историческую концепцию Бруни⁴ . В то же время Бруни осуждал и народные движения во Флоренции, в частности восстание Чомпи 1378 - 1381 годов.

Такая политическая позиция, выражавшая настроение зажиточной буржуазной верхушки Флоренции, иногда приводила Бруни к тенденциозному и субъективному изложению событий. Этому способствовало также свойственное ему увлечение риторикой (отсюда название созданной им школы), тесно связанное с некритическим подражанием античной традиции, в частности Титу Ливию. В духе этой традиции Бруни воспринимал и преподносил читателям историю как своего рода театральное действие, а исторических деятелей - как героев трагедии, воплощающих те или иные пороки или добродетели. Ради эмоционального воздействия на читателя он исключал из изложения все "низменные", с его точки зрения, сюжеты и побуждения, в частности все связанное с экономикой, финансами, бытом, и, напротив, часто выдвигал на первый план незначительные события, если они были выигрышны с точки зрения его политической тенденции и художественного преподнесения материала.

Бруни следовал античной и средневековой традиции изложения материала в виде погодных записей - анналов, что постоянно нарушало внутреннюю последовательность повествования и мешало ему сколько-нибудь глубоко проследить причинно-следственные связи событий на длительном отрезке времени.

Бруни имел много учеников и последователей не только во Флоренции, но и во всех городах-государствах Италии: в Венеции, Генуе, Милане, Сиене, Неаполитанском королевстве. Всем им была свойственна ярко выраженная политическая тенденциозность в пользу родного города или государя, на службе у которого они находились, в сочетании со злоупотреблением риторикой, слепым подражанием античным авторитетам в построении и языке их сочинений. В жертву внешним эффектам - поэтичности и возвышенности изложения - историки этой школы зачастую приносили трезвый, реалистический подход к

³ L. Bruni (Aretino), Historiarum Florentini populi libri duodecim. Ditta di Gastello. 1927.

⁴ См. H. Baron. The Crisis of Early Italian Renaissance. New York. 1955.

событиям и серьезную критику источников. Поэтому, отвергнув теологическую трактовку истории, они, в сущности, сделали сравнительно мало для ее серьезного и обоснованного опровержения.

Во второй половине XV в. в итальянской гуманистической историографии возникла другая школа - так называемая эрудитская, или критическая. Ее представителям было чуждо пристрастие к риторическим эффектам; они достаточно трезво относились не только к средневековой, но и к античной исторической традиции. Они были меньше подвержены и влиянию местного патриотизма; их изложение, как правило, носило хотя и более сухой, но во многом менее тенденциозный, чем у представителей риторической школы, характер. Они занимались кропотливым собиранием фактов, документов, памятников письменности и материальной культуры по истории античности и средневековья, а также элементарной критикой источников, разоблачением всякого рода фальшивок, чудес и неправдоподобных фактов, которыми пестрели средневековые хроники. Будучи большими знатоками фактов и источников (отсюда их название "эрудиты"), историки этой школы не пытались делать сколько-нибудь глубоких обобщений и давать объяснение собранного ими фактического материала. Как правило, они ограничивались лишь последовательным его изложением. Их исторические сочинения сыграли очень большую роль в развитии исторических знаний: они подготовили и расчистили почву для дальнейших, более серьезных исследований в области истории и своим трезвым и реалистическим подходом к материалу больше, чем историки риторической школы, подорвали теологические концепции.

Основателем этой школы был Флавио Биондо (1392 - 1463), уроженец города Форли, в течение 31 года прослуживший в Риме в папской курии в качестве мелкого чиновника. Перу Биондо принадлежит ряд ценных справочников по археологии и топографии Древнего Рима⁵ , а также многотомная работа по истории средних веков - "Декады истории со времени падения Римской империи", - охватывающая период с 412 по 1440 г. и посвященная главным образом истории Италии⁶ . Эта работа малооригинальна по своей концепции, довольно примитивной, и написана латинским языком, скучным и сухим. Однако она содержит большой и в целом проверенный фактический материал по истории средневековой Италии и четко отграничивает средние века от древней истории как особый исторический период, начавшийся, по мнению Биондо, после взятия Рима Аларихом в 410 году. Эту книгу можно считать первой попыткой установить общие критерии и принципы критики источников. В качестве главных критериев достоверности источников Биондо выдвигал, с одной стороны, правдоподобие и реальность описываемых событий, отбрасывая как недостоверные все сообщения о чудесах, знамениях, а с другой стороны, наибольшую близость источника по времени к описываемым в нем событиям. Этот критерий в такой абсолютной форме грешит, с современной точки зрения, крайней примитивностью и формализмом. Поздний источник иногда восходит к более достоверным, но не сохранившимся источникам, чем "древний", но, может быть, тенденциозный. Однако для того времени, когда писал Биондо, сама постановка вопроса об отборе и критике источников была большим прогрессом в развитии исторических знаний.

Особое место в гуманистической историографии занимает Лоренцо Балла (1407 - 1457), с 1436 по 1447 г. находившийся на службе у

⁵ F. Biondo. Roma instaurata. Roma. 1471; ejusd. Roma triumphans. Roma. 1472.

⁶ F. Biondo. Historiarum ab inclinatione Romanorum imperiae Decades. Roma. 1483.

неаполитанского короля Альфонса в качестве его секретаря. Одними сторонами своего творчества он примыкает к риторической, другими - к эрудитской, критической школе. Наибольшее значение среди работ Балла для развития историографии имел трактат "Рассуждение о подложном и вымышленном дарении Константина"⁷ , написанный в 1440 г., но впервые опубликованный только после смерти автора в 1517 г. Ульрихом фон Гуттеном в Германии, где в это время начиналось реформационное движение и шла острая борьба с папством. Очевидно, Балла не хотел его публиковать из боязни навлечь на себя преследования папы. Характерно, что этот гуманист, враг папства, последние годы жизни провел в Риме, на службе в папской курии. В этом можно видеть одно из проявлений общей противоречивости мировоззрения и той непоследовательности историков-гуманистов в их борьбе с церковью, о которой говорилось выше. Однако сам трактат Баллы имел яркую антипапскую направленность и, несомненно, сыграл в свое время важную роль в ниспровержении авторитета папства и средневековой историографической традиции, сплошь и рядом опиравшейся на фальшивые документы.

Балла уделил в своем трактате немало места критике светской власти пап, доказывая, что они были главными виновниками политической раздробленности Италии, и решительно выступил против папской юрисдикции. Особую ценность для истории исторической науки представляет та часть трактата Баллы, которая посвящена собственно критике "Константинова дара"⁸ . Здесь автор выступил как историк, близкий к эрудитской школе, обладавший тонким критическим чутьем и реалистическим подходом к фактам и источникам. Балла критиковал "Константинов дар" с разных сторон. Он начал с рациональной критики, доказывая неразумность и даже безумие такого дара церкви со стороны императора Константина. Затем, подвергнув более научной исторической критике свой источник, он пришел к выводу, что в других источниках IV в. и более позднего периода нет никаких упоминаний и свидетельств существования государства пап, якобы созданного Константином. Далее Балла применил отдельные приемы "дипломатической" критики (формальной критики самого текста документа). Он убедительно показал, что терминология "Константинова дара" не соответствует терминологии других источников IV в., но восходит к христианской литературе, язык которой не мог быть знаком Константину и его приближенным, воспитанным на языческой литературе, и, в частности, отмечает, что названия "Константинополь", фигурирующего в "даре", в начале IV в. вообще не существовало. Наконец, Балла обратился к филологической критике и обнаружил, что язык "Константинова дара" резко отличается от классической латыни, на которой еще писались в IV в. официальные документы, что он близок к варварской средневековой латыни гораздо более позднего времени. В целом, несмотря на наивность отдельных аргументов, Балла убедительно доказал подложность "Константинова дара", хотя и не смог точно указать время составления этой фальшивки⁹ .

⁷ L. Valla. De falso credita et emtntita Constantini donatione clamatio. 1517.

⁸ Опираясь на "Константинов дар", - документ, которым император Константин в начале IV в. якобы передал под власть папы Сильвестра всю западную часть Римской империи с центром в Риме, - папская курия в течение многих столетий отстаивала свои претензии не только на главенство папы в католической церкви, но и на его верховную светскую власть над другими государями Италии и всей Западной Европы.

⁹ Как выяснилось впоследствии, "Константинов дар" был составлен в середине VIII в. в папской курии, после возникновения светского государства пап, с целью доказать древние традиции этого государства. Католические круги в дальнейшем так и не смогли опровергнуть доводы Баллы и вынуждены были отказаться от каких-либо ссылок на развенчанный им документ.

В первой половине XVI в. во Флоренции возникла еще одна школа гуманистической историографии - политическая, представители которой дали наиболее высокие образцы гуманистических исторических сочинений. Характерной особенностью историков этой школы было прежде всего настойчивое стремление осмыслить историю прошлого для того, чтобы извлечь из нее определенный политический опыт, который можно было бы использовать для решения политических проблем современной им Италии. Ставя перед собой такие цели, историки-"политики" искали глубоких основ исторических событий, что приводило их к попыткам открыть и объяснить общие внутренние закономерности хода истории. Политическая тенденциозность, присущая им, как и риторической школе, и отразившаяся в их конкретных исследованиях, не снижает значения их творческих поисков, хотя и ограничивает рамки возможностей политической школы.

Политическая школа не случайно возникла во Флоренции, где в начале XVI в. в наиболее остром и обнаженном виде проявлялись социальные и политические противоречия, раздиравшие Италию: борьба между республиканцами и сторонниками тирании, уже зарождавшиеся конфликты между наемными рабочими и предпринимателями, начинавшийся экономический упадок Италии и связанное с ним наступление феодальной реакции. Кроме того, в силу своего географического положения Флоренция оказалась в конце XV - начале XVI в. в центре конфликтов между итальянскими государствами средней части полуострова и ареной опустошительных войн между Францией и Габсбургской империей, которые велись в основном на территории Италии.

Крупнейшим представителем и основателем этой школы был знаменитый политический мыслитель-гуманист Николо Макиавелли (1469- 1527), активный участник бурных политических событий, происходивших в это время во Флоренции, значительную часть своей жизни проведший на службе Флорентийской республики в качестве секретаря сеньерии и видного дипломата. Макиавелли был идеологом тех слоев флорентийской торгово-промышленной буржуазии, которые в начале XVI в. были чрезвычайно заинтересованы в экономическом процветании Италии и в установлении мира в стране. Политическая позиция этих кругов на протяжении XV и начала XVI в. была подвержена колебаниям между традиционным флорентийским сепаратизмом, с одной стороны, и сознанием необходимости объединения Италии - с другой. Практическое осуществление такого объединения Италии требовало от них компромисса с развивавшимся в это время княжеским абсолютизмом. Политические воззрения Макиавелли ярко отразили эти колебания. В основе его взглядов лежало глубокое убеждение в том, что интересы государства, которые он всегда ставил выше интересов частных лиц и отдельных партий, должны осуществляться любыми средствами, а также искренний патриотизм и твердая уверенность в необходимости объединения Италии и создания сильного централизованного государства. По вопросу о том, какая форма государства является наилучшей вообще и с точки зрения обеспечения единства Италии, Макиавелли высказывался менее определенно.

В своем наиболее известном политическом трактате "Государь" (1513)¹⁰ Макиавелли выступил как ярый сторонник неограниченной монархической власти, вплоть до самой гнусной тирании. При этом он оправдывал любые средства для ее достижения и укрепления в борьбе с центробежными силами и прежде всего с дворянством, которое он считал "заклятым врагом всякой гражданственности". Даже власть

¹⁰ См. Н. Макиавелли. Князь. В кн. Н. Макиавелли. Сочинения. Т. I. М. -Л. 1934.

такого тирана и аморального политика, как Чезаре Борджа, представлялась Макиавелли наименьшим злом по сравнению с политической раздробленностью Италии и прославлялась им как своего рода идеал. В другом своем трактате - "Рассуждения по поводу первых десяти книг Тита Ливия"¹¹ - Макиавелли, напротив, выступал как убежденный республиканец. Наконец, в самой поздней и зрелой, собственно исторической работе, "История Флоренции", написанной между 1520 - 1525 гг.¹² , Макиавелли, продолжая отстаивать республиканский идеал в теории, на основании изучения истории Флоренции пришел к пессимистическому выводу о том, что Флорентийская республика в силу особенностей своего исторического развития не способна обеспечить нормальное существование государства, тем более единства Италии. Отсюда Макиавелли пришел к заключению, что единственным средством спасения и объединения страны в условиях кризиса XVI в. может быть сильная абсолютная власть государя. Сама по себе идея необходимости национального объединения Италии и создания в стране сильного централизованного государства была для своего времени прогрессивна. Однако у Макиавелли она неразрывно связана с оправданием самых аморальных методов для достижения этой политической цели - насилий, обмана, предательства, вероломства, убийства. Эта сторона политической теории Макиавелли определялась не только его стремлением любыми средствами ускорить объединение Италии, но и индивидуалистическими моральными принципами, которые характерны для гуманизма в целом и были доведены Макиавелли до логического предела. Именно аморализм политической доктрины Макиавелли стяжал ей наибольшую популярность среди современных ему дворянских, а несколько позднее и среди буржуазных государственных деятелей. Его идеи и до сих пор оказывают большое влияние на многих буржуазных политиков. Так, один из наиболее прогрессивных политических мыслителей и историков эпохи гуманизма оказался идейным вдохновителем так называемого "макиавеллизма".

Политические воззрения Макиавелли определили как его общеисторические взгляды и концепцию истории Италии, так и его методы исследования и изложения исторического материала. Общеисторические взгляды Макиавелли в отличие от взглядов других историков-гуманистов характеризуются настойчивым стремлением, не довольствуясь внешними причинными связями, вскрывать более глубокие корни исторических явлений. Они нашли отражение как в "Истории Флоренции", так и в его политических трактатах. К. Маркс не случайно назвал Макиавелли первым в ряду тех историков и философов, которые "стали рассматривать государство человеческими глазами и выводить его естественные законы из разума и опыта, а не из теологии"¹³ . Один из главных законов, движущих историю, Макиавелли видел в политической борьбе, присущей, по его мнению, всякому государству, но прежде всего республике. При этом он интуитивно нащупывал социальную, классовую подоплеку этой борьбы, отмечая еще в своих "Рассуждениях по поводу первых десяти книг Тита Ливия", что "в каждой республике всегда бывает два противоположных направления - одно народное, другое - высших классов"¹⁴ . Другую важнейшую закономерность исторического развития как повторяющегося круговорота Макиавелли формулировал так: все народы последовательно

¹¹ См. N. Machiavelli. Discorsi sopra la prima decade Tito Livio. "Opera di Niccolo Machiavelli scelte de Giuseppe Zirardini". Vol. 5. Parigi. 1951.

¹² См. N. Machiavelli. De istorie Florentine "Opera di Niccolo Machiavelli". Vol. 3. Parigi. 1851.

¹³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 1, стр. 111.

¹⁴ Под "народом" Макиавелли, подобно другим гуманистам, понимал зажиточные буржуазные слои итальянских городов, так называемых пополанов.

развиваются от монархии к аристократии, затем к республике со смешанным правлением и снова к монархии, совершая таким образом постоянный круговорот, главными двигателями которого являются политическая борьба и неизбежное насилие. Пример такого политического круговорота он видел в истории Древнего Рима, а также средневековой Италии и прежде всего своей родины - Флоренции.

В "Истории Флоренции", которую К. Маркс называл шедевром¹⁵ , Макиавелли пытался аргументировать свои общеисторические взгляды конкретным материалом по истории средневековой Италии, в то же время используя этот материал для политических и исторических обобщений. Макиавелли, как и все историки-гуманисты, резко отграничивал историю древнего мира от истории средних веков (хотя и не употреблял этих терминов). Всю историю средневековой Италии он рассматривал под углом зрения упущенных возможностей ее объединения. При этом он восхвалял тех политических деятелей, которые, по его мнению, содействовали объединению страны, например, Теодориха Остготского, и резко осуждал тех, кто ему противился, например, ланго-бардских и франкских королей, способствовавших, как он считал, распаду Италии. С этих позиций он отрицательно относился к раннему христианству, которое, по его мнению, привело к падению римских государственных добродетелей и облегчило варварские вторжения. Более того, Макиавелли осуждал христианство в принципе как религию, так как оно своим учением о непротивлении злу породило такой образ жизни людей, который "обессилил мир и предал его в жертву мерзавцам". Но особенно враждебен он к папской политике, в которой видел одно из главных препятствий на пути единства Италии в прошлом и настоящем.

Подробно анализируя ход политической борьбы во Флоренции, Макиавелли в общем правильно определил ее основные этапы: первый - борьба внутри аристократии (между гвельфами и гибеллинами); второй- борьба между "народом" (как он называет пополанов) и аристократией; третий - борьба между "народом" и плебейскими массами. При этом он показал закономерный, независимый от воли отдельных людей характер развития этой борьбы. Макиавелли пришел к выводу, что во Флоренции она приняла пагубный характер, так как узкопартийный дух возобладал над общегосударственными и гражданскими интересами. Это привело к политическому упадку, единственным реальным выходом из которого, по мнению Макиавелли, оказалась тирания Медичи.

Самостоятельная и глубокая для своего времени концепция определила многие особенности подхода Макиавелли к историческому материалу, прежде всего свойственную ему жажду обобщений в истории, необычную для других историков-гуманистов. Настойчивые поиски материала для общих выводов побуждают Макиавелли отказаться от принятого большинством историков-гуманистов погодного изложения событий, заменить его проблемно-тематическим, позволяющим прослеживать более глубокую взаимосвязь событий на более длительном отрезке времени. Его понимание политической борьбы как одной из главных движущих пружин истории придает изложению Макиавелли глубоко реалистический характер. В своем стремлении обнаружить движущие силы интересовавших его политических столкновений он во многих случаях приблизился к пониманию экономической и классовой основы этой борьбы. Примером может служить его чрезвычайно яркое описание восстания Чомпи 1378 г., в котором он видел борьбу политических интересов богатых и бедных, хотя все его сочувствие, разумеется, на стороне богатых¹⁶ .

¹⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 29, стр. 154.

¹⁶ См. "Opera di Niccolo Machiavelli". Vol. 3, pp. 76 - 79.

Макиавелли как историк имел много слабостей, характерных и для других представителей гуманистической историографии. Он ограничивал свое изложение в основном политическими событиями, придавал иногда слишком большое значение деятельности отдельных лиц. Не утруждая себя поисками новых фактов, он строил первые книги своей "Истории Флоренции" исключительно на данных Флавио Биондо или флорентийского хрониста XIV в. Джиованни Виллани, не пытаясь их проверить. Тем не менее в развитии исторической мысли Макиавелли занимает весьма значительное место. Как крупнейший историк своего времени, впервые попытавшийся осмыслить внутренние закономерности и взаимосвязь исторических событий и выдвинувший на первый план в их объяснении политическую (в его собственной формулировке), а по сути дела, социальную борьбу, Макиавелли оказал особенно заметное и положительное воздействие на развитие западноевропейской буржуазной историографии более позднего времени. Большое место занимает Макиавелли и в истории политической мысли. Однако в этой области он чаще оценивается с отрицательной стороны - как теоретик "макиавеллизма", тогда как прогрессивные стороны его политической теории порою остаются в тени. Противоречивость и сложность гуманистического мировоззрения в целом и в том числе гуманистической историографии предстают в концентрированном виде в творчестве Макиавелли.

К политической школе принадлежал и младший современник Макиавелли - Франческо Гвиччардини (1483 - 1540), видный флорентийский государственный деятель, один из крупнейших землевладельцев Флоренции. Он был выразителем интересов части флорентийской городской верхушки, которая была связана не столько с торгово-промышленной, сколько с ростовщической деятельностью и уже в начале XVI в. отчасти феодализировалась, вкладывая свои капиталы в земельные владения. Политические взгляды Гвиччардини, вытекавшие исключительно из его весьма узкого политического опыта, еще в большей степени, чем у Макиавелли, носят на себе печать своего времени, а также сословной и партийной ограниченности.

Как в исторических сочинениях, так и в политических трактатах и заметках Гвиччардини неизменно выступал решительным противником даже самой умеренной демократии. Он ненавидел народ, называя его "бешеным чудовищем", но в то же время отрицательно относился и к тирании. Политическим идеалом Гвиччардини являлся олигархический режим типа Венецианской республики, при котором власть принадлежала небольшой наследственной группе богатых и знатных семей. Однако уже в ранних своих работах (а в более поздних еще острее) Гвиччардини сознавал невозможность осуществления этого политического идеала в современной ему Флоренции и Италии, где такой режим был обречен на гибель в борьбе на два фронта - против демократии и против тирании. Это порождало у Гвиччардини пессимизм в оценке перспектив развития Италии, следствием которого являлся его скептицизм и даже цинизм в политических и моральных вопросах. Он оправдывал аполитизм и любую беспринципность в политике, приспособленчество к любому господствующему политическому режиму, если это могло принести личные выгоды и спокойствие, которые являлись для него единственным критерием правильной политической позиции. Гвиччардини чужда идея патриотизма и то представление о приоритете общегосударственных интересов над личными и партийными, которое пронизывало политические воззрения Макиавелли. Подобно последнему, он оправдывал любые средства для достижения политической цели, но выдвигавшиеся им цели неизмеримо мельче, чем у Макиавелли, и носили частный или узкопартийный характер. Эти политические и морально-этические взгляды пронизывали исторические

сочинения Гвиччардини и определяли их содержание, форму и общий подход к материалу.

Первое из них - "История Флоренции с 1378 по 1509 г." - было написано в 1509 г., но впервые опубликовано лишь в середине XIX века¹⁷ . Второе, более зрелое, созданное им в конце жизни, - "История Италии" - охватывает 1492 - 1534 годы¹⁸ . В обеих этих работах автор выступил как весьма осведомленный историк. Он нарисовал, особенно в "Истории Италии", широкое историческое полотно. История внутренней политической борьбы во Флоренции и других итальянских государствах, военные и дипломатические отношения между ними, а также международные отношения и войны других европейских государств, яркие характеристики политических деятелей эпохи - все это нашло отражение на страницах исторических работ Гвиччардини. Он пользовался не только повествовательными источниками, как большинство историков-гуманистов, но также широко доступными ему как политику документальными материалами, дипломатической перепиской, государственными актами.

Характерной особенностью Гвиччардини являлось то, что в отличие от других историков-гуманистов, в том числе и Макиавелли, он уделял значительное место в своих работах вопросам финансов и торговли, то есть в какой-то мере экономической стороне истории Италии. Все это придало творчеству Гвиччардини внешне весьма реалистический характер. Однако Гвиччардини все рассматривавшиеся им исторические события оценивал тенденциозно, лишь с точки зрения того, насколько они были выгодны или невыгодны олигархии. В отличие от Макиавелли у Гвиччардини не было интереса к широким историческим обобщениям. Опыт, который он пытался извлечь из истории, - это практические уроки из обыденных столкновений между людьми и партиями, опыт мелких интриг и дипломатии, не имеющих никакого отношения к общим закономерностям истории. Политическая борьба для него не закон политического развития, как для Макиавелли, но лишь случайная игра партийных и личных меркантильных интересов. Самые серьезные события он был склонен объяснять мелкими и случайными причинами. Так, восстание Чомпи, в котором Макиавелли видел борьбу между богатыми и бедными, Гвиччардини считал лишь результатом интриг одной из политических партий Флоренции во время очередной избирательной кампании. При такой постановке вопроса "реализм" Гвиччардини в конечном итоге выразился в житейской, обывательской трезвости. В целом как историк и политический мыслитель, выражавший настроения наиболее реакционных феодализирующихся слоев флорентийской буржуазии, Гвиччардини, несомненно, стоял значительно ниже Макиавелли.

В XVI в., с началом развития капиталистических отношений и в других странах Западной Европы, там тоже получила широкое распространение национальная гуманистическая историография. Вместе с тем в зависимости от конкретной расстановки социальных и политических сил в каждой стране внешние приемы гуманистической историографии сплошь и рядом использовались не только собственно буржуазными историками, но также дворянскими идеологами абсолютизма и его противниками, а нередко даже идеологами боровшихся между собой религиозных партий.

Во Франции, где основная тенденция политического развития в конце XV и начале XVI в. шла по линии укрепления абсолютизма, гуманистическая историография использовалась главным образом как идейное оружие боровшихся дворянских группировок или третьего

¹⁷ F. Guicciardini. Storie Fiorentino dal 1378 al 1509. Bari. 1931.

¹⁸ F. Guiceiardini. Istoria d'ltalia. Milano. 1899.

сословия и поэтому носила очень разную политическую окраску. Наиболее сильное и длительное влияние на последующую буржуазную историческую мысль XVII и XVIII вв. оказали социологические и исторические воззрения Жана Бодена, хотя он не был собственно историком.

Боден (1530 - 1596), будучи выразителем настроений наиболее передовых слоев третьего сословия, выступал решительным сторонником сильной абсолютной монархии. В то же время он считал, что даже монарх не смеет нарушать права частной собственности подданных, например, облагать их налогами без их согласия. В этой идее можно видеть первые ростки буржуазной теории естественного права, широко распространившейся в Европе позднее - в XVII-XVIII веках.

В трактатах "Метод легкого ознакомления с историей" и "Шесть книг о государстве"¹⁹ , Боден, подобно Макиавелли, отстаивал мысль о наличии в истории внутренних объективных закономерностей. Значительно опережая свою эпоху, он ставил вопрос о том, что история есть наука, обладающая определенными методами познания.

В качестве одной из важнейших закономерностей развития человеческого общества Боден выдвигал воздействие естественных условий - ландшафта, климата - на психический склад разных народов, который, как он считал, в свою очередь, воздействует на их исторические судьбы, в частности на характер государства и его законы. Выдвинув эту новую и весьма плодотворную для своего времени идею, Боден выступил как родоначальник теории решающего влияния географической среды на историю, которая в XVIII в. была далее развита Монтескье. При этом Боден высказывал интересную мысль о том, что воздействие географического фактора не является фатально непреодолимым, так как разумные законы и государственное устройство, в свою очередь, могут смягчить или устранить действие естественных условий. Не менее плодотворной являлась выраженная у Бодена идея исторического прогресса. В этом вопросе он стоял значительно впереди Макиавелли с его теорией политического круговорота и тем более Гвиччардини с его политическим пессимизмом, как и вообще большинства историков-гуманистов, видевших недостижимый идеал в прошлом, в истории античности. В отличие от них Боден подчеркивал превосходство современной эпохи, которое он видел в развитии "научного знания, расширении географического кругозора человечества в XV-XVI вв., в развитии литературы и искусства и, что особенно интересно, в успехах современной ему Европы в области промышленности, торговли, военного дела.

Исторические взгляды Бодена не лишены противоречий. Наряду с изложенными выше прогрессивными идеями Боден высказал и нелепые мысли о влиянии магических чисел и даже демонического начала на ход истории. Эти несомненные слабости "исторической теории" Бодена явились данью неразвитости в его время научного знания, и в частности естественных наук. В поисках объективных исторических законов он поэтому порой обращался к псевдонаукам, которые в ту эпоху еще пользовались известной популярностью даже среди образованных людей.

В Англии гуманистическая историография развивалась в основном под воздействием проабсолютистских политических идей, которые в этой стране до конца XVI в. отражали настроения не только придворных кругов и нового дворянства, но в значительной мере и буржуазии. Наиболее талантливым и оригинальным из английских историков-гуманистов был известный философ-материалист, крупный политический мыслитель и деятель Френсис Бэкон (1561 - 1626), представляв-

¹⁹ J. Bodin. Metodus ad facilem historiaeum congnitionem. Paris. 1566; ejusd. Les six livres de la Republique. Paris. 1576.

ший в Англии "политическую школу" гуманистической историографии. Основное его историческое сочинение - "История царствования короля Генриха VII", впервые опубликованная в 1662 году²⁰ . В этой работе Бэкон выступал как поборник абсолютной монархии. Его любимыми героями, которых он не уставал восхвалять, являлись Генрих VII, Людовик XI, Фердинанд Католик. Написанная по-английски, ярким и сильным языком, книга эта содержит материал не только по собственно политической истории, но и по истории законодательства и отчасти экономики. Бэкон - историк-реалист, острый наблюдатель, прекрасно разбиравшийся в политических пружинах и интригах своего времени. Политический подход к истории, пессимистический взгляд на человеческую природу и то обстоятельство, что основную причину политических событий он видел в частных корыстных интересах и интригах политических деятелей, сближали Бэкона с Гвиччардини, тогда как его общая политическая ориентация скорее ближе к Макиавелли.

Определенное влияние на развитие исторической мысли, хотя он и не был историком, оказал великий английский гуманист Томас Мор (1478 - 1536), один из родоначальников утопического социализма в Европе. Глубокое для своего времени проникновение Мора в сущность исторических событий объяснялось прежде всего тем, что его взгляды возникли на английской почве, где в то время крепли элементы нового, капиталистического общественного строя. В своем знаменитом трактате "Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии" (1516 г.)²¹ Мор подошел к истории и будущим судьбам человечества с совершенно новых и гораздо более прогрессивных позиций, чем все его современники. Он подверг резкой критике общественный и политический строй современной ему Англии и источником всех бедствий и несправедливостей этого строя объявил частную собственность. Тем самым он не только выявил истинную материальную причину социального неравенства и угнетения в истории человечества, но и преодолел классовую ограниченность, свойственную гуманистическому мировоззрению. В понятие гуманизма он включил стремление к социальной справедливости по отношению к трудящимся и эксплуатируемым. При этом острую критику частной собственности Мор вел не с религиозно-мистических позиций, как это было обычно для средневековых крестьянско- плебейских ересей, но с рационалистических позиций, доказывая пагубное воздействие частной собственности на экономику, политическую жизнь и мораль общества. В "Утопии" Мора были отмечены и охарактеризованы некоторые социально-исторические процессы, имевшие место в Англии XV-XVI вв.: результат войны Алой и Белой Роз, роспуск феодальных дружин, бродяжничество и кровавое законодательство против бродяг, гибельное для широких масс сельского населения, начальные результаты "огораживаний", приводившие к массовой пауперизации крестьянства.

В Германии XIV в. в связи с острой социально-политической борьбой эпохи Реформации и Крестьянской войны историография служила идейным орудием различных религиозных и политических группировок и отражала часто диаметрально противоположные политические тенденции. В силу преобладавшего влияния в Германии этого времени религиозного мировоззрения как в лагере католической реакции, так и в лагере оппозиции, вплоть до самой радикальной, в историографии продолжала господствовать теологическая концепция истории. Последовательно гуманистическая трактовка истории нашла здесь отражение лишь в отдельных исторических сочинениях. Среди них заслуживают быть отмеченными работы Беата Ренана (1495 - 1547), и в

²⁰ F. Bacon. The History of the Reign of King Henry VII. Cambridge, 1889.

²¹ См. Т. Мор. Утопия. Золотая книга, столь же полезная, как и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии. М. 1953.

частности его книга "Германская история в трех книгах", вышедшая в 1531 году²² . Ренан - идеолог умеренного бюргерства - не был связан с какой-либо определенной политической группировкой и по своему подходу к истории и методам работы был близок к эрудитской школе в Италии. В упомянутой выше книге он выступил как прекрасный знаток и тонкий критик средневековых источников, разоблачивший ряд фальшивых средневековых легенд, весьма живучих в немецкой историографии XVI века.

Хотя подобные собственно гуманистические работы по истории были в Германии весьма немногочисленны, внешние формы и приемы гуманистической историографии широко использовались и в этой стране. Поэтому в немецкой исторической литературе XVI в. значительное место занимали сочинения смешанного типа, по форме подражавшие гуманистическим работам, а по существу весьма от них далекие. Такое переплетение средневековой традиции с гуманистическими влияниями проявилось даже в творчестве одного из наиболее радикально мыслящих немецких историков той эпохи, Себастьяна Франка (1499- 1542), которого К. Маркс назвал "великим"²³ .

Будучи выразителем настроений наиболее радикальных, мелкобюргерских слоев, Франк всю жизнь подвергался гонению со стороны как католиков, так и лютеран за свои публицистические и исторические сочинения, проникнутые демократизмом и враждебные по отношению к имперским властям, князьям и городскому патрициату. В основном историческом сочинении С. Франка, "Хроника, летопись и историческая библия" (1531 г.)²⁴ , причудливо переплетаются традиционная средневековая форма изложения и в целом теологическая трактовка истории с очень трезвым и реалистическим подходом ко многим историческим проблемам. Главным достоинством книги Франка по сравнению с историографией его времени является то, что всю историю он рассматривал с точки зрения простого народа и благодаря этому интуитивно пришел к ряду интересных общих выводов. Так, он осуждал возникновение частной собственности, видя в ней источник всех последующих насилий и грабежа бедных богатыми; подчеркивал, что государство вскоре после своего возникновения оказалось на стороне богатых и с тех пор всегда помогало им грабить бедных; обличал средневековую католическую церковь в том, что она "отошла от первоначальных заветов Христа", подчеркивал, что многие ереси были выражением народного протеста. Вообще, хотя он и не формулировал это столь определенно, как Макиавелли, всю историю человечества с момента возникновения частной собственности и государства Франк изображал как историю борьбы между угнетателями и угнетенными - феодалами и крестьянами. Этой борьбе, и в частности Крестьянской войне 1524 - 1525 гг., он уделяет в своем сочинении много места. Отношение к крестьянским восстаниям у него двойственное. С одной стороны, он показывал, что правящие слои общества угнетением систематически доводили крестьян до восстания. С другой стороны, он считал, что народ вообще не должен восставать против властей, во-первых, потому, что это противно воле бога, во-вторых, потому, что результатом восстания может быть только еще более тяжелый гнет. Освобождения народ может ждать только от бога, когда для этого наступит время. С. Франк не пользовался общепринятыми приемами гуманистической критики. Например, к библейским легендам он относился как к вполне достоверным фактам. Вместе с тем во многих случаях он очень резко критиковал с позиций простого здравого смысла средневековую историогра-

²² B. Rhenanus. Rerum germanicarum libri tres. Basel. 1531.

²³ См. "Архив К. Маркса и Ф. Энгельса". Т. VII. М. 1940, стр. 179.

²⁴ S. Frank. Chronica, Zeitbuch und Geschichtsbibel von Aubegynn bis 1531. Strassburg. 1531.

фию и многие ее измышления и обвинял ее в пристрастии и прислужничестве перед сильными мира сего. Написанная в отличие от большинства немецких исторических сочинений того времени не по-латыни, но простым, образным немецким языком, "Хроника" Франка, как и его многочисленные публицистические сочинения, пользовалась большой популярностью и выдержала несколько изданий до середины XVI в., когда после победы в Германии феодальной реакции ее перестали переиздавать.

В силу общего низкого уровня научных знаний в Европе XV - XVI вв. и классовой ограниченности мышления идеологов нарождавшейся буржуазии гуманистическая историография не смогла превратить историю в подлинную науку. Оставаясь на идеалистических позициях, преувеличивая роль отдельных личностей в истории, не умея вскрыть основные закономерности исторического процесса, часто рабски подражая античным образцам, историки-гуманисты в подавляющем большинстве не поднимались до широких исторических обобщений, ограничивались чисто повествовательным изображением и прагматическим объяснением событий, как правило, только политической истории.

И все же значение гуманистической историографии в общем развитии европейской исторической мысли и исторических знаний очень велико: Выдвигая в противовес теологическому историческому мировоззрению средних веков рациональное объяснение исторических событий, приближаясь в лице своих наиболее талантливых представителей к понятию внутренней исторической закономерности, закладывая фундамент исторической критики, разоблачая средневековые фальшивки, накапливая новые факты и источники, историки-гуманисты расчистили путь для дальнейшего развития исторических знаний и последующего превращения истории в подлинную науку. Они положили начало развитию ряда вспомогательных исторических дисциплин: палеографии, нумизматики, хронологии, источниковедения, - которые окончательно оформились в трудах церковных и светских эрудитов XVII - начала XVIII века. Историки-гуманисты создали новую, более рациональную по сравнению со средневековой периодизацию истории и, что особенно важно, положили начало развитию во всех странах Западной Европы национальной историографии. Именно они первые, а вслед за ними буржуазные и дворянские историки XVII и XVII вв. стали проявлять особенный интерес к истории отдельных стран, начали писать исторические сочинения на национальных языках, доступных гораздо более широкому кругу читателей, чем средневековая латынь. Несмотря на все свойственные ей противоречия и ее осторожность в борьбе с церковью, гуманистическая историография привела к необратимым прогрессивным изменениям в европейской историографии в целом. И хотя в эпоху контрреформации в конце XVI и в XVII в. дворянские, католические, а также протестантские историки делали многочисленные попытки возродить теологическую концепцию истории, им уже никогда не удалось вернуть свои прежние позиции. Более того, даже борясь со светской, гуманистической трактовкой истории, идеологи реакционного дворянства, протестантские и католические теологи часто оказывались вынужденными применять в своих исторических сочинениях внешние приемы и методы гуманистической историографии, чтобы придать этим сочинениям большую убедительность и сохранить хоть какое-нибудь влияние. Так, например, поступали в XVII в. французские монахи-историки из бенедиктинской и иезуитской конгрегации, так называемые "церковные эрудиты", пытавшиеся отстаивать теологическую концепцию истории, утверждая пошатнувшийся авторитет католической церкви с помощью новых приемов критики источников.

Таким образом, гуманистическая историография открыла новый период в общем развитии исторических знаний, оказав значительное

влияние на последующее развитие буржуазной исторической мысли. Хотя в XVII и особенно XVIII в. историческая наука значительно продвинулась вперед по сравнению с XV-XVI столетиями, в своих взглядах на прошлое идеологи буржуазии вплоть до начала XIX в. во многих отношениях отправлялись от гуманистической традиции. В основе историографии Просвещения, например, так же как и в основе гуманистической исторической литературы, лежали идеалистические рационалистические представления о развитии общества. Воинствующее антицерковное истолкование истории которое мы находим у Вольтера, Монтескье, Гиббона и других мыслителей, своими идейными корнями, по-видимому, также было связано с гуманистической традицией. В работах крупнейших буржуазных историков XVII в. получили дальнейшее развитие те принципы "политической школы", особенно отчетливо выраженные у Макиавелли, согласно которым в развитии общества существуют общие законы, в частности закон политической борьбы и смены государственных форм. По-видимому, на формирование у историков-просветителей представления о влиянии, географических условий, в частности климата, на развитие разных народов и присущих им государственных форм известное влияние оказали взгляды Ж. Бодена. Живучесть гуманистической традиции можно видеть и в том преклонении перед античностью - перед культурой, моральными и политическими принципами, господствовавшими в Древней Греции и Риме, - которое было характерно для большинства буржуазных историков XVIII века. Оборотной стороной такой идеализации классической древности являлось недостаточно историчное, одностороннее, резко отрицательное отношение к средневековью. Конечно, глубокую социальную основу этого взгляда составляло в первую очередь враждебное отношение идеологов буржуазии XVIII в. к отживавшему феодальному миру. Однако нельзя отрицать в этом и определенного влияния на них гуманистических представлений о средневековье как о длительном и мрачном периоде культурного упадка.

Так гуманистическая историография, представлявшая собой' первый этап в развитии буржуазной исторической мысли, заложила основы многих идей и представлений, сохранявших значение и на последующих этапах ее истории.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Е. В. ГУТНОВА:

Комментарии: