Политическая реакция 80 - начала 90-х годов была вызвана целым рядом объективных причин. Главнейшие из них: отсутствие сколько-нибудь значительных выступлений народных масс, а также слабость революционного и оппозиционного движений, "Народная воля" после 1 марта 1881 г. переживала период упадка, новых же народнических организаций не возникало. Социал- демократия находилась в состоянии своего "утробного развития" и, естественно, не могла представлять собой какую-либо действенную силу. Либеральная оппозиция была, как всегда, слаба и нерешительна. Однако наряду с этими главными причинами существовали и многие другие, определившие особенности и характер политической реакции. "Имеется бесконечное количество перекрещивающихся сил, бесконечная группа параллелограммов сил, и из этого перекрещивания выходит один общий результат - историческое событие"¹ , - писал в 1890 г. Ф. Энгельс Иосифу Блоху.

Одной из таких сил, играющих далеко не последнюю роль, являются люди, стоящие у кормила власти. Поэтому мы и считаем необходимым остановиться на характеристике главных деятелей политической реакции тех лет.

В результате акта 1 марта 1881 г., осуществленного Исполнительным комитетом "Народной воли", на российский престол был возведен второй сын Александра II - Александр III² . Под буквой "А" прибавилась "одна палочка", как остроумно предрекал на воронежском съезде "Земли и воли" Г. В. Плеханов. Однако дело было не только в появлении "третьей палочки". Царствование нового императора знаменовало собой длительный период реакции "под маской народности и православия", как характеризовал новый курс военный министр Д. А. Милютин.

Александр III родился в 1845 г. и как один из пяти младших сыновей Александра II (Александр, Владимир, Алексей, Сергей и Павел), которому не предназначалось восседать на российском престоле, получил весьма скромное образование. Этот уровень вполне соответствовал тем требованиям, которые предъявлялись к великим князьям российского императорского дома и принцам крови европейских дворов. Вершиной служебной деятельности великих князей являлась должность начальника гвардейской дивизии либо командира гвардейского корпуса (последнее обычно совпадало с командованием войсками Петербургского военного округа). Будущий российский император, судя по отзывам его воспитателей, а также личным дневникам, не отличался широтой интересов, впрочем, как и другие его братья. Тупость и упрямство - таковы качества, которые обнаруживались в нем еще в раннем детстве. Наряду с шалостями, невниманием, непослушанием, а также другими детскими пороками воспитатели в своих отзывах фиксируют старательность как одно из главных качеств великого князя. В донесениях воспитателей Зиновьева и Гогеля за июнь 1856 г. сообщается, например, что по чистописанию Александр "очень старался"³ . Особенных успехов он добивается "во фронте". Уже в пятилетнем возрасте воспитатели отмечают у мальчика усердие во фронтовых занятиях. Так, за сентябрь 1850 г. дважды сообщается, что великий князь "очень старался маршировать"⁴ . Вообще же успех в науках был невелик. Абсолютной грамотностью в родном языке он так и не овладел, делая порой не столь уж несущественные ошибки. Так, в наречии "еле" он умудряется допустить две ошибки, воспроизводя его через "Ъ", как глагол "Ъсть" в третьем лице множественного числа прошедшего времени: "Ъли"⁵ .

Записи в дневниках Александра III не только в детские и юношеские годы, но и в зрелом возрасте не свидетельствуют об интеллектуальных запросах их автора. Последний фиксирует лишь внешние события, крайне редко касаясь тех или иных переживаний либо своего отношения к происшедшему. Зато с тупой последовательностью сообщаются данные о погоде, гостях, распорядке дня и даже описывается брачная ночь. Такого же характера, но еще более кратки записи в памятных книжках, которые вел император с момента вступления на престол. Из них мы узнаем, в какое время в тот или иной день Александр встал, лег спать, каковы были успехи охоты, рыбной ловли (с точным указанием подстреленного или пойманного) и т. д. Иногда приводятся данные о количестве верст, пройденных за несколько месяцев. В памятной книжке за 1889 г., например, записано: "1887 год с 22 ноября по 30 декабря - 103 версты;

Настоящая статья является сокращенным вариантом главы из подготавливаемой автором монографии "Политическая реакция 1880 - начала 1890-х годов".

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Избранные произведения. Т. II. М. 1955, стр. 469.

² Старший сын Александра II, Николай Александрович, являвшийся наследником престола, умер в 1865 году.

³ Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления (ЦГАОР) СССР, ф. Александра II, д. 968, л. 10.

⁴ Там же, лл. 11, 33.

⁵ Там же, ф. Александра III, д. 650, л. 3.

1888 г. - с 10 апреля по 28 мая -98 верст; с 21 октября по 30 декабря - 330 верст; 1889 г. - с 9 марта по 23 мая - 101 верста"⁶ .

В 1865 г. великий князь Александр Александрович после смерти старшего брата Николая получает титул цесаревича и становится наследником престола⁷ . Вместе с титулом он наследует и невесту покойного брата, юную датскую принцессу Дагмару. В октябре 1866 г. Дагмара становится женой будущего Александра III и начинает именоваться Марией Федоровной. Будучи человеком сильного характера, Мария Федоровна, бесспорно, оказывала определенное влияние на мужа, который ее сильно любил. Нам представляется, что неприязнь Александра III к Германии - во всяком случае, первоначально - возникла под влиянием жены (как известно, в 1864 г. у Дании были отторгнуты в пользу Пруссии и Австрии Шлезвиг и Голштиния, что, естественно, не могло вызывать сочувствия у дочери датского короля). К событиям" франко-прусской войны наследник проявлял совершенно иное отношение, нежели Александр II и остальные члены его семьи. Император был ярым германофилом. Благоговея перед своим венценосным дядюшкой, прусским королем Вильгельмом I, он осыпал его неслыханными почестями и стремился оказать ему и его генеральному штабу услуги весьма неделикатного свойства. В 1869 г., к столетнему юбилею основания военного ордена Георгия, он наградил Вильгельма I этим орденом Первой степени (это являлось высшей военной наградой: в 1815 г. Георгия Первой степени получил только один человек - М. И. Кутузов). В период франко-прусской войны Александр II щедро награждал георгиевскими крестами прусских офицеров и солдат, "В начале октября, - рассказывает Д. А. Милютин в воспоминаниях за 1870 г., - послана была в германскую армию с инженер-генерал-майором Герком масса георгиевских крестов офицерских и солдатских"⁸ . Тут же Милютин отмечает, что Александр II живо интересовался успехами германских войск и радовался им "почти столько же, как бы победе собственных его русских войск"⁹ . Великий же князь Александр Александрович реагировал на события совершенно иначе: "Какое ужасное известие... Мак-Магон разбит, армия сдалась, и император Наполеон взял в плен! Это ужасно!"¹⁰ - заносил он в свой дневник 24 августа 1870 года. Едва ли подобная точка зрения могла сложиться у него самостоятельно. Вскоре после свадьбы под влиянием жены Александр Александрович порывает свою дружбу с кн. Владимиром Мещерским. Мария Федоровна недолюбливала и Победоносцева, и, возможно, это в конце концов в какой-то степени способствовало охлаждению императора к любимому учителю¹¹ . Став наследником престола, великий князь Александр Александрович пытался восполнить свое образование под руководством К. П. Победоносцева, который в течение длительного времени оставался его наставником. Однако больших успехов достигнуто не было. Надо думать, что виною здесь являлся не учитель, а ученик, точнее, умственные возможности последнего¹² .

Во время войны 1877 - 1878 гг. Александр Александрович, так же как и другие многочисленные представители царствующего дома, принимал участие в военных дей-

⁶ Там же, д. 286, запись на вкладном листе.

⁷ Когда воспитатель Александра профессор Московского университета А. И. Чивилев узнал, что его ученик объявлен наследником престола, он буквально ужаснулся и в разговоре со своим коллегой профессором К. И. Бестужевым-Рюминым сказал: "Как жаль, что государь не убедил его отказаться от своих прав: я не могу примириться с мыслью, что он будет править Россией". См. "Воспоминания Е. М. Феоктистова. За кулисами политики и литературы, 1848 - 1.896". Л. 1929, стр. 216 - 217 (далее - "Воспоминания Е. М. Феоктистова").

⁸ Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина (ГБЛ), ф. Д. А. Милютина, папка 11, д. 18, л. 79.

⁹ Там же.

¹⁰ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 304, л. 35.

¹¹ Мы не ставим своей целью анализировать отношения Марии Федоровны к мужу, но, между прочим, можно отметить, что особой верностью она не отличалась. Об этом красноречиво свидетельствует ее переписка с флигель-адъютантом кн. Владимиром Шаховским, сохранившаяся в ее архиве (ЦГАОР СССР, ф. императрицы Марии Федоровны, дд. 3067 и 677). В одном из писем флигель-адъютант, обращаясь к императрице, писал: "Целую Ваши зубки" (там же, д. 3067, л. 44). В свою очередь, императрица в посланиях к флигель-адъютанту подписывалась: "Votre старая Мари" (там же, д. 677, л. 3).

¹² Однако было бы неверным представлять Александра III просто глупым человеком. В пределах своего небольшого ума он обладал, бесспорно, здравым смыслом. Он был способен замечать глупость других, в частности своего дяди, вел. кн. Николая Николаевича, бывшего в период войны 1877 - 1878 гг. главнокомандующим на Балканском театре военных действий. Находясь на войне, Александр Александрович, объясняя причины неудач русских войск, писал жене 26 сентября 1877 г.: "Дядя Низи (так звали великого князя в семейном кругу. - П. З. ) был всегда глуп, - откуда же должен взяться такой гении, чтобы из глупого человека преобразовать в умного..." (ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 820, л. 125). Точнее будет сказать, что он был ограничен, необразован, туп и обладал небольшим умом, который мог мыслить только прямолинейно.

ствиях; командуя Рущукским отрядом. Впрочем, как и другие его родственники, никаких военных талантов он при этом не обнаружил.

Итак, молодой царь (молодость его была относительна: к моменту вступления на престол ему шел 36-й год) не отличался умом. Один из крупных сановников царствования Александра III, начальник главного управления по делам печати Е. М. Феоктистов, по своим взглядам человек консервативно-реакционного направления, относившийся в целом к императору весьма положительно, писал: "Нельзя отрицать, что в "интеллектуальном отношении государь Александр Александрович представлял собою весьма незначительную величину. Плоть уж чересчур преобладала в нем над духом"¹³ . Продолжая эту характеристику, он отмечал: "С течением времени, когда будет обнародовано все или многое, что выходило из-под его пера, - разные резолюции и заметки, когда люди, находившиеся в непосредственных к нему отношениях, поделятся своими воспоминаниями о нем, то общее впечатление будет, конечно, таково, что нередко случалось ему высказывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали чисто детской наивностью и простодушием"¹⁴ . Эта характеристика в целом правильна. Действительно, "простодушие и детская наивность" являлись более характерными для императора, нежели "здравые мысли". Даже апологет Александра III С. Ю. Витте называл любимого монарха человеком "сравнительно небольшого образования", "человеком ординарного образования", подчеркивая при этом, что "у императора Александра III был небольшой ум рассудка, но у него был громадный выдающийся ум сердца"¹⁵ .

Примитивность ума определяла, естественно, и примитивность политических взглядов Александра III. Консервативные воззрения, воспринятые, как говорят, "с молоком матери" и развитые всей системой воспитания, завершение которого принадлежало К. П. Победоносцеву, обусловили и систему политических убеждений Александра III. Последняя была не только реакционна, но и достаточно примитивна. Она не выходила за пределы триединой уваровской формулы: "православие, самодержавие и народность". Оберегать чистоту "веры отцов", незыблемость принципа самодержавия и развивать русскую народность в патриархально-феодальном понятии этого слова - такова программа, которая определила задачи царствования. Все это понималось достаточно примитивно и упрощенно. Распространять административным путем православную веру и русский язык, бороться со всем, что угрожало или могло угрожать Самодержавной форме правления, крепить связь престола с первым сословием - дворянством - таковы практические задачи царствования, как это представлялось венценосцу. Эти воззрения достаточно ярко проявились в отношении Александра III к предполагавшемуся празднованию 25-летия отмены крепостного права. На всеподданнейшем докладе, представленном ему Дурново, он наложил резолюцию: "Никаких 25-летних юбилеев я не признаю и праздновать особенным образом запрещаю"¹⁶ .

В вопросах веры Александр III был также примитивен. С ортодоксальной прямотой он понимал евангельские тексты, полагая, например, что евреи - богом проклятый народ, коль они "распяли Спасителя". Именно в силу этого он искренне верил, "что если судьба их печальна, то она предначертана евангелием"¹⁷ . А коль скоро так, то и вести себя в отношении евреев надо в соответствии с предначертаниями провидения. Вероятно, в силу этого Александр III и был антисемитом. "В глубине души я всегда рад, когда бьют евреев"¹⁸ , - заявил он как-то варшавскому генерал-губернатору генералу Гурко.

Итак, взгляды императора определяли в значительной мере его политический курс, который в области внутренней политики носил неприкрыто реакционный характер. Однако меры, направленные на укрепление феодально- крепостнических отношений, не могли проводиться последовательно. Объективный ход истории, процесс развития

¹³ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 217.

¹⁴ Там же.

¹⁵ С. Ю. Витте. Воспоминания. Т. I. М. 1960, стр. 49.

¹⁶ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 570, л. 201. О том, что запрещение относилось именно к 25-летию со дня отмены крепостного права, свидетельствует циркуляр главного управления по делам печати от 18 сентября 1885 г. за N 3188. В нем говорилось: "Я... Управляющий Министерством внутренних дел, признал необходимым воспретить печатание не только никаких рассуждений, но даже известий, касающихся предстоящего дня 25-летия освобождения крестьян". (Центральный государственный исторический архив СССР (ЦГИА СССР), ф. Главного управления по делам печати, оп. 34, д. 14, л. 1,73).

¹⁷ Институт русской литературы (ИРЛИ) (Пушкинский дом), ф. Е. М. Феоктистова 9122, LII, б. 14, л. 21. Это изречение, как рассказывает Е. М. Феоктистов, он лично видел "высочайше начертанным" на письме барона Гинцбурга, ходатайствовавшего в 1890 г. об улучшении положения евреев в России. Ссылка на евангелие имела в виду легенду о суде над Христом, когда Пилат по настоянию фарисеев присудил его к распятию на кресте, заявив при этом: "Смерть его на вас и на детях ваших".

¹⁸ Необходимо сказать, что тут же он добавил: "И все-таки не надо допускать этого". Однако это определялось не заботами о евреях, а боязнью всякого массового движения, возникавшего даже на реакционной основе (ИРЛИ) (Пушкинский дом), ф. Е. М. Феоктистова 9122, LII, б. 14, дневниковая запись за 21 января 1891 г., л. 8).

капитализма значительно подрывали возможность консервации старого, а иногда просто сводили эти попытки на нет.

Европейская политика Александра III отвечала в целом национальным интересам России. Она была направлена против преклонения перед Германией и, естественно, обнаруживала стремление к сближению с Францией. Однако справедливость требует сказать, что и в области внешней политики Александр III не всегда руководствовался здравым смыслом. Так, в балканском вопросе он вел себя по меньшей мере глупо. "Самовольное" объединение Северной Болгарии и Восточной Румелии, предпринятое без санкции российского правительства, вызвало большой гнев императора, и правительство апеллировало к турецкому султану, жалуясь ему на несоблюдение решений Берлинского конгресса! Вообще Александр III, впрочем, как и всякий абсолютистский властелин (в условиях отсутствия свободы мысли и общественного мнения), не представлял себе, что объективно означал его политический курс. Он искренне верил, что его политика обеспечивает величие России и счастье народу. Император, например, абсолютно не предполагал, что его система правления мало чем отличалась от присущей временам Николая I; условия издания литературы были примерно такими же. Так, прослушав доклад акад. Я. К. Грота о Пушкине, он искренне удивлялся, как мог поэт в тогдашних условиях цензуры что-либо печатать¹⁹ .

Вступив на престол, Александр III оказался неспособным возглавить управление страной. Дело заключалось не только в отсутствии необходимых познаний: его ум просто не мог постичь сущность того или иного вопроса. Понимание меморий Государственного совета, излагавших обычно по тому или иному вопросу два мнения, одно из которых он должен был утвердить, представляло для Александра III большую трудность. Поэтому специально для него составлялся конспект этих меморий (являвшихся, в свою очередь, конспективным изложением журналов заседаний). При назначении в 1883 г. А. А. Половцова государственным секретарем председатель Государственного совета вел. кн. Михаил Николаевич сказал первому, что одна из его обязанностей будет заключаться в том, чтобы писать для государя самые краткие извлечения из посылаемых ему меморий. "Это составляет секрет и заведено лишь при, нынешнем государе для облегчения его в многочисленных его занятиях"²⁰ . Далее великий князь заметил, что "эти бумажки он (то есть император. - Л. З. ) уничтожает по прочтении"²¹ .

Нельзя сказать, что Александр III вовсе не читал, но вкусы его были примитивны, а познания в области художественной литературы невелики. Ему очень нравились развлекательные романы Болеслава Маркевича, он не любил Льва Толстого, не знал сочинений Тургенева, не говоря уже, конечно, о Чернышевском. Прочитав показания одного из арестованных, заявившего, что "героями моих юношеских лет были Лопухов и Базаров", он пишет на полях: "Кто они?"²² (по-видимому, интересуясь, находятся ли они еще на свободе).

Как в детстве Александр III старался овладеть премудростью фронтовых занятий, так и став императором, он хотел постичь многое, но это ему просто не удавалось. По утверждению А. В. Головнина, Александр III "много читает архивных дел и теперь потребовал к себе подлинное дело о декабристах, которое находилось в Государственном архиве"²³ . В первое время даже создавалось впечатление, что молодой император сумеет войти в курс управления государством²⁴ . Однако его невежество, а главное, тупость и ограниченность являлись непреодолимой преградой для этого. К тому же вскоре император пристрастился к алкоголю, что, естественно, ограничивало его возможности заниматься государственной деятельностью. "Читает он, конечно, мало, - заносит в дневник генерал А. А. Киреев в феврале 1888 г., - а это было бы единственным средством восполнить недостаток сношений неофициальных с людьми. Между

¹⁹ ЦГАОР СССР, ф. вел. кн. Константина Константиновича, д. 31, л. 16. Дневник.

²⁰ Там же, ф. Половцова, д. 23, л. 5.

²¹ Там же.

²² А. Поляков. Царь-миротворец. "Голос минувшего", 1918, NN 1 - 3, стр. 220.

²³ Отдел рукописей ГБЛ, ф. Д. А. Милютина, папка 61, д. 41, письмо от 30 марта 1884 года.

²⁴ В цитируемом выше письме Милютину Головнин писал: "Гире говорил мне на днях, что замечательно, как государь делает успехи в способе занятия делами. Он теперь не только выслушивает внимательно доклады, но входит в рассуждения и лучше знает дела и потребности империи". Об этом же говорит и Милютин в дневнике, в записи за 26 апреля 1884 г.: "Со времени воцарения государя действительно совершилась в нем значительная перемена к лучшему. Нет уже следа того легкомыслия и самонадеянности, пренебрежения, с которым он, быв наследником, относился ко всему установившемуся порядку ведения дел государственных: нет уже тех резких, решительных, безапелляционных приговоров ex abrupto, которыми он сразу обрывал всякие рассуждения. Впрочем, уже и в прошлом мае месяце я сам имел случай подметить эту перемену" (Отдел рукописей ГБЛ, ф. Д. А. Милютина, папка 6, д. 5, л. 93). Однако все это в действительности оказалось не так. Людям свойственно возлагать определенные надежды на лиц, которым в силу тех или иных обстоятельств вверяется управление государством.

тем газеты от него прячут"²⁵ . Тот же Киреев в дневнике за 1891 г. рассказывает, что для царя составлялся из газетных сведений своеобразный "экстракт", который после просмотра начальником главного управления печати и министром внутренних дел представляли Александру III²⁶ . Все это в еще большей мере способствовало примитивному и одностороннему восприятию действительности. Об этом примитивизме восприятия говорит в своем дневнике и адмирал И. А. Шестаков, управляющий морским министерством. "Вчера государь, - заносит он в дневник 30 июня 1884 г., - возвратился из потешного своего путешествия", а через три дня он также пишет: "Опять детски государь читал показания Добротворского"²⁷ . Это детски-примитивное восприятие действительности и определяло политические воззрения Александра III, которые он пытался проводить в жизнь с присущей ему волей и упрямством. Ко всему этому он был чрезвычайно груб. Выражения "скотина", "каналья" и другие являлись для "его обычными.

Надо отметить еще одно его качество - жестокость. Например, наказание розгами политической заключенной Н. И. Сигиды на Карийской каторге, следствием чего явилась ее смерть, было произведено по личному приказанию Александра III. Как утверждает в своем дневнике Е. М. Феоктистов со слов министра внутренних дел И. Н. Дурново, последний направил царю доклад об оскорблении этой заключенной жандармского офицера. Резолюция Александра III гласила: "Выпороть ее". После этого Дурново тотчас же послал второй доклад, в котором говорил, что хотя ссыльнокаторжные женщины не избавлены от телесного наказания и хотя высшая мера определена сотней розог, но ввиду того, что преступница получила некоторое образование и что, вероятно, продолжительное заточение подействовало на ее нервную систему, он полагал бы уменьшить ей наказание, низвести его до минимума. На это последовала такая резолюция: "Дать ей сто розог"²⁸ . Этот факт, характеризующий жестокость императора, не единственный.

Следует, однако, отметить, что Александру III был присущ ряд положительных черт. Он умел держать свое слово, не любил лжи, являлся хорошим семьянином, был трудолюбив, в отличие от своего отца, дядей и братьев не любил ничего сального и не имел "никаких эротических замашек"²⁹ , как писал о нем А. А. Киреев. Александр III был также очень скромен в своих личных потребностях. Любя выпить, он не организовывал каких-либо оргий, а развлекался втихомолку вместе со своим собутыльником - начальником его охраны генералом П. Черевиным. Но все это, естественно, не меняло общего облика этого невежественного, недалекого императора, обладавшего крайне реакционной системой политических воззрений.

Великие князья, за очень редким исключением, по своему умственному развитию вполне импонировали императору. Уже сразу по вступлении на престол Александр III изгоняет с поста председателя Государственного совета и генерал-адмирала (фактически морского министра) вел. кн. Константина Николаевича. Умный и широкообразованный Константин Николаевич, несмотря на свой сумасбродный и несколько взбалмошный характер, являлся одним из наиболее крупных государственных деятелей эпохи реформ. По своим политическим воззрениям он был решительным сторонником буржуазных преобразований, являясь идейным вождем либеральной бюрократии. Все это, естественно, не могло вызывать симпатий у Александра III, который обвинял своего дядюшку чуть ли не в причастности к цареубийству, имея в виду, что либеральная политика якобы и послужила причиной этого события. На место председателя Государственного совета был назначен родной брат вел. кн. Константина - Михаил Николаевич, вполне подходивший по своим данным к новому императору. Наместник Кавказа и генерал-фельдцехмейстер (шеф артиллерии), он прежде всего был очень ограничен. Как выражался Е. М. Феоктистов, "это был замечательно глупый председатель Государственного совета"³⁰ . Тот же Феоктистов рассказывает, что императрица Евгения (жена императора Наполеона III) после беседы с сим государственным мужем, бывшим тогда наместником Кавказа, заметила: "Mais ce n'est pas un homm, c'est un chevab³¹ . Второй чертой характера вел. кн. Михаила Николаевича была его непомерная трусость³² . Больше всего он боялся своего царственного племянника. Что касается политических воззрений председателя Государственного совета, то их, по существу, не было. Он думал и делал то, что требовалось императору. При этом ему не было нужно себя неволить, так как взгляды его в своей основе были, естественно, реакцион-

²⁵ Отдел рукописей ГБЛ, ф. А. А. Киреева, д. К-11, л. 41.

²⁶ Там же, д. К-11, л. 230.

²⁷ Центральный государственный архив военно-морского флота (ЦГАВМФ), ф. И. А. Шестакова, д. 5, л. 49.

²⁸ ИРЛИ (Пушкинский дом), ф. Феоктистова 9122, LII, б. 14, л. 11.

²⁹ Отдел рукописей ГБЛ, ф. А. А. Киреева, д. К-11, л. 148.

³⁰ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 257.

³¹ "Но эхо не человек, это-лошадь". ИРЛИ (Пушкинский дом), ф. Феоктистова 9120, LII, б. 12, л. 12.

³² Об этом подробно рассказывает в дневнике А. А. Половцов (хранится в ЦГАОР СССР, издается в настоящее время под нашей редакцией Институтом истории Академии наук СССР под названием "Дневник государственного секретаря А. А. Половцова". Тт. I - II (1883 - 1892).

ны. Вновь назначенный генерал-адмиралом вел. кн. Алексей. Александрович, младший брат Александра III, не был интеллектуальным человеком и большую часть своего времени отдавал не столько флоту, сколько кутежам и различным амурным похождениям.

Из великих князей, занимавших те или иные государственные посты, следует назвать еще двух братьев царя: Владимира и Сергея. Владимир, один из сравнительно более умных детей Александра II, вскоре сменил на посту командира гвардейского корпуса вел. кн. Николая Николаевича, дядю Низи, известного своей "умственной простотой". Однако всю свою энергию Владимир Александрович тратил на развлечения и обжорство. Даже его друг А. А. Половцов давал ему далеко не лестную характеристику: "Владимир - умный, сердечный, добрый, более других образованный, с самого детства был склонен к лени, рассеянности, обжорству"³³ . Вел. кн. Сергей Александрович, полукретин, с крайне примитивным мышлением реакционно-шовинистического порядка, в 80-е годы командовал лейб-гвардии Преображенским полком, где активно содействовал процветанию противоестественных пороков, к которым сам имел склонность. В начале 90-х годов был назначен проконсулом Москвы - генерал-губернатором. Будучи на атом посту, он получил широкую возможность реализовать свои реакционно-шовинистические воззрения. Упоминавшийся выше Половцов чрезвычайно брезгливо отзывался о великом князе Сергее: "Если два старших его брата имеют презрение к человечеству, то третий всецело пользуется презрением человечества"³⁴ . Без преувеличения можно сказать, что представители царствующего дома не отличались наличием интеллекта, проводя свою жизнь между казармой и рестораном. Исключением были лишь два человека: великие князья Константин Константинович и Николай Михайлович. Первый из них, поэт и драматург, печатавшийся под псевдонимом "К. Р.", много времени уделял литературе и музыке. Он встречался с Достоевским, Гончаровым, Полонским, Фетом, Стасовым, Чайковским³⁵ . Рассказывая о том, как Стасов однажды похвалил его за стихи, Константин Константинович замечал: "Кажется, он нашего брата - великого князя вообще считает ни к чему не способным и радуется, когда из нашей среды выходит какой-нибудь труд"³⁶ . Однако политические воззрения Константина Константиновича были примитивно- реакционными. Оценивая роль Александра III после его смерти, Константин Константинович полагал, что тот "вознес Россию на такую необыкновенную высоту"³⁷ . Вел. кн. Николай Михайлович был серьезным человеком и уделял много времени изучению истории. Впоследствии им был написан ряд монографических исследований по истории России первой четверти XIX века. Однако ни тот, ни другой никакого участия в государственной деятельности не принимали.

*

Наиболее близкими людьми к Александру III, оказывавшими влияние на правительственную политику, были К. П. Победоносцев, гр. Д. А. Толстой, М. Н. Катков и кн. В. П. Мещерский. Этот "квартет", вполне соответствовавший духу и убеждениям императора, в значительной мере определял направление политического курса страны. Характеризуя отношения первых трех, близко стоявший к ним Е. М. Феоктистов писал: "Мнимый союз трех названных лиц напоминал басню о лебеде, щуке и раке. Относительно основных принципов они были более или менее согласны между собой, но из этого не следует, чтобы они могли действовать сообща. М. Н. Катков кипятился, выходил из себя, доказывал, что недостаточно отказаться от вредных экспериментов и обуздать партию, которой хотелось бы изменить весь политический строй России, что необходимо проявить энергию, не сидеть сложа руки; он был непримиримым врагом застоя, и ум его неустанно работал над вопросом, каким образом можно было бы вывести Россию на благотворный путь развития. Граф Толстой недоумевал, с чего же начать, как повести дело; он был бы и рад совершить что- нибудь в добром направлении, но это "что-нибудь" представлялось ему в весьма неясных очертаниях;

³³ ЦГАОР СССР, ф. Половцова, д. 44, л. 20. Примерно так же характеризовал вел. кн. Владимира Александровича и Киреев. "Лентяй и эгоист, весь ушедший в брюхо", - писал он о нем в дневнике 17 декабря 1889 г. (Отдел рукописей ГБЛ, ф. Киреева, д. К-11, л. 152).

³⁴ ЦГАОР СССР, ф. Половцова, д. 44, л. 20.

³⁵ Некоторые стихотворения вел. кн. Константина Константиновича Чайковский положил на музыку, в частности, его стихотворение "Растворил я окно, стало грустно невмочь".

³⁶ ЦГАОР СССР, ф. вел. кн. Константина Константиновича, д. 30, л. 54, запись за 3 декабря 1886 года. Последнее едва ли искренне: у Стасова не было оснований радоваться общественно полезным занятиям членов императорской фамилии.

³⁷ ЦГАОР СССР, ф. вел. кн. Константина Константиновича, д. 41, л. 151. Надо сказать, что Константин Константинович, являясь человеком мыслящим, в некоторых вопросах был элементарно примитивным. Занося в дневник многое из своих интимных переживаний, свидетельствовавших о некотором своеобразии его вкусов, он писал: "Я знаю, что мой дневник достанется потомству, но я не стыжусь этого. Все равно на страшном суде все узнается" (там же, д. 19, л. 57).

что касается Победоносцева, то, оставаясь верным самому себе, он только вздыхал, сетовал и поднимал руки к небу. Не удивительно, что колесница под управлением таких возниц подвигалась вперед очень туго. Катков и Толстой вовсе не видались, Победоносцев видался с Катковым, но после каждого почти свидания разражался жалобами, - так солоно ему приходилось от беспощадных нападок Михаила Никифоровича"³⁸ . Характер этих лиц и их взаимоотношения изображены Феоктистовым верно. Добавим лишь, что лично близких отношений у Толстого с Победоносцевым, впрочем, как и с кем бы то ни было, не имелось. Что касается четвертого представителя этого "квартета", то он стоял в тени, пытаясь воздействовать на своего близкого друга в прошлом - царя преимущественно письменно, посылая ему свои дневники, а также письма. В этой корреспонденции он не считал зазорным заниматься "доносиками" на прочих участников "квартета", сообщая, например, что Катков "продался жидам"³⁹ .

Остановимся отдельно на каждой из этих фигур. Наиболее близким лицом к Александру III на протяжении 80-х годов был К. П. Победоносцев. Он являлся в полном смысле этого слова наставником императора, особенно в начальные годы его царствования. Константин Петрович Победоносцев родился в 1827 г. в семье профессора. Получив образование в училище правоведения, он поступил на службу в московские департаменты Сената. В течение пяти лет (с 1860 по 1865 г.) Победоносцев состоял профессором Московского университета, занимая кафедру гражданского права. В 1865 г. он был назначен членом консультации министерства юстиции. В 1868 г. Победоносцев - сенатор, а в 1872 г. - член Государственного совета. Наряду с этим он занимается наукой. Его перу принадлежит четырехтомный курс гражданского права, а также ряд историко-юридических исследований. Уже в 60-е годы Победоносцев стал близок императорской фамилии, будучи преподавателем законоведения великим князьям, в частности будущему императору Александру III. В 1880 г. по инициативе наследника престола Победоносцев назначается, не без помощи Лорис-Меликова, обер-прокурором Святейшего синода - пост, который он занимал в течение четверти века. По своим политическим взглядам Победоносцев принадлежал к представителям крайней реакции. Он был сторонником неограниченного самодержавия, поборником сохранения дворянских привилегий, ярым врагом западноевропейских форм общественной жизни. "Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, к сожалению, утвердившаяся со времени французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основания в воле народной", - писал К. П. Победоносцев в статье "Великая ложь нашего времени". "Отсюда, - продолжал он, - истекает теория парламентаризма, которая до сих пор вводит в заблуждение массу так называемой интеллигенции и проникла, к несчастью, в русские безумные головы. Она продолжает еще держаться в умах с упорством узкого фанатизма, хотя ложь ее с каждым днем изобличается все явственнее перед целым миром"⁴⁰ . В личности Победоносцева причудливо сочетались, с одной стороны, большой ум и широкое образование, с другой - узость суждений, нетерпимость, фанатизм и мракобесие. Он ненавидел и презирал интеллигенцию, не выносил никакого инакомыслия, как политического, так и религиозного. В силу всего этого Победоносцев выступал против любого прогресса. Будучи обер-прокурором Синода, он придерживался теории "установленной, или государственной церкви". "Государство, - писал он, - признает одно вероисповедание из числа всех истинным вероисповеданием и одну церковь исключительно поддерживает, в предосуждение всех остальных церквей и вероисповеданий. Это предосуждение означает вообще, что все остальные церкви не признаются истинными или вполне истинными; но практически выражается оно в неодинаковой форме, со множеством разнообразных оттенков, и от непризнания и осуждения доходит иногда до преследования"⁴¹ . Именно этим принципом и руководствовался Победоносцев, подвергая гонениям всех: старообрядцев, сектантов, а также представителей других религий. В бытность Победоносцева обер-прокурором возникает так называемое Мултанское дело, когда десять удмуртов были обвинены в убийстве с ритуальной целью. Характеризуя обер-прокурора Синода, А. Ф. Кони в воспоминаниях писал: "Победоносцев беспощадно отрицал все элементы современной культурной жизни: народное представительство, суд, печать, свободу совести, клеймя все это словами "ложь и обман". "Как не ложь и обман и притом направленные на духовный строй и достоинство родины, - замечает Кони, - представляли собою его церковноприходские школы, его мистицизм, во имя Христа призывающие к мечу светскому; его фиктивные отчеты об обращении иноверцев в лоно вселюбящей матери-церкви; его иностранные брошюры и интервью о том, что свобода совести ничем не стесняется..."⁴² .

Близкие отношения у Победоносцева с Александром III установились еще в то время, когда тот был наследником, особенно со второй половины 70-х годов. Это в какой-то мере подтверждается числом писем, которые посылал Победоносцев наслед-

³⁸ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 222 - 223.

³⁹ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 105, лл. 31 - 38.

⁴⁰ К. П. Победоносцев. Великая ложь нашего времени. "Московский сборник". М. 1896, стр. 31.

⁴¹ Там же, стр. 14.

⁴² ЦГАОР СССР, ф. Кони, д. 207, л. 11.

нику⁴³ . С первых же дней вступления Александра III на престол Победоносцев поучает нового императора и становится его ближайшим политическим советником, даже больше того - ментором. По словам Феоктистова, Победоносцев уже вечером 1 марта был в Аничковом дворце и умолял уволить Лорис-Меликова⁴⁴ . 6 марта Победоносцев пишет царю пространное письмо, в котором дает советы о направлении правительственной политики. "Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надо бы уступить так называемому общественному мнению, - о, ради бога, не верьте, ваше величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это ясно для меня, как день"⁴⁵ . Он еще раз советует уволить Лорис-Меликова: "Не оставляйте графа Лорис-Меликова, я не верю ему, он фокусник и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к погибели"⁴⁶ , и тут же намечает преемника Лорис-Меликову - гр. Н. П. Игнатьева. Без преувеличения можно сказать, что Победоносцев в это время был единственным близким царю лицом. Он не только дает царю подобного рода советы, но и простирает свои заботы далее, рекомендуя императору ряд предосторожностей. "Когда собираетесь ко сну, - пишет он 11 марта, - извольте запирать за собою двери, не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до выходной"⁴⁷ . Победоносцев советует проверять перед сном исправность звонков, осматривать мебель, дабы террористы не залезли под диван или под кресла, и т. д. По его рекомендации петербургским градоначальником назначается Н. М. Баранов, авантюрист и беспросветный лгун, своим безудержным враньем способствовавший еще большему усилению панических настроений в придворных сферах⁴⁸ . 8 марта, на заседании совета министров, на котором обсуждалась предложенная Лорис-Меликовым так называемая его "конституция", Победоносцев выступил решительным противником каких-либо уступок. "Все сказанное Строгановым, Маковым и Посьетом было бледно и ничтожно сравнительно с длинной иезуитской речью, произнесенной Победоносцевым, - заносит в дневник присутствовавший на заседании военный министр Д. А. Милютин. - ...Речь Победоносцева, произнесенная с риторическим пафосом, казалась отголоском туманных теорий славянофильских; это было отрицание всего, что составляет основу европейской цивилизации. Многие из нас не могли скрыть нервного вздрагивания от некоторых фраз фанатика-реакционера"⁴⁹ . Во время борьбы правительственных группировок в марте - апреле 1881 г. Победоносцев являлся лидером реакционной группы, обнаружив при этом большие способности интригана. В апреле он "мирится" с Лорис-Меликовым, а за его спиной готовит манифест об утверждении самодержавия, инициатором и автором которого он был сам. Победоносцев рекомендует, как уже говорилось выше, Игнатьева на пост министра внутренних дел, и он же через год добивается его отставки в связи с затеей последнего созвать Земский собор⁵⁰ . Победоносцев играет большую роль в назначении на пост министра внутренних дел гр. Д. А. Толстого (по крайней мере, судя по письмам к Александру III, он ведет с ним переговоры по этому поводу⁵¹ ). Также не без участия Победоносцева назначается министром народного просвещения И. Д. Делянов. Победоносцев оказывает огромное влияние на подготовку университетского устава 1884 года. Он вдохновляет и проводит в жизнь политику зоологического национализма.

Таким образом, влияние Победоносцева было исключительно велико. Он вмешивался во все и давал советы Александру III по различным вопросам государственного управления. При этом император, как правило, слушался его. Однако во второй половине 80-х годов влияние Победоносцева постепенно стало падать⁵² . Об этом говорил сам Победоносцев, о том же сообщали и другие. "К сожалению, - писал Победоносцев А. А. Половцову в июле 1889 г. по поводу назначения Т. И. Филиппова

⁴³ В 1871 г. Победоносцевым было послано 1 письмо, в 1872 г. - ни одного, в 1873-м - 6, в 1874-м - 11, в 1875-м - 11, в 1876-м - 16, в 1877-м - 22, в 1878-м - 48, в 1879-м - 71, в 1880-м - 49 (см. "Письма К. П. Победоносцева к Александру III". Т. I. М. 1925, стр. XIII - XIV.

⁴⁴ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 198. Как говорил Феоктистов, об этом ему рассказывал сам Победоносцев.

⁴⁵ "Письма К. П. Победоносцева к Александру III". Т. I, стр. 316.

⁴⁶ Там же.

⁴⁷ Там же, стр. 318.

⁴⁸ Подробнее см.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870 - 1880-х годов. М. 1964, стр. 304 - 311.

⁴⁹ "Дневник Д. А. Милютина". Т. IV. М. 1950, стр. 35.

⁵⁰ См. П. А. Зайончковский. Указ. соч., гл. V, стр. 449 - 472.

⁵¹ См. "Письма К. П. Победоносцева к Александру Ш". Т. I, стр. 386.

⁵² Это в какой-то степени находит свое отражение и в количестве писем обер-прокурора Синода к Александру III. Так, в 1881 г. он направил императору 42 письма, в 1882-м - 26, в 1883-м - 24, в 1884-м - 9, в 1885-м - 18, в 1886-м - 18, в 1887-м - 21, в 1888-м - 14, в 1889-м - 6, в 1890-м - 4, в 1891-м - 9, в 1893-м - 10, в 1894-м - 2 (см. "Письма К. П. Победоносцева к Александру III". Т. II, стр. 382 - 383). И дело не только в количестве. Значительно изменяется содержание писем: если до 1889 г. они касались различных государственных вопросов, то за последующие пять лет - почти исключительно синодальных дел.

государственным контролером, - я бессилен и меня уже мало слушают, если сколько-нибудь слушают"⁵³ . Тот же Половцов, близкий друг Победоносцева, в дневнике 31 октября 1889 г. писал: "В пятом часу заходит ко мне Победоносцев, который горько жалуется на то, что лишился всякого влияния... Победоносцев выражает решимость не вмешиваться более ни во что, кроме своих синодальных дел. Я его обвиняю в том, что он сам виноват в своем несчастье потому, что слишком вмешивался в дела, до него не касавшиеся. На это он в противоположность тому, что говаривал прежде, отвечает: да ведь ты не знаешь, какие были прежде отношения. Когда я не видал его (царя. - П. З. ) недели две, то он писал мне записки в таком роде: "Я Вас давно не видал, заходите, я хочу с Вами переговорить о многих делах и т. п."⁵⁴ . О потере Победоносцевым влияния говорили и многие другие современники⁵⁵ . В чем же причины этого? Основная из них, на наш взгляд, заключалась в том, что Победоносцев, взяв на себя обязанность ментора и критикуя "всех и вся", вместе с тем не имел никакой положительной программы⁵⁶ . Как говорил о нем гр. С. Г. Строганов, "он всегда отлично знает, что не надо, но никогда не знает, что надо"⁵⁷ . Беспредметное менторство - такова, по нашему мнению, главная причина охлаждения Александра III к Победоносцеву. Однако были и другие причины. Победоносцева не любила императрица⁵⁸ . Он был далеко не всегда тактичен - всюду совал свой нос. Император не мог быть доволен позицией Победоносцева в вопросе о проекте закона о земских начальниках. Обер- прокурор не во всем был согласен с гр. Толстым. Но все это, по нашему мнению, не имело самостоятельного значения и могло лишь способствовать охлаждению отношений, а не вызвать их. Однако это изменение произошло только в конце 80-х годов, когда царствование Александра III уже приближалось к концу.

Гр. Д. А. Толстой, назначенный Александром III на пост министра внутренних дел после изгнания Н. П. Игнатьева, "злой гений России", как его именовали современники, был человеком весьма неглупым и даже образованным. Окончив Александровский лицей в 1842 г., он занимался историей России и написал ряд исторических исследований⁵⁹ . В первые десятилетия своей взрослой жизни гр. Толстой являлся человеком либерального образа мыслей. Самым близким его другом был поэт-петрашевец А. Н. Плещеев. Как рассказывает в воспоминаниях Е. М. Феоктистов, "Толстой и Плещеев были неразлучны; первое издание своих стихотворений посвятил Плещеев своему другу⁶⁰ ; такая тесная связь существовала между ними, что когда Плещеев был посажен в крепость, то все знавшие их полагали, что та же участь постигнет и Толстого"⁶¹ . В это время он был близок и с М. Е. Салтыковым, В 50-е годы Толстой занимал пост директора канцелярии морского министерства и проявил себя "ярым константиновцем", то есть человеком, разделявшим политические взгляды вел. кн. Константина Николаевича, объединившего вокруг себя либерально настроенную чиновную фронду. Однако в период подготовки крестьянской реформы он, будучи несогласен с ее содержанием, перешел в лагерь реакции. По-видимому, первопричиной явилась здесь феноменальная скупость и алчность Толстого. Хорошо знавший его Б. Н. Чичерин писал о нем следующее: "Человек неглупый, с твердым характером, но бюрократ до мозга костей, узкий и упорный, не видавший ничего, кроме петербургских сфер, ненавидевший всякое независимое движение, всякое явление свободы, при этом лишенный всех нравственных побуждений, лживый, алчный, злой, мстительный. Коварный, готовый на все для достижения личных целей, а вместе доводящий раболепство и угодничество до тех крайних пределов, которые обыкновенно нравятся царям, но во всех порядочных людях возбуждают омерзение"⁶² . По мнению Чичерина, Толстой "был

⁵³ ЦГАОР СССР, ф. Половцова, д. 35, л. 15.

⁵⁴ Там же, д. 36, л. 5.

⁵⁵ Об этом неоднократно упоминают в дневниках А. В. Богданович (ЦГИА СССР, ф. Богдановича, д. 258, л. 64; д. 144, лл. 14, 56 - 57) и А. А. Киреев (Отдел рукописей ГБЛ, ф. Киреева, д. К-11, л. 149).

⁵⁶ У Победоносцева имелась программа лишь в одном вопросе - о судебных преобразованиях. В 1885 г. он составил проект реформы суда, по существу, возвращавший последний к дореформенным временам (Отдел рукописей ГБЛ, Ф. Победоносцева, д. 4394).

⁵⁷ В. П. Мещерский. Мои воспоминания. Ч. 3. СПБ. 1912, стр. 66.

⁵⁸ Как рассказывает в дневнике И. А. Шестаков (запись от 17 сентября 1882 г.), приходивший к нему Н. К. Гире уверял, "что императрице не нравится назойливое министерство Победоносцева и пора бы ему кончиться" (ЦГАВМФ, ф. Шестакова, д. 9, л. 105).

⁵⁹ Его перу принадлежат две монографии: "История финансовых учреждений в России со времени основания государства до кончины Екатерины II" (СПБ. 1848) и "Le Catholicisme romain en Russie" (СПБ. 1864), а также ряд статей.

⁶⁰ Как отмечает редактор и комментатор воспоминаний Е. М. Феоктистова Ю. Г. Оксман, это не совсем точно. Стихотворения А. Н. Плещеева, изданные в 1840 г., не имеют общего посвящения. Подзаголовок "графу Д. А. Толстому" помещен на 12-й странице и относится к строкам "Ее мне жаль".

⁶¹ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 164.

⁶² Б. Н. Чичерин. Воспоминания. М. 1929, стр. 192 - 193.

создан для того, чтобы служить орудием реакции"⁶³ . Эта характеристика, на наш взгляд, весьма объективна. Надо заметить, что с годами Толстой становился все более алчным, и в нем развивалась страсть к приобретательству. В 60-е годы он совместно со своей женой обокрал, в полном смысле этого слова, своих (точнее, ее) крепостных, присвоив 441,5 десятины земли, являвшейся собственностью крестьян⁶⁴ . Уже в первой половине 60-х годов от либеральных взглядов Толстого не осталось и следа, и он превратился в ярого реакционера. Летом 1865 г. он был назначен обер- прокурором Святейшего синода. Это назначение казалось многим странным, так как Толстой обнаруживал полную индифферентность в вопросах веры⁶⁵ . Однако дело было не в этот. Известно, что от обер-прокурора Синода вовсе не требовалось личного благочестия, о чем свидетельствовали назначения на этот пост лиц и вовсе не верующих. Важно было другое: Толстой был горячим поклонником Духовного регламента Петра Великого, рассматривавшего церковь как один из государственных департаментов. По мнению гр. Толстого, "всякий архиерей в глубине души своей лелеет мечту о том, чтобы сделаться папой; создайте для архиереев более самостоятельное положение, и они употребят все усилия, чтобы подчинить государство церкви... Я смотрю на духовенство, - продолжал Толстой, - не более как на силу, которая должна находиться в подчинении правительства и которой умное правительство может искусно пользоваться для своих целей"⁶⁶ . Этот взгляд на роль и значение церкви полностью соответствовал воззрениям и интересам самодержавия. После покушения Д. В. Каракозова на Александра II Толстой был назначен министром народного просвещения, продолжая оставаться одновременно и обер-прокурором Синода. За время пребывания на этих постах Толстой сумел завоевать дружную ненависть всех слоев общества, от революционно-разночинных до сановно-бюрократических. "Жестокими, надменными и крайне неумелыми приемами, - писал о нем Лорис-Меликов бывшему своему секретарю А. Л. Скальковскому, - он сумел вооружить против себя и учащих, и учащихся, и самоё семью"⁶⁷ . Вот почему одной из первых мер, знаменовавших собой изменение правительственного курса после взрыва в Зимнем дворце, явилось увольнение Толстого с обеих должностей. Этот акт создал Лорис-Меликову большую популярность. "Отставка этого министра народного помрачения, - писал Н. К. Михайловский в "Листке "Народной воли", - есть действительная заслуга диктатора"⁶⁸ . Увольнение Толстого явилось большой победой Лорис-Меликова, которая досталась ему нелегко. "После двухмесячных трудов и усилий, - сообщал он в цитированном выше письме к Скальковскому, - удалось наконец достигнуть смены графа Толстого, этого злого гения русской земли. Радость была общая в государстве. Всем памятно, как в Зимнем дворце целовались у заутрени, приветствуя друг друга словами: "Толстой сменен, воистину сменен"⁶⁹ .

⁶³ Там же, стр. 192.

⁶⁴ Речь идет о крестьянах села Вакино " - деревни Шушнаковой, Зарайского уезда, Рязанской губернии, принадлежавших жене Толстого. Помимо этого (согласно уставной грамоте), граф и графиня отрезали у крестьян наилучшую землю, а взамен предоставили им негодную, умудрившись при этом вопреки Положениям 19 февраля 1861 г. увеличить сумму оброка. Недовольные всем этим крестьяне принесли жалобу, которую мировой посредник решил в их пользу. Однако дело перешло в уездный съезд мировых посредников, куда в качестве доверителя своей супруги явился гр. Толстой, добившийся благоприятного для него решения. В конце концов в главном комитете об устройстве сельского состояния дело в результате позиции, занятой его председателем вел. кн. Константином Николаевичем, было решено в пользу крестьян. Интересы; крестьян в этой тяжбе защищал известный тверской либерал, друг М. Е. Салтыкова-Щедрина А. М. Унковский (см. "Отечественные записки", 1862, N 11, Современная хроника России., стр. 13 - 22; Г. А. Джаншиев. А. М. Унковский и освобождение крестьян. М. 1894, стр. 160 - 162).

⁶⁵ А. В. Богданович 8 мая 1889 г. занесла в дневник следующий разговор с петербургским митрополитом о Толстом в связи с его болезнью: "Он не жалеет Толстого, рассказывал про него, что никто не помнит, когда он причащался. В бытность его обер-прокурором Синода он ни разу не был в Исаакиевском соборе, не заглядывал в синодальную канцелярию, где только висел его мундир на вешалке" (А. В. Богданович. Три последних самодержца. М. -Л. 1924, стр. 97). Обер-прокурор Синода был невежествен даже в таких элементарных вопросах, как знание евангельских текстов. По словам Б. Н. Чичерина, это "обнаружилось в речи, произнесенной им во время путешествия по России". Он сказал: "Французская пословица гласит: нет пророка в своем отечестве". Слова Христа выдавались обер-прокурором Святейшего синода за французскую пословицу. "Речь была напечатана, - говорит Чичерин, - и над нею много потешались" (Б. Н. Чичерин. Воспоминания, стр. 194). Наконец, о безразличном отношении Толстого к делам веры сообщает и Е. М. Феоктистов ("Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 169).

⁶⁶ См. "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 169.

⁶⁷ "Каторга и ссылка", 1925, кн. 2, стр. 122.

⁶⁸ "Литература партии "Народная воля". М. 1930. "Листок "Народной воли" N 2, стр. 3.

⁶⁹ "Каторга и ссылка", 1925, кн. 2, стр. 122. Вопрос об отставке Толстого был решен накануне пасхи, в страстную пятницу.

Назначение Толстого на пост министра внутренних дел ставило точки над "i"; оно свидетельствовало об открытом проведении реакционного курса, намеченного (но сразу еще не осуществлявшегося) манифестом 29 апреля 1881 года. Для Толстого это назначение явилось полнейшей неожиданностью. Когда Александр III предложил Толстому пост министра внутренних дел, то последний ответил, "что затрудняется потому, что государь его не знает". Государь удивился и сказал, что присутствовал при его докладах, читал отчеты. Толстой объяснил, что "он известен государю как м[инист]р народ[ного] пр[освещения], но что убеждения его по делам внутреннего] управления его величеству неизвестны. Угодно ли будет государю иметь министром ч[ело]в[е]ка, который убежден, что реформы прошлого царствования были ошибкой, что у нас было население спокойное, зажиточное, жившее под руководством более образованных людей (то есть помещиков. - П. З. ), что разные отрасли правительственной деятельности друг другу не вредили, правили местными делами агенты правительства под контролем других высших агентов той же власти, а теперь явилось разоренное, нищенское, пьяное, недовольное население крестьян, разоренное, недовольное дворянство, суды, которые постоянно вредят полиции, 600 говорилен земских, оппозиционных правительству. Поэтому, - заявил Толстой, - задача м[инист]ра внутренних д[ел] должна состоять в том, чтобы не развивать, а парализовать все оппозиционное правительству"⁷⁰ . Естественно, что это заявление Толстого вполне импонировало императору и отнюдь не могло служить препятствием к определению его на должность министра внутренних дел. Вступив на пост министра, гр. Д. А. Толстой не имел никакой позитивной программы и так же, как в свое время, когда он был назначен министром народного просвещения, не знал, что делать. К тому же новый министр внутренних дел ужасно боялся за свою персону, опасаясь террористических актов. Этот страх в нем подогревал товарищ министра, командир корпуса жандармов П. В. Оржевский⁷¹ . Оржевский тем самым держал крепко в руках своего шефа. Как рассказывает морской министр И. А. Шестаков, Толстой ежемесячно выдавал из секретных сумм 2 тыс. рублей на охрану своей особы⁷² . Только в 1885 г. одним из дворянских деятелей, А. Д. Пазухиным, была выработана программа контрреформ. Взяв Пазухина в правители своей канцелярии, Толстой с присущим ему упрямством принялся с помощью Каткова реализовывать эту программу дворянской реакции. Однако смерть помешала ему осуществить ее. Смерть Толстого была воспринята Александром III с большой печалью. "Скончался бедный гр. Толстой, - заносил император в свою памятную книжку 25 апреля 1889 года. - Страшная потеря. Грустно"⁷³ .

Идейным вдохновителем политической реакции, трубадуром ее был Михаил Никифорович Катков. Родители Каткова были людьми несостоятельными: отец его, умерший в молодом возрасте, происходил из личных дворян и служил мелким чиновником в Московском губернском правлении; мать, как утверждает хорошо знавший Каткова А. В. Станкевич, служила кастеляншей в одной из московских тюрем. В 1838 г. Катков окончил словесное отделение Московского университета, а в 1839 г. - сдал магистерский экзамен. В конце 30-х годов он выступил на литературном поприще, первоначально как переводчик, а затем как автор отдельных произведений. Вскоре он становится постоянным сотрудником "Московского наблюдателя" и "Отечественных записок", помещая в них статьи и рецензии. Еще в детские годы Катков отличался серьезностью и начитанностью. А. В. Станкевич, учившийся с ним в пансионе проф. Павлова, в своих воспоминаниях писал: "Помню, что Катков казался мне уже большим, серьезным, почти юношей. Между товарищами он не отличался ни общительностью, ни веселостью... В памяти моей сохранилась довольно плотная фигура мальчика лет 15-ти, почти всегда державшего в руках книгу, даже в рекреационные часы"⁷⁴ . Еще будучи студентом, в 1837 г. Катков стал членом кружка Н. В. Станкевича (после отъезда его за границу). Он сошелся с В. П. Боткиным, В. Г. Белинским, М. А. Бакуниным и другими членами кружка. В этот период Катков увлекается немецкой философией, первоначально Шеллингом, а затем Гегелем. В конце 30-х годов Катков сблизился с Белинским. В этот период критик восторженно отзывался о Каткове. "Славный малый - он далеко пойдет, потому что уже и теперь у него убеждение в мире с жизнью. Голова светлая, сердце чистое - вот Катков"⁷⁵ , - писал он М. А. Ба-

⁷⁰ Отдел рукописей ГПБ, ф. Д. А. Милютина, папка 61, д. 39, л. 18.

⁷¹ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 227. Об этом говорит и П. А. Валуев. "Вчера видел, - заносит он в дневник 10 сентября 1882 г., - товарища министра внутренних дел Дурново. Он говорит, что гр. Толстой боится за себя и что ген. Оржевский на этой струне играет. Когда Дурново сказал гр. Толстому, что он напрасно предоставил всю полицию в распоряжение Оржевского, гр. Толстой отвечал: "Пусть на нем лежит ответственность и пусть в него стреляют, а не в меня" (П. А. Валуев. Дневник .1877 - 1884. Птгр. 1919, стр. 205).

⁷² ЦГАВМФ, ф. И. А. Шестакова, д. 7, л. 28.

⁷³ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 286. В памятных книжках содержатся лишь сведения о распорядке дня, погоде. Упоминание о смерти Толстого - единственное исключение.

⁷⁴ Отдел рукописей ГБЛ, ф. Герье, М. 7310/4. Воспоминания А.. В. Станкевича о Каткове, л. 1.

⁷⁵ В. Г. Белинский. Письма. Под редакцией Е. А. Ляцкого. Т. I. СПБ. 1914, стр. 139.

кунину 1 ноября 1837 года. Близость продолжалась несколько лет; однако в начале 40-х годов Белинский стал понимать, что если голова Каткова действительно "светлая", то сердце отнюдь не "чистое". В письме к В. П. Боткину от 6 февраля 1843 г. он так характеризовал Каткова: "Это Хлестаков в немецком вкусе. Я теперь понял, отчего во время самого разгара моей мнимой к нему дружбы меня дико поражали его зеленые стеклянные глаза. Ты, некогда, недостойным участием к нему, жестоко погрешил против истины; но честь и слава тебе - и ты же хорошо и поправился: ты постиг его натуру - попал ему в самое сердце. Этот человек не изменился, но только стал самим собой. Теперь это куча философского г..., бойся наступить на нее - и замарает и завоняет"⁷⁶ . Помимо невысоких человеческих качеств, обнаружившихся в Каткове, Белинского отталкивали от него приверженность к реакционному шеллингианству и отрицательное отношение к социалистическим идеям, которыми тогда увлекался сам критик⁷⁷ . Катков никогда не имел каких- либо истинно левых убеждений, и единственными Двигателями его натуры были непомерное самолюбие и властолюбие. "Катков, - писал А. В. Станкевич, - никогда не имел того, что называется порядочностью в человеке, а недостаток ее так или иначе дает себя чувствовать в отношениях людей. Он был самолюбив и мог терпеть вокруг себя только людей, вполне признававших его авторитет, делавшихся безответными его орудиями и покорными его слугами"⁷⁸ . Однако при всем этом Катков был умен, талантлив и широко образован. Начиная с 1845 г. Катков в течение пяти лет занимался педагогической деятельностью в качестве адъюнкта кафедры философии Московского университета. С 1851 по 1856 г. он редактировал университетскую газету "Московские ведомости", а с 1856 г. издавал вместе с проф. П. М, Леонтьевым журнал "Русский вестник". Во второй половине 50 - начале 60-х годов, в период общественного подъема, наступившего после Крымской войны, Катков прослыл умеренным либералом и англоманом. Он пропагандировал английское государственное устройство, был сторонником отмены крепостного права и государственных преобразований, в частности земской и судебной реформ. В 1861 г. в одном из номеров "Современной летописи", являвшейся приложением к "Русскому вестнику", Катков, ратуя за английские порядки, писал: "Но возможно, но должно поставить граждан в такое положение, чтоб они не скрывали того, что думают, и не говорили того, чего не думают. В Англии более, нежели где-нибудь, эти требования находят себе удовлетворение..."⁷⁹ . При этом он всячески подчеркивал необходимость мирного пути развития: "Англичане выучились искусству делать реформы без революций, и мы, кажется, ничего не потеряем, если будем соревновать им в этом отношении"⁸⁰ . В 1863 г. "Московские ведомости" были отданы в аренду Каткову и Леонтьеву. Именно тогда начинается переход Каткова на позиции реакции. По времени переход этот совпал с Польским восстанием и в какой-то степени был связан с ним. Первоначально задача подавления восстания не противоречила в понимании Каткова известной демократизации режима. В номере за 9 апреля он писал: "Поглощение свободной Польши свободной Россией - вот наше разрешение польского вопроса"⁸¹ . Однако начиная с 1866 г., когда установился открыто реакционный курс, Катков становится его трубадуром. Он ведет откровенные атаки на судебные уставы, земство и другие буржуазные преобразования. Отражала ли эта эволюция действительные изменения взглядов Каткова? Нам представляется, что нет. В значительной степени, по нашему мнению, это объяснялось модой: во второй половине 50-х годов модно было быть англоманом, а в середине 60-х - выражать взгляды националистической реакции. По-видимому, этот переход для Каткова психологически не был труден: реакционные начала не были чужды его мировоззрению и в раннюю пору жизни. К тому же усвоение реакционной системы взглядов сулило и почести, и власть, и прочие жизненные блага. Характеризуя Каткова, А. В. Станкевич писал: "Насколько Катков имел потребность действительных убеждений и ясных и определенных понятий, об этом мы уже говорили. Но если не они руководили его деятельностью, то что же он хотел, к чему он стремился, что было целью его деятельности?.. Целью его стремлений было удовлетворение его себялюбия и властолюбия"⁸² . С этим определением едва ли можно полностью согласиться. Целью стремлений редактора "Московских ведомостей", особенно в последующий период, была борьба за торжество реакции. Себялюбие и властолюбие лишь помогали ему в этой борьбе. Высказываемые Катковым реакционные воззрения вскоре, бесспорно, становятся его действительным кредо, приобретая даже оттенок фанатизма. Статьи Каткова в "Московских ведомостях" носили обычно весьма резкий, ругательный характер. Характеризуя публицистическую деятельность Каткова, А. В. Никитенко писал: "Правительству в известных обстоятельствах бывают нужны цепные собаки (М. И. [Катков]). Оно и спускает их с цепи, а потом не знает, как

⁷⁶ Там же, стр. 335.

⁷⁷ Ю. Оксман. Летопись о жизни и творчестве В. Г. Белинского. М. 1958, стр. 346.

⁷⁸ Отдел рукописей ГПБ, ф. Герье, М. 7310/4, л. 14.

⁷⁹ "Современная летопись", 1861, N 51, стр. 18.

⁸⁰ Там же, стр. 19.

⁸¹ "Московские ведомости", 9 апреля 1863 года.

⁸² Отдел рукописей ГБЛ, ф. Герье, М. 7310/4, л. 41.

унять"⁸³ . Действительно, особенно позднее, в 80-е годы, правительство нередко пыталось "унять" Каткова, впрочем, не всегда удачно.

Влияние Каткова на правительство и его политику не являлось только результатом его публицистической деятельности. Он оказывал непосредственное воздействие на министров, а порой и на самого царя. Особенно большое влияние пытался оказывать Катков на политику в области просвещения. В силу этого непосредственным объектом его внимания являлся министр народного просвещения. Назначенный в 1866 г. на этот пост гр. Д. А. Толстой сразу же оказался в цепких руках Каткова. Толстой, став министром, не представлял своих задач. "Он, - как рассказывает Феоктистов, - сознавал только необходимость что-нибудь сделать, но как и что именно - на первых порах это представлялось неразрешимой загадкой"⁸⁴ . И тут помог Катков. Программа действий министра была разработана редактором "Московских ведомостей". Последний не только указал Толстому, что надо делать, но и рекомендовал ему своего наперсника А. И. Георгиевского, который стал правой рукой министра. Являясь председателем Ученого комитета, Георгиевский был полномочным представителем Каткова при министре народного просвещения. Без преувеличения можно сказать, что все реформы, осуществлявшиеся в области народного просвещения в 60 - 70-е годы, исходили от Каткова. Георгиевский почтительно докладывал ему о том, что происходило в министерстве, и получал соответствующие указания. И гимназическая реформа начала 70-х годов, и разработка нового университетского устава, и многое другое - все это исходило от Каткова. Влияние его наблюдалось и в других областях правительственной политики, но наиболее "плодотворным" оно было на ниве народного просвещения. Нигде не удалось ему добиться такого успеха, как именно здесь.

Зенита своей славы Катков достиг в царствование Александра Ш. Редактор "Московских ведомостей" целиком разделял политические идеалы императора. В это время газета превратилась в официоз, который нередко во имя катковских идеалов самодержавия решительно обрушивался на тех или иных министров, и не только министров, но подчас и на направления политического курса, особенно в области внешней политики. В годы царствования Александра III Катков выступает с программой, означавшей наступление реакции по всему фронту. Он решительно осуждает все, что было связано с буржуазными преобразованиями 60 - 70-х годов. Манифест Александра III 29 апреля 1881 г. об утверждении самодержавия вызывает у Каткова бурю восторга. "Теперь мы можем вздохнуть свободно, - писал он в передовой статье "Московских ведомостей" 30 апреля. - Конец малодушию; конец всякой смуте мнений... Как манны небесной народное чувство ждало этого царственного слова. В нем наше спасение, оно возвращает русскому народу царя самодержавного"⁸⁵ . Особенное удовлетворение испытывает Катков при назначении Толстого министром внутренних дел, что осуществилось не без его участия. "Его имя само по себе манифест и программа!" - восклицает он. В 80-е годы Катков представлялся всемогущим. "Московские ведомости" превращаются в своеобразный государственный департамент, в котором разрабатываются различные проекты по тем или иным вопросам внутренней и внешней политики. "Моя газета, - писал Катков Александру III в феврале 1884 г., - была не просто газетой, а случайным органом государственной деятельности. В ней не просто отражались дела, в ней многие дела делались. Она участвовала в событиях, и перед историей она будет свидетельствовать не только о том, что сделано, но и о том, что следовало бы сделать и чего делать не следовало"⁸⁶ . Страстной бульвар, где находилась редакция "Московских ведомостей", являлся своеобразной Каноссой, куда приходили на поклон провинившиеся перед Катковым те или иные государственные мужи. Характеризуя роль Каткова, государственный секретарь А. А. Половцов писал: "Рядом с законным государевым правительством создалась какая-то новая почти правительственная сила в лице редактора "Московских ведомостей", который окружен многочисленными пособниками на высших ступенях управления, как Делянов, Островский, Победоносцев, Вышнеградский, Пазухин. Весь этот двор собирается у Каткова... открыто толкует о необходимости заменить такого-то министра таким-то лицом, в том или другом вопросе следовать такой или иной политике, словом, нахально издает свои веления, печатает осуждения и похвалу и в конце концов достигает своих целей"⁸⁷ . В начале 80-х годов Катков всю свою энергию почти полностью направил на борьбу против университетского устава 1863 года. Совместно с Победоносцевым он выступил против министра народного просвещения Николаи. "Недавно, - пишет он Александру III 7 февраля 1882 г., - имел я счастье лично с полной откровенностью высказаться перед Вашим величеством о положении дел в Министерстве народного просвещения и единственно верном в настоящее время, по моему убеждению, выходе из затруднения (то есть отставке Николаи. - П. З. ). Спасите, государь, - взывал Катков, - мудрым самодержавным решением, спасите в этих детях и юношах будущее Вашего царствования"⁸⁸ . Когда на место Николаи был назначен близкий Каткову И. Д. Делянов,

⁸³ А. В. Никитенко. Записки и дневник 1804 - 1877. Т. II. СПБ. 1905, стр. 157.

⁸⁴ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 174.

⁸⁵ "Московские ведомости", 30 апреля 1881 года.

⁸⁶ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 822, л. 66.

⁸⁷ Там же, ф. Половцова, д. 30, запись 10 декабря 1886 г., лл. 96 - 97.

⁸⁸ Там же, ф. Александра III, д. 823, л. 10.

дело пошло быстрее, и в 1884 г. был утвержден новый университетский устав. Катков вел травлю министра финансов Н. Х. Бунге и министра иностранных дел Н. К. Гирса. Имея во всех высших органах свои креатуры, он нередко сообщал в "Московских ведомостях" то, что не могло быть известно ни одному из журналистов. В 1885 г. в "Русском вестнике" Катков поместил статью А. Д. Пазухина "Современное состояние России и сословный вопрос", в которой излагалась подробная программа контрреформ - ликвидация буржуазных преобразований 60 - 70-х годов. Эта программа предусматривала создание местных учреждений на сословной основе с ведущей ролью в них дворянства. Вскоре Пазухин становится подручным Каткова в полном смысле этого слова. Будучи определен Толстым (по-видимому, не без помощи Каткова) правителем канцелярии министерства внутренних дел, он являлся душой подготовляемых контрреформ. Идейным их вдохновителем (впрочем, не только идейным) был Катков. Он руководил Пазухиным, наставляя его в своих письмах. Пазухин же, в свою очередь, подробно информировал своего идейного шефа о ходе работ по подготовке контрреформ⁸⁹ . Вместе с тем Пазухин иногда просил Каткова оказать ему помощь. Так, 7 июля 1886 г. он писал: "Завтра К. П. Победоносцев едет на юг и остановится в Москве дня на три. Вероятно, Вы его увидите. Хорошо, если бы Вы постарались освободить его из-под влияния Манасеина, который им все более и более овладевает"⁹⁰ . Без преувеличения можно сказать, что Катков являлся одной из главных пружин александровского царствования, действовавшей, однако, закулисно. Огромное влияние редактор "Московских ведомостей" оказывал на внешнюю политику, выступая рьяным германофобом и призывая к сближению с Францией. Иногда своими статьями, преимущественно о внешней политике, редактор "Московских ведомостей" вызывал гнев царя, однако гнев этот бывал недолговременным, и Катков снова занимал свое место в сердце Александра III. В царствование последнего Катков получил чин тайного советника, а дочь его стала фрейлиной императрицы. Катков достиг многого, но этого ему было мало. Он стремился к установлению в России политического единомыслия, что, по- видимому, в его представлении должно было означать утверждение теории православия, самодержавия и народности как единственного направления общественной мысли. Впрочем, в этом вопросе Катков уже имел предшественника - Козьму Пруткова, выступившего с проектом "Введения в России единомыслия". Последние слова, сказанные Катковым перед смертью, были: "Прошу единомыслия"⁹¹ . Однако этого он не сумел достичь.

Князь Владимир Петрович Мещерский представлял собою человека, о котором, как говорится, никто доброго слова не скажет. Он пренебрегал элементарными общечеловеческими нормами поведения. Назойливый нахал, беспринципный подхалим, мелкий доносчик и сплетник, а также один из столпов противоестественного разврата - таков был редактор "Гражданина". Даже его политические единомышленники относились к нему по меньшей мере с брезгливостью. "Негодяй, подлец, человек без совести и убеждений, он прикидывался ревностным патриотом, и хлесткие фразы о преданности церкви и престолу не сходили у него с языка, но всех порядочных людей тошнило от его разглагольствований, искренности коих никто не хотел и не мог верить"⁹² , - писал о нем Феоктистов. Сближение Александра III, тогда еще наследника, с Мещерским произошло в начале 60-х годов. Судя по письмам последнего к Александру III, это относится к 1862 г., то есть к тому времени, когда будущему императору было всего 17 лет. Они были очень дружны: Мещерский обращался в своих письмах запросто, называя Александра по имени и отчеству. Как рассказывает в воспоминаниях Феоктистов, юный великий князь ухаживал за сестрой Мещерского⁹³ . Во второй половине 60-х годов наследник престола порывает с Мещерским. Как утверждает Феоктистов, это произошло вследствие того, что Мещерский проворовался⁹⁴ . Мещерский объяснил это иначе. В одном из писем к наследнику престола, относящихся, по-видимому, к самому концу 60-х либо к началу 70-х годов, он писал: "Дорогой Александр Александрович, невероятно и непостижимо все, что со мною случается. Мы любим друг друга, мы верим друг другу. Мы сознаем, насколько практически полезны могущие быть наши отношения, мы всегда действовали прямо и честно, а между тем Вам нельзя иначе меня принимать, как наедине, мне нельзя не чувствовать, насколько тягостны для Вас прямые, простые отношения вследствие необходимости принимать меня наедине". Объясняя далее причины этого, он указывал: "Дело сложилось наперекор Вам и еще более наперекор мне. Цесаревна под влиянием внушений Алекс. Васил. Жук[овского] и Алекс. Бор Пер[овского], Ваших братьев и других не могла им не поверить, ибо что знала она от меня самого? Ничего, кроме какой-то записки Вашей. Их она видела всегда,

⁸⁹ См письма Пазухина к Каткову. ЦГАОР СССР, ф. Каткова, д. 7.

⁹⁰ ЦГАОР СССР, ф. Каткова, д. 7, л. 9.

⁹¹ Отдел рукописей ГБЛ, ф. Каткова, К-45. Запись рукой дочери на оборотной стороне переплета.

⁹² "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 245.

⁹³ Глухое упоминание об этом мы находим в письмах Мещерского к Александру III.

⁹⁴ "Воспоминания Е. М. Феоктистова", стр. 244. Как рассказывает Феоктистов, Мещерскому была поручена организация ремесленного училища имени умершего наследника престола, при этом он и проворовался.

меня почти никогда. Процесс простой. В ненависти же Ваших братьев было более сложности... Тут примешивалось немало политического убеждения с их стороны, что я не только не ищу их, но избегаю их по той простой причине, что они изменяют священным традициям своего положения..."⁹⁵ .

Таким образом, по утверждению Мещерского, его в чем-то "оклеветали", и это вызвало резко отрицательное отношение к нему Марии Федоровны, запретившей мужу встречаться с Мещерским. В этой "клевете" большую роль играли и братья наследника (по-видимому, Владимир и Алексей, так как Сергей и Павел были тогда слишком молоды). Возможно, что "клевета" заключалась в обвинении Мещерского в воровстве. Важно здесь другое: наследник престола не порвал окончательно с ним. В том же письме, в начале которого написано "прочтите и сожгите"⁹⁶ , Мещерский просил (впрочем, не только просил, а выклянчивал) 80 тыс. рублей в безотчетное распоряжение, необходимые ему на издание журнала⁹⁷ . При этом, с присущим ему нахальством он поучал наследника, как нужно сделать, чтобы никто не знал об этом. "Во избежание всяких разговоров Вы могли бы написать гофмаршалу: "доставить мне такого-то числа 80 тыс. руб." - и ничего больше. Затем на другой день Вы могли бы меня призвать и их мне отдать. В случае же вопроса, как их записать в расход, Вы могли бы сказать "они мне нужны были" и больше ничего"⁹⁸ . Деньги, по-видимому, все же были даны, так как именно с 1872 г. начал издаваться "Гражданин". Однако назойливость и нахальство Мещерского раздражали царя. В одном из писем к нему Мещерский сетовал: "Вы меня обвиняете в беспримерной навязчивости вообще и на каждом шагу. Обвинение это справедливо, увы, ибо навязчивость исходит из моего неспокойного характера". В другом письме, относящемся к 70-м годам, он писал: "Если бы не иметь страх Вашей неумолимости, я бы решился дерзнуть броситься к ногам Вашим и на коленях сказать Вам: забудьте все, простите все, настоящее так трудно, будущее так мрачно и грозно, что в них черпаешь смелость просить Вас о всепрощении..."⁹⁹ . Возможно, этот новый конфликт произошел на почве новых денежных просьб. Однако полного разрыва не последовало. В цитированном выше письме Мещерский, сообщая о своей заграничной поездке, писал: "Дабы Вас не компрометировать, я письма буду пересылать через К[онстантина] Петровича] Победоносцева]..."¹⁰⁰ . Таким образом, связующим звеном между Мещерским и наследником престола был наставник последнего. Правда, лично Мещерский ни разу не виделся с Александром III в течение десяти лет, с 1873 по 1883 год¹⁰¹ .

После вступления Александра III на престол отношения его с Мещерским укрепляются. В 1883 г. летом император встречается с Мещерским, судя по всему, негласно¹⁰² ; Мещерский чаще пишет письма, иногда получает ответы от императора. Помимо

⁹⁵ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 896, л. 107. К братьям Александра Александровича Мещерский относился с большой злобой. В другом письме, датированном 14 августа без указания года, он писал, что они компрометируют наследника своими оргиями (там же, л. 214). Трудно предположить, что такой развратник, как Мещерский, мог действительно питать отвращение к оргиям. По-видимому, дело было в ином: таким путем он хотел восстановить наследника против братьев.

⁹⁶ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 896, л. 107. Об этом же он просит и в конце письма.

⁹⁷ Цель журнала заключалась в том, чтобы "объединить и скрепить нас, бедных, бродячее стадо приверженцев серьезного монархического русского начала, и сделать из нас силу против нигилизма. С другой стороны, против прусского конституционализма" (там же, л. 110). Издание журнала предполагалось начать с 1872 года.

⁹⁸ Там же, л. 168. Ниже на трех страницах Мещерский выклянчивает эти деньги, говоря, что это "все для меня, для Вас оно, скажу прямо, "ничего" (там же).

⁹⁹ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 896, л. 273.

¹⁰⁰ Там же. Это письмо относится к 1876 г., так как в нем говорится о поездке Мещерского в Вену и Белград, предпринятой в 1876 году. 16 сентября 1876 г. Победоносцев сообщил наследнику, что Мещерский прислал ему с дороги пакет "с просьбой предоставить его Вашему высочеству" ("Письма Победоносцева Александру III". Т. I. М. 1925, стр. 46).

¹⁰¹ В 1883 г. Мещерский писал царю: "В нынешнем году минуло, увы, десять лет с того времени, когда я перестал Вас видеть и перестал слышать" (ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 897, л. 81).

¹⁰² В письме от 14 июля 1883 г. Мещерский, благодаря за свидание, писал Александру III: "У Вас два дома, государь: в обоих Вы хозяин. Один дом, видимый для всех, - Ваш дворец. Туда мне доступ почти немыслим (может быть, если дозволите, в случаях редких). Там, сдается мне, места мне как гостю и желать не должно... Но у Вас, государь, второй дом - это душа Ваша... Тут никто, кроме Бога, Вас не видит. Я буду класть письма, как всегда, в ящик почтовый, а Вы, государь, если когда-либо удостоите милости и счастья ответа, Вы могли бы пересылать мне письмецо через К[онстантина] Петров[ича]. Однако могу обещать, - заключает он, - злоупотреблять сим дерзновенно мечтаемым счастьем и правом не буду, памятуя все, что помнить должно" (ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 897, лл. 84 - 85). Таким образом, отношения сохранились в тайне и роль связного в какой-то степени по- прежнему играл Победоносцев.

писем, Мещерский примерно с середины 80-х годов начал посылать императору свой дневник. Последний представляет собою пересказ различного рода сплетен, слухов, здесь и высказывания Мещерского по тем или иным вопросам государственного управления, нередко изложенные в менторском тоне. Дневник: давал возможность Мещерскому льстить Александру III. Так, в одной из первых записей он говорит: "Г[осударь] дал мне милостивое и радостное позволение посылать дневник, имея в виду, что он будет его читать. Спасибо ему"¹⁰³ . В другой читаем: "Трудно передать, как я сегодня счастлив. Свидание с государем твердо убедило меня в том, что он по-прежнему ценит задушевные речи..."¹⁰⁴ . Нередко в дневниковых записях содержатся доносы не только на недругов, но и на ближайших единомышленников. Здесь мы находим и обвинение вел. кн. Владимира Александровича и его жены в приверженности к прибалтийским немцам¹⁰⁵ , и сообщение о неблаговидном поведении Победоносцева в деле учреждения опеки над имуществом фон Дервиза¹⁰⁶ , и обвинение Каткова "в связях с жидами"¹⁰⁷ , и т. д. Итак, несмотря на конспиративный характер, отношения Александра III с Мещерским были довольно близкими. Так длилось до 1887 года. Именно в. этом году отношения Мещерского и Победоносцева испортились. 31 декабря 1887 г., Мещерский в письме, озаглавленном "Для Вас одних", писал Победоносцеву: "Вот два месяца, как ежедневно то один, то другой добрый человек приносит мне известие о тех беспощадно злых суждениях и ужасных словах, которыми Вы меня клеймите"¹⁰⁸ . По- видимому, это соответствовало действительности. Так, адмирал И. А. Шестаков 21 октября 1887 г. записал в свой, дневник: "Рассказывают, что Мещерскому дали субсидию в 120 тыс., за что он кормил Делянова и других, и будто бы Победоносцев поздравлял Делянова с хорошим обедом у человека, которого накануне поймали с гвардейским трубачом. Меня, - замечает Шестаков, - это удивило, ибо я считал Победоносцева покровителем Мещерского"¹⁰⁹ . Близость Мещерского к Александру III шокировала императора не только в кругах либеральной общественности, но и в чиновно-бюрократических сферах. Управляющий делами комитета министров А. Н. Куломзин в своих "Воспоминаниях" отмечал: "Несчастье России заключалось, между прочим, в двух обстоятельствах. Первое это сближение... с кн. В. П. Мещерским, состоявшим при прежнем наследнике в качестве друга. При несомненном уме и литературном таланте кн. Мещерский не представлял, однако, типа желательного по своей объективности советчика. Напротив того, кто не помнит той страстности и резкости, с которыми он нападал на лиц, заподозренных им в либерализме, той крайней опрометчивости, с которой он выдавал сплетни за достоверные факты и потом, уличенный, извинялся, тех пошлых дифирамбов, которыми он наделял министров, оказывавших ему какое-нибудь одолжение..., огульных его нападений на других министров, прекращавшихся, когда жертва этих нападок появится на поклон - съездит в Каноссу... Наконец, кто не помнит тех туманных заключений, которыми он сопровождал обсуждение того или другого политического момента без какого-либо конкретного предложения..."¹¹⁰ . Генерал А. Л. Киреев, принадлежавший к консервативно-славянофильским кругам, в своем дневнике за 1887 г., возмущаясь покровительством императора еженедельной газете "Гражданин", писал: "Мещерскому даны 100000 рублей на ведение журнала. Это в такую минуту, когда мы изо всех сил хлопочем о том, чтобы делать экономию. (Вместо того, чтобы сослать М[ещерского] в Сибирь). По злой иронии судьбы сумма эта взята из бюджета женских учебных заведений (IV отд.). Понятно, что этот враг женщин вредит им и со стороны финансов"¹¹¹ .

Что же сближало Александра III с Мещерским? Бесспорно, что ряд черт характера Мещерского не мог не претить царю. По своей натуре они были слишком разными. На наш взгляд, императору зато полностью импонировали политические взгляды редактора "Гражданина". Именно это сближало их. Взгляды Мещерского представляли собой

¹⁰³ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 108, л. 78. Пересылка этих дневников также производилась тайно. В одном из писем Мещерский сообщает путь их доставки царю: "Отъезд Васильковского (чиновника придворного ведомства. - П. З. ) поставил меня в затруднительное положение неизвестности на счет способа доставлять подчас достойные Вашего внимания дневники, так как имею невольный страх передавать их на почту, страх перлюстрации. Кое-что лежит у меня готовым, а как переслать, не знаю; может быть, Вы разрешите посылать через августейших детей контору, то есть через заместителя Васильковского или через посредство С. Ю. Витте, как человека, который умеет соблюдать тайну, и уж никому ничего не скажет. Только он и есть" (ЦГАОР, ф. Александра III, д. 897, л. 74). Это письмо представляет интерес еще в одном отношении: оно говорит о близости Мещерского с Витте.

¹⁰⁴ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 119, л. 96.

¹⁰⁵ Там же, д. 108, л. 119.

¹⁰⁶ Там же, л. 121.

¹⁰⁷ Там же, д. 116, лл. 31 - 38.

¹⁰⁸ "Победоносцев и его корреспонденты". Т. I, полутом II. М. -Л. 1923, стр. 729.

¹⁰⁹ ЦГАВМФ, ф. И. А. Шестакова, д. 7, л. 84.

¹¹⁰ ЦГИА СССР, ф. Куломзина, д. 188, "Воспоминания А. Н. Куломзина. Царствование Александра III", л. 42. Второе "злосчастное обстоятельство" - влияние Победоносцева.

¹¹¹ Отдел рукописей ГБЛ, ф. Киреева, д. К-11, л. 19.

квинтэссенцию реакционности. Чтобы составить о них представление, приведем лишь два высказывания Мещерского, изложенные в дневнике, направляемом императору. Первое - это гимн розгам; второе касается программы в области народного просвещения. "Есть нечто на Руси в виде бесспорной истины, создаваемой народом. Это сознание нужды розог, - глубокомысленно замечает Мещерский. - А между тем, - продолжает он, - против этой нужды ратуют решительно все, не только либералы, но и консерваторы вроде Толстого, Островского и К°. Куда ни пойдешь, везде в народе один вопль: секите, секите, а в ответ на это власть имущие в России говорят: все, кроме розог. И в результате этого противоречие: страшная распущенность, разрушение авторитета отцов в семье, пьянство, преступления и т. д... Я видел двух губернаторов практических: это Татищев пензенский и Анастасьев черниговский. Оба как будто сговорились, говорят одно и то же: ничего народ не боится, кроме розог; где секут, там есть порядок, там пьянства гораздо меньше, там сын отца боится, там больше благосостояния"¹¹² . После события 1 марта - раскрытия подготовки группой А. И. Ульянова покушения на Александра III - Мещерский в дневнике, ругая Делянова за нерешительность, писал: "А было бы так просто все это покончить: закрыть прием в 150 гимназиях с нынешнего года; оставить по одной гимназии на 2 губернии, в каждой устроить интернат, т. е. пансионы, затем на сбережения от 150 закрытых гимназий, прогимназии и реальных училищ устроить профессиональные и ремесленные школы и затем постепенно приводить университеты к норме от 500 до 800. С тем, чтобы на каждом курсе по каждому факультету максимум было 50 студентов"¹¹³ . Едва ли нужно комментировать это предложение. Можно лишь сказать, что на протяжении всего XIX в. в России не было ни одного государственного или общественного деятеля реакционного направления, рекомендовавшего такие меры. Советы Мещерского, означавшие в полном смысле этого слова ликвидацию просвещения, созвучны лишь с предложениями литературных героев М. Е. Салтыкова-Щедрина, также полагавших необходимым "прикрыть науку".

Таковы портреты российского самодержца и лиц из его ближайшего окружения. Трое из этого окружения - Победоносцев, Катков и Мещерский - являлись идеологами той тупой, бессмысленной реакционной политики, которую правительство проводило в 80-е - начале 90-х годов. Четвертый, Толстой, являлся фактически главой "кабинета", проводившего в жизнь этот реакционный курс. Сами по себе представители "четверки" были людьми разными не только по свойствам характера, но и по целому ряду качеств, и близости между ними не существовало. Победоносцев и Катков по меньшей мере крайне сдержанно относились к своему союзнику Мещерскому, моральные качества которого, как известно, отнюдь не отличались чистотой. Последний в ответ на это в дневнике, передаваемом императору, поливал их грязью. Вместе с тем Мещерский жаловался на Толстого, обвиняя его в слабости и отсутствии энергии. Между Победоносцевым и Толстым существовали серьезные разногласия из-за проекта закона о земских начальниках - основной реформы в цикле контрреформ. Общепризнанный глава реакции Победоносцев совместно с министром юстиции Манасеиным критиковал проект закона справа; Толстому и его единомышленникам пришлось долго уговаривать обер-прокурора Синода, дабы добиться от него поддержки проекта в Государственном совете. Катков жаловался на Толстого в письмах к Александру III, обвиняя министра внутренних дел в том, что тот отшатнулся от него "в надежде тем умиротворить своих противников"¹¹⁴ . Наконец, Катков и Победоносцев были далеки друг от друга.

Итак, политика правительства Российской империи в период реакции осуществлялась этими людьми. В силу сложившихся объективных условий они имели возможность проводить в жизнь мероприятия, рассчитанные на укрепление дворянских привилегий, на усиление феодально-крепостнических пережитков. И роль каждого из них была в этом немалая. Однако возможности их оказались невелики. Политический курс, осуществлявшийся самодержавием в 80-е - начале 90-х годов, в конечном счете не привел к каким-либо серьезным результатам. Закон о земских начальниках отнюдь не дал того, что от него ожидалось; политическая роль дворянства не возвысилась; "единения" дворянства и крестьянства не произошло. Земская контрреформа не изменила, роли и значения земства. Несмотря на все предпринимаемые меры, суд присяжных и несменяемость судей не удалось ликвидировать. Колесо истории и в области политических преобразований не могло быть повернуто вспять. Тем более Александр III и его окружение были бессильны оказать какое-либо влияние на ход экономического развития страны. Политика правительства в области промышленности носила буржуазный характер. Эта-то политика и подготовила в известной степени промышленный подъем второй половины 90-х годов.

¹¹² ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 114, л, 52. По-видимому, за эти заслуги черниговский губернатор Анастасьев (по словам А. В. Богданович, незаконный сын Трепова) был сделан членом Государственного совета.

¹¹³ ЦГАОР СССР, ф. Александра III, д. 114, л. 71.

¹¹⁴ Там же, д. 822, л. 69.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - П. А. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ:

Комментарии: