Libmonster ID: UA-768

Заглавие статьи КАК ФАЛЬСИФИЦИРУЮТ ИСТОРИЮ
Автор(ы) Е. ДРАБКИНА
Источник Борьба классов,  № 2, Февраль  1933, C. 57-77

Что такое исторический факт? Да и существует ли таковой? Когда занимаешься изучением трудов буржуазных, дворянских и меньшевистских историков, то можно подумать, что его не существует. Дворянские и буржуазные историки, создавая свою науку, приспособляли освещение прошлого к идейно-политическим интересам господствовавших классов. Освещая такие периоды и такие события, уроки которых были более всего полезны для сохранения господства их классов, они совсем не освещали исторических событий крупнейшей важности и создавали свою схему исторического развития. Внеклассовых историков не было и нет. Исторический факт в освещении одного историка представлял одно, в освещении другого он не существовал вовсе или означал совсем иное.

Раскрывая всю историю прошлого, освещая ярким светом историю угнетенных классов, историю кровавой и беспощадной борьбы эксплоататорских классов за свое господство и право и возможность угнетения, пролетариат строит свою историческую науку, разрушая здание дворянско-буржуазной и меньшевистской историографии. Точное и ясное изложение прошлого в руках большевистского историка означает совсем иной характер подбора и освещения фактов. Из глубины прошлого встают другие люди, говорят другим языком, совершают другие события. И тогда выясняется, что история человечества есть история совсем иных героев, чем те, которые столетиями воспевались помещичье-буржуазной наукой. Современный читатель-пролетарий, изучая настоящую, подлинную историю старого мира, в изумлении и гневе останавливается перед картинами, написанными историками, принадлежавшими и принадлежащими к этому старому миру.

Исторические факты становятся совсем иными; вырастает связь новых событий, новых фактов. И тогда становится ясным, как много фальсифицировали историю. Ни в одной науке эксплоататорские классы не создали такой тонкой идеологической системы обмана, фальсификации, как в исторической науке. Строитель нового общества, используя и перерабатывая все наследие буржуазной исторической науки, должен ясно видеть, где рта фальсификация, для чего она была создана и какую историческую роль она сама играла в общественном развитии.

Вспомним, как Троцкий фальсифицировал историю большевизма, изображая дело так, будто большевизм "перевооружился" в 1917 г., придя к его, Троцкого, установкам, и т. д. Вспомним, как Рязанов, осуществляя интересы II интернационала, искажал тексты Маркса, их толкование, скрывая факты отрицательного отношения Маркса и Энгельса к руководителям германской социал-демократии и II интернационала (письма к Каутскому и пр.), как Слуцкий и Волосевич искажали и фальсифицировали историю

стр. 57

вашей партии. Служить интересам буржуазии - это значит фальсифицировать историю.

Историк, занимающийся историей самой исторической науки, поражается тому потоку лжи, клеветы, фальсификации, который особенно сильно дал себя знать с 1917 г. Борьба буржуазии и ее агентов против пролетарской революции требовала исторического оружия. Маститые ученые типа Кизеветтера, современные глашатаи империалистской буржуазии типа Троцкого - все они обращались и обращаются к исторической науки, беря разные "проблемы", разные "факты", но делая по существу одно дело - дело борьбы против пролетарской революции, дело борьбы со страной социализма, борьбы с коммунизмом. Строитель нового социалистического общества, создавая свою историю человечества, раскрывает подлинную историю, разоблачая фальсификацию и утверждая свой взгляд на каждое историческое событие.

Как же фальсифицируют историю?

О ЦАРЕ ИВАНЕ и его ХАРАКТЕРЕ

Начнем совсем как в сказке. Жил-был царь. Звали его Иван. На троне сидел он долго: пятьдесят и один год. Царствование его было бурным и напряженным. Во время его произошел целый ряд событий, способствовавших "возвышению" власти этого царя и укреплению господствовавшего класса. При царе Иване почти завершилось закрепощение крестьян. При нем было установлено самодержавие, означавшее диктатуру дворянства. При нем были совершены успешные завоевания новых территорий и речных путей, сделавшие его царство одним из самых могущественных феодальных государств Восточной Европы.

Это "возвышение" было достигнуто конечно путем жестокой борьбы и жестокого насилия. Для того, чтобы превратить крестьян и "крещеную собственность", понадобилось пустить в ход все силы государственного принуждения, все силы господствующего класса и установить в стране режим подлинного террора. Было бы все же неверно думать, что в этом отношении царь Иван составлял какое-нибудь исключение. Как щи страшен был террор, установленный при нем, он не намного отличался от террора, проводившегося его преемниками. При его наследниках, так же как и при нем, дыба, пытка, кабала оставались основным орудием управления народными массами.

Однако последние годы царствования царя Ивана и в особенности эпоха, наступившая после его смерти, ознаменовались событиями, представлявшими собой, как сговорил один из позднейших правительственных историков, "самое темное пятно на нашей отечественной истории". Этим темным пятном была крестьянская революция. Закабаленное, закрепощенное крестьянство, лишенное свободы, затянутое петлей все усиливавшейся феодальной эксплоатации, восстало против помещиков, и страна оказалась охваченной всеобщим крестьянским восстанием.

Посвященная этой эпохе трагедия Пушкина "Борис Годунов" заканчивается словами автора: "Народ безмолвствует". Но истинная трагедия для предков Пушкина по классу заключалась именно в том, что народ отнюдь не безмолвствовал, что тогда происходила демократическая революция, одна из тех крестьянских революций, которые казались тому же Пушкину "бунтом, бессмысленным и беспощадным", ибо смысл этого бунта заключался в том, чтоб не давать пощады крепостникам.

"Смутное время", как прозвали эту эпоху представители господствующих классов, продолжалось более двух десятилетий, и только пригласив на помощь иностранных интервентов, помещики смогли подавить народную революцию. Самодержавие было восстановлено. Воцарилась ди-

стр. 58

настия Романовых. Началась эпоха усиления крепостничества и эксплоатации крестьян.

"Смута" была подавлена и даже позабыта. Дворянские писатели XVIII в. избегали вспоминать об этом столь неприятном историческом Эпизоде, а царская полиция неумолимо преследовала народные предания и песни, восславлявшие эту первую крестьянскую войну. И только новая великая "смута" - восстание Пугачева, - знаменовавшая глубокий кризис крепостного хозяйства, заставила сначала дворянских, а впоследствии буржуазных историков поставить вопрос о том, что было причиной "смуты" или, как они формулировали, кто же был в ней виновен?

Вся русская дворянская и буржуазная историография давала на этот вопрос один ответ: в "смуте" виновны жестокость Ивана Грозного и политика узурпатора московского престола - Бориса Годунова. Мотивировался этот ответ конечно по-разному, в соответствии с общими и историческими взглядами того или иного историка. Дворянский историк Карамзин, считавший, что крепостное право и самодержавие были и будут вечно, и рассматривавший историю как историю царей, видел в Грозном второй половины его царствования больного, злого царя. Буржуазная школа русской, точнее великорусской, историографии (Соловьев, Чичерин, Ключевский), которая считала самодержавие надклассовой властью, полагала, что в XV-XVI вв. происходило закрепощение государством всех сословий (не только крестьянства, но и дворянства). В Иване Грозном она видела представителя этого "государственного начала". Так же, как и Карамзин, эти историчен производили над историей Грозного своеобразную операцию: чтобы доказать положительное значение происходившего в царствование Грозного усиления крепостничества и самодержавия, они произвольно делили его царствование на две половины. Затем они об'являли, что в первую половину Грозный был замечательным царем, благодетельствовавшим народ, а вот во вторую он заболел, стал жестоким, озлобил народ, а потом слабоумие его наследника Федора и происки выскочки Бориса Годунова привели к "смуте". Но затем, после воцарения дома Романовых, все снова стало хорошо.

На этом сходились все дворянские и буржуазные историки. Они тщательно подбирали материал, свидетельствовавший в пользу их схемы. А так как материалов о жестокости Грозного и "неправедности" Бориса имеется очень много (так же, впрочем, много, как и обо всех других царях, но о них такие материалы прятали, а об этих искали), то схема могла опираться на обильные исторические источники.

Личная виновность в "смуте" Ивана Грозного и Бориса Годунова превратилась в своего рода аксиому русской дворянской и буржуазной историографии. И вдруг два маститых профессора - один из них либеральный буржуа, другой заядлый монархист - выступили с книгами, в которых откровенно заявляли, что вся предшествующая историческая литература даст неверную оценку роли и личности Ивана и Бориса, что эти цари должны быть реабилитированы и восславлены и что из их деятельности должны быть сделаны политические уроки для нынешнего дня.

Эта "переоценка ценностей" была совершена профессорами Виппером и Платоновым после Октябрьской революции, в годы гражданской войны.

"да ЗДРАВСТВУЮТ ОПРИЧНИКИ... ДОЛОЙ БОЛЬШЕВИКОВ!"

"Исторический приговор, вынесенный Грозному, должен быть пересмотрен" - заявил в своей книге "Иван Грозный" профессор Виппер. Оценка, данная Грозному историками, неверна. Грозный - один из величайших русских царей. Он - "первоклассный дипломатический талант. (стр. 77) . Он - "очаровательный собеседник, ласковый миротворец, друг

стр. 59

свободы и вольности" (стр. 78). Ему Россия обязана тем, что после поражения в Ливонской (войне (1582 г.) "Московское царство спаслось от угрожавшей ему гибели, спаслась и династия, сохранилась в неприкосновенности власть царя, остались спокойны классы общества" (стр. 104).

В заключительной части своей книги профессор Виппер об'яснил, почему он произвел пересмотр исторической оценки Грозного. Этот пересмотр, по его словам, есть "результат могущественного влияния современной общественной мысли. Воздействие на исследователя того, что мы называем мировоззрением, настолько сильно, что в литературных источниках, в исторических памятниках он как будто читает и видит то, что хочет прочитать и увидеть, выделяет и оценивает то, что совпадает с его вкусами и направлением интересов".

На что же натолкнула профессора Виппера "современная общественная мысль" и что в царствовании Грозного "совпало" с его "вкусами и направлением интересов"?

Вся книга Виппера об Иване Грозном представляет собой апологию Грозного как сильного царя, умевшего держать народ "сильной рукой", ведшего победоносные войны, создавшего режим настоящей диктатуры. Особую нежность вызывает в Виппере опричнина. Он всячески превозносит полезность такого рода "социальных институтов" и восхваляет ее положительную роль для внутренней жизни страны и для ее внешней политики (стр. 111).

Грозный пленяет Виппера именно тем, что он грозный. "Историк зависит в своих взглядах и приемах от сменяющихся политических увлечений и философских настроений" - пишет Виппер в мотивировке своей мысли, и героем его "политических увлечений" в момент после Октября, в момент гражданской войны, является неограниченный самодержец, взнуздавший народные массы диктатурой крепостников. Подобного рода "философское настроение" законно для представителя свергнутого класса, бессильно борющегося против пролетарской революции. Как не вздыхать ему о Грозном в тот момент, когда его вождями являются Деникин и Колчак? Как не вспоминать ему о сладостном моменте установления самодержавия?

Книга Виппера была не одинока. После Октября эпоха Грозного, Годунова, "смутного времени" начала привлекать внимание всех историков - врагов пролетариата. Никогда не появлялось такого обильного количества книг, посвященных этому периоду, как в эти годы. Платонов выпустил "Бориса Годунова" и "Смутное время", Готье - "Смутное время", Кизеветтер читал в Московском университете курс лекций, посвященных истории "Смуты", и т. д.

Для всех этих книг характерно единство миросозерцании и исторического анализа (если только можно применить олово "анализ" к историческим работам, носящим, как мы дальше покажем, откровенно фальсификаторский характер). Их схема в основном такова: на протяжении XIV-XV вв. происходило "об'единение великорусского племени" вокруг Москвы и рост власти московского князя. "Московский князь" обратился в "народного вождя, опиравшегося на всю народную массу и ведшего ее не только к национальному единству, но и международному главенству во всех православных странах" (Платонов, "Смутное время", стр. 13 и 15). "Народный вождь" стал самодержавным царем. Огромная заслуга в установлении самодержавия принадлежит Грозному, который беспощадно расправлялся со всеми своими врагами - и хорошо делал. Как говорил в 1918 г. на своих лекциях Кизеветтер, "мы заблуждались в значении опричнины, только теперь мы можем ее по-настоящему оценить".

После смерти Грозного на престоле оказался слабоумный Федор. Самодержавию угрожала опасность. Но нашелся подлинный герой - Борис Годунов, который поддержал шатающийся трон и оберег его от падения. Он один проявил "государственный ум". Его, оказывается, тоже оценивали неправильно. Нельзя оке осуждать человека не царского звания за то, что

стр. 60

Рис. Авалиани

он захватил трон для поддержания самодержавия! "Истинный патриот" обязан поступать так, как поступал некогда Борис, как это делают... Деникин и Колчак. "Нашему современнику ясно то, что укрылось от взоров наших предшественников, - говорил тот же Кизеветтер. - Борису обязана история тем, что смута началась позже... Он был добрым духом для царя Федора, и кто знает, как пошли бы дальнейшие события, если бы не смерть Бориса?"

Смысл философии сей крайне элементарен: как жаль, что при слабоумном Николае II не было такого человека "государственного ума", как Борис! Как жаль, что некому оказалось захватить трон, с которого свергли царя-идиота!

Перед нами - открытая идеология реставрации, обосновываемая на историческом материале. Чтобы подогнать историю под желаемые политические выводы, почтенные профессора проделали огромную фальсификаторскую работу.

Профессор Виппер, как мы показали выше, откровенно признает, что, когда он писал историю Ивана Грозного, он увидел то, что хотел увидеть, и прочел в литературных источниках и исторических памятниках то, что хотел прочитать. Это есть признание в фальсификации. Если же мы внимательно прочтем его книгу, так же как и книги его соратников, то найдем там богатейший материал для иллюстрации элементарных приемов, при помощи которых производится эта фальсификация.

Одним из таких приемов является например опорачивание исторических источников, которые противоречат установкам автора. Платонов, Виппер, Кизеветтер единодушно заявляют, что все те документы и материалы, в которых дается нежелательная с их точки зрения картина, неверны, не заслуживают доверия. Поэтому они отвергают основные исторические источники: письма кн. Курбского, "Беседы Валаамских чудотворцев", памфлеты Пересветова, сочинения англичанина Флетчера. Все эти источники, заявляют они, не заслуживают доверия... ибо авторы их излагают события со своей точки зрения. Но разве имеется на свете хоть один исторический документ, в котором автор не излагал бы событий со своей точки зрения? Ведь даже маститые профессора истории "зависят в своих

стр. 61

взглядах и приемах от сменяющихся политических увлечений и философских настроений"!

Следующий прием такой сознательной фальсификации, совершаемой "под влиянием политических увлечений", заключается в неправильном цитировании источников. В одной только книге Платонова о "Смуте" мы насчитали 6 цитат, обрывающихся именно на том месте, где документ начинает свидетельствовать против его препаратора".

Наконец самый излюбленный прием этой фальсификации - пошлое аналогазирование. Пышный расцвет литературы о "Смуте" в годы гражданской войны, когда даже такие профессионалы-западники, как профессор Виппер, вдруг обнаружили пылкий интерес к отечественной истории, был не случайным. Задача этой литературы заключалась прежде всего в том, чтобы провести аналогию между "Смутой" и Октябрьской революцией и доказать таким путем, что как "Смута" кончилась поражением народа и воцарением Романовых, так кончится я еще более великая "смута", начавшаяся Октябрем. Отсюда - огромное количество аналогий: "Смута" = Октябрю, Минин и Пожарский = Колчаку и Деникину. И все это пишется вполне серьезно, с "ученым видом знатока".

Целевое назначение всех этих аналогий раскрывает проф. Кизеветтер. "Обращаясь к прошлому, - говорит он в своих лекциях о "смуте", - видя общие черты его с настоящим, мы с надеждой взираем на будущее. Мы верим, что так же, как из первой своей смуты Россия вышла окрепшей и просветленной, найдя в себе силы для преодоления недуга, избрав себе достойного царя, так и из новой, еще более страшной смуты она выйдет еще более великой, очищенной от немецкого социализма, возглавленной просвещенным монархом".

До Октябрьской революции русская историография извращала и фальсифицировала историю, чтобы показать необходимость и незыблемость самодержавия и историческую невозможность повторения "смут". После Октября она стала делать из истории обоснование реставраторства. Для этого ей пришлось несколько перестроиться, "сжечь то, чему поклонялись, поклониться тому, что сжигали". Но было бы сугубо неверно увидеть в этой перестройке что-либо принципиально новое. "Ряд волшебных изменений милого лица" не меняет основного - того, что лицо остается одним и тем же, что это - лицо эксплоататорских классов.

Подлинная история первой крестьянской войны в России не имеет ничего общего ни с одетой из концепции великорусской историографии, и мы так оке далеки от тех, кто хотел изобразить Грозного единственным темным пятном в светлой веренице русских самодержцев, как и от тех, кто видит в нем национального героя. Мы могли бы с полным основанием дать имя "Грозного" и окрещенному "Тишайшим" царю Алексею Михайловичу, при котором крестьянство было прикреплено к земле и подавлено было восстание Степана Разина, и Петру I, прозванному "Великим" за то, что он, ясак говорит т. Сталин, "сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Это возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры" (И. Сталин. Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом). Такое же право на звание "Грозного" имеет и Александр I ("Благословенный"), при котором расцвел Аракчеев, и Николай I, превративший страну в оплошной полицейский участок, и Александр II, освободивший крестьян от земли, и "Миротворец" Александр III, царствование которого представляет эпоху самой черной реакции.

Мы видим в Иване Грозном, как и в других "самодержцах всероссийских", представителя крепостников-помещиков, проводившего их классовую политику. Индивидуальные особенности, особенности характера Грозного не имеют никакого значения для анализа его исторической роли. Неслучайно то, что в истории всех народов эпоха установления абсолю-

стр. 62

тизма отмечается наличием какого-нибудь "грозного", жестокого царя. "Характер" этих царей есть выражение их социальной функции.

Безудержное насилие, сопровождающее нарождение абсолютизма, формирует характер царей этой эпохи. Был ли Грозный по природе "злым" или же "добрым", это не имеет значения для исторического процесса. Особенности характера царя реализуются лишь в той мере, в какой они находят почву в социальной среде. Давно уже было отмечено, что любовь Людовика XIV к женскому полу отражалась на судьбе подданных Франции лишь потому, что во Франции существовал абсолютизм. Но разве имело бы хоть какое-нибудь историческое значение для эпохи империализма то, что подобная черта характера была бы присуща например английскому королю?

Для нас Грозный есть настоящий представитель дворянства в пору борьбы дворянства за закрепощение крестьян. Он жесток, гнусен и подл, этот подлинный выразитель своего класса, и мы его ненавидим так же, как ненавидим все проклятое прошлое нашей страны.

Обе точки зрения, господствовавшие в великорусской историографии, по вопросу о причинах "Смуты", о характере происходивших в ту нору исторических событий, не имеют ничего общего с исторической действительностью, раскрыть которую может только мировоззрение пролетариата. И мы остановились так подробно на любопытном эпизоде с "переоценкой ценностей" в вопросе о "Смутном времени" только потому, что этот эпизод с большой яркостью показывает классовый характер буржуазной историографии и фальсификаторский характер буржуазной исторической науки. В годы гражданской войны классовые враги пролетариата открыто оказали о том, что они всегда скрывают под ссылками на "объективность" и "беспартийность" науки: что историческая наука есть важнейшее оружие классовой борьбы.

Эпизод с проф. Виппером и Иваном Грозным - не единственный и быть может даже не самый яркий. Буржуазная историческая наука, особенно в эпоху открытой борьбы буржуазии против диктатуры пролетариата, наполнена фактами подобного же рода.

МЕТАМОРФОЗЫ ИСТОРИИ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Товарищ читатель! Думал ли ты когда-нибудь, когда партия посылала тебя сражаться на фронтах гражданской войны или отбирать хлеб у озверелого кулачья или бороться за выполнение промфинплана, о том, как поступила, бы на твоем месте обезьяна? Нет, ты не думал? Зато об этом думает Карл Каутский, выпустивший в назидание большевиками тебе, товарищ читатель, - книгу, где он призывает нас брать пример с наших предков - обезьян, которые-де в отличие от большевиков "не убивали млекопитающих", "питались преимущественно растительной нищей и лишь изредка употребляли различных мелких животных: гусениц, червяков, жуков" и никогда не прибегали к диктатуре и террору.

Обо всем этом ты можешь узнать из "восхитительного исторического обзора" (Гаазе) в книге Каутского "Терроризм и коммунизм". Перед тобой размеряется широкое полотно всемирной истории, и ты увидишь, что весь опыт ее учит тому, что диктатура и террор а) чужды природе человека и вообще всех млекопитающих, б) особенно чужды они природе современного буржуазного общества, в) что Маркс всегда был против диктатуры и террора и вообще против всякого революционного насилия, а если он говорил о необходимости диктатуры пролетариата, то только потому, что стоял на слишком низком уровне научного мышления, и наконец г) что установление большевиками диктатуры и применение красного террора является безусловным доказательством того, что большевики не имеют ничего общего ни с пролетариатом, ни с марксизмом.

стр. 63

Если же ты познакомишься еще с "Материалистическим пониманием истории" этого же почтенного автора, то твой ум обогатится познанием того, что "на протяжении последних столетий развитие в государстве начало протекать в направлении к растущей свободе" (стр. 770), что сейчас происходят "рост нравственности" и "развитие в сторону прогрессирующей гуманности!" (стр. 770). Добавь к этому, что "современный промышленный капитализм" "произвел поворотный пункт" в деле... "очищения тела от грязи", что с момента развития капитализма "начинается прогресс чистоты и постепенная ликвидация грязи", причем "борьба с грязью начинается в Англии, она родине капитализма, она находит свое продолжение в Германии, а из последней начинает постепенно распространяться по всему миру" (стр. 796 - 797), - и ты окончательно убедишься в том, что известное отсутствие добродетелей у наших благородных предков-обезьян вполне возмещено успехами капиталистической цивилизации.

Обо всей этой пошлятине не стоило бы вспоминать, если бы она не была связана с нашей борьбой против буржуазии и социал-фашизма в основном вопросе нашей эпохи и в основном вопросе исторической науки - в вопросе о революции. Изучение истории революции является центральным не только для нас, но и для историков враждебных нам классов, и Каутский изобразил исторический процесс как путь развития от волосатой обезьяны к современным парикмахерским прежде всего и именно для того, чтобы замазать роль революционного насилия и диктатуры революционного класса.

Однако, не имея возможности обойти некоторые неприятные исторические эпизоды вроде например Великой французской революции и Парижской коммуны, опыт которых довольно мало свидетельствует в пользу "прогресса к гигиене" как основной движущей силы исторического процесса, Каутский смело принимается за обработку исторических фактов в соответствии со своими целями. Когда читаешь страницы этой книги Каутского, то чувствуешь, какой глубокий автобиографический смысл вложен в его слова: "Не может быть сомнения в том, что в последнем счете наша воля определяется не нашим знанием, но что она действует до всякого звания и определяющим образом влияет на это последнее" (Материалистическое понимание истории", т. II, стр. 709).

"Воля" Каутского действует гае только до "знания"; с тех пор, как Каутский стал ренегатом, она действует вопреки знанию. Ревизия Каутским марксизма, переход его на сторону буржуазии неизбежно должны были сопровождаться пересмотром всех его прежних исторических воззрений. Для того, чтобы приспособить исторический опыт к целям я нуждам социал-фашизма, действительно необходимо было иметь специально направленную волю, ибо доказать, что в истории не было насилия, можно было только путем решительного насилия над историей.

Если мы сравним взгляды Каутского хотя бы на Великую французскую революцию в тот период, когда он был еще марксистом (хотя и непоследовательным), с его взглядами в ту эпоху, когда он встал на другую сторону классовых баррикад, то мы увидим, как "воля" почтенного потомка обезьян направила его "знание" по пути фальсификации истории.

Мы не будем разбирать всех вопросов, встающих при этом, и возьмем только основной и центральный вопрос - о диктатуре и революционном насилии. Как Каутский оценивал их роль до своего перехода на сторону буржуазии и что увидел он в нюх тогда, когда начал мобилизовывать "исторические аргументы" против большевистской революции?

Возьмем две книги Каутского, написанные на расстоянии тридцати лет друг от друга, - одна в 1889 г., другая в 1919 г. Первая называется "Противоречия классовых интересов в 1789 г.", вторая - "Терроризм и коммунизм". Сравним оценки, дававшиеся в них по одному и тому же вопросу - вопросу об исторической роли якобинской диктатуры и революционного террора.

стр. 64

Чем большая опасность грозила делу революции, тем сильнее нуждалась последняя в поддержке революции... - писал Каутский в 1889 г. - Не Законодательное собрание, не Конвент спасли тогда (в 1792 г.) революцию, - это сделали санкюлоты.

Они захватили в слои рутой клуб якобинцев и овладели таким образом организацией, которая, управляя из Парижа, имела по всей стране спои разветвления... Действуя через клуб якобинцев, через Парижскую коммуну, а где эти средства опарывались недостаточными, прибегая к восстаниям, санкюлоты подчинили себе Конвент, подчинили правительство, подчинили наконец всю Францию... Они самым беспощадным образом пользовались своим правом сильного и, отвечая на излишества излишествами же, не только задушили всякое сопротивление и всякую измену, но и утопили в крови "подозрительных" самую возможность сопротивления и измены" ("Противоречия классовых интересов в 1789 г.", изд. 1923 г.).

Каутский 1889 года, Каутский-марксист видел в якобинской диктатуре необходимое условие победы революции. Он одобрял якобинцев за то, что они самым беспощадным образом боролись против врагов революции, он говорил о том, что террор обессиливал и запугивал внутреннего врага, что он давал новую силу и уверенность защитникам дела революция, что он создавал средства борьбы за новое общество. Правда, и в этой работе Каутский выступает не как последовательный революционный марксист. Но сейчас для нас важно установить, что он все же видел тогда революционную необходимость диктатуры и террора.

Иное говорит Каутский 1919 года. Теперь для него якобинская диктатура и террор уже не необходимое условие победоносного развития революции, а плод разрыва между крайними элементами революции и остальной страной. Чрезмерный революционный размах парижских предместий, говорит Каутский, привел к глубокому противоречию между Парижем и страной. "Тут-то властелины пролетариата и начали хвататься за все более отчаянные средства и обратились к кровавому ужасу, к террору" (Каутский, "Терроризм и коммунизм", Берлин, 1919 г., стр. 27).

Тут что ни слово, то фальсификация и ревизия. Начнем с того, что якобинцы оказались вдруг "властелинами пролетариата". Научную ценность этого открытия прекрасно выясняют слова того же Каутского, написанные на 30 лет раньше. Нельзя, писал он, отождествлять санкюлотов "с современным наемным пролетариатом крупной промышленности", такое отождествление "приводит к совершенно ложному представлению об этих самых элементах и о всей революции, на общий ход которой они оказали такое огромное влияние" ("Противоречия...", стр. 62). Но что же тогда представляет собою книга "Терроризм и коммунизм", в которой санкюлоты именно отождествляются с современным пролетариатом, и притом с его авангардом - пролетариатом Страны советов? Не написана ли эта книга для того, чтобы создать "совершенно ложное представление" и о санкюлотах, и о самой революции, и еще кое о чем?

Когда-то Писарев говорил, что слова и иллюзии гибнут, но факты остаются. Если бы он знал Каутского, то сказал бы иначе. Якобинская диктатура превращается в диктатуру пролетариата. Террор из средства наступления революции превращается в проявление ее отчаяния и бессилия. Париж, революционный авангард страны, ведущий за собой восставшие народные массы, произвольно приводится в противоречие с крестьянством. В 1904 г. Каутский считал, что в эпоху якобинской диктатуры "монархия была окончательно уничтожена, об'явлено всеобщее избирательное право, распущено постоянное войско, введено всеобщее вооружение народа. Богатства имущих начали служить питанием армии и бедных. Все это произошло во время террора, в эпоху устранения буржуазию. В 1919 же году Каутский заявляет, что единственным результатом террора было... "одичание пролетариата".

В статье "Пролетарская революция и ренегат Каутский", посвященной вышедшей в том же 1919 году брошюре Каутского "Диктатура

стр. 65

пролетариата", Ленин мимоходом отмечает несколько перлов ренегатства Каутского. Один из них - ренегатство в вопросе о Великой французской революции. "Перл номер четвертый, - пишет Ленин. - Была ли исторически велика и полезна "диктатура пролетариев и мещан" в революции 1789 года? Ничего подобного. Ибо пришел Наполеон. Диктатура низших слоев выравнивает путь к диктатуре сабли (стр. 26). Наш "серьезный" историк, - как и все либералы, в лагерь коих он перешел, - твердо уверен, что в странах, не видавших "диктатуры низших слоев", например в Германии, диктатуры сабли не было. Германия никогда не отличалась от Франции более грубой, более подлой диктатурой сабли - это все клевета, придуманная Марксом и Энгельсом, которые бессовестно лгали, говоря, что до сих пор в "народе" Франции - больше свободолюбия и гордости угнетенных, чем в Англии или Германии, и что Франция обязана этим именно своим революциям" (т. XXIII, стр. 222).

Французская революция была великой именно потому, что на защиту ее завоеваний поднялись широкие народные массы, что она дала образцы революционной диктатуры и действительно революционной борьбы с классом эксплоататоров. "Якобинцы 1793 года, - писал Ленин, - были представителями самого революционного класса XVIII века - городской и деревенской бедноты".

Благодаря якобинской диктатуре, благодаря террору буржуазно-демократический переворот во Франции был доведен до конца, и этому Франция была обязана тем, что в ней меньше, чем в любой другой стране, чувствовалась "диктатура сабли". Так, несмотря на свое поражение, якобинская диктатура выполнила великую революционную роль в истории. Это признавал когда-то Каутский-марксист, это отвергает теперь Каутский - социал-фашист.

В одной из своих автобиографических заметок, вспоминая о том, как и почему он начал заниматься историей Великой французской революции. Каутский писал: "Когда я вступил в социал-демократическую партию, все мы были убеждены в том, что идем навстречу новому изданию Великой французской революции, только при наличии более развитого пролетариата. Мы изучали ее для того, чтобы уяснить себе совершенные тогда ошибки, с твердой решимостью их больше не повторять. Мы не были тогда согласны насчет того, в чем состояли эти ошибки и кто их совершил: Дантон, Робеспьер или Эбер" ("Материалистическое понимание истории", стр. 653).

Социал-фашист Каутский твердо знает, в чем были "ошибки" революции. Они - в революционной диктатуре. Он твердо знает и то, кому принадлежат его симпатии. Конечно не Эберу - этому руководителю Коммуны Парижа, возглавлявшему левую часть якобинцев. Конечно не Робеспьеру. Они принадлежат Дантону, Дантону - герою всех либералов, Дантону, который, будучи якобинцем, поддерживал тайные связи с королевским двором и старался, как говорит его почитатель Олар, "умиротворить революцию", Дантону, который (находился в соглашении со всеми врагами революции, помогал англичанам и Кобленцу организовывать интервенцию, помогал королю бежать в Варенн, был соучастником измены Дюмурье. Именно Дантон был историческим прототипом нынешних меньшевиков, и недаром он заслужил прозвище "отца оппортунизма".

И когда читаешь исторические писания Карла Каутского, на ум невольно приходят слова Сен-Жюста, сказанные по адресу Дантона и его сообщников: "Они хотят сломать эшафоты потому, что боятся, что им придется взойти на чих".

Так и Каутский. Он стремится сломать революционную роль эшафотов Французской революции, чтобы помешать пролетарской революции построить ее эшафоты, на которых будет отсечена голова социал-демократии. Для этого он и фальсифицирует историю.

стр. 66

"НИКОГДА не ВРУТ так МНОГО, как ПЕРЕД ВОЙНОЙ"

Эти слова совсем не наши. Они принадлежат злейшему врагу пролетариата - графу Бисмарку, человеку, который был одним из величайших для своего времени мастеров в деле "вранья перед войной". Достаточно вспомнить хотя бы о том, как в 1870 г., когда Бисмарк возглавил в Германии партию войны с Францией, он составил фальшивую телеграмму, приведшую к немедленной развязке. И слова Бисмарка звучат, как слова подлинного специалиста своего дела.

"Никогда не врут так много, как перед войной"! Ни о чем, не врут так много, как о войне! Ни в одной области исторической науки классовый характер буржуазной историографии не проявляется с такой обнаженностью, как в вопросах истории войны. С необычайным бесстыдством буржуазные историки фальсифицируют факты, строят произвольные, ни на чем не основанные схемы, подтверждающие историческую правоту буржуазии их страны; они отбрасывают как ненужную помеху все те бесчисленные каноны, которые создала буржуазная историография в области "критики источников"1 , и занимаются подчас прямыми подлогами, ничем не отличающимися от приемов желтой прессы.

Яркий пример этому дает историческая литература о мировой войне. Мы не будем заниматься разбором всех многочисленных произведений, посвященных этой войне и дающих совершенно недвусмысленное "историческое обоснование" политики империалистов той или иной страны. Мы остановимся только на некоторых приемах фальсификации, чтобы показать, какими способами выполняет буржуазная историческая наука свою работу по непосредственному обслуживанию нужд империализма. При этом мы остановимся на одной только отрасли этой литературы - на публикациях документов.

Пожалуй, ни в одной области исторического производства не проделано столько грубой фальсификации, как в области публикации документов мировой войны. Возьмем ли мы многочисленные "книги секретных документов", изданные правительствами всех воюющих стран в первые же дни после объявления войны, или же толстые томы публикаций, издающиеся по нынешний день, везде мы встретимся с самой грубой подделкой исторических документов2 . Для этой подделки составители публикаций прибегают к трем основным приемам: 1) к извращениям текста документа, из которого выбрасываются невыгодные для данной стороны места, делаются произвольные вставки и т. п.; 2) к скрыванию неугодных для опубликования документов и публикации, идущей в якобы хронологическом порядке, опускаются в таких случаях документы подобного рода, причем


1 Каноны эти очень многочисленны. "Беспристрастная критика источникам требует например того, чтобы историк установил, какая погода была в момент писания данного документа (ибо если был дождь, то автор документа мог быть в дурном настроении или же не видеть ясно, что происходило на улице). В толстых учебниках, посвященных "источникам и методам исторического исследования", разработала целая система требований в этой области. Так, историк обязан установить время написания данного документа, определить место его возникновения, его автора, его подлинности, проверить, нет ли в нем интерполяций (вставок, внесенных позднее другими людьми), установить ошибки и опечатки и т. д. и т. я. Как видим, здесь перечислены все требования кроме одного... кроме установления классового происхождения документа. Этого буржуазная историография не требует. Она обращает все свое; внимание на формальный анализ документа, достигая в этом деле нередко высокого мастерства, которым должен стремиться овладеть каждый историк-марксист. И именно потому, что в области критики источников и в частности в области их публикации буржуазная историография разработала огромное количество законов, нарушение которых она об'являет преступным попранием требований науки, особенно ярко выглядят факты сознательной фальсификации публикуемых буржуазными историками документов войны.

2 Блестящим разоблаченном всей этой фальсификации являются издаваемые "Комиссией ЦИК СССР по изданию документов эпохи империализма" документы из архивов царского и временного правительств - "Международные отношения в эпоху империализма".

стр. 67

конечно эти пропуски не бывают оговорены); 3) к такому принципу в порядке опубликования документов, который дает заведомо извращенную картину событий, выгодную однако для данной стороны.

Приведем несколько примеров всех этих приемов фальсификации.

Начнем с извращений в текстах документов. Ярким образцом их могут служить английские публикации. Изданная 5 августа 1914 года английская "Синяя книга", даже по признанию редакторов выходящей сейчас многотомной британской публикации, содержала ряд купюр, передержек и неточностей. Так например из опубликованной в "Сивей книге" телеграммы Бьюкенена, британского посла в Петербурге, был выброшен целый абзац, свидетельствовавший о том, что Англия подхлестывала события, что она отнюдь не была тем невинным агнцем, каким она должна была выглядеть согласно официальной версии о "виновниках войны". Вообще же и в "Синей книге" и в большой британской публикации система пропусков в документах считается совершенно законной, и составители сборников производят свою фальсификаторскую работу совершенно открыто, не стесняясь.

Если взять публикации другой, германской, стороны, то мы увидим, что "враги" проявляли в этом деле полное единство принципов и средств. Германская публикация кишит сокращениями и пропусками в документах. Из них тщательно вычеркнуто например все то, что свидетельствует о трениях между Германией и ее союзницей Австрией. Документы подобраны и обработаны таким способом, чтоб изобразить невинным агнцем Германию, а виновником всех бед Антанту.

В тех случаях, когда даже самая бесцеремонная расправа с документами оказывается недостаточной, эти документы просто выбрасываются. Во всех публикациях конечно отсутствуют наиболее интересные документы. Что это так, нам нетрудно установить, во-первых, благодаря тому, что целый ряд из этих тщательно скрываемых документов имеется (в копиях или в оригиналах) в царских архивах, и мы можем в таких случаях точно выяснить, что именно пропущено в иностранных публикациях. Во-вторых, сличая между собой различные публикации, опять-таки нетрудно увидеть, что во всех них проделывается тщательная работа по запрятыванию того, что не должно увидеть света.

Наконец последнее: система в опубликовании документов. Она имеет также немаловажное значение. Возьмем хотя бы такой вопрос, как дата, с которой начинается публикация. От выбора этой даты зависит в значительной степени то впечатление, которое производит данная публикация. Как указывал М. Н. Покровский, выбором этой даты в значительной степени предрешается вопрос о "виновнике" войны. Так, англичане начали

стр. 68

свою публикацию (том, посвященный периоду кануна войны) со свидания Николая с румынским королем в Констанце и Вильгельма - с Францем Фердинандом в Конопиште. Если бы начать с переговоров об англо-русской морской конвенции, говорит т. Покровский, дело выглядело бы совсем иначе.

Если мы возьмем литературу, посвященную истории мировой войны и послевоенных конфликтов, то мы увидим в ней ту же сознательную тенденциозную обработку исторических фактов, что и в публикациях документов. Размеры нашей статья не позволяют нам остановиться на этом вопросе, который подробно разработан в нашей исторической литературе1 . Мы остановимся поэтому только на одном эпизоде, относящемся уже к новейшим временам; речь идет о японской исторической литературе, посвященной Китаю.

ИСТОРИЯ КИТАЯ "ПО-ЯПОНСКИ"

В Японии много легенд. Одни - о ручьях, другие - о горах, третьи - о феодальных замках. Темы их разные, но содержание одно и то же. В них воспеваются подвиги феодалов, их доблесть, их бесстрашие, их преданность микадо и тьйогунам2 , в них воспевается личный героизм подчиненного, соединенный с рабской покорностью властелину.

Из этих легенд одна из самых распространенных - это история заговора и смерти сорока семи самураев3 . История эта очень длинна и запутанна, в основном же она сводится к тому, что один из высших феодалов оскорбил сюзерена этих сорока семи и приказал ему покончить с собой. Тогда сорок семь самураев поклялись отомстить и в течение года терпеливо плели сети заговора. Наконец однажды после полуночи они ворвались в дом своего врага и отрубили ему голову. Они были приговорены к смерти и тотчас же все покончили самоубийством, совершив над собой харакири (разрезали себе накрест животы кинжалом).

На этом остове легенды наворочена целая философия преданности господину, рабской покорности его воле, презрения к смерти, если смерть эта нужна владыке - будь то царь, помещик или капиталист. Мы не случайно включили капиталиста в ряд владык, покорность которым воспевает феодальная легенда: японский империализм с замечательным уменьем сумел сделать из средневековых легенд свой агитационный материал. Он поставил себе на службу идеологию рабства, которая веками воспитывалась феодалами в их вассалах, и сумел найти ей широкое применение. И легенда о сорока семи самураях, так же как я ряд ей подобных, передается сейчас по радио, инсценируется в кино, ставится в театре, расцвечивается в романах, расходится по стране в миллионах экземпляров лубочных изданий.

Сейчас японский империализм и его "историки" решили присоединить к легенде о сорока семи самураях, добровольно выпустивших себе кишки, еще новые легенды. Первая из них - о Китае. Японский империализм расправляется беспощадно с подавленным и угнетенным китайским народом и при помощи бомбовозов и танков приглашает его последовать примеру героев средневекового эпоса. Разница лишь в том, что самураи сначала вспарывали себе животы, а потом попадали в легенду, а про Китай уже сейчас японские историки создают легенды, доказывающие, что китайский народ, как это видно из всей его истории,


1 См. сборник статей М. Н. Покровского "Империалистическая война", статьи по поводу книги Чертила "Мировой кризис" и т. д. Специально о публикациях документов см. статью А. Ерусалимского "К вопросу о виновниках войны", "Историк-марксист", 3932 г., кн. 1 - 2.

2 Микадо - японский император; тьйогун - высший феодал.

3 Самурай - одна из низших ступеней в лестнице феодальной иерархии.

стр. 69

безусловно должен совершить над собой харакири и отдаться на милость японских победителей.

Борьба японского империализма за овладение Манчжурией и Китаем породила огромную литературу, доказывающую исторические "права" Японии на завоевание этих стран-. Особенно многочисленной и обильной стала эта литература в последние годы, когда наступление Японии на Китай приняло характер лобовой атаки. И чем воинственнее становился штурм японского империализма, тем успешнее японские буржуазные историки доказывали, что проникновение Японии в Китай всегда носило исключительно мирный характер, что Японию влекли и влекут в Китай чисто альтруистические мотивы, что овладение Китаем является чуть ли не жертвой со стороны Японии, наконец, что своим национальным существованием Китай целиком обязан Японии. В дополнение к этому японские археологи, нумизматы, этнографы "научно" доказывают, что культурное развитие Китая совершалась благодаря Японии. Таким путем создается стройная схема, "исторически" обосновывающая правомерность японского империалистического наступления на Китай.

Типичным примером такого рода фальсификации истории может служить книга японского журналиста Хосоно, нарывающаяся "Трудности положения в Манчжурии и Монголии". Вся книга написана для того, чтобы доказать, что "если бы не было Японии и ее попечения о территориальной независимости Китая, Китай в настоящее время был бы только географическим названием". В чем же заключалось это "попечение" японского империализма о Китае? Хосоно не приводит определенных фактов и ограничивается лишь общими рассуждениями на эту тему. Но мы попытаемся заполнить допущенный им пробел.

"Заботы Японии о независимом существовании Китая" очевидно начаты были в 1872 году, когда Япония присоединила к себе острова (Риу-Киу, находившиеся до того времени в совместном управлении Японии и Китая. Продолжением этих забот явился захват острова Формозы (в 1874 г.). Правда, по требованию англичан японцы вынуждены были вернуть Формозу Китаю, но зато они получили от Китая пятьсот тысяч лам (около миллиона рублей золотом) в возмещение расходов на оккупацию.

Япония принуждена была отступить я на некоторое время прекратить столь решительную активность в заботах о Китае. Но оставить их полностью она конечно не могла. Предметом ее усиленных забот сделалась Корея. Ее начал например очень волновать вопрос о средствах связи в Корее. Беспокоясь о том, что корейцы слишком плохо обслуживаются туземной почтой, Япония заставила их силой подписать с нею договор, по которому ей предоставлялось исключительное право на постройку в Корее телеграфных линий. Однако корейцам по непонятным причинам не особенно понравились эти и подобные им заботы. Они начали сопротивляться им. Тогда 12 июля 1894 года Япония высадила в Корее десант, а 1 августа, все время неуклонно продолжая свои "заботы о национальной независимости Китая", об'явила Китаю войну.

Война кончилась быстрой и полной победой Японии. По Симоносекскому миру Япония получила Формозу и Пескадорские острова, Китай признал независимость Кореи, открыл Японии для торговли три новых порта, предоставил японской торговле преимущества наиболее благоприятствуемой нации, уплатил ей 4 миллиона иен военной контрибуции. Правда, и на этот раз Японии гае удалось полностью реализовать плоды своих забот о Китае: ей опять помешали другие империалистические хищники. Россия, Франция и Германия совместными усилиями заставили Японию отказаться от ряда пунктов Симоносекского договора. Но бурный расцвет японской промышленности в период, последовавший за японо-китайской войной, свидетельствует о том, что заботы о независимости Китая не прошли для нее безрезультатно.

Война Японии с Россией в 1904 - 1905 гг. была по существу своему войной между двумя претендентами на исключительное право "попечения

стр. 70

о благах Китая". Наученная горьким опытом Симоносекского договора, Япония поняла, что она сможет полностью реализовать свои победы только в том случае, если будет вооружена до зубов. Она быстро разбила из'еденную язвой самодержавия Россию и имея на своей стороне империалистскую Англию, приобрела огромные преимущества в Китае и в Тихом океане. Теперь она стала могучей империалистической державой, которая могла "заботиться о национальной независимости Китая", не опасаясь того, что ей в любой момент могут дать по зубам.

Япония неусыпно продолжала свои заботы, закрепляя за собой Сферы влияния, подкупая китайских генералов, издавая свои газеты, строя концессионные предприятия, овладевая железными дорогами, приобретая различные государственные монополии.

Особенно расцвели эти заботы во время мировой войны, когда Япония захватила Киао-Чао и Шандунь и пред'явила Китаю 21 требование, ставившие Китай на колени перед японским империализмом.

С 1914 по 1920 г. Япония безраздельно хозяйничала в Китае... т. е. мы обмолвились: безраздельно заботилась о его национальной независимости. Как настойчивы были эти заботы, видно хотя бы из того, что за это время количество японских фирм в Шанхае выросло на 840 проц. Однако на Версальской конференции Соединенные штаты выбили из рук японского империализма целый ряд выигрышных позиций, и заботы о Китае вновь приняли форму яростной борьбы между империалистическими соперниками. Борьба эта была осложнена китайской революцией, во время которой империалисты всех стран об'единились против революционного Китая, держа в то же время наготове ножи, чтобы всадить их в глотки друг другу.

Политика Советского союза также решительно препятствовала окончательному завершению "забот о национальной независимости Китая". И только недавно, заручившись поддержкой Франции, Япония перешла к штурмовой "защите свободы Китая", отторгнув от него Манчжурию и настойчиво продвигаясь в глубь страны.

Достаточно посмотреть на этот небольшой ряд исторических дат, чтобы смиренно склониться перед мудростью японских буржуазных историков. Можно ли не поверить например словам недавно убитого японского премьера Инукаи, заявлявшего: "Японии не империалистична. Она не побуждается жаждой новых земель. Она не стала предумышленно на путь агрессии. Все, чего Япония хочет в Манчжурии, - это жить в мире и гармонии с другими народами. Мы прибегли к вооруженной интервенции, казавшейся нам единственным средством разрубить гордиев узел, только после того, как в течение 30 лет умышленной политикой обструкции и изолирования лишали нас тех привилегий, на которые мы имели полное право в результате договоров и великих жертв, понесенных нами в пользу Китая".

Эти слова написаны в предисловии к книге Каваками "Японская речь о японо-китайском кризисе", книге, автор которой, как и все японские империалистские историки, стремится доказать, что Япония только и делала, что, отрывая от тела Китая один кусок за другим, осуществляла его национальные идеалы.

Для доказательства этого круга идей японские историки между прочим неизменно прибегают к одному трюку: они отождествляют политику царской России и советского правительства, чтобы разрушить доверие к единственному действительному защитнику Китая от империалистических посягательств.

Проделывается эта фальсификация крайне элементарно: Советский союз называют Россией, и его дипломатические выступления перечисляются в одном хронологическом ряду с царскими. Очень часта и такая конструкция фразы: "так же, как в 1904 году Россия требовала того-то и того-то, так в 1926 году она требует того же".

стр. 71

Японская историческая наука самым прямым и непосредственным образом обслуживает нужды японского империализма. И недаром например в знаменитом меморандуме Танаки1 имеется ссылка на исторические изыскания доктора Я но, который, как говорит меморандум, "основательно изучил китайскую историю и пришел к выводу, что Манчжурия и Монголия никогда не были китайскими".

Японская историческая наука выполняет сейчас ту же миссию, что и японские агитаторы, которые, по словам того же меморандума Танаки, после русско-японской войны, когда в Европе, Америке и Корее начали опасаться, что Япония захватит Корею, "массами явились в Америку, Европу и Корею и заявляли там, что мы признаем независимость Кореи и не посягаем на ее территорию. В результате нам удалось вернуть международное доверие". Когда же "международное доверие" было возвращено, Япония в 1910 г. захватила Корею.

Так и сейчас японские историки снабжают авторов меморандумов Танаки "историческими открытиями", доказывающими, что Манчжурия и Монголия всегда принадлежали не Китаю, а Японии. Они помогают японским империалистам, сочиняя легенды о благодетельной японской помощи независимости Китая. Они подкрепляют "авторитетом науки" завоевательные стремления японского империализма, когда изображают всю его прошлую захватническую деятельность как сплошную борьбу за всеобщую независимость: то Кореи, то Манчжурии, то Монголии, то Китая.

Делается все это необычайно грубо и элементарно. На всех этих исторических схемах так явственно проступает фабричное клеймо "Made in Japan", что в них не соблюдена даже минимальная завуалированность буржуазной исторической фальсификации. Поверить этому лубку могут только японские фашисты. Меньше всего могут поверить ему трудящиеся Китая, на которых прежде всего рассчитаны исторические изыскания японских империалистов. И как бы японские историки ни убеждали их в том, что в интересах национальной независимости Китая они должны сами покончить самоубийством, они на это не пойдут. Пускай самураи кончают свою жизнь по приказу своих владык. Революционный трудящийся Китай НЕ БУДЕТ сорок восьмым самураем.

ФАШИСТСКИЕ ПРОГУЛКИ по САДАМ ИСТОРИИ

Было бы неверно думать, что сказки средневековья привлекают к себе внимание одних только японских империалистов. Германские фашисты тоже любят средневековые легенды. Они охотно вспоминают о подвигах рыцарей, о мудрости Фридриха Барбароссы, о славе феодальных замков, величии германских императоров, Нибелунтах, Лорелеях и т. п. Но больше всех средневековых легенд они любят одну, антисемитскую легенду о евреях. Она для них дороже всех замков, королей, фавориток, рыцарей и трубадуров. Ибо антисемитизм-это гнуснейшее порождение средневековья принадлежит к числу самых пенных орудий, с помощью которых фашизм борется за сохранение капиталистического строя.

Если мы возьмем многочисленную литературу, которая в миллионных тиражах издается германскими фашистами, то мы увидим, что большое место в ней занимают различные исторические экскурсы. Иногда эти исторические экскурсы имеют характер истинно немецки-фундаментальных "научных исследований", иногда они представляют собою простые агитки. Но независимо от своего стиля и формы они натравлены в одну сторону: на доказательство того, что во всех несчастьях человечества повинны евреи и что единственный выход из этих несчастий - в фашист-


1 "Меморандум Танаки" - план завоевания Китая, выработанный на специальной конференции; заседавшей под председательством японского премьера в июле 1927 года.

стр. 72

Рис. Авалиани

ской диктатуре. Доказывается это подчас довольно примитивно. Так, Максимилиан Робеспьер (тот самый Робеспьер, который в руках Каутского превратился чуть ли не в большевика) оказывается после изысканий одного фашистского "ученого" не Максимилианом, а Моисеем, и не Робеспьером, а Робинсоном, потомком еврейского торговца. Само собой понятно, что Великая французская революция, впрочем, как и революция 1848 года, I интернационал. Коммуна, Октябрь я германская революция 1918 года, представляет собой не что иное, как коварные еврейские проделки. До чего же нам все это знакомо! Всего полтора десятилетия назад мы могли ежедневно читать об этом в "Новом времени", "Земщине" и прочей литературе русских черносотенцев.

Антисемитизм для германского фашизма конечно ее является самоцелью, он для него прежде всего средство. Цель заключается в "борьбе против пролетарской революции, и задача, которую фашизм ставит в своей антисемитской пропаганде, состоит прежде всего в том, чтобы отождествить революцию с еврейством и, разжегши самые темные предрассудки масс, натравить их против революции. Выполнить эту задачу нельзя, если не заняться фальсификацией истории, И германский фашизм широко прибегает к этому оружию.

Он начинает с того, что развивает до предела все антисемитские легенды средневековья. Недостаточно выразительные для нашего времени легенды о преступлениях евреев обновляются, раскрашиваются наново и преподносятся читателю в форме "научно обоснованных открытий" и "исследований". Но этого конечно недостаточно. Надо ведь доказать, что евреи виноваты во всех несчастьях вплоть до нынешнего дня. И тут на помощь средневековым легендам изобретаются новые.

Типичным примером такого рода "исторических" изысканий может служить речь Адольфа Гитлера на столь излюбленную в буржуазной исторической литературе тему, как вопрос о виновниках войны. Мы уже говорили выше о том, как историки различных воевавших лагерей стремились свалить "вину" за войну на другую страну: немцы - на Англию и Францию, англичане и французы - на Германию. Гитлер не стоит ни на

стр. 73

той, ни на другой точке зрения. Он считает, что виновником войны является... "мировое еврейство".

Чтобы доказать эту довольно трудно доказуемую идею, Гитлер развивает следующую схему исторических событий последнего полувека: когда благодаря усилиям Бисмарка образовалась великая Германская империя, демократы, они же "марксисты", они же евреи, создали всемирный заговор, ставящий себе целью ее разрушить. В их руках быта пресса, они имели за собой целые партии. Хотя у Германии не было никаких противоречий с другими странами, в частности с Россией, эти хитроумные заговорщики добились того, что весь мир сплотился против Германии. Мало того: они всячески препятствовали росту германского милитаризма и упрочению колониальных владений Германии, крича, что это преступление против думанизма, и т. п. Евреи активно работали в лагере врагов Германии, Они руководили политикой Великобритании: (ибо все видные англичане, сообщает Гитлер потрясенным слушателям, - евреи: и Дизраэли, и Нортклифф, и все остальные тоже). Именно евреи подняли крик, когда Германия нарушила бельгийский нейтралитет, и помешали тем самым моментальному разгрому Франции. Евреи же добились того, что Америка выступила в мировой войне на стороне противников Германии, Совершив Октябрьскую революцию и получив таким образом прочную базу, евреи решили окончательно овладеть Германией и, воспользовавшись ее военными неудачами, произвели 9 ноября 1918 г. государственный переворот, захватив власть в свои руки.

"Почему же евреи выступили преимущественно против Германии?" - спрашивает Гитлер и отвечает, что этому много причин, но что главная из них заключается в том, что они хотели овладеть в ней властью. На протяжении ряда десятилетий они подготовляли для этого почву, ведя марксистскую пропаганду. Вообще-то евреи стремятся к мировому господству, но начать решили с Германии и России. Но так как в этих странах существовали обожаемые народом монархи, то "евреи сделались революционерами". И, свергнув монархию в России и в Германии, они пришли к власти.

Большевизм, III интернационал, Октябрьская революция, германская революция, Германская компартия - все это "дело еврейской руки". И тут вскрывается истинная цель антисемитского истолкования всей новейшей истории. Антисемитизм нужен для того, чтобы бороться против революции. Фашисты все время отождествляют еврейство, революцию и биржу. Они постоянно подчеркивают "еврейский характер марксизма". И антисемитская пропаганда - это только подступ к борьбе против марксизма, против пролетарской революции.

Вся история революционной борьбы германского и мирового пролетариата в изображении фашистов есть не что иное, как выполнение еврейских планов. В 1848 году "евреи подняли революцию". Затем они "развили рабочее движение", "создали Интернационал", "основали социал-демократическую партию", "устроили ноябрьскую революцию". Восставшие в Киле матросы, бастовавшие во время войны рабочие, солдаты, бунтовавшие на фронтах, - все это евреи. Евреи создали специальный союз "Спартак", названный так не по имени восставшего римского раба, а по имени еврейского царя (насчет слова "Спартак" у фашистов имеются две версии: одна - что оно составлено из первых букв еврейской фразы, другая - что Спартак был на деле евреем, и поэтому его имя стало именем союза).

При помощи "азиатских еврейских большевиков", посылавших в Германию деньги, листовки и своих уполномоченных (тоже евреев), была произведена ноябрьская революция, и евреи захватили власть. Затем произошло еще несколько, опять-таки еврейских, революций: в Баварии и в Венгрии. Такова, по единодушному изображению фашистских историков и теоретиков, история революционного движения. Нетрудно догадаться, какие политические выводы делаются из такой "истории".

стр. 74

Фашисты стремятся подкрепить метрическим обоснованием не только, так сказать, негативную часть своей программы, но и свои положительные идеи". Прежде всего - им необходимо для этого доказать неизбежность и необходимость фашистской диктатуры. Поэтому они создали собственную "теорию исторического развития", из которой следует, что именно фашизм является конечной целью и завершением "исторического прогресса". Фашистское государство, говорит теоретик фашизма Розенберг, есть результат "длительного развития исторической необходимости". Человечество переживает в своем развитии три фазы: феодальное общество, капитализм и "корпоративный строй", т. е. ту "третью империю", за которую борется фашизм. Фашистская "третья империя" является венцом исторического процесса, самым высоким его достижением.

Историческая подготовка фашистского государства начинается тогда же, когда развивается борьба за национальное государство. Поэтому фашисты с великим умилением взирают на Бисмарка, того Бисмарка, который, по словам Энгельса, осуществил требования шелудивой буржуазии так блестяще, что "она сама была изумлена той быстротой, с какой Бисмарк осуществлял ее национальную программу". Он поныне восхищает немецкую буржуазию своей твердостью и решительностью. "Сила воли, - говорит Энгельс, - никогда не покидала его; скорее она переходила в грубое насилие. И в этом прежде всего кроется тайна его успехов. Все правящие классы Германии - и юнкерство и буржуазия - в такой мере растеряли последние крохи энергии, в "просвещенной" Германии, отсутствие воли стало таким обычным явлением, что единственный человек среди них, еще обладавший волей, именно поэтому стал для них величайшим человеком и тираном над всеми, перед которым, вопреки сознанию и совести, они, по их собственному выражению, угодливо "скачут через палочку на Задних лапках".

Культ Бисмарка занимает огромное место в фашистской исторической и неисторической литературе. Целая плеяда исторических работ воспевает его деятельность. "Железный канцлер" выглядел бы в этой литературе совсем великолепно, если бы не мешало одно обстоятельство, приводящее подчас к довольно большим неловкостям. Беда заключается в том, что завладеть Бисмарком стремятся не одни только фашисты, а все партии, в том числе и социал-демократы. Все они лезут во "внуки" к этому "великому деду". И каждый изображает Бисмарка на свой лад: сторонники сговора с Францией рисуют его необычайным поклонником французского гения, противники уступок французским империалистам доказывают, что он был отчаянным ненавистником французов. И не так-то легко превратить Бисмарка в поклонника "третьей империи", когда тут же рядом выходят книги, в которых он выступает то пак предшественник политики Брюнинга, то чуть ли не как социал-демократ. Впрочем нельзя не признать, что и фашисты и социал-фашисты имеют полное право и полную возможность находить в Бисмарке истоки своих идей.

Схема развития человеческого общества слагается в руках фашистских историков из идей развития общества в направлении к фашистскому государству, антисемитизма и воспевания реакционного насилия. Современная буржуазия, отказывающаяся от демократических методов обмана масс и все более переходящая к открытой диктатуре, перестает воспевать "демократическое начало в истории", которому еще так недавно она посвящала восторженные гимны. Ее героями являются диктаторы и тираны, борцы против революции. И неслучайно то, что в немецкой фашистской литературе, пропитанной духом воинствующего германского национализма, мы встречаемся с восторженными панегириками по адресу Тьера и Кавеньяка: восхищение душителями революции для буржуазии есть чувство в своем роде интернациональное.

Исторические идеи германского фашизма представляют собою

стр. 75

одно из важнейших орудий, при помощи которых фашизм борется за господство буржуазии.

"Марксизм должен быть побежден, - говорит Гитлер в своих афоризмах. - Он должен быть побежден во что бы то ни стало. Мы должны употребить для этого все наши средства".

Одним из таких средств и является фашистская историческая "наука".

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы видим таким образом, что фальсификация исторического процесса занимает одно из важнейших мест в арсенале наших классовых врагов. В борьбе против пролетарской революции, в борьбе за опасение капиталистического строя буржуазия и ее агенты широко пользуются оружием исторической фальсификации. Ее приемы очень изобретательны и разнообразны. Она умеет находить самые хитроумные способы извращения исторического прошлого. Однако в основе этого разнообразия лежит глубокое единство. И когда Гитлер изображает историю Октября и большевизма как историю "еврейского заговора", а Троцкий заявляет, что руководителем Октября был он, Троцкий, и что большевизм в 1917 г. "перевооружился", то, несмотря на большое внешнее различие, в этих "исторических теориях" мы видим основное, что их объединяет: перед нами попытка опорочить, оклеветать большевизм посредством фальсификации истории, совершаемой с целью борьбы против пролетарской революции, против большевизма.

Фальсификация истории большевизма и Октябрьской революции является одним из важнейших орудий наших классовых врагов. Почетное место в деле создания фальсификаторских теорий в этой области принадлежит Троцкому. Свое развернутое выступление против партии он начал с широкой фальсификации истории Октября и большевистской партии. Фальсификаторскую работу свою Троцкий вел так, чтобы изобразить себя вождем Октябрьской революции и извратить роль Ленина, Сталина и большевистской партии.

С этой целью Троцкий постоянно изображал Ленина (и большевиков) не пролетарским революционером, а буржуазным демократом, который до своего "перевооружения" в 1917 г. не ставил задач пролетарской революции, который в связи с этим не понимал и не мог понять опасность центризма "о II интернационале, который создал не партию пролетарской революции, а партию буржуазных демократов, неспособную совершить Октябрь. Зато себя и свою меньшевистскую теорию "перманентной революции" Троцкий изображал как последнее слово пролетарского социализма.

Чтобы доказать эти идеи, Троцкий широко прибегает ко всем уже известным нам приемам фальсификации. Перед нами проносится историческая "схема", основанная на фальшивом цитировании, на извращениях исторических фактов, на ложном истолковании мыслей Ленина, на прямой лжи и подтасовке. Троцкий создает легенды об истории Октября, основанные на бесстыдных искажениях документов и исторических фактов. Так, он заявляет, что ЦК партии накануне Октября в большинстве был против восстания, но протоколы ЦК документально доказывают, что это ложь. Он изображает Каменева и Зиновьева, не имевших за собой никого кроме нескольких партийных интеллигентов, руководителями правого крыла (!) партии. Он заявляет, что вдохновителем и единственным руководителем Октябрьского восстания был он, Троцкий. Но факты - упрямая вещь: этот "единственный руководитель" и "вдохновитель" даже не входил в практический центр, созданный партией для организационного руководства восстанием.

Своими широкими фальсификаторскими "историческими изысканиями", из которых должна явствовать неизбежность термидорианского перерождения советской власти, своими доказательствами того, что победа

стр. 76

социализма в СССР невозможна, Троцкий дает контрреволюционной буржуазии духовное оружие, так же как своей антисоветской работой троцкисты дали ей тактическое и организационное оружие. "Кто дал контрреволюционной буржуазии духовное оружие против большевизма в виде тезиса о невозможности построения социализма в нашей стране, в виде тезиса о неизбежности перерождения большевиков и т. п. Это оружие дал ей троцкизм. Нельзя считать случайностью тот факт, что вое антисоветские группировки в СССР в своих попытках обосновать неизбежность борьбы с советской властью ссылались на известный тезис троцкизма о невозможности построения социализма в нашей стране, о неизбежности перерождения советской власти, о вероятности возврата к капитализму" (Сталин).

Из родника троцкистской фальсификации истории жадно черпают все те, кто борется против диктатуры пролетариата, все, кто стремится к ее низвержению. Троцкистские теории вооружают международную контрреволюцию. По мере того, как нарастают силы пролетарской революции, фальсификация истории вратами пролетариата становится все бесстыднее, применяется ими все чаще и шире. Отсюда ясно, что задача разоблачения этой фальсификации стоит перед нами как одна из самых важных боевых задач. К ее выполнению призвало историков письмо т. Сталина в редакцию журнала "Пролетарская революция".

Для того, чтобы победить, надо понять во всей глубине историю старого мира. Чтобы понять эту историю и сделать ее достоянием огромных миллионных масс, надо создать свою, пролет ар скую историческую науку. Ясное сознание предстоящих путей борьбы, путей развития предполагает точное знание всего прошлого человечества и особенно его последних стадий. Буржуазная историческая наука во всех своих разветвлениях, во всех своих направлениях прекрасно служила своему классу, когда она под определенным классовым углом зрения освещала историю людей и их борьбы.

Классовая точка зрения историка, внутренне связанная и обусловленная интересами господствующих эксплоататорских классов, неизбежно приводила при этом к фальсификации истерического процесса, искажению отдельных событий. Здание дворянско-буржуазной историографии представляло собой огромное накопление фактов, связанных различными точками зрения в зависимости от классовой принадлежности данного историка. Оценить взгляды данного историка - это значит дать наш анализ его общей схемы, его основных взглядов, его системы подбора фактов, его точки зрения на связь между этими фактами; это значит, далее, ответить на вопрос, почему этот историк взял данный факт, не взяв другого, и как он конкретно представляет себе данное событие, его значение и его связь с другими фактами и событиями. Наша критика буржуазно-дворянской и меньшевистской историографии есть следовательно методологическая критика и потому - конкретно-историческая.

----------

Для того, чтобы победить буржуазию, надо разрушить между прочим здание дворянско-буржуазной и меньшевистской историографии, установив, свой классовый подход к изучению исторических событий. Классовый подход пролетарского историка в корне чужд классовому подходу буржуазного историка. Большевистский историк как человек класса, строящего на основе точного знания путей и законов исторического развития социалистическое общество, классово заинтересован в том, чтобы дать подлинную историю прошлого мира. Только пролетарская наука дает подлинно научный объективизм, определяемый классовой необходимостью дать истинную картину человеческого развития. Пролетарская наука разрушает все грубые и тонкие фальсификации и воскрешает подлинную историю человечества.


© elibrary.com.ua

Постоянный адрес данной публикации:

https://elibrary.com.ua/m/articles/view/КАК-ФАЛЬСИФИЦИРУЮТ-ИСТОРИЮ

Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G


Публикатор:

Легия КаряллаКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://elibrary.com.ua/Kasablanka

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

КАК ФАЛЬСИФИЦИРУЮТ ИСТОРИЮ // Киев: Библиотека Украины (ELIBRARY.COM.UA). Дата обновления: 30.05.2014. URL: https://elibrary.com.ua/m/articles/view/КАК-ФАЛЬСИФИЦИРУЮТ-ИСТОРИЮ (дата обращения: 28.03.2024).

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
Легия Карялла
Kyiv, Украина
1075 просмотров рейтинг
30.05.2014 (3590 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
VASILY MARKUS
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ВАСИЛЬ МАРКУСЬ
Каталог: История 
2 дней(я) назад · от Petro Semidolya
МІЖНАРОДНА КОНФЕРЕНЦІЯ: ЛАТИНСЬКА СПАДЩИНА: ПОЛЬША, ЛИТВА, РУСЬ
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
КАЗИМИР ЯҐАЙЛОВИЧ І МЕНҐЛІ ҐІРЕЙ: ВІД ДРУЗІВ ДО ВОРОГІВ
Каталог: История 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
Українці, як і їхні пращури баньшунські мані – ба-ді та інші сармати-дісці (чи-ді – червоні ді, бей-ді – білі ді, жун-ді – велетні ді, шаньжуни – горяни-велетні, юечжі – гутії) за думкою стародавніх китайців є «божественним військом».
9 дней(я) назад · от Павло Даныльченко
Zhvanko L. M. Refugees of the First World War: the Ukrainian dimension (1914-1918)
Каталог: История 
12 дней(я) назад · от Petro Semidolya
АНОНІМНИЙ "КАТАФАЛК РИЦЕРСЬКИЙ" (1650 р.) ПРО ПОЧАТОК КОЗАЦЬКОЇ РЕВОЛЮЦІЇ (КАМПАНІЯ 1648 р.)
Каталог: История 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
VII НАУКОВІ ЧИТАННЯ, ПРИСВЯЧЕНІ ГЕТЬМАНОВІ ІВАНОВІ ВИГОВСЬКОМУ
Каталог: Вопросы науки 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕС В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ: УСПЕХИ И НЕУДАЧИ
Каталог: Экономика 
26 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SLOWING GLOBAL ECONOMY AND (SEMI)PERIPHERAL COUNTRIES
Каталог: Экономика 
32 дней(я) назад · от Petro Semidolya

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

ELIBRARY.COM.UA - Цифровая библиотека Эстонии

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

КАК ФАЛЬСИФИЦИРУЮТ ИСТОРИЮ
 

Контакты редакции
Чат авторов: UA LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Украины


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android