Кто не знал большущей буквы "З" с изображением в ней пышно разодетой красавицы в русском стиле, сидевшей за столиком зингеровской швейной машины?

В каждом уездном и заштатном городке Компания Зингер имела свой собственный магазин, и красотка-боярышня, вправл0000енная в букву "З", обязательно красовалась в центре города. В губернских городах было по несколько таких магазинов, а в Петербурге Зингер имел на Невском проспекте дом типа американских небоскребов того времени. Крестьянин, рабочий, служащий, мелкий торговец хорошо знали зингеровского агента. Этот ходящий зингеровский коммерсант-агататор - обязательно в котелке или в шляпе и в галстуке - распространял машину по селам и деревням, поселкам, городам. Ходил по домам, халупам, по чайным, харчевням и пивным. И стоило только пуститься в разговор с таким агентом, чтобы отвязаться от него было уже невозможно. Сперва он предложит купить машину за наличные. Если видит, что не "клюет" и у клиента нет денег, он начинает еще более энергичную словесную атаку, предлагая рассрочку платы за швейную машину. Стоило только внести агенту 2 - 3 руб. и даже 1 руб., чтобы получить машину в кредит. За это на цену машины набрасывалось 15 проц. И отныне рабочий, служащий или крестьянин становился зингеровским кредитором, на долгие месяцы и годы закабалившим себя ежемесячной уплатой фирме Зингер.

"Любезный" человек в шляпе, с галстуком и портфелем точно, как заводской гудок, являлся в дни платежа и заявлял: "С вас причитается. Будьте добры уплатить". В случае задержки платежа мировой судья "принимал меры".

За свою работу агент получал 12 - 15 проц. Еще никто в России не занимался так сбытом своей продукции, как фирма Зингер. В ход был пущен американский рекламный размах. Кто не знает дешевых рекламных ножей, ножниц, ниток, бумаги и т. п. с буквой "З" на всех сторонах? Кто не знает зингеровских календарей с большой буквой "З", с размалеванной во все цвета радуги боярышней? Они бесплатно распространялись в миллионных тиражах, и зингеровской рекламой буквально наполнялись вокзалы, трактиры, почтовые конторы и т. п.

В 1906 г. валовая прибыль Компании Зингер составляла, по официальным отчетам, 838290 руб., а в 1911 г. - уже 1929981 руб. Общий приход фирмы равнялся 63 млн. руб. Росли из года в гад обороты, рос и единственный в России завод швейных машин Компании Зинтер, расположенный в уездном городке Подольске (Московской губ.). В 1902 г., когда он открылся, он производил только грубые тяжелые части - швейные станки для машин. Дело пошло, и пошло удачно. Тогда завод начал расширяться, отстраивать корпус за корпусом, цех за цехом. Налажено было производство большинства частей и деталей к семейной машине и некоторых частей к ремесленным. В начале 1912 г. на собрании акционеров было постановлено: построить новый 4-этажный корпус, длиною 600 фут., шириною 60, для изготовления деревянных частей к швейным

машинам, приобрести смежный участок земли у городского управления, купить у московского купца И. Е. Смирнова лесное имение в Костромской губ. в 44196 десятин за 2350 тыс. руб. Так американский капитал в лице фирмы Зингер завоевывал себе прочные позиции в царской России.

РАБОЧАЯ ПОЛИТИКА АМЕРИКАНЦЕВ

Большую часть рабочих на заводе Зингер в Подольске составляли местные крестьяне. Некоторым из этих рабочих заводская администрация делала различные "поблажки": давала отпуск в деревню на полевые работы и на престольные праздники. Эти льготы давались далеко не воем, а лишь наиболее влиятельным, по просьбе, как большая милость и счастье. Администрация намекала, что за эти "милости" и "щедроты" облагодетельствованный не должен просить прибавок, дружно жить с мастером и выбирать угодных администрации лиц в "потребиловку", в больничную кассу и сообщать что нужно администрации.

Рабочим, желавшим поселиться в городе, давалась ссуда на постройку домика. Чтобы получить ее, рабочий подавал через бухгалтера завода заявление на имя директора. Давалась ссуда опять-таки не всем, наводились справки - через мастера, через другие места, - что представляет собою просящий ее рабочий. Будет ли он в трудную минуту на стороне администрации? Как ведет себя в политическом отношении? Если сведения были "благоприятны", ссуда разрешалась, и давалась бумажка к местным купцам Каканыкину или Владимирову. Купцы заключали договор, рабочий платил проценты, и нередко сбывалось таким путем разное барахло. "В долг все сойдет" - мозговал купец. В счет ссуды ежемесячно удерживалось 30 - 40 проц. заработной платы.

Хотя завод был американским, но администрация широко прибегала к помощи "истинно русской" церкви. Конечно сам директор В. В. Диксон и его помощник В. Я. Кэйрд ни в какого бота, а тем паче в "православного", не верили. Но здесь, в России, они прикидывались такими "православными христианами", что хоть прямо в синод их сажай. В каждом цехе была заведена икона, при ней - цеховой церковный староста, назначаемый мастером. Церковный староста в цехе собирал у рабочих деньги на лампадное масло и зажигал ежедневно свечу перед иконой, он же организовывал в цехе престольный праздник в честь "святой иконы" с молебном. На "престол" была установлена такса "пожертвований" рабочих в 1 руб. с человека, и если кто не подписывался, он подвергался издевательствам и гонениям.

В "престольные" праздники после молебна в цехе директор давал несколько бумажек на "чай", и начиналась пьянка.

Широко была развита на этом американском заводе система доносов и шпионажа. Все разговоры на политические и заводские темы через несколько минут были известны мастеру и передавались дальше - директору.

Наем рабочих производился о}коло проходных ворот и конторы. Тут вечные толпы мужчин и женщин, не отставая, ходили за мастерами. Чтобы поступить на работу, нужно было свезти на квартиру мастера воз картошки, несколько гусей или свинины, баранины, воз капусты. Больше всех мастеров имел вес в приеме на завод рабочих Карл Лотович Накен - механик завода, он же - заведующий наймом. От дома до завода, от завода до дома его всегда сопровождала толпа безработных, умоляющих чуть не со слезами на глазах взять на работу. На какую угодно работу, только на работу. "Карлуша", как завали его некоторые рабочие, шел молча, внимательно всматривался в толпу и у ворот обращался к намеченной девушке: "У меня сейчас нет времени с тобой переговорить, прошу тебя придти сегодня вечером на квартиру... ну хотя бы к девяти часам, и тогда потолкуем". Около его дома вечером почти всегда можно было ви-

деть молодых девушек, со стыдом и отчаянием пробирающихся к нему на квартиру.

Так проводили сбою "рабочую Политику" американцы: путем дачи ссуд на домики, на покупку лошади, предоставления отпусков на тюлевые работы администрация добилась расслоения рабочих завода, создала касту людей, заинтересованных в этом заводе, создала касту рабочей аристократии. Насаждая церковщину, затемняя сознание рабочих, одурманивая их вином, американский капитал приобретал "верных людей", занимавшихся доносами и провокационной работой. Женщина-работница была забитой и отсталой. Она хорошо знала и помнила, через какие муки и терзания ей досталось место на заводе. С нею что хотели, то и творили мастера. Она молчала - жаловаться было нельзя, да и некому. Американские методы эксплуатации тесно срослись с русской полицейщиной. И вот на таком заводе работала большевистская партийная организация.

БОЛЬШЕВИКИ НА АМЕРИКАНСКОМ ЗАВОДЕ

Большевики не могли бы удержать (не говоря уже: укрепить, развить, усилить) прочного ядра революционной партии пролетариата в 1908 - 1914 гг., если бы они не отстояли в самой суровой борьбе ОБЯЗАТЕЛЬНОСТИ соединения с нелегальными формами борьбы форм легальных, с ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ участием в реакционнейшем парламенте и в ряде других, обставленных реакционными законами, учреждений (страховые кассы и проч.). (Ленин, т. XXV, стр. 183).

К началу 1912 г. на заводе Компании Зингер образовалось прочное ядро социал-демократов (большевиков) и был организован партийный комитет, куда входили В. А. Орехов (рабочий столярно-ящичного цеха), Н. Татаринцев (служащий), И. И. Моисеев (рабочий станочного цеха), Н. А. Андреев (рабочий никелировочного цеха) и от Московского комитета социал-демократической рабочей партии большевиков пропагандист Нордштрем (кличка Петро Александров, Александр Петрович). Довольно часто наезжал, поддерживая связь, представитель Московского комитета большевиков Шумкин ("Дядя Вася", "Фу-Фу").

Партийный комитет всю свою работу строил и проводил через три партийных большевистских кружка, а кружки уже вели по указанию комитета работу в цехах. Хозяином квартиры перового кружка был Орехов, второго - Николаев, он же работал на тапирографе и ведал организацией вооруженного отряда. Квартирохозяином третьего кружка был Тюрин. Всего было 18 чел.; в инструментально-машиностроительном цехе 9, в столярно-ящичном 2. Во всех крупных цехах за исключением чугунолитейного имелись социал-демократы (большевики); около них группировались сочувствующие партии, членов которых было около 65 чел. Члены партии либо около станков, а чаще всего в уборной заводили разговоры на ту или иную волнующую рабочих тему, а иногда незаметно подбрасывали листовку. Во время этих разговоров они выявляли передовых рабочих, сближались с ними, давали им отдельные поручения и постепенно втягивали их в партийную нелегальную работу, приобщая к кружкам, делая газ них большевиков. Партийный комитет завода имел связь с социал-демократической организацией (большевиков) на Клиновском заводе и в соседних уездах - Серпуховском и Бронницком.

Большевистскую "Правду" в те годы (1912 - 1914 гг.) в Подольске совершенно нельзя было достать, партийный комитет принял меры, посылая за ней товарищей в Москву. Но чтобы не засыпаться, приходилось, не доезжая до города, выкидывать связку газет в условленном месте (около цементного завода), где кто-нибудь поджидал. Был сагитирован один старичок-газетчик, несколько экземпляров доставлял он, но все же приходилось ездить в Москву. Меньшевистская газета "Луч" продавалась свободно, и в уборных больших цехов можно было видеть 2 - 3 номера "Правды" и "Луча", купленных для сравнения и критики. Когда наме-

чался раскол социал-демократической фракции в IV государственной думе в ответ на предательскую политику меньшевиков в думской фракции, партийный комитет большевиков организовал сбор средств среди рабочих на газету "Правда". И в "Правде" можно было видеть на последней странице крупные денежные поступления от групп рабочих завода Компании Зингер. Меньшевики тоже пытались собирать на "Луч", но оконфузились: рабочие давали деньги только на "Правду".

Развивая нелегальную работу, заводская партийная организация стремилась в то же время использовать и все легальные возможности. Примером этого может послужить ее работа во время перевыборов правления общества потребителей. Большевики разоблачили старое правление, состоявшее из высших служащих и мастеров и дававшее обществу одни убытки, и провели в новое правление трех социал-демократов (большевиков) и двух беспартийных рабочих. Ведя борьбу за проведение своих партийных товарищей в больничную кассу, в выборщики в Государственную думу и т. п., организация использовала все собрания с агитационной целью, воспитывая в широких рабочих массах классовое сознание. Шла ли речь о Государственной думе, о больничной кассе или об обществе потребителей, для большевиков это было всегда черновой работой, во время которой они готовили рабочих для революционной борьбы за общие требования пролетариата.

Партийная организация уделила много внимания разъяснению рабочим царского закона о больничных кассах, прошедшего через IV черносотенную государственную думу; закон прорабатывался в кружках, на каждом присутствовало 20 - 25 чел. Согласно партийной установке партийным комитетом социал-демократов (большевиков) были разработаны коренные изменения этого закона. Закон предусматривал, что средства кассы должны состоять из 2 проц. заработной платы, отчисляемых заводоуправлением, и 1 проц., вычитаемого заработка рабочих. Рабочие Зингера, руководимые большевиками, постановили: 1) что с рабочих не должно быть отчислений; 2) что правление кассы должно быть выборным, а не кооптированным заводской администрацией; 3) касса должна оплачивать, полный заработок за болезнь и увечья; 4) расширить страхование на инвалидность, старость и безработицу и т. д.

На собрание рабочих-уполномоченных страхкласс - явился директор, а с ним надежный докладчик по этому вопросу, присяжный поверенный завода Гужона Гуцвейко (впоследствии юрисконсульт Общества фабрикантов и заводчиков). Немного позже явился надзиратель Зубков с городовыми. Козьме Леонову парткомитетом было поручено выступить после Гуцейко. Но как только Леонов сказал несколько слов, ему было запрещено говорить. Тогда он стал задавать вопросы с места, много вопросов было я от других рабочих. Гуцвейко вопросы либо обходил молчанием, либо старался своими ответами отвлечь внимание в другую сторону. Еще раз попытался выступить Леонов, но в середине речи он опять был остановлен угрозами надзирателя.

Когда Гуцвейко заметил, что дитя отсвета Леонову надо сделать вторичный доклад, но что сделан он быть не может, так как это противоречит закону, Леонов снова попытался выступить. Надзиратель запретил ему говорить, поднялся шум, и собрание было разогнано. Через несколько дней Леонов был уволен. Партийная организация решила во что бы то ни стало его отстоять и стала подготовлять забастовку. Но как только забастовал машиностроительный цех, предъявив требование об оставлении на работе Леонова, администрация немедленно пошла на уступки, взяв его на работу, но переведя его в другой цех "за неимением работы в машиностроительном", как она мотивировала. Благодаря этой уловке ей удалось сорвать стачку. В страховой закон поэтому не было внесено никаких изменений. В правление были "избраны" те, кого хотела администрация: лажей, доносчиков - Курешев, Заливский и др.

ЗАБАСТОВКИ И ДЕМОНСТРАЦИИ

В первых числах января 1912 г. на завод приехал Нордштрем (Петро) с листовками о 9 января. Партийный комитет решил листовки размножить и устроить демонстрацию. Тов. Орехов в это время работал в пожарной команде завода. По долгу службы он был обязан обходить цехи в ночное время. Он и был главным распространителем листовок и партийной литературы. В назначенный час большевики, мобилизовав молодежь, начали свистеть и кричать "Кончай работу!" и звонить в звонкие рельсы. Заранее подготовленные товарищи остановили моторы. Во дворе состоялся краткий митинг, и взят друг дружку под руки, рабочие пошли в город с пением похоронного марша и "Вставай, поднимайся". Через несколько сот шагов демонстрация была разогнана стражниками и городовыми. Только отдельным группам удалось пройти в центр города.

13 апреля 1912 г. Нордштрем (Петро) приехал вновь и попал прямо на собрание кружка, который собирался на квартире у Тюрина. Присутствовало 7 - 8 чел. Кратко сообщив о расстреле рабочих, происшедшем на далеких Ленских приисках, он предложил в ответ на эту зверскую расправу провезти однодневную забастовку и демонстрацию по городу. Немедленно привезенные им листовки были размножены и разбросаны по уборным, верстакам, станкам. Партийный комитет, подготовляя демонстрацию, провел в главных цехах, короткие митинги. На одном из этих митингов рабочие предлагали устроить трехдневную забастовку, на другом - начать сбор средств для семей убитых. 16 апреля состоялась грандиозная демонстрация, какой никогда не видел еще маленький уездный городок Подольск.

В этот день с утра никто не начинал работать. Рабочие собрались во дворе. Открывая митинг, Ив. Ив. Моисеев сказал, взобравшись на ящик для мусора: "Склоним головы над павшими нашими братьями по классу, рабочими Ленских золотых приисков. Предлагаю снять шапки". Стояла мертвая тишина. Сперва тихо, а потом все сильнее и сильнее нарастали слова марша "Вы жертвою пали в борьбе роковой". Было грустно, у некоторых навертывались слезы. После митинга четырехтысячная демонстрация пошла в город. Один из большевиков поднял красный флаг, сделанный из красного платка, привязанного к палке. Навстречу показался уездный исправник Полонский, стоявший в пролетке, в белых перчатках и с хлыстом в правой руке. Позади его несколько стражников.

- Стой! Стой, вам говорят!

Демонстрация, не обращая внимания на грозные оклики, продолжала идти. Исправник предпочел убежать. Голова демонстрации подошла к базарной площади, но дальнейший путь был прегражден шеренгой пешей полиции во главе с исправником и его помощником. Городовые поспешно вынули из своих кобур большие "смит-вессоны". Вдруг в передних рядах демонстрантов раздался хохот: оказалось, что один из городовых вытащил из кобуры не "смит-вессон", а бутылку "казенки". Городовые были быстро смяты и разбежались, пряча свое оружие. Но в этот момент со стороны завода по Дворянской улице (нынешней Советской) в середину демонстрации врезались конные стражники. Стражникам удалось разорвать демонстрацию на две части, потом, с помощью подоспевших городовых, разделить их на мелкие кучки. Были пущены в ход нагайки.

В том же 1912 т. на заводе было несколько однодневных забастовок и "итальянок" в разных цехах, проходивших под руководством большевиков. 1913 г. открылся забастовкой в литейном цехе, где работало около 600 чел. Этот цех славился жестокой эксплуатацией работавших там литейщиков. Там устанавливался такой обычай: в цех приходил директор В. В. Диксон и говорил: "Ну, ребята, кто больше сделает, тот получит 10 рублей". И передавая в руки мастера десятирублевую бумажку. Литей-

щики, чтобы получить эту злополучную бумажку, приходили пораньше и уменьшали время на обед. И так вошло в систему начинать работу за несколько часов до гудка, уменьшать время обеденного перерыва, а под субботу прямо и ночевать в литейном, чтобы в 2 - 3 часа снова взяться за работу. Мастера беспрестанно подгоняли, матерились, грозили выгнать за ворота. Ничтожная оплата за 13 - 15-часовой рабочий день, каторжные условия труда привели к забастовке, вспыхнувшей безо всякой организационной подготовили со стороны партийного комитета.

Забастовка началась с утра 18 февраля. В ответ на долгие уговоры и просьбы директора Диксона о возобновлении работ литейщиками была подана петиции, в которой выставлялись следующие требования:

"Начало работ в обычное время. Окончание вовремя, т. е. в 6 1/2 часов вечера, с допущением опоздания два раза в неделю. Сдельный груд не подлежит насилию. Цеховая администрация не вправе принуждать рабочих делать больше без предварительного согласия рабочих. По окончании работ рабочему предоставляется уход из мастерской беспрепятственно со стороны администрации. Возвратить расценок, который был до 1910 г. июля месяца на мелкие прессы с желанием прибавки на крупные прессы... Вышеназванные по сей петиции просьбы просим г-на директора вести переговоры только лично с уполномоченными".

Забастовка была выиграна рабочими, большинство требований было удовлетворено.

1 мая 1913 г. "Грандиозная майская забастовка всероссийского пролетариата и связанные с ней уличные демонстрации, революционные прокламации и революционные речи перед толпами рабочих ясно показали, что Россия вступила в полосу революционного подъема".

Подъем этот, как писал Ленин, вовсе не явился, как снег на голову. Нет, он подготовлялся всеми условиями русской жизни уже давно, и массовые стачки с ленскими расстрелами на 1 мая лишь окончательно определили его наступление.

Подготовка к 1 мая 1913 г. началась кружками очень рано. Из Москвы были приведены прокламации и листовки. Члены социал-демократических кружков чаще обычного заходили в уборные. Незаметно подбрасывалась прокламация. Кто-нибудь поднимал и читал вслух. И таким путем цеховой партийный организатор выявлял передовых, сознательных рабочих для первомайских массовок и привлечения к партийной работе. Партийный комитет за 5 - 6 дней до 1 мая провел несколько массовок. Большая массовка состоялась на берегу реки Десны, в лесу за деревней Беляево. Участвовало около 100 чел., проводил ее пропагандист МК большевиков. Участники массовки решили придти в день 1 мая к воротам завода за час до утреннего гудка, чтобы провести подготовку с рано приезжающими на работу рабочими из деревень. В обед перед 1 мая партийный комитет провел летучий митинг. Церковные старосты и приспешники администрации вели свою контрподготовку.

Вот наступило долгожданное 1 мая 1913 г. Цеховая администрация очевидно получила предписание: никого постороннего в цехи не пускать и своих не выпускать. Как только прогудел утренний гудок, администрация, заняв все входы и выходы, следила, кто первым кончит работу. В цехах появилась и высшая администрация, которая вообще бывала редко. Когда часовая стрелка электрических часов в цехах подходила к 10, к часу остановки завода, напряжение рабочих достигло высшего предела. В уборных нельзя было сказать ни слова, туда то и дело забегала администрация. Ровно в 10 первым бросил работу машиностроительный цех и пошел на помощь другим цехам. Через 15 минут все цехи стояли, и рабочие собрались на дворе завода. Тотчас же появились помощник директора В. Я. Кэйрд и начальник деревообрабатывающих цехов А. А. Милюков.

- Почему кончили работу? Почему собрались здесь?

- Празднуем свой праздник - 1 мая, - спокойно отвечали рабочие.

- Вы можете после работы праздновать!

Большевик Стученков ответил:

- Мы и так, господа, отстали от европейских рабочих, праздновать должны и будем весь день.

А с ящика "для мусора" неслась первая речь, боевые революционные слова. Открылись заводские железные ворота, и демонстрация с маленьким красным флагом, сделанным из платка, и с пением боевых революционных песен вышла за город, - четырехтысячная, стройно шагавшая демонстрация рабочих, показывавших свою силу, свою готовность к борьбе за свой классовые интересы, за свержение капитала. Как только демонстранты завернули на Бронницкую улицу, они увидали шеренгу городовых у пересекающей ее Дворянской улицы. Еще издали, до подхода демонстрации, возглавлявший городовых исправник Полонский начал кричать: "Разойдись! Разойдись, говорят! Стрелять буду!". Из пересекающей улицы выскочили со свистом, размахивая нагайками, конные стражники и врезались в середину демонстрации. Середина рассыпалась. Налетели сзади. Так городовые со стражниками своими "лихими" атаками рассеяли рабочую демонстрацию в день 1 мая 1913 г.

Передовые пролетарии, социал-демократы (большевики) моментально собрались на заранее намеченную партийным комитетом массовку в лесу между Серпуховским и Варшавским шоссе, продолжавшуюся до позднего вечера. Но через несколько детей администрация завода под равными пред лотами выкинула несколько человек, первыми бросивших работу, - Леонова, Ильина, Королева, Ляпунова, Мужилкина, Кулакова и Митрофанова.

СОРОКАДНЕВНАЯ СТАЧКА

Ни в одной стране за последний год перед войной не наблюдалось такого числа политических стачечников, как в России, такого упорства, такого разнообразия, такой энергии стачек. Уже одно это обстоятельство, как писал Ленин, показывает всю мизерность, вое презренное тупоумие тех либеральных и ликвидаторских мудрецов, которые хотели "поправлять" тактику русских рабочих 1912 - 1913 гг. по мерке "европейских" конституционных образцов подготовительной работы социалистического просвещения и воспитания масс.

Оборот фирмы Компании Зингер в России за 1912 г. выразился в таких цифрах: приход 68847297 руб., расход 66404442 руб., чистая прибыль - 2442855 руб. Дивиденда выдано 5 1/2 проц. Себестоимость ручной швейной машины 15-го класса с колпаком, с деревянной подставкой и упаковкой - 35 руб. Продажная цена этой машины - 80 руб. За наличный расчет делалась скидка в 15 проц. Себестоимость ножной кабинетной машины - 67 руб. 41 коп., продажная цена - 130 руб. Несмотря на эти блестящие дела, администрация решила снизить заработную плату. В первых числах июня 1913 г. директор завода В. В. Диксон созвал совещание администрации завода вместе со старшими мастерами цехов и предложил провести с 15 июня снижение расценок, мотивируя это тем, что на заводе Зингера рабочие зарабатывают больше, чем на других московских заводах, и тем, что на заводе введены новые усовершенствованные автоматы и рационализированы производственные процессы. Снижение должно было быть проведено сначала в одном цехе, спустя некоторое время - в другом и т. д. Нужно было решить, с какого цеха начать. Наступило неловкое молчание. Выручил всех мастер никелировочного цеха, бодрый старичок, бывший капитан дальнего плавания Михайлов.

- Начнем с никелировочного, - сказал он. - У меня одни мальчишки работают. Сидят в уборной, я своих рабочих наперечет знало, баран на баране.

И было решено начать снижение расценок в никелировочном цехе с 15 июня.

В субботу 15 июня в середине рабочего дня в цехе появилось объявление о снижении расценок - с 10 до 25 проц. Моментально весь цех собрался около него. Переговоры рабочих с мастерами Михайловым и Моцичиным о сохранении старых расценок ни к чему не привели. Мастер только позвонил директору, что рабочие хотят с ним говорить. Директор предложил выбрать для переговоров несколько человек.

В понедельник 17-го рано утром состоялось собрание в уборной: для переговоров было выбрано 3 человека и решено, что если объявление не будет снято, к работе не приступать, проводить итальянскую забастовку. Переговоры с мастером и помощником директора Кэйрдом не приведи ни к каким результатам.

162 чел. в никелировочном цехе не работали. Часть сидела около станков или толковала в уборной, а часть разошлась по другим цехам завода, чтобы сообщить о создавшемся положении. В этот день несколько раз приходил Кэйрд, пытался уговаривать возобновить работу, но все твердо стояли на своих требованиях. Так весь день "итальянил" никелировочный.

В этот же день приехал член Московского комитета большевиков т. Шумкин ("Фу-Фу"), и в его присутствии состоялось собрание большевистского партийного комитета. Обсуждался вопрос о ходе забастовки я задачах борьбы. Выявились две точной зрения: одни стояли за то, чтобы общую забастовку не объявлять, так как завод все равно должен будет остановиться вследствие отсутствия никелированных деталей. Другие считали, что нужно немедленно объявить общую забастовку завода, чтобы поддержать рабочих никелировочного цеха. Принято было второе предложение. Тут же были составлены требования, которые решено было предъявить директору при остановке всего завода: 1) 8-часовой рабочий день, 2) в никелировочном цехе никого не увольнять, 3) оставить прежние расценки, 4) выбрать по цехам старост. Остальные требования решено было наметить совместно с уполномоченными цехов.

На следующий день рабочие никелировочного цеха не были допущены в цех, двери с лестницы и со стороны челночного цеха были закрыты. Тогда они собрались в соседнем, челночном цехе. Решение партийного комитета уже рано утром было известно рабочим. Через час было вывешено объявление, что рабочие никелировочного цеха увольняются и им предлагается получить расчет в главной конторе. Появилось несколько заводских городовых, намеревавшихся очистить челночный цех от никелировщиков. В цехе поднялся шум и громкие крики: "Кончай работу! Идем на двор! Кончай! Поддержим никелировочный! Кончай!".

И на двор вместе с рабочими никелировочного цеха вышли рабочие челночного цеха. Не прошло двух минут, как на двор вышли к электростанции рабочие инструментально-машиностроительного цеха, вслед за ним сборочного, потом пришли рабочие столярно-ящичного, дерево-полировочного и т. д. и т. д.

Через какие-нибудь 15 - 20 минут во дворе собрались все рабочие завода, за исключением фрезеровочного цеха, масло-разливочного и электростанции. Когда пошли в фрезеровочный, то наткнулись в дверях на цеховую администрацию вместе с мастером цеха Зильбертом. Однако через несколько минут цех присоединился к стачке. Узнав о событиях на заводе, вышел на двор масло-разливочный цех. Началось собрание. Члены партии по конспиративным причинам решили не выступать, поручив выступления рабочим, стоящим около партии. Первым выступил Марков, которому был передан единственный экземпляр требований рабочих от партийного комитета социал-демократов (большевиков). Выступало еще много рядовых рабочих, особенно из никелировочного цеха. Собрание решило вызвать для объяснения Диксона.

Диксон вышел и спросил: "Почему собрались и что от мена нужно?". У рабочих накипело так много злобы, обид на администрацию завода, что со всех сторон двора понеслись неприятные уху директора слова. Он ушел. Тогда от каждого цеха выбрали по 2 - 4 делегата, которым было поручено вести переговоры с администрацией и выработать требования. Делегаты немедленно собрались в так нарываемой "чайной", где обычно грелись в обед рабочие двора. Требования, разработанные партийным комитетом, были переписаны и дополнены. Делегаты рабочих, работающих но двору и на лесном складе, настояли на том, чтобы были разработаны и предъявлены администрации добавочно их требования, так как работают они не в цехах, а во дворе и рабочие цехов условия их работы мало знают. Остальные делегаты с ними согласились.

После этого семь делегатов направились в кабинет к директору В. В. Диксону с требованиями от имени свыше четырех тысяч рабочих. Разобрав подробно требования, директор отказался их удовлетворить, назвав их глупыми, но когда делегаты в ответ на это начали уходить, он заявил, что подумает.

Когда рабочим сообщили ответ директора, все закричали: "Будем бороться, будем бастовать!".

Вечером партийный комитет собрал цеховых делегатов и уполномоченных общества потребителей около деревни Бережки. Был избран стачечный комитет из 7 чел.: Моисеев (большевик), Николаев (большевик), Андреев (большевик), Голубев, Чижов Петр (большевики), Тюрин (большевик), Нордштрем (большевик) и представитель Московского комитета с тем, чтобы дополнить его состав по мере надобности. В это время на собрание прибыли из Москвы Артем (Сергеев) и Шумкин ("Фу-Фу"). Было постановлено обратиться для связи и помощи на московские заводы - Бромлей, Гужон и др.

Стачку решено было продолжать до полного удовлетворения администрацией всех требований.

Собрание было деловое, бодрое и сплоченное. Окончилось оно около 12 часов ночи под проливным дождем.

19-то рабочие опять собрались во дворе завода, не заходя в цехи. Шли оживленные разговоры о стачке. Настроение было боевое, веселое, была надежда, что сумеют отстоять свои требования. Делегаты собрались в чайной, чтобы окончательно установить и отредактировать требования. И эти требования были единогласно утверждены здесь же на дворе рабочими под крики: "Правильно! Правильно! Не отступим! Правильно! От них не отступим!".

СЕКРЕТНО

Его сиятельству московскому губернатору подольского уездного исправника

РАПОРТ

В дополнение к рапорту своему от 18 июня с. г. за N 93 доношу вашему сиятельству, что сего числа рабочие завода Компании Зингер с утра подошли к главной конторе завода, и по выходе к ним директора завода они пред явили ему письменные новые требования рабочих завода и рабочих лесного склада и заявили, что пока эти требования их не будут удовлетворены, они на работу не встанут. На это директор завода объявил, что он категорически отказывается удовлетворить их требования, после чего рабочие, поговорив между собой, вновь тихо и без всякого шума разошлись с завода по домам.

При сем представляю вашему сиятельству одну копию требовании рабочих, предъявленную директору завода 18 июня, и две копии требований рабочих завода и рабочих лесного склада, предъявленные ему же сего 19 июня.

И. д. уездного исправника МНЕВ

N 93, 19 июня 1913 г.

КОПИЯ

Огласить настоящее требование при всей массе рабочих.

1) 8-часовой рабочий день. 2) Расценки оставить везде старые с утверждения фабричной инспекции. 3) За забастовку никого не рассчитывать. 4) Уволенных рабочих за первомайскую забастовку принять обратно без медицинского освидетельствования. 5) Заплатить за время забастовки заработок полностью. 6) Вежливое обращение администрации с рабочими. 7) За прогул до трех дней не ставить на поденный заработок и не посылать гулять. 8) Уволить мастера никелировочного цеха и его помощника. 9) Принять старшин от цехов. 10) Мытье рук за пять минут до первого гудка.

Рабочие завода

ТРЕБОВАНИЕ ОТ РАБОЧИХ ЛЕСНОГО СКЛАДА:

1) Надбавка поденной платы 1 рубль. 2) Надбавка на сдельную работу 25 проц. на 1 рубль. 3) Расчетные книжки на неопределенный срок. 4) Состоять членов общества потребителей в лавке. 5) Очередной перевод в цехе. 6) От дождя имелись бы короткие пиджаки.

На подлинном подписавшиеся рабочие лесного склада.

На следующий день, 20-го, свыше четырех тысяч рабочих собралось на дворе завода. Прошел олух, что ожидается фабричный инспектор. Около 11 часов во дворе завода показалась директорская коляска. В ней сидели два человека - один в форменной фуражке и в мундире, другой штатский. Они прошли прямо в кабинет к директору. Рабочих это страшно возмутило. Прождав около часа, они стали требовать выхода к ним фабричного инспектора. Несколько членов стачечного комитета отправились к инспектору. Он сердито ответил делегации: "Надо же мне разобраться в ваших требованиях" и опять ушел в кабинет. Минут через 20 в окружении директора завода и высшей администрации он выплел на крыльцо главной конторы. "Ну, я с вашими требованиями познакомился и переговорил с директором, - сказал он. - Теперь я вам зачту те пункты, которые он согласился удовлетворить. Это - пункт 3, 6 и в добавочном требовании лесного склада пункты 4 и 5".

Рабочие спросили инспектора:

- Почему вами не подписаны расценки?

- Я что-то забыл, подписаны они или нет. Впрочем я не знаю. Я - не вашего участка, ваш инспектор - Розанов. Что же касается 8-часового рабочего дня, этого нет нигде.

Когда же рабочие стали указывать на те места, где существует 8-часовой рабочий день, он ответил:

- Хозяин может устроить - будут работать и 5 и 15 часов в день.

В ответ на эти слова фабричного инспектора рабочие со всех сторон кричали:

"Защитник фабрикантов, а не рабочих. Вместе чай пьете и закусываете. Вы никогда не были защитниками рабочего класса и не будете.

Директор Диксон сделал знак рукой и, когда шум стих, сказал:

- Рабочие, я прошу приступить к работе. Ваш заработок выше других рабочих.

- Мы приступим тогда, когда удовлетворишь требования.

- Полностью ваши требования я не в силе удовлетворить.

Тут же началось собрание. Рабочие взволнованно говорили о том, что нужно бороться до полной победы, до полного удовлетворения требований. Член партийного комитета большевиков, Орехов, разоблачил фабричного инспектора, который стоял на защите капиталистов.

- Мы поведем организованную стачку и добьемся выполнения своих требований и не будем вести переговоры, - говорит т. Орехов, - пока нас администрация в лице стачечного комитета не пригласит для переговоров.

Гул, шум голосов подтвердили решимость, готовность и уверенность рабочих. Было уже около 5 часов вечера, когда рабочие, начавшие расходиться, заметили около себя городовых во главе с помощником исправника Мневым. Администрация тоже была недовольна инспектором, что он не проявил никакой активности по ликвидации стачки - поговорил, составил акт и уехал. В этот день рабочие России узнали, что на заводе Компании Зингер вспыхнула стачка ("Правда" от 20 VI 1913 г.. N 139 (343). стр. 2).

Последний раз рабочие пришли на заводской двор 21 июня. Во дворе - усиленный наряд полиции с помощником исправника Мневым. Рабочие снова подтвердили свои требования и дружно решили отстаивать и защищать их. Так же тверда была и администрация завода. На крыльцо главной конторы вышел Диксон, окруженный своими ближайшими помощниками и Мневым.

- Я бы все-таки просил вас приступить к работе, - сказал Марков.

На это последовал короткий и резкий ответ: "К работе не приступят до тех пор, пока не будут удовлетворены полностью требования рабочих".

- В таком случае я должен вам заявить, что завод будет на неопределенное время закрыт и все рабочие уволены.

- Тогда разрешите еще раз собраться здесь и обсудить создавшееся положение.

- Я - не власть, и если разрешит... (кивок в сторону исправника) господин исправник, я ничего против не имею.

Марков обратился к помощнику исправника: "Можете вы разрешить еще раз собраться нам здесь?".

- Я этого сделать не могу; если вам нужно собраться, поезжайте за разрешением к губернатору.

Стараясь последний раз повлиять на собравшихся рабочих, директор говорит:

- Я вам оказал последнее слово. Если к работе не приступите, завод закрываю и уезжаю с семьей в Америку.

- В таком случае нам говорить не о чем. А где нам собраться, мы найдем место и предупреждаем - в завод не пойдем до тех пор, пока вы не вывесите объявления с просьбой к рабочим приступить к переговорам.

Гул одобрения пронесся по четырехтысячной толпе рабочих: "Правильно! Идемте, здесь делать нечего! Идемте! Пускай позовут! Стачку продолжать! Правильно! Пусть повесят объявления!".

Большевистская "Правда" изо дня в день сообщала о ходе стачки, и газета распространялась среди стачечников.

"Правда" (21/VI 1913 г., N 140 (344), стр. 2) описывает начало стачки и какие требования предъявлены администрации. На следующий день. 22 июня, когда рабочие подходили к главным воротам, там висело следующее

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Администрация завода Компании Зингер предлагает бывшим рабочий явиться за получением паспортов. Выдача паспортов будет производиться у главных ворот завода в воскресенье 23 и в понедельник 24 сего июня с 12 часов дня до 6 часов вечера. Для получения паспорта требуется предъявление паспортной расписки. О дне и порядке в выдаче будет объявлено особо.

Июня 22 дня 1913 г.

Простояв около двух часов с твердым настроением - расчета и паспортов не брать, рабочие, узнав, что назначено заседание стачечного комитета, стали расходиться. Заседание стачечного комитета совместно с делегатами от цехов состоялось на следующий день в лесу возле деревни Щербинки. Каждый делегат должен был известить о нем своих рабочих, предупредив, чтобы рабочий об этом никому не разболтал, только сам знал. На стачечный комитет возложили всю организационную подготовку нелегального собрания: расстановку пикетов, охрану собрания и т. п.

Запугав рабочих расчетом, закрытием завода и своим отъездом в Америку, пустив в ход все свои козыри против рабочих, директор В. В. Диксон убедился, что они не действуют, что стачка будет упорной и длительной. Тогда он решил лишить рабочих того кредита, который им давал кооператив. Он поехал к московскому генерал-губернатору Муравьеву и договорился с ним: ввиду слабости и нерешительности помощника исправника Мнева вызвать из отпуска телеграммой самого исправника Полонского, выслать в Подольск для охраны директорского дома, завода и разгона рабочих собраний сотню черкесов, командировать чиновника особых поручений для ревизии правления общества потребителей при заводе Компании Зингер и закрытия кредита рабочим.

В Нью-Йорк Диксон послал вице-президенту Компании Зингер Парку следующую телеграмму: "Сегодня четвертый день забастовки, мы объявили завод закрытым на неопределенное время я о расчете всех рабочих; убежден, что забастовка является только испытанием силы против Компании и что представленные требования были только поводом и не имеют подлинного значения. Диксон".

Вечером появились напечатанные типографским способом листовки с призывом к стачечникам - стойко держаться, не поддаваться провокаторской работе и следить за указаниями стачечного комитета. "Правда" от 22/VI 1913 г. N 141 (345) сообщает, что "забастовка продолжается".

В день собрания расставленные по городу пикеты направляли рабочих к мосту, дальнейшие пикеты стояли по шоссе до самой деревни Сырово, оттуда уже по направлению к лесу, к деревне Щербинке. Когда "Собралось много народа, были пушены рабочие на велосипедах, чтобы фараоны не могли накрыть врасплох.

На собрании решено было бороться и добиваться своих требований; расчета ни в коем случае не брать; послать несколько делегатов на заводы и фабрики с просьбой о поддержке.

В конце собрания несколько человек предложили выбрать делегацию и послать к губернатору за разрешением собраться в городе или на заводе. Большевики выступали против поездки к губернатору. "Он ничего не даст, - говорили они, - арестуют наших ребят и баста. Вспомните 9 января".

- К губернатору ехать - гиблое дело, - говорил рабочий Марков. - Разве он нам поможет? Кто знает, а может быть он акционером в Компании Зингер состоит?

Но у рабочих таилась еще смутная надежда на помощь губернатора, и собрание решило послать Маркова и Голубева в Москву. Не понимали еще рабочие, что искать у царского опричника защиты против капиталиста все равно, что жаловаться городовому на царя. Тут яге было собрано 5 рублей с копейками на поездку. В конце же собрания было разъяснено, как надо бороться и вылавливать штрейкбрехеров. От большевиков на этом собрании по несколько раз выступали Орехов, Андреев, Малютин, Моисеев и другие.

23/VI 1913 т. "Правда" информировала всех рабочих России, в каком положении находится стачка на американском заводе Компании Зингер. В этот же день Диксон обменялся с вице-президентом Парком телеграммами. "Нет перемен в положении. - телеграфировал Ди-

ксон, - предвижу дальнейшую борьбу. Сильно нуждаюсь в стойках. Диксон".

Вечером Диксон получил уже телеграмму мистера Парка из Нью-Йорка: "Получили ваши телеграммы; делаются приготовления для оказания вам помощи. Наше мнение, что мы должны отказаться идти на какие бы то ни было уступки, и если вас ничто не удерживает в Подольске, мы предложили бы вам покинуть Россию на две недели приблизительно. Возьмите код (шифр) с собою. Не давайте права вести переговоры во время вашего отсутствия и оставайтесь в стороне до 14/VII и даже желательно до 21/VII. Держите нас в известности относительно ваших передвижений. Парк".

На следующий день рано утром Марков и Голубев выехали в Москву к губернатору. Без прошения их там не приняли. Пришлось идти в чайную. Случайно там оказались два студента, которые написали прошение. Ожидая результатов от подачи прошения губернатору, Голубев и Марков сидели в приемной. Неожиданно в приемную вышел из кабинета Диксон. Осмотрел приемную, он опять ушел туда, откуда вышел. Делегаты почувствовали, что дело плохо, поездка кончится арестом. Примерно через час по приемной прошен топот, что в кабинет к секретарю пришли агенты, хотят кого-то арестовать. Вдруг дверь из кабинета секретаря открылась и вышел чиновник, держа в руках бумагу. С ним вышли два молодых человека, шикарно одетые, в шляпах. "Кто здесь рабочие из Подольска? Пожалуйте сюда" - крикнул чиновник. Делегаты, не откликаясь, сумели незаметно уйти.

Стачечный комитет вел подготовку ко второму нелегальному общему собранию. Было предложено идти за деревню Поливаново в так называемый лес "Родоманиха", взяв с собою корзинки - под вводом грибников. На собрании присутствовали почти вое рабочие, около четырех тысяч. Весь лес был наполнен рабочими. Основным вопросом порядка дня было обсуждение следующего объявления:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Администрация завода Компании Зингер доводит до сведения всех бывших рабочих завода, что выдача расчета им будет произведена в главной конторе во вторник 25 и 26 июня в следующем порядке и только в указанные часы для каждого цеха... (следует порядок цехов). Неполученные 23 и 24 сего месяца паспорта будут выданы для расчета, для чего требуется предъявление паспортных расписок. По окончания расчета неполученные деньга будут сданы в подольское казначейство, а паспорта - в полицейское управление, куда после и следует обращаться за получением паспортов и денег.

О получении личного имущества, находящегося в ящиках рабочих, будет объявлено особо.

г. Подольск, Московской губ., июня 29 дня, 1913 года.

По городу стояли пикеты, которые следили за черкесами и стражниками и охраняли собрание в лесу. Едва приступили к обсуждению, как вести стачку дальше, как держаться, послышались крики: "Черкесы, стражники, черкесы!". До сих пор еще точно не установлено, чьи это были выкрики. Одна часть участников этого исторического собрания утверждает, что кричали провокаторы, подкупленные администрацией. Другая оговорит, что на патруль набрел разъезд стражников и что по неопытности дозорные прямо прибежали на собрание и начали кричать.

Поднялась суматоха, и многие невыдержанные товарищи бросились бежать¹ .

¹ Из воспоминаний т. Малютина.

Порядок был скоро восстановлен, обсуждение продолжалось. Уже на этом собрании намечалась группа, которая играла на руку капиталу и делала попытку разбить единство и организованность рабочих. Некоторые говорили: открыто, а другие действовали исподтишка - Жаров, Дебабов В., Рожков, Григорьев и другие. Но собрание единогласно постановило: стачку продолжать, ни в какие переговоры с администрацией не вступать до тех пор, пока она не пригласит, расчета, паспортов ни на заводе, ни в полиции не брать. Во всем подчиняться стачечному комитету, выявлять штрейкбрехеров и провокаторов, вносящих разлад в ряды рабочих.

При закрытии собрания большевики предупредили рабочих, чтобы они шли с собрания в разные стороны по одному и подвое. Но рабочие этого не приняли во внимание и пошли в город большими группами. Очевидно разъезд стражников, который обнаружил пикет, съездил в город и сообщил о местопребывании рабочего собрания. Оттуда скакало много черкесов и стражников. С гиком налетели они на рабочих, избивая плетками. Редко кто из рабочих этого собрания не попробовал черкесской плети. Особенно сильно избили 2, а 60 чел. арестовали и привели в полицию, но вскоре отпустили. "Правда" от 29/VI 1913 г. сообщает, что расчет назначен на 25 и 26 июня. "Рабочие решили расчета не брать. Казаки арестовали 60 чел. в лесу, но затем выпустили. Трое избиты". Стачечный комитет собирался очень часто. Так же часто собирались делегаты цехов. Собрания преследовались полицией, черкесами, стражниками и шпиками, присланными в Подольск на время стачки московским жандармским управлением. Поэтому приходилось такие собрания проводить на лодках на реке Пахре или под видом купающихся на берегу, назначать их около окрестных деревень, в оврагах и в лесах. Однажды партийный комитет при участии представителя Московского комитета большевиков т. Шумкина вместе со стачечным комитетом собрался в мелком кустарнике в парке. Но неожиданно поднялась гроза. Куда деваться? Пошли на квартиру к Сиротину. И когда расходились, оказалось, что собирались против дома, в котором жил помощник исправника Мнев, который, узнав на "Следующий день о месте собрания, был страшно недоволен своей полицией, упустившей руководящую головку стачки.

"Правда" от 30/VI 1913 г. описывает сход стачки так: "Забастовка продолжается, несмотря на попытку нескольких делегатов, подученных администрацией, сорвать ее. Администрация распускает слух, что завод закроется".

2/VII 1913 г. "Правда" напечатала обращение рабочих к рабочим Шотландии с просьбой не выполнять заказов Компании Зингер. Регулярно разрабатывались печатные листовки партийного и стачечного комитета и все постановления печатались на шапирографе, так что рабочие были асе время в курсе решений.

Появились первые штрейкбрехеры и предатели рабочих. На квартиру Соловьева (один из высших руководителей завода) пришли 3 человека и передали следующее прошение: "Директору завода Зингер в Подольске от бывших рабочий литейщиков. Ввиду безнадежности нашего положения решились просить вас, господин директор, ускорить наем рабочих на вверенном вам заводе, так как мы поняли свою роковую ошибку и просили бы отнестись к ней снисходительно.

Жаров, Рожков, Сапожников".

Стачечный комитет, чтобы разоблачить штрейкбрехеров, процвел хорошо организованное нелегальное собрание рабочих в 5 верстах от города, за деревней Северево. Были выставлены караулы и пикеты. Выступало много делегатов, объясняли работу штрейкбрехеров (их тогда называли провокаторами) и особенно действия Рожкова, Жарова и Деба-

бова и других, как они чуть не брали за горло делегатов с требованием денег, заявляя, что жрать им нечего и что идти на работу желают все рабочие, веем, мол, есть нечего и все требуют работы. На собрании чувствовалось, что, как ни тяжело рабочим бастовать, как ни тяжело терпеть лишения, они готовы переносить их дальше, готовы под руководством большевиков и дальше вести борьбу с американским капиталом и русским полицейским государством. Ответ рабочих был таков - держаться. На работу не пойдем. Будем держаться до полного удовлетворения своих требований. Собрание проводил представитель Московского комитета большевиков Нордштрем (Петро). Было сделано сообщение о закрытии торговли в кредит лавками общества потребителей и предложение стачечного комитета: все те, кто связан с крестьянством, могут ехать на полевые работы, оставив адреса, желательно, чтобы те, кто не связан, поступили на работу временно по уборке урожая вблизи города.

Рабочие постепенно начали разъезжаться на полевые работы по своим деревням. От губернатора приехал чиновник - "ревизовать" общество потребителей, а на деле - закрыть рабочий кредит. Для усиления работы Московский комитет большевиков делегировал в Подольск Артема (Сергеева). Собрался партийный комитет с большевиками из стачечного комитета, на нем присутствовал Артем; и постановлено было повести соответствующую работу среди уполномоченных общества потребителей, чтобы они ни в коем случае не давали своего согласия на закрытие кредита, а если это не удастся отстоять - произвести раздачу всех имеющихся продуктов нуждающимся бастующим рабочим.

В первых числах июля состоялось еще одно собрание в лесу между деревнями Александровской и Чупаново. Доклад делал т. Шумкин. Настроение было боевое и бодрое.

Было принято постановление - стачку продолжать, несмотря ни на что даже на закрытие кредита; на уступки не идти.

Губернаторский чиновник действовал, обревизовал правление, придираясь к каждой мелочи. Он назначил собрание уполномоченных в городской управе. Ему помогала полиция и заводская администрация. На собрание прибыли исправник, его помощник, надзиратель и высшая администрация завода. Очень многие из уполномоченных на это собрание не попали (Малютин, Пронин, Мужилкин и др.), ибо надзиратель пускал по выбору. Собрание уполномоченных под сильным давлением полиции и администрации постановило: временно отпуск товара в кредит прекратить и торговать только за наличные.

"Рабочая правда" от 19,VII 1913 г. N 6, стр. 3 сообщает: "Администрация добилась прекращения кредита бастующим в кооперативе и провела расчет рабочих. Рабочие стачку продолжали и разъехались по деревням".

Город замер, точно вымер, торговля прекратилась совершенно. Большинство разъехалось по деревням, городские пошли работать к крестьянам, жать, косить, молотить. Разлагающийся элемент играл на слабых струнках рабочих, не унимались Жаров, Рожков, Куликов, Дебабов, Курешев, Животов, Григорьев и др. Они настолько обнаглели, что начали делать попытки собрать рабочих завода и провести постановление - "идти и проситься на работу", с каждым днем усиливая свою штрейкбрехерскую агитацию. Чтобы разъяснить рабочим весь вред этой агитации, направленной на разложение сплоченности бастующих, стачечный комитет вызвал всех рабочих, активных делегатов и разослал по городу для бесед с рабочими и выяснения настроения, а главное для того, чтобы разоблачить этих пьяниц-штрейкбрехеров и подготовить общее собрание бастующих рабочих.

Собрание происходило за деревней Беляево, около "святого колодца". Присутствовали почти все рабочие, находившиеся в городе. Приходили и прямо ложились - к этому порядку уже привыкли за время

стачки. Собравшиеся были в повышенном, напряженном состоянии. Ораторы били по провокаторам, штрейкбрехерам, и били очень успешно (а здесь присутствовало абсолютное большинство оставшихся рабочих), рабочие искренно хотели продолжать борьбу, и ни единого звука не было произнесено за то, чтобы закончить стачку. Разошлись по-боевому и революционно настроенные. А в это время в городе эсер Клоков вел предательскую работу. Он входил членом комиссии по проверке кооператива, туда же входил Милюков А. А. (начальник мастерских). И вот Клоков, находясь в правлении общества потребителей вместе с Дагаевым, берет телефонную трубку и звонит Милюкову. Милюков подходит к телефону и спрашивает: "Что вам нужно?" "Не примет ли правление завода делегатов для переговоров? Говорит Клоков".

Минут через 20 был дан Клокову ответ: "Могут принять делегатов для переговоров". Тогда Клоков, Дагаев, Жаров, Рожков и другие начали бегать, собирать делегатов и рабочих в сад дома, где помещалось правление общества потребителей. Собралось 30 - 40 чел. После горячих споров, так как одна половина стояла за переговоры, другая - нет, все же пошли на завод для переговоров. Главным образом на этом настаивали литейщики. Этим было положено начало срыва стачки. Обманным путем, уговаривая делегатов, администрация обещала старые расценки и вывесила объявление о записи желающих вновь работать.

Против начала работ были делегаты сборочного, никелировочного, инструментального, машиностроительного и других цехов. Администрация повела запись желающих работать, разбив по цехам. Для начала выбрала конечно литейный цех. Штрейкбрехерская группа повела агитацию, чтобы рабочие шли записываться, и устраивала даже собрания по отдельным дворам. И вот однажды загудел гудок, и небольшие группки во главе со штрейкбрехерами потянулись на работу. "Активная" часть делегатов и стачечный комитет хотели помешать началу работ я часть вернули, но вмешалась полиция, и небольшая часть литейного цеха приступила к работе.

Последнее собрание рабочих происходило в лесу "Сухая роща" вечером. Народу было много, но не все. Проводил собрание представитель Московского комитета большевиков Нордштрем. На эхо собрание был вызван эсер Клоков, говоривший по телефону с Милюковым. Клоков пришел на собрание, простившись с семьей. Рабочие судили этого рабочего, предавшего интересы пролетариата. Некоторые требовали немедленной смерти Клокова. Собрание постановило добиваться перед администрацией принятия на работу всех без исключения рабочих, в том числе делегатов от цехов и стачечный комитет.

"Рабочая правда" 30/VII 1913 г. сообщала: "Стачка кончилась неудачей вследствие малосознательности и неорганизованности рабочих. Рабочие постепенно пошли на работу. Уволено свыше 100 человек. Обещания о старых расценках оказались пустым звуком". "Северная правда", от 8/VIII 1913 г. сообщает, что провал стачки произошел из-за несознательности, неорганизованности и обмана директора, обещавшего оставить старые расценки и никого не увольнять и нарушившего обещания. 29/VII была сделана попытка начать новую забастовку, но она не удалась.

Четыре с лишним тысячи рабочих и работниц, в большинстве своем связанные с крестьянством (полупролетарии на 65 - 75 проц.), несмотря на пресловутую американскую рабочую политику фирмы Зингер (ссуды, домики, религия, пьянка, шпионаж, взятки, бабничество и пр.) бастовали свыше 40 дней под руководством социал-демократов (большевиков) при помощи и поддержке большевистской газеты "Правда". Где были меньшевики? Где были эсеры? Сперва молча наблюдали, а потом предали рабочих, сорвали стачку. Большевики в эти тяжелые годы, годы царствования Николая Кровавого, были с массами и во главе масс.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: