М. Наука. 2000. 256 с.

В современной историографии кроме "белых пятен" в истории, в частности, первой четверти XX в., есть еще и страницы как бы полузабытые, которым нельзя было дать полную, действительную характеристику в связи с прежними условиями. К таким событиям можно отнести Всероссийское демократическое совещание, которому посвящена работа кандидата исторических наук С. Е. Рудневой (Институт российской истории РАН).

Автор исходит из весьма жесткой характеристики рассматриваемого исторического периода. Она считает, что о времени между февралем и октябрем можно говорить как об эпохе полного безвластия, поскольку не было твердой, авторитетной власти, признаваемой обществом. "Деятельность Временного правительства обернулась непрерывной чередой политических кризисов. Создание новой общественно- правительственной

стр. 158

трибуны, с которой выступали бы представители различных политических партий, могло бы дать правительству выход на прямой диалог с обществом и, как следствие, возможную поддержку народа". Поэтому Демократическое совещание целесообразно рассматривать как одно из "взаимообусловленных составляющих единого процесса развития российского парламентаризма в революционном 1917 году" (с. 3 - 4). Иными словами, автор связывает историю совещания с вопросом об альтернативе Октябрьскому вооруженному восстанию, о том, почему Россия после свержения самодержавия не пошла по пути создания парламентской республики.

Руднева поставила перед собой задачу "восстановления целостной документально-обоснованной истории Всероссийского демократического совещания", обратив особое внимание на возникновение идеи созыва совещания демократических организаций, ставшего результатом поиска демократией форм более тесного организационного сплочения небуржуазных сил (с. 5). В советской историографии история созыва и деятельности Демократического совещания затрагивалась весьма поверхностно, освещалась довольно односторонне, с налетом пренебрежительности, что было вполне естественно, поскольку авторы стремились оправдать позицию большевиков по отношению к нему, их отрицательные оценки этого совещания. Анализируя поведение большевистской фракции в последний день его работы - 20 сентября, в связи с обсуждением проекта резолюции, предложенного И. Г. Церетели, автор пишет, что фракция большевиков продемонстрировала свою тактику шантажа и ультиматума, опробованную ранее на Совещании демократических организаций по обороне 7 - 9 августа, затем повторенную позже уже в работе предпарламента (с. 209).

Освещение "деструктивной", по определению автора, позиции большевиков является одним из элементов, определяющих новизну исследования и позволяет показать, что большевики с самого начала, в принципе отрицательно относились к совещанию, о чем свидетельствует, в частности, уже первое официальное заявление по этому поводу А. В. Луначарского (отнюдь, кстати, не принадлежавшего к его ярым противникам), содержавшее ряд оговорок. Их отношение к нему складывалось на основе отрицательного отношения к парламентаризму вообще. Это понятно, ибо Демократическое совещание созывалось во время наиболее острого третьего кризиса Временного правительства и преследовало цель решить главный вопрос - о власти.

Проблема власти находится в центре внимания автора. И анализируя процесс поисков ее решения, Руднева дает ответ на вопрос, почему Россия не пошла по пути парламентаризма. Вокруг созыва Демократического совещания развернулась острая политическая борьба. И сама идея, и подготовка созыва, и деятельность совещания оценивались резко неоднозначно, но главный водораздел, бесспорно, проходил между большевиками и их сторонниками и демократическими партиями. Автор, суммируя столкновения оценок и точек зрения, приходит к достаточно четко выраженному обобщающему выводу: "осенью 1917 г. социалистическая перспектива развития страны имела наряду с большим количеством сторонников не меньшее число противников, видевших лучшее будущее страны в утверждении республиканских правовых форм" (с. 78).

Существовавшую альтернативу олицетворяло двоевластие. "Сложившаяся партийно-политическая структура - пишет Руднева, - открывала возможность выхода на демократический путь развития ... Однако непримиримость между Временным правительством и Петроградским Советом становилась все очевиднее" (с. 14). Стоило бы более детально разобраться насколько реальной была эта альтернатива, и могла она, или не могла, и при каких условиях повлиять на выбор пути Демократического совещания, тем более, что в конце книги автор пишет о "некоторой условности" предположения отдельных советских историков будто в середине сентября ход истории мог "отвернуть" от пути к большевистскому Октябрю" (с. 240). Для обоснования этого вывода было бы целесообразно посмотреть на такую возможность с учетом письма "штрейкбрехеров революции", отброшенного В. И. Лениным, и резолюции предпарламента 24 октября 1917 г., отвергнутой А. Ф. Керенским.

События 3 - 4 июля 1917 г. воочию показали глубину разобщенности демократии в условиях обострившегося кризиса и в книге хорошо показаны масштабы этого разобщения. Не так уж был не прав представитель "Поалей-Цион", резюмируя на Демократическом совещании, что споры на нем "велись не из-за программы демократии, а из-за способов ее осуществления" (с. 145). Кстати, одной из интересных страниц книги является освещение национального вопроса. Фактически Демократическое совещание было единственным органом, на котором высказали свои мнения и претензии практически все национальные партии и организации. Автором впервые так полно показан ход дискус-

стр. 159

сии по национальным проблемам, изложены различные точки зрения. Однако приведенный материал позволял автору сделать и более широкие обобщения, теснее связать этот вопрос с подходом к национальному вопросу вообще, поскольку и в деятельности и политических партий, и Временного правительства решение национального вопроса, взаимоотношения национальностей занимали сравнительно мало места и, представляется, как раз это обстоятельство привело к тому, что этот вопрос оказался сосредоточенным в таких органах как Демократическое совещание.

Основательно рассмотрена в книге вся его довольно сложная предистория. Прослежена линия, связывающая Демократическое совещание с Совещанием по обороне и Всероссийским государственным совещанием. Вопрос об Учредительном собрании выходит за рамки исследования Рудневой, но он фактически присутствует в монографии. Его созыв был объявлен главной ближайшей целью, однако, по мнению буржуазных лидеров, говоря словами В. Д. Набокова, "вся постановка вопроса об Учредительном собрании включала в себя внутренний порок и это бессознательно ощущалось с первых же дней" (с. 10). Иными словами, не все политические силы стремились к его скорейшему созыву, который все время откладывался. В этих условиях Демократическое совещание должно было на какое-то время заменить Учредительное собрание. Поднимался даже вопрос, чтобы само Демократическое совещание стало "первоисточником власти". Поскольку автор органически вписывает Демократическое совещание в историю российского парламентаризма, представляется, что ему, во-первых, следовало бы обратить больше внимания на проблему легитимности власти, которая в политике демократических партий играла большую роль и, во-вторых, более тщательно подойти к анализу причин, по которым альтернатива власти разрешилась не в пользу парламентаризма, почему стало возможным, что Керенский узурпировал права Демократического совещания, провозгласив Россию республикой в сентябре 1917 года.

Созыв Демократического совещания, как уже отмечалось, связан с кризисом Временного правительства и автор начинает с предпосылки, что его историю следует начинать не с 28 августа, а "с периода предшествовавшего событиям, связанным с именем генерала Л. Г. Корнилова" (с. 9). Руднева вполне правомерно и обоснованно расширила хронологические рамки проблемы, но располагая богатым фактическим материалом, не использовала его для того, чтобы в полной мере раскрыть указанную связь. Дело в том, что Демократическое совещание связано не только с третьим кризисом Временного правительства, а характеризует кризис всего процесса формирования государственной власти, начавшийся в марте 1917 года. Такой более широкий подход придал бы работе Рудневой большую актуальность.

Стоит внимательнее присмотреться к опыту Демократического совещания. Подводя итоги его деятельности, А. Н. Потресов писал, что оно нанесло урон "единству демократического фронта". "Бедлам, а не единство представляет собой демократия, собранная в четырех стенах, заключенная в рамки единого общественного учреждения, а лишь то напряженное бездействие, то деловое безделье, которое равносильно политической смерти такого учреждения!" (с. 235), - отмечал он в газете "День", призывая демократию отказаться от своих "боковых попутчиков" слева - большевиков. Руднева широко и целеустремленно использовала мемуарные записки и печать того времени, в частности, подводя итоги совещания, однако хотелось бы увидеть более обстоятельный комментарий к некоторым материалам, например к той же статье Потресова.

Руднева права, утверждая что непосредственную политическую выгоду от Демократического совещания получили, прежде всего, большевики. В подтверждение цитируется Л. Д. Троцкий, который констатировал, что "Демократическое совещание окончательно расчистило дорогу для восстания большевиков" (с. 238). Почему так сложились обстоятельства, как раз и показывает материал монографии. Из нее видно, что позиция большевиков по отношению к Демократическому совещанию не была однозначной, и это стоило бы показать более обстоятельно, как важный штрих в общей картине подготовки вооруженного восстания.

Автор излагает и цитирует заявления Троцкого, А. С. Смирнова, отличающиеся от других выступлений, подробно излагает речь Л. Б. Каменева. На последней следовало бы остановиться особо и прокомментировать более широко, учитывая его позицию в 1917 году. Стоило бы вспомнить и о его позиции по вопросу об "однородно- социалистическом" правительстве, поскольку этот вопрос вышел не только за рамки Демократического совещания, но и Октябрьского вооруженного восстания. "Мы, большевики, - говорил Каменев, - считаем однородное демократическое министерство, созданное на

стр. 160

совещании единственно возможным до съезда Советов" (с. 195). И такая позиция не была случайной. Он был против вооруженного восстания до созыва Учредительного собрания, автором программы изложенной в известном письме "штрейкбрехеров революции", высказывался за "однородно-социалистическое" правительством и при формировании первого советского правительства.

При этом Каменев не был одинок. Он выражал мнение определенной группы, которую называли "умеренными большевиками".

Исследование Рудневой выполнено на основе привлечения большого архивного материала, с использованием широкого круга источников, мало известных и ранее очень скудно использовавшихся.

Постоянный адрес данной публикации: