Под переходным периодом понимается этап становления нового способа производства вплоть до превращения его в господствующие общественные отношения. Поэтому, характеризуя переходный период, мы должны иметь в виду не только базис, но и систему надстройки, политические, социальные изменения и изменения в общественном сознании.

Говоря о переходном периоде от капитализма к социализму, мы отмечаем два уровня этого процесса: во-первых, глобальный характер такого перехода, переход к социализму в масштабах цивилизации, во-вторых, неравномерность такого перехода в разных странах и регионах.

Сама идея переходного периода вытекает из марксового анализа общественного развития, из объективного действия установленного им закона соответствия производственных отношений и производительных сил. Анализируя развитие капиталистической формации в условиях домонополистической стадии, Маркс сделал вывод о том, что переход от капитализма к социализму произойдет более или менее равномерно во всех ведущих капиталистических странах. Основанием для такого вывода послужило формирование мирохозяйственных связей капитализма, когда он стал господствующим способом производства в планетарном масштабе. При этом субъектами формирования мирохозяйственных связей капитализма на стадии свободного предпринимательства были как отдельные капиталисты, так и их политические выразители - колониальные государства. Но на рубеже XIX - XX веков процесс обобществления производства вышел на новое качество, связанное, во-первых, с формированием монополий, во-вторых, с завершением экономического и географического раздела в рамках капиталистических мирохозяйственных связей. В результате обострилось противоречие между развитием капиталистической хозяйственной системы и неравномерностью развития отдельных капиталистических группировок, интересы которых стали воплощать союзы капиталистических государств. В этом противоречии сконцентрировалось единство двух тенденций. С одной стороны, неравномерность хозяйственного развития стран не означает, что не происходит выравнивания уровней производительных сил в глобальном масштабе. Но, с другой стороны, это выравнивание осуществляется через неравномерность развития стран. Поэтому неравномерной становится и острота противоречий в различных регионах капиталистической системы.

При этом основное противоречие - между производительными силами и производственными отношениями - объективно связано со всей совокупностью других противоречий. В результате их острота наблюдается не только в самом способе производства как основе предпосылок социалистической революции, но и дополняется остротой других противоречий. Так появляется проблема слабого звена. Таковым звеном становятся отнюдь не регионы наивысшего развития производительных сил, а, наоборот, те страны, где производительные силы развиваются наиболее неравномерно, противоречиво. Господствующий класс здесь имеет меньше ресурсов для сглаживания противоречий. Исходя из анализа реалий XX века, В. И. Ленин сделал вывод о том, что таким слабым звеном в цепи капитализма является Россия (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 328 - 330). И отнюдь не потому, что производственные силы здесь требуют социалистических производственных отношений, а потому, что противоречие между ними дополняется клубком других - межкапиталистических, внутриполитических, межнациональных, социальных и др.

Но из этого вовсе не следует, что коль социалистическая революция - удел отдельной страны, то и проблема переходного периода - узконациональная. Здесь может пойти речь лишь о региональной специфике проявления общего. Проблема этого общего актуальна и сегодня, т. к. в сложившемся образе социалистического развития накопилось большое количество упрощений и извращений. Они связаны не только с чьими-то личными амбициями или желанием исказить образ социалистического строительства. Во-первых, они порождены самой гносеологической особенностью социального процесса. Ведь мы можем получать информацию о любом объекте ровно настолько, насколько этот объект включен в практику человечества. С этой точки зрения мы не имеем богатого материала для выявления общих закономерностей как переходного периода, так и строительства социализма. По крайней мере багаж наших знаний об этом процессе не достиг такой степени, чтобы суметь охарактеризовать всю их совокупность.

В конце XX века на Земле существовало более 200 государств (см.: Страны мира. 2000. Статистический справочник ООН. - М.: Весь мир, 2001). Из них страны, имеющие хоть какой-то опыт строительства социализма, составляли лишь 12-ю часть. Отсюда и появлялась возможность выдать за общие закономерности то, что характерно именно для регионов, составляющих меньшинство человечества. Но эта специфика далеко не всегда охватывает общий процесс мирового движения к социализму.

С этой точки зрения даже советский более чем 70-летний опыт - не очень богатый материал для решения данной проблемы: с точки зрения мирового развития срок мизерный. Такой вывод - вовсе не стремление оправдать наши ошибки. Речь идет об особенностях гносеологических основ выявления общих закономерностей процесса становления социализма.

Во-вторых, в этих условиях появляется своеобразный "пупизм", когда именно обнаруженные особенности отдельных регионов выдаются за общие закономерности. И это не наша национальная черта. На формирование представлений о переходном периоде большое влияние оказал революционный романтизм, связанный с человеческим стремлением как можно быстрее увидеть результаты и, следовательно, приписать становящемуся явлению черты победившего. Неслучайно такой известный теоретик, как Н. И. Бухарин (см.: Бухарин Н. И. Учение Маркса и его историческое значение // Бухарин Н. И. Избранные труды. - Л.: Наука, 1988), прогнозируя социалистическое развитие, уверял, что с победой социализма противоречия перестанут быть источником развития, а роль движущей силы станет выполнять гармония.

Наконец, источник трудностей в объяснении переходного периода и становления социализма - это реальные интересы реальных людей. Ведь образ жизни общества люди формируют, постоянно исходя из сегодняшних интересов. Эти интересы можно разделить на две группы: 1) субъективно- бескорыстные - представления о социализме широких народных масс, 2) корыстные - например, тезис сталинского окружения (наиболее активна роль Бухарина) о том, что переходный период у нас завершен в середине 30-х годов. Смысл корысти очевиден: то, что Ленин планировал "всерьез и надолго", сталинское окружение свело к 10 годам. Элементы не только невежества и шапкозакидательства, но и корысти были присущи хрущевской "концепции" развернутого строительства коммунизма.

И все-таки есть возможность выделить некоторые существенные закономерности переходного от капитализма к социализму периода.

Во-первых, активное функционирование переходного периода предполагает победу политической социалистической революции, установление политической власти трудящихся во главе с пролетариатом.

Формирование социалистического уклада в рамках предыдущей формации можно определить как предпереходный период (эмбриональную фазу переходного периода), имеющий свои национальные, региональные особенности. Актуально же переходный период начался одновременно с переходом от господства капитализма к социализму в глобальном масштабе, то есть его началом явилась Великая Октябрьская социалистическая революция 1917 года. Но на его ход повлияли также и такие глобальные явления, как депрессия 1929 - 1933 гг., положившая конец собственно монополистической стадии развития капиталистических стран. Еще более серьезный фактор - Вторая мировая война и становление общественных связей в масштабе мировой системы социалистических государств, а также резкое изменение характера социальных отношений как внутри капиталистических стран, так и между ними. Еще один важный этап переходного периода от капитализма к социализму - развал колониальной системы и качественное изменение в капиталистическом мировом хозяйстве.

Во-вторых, закономерностью переходного периода в сфере экономики является многоукладность хозяйства, когда есть минимум три уклада: социалистический, мелкотоварный и крупнокапиталистический. Процесс становления социалистического уклада как будущих господствующих производственных отношений связан с ликвидацией господства частной собственности и ее следствия - эксплуатации. С необходимостью происходит социализация мелкотоварного уклада как в деревне, так и в городе. Способы ее осуществления многообразны. И все же оптимальной формой социализации мелкотоварного уклада выступают разные формы кооперирования. При этом коллективизация остается важной, но не главной и тем более не единственной составляющей кооперирования.

В-третьих, обеспечение политической власти трудящихся на базе интересов наемных работников физического и умственного труда (пролетариата). Новые производственные отношения требуют не только экономических форм противоборства, но и внеэкономических форм классовой борьбы. Надо иметь в виду, что, как и всякое маргинальное состояние, переходный период происходит в условиях отсутствия достаточно надежного экономического базиса в виде господства определенных производственных отношений. Поэтому резко возрастает роль внеэкономического регулирования социально-экономических процессов.

К. Маркс определил политическую систему переходного периода как диктатуру пролетариата. Реальный исторический опыт, обозначавшийся этим понятием, привел к тому, что в мире к тезису о диктатуре пролетариата сложилось неоднозначное, чаще негативное отношение. Причем сложилось очень рано, задолго до XX съезда партии (1956 год). Речь, однако, идет не об отходе от сущностных характеристик политической системы, а об отказе от исторически сложившегося образа диктатуры пролетариата, для формирования которого понадобилась реальность нашей страны, в т. ч. и лозунг Сталина об обострении классовой борьбы по мере строительства социализма. Кстати, несмотря на широко бытующий со второй половины XX века скепсис, этот лозунг никак не подлежит отбрасыванию. Под диктатурой пролетариата в теории марксизма-ленинизма понимается политическая власть, которая последовательно реализует экономические, политические, социальные интересы трудящихся (в XIX и XX веках - прежде всего - индустриального рабочего класса).

В этом смысле диктатура пролетариата не является политической формой противопоставления пролетариата всем другим трудящимся классам. Однако при ней из общих интересов трудящихся приоритетны те, которые совпадают с интересами рабочего класса. Неслучайно В. И. Ленин в работе "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" говорил о союзе с широкими слоями, в т. ч. с мелкой буржуазией города и деревни.

Тезис Маркса о диктатуре пролетариата формировался под влиянием представлений об исторической неизбежности победы пролетариата во всех развитых странах. Следовательно, диктатура пролетариата мыслилась как классовое господство интернационального пролетариата, пусть и с сохранением национальных рамок. Поэтому интернационализм мог обеспечиваться политической властью демократического типа. Более того, первоначальный образ диктатуры пролетариата коренным образом отличался от сложившегося позже стереотипа, связанного с жесточайшими формами подавления инакомыслия. Еще накануне Октября Ленин предполагал, что диктатура пролетариата не будет представлять собой государство в собственном смысле слова. Это уже не государство, а пол у государство. Предполагалось, что после установления диктатуры пролетариата те институты государства, которые связаны с реализацией функций подавления - армия, органы госбезопасности, традиционные формы судебной системы отомрут (см.: Ленин В. И. Государство и революция // Полн. собр. соч. Т. 33).

На практике эти воззрения оказались романтизмом. В то же время следует помнить, что создаваемые органы с подобными ("старыми") функциями государства в 1917 - 1918 годах мыслились как временные, чрезвычайные. Время внесло коррективы в классические представления. Государство переходного периода оказалось государством в полном смысле слова, со всеми его атрибутами.

В-четвертых, переходный период с необходимостью предполагает формирование нового типа общественного сознания, адекватного новой сущности и общественным формам объективно складывающегося социалистического базиса. Проблема нового типа сознания сохраняет свою актуальность вплоть до достижения социализмом своих зрелых форм.

Образно говоря, между целями общественно-политической системы и действиями людей всегда имеется посредник, как бы особая инстанция. Этой инстанцией является общественное сознание. Не забудем, что политика относится к числу тех сфер, где каждый член общества поступает в основном осознанно. Общественное (в том числе политическое) сознание, с одной стороны, является отражением общественной деятельности, социальной практики. С другой стороны, оно активно и в этом смысле творит общественную деятельность, совершенствует социальную практику. Кстати, этот тезис совершенно не противоречит материалистическому пониманию истории. Неслучайно на эту сторону сознания обращал внимание В. И. Ленин, причем делал это в философской работе, посвященной решительной защите материализма: "Сознание человека не только отражает объективный мир, но и творит его... Мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его" (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 194, 195).

Активность общественного сознания, в частности в условиях межформационного переходного периода, проявляет себя на нескольких уровнях. Первый уровень - общественное настроение, когда у вовлеченных логикой событий в политику индивидов и групп людей формируется отношение к социально-экономическим новациям, к установившейся политической власти, к политической системе, включающей не только власть, но и оппозиционные структуры, когда у людей формируется представление не только о том, какой является наличная социально- экономическая и общественно-политическая система, но и о том, какой она должна быть.

И второй уровень - это общественно-политическая сознательность, когда эти представления, эти настроения выстраиваются в некоторую систему и создают на уровне сознания предпосылки для общественно- политической активности. Вероятно, этот переход от общественных настроений к общественно-политической сознательности, обеспечивающей деятельность людей, и является основанием для утверждения, что идеи превращаются в материальную силу, когда они овладевают массами. Наиболее успешно этот процесс в переходный межформационный период происходит, с одной стороны, под воздействием объективных условий - революционного энтузиазма и созидательной деятельности трудящихся масс в интересах общества, устранившего эксплуатацию человека человеком, с другой стороны, при целенаправленном и систематическом внесении социалистического мировоззрения в сознание масс. (Более подробно об авторском видении роли политического сознания и идеологии в обществе см.: Трушков В. В. Политическая культура. Учебное пособие. - М.: МИЭМ, 2002. С. 106 - 123.)

В-пятых, для межформационного переходного периода характерен процесс становления мирохозяйственных социалистических связей. Именно в переходный период формируется новый этап экономической интеграции - социалистическая интеграция. Во второй половине XX века практическим воплощением этой закономерности явилась прежде всего деятельность Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ). В его рамках даже функционировала единая валюта - переводной рубль. Двусторонние экономические отношения стран, строивших социализм, неизменно подчинялись принципам СЭВ. В те десятилетия фактически начинался объективный процесс социалистической глобализации (см.: Трушков В. В. Социализм и глобализация // Коммунист Украины. 2001. N 3).

Оценивая закономерности перехода от капитализма к социализму в международном масштабе, надо иметь в виду, что переходный период - это борьба разных экономических укладов и соответствующих им политических структур и общественного сознания. А следовательно, как и во всякой борьбе, на этой стадии сохраняется возможность откатов назад вплоть до временной победы капиталистических отношений в том или ином регионе.

Эти закономерности реализуются в конкретных исторических условиях, связанных с уровнем материальных предпосылок для формирования социалистического уклада, социально-классовой структуры, соответственно политическим традициям и национальным особенностям. Поэтому характер переходного периода не одинаков в странах с различными традициями в политической сфере. Попытка абсолютизировать опыт одной страны без учета этих национальных особенностей чревата не только ошибками политических лидеров и партий, но и осложнениями отношений в рамках мировой социалистической системы, нарушениями хозяйственных связей.

В то же время без учета глобального аспекта межформационного переходного периода было бы некорректно исследовать переходный этап от капитализма к социализму в нашей стране. Это тем более важно еще и потому, что в России и других республиках СССР, как и в странах Восточной Европы, этот процесс осложнился временной реставрацией капитализма.

С точки зрения глобального развития современная эпоха остается эпохой перехода от капитализма к социализму. Во-первых, реставрация капитализма в СССР и странах Восточной Европы не отменила того бесспорного исторического факта, что в XX веке мировой капитализм пережил три этапа своего общего кризиса, причем каждый из этапов был практическим движением человечества к социализму. Во-вторых, социализм как практические общественные отношения с планеты не исчез: переходный период от капитализма к социализму характеризует развитие Китайской Народной Республики, Кубы, Корейской Народно-Демократической Республики, Социалистической Республики Вьетнам. В-третьих, социализм как идеал и общественное движение продолжает оказывать активное влияние на социальные процессы современности. В-четвертых, реставрация капитализма - это эпизод истории, а не ее магистральное направление. Но она породила антикапиталистическое протестное движение в странах реставрируемой буржуазной системы.

Более того, именно капиталистическая реставрация побудила увидеть многообразие форм переходного периода и представлений об общественном развитии. Она заставила с грустью расставаться с некоторыми мифами и серьезно переосмысливать отдельные доктрины.

Лет сорок назад родилась легенда, будто один западный дипломат, выступая на каком-то солидном приеме, где стол был уставлен фруктами, стал рассуждать, что мир середины XX века очень похож на персик: половина - красная, половина - белая. Но дипломат был близорук, и когда он поднес персик ко рту, то слегка побледнел, так как увидел, что на его белой стороне проступает множество красных прожилок. Красивая легенда! Она послужила основой для прекрасного стихотворения Веры Ибнер "Персик". Хотя, увы, персик западным дипломатом был съеден... Но оставим эмоции, попытаемся выяснить, как говорят химики, "сухой остаток".

Пока существовал "советский социализм", его приверженцы достаточно высокомерно относились к иным моделям социализма. Между тем в современном мире с 60 - 70-х годов XX века существовало и существует большое разнообразие "национальных" моделей - индийская, египетская, "хустисиалистский социализм" в Тунисе, "лирический социализм" в Сенегале и т. п. В их ряду стоят и арабские модели социализма - ливийская, сирийская, иракская. При чрезвычайном разбросе концепций им присуще и тождество, представляющее сегодня исключительный интерес. Во-первых, социализм всюду воспринимается как антиимпериализм. Во-вторых, социализм рассматривается как эффективный способ реализации общенациональных (и в этом отношении общенародных) интересов, как антикомпрадорство. В-третьих, социализм воспринимается как эффективное, выигрышное средство "догоняющего развития". В-четвертых, представление о социализме обычно включает в себя активную роль государства в созидательном процессе, наличие в обществе политического авангарда, вовлечение широких масс в решение поставленных задач.

Однако при всем этом на старте XXI века приходится признавать, что после бурных исторических катаклизмов рубежа 80 - 90-х годов приверженность социализму на государственном уровне сохранилась лишь в двух группах стран. Первую образует азиатская составляющая "бывшей" мировой социалистической системы во главе с КНР, а также Куба, вторую - арабские страны социалистической ориентации, прежде всего Ливийская Джамахирия. Правда, центром мирового социалистического процесса, думается, по-прежнему остается Россия, так как именно здесь сохраняется наибольший потенциал остановить процесс капиталистической реставрации и тем самым придать социалистическому созиданию снова глобальный характер.

Диалектика учит, что единое складывается из противоположностей. Современный мир противоречив и един, но проявляет он себя во множестве отношений. И в каждом отношении он имеет свои противоположности. До 90-х годов прошлого века наиболее очевидным и существенным было противоречие между двумя социально-экономическими системами. Теперь же ситуация качественно изменилась: оно перестало быть основным. К этому привело "подавление" мировой социалистической системы капиталистической системой. Сохранившиеся на социалистическом векторе развития КНР, Куба, Вьетнам и др. не образуют уже мировой социалистической системы. Теперь это противоречие капиталистического мира с социалистическим "регионом". Антагонистическое, но не основное в мире начала XXI века, так как не оно определяет ход мирового развития в последние годы.

Но временное разрешение прежнего основного противоречия в глобальном масштабе обязательно порождает новое основное противоречие. Очевидно, что это должно быть противоречие внутри победившего капиталистического мира. Вот истоки легенды об однополярном мире: она лишь отражает тот факт, что мир в целом вернулся в состояние капиталистического миропорядка.

В рамках этого миропорядка налицо две противоположные тенденции, порожденные одним и тем же процессом - начавшимся переделом мира. Он требует, с одной стороны, консолидации акул, чтобы минимизировать сопротивление жертв этого передела. Но, с другой стороны, передел - это всегда конкуренция капиталов и материальных средств их защиты, включая вооруженные. При этом сам мир капиталистических хищников может быть и дихотомией и континуумом, равно как и капиталистический мир жертв. Более того, именно капитал мешает консолидации жертв. Потому что внутри стран-жертв свои антагонистические противоречия между эксплуататорами и эксплуатируемыми.

Изменился характер противоречия между странами, в основе которого лежит неравенство экономического развития. Пока сохранялись две социально- экономические системы, существовало состояние неустойчивого экономического равновесия. К тому же оставался дискуссионным критерий их экономического состояния. Одинаково справедливо можно было оценивать степень разрешения этого противоречия по типу производственных отношений, по темпам развития производительных сил, по объему производимого продукта. И в зависимости от этого перспективы выхода из неустойчивого равновесия выглядели по-разному. Теперь остался один критерий - объем производимого продукта, а отсюда антагонистическое противоречие по оси Север - Юг. В силу экономического доминирования империалистического Севера появляется иллюзия однополярного мира.

Внешне точно так же выглядят прежние противоречия между ядерными и неядерными державами, между НАТО и отсутствием военной альтернативы ему после роспуска ОВД.

Однако объективная диалектика в том себя и проявляет, что изменения происходят непрерывно.

Итак, на рубеже XX и XXI веков основным противоречием в мире стало противоречие внутри капиталистической системы по поводу передела мира. Есть два варианта его разрешения. Первый: жирные коты согласованно и дружно съедят мышей и на время умиротворенно улягутся поблаженствовать на солнышке. Второй: в процессе передела мира острейшие столкновения, с одной стороны, между царапающими друг друга из-за жирных кусков котами, с другой - между котами и их вроде бы обреченными жертвами, которые ведут себя отнюдь не по-мышиному покорно ("страшнее кошки зверя нет"). Вероятность первого варианта близка к нулю. Развитие же по второму "сценарию" способно вновь изменить конфигурацию глобального миропорядка, вернув ему "привычную" двухполярность.

Рассмотрим объективные предпосылки превращения подобной возможности в действительность.

Во-первых, реально существует несколько центров капиталистических сил с несовпадающими интересами, они уже стремятся конкурировать между собой. Это - США, Европейский союз, юго-восточноазиатская группировка "желтых драконов".

Во-вторых, в недалеком будущем может возрасти значение нынешних "региональных сил" до уровня, позволяющего им конкурировать со сложившимися капиталистическими центрами. В перспективе просматриваются два возможных новых центра глобального уровня: а) КНР, которую будут подталкивать своей экспансией к переходу из "региональных" центров в мировые сами монстры мирового капитализма; б) страны Ближнего Востока, не следующие в русле США и НАТО; их статус может существенно возрасти в условиях качественного обострения мирового энергетического кризиса. Агрессия США против Ирака едва ли коренным образом изменила положение в этом регионе.

В-третьих, конец 90-х годов продемонстрировал неустойчивость мировой финансовой системы, но именно финансовый капитал является главным современным инструментом расширения капиталистического господства в мире. Во многом иллюзорна из-за своей товарной необеспеченности в США и прочность доллара как мировой валюты, что при определенном стечении обстоятельств может стать взрывоопасным для мировой капиталистической системы.

В-четвертых, победа капиталистического жизнеустройства в России и сопредельных странах временная, ибо мы имеем дело с типичным процессом социальной реставрации. Опыт феодальных реставраций после Английской революции XVII века, после Великой французской революции (а также откатов в ряде стран от антиколониального вектора развития после побед национально-освободительного движения в середине XX века, например в Египте) дает основание утверждать, что реставрации после пионерных революций являются, по сути, исторической закономерностью. Великая Октябрьская социалистическая революция в России носит, безусловно, пионерный характер, так как первой прорвала бастионы капиталистического жизнеустройства. Исторически социальные реставрации бывают краткосрочны (увы, не по меркам индивидуальной жизни), так как реставрируемая дореволюционная система не в состоянии освоить доставшиеся ей послереволюционные производительные силы, имеющие социалистический характер. Она не может обеспечить поддержание хотя бы прежнего, достигнутого после революции уровня жизни большинства населения (общественное богатство "расходуется" на создание класса "стратегических собственников"), не в состоянии изменить архетипы культуры (культура глубиннее не только политики, но и экономики, и в силу этого она устойчивее, "консервативнее" их).

В-пятых, на рубеже XX и XXI веков происходит переход к новому технологическому способу производства, связанному прежде всего с компьютеризацией. А в таких ситуациях преимущество получают нередко не самые благополучные страны. Вспомним, скажем, Нидерланды, где произошла первая в мире буржуазная революция, хотя прежде эта страна не относилась к грандам феодального мира. К тому же переход к новому технологическому способу производства обычно усиливает неравномерность технологического и экономического развития стран (и этим подготавливает почву для нового социального способа производства). А это еще один фактор в пользу изменения мировой конфигурации.

Современное основное глобальное противоречие по поводу начавшегося передела мира при условии острых столкновений между субъектами передела, и тем более между ними и их жертвами, можно рассматривать как форму основного антагонистического противоречия между эксплуататорами и эксплуатируемыми. Поскольку в роли эксплуатируемых обречены выступать не только трудящиеся классы отдельных стран, но и целые страны, объединяющим их интересом может оказаться национально- освободительная борьба - но теперь уже не против колониализма, а против неоколониальных форм экономического, политического и духовного диктата со стороны главных империалистических центров (в первую очередь США). У этого процесса на новом (будущем) этапе неизбежна ярко выраженная социалистическая ориентация. Фактически у нас есть серьезные основания говорить об "изменении направленности" нынешнего процесса глобализации.

У глобализации и социализма есть определенная генетическая общность: а) то и то вырастает из потребностей общественного производства, вызревает в его развитии; 6) лишь в начале XX века общество вышло на уровень, который позволил возможности социализма и возможности глобализации превращаться в действительность; в) наиболее глубокое социалистическое учение - учение Маркса - Энгельса - Ленина - исходит из того, что социализм - глобальная система, что скачок к нему - социалистическая революция - носит мировой характер. Однако прорывы, как уточнил В. И. Ленин, могут быть осуществлены в наиболее слабом звене.

Опыт "регионального" социализма показал, что он подвергается атакам всего мирового капитала. Более того, его существование в значительной степени определялось наличием противоречий внутри капиталистической системы. Правда, по мере собственного развития у "регионального" социализма постепенно накапливались внутренние ресурсы, способные противостоять атакам мирового капитала. Это одинаково справедливо в отношении советской, китайской, ливийской и т. д. истории. Неслучайно коммунистическое движение даже тогда, когда подчеркивало важную роль мировой системы социализма, при характеристике эпохи выделяло общий кризис капитализма и вычленило в нем определенные этапы. Фактически это было признанием начала глобализации без использования самого понятия. Явление, как всегда, появилось раньше, чем на него навесили этикетку.

Глобализация начала превращаться из возможности в действительность только тогда, когда производительные силы потребовали формирования устойчивых мирохозяйственных связей. Поэтому ее начало связано не с захватом колоний, а с их переделом, ибо его целью была не точечная эксплуатация уникальных богатств (золото, серебро, пряности и т. п.), а формирование максимального широкого рынка сбыта. Неслучайно на формирование мирохозяйственных связей Ленин обратил внимание при характеристике империализма.

Однако, думается, и здесь корректнее говорить лишь о переходном периоде от региональной организации человечества к глобализации. Конкретизируя критерий начала собственно глобализации (завершения переходного периода к ней от региональной организации человечества), хотелось бы увязать его с ликвидацией социальной эксплуатации в планетарном масштабе. Но, как отмечалось выше, ликвидация социальной эксплуатации означает победу социализма. А планетарный характер глобализации дает основания говорить о планетарном характере победы социалистического жизнеустройства.

Предложенное видение глобализации не совпадает с распространенным на Западе ее толкованием в самых существенных моментах.

Во-первых, отмечая реальные проявления формирования нового типа мирохозяйственных связей, теоретики пытаются неправомерно отождествлять глобализацию с вестернизацией, "западнизацией", американизацией, принудительно навязываемой всем регионам планеты.

Во-вторых, глобализация в трактовке Запада предстает как вынесение антагонизмов, прежде локализованных в национальных и государственных рамках, за пределы этих рамок, когда эксплуататором выступает "золотой миллиард", а эксплуатируемыми - остальное человечество.

В-третьих, методологические обоснования глобализации сегодня ищутся буржуазными теоретиками либо в примитивном материализме (например, в так называемом технологическом детерминизме), либо в откровенном идеализме. Поэтому для них определяющее значение в осмыслении глобализации и получила "мировая паутина" Интернета. Вероятно, с Интернетом можно связывать новый этап переходного периода к глобализации, ибо идущий более века материальный процесс формирования мирохозяйственных связей теперь получил подкрепление в виде духовного фактора формирования мирохозяйственных связей. Но это не дает оснований говорить о наступлении "зрелой глобализации".

В-четвертых, идея глобализации очень удобна для прикрытия нового передела мира. Но подчеркну, она лишь камуфляж, а не причина. Что касается причин современного передела мира, то отмечу сохраняющуюся неравномерность экономического развития разных регионов и временное поражение мировой социалистической системы в холодной войне.

В-пятых, нынешняя мода на глобализацию носит ярко выраженный пропагандистский характер.

Однако особенность современного видения глобальных процессов такова, что односторонностью и тенденциозностью страдают как либерально-буржуазные силы, прославляющие наступивший-де "золотой век" человечества в форме глобализации, так и их оппоненты, включая многих теоретиков социалистической ориентации. Последние пытаются представить глобализацию как ящик Пандоры, соглашаясь при этом, что новый уровень мирохозяйственных связей является объективным результатом развития производительных сил. При этом надо иметь в виду, что у неприятия глобализации противниками империализма есть свои гносеологические и социальные корни.

Гносеологическими корнями негативных оценок "глобализации" являются: а) неочевидность некоторых глобализационных тенденций; 6) противоречивый характер их проявления; в) практическая метафизичность (при нередкой декларированной приверженности диалектике) их исследовательского метода.

Социальными корнями отрицательных оценок "глобализации" выступают: а) внедрение в массовое сознание глобализационных представлений и стереотипов империалистическими, либерально-буржуазными силами, т. е. классовым противником; б) активное участие теоретиков антиимпериалистических сил - прежде всего левой, социалистической ориентации - в политической и идеологической борьбе; в) стремление западных теоретиков глобализации использовать этот термин как удобный "синоним" империализма, как это было проделано по рекомендации Ф. Хайека с понятием "капитализм", сознательно и корыстно замененным "рыночной экономикой".

Для нас при осмыслении глобализации принципиально важно, что, с одной стороны, переходный период к социализму в международном плане и переходный период к глобализации имеют одни и те же корни. Социализм и глобализация разрешают одни и те же противоречия. С другой стороны, сегодня нет ничего более полярного, чем курс на социализм и курс на глобализацию. Но это противоречие диалектическое. Значит, необходимо выяснить его ведущую сторону, ведущую противоположность. Она связана с объективной составляющей процесса глобализации общественных отношений, включая материальное отношение общества к природе, иначе говоря - производительные силы.

Знание направления объективного развития человечества означает возможность сознательного и осознанного подхода к оценке меры своей политической и идеологической активности, в том числе в защите национальных, государственных, религиозных, культурных интересов. В качестве надежного рабочего критерия здесь можно рассматривать борьбу со всеми видами социальной эксплуатации, защиту интересов Труда против Капитала.

Автор: Виктор ТРУШКОВ, доктор философских наук, профессор

Постоянный адрес данной публикации: