Libmonster ID: UA-11411
Автор(ы) публикации: А.Б.ДАВИДСОН

В нашей жизни ученой

нечаянных радостей мало.

Тем ценней и милее,

когда среди будней крутых

вдруг улыбкой блеснет

и тебя улыбнуться заставит

дружелюбный кивок

и пожатие теплой руки

Ада Сванидзе

"Только я один, стоящий здесь старый человек, знаю об этой, ушедшей навсегда жизни. А затем порвется последняя ниточка, и новые поколения будут смотреть на этот дом, как на омертвелый памятник давно ушедших времен, как смотрят на скифские курганы". Кончая свою книгу этими словами, Юрий Александрович Поляков добавил: "Мысль отнюдь не новая"(1).

Разумеется, мысль не нова, но не всякий сумеет ее так выразить. А главное, для каждого поколения, для каждого времени она звучит по-новому. Так оно и сейчас.

События последнего десятилетия в жизни нашей страны и в судьбе любого из нас провели черту между десятилетием 90-х и теми, которые были до него. Прошлое отодвинулось куда дальше, чем это было с приходом 80-х или 70-х. Старшим поколениям кажется, что разрыв между отцами и детьми сейчас стал глубже. Что у молодежи, захваченной совершенно новой круговертью, нет сил, а, может быть, и желания задумываться о времени только-только ушедшем, времени, которым еще живут ее отцы.

Так это или не совсем так, разберутся ученые грядущего - когда не будет ни нынешних отцов, ни нынешних детей, и противоречивая реальность живой жизни не будет мешать созданию очередных теорий и абстрактных схем. Но все же в сетованиях старших поколений что-то есть. Это выразил Михаил Жванецкий в очень грустном диалоге:

- Он уникален. Ему 85, он помнит все в деталях. Людей, артистов, стихи, даты.

- Ну и что?

- Да ничего. Это никому не нужно (2).

Что ж, в истории бывали переломы, куда более крутые. Так ли многих в Советском Союзе 20-х годов интересовала реальная жизнь предреволюционной России? Осуждали, исходя из лозунгов классовой борьбы.


Давидсон Аполлон Борисович - доктор исторических наук, профессор, руководитель Центра африканских исследований Института всеобщей истории РАН.

1 Поляков Ю.А. Историческая наука: люди и проблемы. М., 1999, с. 442.

2 Известия, 22.11.1997.

стр. 80


Параллели я тут не провожу. Думаю, что это неуместно. Та забывчивость, что была в 20-х, надеюсь, сейчас не повторится. Но все же наступает новое столетие, новое тысячелетие, и теперь даже сама цифра "2000", кажущаяся такой апокалиптической, отодвигает то, что было за цифрой "19...". Тем важнее сохранить память об уходящем. Двадцатом, столетии, которое объединяет всех нас, потому что все мы - его дети. Сохранить, пока мы еще здесь, пока еще помним. "Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет" - как пел уже ушедший кумир наших поколений.

ВОСПОМИНАНИЯ ИСТОРИКОВ

Я помню горящие лица людей

времен зарождения новых идей -

идей, что свершившись,

за сколько-то дней

смели и идеи, и этих людей

Ада Сванидзе

Не слишком ли высокопарно я сужу? Ведь в истории нашей страны, кажется, никогда не было такого широкого потока мемуарной литературы, как сейчас. Когда-то, после Великой Отечественной войны, мы зачитывались воспоминаниями академика А.Н. Крылова, а в 60-х - Ильи Эренбурга, и не только из-за того, что они действительно интересные и яркие, но и потому, что книги-воспоминания были редкостью. И когда Эренбург писал: "Одно лишь берегу - простую память", - это звучало даже как-то странно.

А сейчас? Кажется, нет такого артиста, писателя, политика, парламентария, кто не опубликовал бы мемуары.

Да, это так. Плотина прорвана. И, казалось бы, во главе потока должны быть историки. Их мемуары, хотелось бы думать, особенно ценны. Ведь они самой профессией призваны не только фиксировать происходящее, но и исторически осмысливать его, сравнивать с прошлыми эпохами, сопоставлять жизнь и быт разных народов и стран. Но почему-то мастера нашего цеха публикуют свои мемуары реже, чем артисты, писатели, политики. И сколько прошло десятилетий, когда вообще никто из отечественных историков не опубликовал воспоминаний!

А разве им не хотелось, разве их не мучило, что они уйдут из жизни, не оставив по себе этой памяти? Один из примеров помнится мне особенно отчетливо. Владимир Михайлович Турок- Попов (1904-1981), автор двух томов "Истории Австрии" и монографии "Локарно". Сколько у него было устных рассказов о прошлом ~ ярких, литературно отшлифованных! Он называл их "новеллы". Заслушиваясь его рассказами, я убеждал его написать книгу воспоминаний, озаглавив их: "Волхонка, 14" - о центре гуманитарной науки, который был там в бывшем московском дворце Голицыных. Там находились институты истории, философии, экономики. Турок отнекивался, говорил, что события еще слишком свежи. Но однажды, после очередных уговоров, сказал:

- Вы меня убедили. Писать буду. Но все-таки не о столь свежих делах, а о давних - коминтерновских. И назову: "Улица Коминтерна". Была в Москве улица с таким названием, в прошлом - Воздвиженка. Там находился и Коминтерн, и Международный аграрный институт, где работали экономисты и историки. Имре Надь там работал. Вот о них и напишу.

Но и этот замысел Владимир Михайлович осуществить не смог. Он напечатал четыре небольших очерка. Вышли они в "Трудах" или "Ученых записках" Института славяноведения и балканистики РАН и в других изданиях, не самых подходящих для публикаций такого рода. И это - все. Книги не издал. Да это было бы и невозможно. О том, чтобы напечатать книгу мемуаров, можно было лишь мечтать.

Теперь уже нет тех идеологических, цензурных и вообще перестраховочных запретов. Воспоминания о своей жизни или о тех или иных событиях опубликовали

стр. 81


С.Л. Тихвинский, Н.Н. Болховитинов, А.О. Чубарьян, Б.А. Рыбаков, А.Н. Сахаров, Я.Н. Щапов, П.В. Волобуев, Е.И. Дружинина, А.А. Преображенский... Именно историки открыли серию "Дневники и воспоминания петербургских ученых"(3). Но и сейчас, на фоне потока мемуаров, издающихся людьми других профессий, воспоминания историков - тонкая, тонюсенькая струйка. Г.М. Бонгард-Левин сказал: "Мои коллеги недавно выпустили свои воспоминания, но они крайне неудачны. Считаю, что человек, обладающий чувством юмора, прежде всего по отношению к самому себе, воспоминания писать не должен, да и не может"(4). Это суждение нельзя не привести, поскольку оно принадлежит известному ученому. Но, очевидно, разделяют его не все.

О МАСТЕРАХ

Все в этом мире держится на власти, А жизни суть - стоит на мастерах

Михаил Дудин

"Корифеи нашей науки" - так названа большая часть книги Ю.А. Полякова "Историческая наука: люди и проблемы", изданная в ноябре 1999 г. В ней осуществлено то, что для Турока- Попова оставалось лишь мечтой. Даны зримые, осязаемые образы тех, кто, как и подавляющее большинство историков советского времени, ушли, не опубликовав мемуаров, тех, кто не успел или почему-то не смог написать о своей жизни. Автор работал с ними бок о бок, видел в повседневности тех, кого мы знаем только по научным трудам.

Цель своих воспоминаний он видит так: "Для большинства читателей наши крупные историки середины века либо малоизвестны, либо выглядят восковыми фигурами из музея мадам Тюссо. Очень важно, чтобы они предстали не схемами, а в человеческом обличье, с противоречиями, свойственными нашему поразительному времени. Поэтому в очерках уделяется мало внимания научным заслугам - они просто констатируются, как данность. Цель - показать их в жизни, более того - в быту, в общении с другими учеными, показать такими, какими они остались в моей памяти, памяти их ученика и младшего современника" (с. 212-213).

Перед читателем - галерея людей, с которыми автору довелось общаться. От кратких, но выразительных и емких характеристик И.Л. Андроникова, Б. Д. Грекова, Я.Б. Зельдовича, В.А. Легасова до обстоятельных и ярких портретов М.В. Нечкиной, М.Н. Тихомирова, В.М. Хвостова, Л.В. Черепнина, С.А. Полякова. "Все они - разные по характеру люди. По-разному складывались их судьбы, различны научные проблемы, которыми они занимались, различен стиль письма... Но очерки о них, собранные вместе, как бы олицетворяют богатство и многообразие исторической науки" (с. 212).

Очень многое эти люди не могли тогда опубликовать или вообще предать сколько-то широкой гласности. Ибо -

Не то, чтобы не знаю, -

Рассказывать нельзя.


3 Дьяконов И.М. Книга воспоминаний. СПб., 1995; Рабинович М.Б. Воспоминания долгой жизни. СПб., 1996. Идея написать воспоминания пришла М.Б. Рабиновичу, когда он сидел в тюрьмах и лагерях, в 1949-1953 гг. На обложке тетради он написал по-английски: memoirs. Увидев это при очередном обходе, надзиратель решил проявить свою образованность и сказал: "А, мемойрес пишете?". Выйдя из лагерей. Михаил Борисович любил рассказывать эту историю и говорил, что если ему удастся когда-нибудь опубликовать воспоминания, он непременно назовет их "Мемойрес". Но над воспоминаниями он работал потом всю жизнь, еще полвека, и в его памяти яркость той истории поблекла. Он даже забыл вставить ее в свою книгу воспоминаний. Выхода книги он ждал долгие годы и успел все же ей порадоваться, но недолго. Она вышла за несколько месяцев до его 90-летия, а он скончался почти день в день с этим юбилеем.

4 Поэзия и история. Академик Бонгард-Левин: "Писать воспоминания не позволяет мне чувство юмора...". - Независимая газета, 1998, апрель N 13.

стр. 82


Многое, порой самое важное, печатать даже не пытались. Делились с близкими, с теми, кому доверяли. Другой кумир тех поколений пел:

Мы многое из книжек узнаем,

А истины передают изустно...

Вот это изустное и доносит до нас книга.

Особенно удался портрет академика Тихомирова, он выписан ярко, любовно. Приведено много высказываний Михаила Николаевича. Например: "Нельзя ориентировать молодых ученых на фактическое бракодельство. Ведь с таким же правом можно предложить обувной фабрике выпускать отвратительную по виду обувь на том лишь основании, что ее содержание (материал, носкость и пр.) - главное, а красота - второстепенное.

Единство содержания и формы также обязательны для историка, как и для художника. Историк не просто исследователь, выпускающий из лаборатории нужный продукт. Историк - это и писатель. Иначе ему нечего браться за свой труд. Забота о выразительности исторических сочинений не должна отбрасываться в сторону, ей следует отвести одно из первостепенных мест" (с. 230).

Ю. А. Поляков подчеркивает значимость этой позиции: "Он резко полемизировал с теми, кто не придавал значения форме. Когда несколько почтенных историков в статье "История и современность", опубликованной в 1962 г., высказали мысль о второстепенном значении художественной изобразительности в исторических сочинениях, Тихомиров раскритиковал статью, не посчитавшись с тем, что одним из авторов был глубоко уважаемый им академик Сергей Данилович Сказкин" (с. 229).

От себя могу добавить, что М.Н. Тихомиров, бывало, критиковал своих коллег-историков и еще резче. В 1962 г. он писал: "Никто до сих пор даже не попытался рассказать о жизни народа, о его воззрениях, о его праздниках, о его бедствиях и чаяниях, обо всем, чем жил человек прежнего времени. Об этом пишут только писатели, как это сделал Ромен Ролан в своей повести о Кола Брюньоне. А историки только брюзжат на писателей, укоряя их в неточностях"(5).

Тогда, в начале 60-х, во время "оттепели", ряд лучших историков восстали против привычной сухости и скучности исторических работ. В.М. Турок посвятил этому в "Литературной газете" статью "Историк и читатель", и его статья вызвала живую дискуссию. А Аркадий Самсонович Ерусалимский любил повторять: "Если, готовя свою книгу, автор на каком-то месте зевнет, то читатель на этом месте заснет". Слава Богу, с тех пор историки стали писать ярче, образнее. И в этом немалая заслуга тех, о ком так тепло рассказано в этой книге.

Должно быть, сходство взглядов на смысл и задачи исторической науки сближает Ю.А. Полякова с М.Н. Тихомировым. А их обоих - с Михаилом Ивановичем Ростовцевым. Слова Ростовцева Ю.А. Поляков цитирует на первой же странице книги:

"История - часть жизни, и каждое изучаемое явление историк должен зрительно представить, т.е. оно должно предстать перед ним как картина жизни, а не как теоретическая абстракция".

Мемуарная часть книги состоит не только из очерков о "наших летописцах". Это и те ужасы, через которые историкам пришлось пройти вместе со всем народом на рубеже 40-50-х годов (очерк "Это называлось борьбой с космополитизмом"). И впечатления марта 1953 г. ("Похороны Сталина: взгляд с ночной улицы"(6)). И тот путь, которым шел сам автор, с радостями, тревогами, ухабами и рытвинами этого пути ("Так становятся историками", "Прогулка по Пречистенке", "Апрель шестьдесят седьмого: страсти по Шульгину"). Это и впечатления о том доме творчества


5 Тихомиров М. Летопись нашей эпохи. - Известия, ЗО.Х.1962.

6 См. также: Поляков Ю.А. Похороны Сталина. Взгляд историка-очевидца. - Новая и новейшая история, 1994, N 4-5.

стр. 83


и отдыха ученых, где бывали, кажется, все виднейшие деятели науки и культуры нашей страны и даже такие иностранцы, как Бернард Шоу ("Санаторий "Узкое": вчера и сегодня").

Есть и большое эссе "Особый сюжет": история жизни Сергея Александровича Полякова, владельца издательства "Скорпион" и журнала "Весы", друга Валерия Брюсова, Константина Бальмонта, Андрея Белого, Максимилиана Волошина. Он был родственником Юрия Александровича, "дядей Сережей". Очерк, основанный и на литературных источниках и на личных впечатлениях, озаглавлен: "Рыцарь Серебряного века".

В книге много такого, о чем хотелось бы передать свое впечатление от прочитанного. Но от этого соблазна я, подумав, решил воздержаться. Все, кому попадут на глаза эти мои заметки, скорее всего уже прочли эту книгу, а если еще нет, то вскорости прочтут. А делиться впечатлениями, например, о главе "Вечера у академика Тихомирова" - это все равно, что излагать своими словами фильм, роман или театральный спектакль. Все краски исчезнут.

Но хочу сказать о том, что типично для всех мемуарных очерков этой книги. Они отличаются от воспоминаний политических деятелей, артистов, писателей. В большинстве мемуаров как давних, так и нынешних - стремление показать себя в лучшем свете, подчеркнуть свою роль. Мемуаристы, естественно, рассказывают о тех событиях, в которых они участвовали или были свидетелями. Поэтому зачастую в центре авторского внимания оказываются многие второстепенные события. Ю.А. Поляков не политик и не эстрадный певец. Он историк, и в мемуарах соблюдает соразмерность явлений и фактов. Самолюбованием не занимается и себя в центр событий не ставит. Его мемуарные очерки пронизывает самоирония. В единственном очерке, где он действительно показан как центральная фигура - "Апрель шестьдесят седьмого: страсти по Шульгину" - автор открещивается от тех публикаций, где его изображают героем и жертвой.

"Не сосчитать, сколько не слишком благочестивых граждан, в свое время получивших строгие взыскания от пуританских райкомов за вскрытые бдительными женами амурные шалости или за попадание в учреждения, куда свозят не рассчитавших свои силы гуляк, сколько обладателей партбилетов покинули отнюдь не по своей воле славные ряды КПСС за нелады с уголовным кодексом. И не сосчитать, сколько подобных мучеников после 1987 г. умело превращали шашни с секретаршами в нравственное противодействие тоталитарному режиму, а отсидку за лихоимство, казнокрадство, мошенничество, элементарную кражу изображали наказанием за активную борьбу против партийно-номенклатурной диктатуры" (с. 347).

Велик соблазн задним числом изобразить себя героем или жертвой - пишет автор. Но, говорит он, "попробую все же преодолеть искушение". На приснопамятном заседании секретариата ЦК КПСС, где разбирали вопрос о публикации воспоминаний В.В. Шульгина, "я не был ни главным героем, ни главной жертвой" (с. 347). Повествуя о том, как шло заседание, не жалеет иронии в собственный адрес. Самокритика идет crescendo: "Я увязал в трясине все глубже", "я, видимо, основательно надоел", "да, не понял я, что такой ответ уже не устраивал секретарей ЦК", "я, окончательно зарвавшись, продолжал свою нудную речь" (с. 394).

Самоирония проходит через все мемуарные страницы - идет ли речь об изготовлении елочных игрушек, чем автор подрабатывал в несытые предвоенные годы; о выступлении на международном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 г. или эпизоде, посвященном "лучшему стихотворению в мире".

В воспоминаниях важны не только факты, неизвестные по другим источникам, не только личные переживания автора, но и выводы, которые он делает из того, что наблюдал, видел, слышал в главах "Это называлось борьбой с космополитизмом" и "Похороны Сталина: взгляд с ночной улицы".

В ночь на 9 марта 1953 г. автор вместе с будущим академиком Ю.А. Писаревым пробивался к Дому Союзов. Интересен не только его рассказ об этом, но и его горькие

стр. 84


размышления: что же заставляло огромную массу людей устремляться к Колонному залу для прощания с генералиссимусом. "В этом хаосе была стадность, но была и осознанность коллективного действия, некая целеустремленность. Неуловимость и непостижимость психологических перепадов - от беспомощного шарахания одиночки, лихорадочных попыток разрозненных групп, хитроумных поисков лазеек до стадно-осознанного порыва, грозного в своей неудержимости" (с. 343). "Я стал свидетелем силы и бессилия власти, всемогущества и беспомощности массы. Понял неодолимость муравьиной настойчивости и ее бессмысленность, осознал, как легко возникает хаос и как трудно он преодолевается" (с. 345).

Автор очень доброжелателен. Наверно, в жизни у него было немало завистников и даже врагов - у кого их нет? И редко кто из мемуаристов удерживался от соблазна свести счеты с недругами, особенно если они уже отошли в мир иной, и ответить не могут. Поэтому мемуары нередко бывают публичной исповедью в грехах других людей. А в самое последнее время мемуары политиков и политологов все чаще становятся стоком для сброса компромата. Но на страницах книги - рассматривай их хоть через лупу - не найти и намека на что-нибудь подобное. У каждого, о ком тут говорится, подчеркнуто положительное, доброе, хорошее.

Гнев звучит лишь, когда говорится о погромах исторической науки. Тут - слова и выражения, которых, если судить по всем остальным страницам, вроде бы вообще нет в словарном запасе автора. "Казалось, что с цепи спущены мрачные волкодавы догматизма, заливистые дворняги демагогии, быстрые борзые карьеризма, брыластые бульдоги черносотенства, хорошо натренированные легавые юдофобии" (с. 316). Это о кампании "борьбы с космополитизмом". Резкие образные слова характеризуют воцарившуюся тогда атмосферу.

Автор приводит те формулировки, которые были так типичны и в разгромных речах, и в журнале "Вопросы истории": "Излюбленный прием буржуазных космополитов", "сползание на позиции буржуазной историографии", "написанные с чуждых историку-марксисту позиций", "пресмыкательство перед заграницей". Эпитеты типа "антипатриотичные", "порочные". Глаголы: "принижает", "извращает", "замалчивает", "обходит" (с. 320)(7). Как известно, такие формулировки и слова приводили к "оргвыводам": увольнению, а то и аресту.

Автор не стремится персонифицировать свои обвинения. Он не скрывает имен запевал этой кампании, но об остальных пишет с пониманием и, там где это уместно, - с сочувствием.

В книге говорится и о том заговоре молчания вокруг позорных событий 1949 г., который существовал почти четыре десятилетия. В пятом томе "Истории исторической науки", изданном в 1985 г., "о событиях в исторической науке в 1949 г. читатель не найдет ни одного слова" (с. 320).

Один из моих любимых историков, Василий Осипович Ключевский, писал: "Торжество исторической критики - из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали"(8). Ю.А. Поляков анализирует и причины того "заговора молчания". Он видит их не только в политике руководителей идеологического фронта. "Второй причиной длительного молчания была многочисленность персонажей. Слишком много людей было вовлечено в водоворот. Слишком многим участникам не хотелось бы вспоминать о своих выступлениях. А среди участников было предостаточно начальников, которые могли влиять на публикацию или не публикацию материалов о 1949 г." (с. 321).

"Нет, не стоит забывать уроки сорок девятого года" (с. 326). Нельзя с этим не согласиться. Стоит только добавить: не только сорок девятого. Не менее страшно,


7 К этому можно добавить шутку тех лет: "Слова "небезызвестный" и "пресловутый" знаешь? Ну, значит, можешь быть журналистом".

8 Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М.. 1968, с. 349.

стр. 85


например, "Академическое дело" 1929-1931 гг., под жернова которого попали академики С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле и ряд других видных ученых(9). Историки должны знать эти уроки, чтобы вновь не разделиться на жертв и палачей.

ПЕРЕКЛИЧКА

Я вам, друзья, желаю

всяких благ:

сентябрьских дней без ветра

и смятенья, трудов и мемуаров завершенья и - внуков, продолжающих истфак.

Нелли Лопухина

Яркие мемуарные очерки Юрия Александровича должны привлечь внимание читателей к литературе, с которой они перекликаются. И, наверное, не только к той, известной, что издается в нашей стране, но и к выходящим за рубежом мемуарам наших соотечественников. А таких воспоминаний насчитывается немало. Некоторые из них уже получили признание - например, книга А.М. Некрича(10). Другие еще мало известны, хотя, несомненно, заслуживают внимания, здесь я, конечно, могу сказать о них только вскользь. Но жаль, если и к их авторам придется отнести слова, сказанные когда-то Александром Галичем:

А в сноске -

вот именно в сноске -

Помянет историк меня.

В октябре 1999 г. ушла из жизни Мира Михайловна Блинкова (1919-1999). Она, как и А.М. Некрич, несколько десятилетий работала в Институте истории АН СССР (с 1968 г. - в Институте всеобщей истории). Свои воспоминания об институте и его сотрудниках опубликовала в 1983 г. в журнале "Континент"(11), а в 1998 г. в расширенном виде, в книге "Время было такое..."(12). Эта часть книги называется "Волхонка, 14 - Дмитрия Ульянова, 19". Первая часть заголовка - то самое название, которое я еще в 1960-х всячески навязывал В.М. Туроку-Попову.

Перед читателем: академик Ф.А. Ротштейн (М.М. Блинкова была его референтом в конце 40-х - начале 50-х), М.Я. Гефтер, К.Ф. Мизиано, С.Л. Утченко, В.М. Далин. С Б.Ф. Поршневым, А.З. Манфредом, А.С. Ерусалимским, Ф.В. Потемкиным, Н.А. Ерофеевым М.М. Блинкова много лет работала в секторе новой истории. Тепло отозвалась она о С.В. Оболенской, А.Я. Гуревиче, А.П. Каждане. Интересны ее зарисовки: "Будни Института". М.М. Блинкова дает более резкие характеристики, чем Ю.А. Поляков, она менее терпима к слабостям и недостаткам своих коллег. Но это, может быть, как раз дополняет добрые и мягкие очерки Ю.А. Полякова.

Юрий Александрович считает, что у М.В. Нечкиной было "серебряное стило", у Е.В. Тарле - фигурное "рондо", у М.Н. Тихомирова - старое гусиное перо, у А.А. Фурсенко - добротный "паркер". Как бы он с такой образностью описал перо М.М. Блинковой - кроме безусловного признания, что оно очень острое?

Несомненно заслуживают внимания мемуары Николая Павловича Полетики (1896-1988). Он был одним из крупнейших знатоков истории международных отношений


9 Честь и хвала группе петербургских ученых, которые опубликовали и прокомментировали документы этого дела: Академическое дело 1929-1931 г. Документы и материалы следственного дела, сфабрикованного ОГПУ. Вып. 1. Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова. СПб., 1993; Вып. 2, ч. I, II. Дело по обвинению академика Е.В. Тарле. СПб., 1998.

10 Некрич А. Отрешись от страха. Воспоминания историка. London, 1979.

11 Блинкови М. Волхонка, 14 -Дмитрия Ульянова, 19. - Континент, 1983, N 38.

12 Блинкова М. Время было такое. Очерки. Портреты. Новеллы. Тель-Авив, 1998.

стр. 86


конца XIX - первых десятилетий XX в. Его книга "Возникновение первой мировой войны"(13) до сих пор остается одним из лучших исследований этой проблемы. В 1947 г. Н.П. Полетика организовал в Ленинградском государственном университете кафедру истории международных отношений и в течение нескольких лет ею руководил. Среди тех, кто у него учился - Р.Ш. Ганелин, А.А. Фурсенко, Б.В. Ананьич.

Незадолго до смерти, уже в эмиграции, он выпустил воспоминания "Виденное и пережитое"(14). В этой объемистой книге (433 страницы) - богатейший материал. Пожалуй, я не могу беспристрастно судить о ней - Николай Павлович был моим первым университетским учителем. Но, уверен, многие прочтут ее с неослабевающим вниманием. Правда, ряд оценок, которые Николай Павлович дает своим коллегам, например В.М. Туроку-Попову, неоправданно суровы, да и в целом подход Полетики не отличается той терпимостью, которая типична для Юрия Александровича.

Грустно, что книга эта была издана с большими сокращениями. Среди сокращений, по признанию редактора, оказались как раз "перечисления и характеристики профессуры и преподавательского состава университетов Киева и Ленинграда, описания учебного процесса и т.п."(15)

Написал о своих коллегах по истфаку ЛГУ и С.А. Могилевский (р. 1912)(16). Он преподавал там 30 лет, и ярко передал атмосферу, царившую среди историков во время "ленинградского дела" и других "кампаний" позднесталинского времени. Ни в коем случае не выставляя себя героем, признался, на какие компромиссы ему приходилось идти.

Изданная во Франции книга "История одной жизни"(17) посвящена известному античнику С.Я. Лурье (1890-1964). Она написана не им самим, так что формально относится не к мемуарному жанру. И все же это в большой степени мемуары. Имя автора на обложке: Б.Я. Копржива-Лурье. Богдана Яковлевна - сестра С.Я. Лурье, скончавшаяся под Нью-Йорком в 1981 г. В предисловии "От издателя" сказано, что после ее смерти "среди ее бумаг была обнаружена книга, посвященная памяти покойного брата", и что это книга, "основанная в значительной степени на автобиографических записях брата"(18). Уже из этого ясно, что в книге - воспоминания и самого С.Я. Лурье и его сестры.

Судя по содержанию книги, в ее подготовке участвовал сын Соломона Яковлевича, петербургский историк-русист Яков Соломонович Лурье. Не беру на себя смелость утверждать, но мне кажется, что он-то и есть основной автор книги. А если так, то это и его воспоминания. Судьба сына была тоже отнюдь не безоблачной. Его, как и отца, увольняли в страшной памяти 1949-м. И в этой книге, как, может быть, ни в какой другой, показаны беды, которые претерпевала отечественная историческая наука.

Перечень воспоминаний, изданных отечественными историками за рубежом, можно конечно, продолжить. Я привел лишь несколько, в качестве примеров. Но нельзя не упомянуть, что за пределами нашей страны издавались и труды об истории отечественной исторической науки. И что среди них тоже, наряду с получившими у нас широкую известность, например книгой Г.В. Вернадского, выходившей в США не только на русском, но и на английском языке(19), есть книги, которые не привлекли к


13 Полетика Н.П. Возникновение первой мировой войны. М. - Л., 1935. Через 30 лет эта книга была переиздана в доработанном, но и сокращенном виде: Полетика Н.П. Возникновение первой мировой войны-(июльский кризис 1914 г.). М., 1964.

14 Полетика Н.П. Виденное и пережитое. Иерусалим, 1982; 2-е изд. Иерусалим, 1990.

15 Там же. От редактора.

16 Могилевский С. Прожитое и пережитое. Воспоминания. Л. - Иерусалим, 1997.

17 Копржива-Лурье Б.Я. История одной жизни. Atheneum, France, 1987.

18 Там же, с. 5.

19 Vernadsky G. Russian Historiography: A History. Ed. by S. Pushkarev. Belmont (Mass.), 1978.

стр. 87


себе того внимания, какого заслуживают. Взять хотя бы объемистый труд "Русские историки и советское государство"(20).

Я перечислил лишь несколько малоизвестных воспоминаний. Вообще же хочется думать, что благодаря мемуарам историков общество, в котором мы живем, сможет относиться с большим пониманием, а, может быть, и почтением к нашей профессии, которая, что греха таить, получала немало упреков, в частности и справедливых. Да и мы сами, надеюсь, сможем больше уважать свое ремесло.

СТИХИ И КАПУСТНИКИ

Прошлое в наших руках, сказал историк

Из фольклора

Хочу затронуть еще одну тему - хотя бы обозначить ее. Это не научные исследования и не мемуары. Это стихи, капустники, шутки, анекдоты. Разве без них можно восстановить ушедшую жизнь нашего цеха, да и разглядеть нынешнюю?

До последних лет все это существовало только в устной форме, в печать попадало крайне редко. Сборники "Физики шутят" выходили уже несколько десятилетий назад, но не припомню, чтобы что-то подобное издавали историки. Недавно, слава Богу, все же изданы кое-какие стихи и песни капустников, которыми славился Институт истории в годы "оттепели" и можно хоть чуть- чуть представить

КАК ЖИЛИ ПРЕЖДЕ НА ВОЛХОНКЕ

Давным-давно, давным-давно, давным-давно.

Появилось что-то и из "эпиграмных дуэлей" между историками, которые велись на скучных (а иногда и, наоборот, совсем не скучных) собраниях и заседаниях(21). Напечатан и одноактный капустник "Паноптикум академический" историка Михаила Вылцана(22). Надеюсь, что Лев Никитович Пушкарев будет публиковать не только интересные воспоминания о В.Т. Пашуто(23) и о секторе публикации источников(24), но и свои шуточные поэмы, которые радовали нас на многих вечерах московских историков - его "Историю Института истории от Рождества Христова до ухода Хвостова в самом сжатом очерке". Или "Историю Института истории" со словами:

Зачинается песня от древних эпох, Когда наш институт зарождался...

Я выбрал для эпиграфов отрывки из стихотворений поэтов, основная профессия которых - история. В декабре 1999 г. вышел уже четвертый сборник стихов Нелли Павловны Комоловой (псевдоним - Нелли Лопухина)(25) и второй - Ады Анатольевны Сванидзе(26). Известные историки, они пишут о себе скромно - "подмастерья". И так же скромно - как о поэтах. А ведь многие их строки афористичны. И взгляд историка


20 Например: Shteppa K.F. Russian Historians and the Soviet State. New Brunswick (N.J.), 1962.

21 Бестужев-Лада И.В. Юморилка. Трагиэпика. Квазифантастика. М., 1996.

22 Вылцан М. Паноптикум академический. М., 1990.

23 Пушкарев Л.Н. Мы вместе работали и рядом жили. - Восточная Европа в исторической перспективе. К 80-летию В.Т. Пашуто. М., 1999.

24 Пушкирев Л.Н. Сектор публикации источников Института истории АН СССР (из воспоминаний). -Археографический ежегодник за 1999 г. М., 1999.

25 Лопухина Н. Пути и тропы. М., 1999.

26 Сванидзе А. Качели. М., 1999.

стр. 88


органично сочетается с видением поэта, идет ли речь о событиях нашей сегодняшней действительности, о впечатлениях от итальянских городов, о Коктебеле Волошина, о Гумилеве, о Цветаевой...

Как пролегал их путь в науку - иногда это выражено конкретно, наглядно. "Волхонка юности моей - моя весна". Об истфаке. Посвящения нашим общим коллегам.

Но суть - не только в конкретных, реальных фактах, а в ощущениях, в настроении. И тут стихи наших коллег важны для нас, может быть, не меньше, чем мемуарные очерки. В них - сложная и многотрудная жизнь того цеха, где все мы - его мастера и подмастерья.

Как и книга Юрия Александровича, как и мемуарная литература (во всяком случае, лучшая ее часть), эти стихи для нас -

Дружелюбный кивок

и пожатие теплой руки.


© elibrary.com.ua

Постоянный адрес данной публикации:

https://elibrary.com.ua/m/articles/view/НАШ-ЦЕХ-ИСТОРИКОВ-В-МЕМУАРАХ-В-СВЯЗИ-С-ВЫХОДОМ-КНИГИ-АКАДЕМИКА-Ю-А-ПОЛЯКОВА

Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G


Публикатор:

Україна ОнлайнКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://elibrary.com.ua/Libmonster

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

А.Б.ДАВИДСОН, НАШ ЦЕХ ИСТОРИКОВ В МЕМУАРАХ. В СВЯЗИ С ВЫХОДОМ КНИГИ АКАДЕМИКА Ю.А. ПОЛЯКОВА // Киев: Библиотека Украины (ELIBRARY.COM.UA). Дата обновления: 14.01.2020. URL: https://elibrary.com.ua/m/articles/view/НАШ-ЦЕХ-ИСТОРИКОВ-В-МЕМУАРАХ-В-СВЯЗИ-С-ВЫХОДОМ-КНИГИ-АКАДЕМИКА-Ю-А-ПОЛЯКОВА (дата обращения: 29.03.2024).

Автор(ы) публикации - А.Б.ДАВИДСОН:

А.Б.ДАВИДСОН → другие работы, поиск: Либмонстр - УкраинаЛибмонстр - мирGoogleYandex

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Україна Онлайн
Kyiv, Украина
586 просмотров рейтинг
14.01.2020 (1535 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
VASILY MARKUS
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ВАСИЛЬ МАРКУСЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
МІЖНАРОДНА КОНФЕРЕНЦІЯ: ЛАТИНСЬКА СПАДЩИНА: ПОЛЬША, ЛИТВА, РУСЬ
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
КАЗИМИР ЯҐАЙЛОВИЧ І МЕНҐЛІ ҐІРЕЙ: ВІД ДРУЗІВ ДО ВОРОГІВ
Каталог: История 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
Українці, як і їхні пращури баньшунські мані – ба-ді та інші сармати-дісці (чи-ді – червоні ді, бей-ді – білі ді, жун-ді – велетні ді, шаньжуни – горяни-велетні, юечжі – гутії) за думкою стародавніх китайців є «божественним військом».
9 дней(я) назад · от Павло Даныльченко
Zhvanko L. M. Refugees of the First World War: the Ukrainian dimension (1914-1918)
Каталог: История 
12 дней(я) назад · от Petro Semidolya
АНОНІМНИЙ "КАТАФАЛК РИЦЕРСЬКИЙ" (1650 р.) ПРО ПОЧАТОК КОЗАЦЬКОЇ РЕВОЛЮЦІЇ (КАМПАНІЯ 1648 р.)
Каталог: История 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
VII НАУКОВІ ЧИТАННЯ, ПРИСВЯЧЕНІ ГЕТЬМАНОВІ ІВАНОВІ ВИГОВСЬКОМУ
Каталог: Вопросы науки 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕС В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ: УСПЕХИ И НЕУДАЧИ
Каталог: Экономика 
26 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SLOWING GLOBAL ECONOMY AND (SEMI)PERIPHERAL COUNTRIES
Каталог: Экономика 
32 дней(я) назад · от Petro Semidolya

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

ELIBRARY.COM.UA - Цифровая библиотека Эстонии

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

НАШ ЦЕХ ИСТОРИКОВ В МЕМУАРАХ. В СВЯЗИ С ВЫХОДОМ КНИГИ АКАДЕМИКА Ю.А. ПОЛЯКОВА
 

Контакты редакции
Чат авторов: UA LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Украины


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android