Франция является сегодня одним из наиболее активных государств на международной арене. Принадлежа к избранному кругу "грандов" европейской и мировой политики XVIII-XX веков, она стремится сохранить ранг державы с мировой ответственностью в меняющемся мире. После окончания второй мировой войны реализация идеи величия Франции неразрывно связана с именем Ш. де Голля, в конце войны - Председателя ВПФР¹ , основателя и первого президента Пятой республики. Дипломатической стратегии де Голля Франция в значительной степени обязана статусом державы-победительницы и постоянного члена Совета Безопасности ООН. Однако после 1945 г. соотношение сил в мире коренным образом изменилось в пользу СССР и США, а "холодная война" определила рамки блокового противостояния, сузившие поле самостоятельной внешнеполитической стратегии Франции.

Вернувшись к власти в 1958 г., де Голль сделал центральной идеей своего правления восстановление величия Франции² . По мнению видного французского историка М. Вайса, величие понималось де Голлем не как данность, а как философия действия и как исторический долг³ . "Франция может действительно быть самой собой. Только когда она стоит в первом ряду... Наша страна... должна, под страхом смерти, ставить перед собой высокие цели и не сгибаться. Короче говоря, по-моему, Франция не может быть Францией без величия", - так начал де Голль свои "Военные мемуары"⁴ .

Эта "политика престижа" в годы "холодной войны" оставалась характерной чертой дипломатии Пятой республики, независимо от политической принадлежности ее президентов, будь то голлист Ж. Помпиду, либерал В. Жискар д'Эстен или социалист Ф. Миттеран. Все они оставались приверженцами основных внешнеполитических принципов и решений де Голля: примат главы государства во внешней политике, независимость в рамках западного блока и разрядка в отношениях с Восточной Европой, выход из военной организации НАТО, развитие собственных ядерных сил, сохранение влияния в бывших колониальных владениях в Средиземноморье и Африке. Франция стремилась стать "мостом" между Востоком и Западом, главным проводником преодоления глобального идеологического раскола на путях конвергенции. Парадоксальным образом, с концом блокового противостояния осуществление особой роли Франции в мире было поставлено под вопрос. Американский политолог З. Бжезинский назвал Францию и Россию двумя "главными проигравшими" в результате окончания "холодной войны". Объединение Германии грозило снизить роль Франции в Европейском Сообществе, а с распадом СССР беспрецедентное усиление американского могущества и рост гегемонизма США оставляли мало возможностей для активной и независимой глобальной политики.

Обичкина Евгения Олеговна - кандидат исторических наук, доцент МГИМО МИД России.

¹ ВПФР - Временное Правительство Французской Республики (1944 - 1946 гг.).

² Vaisse M. La Grandeur. Politique etrangere du general De Gaulle. 1958 - 1969. Fayard, 1998; Тюлин И. Г. Внешнеполитическая мысль современной Франции. М., 1988.

³ Vaisse M. Op. cit., p. 34.

⁴ Gaulle De Ch. Discours et messages. Memoires de guerre, t. 1, Paris, 1954, p. 1.

стр. 66

Интересно проследить судьбу голлистского наследия в кардинально изменившемся международном контексте, его отражение во внешней политике современной Франции, черты преемственности и новизны. Действовать в новых условиях пришлось и социалисту Ф. Миттерану, и гол листу Ж. Шираку. При этом последние два года президентства Миттерана были осложнены "сосуществованием" с правительством правых под руководством Э. Балладюра (1993 - 1995 гг.), а первое президентство Ширака (1995 - 2002 гг.) - длительным "сосуществованием" с правительством левых сил, во главе с социалистом Л. Жоспеном, что поставило вопрос о возможности сохранения исключительной роли президента во внешней политике. В то же время, итоги "сосуществования" позволили выяснить, в какой мере приверженность голлистской дипломатической стратегии является предметом внутриполитического консенсуса и, следовательно, фактором французской внешнеполитической идентичности, и какие проблемы являются в современной Франции предметом разногласий между правыми и левыми.

"ПОЛИТИКА ВЕЛИЧИЯ" В ГОЛЛИСТСКОЙ ТРАДИЦИИ

В 1958 г., основывая новую республику, де Голль считал, что через цепь политических режимов Франция остается Францией, что ее идентичность состоит именно в величии, тем более что страна является носительницей универсального гуманитарного "послания", которое она должна передать миру. Следовательно, внешняя политика должна занимать центральное место в государственных приоритетах и способствовать величию страны. Эта политика должна быть подчинена двум главным целям, соответствующим двум ее основным ориентирам. Для самой Франции - это национальная независимость, основанная на сильном государстве и соответствующем военном потенциале. Для мира в целом - борьба за изменение международного порядка.

В глазах де Голля для Франции независимость означала свободу рук. Э. Бюрен де Розье, анализируя эту своего рода "политику неприсоединения", приводит следующее высказывание де Голля: Франция будет делать только то, что она решит делать: это политика свободы рук... Она скажет во всеуслышание то, что продиктует ее национальное сознание: это политика свободы слова"⁵ . Независимость не исключала союзов. В мире блокового противостояния Франция не должна была оставаться в одиночестве. Де Голль настаивал на реформе НАТО и выдвинул формулу взаимоотношений с США, устраивающей Париж, но не Вашингтон, и утверждающей "координацию" взамен "субординации"⁶ . Свое стремление к пересмотру положения Франции в НАТО де Голль огласил в меморандуме от 17 сентября 1958 г., направленном американскому президенту Эйзенхауэру и британскому премьер-министру Макмиллану. Этот документ требовал установления трехсторонней (с участием США, Великобритании и Франции) системы военно-политического согласия для выработки ядерной стратегии и урегулирования кризисов в мировом масштабе. Когда его предложение было отвергнуто, он заявил о неприятии системы интеграции, закрепленной в НАТО: "Система, которую назвали "интеграцией" и которая берет свое начало... во времена, когда можно было полагать, что свободный мир был поставлен перед громадной угрозой, не знающей границ, и что мы еще не восстановили нашу национальную самобытность, эта система интеграции отжила свое"⁷ . Отвергая интеграцию, де Голль не отказывался от союза и принимал идею тесного сотрудничества с военной организацией НАТО: стандартизацию вооружений, общую

⁵ Цит. по: Burin des Rosiers E. Le non-alignement. - La politique etrangere du generate De Gaulle. Sous la direction de E. Barnavi. Paris, 1985, p. 141.

⁶ Наиболее удачный, на наш взгляд, перевод формулы "allie, non alligne" - "координация вместо субординации" был предложен В. С. Михеевым. - Михеев В. С. США, Франция и европейская безопасность (1958 - 1992). М., 1993.

⁷ Gaulle De Ch. Discours et messages, t. 3, Paris, 1970, p. 125.

стр. 67

организацию снабжения и перевозок, координацию стратегических планов и возможность установления единого командования в случае войны. Но вооруженные силы Франции должны были сохранять автономию и не зависеть от решения внешних сил: "Если Франции случится вести войну, надо, чтобы это была ее война"⁸ .

Тенденции, заложенные основателем Пятой республики, стали основой ее внешнеполитической идентичности, а многие из его высказываний настолько вросли в дискурс французской дипломатии, что следы их обнаруживаются спустя три десятилетия - при обсуждении важнейших внешнеполитических событий, таких, как участие Франции в натовской операции против Югославии в 1999 г. Осуждая это участие, старые голлисты, бывшие советники Помпиду заявили: "Эта война - не наша война. Тягостно, что Франция потеряла свое положение свободного арбитра, полную независимость своей дипломатии и командование своими солдатами"⁹ .

В годы торжества силового реализма, оставляющего величие только двум сверхдержавам, главной ставкой де Голля стало особое видение перспектив развития мировой системы. По его мнению, многополюсный мир более устойчив, чем биполярный. В основе международных отношений должен лежать принцип равновесия: "Именно в равновесии человечество обретет мир"¹⁰ . Это равновесие не определяется соотношением военных потенциалов. Оно понималось де Голлем как отказ от гегемонии сверхдержав, от диктата блоков, от необходимости присоединения к блоковой политике и предполагало общую систему ценностей¹¹ . В качестве важного шага к такому равновесию он расценивал политическое объединение Западной Европы, "противостоящей гегемонии, навязывающей преобладание самых могущественных"¹² . Известный антиамериканизм де Голля на деле являлся антигегемонизмом. Де Голль, как и все последующие президенты Пятой республики, испытывал беспокойство всякий раз, как СССР и США превращались в партнеров в решении глобальных вопросов, даже когда речь шла о разрядке международной напряженности.

Одним из важнейших факторов равновесия было, по мнению де Голля, атомное оружие, доступ к которому Франция получила в 1960 г. Де Голль считал безумием применение атомного оружия в ядерном окружении, но обладание им нарушило монополию сверхдержав, предоставляло средним державам, подобным Франции, возможность для дипломатического маневра. Роль этого фактора была столь велика, что Францию называли "ядерной монархией"¹³ . Это определение отражает специфику внешней политики Пятой республики. С одной стороны, это признание роли ядерного оружия в реализации французского стремления царить на мировой арене наряду с двумя сверхдержавами, сохраняя суверенность решений, с другой стороны - напоминание о поистине королевских полномочиях президентов в области внешней политики и обороны. Со времен де Голля они являются "заповедной зоной" президента. Де Голль же сделал одним из главных принципов государственного строительства тесную связь между внешней и оборонной политикой.

Ударные ядерные силы стали инструментом политики независимости, политическим орудием на службе новой стратегии Франции - "обороны по всем азимутам"¹⁴ . Две идеи происходили из симбиоза внешней и оборонной политики: во-первых, соответствие технического оснащения вооруженных сил задачам национальной дипло-

⁸ Ibid., p. 129.

⁹ Le Figaro, 8 avril 1999. Это высказывание перефразирует знаменитые слова де Голля: "Если Франции предстоит вести войну, надо, чтобы это была ее война".

¹⁰ Gaulle De Ch. Discours et messages. 1958 - 1962, t. 3, p. 221.

¹¹ Cerny Ph. Une politique de Grandeur. Aspects ideologiques de la politique exterieure de De Gaulle. Paris, 1986, p. 67.

¹² Gaulle De Ch. Op. cit., t. 3, p. 221.

¹³ "Ядерная монархия" - так называется книга С. Коэна о формировании французской внешней политики: Coen S. La monarchic nucleaire. Les coulisses de la politique etrangere sous la V-eme Republique. Paris, 1986.

¹⁴ Vaisse M. Op. cit., p. 595 - 622.

стр. 68

матии; во-вторых, отказ от системы военной интеграции в НАТО¹⁵ . Де Голль считал, что какой бы ни была общность точек зрения двух или нескольких стран, их интересы никогда не могут быть идентичными.

Контекстом международной политики де Голля было блоковое противостояние, но ее лозунгом - "преодоление Ялты". Напомним, что в конце второй мировой войны де Голль, глава ВПФР, не был приглашен на конференцию союзников в Ялту. Полагая, что мир должен был основан на согласии между великими державами, к которым он относил свою страну, де Голль считал отсутствие Франции на Ялтинской конференции отрицанием этого принципа. По мнению де Голля, невзирая на блоковую солидарность, его страна должна была отказаться признать свершившийся факт: раздел Европы на сферы влияния между СССР и англо-американскими союзниками. Франция должна была стать мостом, переброшенным через "железный занавес". В этом состояло, как считал де Голль, ее историческое призвание в мире, которому навязаны законы "холодной войны". Взятая на себя великая миссия должна была обосновать особое место Франции.

Однако неправильно было бы полагать, что идея величия была нацелена на то, чтобы сделать Францию сверхдержавой. Отдавая себе отчет в несопоставимости потенциалов Франции и двух сверхдержав, де Голль стремился разбить блоковую систему и строить сообщество государств-наций, которые должны играть в нем роль соответственно их прошлому, их индивидуальности и их желанию. Таким образом, непререкаемость силового превосходства СССР и США он желал компенсировать преимуществами иного рода: моральным авторитетом Франции, ее стремлением следовать своему историческому призванию. Де Голль сочетал реализм с волюнтаристским видением истории. Во время войны де Голль считал необходимым наделить французов великими национальными амбициями, "способными скрыть упадок страны"¹⁶ . Следует согласиться с мнением Вайса, который показал, что величие Франции для де Голля - "это не цель, не то, чего можно достичь или чем можно обладать, а средство, путь к чему-то, чего не знают, но что возвышает". Вайс приводит слова де Голля, записанные А. Пейрефитом: величие - "это путь, который избирают, чтобы превзойти себя, подняться над собой, чтобы избежать посредственности и вновь сделать Францию такой, какой она бывала в свои лучшие периоды"¹⁷ .

Все преемники основателя Пятой республики, хотя и основываясь на разных предпосылках и ценностях, причем, пожалуй, лишь Миттеран обладал тем же упорством, что и де Голль, были едины в стремлении подчеркнуть особую роль Франции как модели третьего пути в биполярном мире. Для де Голля, наследника классической Европы наций, главной ценностью была именно французская нация, реализующая свою особую планетарную миссию. Миттеран, апеллировавший к идеалам французской революции, представлял Францию миссионером, борющимся против мирового диктата двух империй - СССР и США. Дипломатический советник Миттерана, а позже министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин так сформулировал эту идею в своих воспоминаниях: "Старшая дочь Церкви, родина Просвещения, колыбель революции и Прав человека, Франция стремится, превзойдя свои границы, наложить свою печать на Европу, нести свой свет миру, проповедовать, колонизовать, далеко нести свое знамя, свою концепцию свободы. Так и французские левые силы хотят освобождать, наставлять, эмансипировать. У них свой особый проект: они хотят верить, что именно они в своих рядах являются носителями прогресса¹⁸ .

¹⁵ Золотова Л. Г. Франция - "enfant terrible" НАТО. - США и Канада, 2003, N 12.

¹⁶ Gaulle De Ch. Discours et messages, t. 1, p. 318.

¹⁷ Vaisse M. Op. cit., p. 682; Peyrefine A. C'etait De Gaulle. Paris, 1997, p. 121.

¹⁸ Vedrine H. Les mondes de Francois Mitterand. Paris, 1996, p. 7.

стр. 69

"ПОЛИТИКА ПРЕСТИЖА" ПО ОКОНЧАНИИ "ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ": ОТ МИТТЕРАНА К ШИРАКУ

Конец 80-х годов XX в. стал во внешней политике Франции своего рода точкой отсчета: крушение привычного геополитического порядка поставило под вопрос основные слагаемые ее стратегической культуры¹⁹ . Кроме того, после окончания "холодной войны" руководителям Франции было трудно расстаться со статус-кво Ялтинско-Потсдамской системы, хотя, парадоксальным образом, именно необходимостью "преодоления Ялты" Франция обосновывала свою особую геополитическую роль. Франции предстояло найти новые внешнеполитические ориентиры в меняющейся системе международных отношений.

Ведрин в книге "Миры Франсуа Миттерана"²⁰ писал о глубоком несоответствии между тем представлением, которое Франция составила о своем глобальном влиянии, и реалиями современного взаимозависимого мира: "На самом деле, без преувеличения можно сказать, что в последний раз Франция осуществляла решающее влияние на мировые дела во время заключения Версальского договора". Поэтому главным в оценке внешнеполитических инициатив Миттерана в пору стремительных геополитических изменений в мире является вопрос, осталось ли место для независимой политики Франции и каким полем для маневра располагает еще такая держава, как Франция²¹ .

Реальность первой половины 90-х годов XX в. была такова, что США и Германия - две державы, получившие главные дивиденды от окончания "холодной войны"²² , оттеснили Францию с авансцены международной политики, и произошло это вовсе не из-за недостатка внешнеполитической активности французского президента. Проблема для Франции состояла в том, что ее независимая политика, обеспечивавшая ей в прошлом особое место в мировом соперничестве двух лагерей, хотя и ставила своей задачей "преодоление Ялты", на деле понимала это преодоление как процесс, а не как результат, стратегически опираясь на постоянное соперничество Запада и Востока. Пострадали и позиции Франции в Европе. Дело даже не в том, что, не имея экономического веса Германии, она потеряла территориальное и демографическое преобладание, которое перешло к усилившемуся соседу. Благодаря активной экономической экспансии в центральной и восточной Европе и на Балканах, ФРГ приобрела неизмеримо большее, чем Франция, политическое влияние в бывших социалистических государствах. Кроме того, объединенная Германия сохраняла верность концепции европейской безопасности в опоре на НАТО, то есть на военное присутствие США в Европе, в то время как Франция, следуя голлистской традиции, призывала к автономной (от США и НАТО) европейской обороне, основанной на Западноевропейском Союзе. Эта идея не встретила понимания в странах Центрально-Восточной Европы, стремившихся обеспечить свою безопасность присоединением к НАТО. Франции не удалось стать привилегированным собеседником восточноевропейских стран в диалоге с Западом, поскольку она сдержанно относилась к их желанию интегрироваться в европейские (ЕС) и атлантические (НАТО) структуры, о чем свидетельствовал проект Европейской конфедерации, выдвинутый Миттераном в 1993 г. и отвергнутый лидерами бывших социалистических стран, которым, собственно, он и был адресован.

Пожалуй, лишь одно неизменное преимущество оставалось в арсенале французских амбиций: принадлежность к ядерному клубу. Но в изменившихся международных условиях ценность его казалась не такой безусловной, как прежде. Ядерное ору-

¹⁹ Под стратегической культурой во французской традиции понимается совокупность стратегических ориентиров, в системе которых страна осмысливает свою историю. К ним относятся: представление о потенциальной угрозе и инструментах ее отражения, о национальных интересах, о врагах и союзниках, о возможных гарантиях безопасности.

²⁰ Vedrine H. Les mondes de Francois Mitterand. Paris, 1997.

²¹ Relations Internationales et Strategiques, 1996, N 24, p. 15.

²² Brzezinski Z. L'URSS et la France, les grands vaincus. - Le Figaro, 18 juillet 1990.

стр. 70

жие было не способно ни разрешить кризисы, возникшие на ближайшей периферии ЕС в результате распада Югославии, ни остановить межэтнические конфликты в Африке.

Эта ограниченность средств, в конечном счете, привела Францию к вынужденному отказу от специфической французской позиции. Французские вооруженные силы были поставлены под командование США во время операции в Персидском заливе в 1991 г., Франция согласилась с распадом Югославии и с тем, что автономная европейская безопасность останется неотделимой от НАТО²³ . Беспрецедентное усиление роли США в мире и страх маргинализации внутри ЕС и НАТО привели Миттерана к мысли о постепенном возвращении Франции в военные структуры НАТО. Правительство социалистов сосредоточилось на преимуществах и предпочтительности многосторонних действий, тем более, что только такие действия могли снизить эффект американской вездесущности и очевидность гегемонии США. Защитником этого курса, в частности, был Ведрин. Он исходил из того, что в многополюсном и взаимозависимом мире рамки самостоятельной внешней политики Франции, как и любого другого государства, значительно сужаются: очень редко государство может единолично принять решение. Для этого необходимо согласие пяти, десяти, пятнадцати государств. "Суверенитет осуществляется сообща"²⁴ . Включение Франции в различные международные объединения, как считал Ведрин, не отнимает у нее свободы маневра. Ограничения суверенитета, налагаемые участием в международных организациях, содержат положительные аспекты. В обмен государство может получить преимущества в виде "возмещения суверенитета". Поиски консенсуса внутри этих организаций ведут к уступкам, выгодным национальной дипломатии, как это было в случае с ФРГ, согласившейся на ускоренное создание валютного союза в обмен на благожелательную позицию Франции в деле германского объединения. Ведрин полагал, что у Франции постоянно сохраняется выбор между "позицией на скандинавский манер - скромной, открытой для сотрудничества, согласной раствориться в общем хоре" и возможностью действовать по-голлистски, т.е. "как можно дольше выступать глашатаем дела чести, под флагом республиканского мессианства", как это было свойственно французской дипломатии со времен первого президента Пятой республики²⁵ . По мнению окружения Миттерана, функция обеспечения национального суверенитета Франции на международной арене должна была состоять в "адаптации к международному окружению, в воплощении национальной идентичности, в сохранении геополитического равновесия, в защите определенного набора общечеловеческих ценностей, среди которых для Франции на первом месте стоят мир и демократия"²⁶ . Эти слова были сказаны Ведрином в то время, когда он занимал пост министра иностранных дел в правительстве Жоспена²⁷ , однако такая позиция складывалась еще при Миттеране.

Внешнеполитический курс президента-социалиста Миттерана встретил острую критику справа. Голлисты считали, что Франции необходимо собственное видение мира, собственные инициативы, иначе она станет тем, чем прежде бывала только в периоды упадка: "средней нацией среди множества других"²⁸ .

В 1993 г., в момент смены правящего большинства и прихода к власти правительства Балладюра, остро обсуждался вопрос о наличии национального консенсуса по международным проблемам. Противники социалистов стремились укрепить позиции правых в принятии внешнеполитических решений. Об этом писал в начале "сосущество-

²³ На Брюссельском саммите НАТО в 1994 г. был подтвержден принцип создания европейских сил, "отделяемых, но неотделимых" от НАТО.

²⁴ Cohen S. Mitterand et la sortie de la guerre froide, p. 10.

²⁵ Интервью с К). Ведрином. - Le Debat, mai-aout 1997.

²⁶ Cohen S. Op. cit., p. 12.

²⁷ Т.е. в период третьего "сосуществования", открытого победой левых сил на внеочередных парламентских выборах в мае-июне 1997 г., при президенте Шираке.

²⁸ Girard R. Les fantasmes du multilateral. - Le Figaro, 15 avril 1996.

стр. 71

вания" 1993 - 1995 гг. советник Ширака П. Лелуш²⁹ . Лелуш предупреждал о невозможности "мягкого сосуществования" в области внешней политики, на манер предыдущего (1986 - 1988 гг.). Он считал, что "старый миф" французского консенсуса в области обороны и внешней политики ушел в прошлое с концом "холодной войны". Между тем, принятие внешнеполитических решений по-прежнему осталось зоной исключительной компетенции президента. Правое парламентское большинство, сформировавшее правительство Балладюра в 1993 г., заявляло устами Лелуша о необходимости полного переосмысления военной политики Франции, ее места в Европе, ее отношений с НАТО, ее политики на Востоке, ее арабской политики и помощи развивающимся странам. Кроме того, наличие неотложных внешнеполитических вопросов, например, о продлении пребывания десятка тысяч французских солдат в трех горячих точках: в Камбодже, в Сомали и особенно в бывшей Югославии, требовало, по мнению Лелуша, принятия срочного решения, и это решение должно было соответствовать мнению правительства и Национального собрания, большинство которого было в оппозиции к президенту. К тому же, некоторые международные проблемы европейской или внешнеторговой политики, касающиеся валютных, тарифных и сельскохозяйственных вопросов, уже потому не могли, по мнению голлистов, оставаться в исключительной компетенции президента, что были связаны с внутренней экономической и социальной политикой.

Все аргументы нового правящего большинства на деле были нацелены на ограничение внешнеполитических полномочий Миттерана и имели не принципиальный, а конъюнктурный характер. Одной из предложенных формул было создание Совета национальной безопасности, подобного тем, что существовали в Великобритании, ФРГ, США, в России, в составе президента, премьер-министра, министра обороны и начальника Генерального Штаба. Советник Ширака считал, что только в опоре на согласованные действия президента и парламентского большинства можно было решить неотложную задачу актуализации французской внешней политики.

Несмотря на предостережения голлистов, второе "сосуществование" 1993 - 1995 гг., по мнению наблюдателей, было в области внешней политики гораздо менее конфликтным, чем первое, 1986 - 1988 гг.³⁰ Между премьер-министром и президентом тогда не было личного соперничества за президентское кресло, в то время как ближе к выборам 1995 г. усилилось соперничество внутри голлистского лагеря - между Шираком и Балладюром, что в частности отразилось на конфликте между министром иностранных дел А. Жюппе и министром внутренних дел Ш. Паскуа в 1994 - 1995 гг. по вопросу о выборе позиции в алжирском вопросе. Жюппе склонялся к диалогу правительства с исламистами, а Паскуа настаивал на том, чтобы Франция оказала поддержку мерам безопасности, предпринимаемым алжирским правительством против исламистов.

Что касается разногласий между президентом и правительством, то наиболее серьезным был вопрос о приостановке Миттераном ядерных испытаний в апреле 1992 г., против чего протестовали голлисты. Но этот вопрос в период "сосуществования" был отложен, поскольку ядерная ответственность продолжала оставаться "заповедной зоной" президента. В остальном внешнеполитические мероприятия, проводимые правительством Балладюра, вписывались в логику курса, определившегося в 1992 - 1993 гг., когда страной безраздельно правили социалисты.

В югославском конфликте принципы французской политики остались прежними: ставка на политические решения, поддержка сил разъединения. Поскольку ситуация ухудшилась, Париж проявлял с весны 1993 г. дипломатическую активность в плане более тесного сотрудничества с союзниками: осенью 1993 г. был обнародован план Жюппе-Кинкеля, весной 1994 г. создана контактная группа по Югославии, в феврале

²⁹ Lelouche P. La France, la cohabitation et le nouveau desordre mondial. - La Liberation, 30 mars 1993.

³⁰ Bozo F. La politique etrangere de la France. Paris, 1997, p. 101.

стр. 72

1994 г. по инициативе Франции и США НАТО выдвинула ультиматум боснийским сербам по поводу Сараево. В то же время, действия сил ООН, несмотря на создание "зон безопасности" и натовскую поддержку с воздуха, не могли сдержать продвижение боснийских сербов, а 1994 - 1995 гг. были ознаменованы острыми противоречиями между администрацией Клинтона, с одной стороны, и Францией и Великобританией - с другой. США выступали за снятие эмбарго на поставки оружия мусульманам в Боснии и за воздушные бомбардировки позиций боснийских сербов, но исключали американское присутствие в этом районе, что усугубило тяжелое положение английских и французских контингентов "голубых касок" ООН.

Преемственность внешнеполитического курса в условиях Пятой республики в случае смены правящего большинства априорно определяется доминирующей фигурой президента, который сохраняет за собой "сектор особой компетенции" в области обороны и безопасности, а также консенсусом в отстаивании национальных приоритетов, намеченных еще де Голлем. В итоге, практический, а не теоретический консенсус второго сосуществования был обусловлен сужением рамок, в которых Франция могла осуществить свою политику независимости. Главным препятствием такой политики продолжал оставаться американский гегемонизм.

Окончание "холодной войны" не умерило мессианских устремлений французских руководителей, будь то голлисты или социалисты. В 1995 г. голлист Жюппе, министр иностранных дел в правительстве Балладюра и премьер-министр с 1995 по 1997 гг., подтвердил верность этому курсу: "На нас возложена особая задача - сохранять бдительность, ибо наша роль всегда состояла в том, чтобы наводить мосты, утверждать идеалы свободы, терпимости, демократии"³¹ .

Здесь мы сталкиваемся с характерной чертой французской внешнеполитической культуры: оправданием амбициозного курса служит не только и не столько превосходство в материальных военных или экономических средствах, сколько морализм, своего рода "республиканское мессианство", которое основано на признании за Францией роли светоча западной культуры и цивилизации - "родины свободы, равенства и братства".

Эта идея восходит к 1792 г., когда революционная Франция посылала свои войска нести идеалы свободы европейским народам, "стонущим под игом тиранов". Имперская, а позже колониальная политика Франции также строилась на признании ее цивилизаторской миссии по отношению к зависимым народам Азии и Африки. Этот акцент французской политики ярко проявляется в отношениях Франции со странами третьего мира.

Морализм, относящийся к арсеналу приверженцев школы конструктивизма, и приверженность материальным факторам внешнеполитического могущества, составляющая основу теории реализма, постоянно соперничают в дипломатической стратегии Франции и в оценке ее успехов и неудач. Реализм неизменно тяготеет к отказу от претензии на особую мировую роль, в то время как морализм является прибежищем французской дипломатии в момент ослабления материальных факторов внешнеполитического могущества.

ГОЛЛИСТСКОЕ НАСЛЕДИЕ В ДИПЛОМАТИИ ШИРАКА

С каждой сменой президента во Франции вновь встает вопрос о преемственности во внешней политике. История Пятой республики свидетельствует о преобладании преемственности над изменениями, поскольку ни интересы Франции, ни союзнические обязательства не меняются со сменой президента, однако новые черты, отмеченные печатью личности и темперамента президента, всегда более показательны.

³¹ Juppe A. Quel horizon pour la politique etrangere de la France? - Politique Etrangere (далее - РЕ), 1995, N 1.

стр. 73

С точки зрения международной политики Франции приход к власти Ширака - не просто смена президента. В 1995 г. к власти после 21-летнего перерыва вернулись голлисты, и потому речь могла идти о реванше голлистской дипломатии. Ширак стремился преодолеть дипломатическую пассивность последних лет правления Миттерана, и этому способствовали и личный темперамент нового президента, и его приверженность голлистской традиции. Однако внешние обстоятельства и внешнеполитическое наследие Миттерана диктовали иную логику поведения страны на международной арене.

К середине 90-х годов XX в. стало очевидным, что международная ситуация, на которой строилась планетарная роль Франции в годы Пятой республики, ушла в прошлое. 1995 г. - время прихода к власти президента Ширака, был отмечен определенной стабилизацией международной обстановки, взорванной бурными событиями 1989 - 1991 гг. США остались единственной сверхдержавой, хотя они еще продолжали воздерживаться от внешнего вмешательства, особенно в европейские дела. В то же время Россия - наследница СССР, который прежде уравновешивал американское влияние и потому был важным партнером глобальной дипломатии Франции - продолжала переживать период, который в Париже лояльно называли "переходным". Один из главных векторов французской политики - европейское строительство сохранил свое значение. Но политика интеграции была осложнена слабым экономическим ростом и наметившимся "евроскептицизмом" населения. Франция по-прежнему была озабочена процессами ближневосточного урегулирования и ростом исламского фундаментализма, а также положением в Африке, где продолжались гражданские войны, экономический застой и политическая нестабильность. Этот неблагоприятный фон осложнял внешнеполитические перспективы нового президента, тем более что последние годы правления его предшественника были отмечены падением активности французской дипломатии и неудачей ряда ее инициатив. В то же время, Франция сохранила важные рычаги международного влияния: постоянное членство в Совете Безопасности ООН, ядерное оружие, участие в "Большой восьмерке". Франция - влиятельный член международных организаций, она располагает второй в мире дипломатической и культурной сетью.

Личные качества Ширака - настойчивость и волюнтаризм, легли в основу его внешнеполитической стратегии. П. Бонифас, автор брошюры "Является ли еще Франция великой державой?", считает, что стиль Ширака характеризуется "скорее оптимизмом воли, чем пессимизмом разума" (последнее, по-видимому, относится к стилю Миттерана). Политолог Д. Моизи отметил "горячий, прямой, порой несколько беспорядочный активизм" французского президента. В 1995 г. казалось, что "благодаря темпераменту, в той же мере, что и расчету, новый президент стремился нарушить установленный статус-кво, который, в конце концов, сумел навязать его предшественник"³² .

Жюппе³³ , возглавивший кабинет министров после выборов 1995 г., приступал к своим обязанностям с полным сознанием трудностей, стоящих перед французской внешней политикой: "Я всегда считал, что Франция должна видеть мир таким, какой он есть, но что она не должна принимать его таким, какой он есть"³⁴ . Отвечая на обвинения в адрес чересчур амбициозной политики Франции, Жюппе заявил, что Франция "способна добиться результатов, которые весьма мало соотносятся с простой арифметикой ее могущества"³⁵ . Внешне оптимистическая, эта фраза передает характерное для того периода ощущение ограниченности материальных средств для обеспечения "политики престижа". Не случайно, в первые годы пребывания Ширака у власти ему

³² Moisi D. De Mitterand a Chirac. - РЕ, 1995, N 4, p. 853.

³³ Жюппе занимал пост министра иностранных дел в правительстве Балладюра с 1993 до президентских выборов 1995 г., что обеспечивало преемственность внешнеполитического курса нового правительства.

³⁴ Речь Жюппе на праздновании 20-летия аналитического центра министерства иностранных дел Франции 25 января 1995 г. - РЕ, 1995, N 1, р. 246.

³⁵ Ibid., p. 246.

стр. 74

была свойственна тактика демонстративных шагов, которые в большей степени были имитацией голлистской "классики" и определялись активным характером Ширака, его волюнтаризмом, нежели логикой внятной дипломатической стратегии, вписанной в традицию Пятой республики.

Первой заботой Ширака, как в свое время де Голля, было приспособление национальных вооруженных сил к новым потребностям глобальной дипломатии Франции. Начал он с подтверждения ядерного статуса Франции, возобновив ядерные испытания, прекращенные Миттераном, и предложил соседним странам европеизировать французские силы ядерного сдерживания. Тем самым он надеялся придать новый импульс автономной европейской обороне. Подобные волевые действия заставили мир снова заговорить о Франции и должны были способствовать сохранению за ней статуса державы с мировой ответственностью. Но волюнтаризм французского президента вступал в противоречие с изменившимися международными условиями конца 90-х годов, что заставляло французскую дипломатию давать "обратный ход". В частности, всеобщее осуждение ядерных испытаний в Тихом океане, тем более что они пришлись на 50-летие атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, вынудило Ширака сократить сроки проведения и число взрывов до шести вместо восьми, предусмотренных в этой серии. Объявленное возвращение Франции в военную организацию НАТО на Мадридском саммите 1997 г. было сорвано из-за желания Ширака связать его с рядом неприемлемых для Вашингтона условий, среди которых была передача европейцам Южного (Средиземноморского) командования НАТО, т.е. тактического управления в районе базирования 6-го флота США. В 1999 г. российское направление французской дипломатии - традиционные для голлизма "привилегированные" отношения с Москвой - были поставлены под вопрос резкими заявлениями Ширака по чеченской проблеме. Понадобилось два года дипломатических усилий, чтобы преодолеть ответную отчужденность российского президента В. В. Путина и возобновить франко-российский диалог на высшем уровне.

Другим ограничителем внешнеполитического волюнтаризма президента явилось растянувшееся на пять лет (1997 - 2002 гг.) "сосуществование" с правительством левых сил во главе с социалистом Жоспеном. И это обстоятельство подтверждает тот факт, что отнесение внешней и оборонной политики к сфере особой компетенции президента является не только одной из главных характеристик, но и важным условием голлизма. Премьер-министр Жоспен потребовал себе полномочий в дипломатической области, которую предпочитал видеть сферой "разделенной" ответственности³⁶ . Далеко не всегда это ограничение действовало во благо. Дипломаты, аналитики и общественное мнение Франции сходятся во мнении, что сосуществование 1997 - 2002 гг. лишало французскую политику необходимой динамики и инициативности, особенно на ее европейском направлении³⁷ . Анализируя скромные результаты французского председательства в ЕС в 2000 г., аналитик Т. Де Монбриаль заявил: "Сегодня Франция скована длительным сосуществованием, несовместимым с осуществлением подлинного международного лидерства"³⁸ .

Политолог Ф. Шарийон так формулирует факторы формирования современного внешнеполитического курса Франции: "Реальность часто диктует больший прагматизм тем, кто принимает решения, чем тем, кто наблюдает... Она состоит из целей, приоритетов, но также и из границ"³⁹ . В соответствии с особенностями двух политических сил, сменяющих друг друга у власти, после ухода Миттерана эти границы, как правило, больше принимаются во внимание социалистами, чем голлистами. Мы уже приводили тезис Ведрина, объясняющий преимущества многосторонних согласован-

³⁶ Massot J. Alternance et cohabitation. Paris, 1997.

³⁷ Cohen S. La diplomatic franchise dans la cohabitation. - Esprit, Juin 2000, N 264.

³⁸ Le Figaro, 31 Janvier 2001.

³⁹ Charillon Fr., Kesler M. -Ch. Un "rang" a reinventer. - Les politiques etrangeres. - Paris, 2001, p. 103.

стр. 75

ных действий на международной арене. Не Франция в качестве направляющей руководящей силы в Западной Европе, а Франция вместе со своими союзниками и в согласии с главными тенденциями мировой политики - вот достойная роль, за которую ратовали с середины 90-х годов XX в. социалисты. Бонифас предупреждал, что эликсир с надписью: "Стремление к могуществу" следует "употреблять умеренно... Разглагольствования на старую тему о необходимости поддерживать наш ранг, что одновременно и противоречит теме упадка, и дополняет ее, хоть сколько-нибудь реалистичному наблюдателю кажутся зачастую просто смешными... Они только усиливают восприятие Франции, пропитанной предрассудками, силящейся отстоять собственные эгоистические интересы. Неумеренная демонстрация могущества ослабляет ее. Истинное достоинство состоит в реализме"⁴⁰ .

Из всех французских лидеров последнего десятилетия наиболее смелое высказывание в этом духе позволил себе бывший премьер-министр Жоспен. Во время визита в Иерусалим в марте 2000 г. он заявил: "Я хотел бы, чтобы Франция не преувеличивала своего значения на международной арене". Патриотический еженедельник "Марианна" обрушился с резкой критикой на премьер-министра, его окружение из левых интеллектуалов и на либералов, которых подозревает в схожих мыслях. Для них "голлизм уже умер, - писали журналисты, - упадок Франции после второй мировой войны не мог помешать де Голлю бороться за утверждение ведущей мировой роли страны"⁴¹ . Смысл этого напоминания в противопоставлении двух подходов к внешнеполитической стратегии Франции. Голлистская стратегия Ширака ближе к традиционной французской политике могущества, чем "реализм", к которому в большей степени склонны социалисты.

В канун президентских выборов 2002 г. и особенно после убедительной победы на них, позволившей Шираку заручиться поддержкой правительства и правого парламентского большинства, внешнеполитический курс Франции приобрел внутреннюю логику. Представляется возможным говорить об укреплении голлистской тенденции французской дипломатии. В свое время Ширак так определил основу глобальных претензий Франции: "Сила внешней политики состоит, прежде всего, в ее внятности, способности отражать особое видение мира, в стремлении вписать каждую дипломатическую инициативу в общую перспективу"⁴² . В духе классического голлизма это видение основано на идее многополюсного мира. С окончанием "холодной войны" ушло в прошлое биполярное деление мира, экономический прогресс новых индустриальных стран Азии больше не позволяет говорить о промышленной гегемонии Запада, но в мире сохраняется дисбаланс, не устраивающий Францию: это глобальное политическое лидерство США.

Американский фактор постоянно присутствует в размышлениях о глобальной роли Франции, поскольку внешнеполитическое могущество является категорией относительной. Оно может утвердиться только в соотношении с мощью и влиянием других государств, и благодаря признанию другими государствами, среди которых на первом и недосягаемом месте оказались США. В свое время де Голль противопоставлял верховенству двух сверхдержав идею "равновесия", подразумевавшую отказ от гегемонии и торжество системы ценностей, разделяемых всем международным сообществом. В пропаганде этих ценностей видит Франция свою особую миссию. Парадоксальность ситуации состоит в том, что на этом поприще Франция оспаривает первенство у США, не соглашаясь с глобализацией "по-американски", с тактикой силового давления и стратегией "превентивных ударов".

"Моментом истины" для определения отношения французского президента к этой тенденции стал 1999 г. С одной стороны, Франция приняла участие в операции про-

⁴⁰ Boniface P. La France est-elle encore une Grande puissance? Paris, 1997, p. 119, 130 - 131.

⁴¹ Marianne, 6 - 12 mars 2000, p. 15 - 16.

⁴² Chirac J. Discours devant les Ambassadeurs de la France. - Le Monde, 26 - 27 aout 1996.

стр. 76

тив Югославии под командованием США, что казалось разрывом с голлистской традицией. С другой стороны, ни качество, ни условия участия в акциях, направляемых Вашингтоном, не устраивали Францию, поскольку односторонность решений и действий американской администрации не позволяет говорить о союзе, но только о соучастии. Именно после Косово ключевым в дипломатической риторике Ширака становится призыв к многосторонности, к повышению роли Совета Безопасноти ООН в разрешении международных кризисов, противодействие односторонним силовым решениям США.

Стремясь подчеркнуть глобальную роль Франции после сомнительной и с точки зрения мирового права, и в свете голлистской традиции югославской операции 1999 г., Ширак обратился к риторике защиты прав человека, тем более, что нападение НАТО на Югославию мотивировалось необходимостью борьбы с антигуманным режимом Милошевича. После косовского конфликта ближайшим поводом для демонстрации этой позиции стала возобновившаяся война в Чечне. Французский президент, поддержанный общественным мнением страны, был наиболее жестким критиком политики России. Франция возглавила "крестовый поход" Евросоюза против Австрии в связи с победой там ультраправой партии Г. Хайдера. Нельзя сказать, чтобы эти шаги принесли голлистской дипломатии ощутимые плоды на международной арене. Они были важны скорее с внутриполитической точки зрения, для гармонии президентской политики с общественным мнением, тон в котором задавали левые интеллектуалы. В то же время, непримиримость Франции контрастировала с общим дипломатическим климатом конца 90-х годов XX в. Явно проалбанская политика главы гражданской администрации в Косово француза Б. Кушнера вызвала нарекания в ООН. Санкции против Австрии, введенные Евросоюзом по предложению Франции, вскоре были отменены, а резкая позиция по чеченскому вопросу, не поддержанная другими западными державами, на время изолировала Францию в многостороннем диалоге Запада с Россией. Между тем, значение взаимопонимания с Москвой возросло после событий 11 сентября 2001 г. Для восстановления отношений французской стороне понадобилось проявить больше понимания к проблемам России, а российской - предложить программу политического урегулирования, сопровождающую антитеррористическую операцию в Чечне.

Для Парижа улучшение отношений с Москвой было тем более важным, что одновременно увеличились расхождения Франции с США. Разногласия между ними, скрытые в пору югославского кризиса, наиболее явно проявились во время иракского конфликта 2003 г. Обстоятельства этому благоприятствовали: ФРГ присоединилась к французским подходам, укрепился международный авторитет Китая и России, которые, как и Франция, выступают против односторонних силовых действий США.

В первые годы XXI в. разногласия Франции с США проявляются по многим важнейшим международным проблемам. Франция не согласна с США в вопросе о методах и целях антитеррористической операции в Афганистане и на Ближнем Востоке, о путях разрешения иракского кризиса, о судьбе советско-американского договора по ПРО. Франция считает упрощением сложного комплекса проблем современной международной обстановки попытку США свести угрозы международной безопасности к проискам "оси зла". В Париже полагают, что тенденция последних лет состоит в том, чтобы создать действенные многосторонние механизмы международного сотрудничества.

Назначение на пост министра иностранных дел Франции М. Барнье, бывшего представителя Франции в Европейском Сообществе, было призвано усилить европейское направление политики Ширака. В соответствии с голлистским замыслом, Европа должна была стать самостоятельным центром силы, однако становлению общей внешней и оборонной политики ЕС, которое неуклонно продвигает вперед Франция, препятствует отсутствие у европейцев единого взгляда на евро-атлантические отношения. В противодействии американскому гегемонизму Ширак ищет поддержки России и Китая, тем более что эти державы обладают статусом постоянных членов Совета Безопасности ООН. В июле 2002 г. было заявлено о создании франко-российского Совета сотрудничества в области безопасности. Задача Совета - "углубление двусто-

стр. 77

роннего взаимодействия по вопросам международной безопасности, анализ существующих в мире рисков и угроз, определение общих подходов и решений в случае возможных совместных или скоординированных действий"⁴³ . Интенсификация сотрудничества с Китаем с 1995 г. является одним из приоритетов Ширака; 2004 г. был объявлен во Франции "годом Китая" и начался визитом председателя КНР Ху Цзиньтао в Париж.

Зимой 2002 - 2003 г., в момент решения вопроса о начале операции против Ирака, твердая позиция Франции, Китая и России способствовала отклонению ООН американского проекта резолюции, санкционировавшей военные действия против Ирака. Как и во времена де Голля, для успеха глобальной миссии Франции необходимы заинтересованные собеседники, разделяющие ее стремление к многополюсному миру.

Эти обстоятельства создают благоприятный международный контекст для внешней политики Франции, которая с началом нового президентского срока Ширака вступила в "конструктивную" фазу. Ее главным вектором является, в лучших традициях голлизма, борьба за утверждение французской концепции глобализации и принципов складывающейся международной системы.

⁴³ Совместное заявление министров иностранных дел Российской Федерации и Французской Республики о создании российско-французского Совета сотрудничества по вопросам безопасности. 8 июля 2002 г. - Дипломатический вестник, 2002, N 8, с. 16 - 17.

Постоянный адрес данной публикации: