Высоко оценивая научный уровень журнала "Вопросы истории", я с огорчением прочитал очерк В. С. Успенского "Павел Александрович Строганов" (2000, N 7), где содержатся фактические ошибки, а то и домысел.

От автора научно-популярной работы требуется знакомство с уже опубликованными исследованиями, особенно если речь идет о сюжетах, достаточно широко отраженных в научной литературе. Биография Строганова относится именно к таковым. За последние полтора столетия она привлекала внимание не одного поколения историков. Различные ее эпизоды и, особенно, отношения юного графа с его наставником Ж. Роммом, а также участие обоих во Французской революции, освещены в десятках статей и ряде монографий ¹ . Однако из этого обширного списка В. С. Успенский избрал для себя в качестве основного источника уже порядком устаревшее трехтомное жизнеописание Строганова, составленное в начале XX в. великим князем Николаем Михайловичем (далее - Н. М.) ² и содержащее многочисленные неточности. В. С. Успенский добросовестно воспроизвел погрешности этого своего предшественника, дополнил их собственными.

Успенский пишет: "В июле 1769г. барон Александр Сергеевич Строганов женился..." (с. 85). Далее А. С. Строганов постоянно именуется бароном, хотя с 1761 г. он носил титул графа.

"...до него родилась дочь Наталья, скончавшаяся в раннем возрасте". У Павла Строганова не было старшей сестры. Что же касается младшей, то некоторые историки почему-то полагали ³ , что ее звали Наталья, тогда как другие называли Софьей ⁴ . Правы, очевидно, последние, так как ее детские письма брату, хранящиеся ныне в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), подписаны "Sophie de Stroganoff".

"...посещая в Париже дом графа А. Г. Головкина..." На самом деле, А. С. Строганов познакомился с Ж. Роммом в доме Александра Александровича Головкина, которого автор очерка перепутал с Александром Гавриловичем Головкиным, его отцом.

Курьезен нарисованный В. С. Успенским словесный портрет Ромма: "...неуклюжий человек маленького роста, с большой головой, покрытой длинными прямыми волосами с челкой...". Автор, очевидно, имеет в виду миниатюру эпохи Французской революции, опубликованную в книге Н. М. Однако в 70-е годы XVIII в., когда Ромм познакомился с А. С. Строгановым, его с такой прической просто не пустили бы в приличное общество. Поэтому в тот период он носил напудренный парик, в коем, кстати, и изображен на дореволюционном портрете кисти А. Н. Воронихина.

"...будущий воспитатель Павла Жан Жильбер Ромм...". Ромма звали Шарль Жильбер.

"...1 мая 1779 г. подписал с ним долгосрочный договор... Заключив этот контракт, барон с женой и сыном выехали в Петербург, а Ромм стал готовиться к отъезду в Россию". В действительности же, и семья графа, и Ромм вместе отправились в Россию в сентябре 1779 года ⁵ .

"Первой его супругой была дочь государственного канцлера графа М. И. Воронцова фрейлина государыни Анны". А. М. Воронцова родилась уже после смерти Анны Иоанновны и после свержения Анны Леопольдовны, а потому, разумеется, не могла быть фрейлиной ни у одной из них.

"Приезд гувернера Ромма в Петербург совпал с отъездом матери Павла в Москву. Отец причину этого отъезда старался... скрыть от мальчика... и... отправил его с новым гувернером в длительную поездку по России..." (с. 86). Автор изображает как одновременные события, происходившие в разные годы. Ромм прибыл в Петербург вместе с семьей Строгановых 30 ноября 1779 года ⁶ . Мать Павла покинула мужа в начале 1780 г., а в первую поездку по России - через Москву, Нижний Новгород и Казань на Урал - Ромм и его ученик отправились вместе с графом А. С. Строгановым лишь в июле 1781 г. (дневник этого путешествия хранится в РГАДА ⁷ ).

"Когда Павлу исполнилось 15 лет, он вновь покинул... фамильный дворец... На этот раз он уезжал в Швейцарию". В начале июля 1786 г. П. А. Строганов вместе со своим воспитателем, действительно, оставил Петербург, направляясь за рубеж. Однако накануне отъезда, 7 (18 н. ст.) июня, ему исполнилось только 14 лет.

"...был назначен в звании поручика в Преображенский полк...". Однако во всех официальных документах Коллегии иностранных дел, связанных с отъездом П. А. Строганова за границу, чин последнего обозначен как "карнет лейб- кирасирскаго полку" ⁸ .

"Ромм был доволен своим воспитанником" и т. д. Пытаясь доказать это, Успенский сначала в достаточно свободной форме излагает (хотя и оформляет как цитату) отрывок из письма Ромма Е. П. Строгановой,

стр. 173

написанного во время его пребывания с учеником в Швейцарии (1787-1788гг.). В этом письме воспитатель весьма критично отзывается о своем подопечном. Тем не менее, Успенский делает вывод: "Эти качества убеждают Ромма в самостоятельности Попо, в его твердом характере", в подтверждение чего приводится фраза из письма Ромма Г. Дюбрелю: "Я хочу из него сделать человека" и т. д. Однако последнее было написано 11 мая 1779 г. ⁹ , когда Ромм еще только готовился приступить к обязанностям наставника, а потому не может рассматриваться как вывод из умозаключений, сделанных несколько лет спустя. В действительности же, отношения Ромма с Павлом Строгановым складывались весьма сложно, порою учитель и ученик не разговаривали друг с другом по нескольку недель, и тогда наставник обращался к подопечному с обличительными письмами подобного рода: "Отказавшись от моих забот ради своей самостоятельности, вы впали в невежество, чревоугодничество, лень, неучтивость и самую возмутительную неблагодарность" ¹⁰ , и т. п. А накануне отъезда за границу Ромм даже попросил у А. С. Строганова отставки с поста воспитателя, заявляя, что чувствует себя "абсолютно неспособным достичь даже посредственных успехов на этом тернистом поприще" ¹¹ .

"По совету и настоянию Ромма, осуждавшего крепостничество, Строганов вручает Воронихину вольную" (с. 87). Между тем Ромм относился к крепостному праву в России более чем снисходительно. Так, он писал Дюбрелю 28 декабря 1781 г.: "В целом такое рабство предпочтительнее свободы, коей пользуются наши земледельцы. Здесь каждый имеет земли больше, чем может обработать. Русский крестьянин, далекий от городской жизни, трудолюбив, весьма смышлен и, как правило, живет в достатке..." ¹² . Источники не содержат ни малейшего намека на какой-либо "совет и настояние" Ромма относительно освобождения Воронихина, да в этом и не было никакой необходимости: выдача вольной крепостным, выезжавшим за рубеж, где русское крепостное право не имело юридической силы, была тогда обычной практикой ¹³ .

"Пополнив запас знаний, Павел и Ромм вернулись в Петербург, но ненадолго. Уже весной 1789г. они уезжают вновь, на этот раз - во Францию, в Париж". В действительности, Ромм и Строганов покинули Женеву в конце мая 1788г., сразу направившись во Францию. 13 июня (н. ст.) они прибыли в Овернь, на родину Ромма, где провели все лето ¹⁴ . В Париж они приехали 24 декабря 1788 года ¹⁵ .

"Нижняя палата Национального собрания", - пишет Успенский, - тогда как оно было однопалатным.

"...14 июля взяли Бастилию. Строганов, Воронихин и Ромм были свидетелями штурма этой цитадели". Для такого утверждения ни один из источников не дает оснований. Приведенное же следом описание П. А. Строгановым внутреннего устройства Бастилии было сделано лишь 4 августа (н. ст.) 1789 года ¹⁶ .

Не менее фантастичны и утверждения автора (с. 89) об участии П. А. Строганова в "жарких дискуссиях" в Национальном собрании и о его восхищении Маратом и т. п. В действительности, Павел регулярно посещал заседания Национального собрания в качестве зрителя, но ни в одном из источников нет ни слова об его участии в дебатах. Более того, он ни разу не выступал в каких-либо дискуссиях даже в узком кругу членов "Общества друзей закона", что легко устанавливается по протоколам клуба, опубликованным А. Галанте-Гарроне.

Нет в источниках никаких данных и о том, что юному графу было хотя бы известно имя Марата, не говоря уже о его восхищении этим персонажем. Ромм еще до революции читал одну из научных работ этого "видного ученого", но, как видно из его конспекта, хранящегося в Российском государственном архиве социальной и политической истории, имел о ней весьма невысокое мнение.

Принять псевдоним "Поль Очер" Ромм посоветовал П. А. Строганову отнюдь не в связи со вступлением в "Общество друзей закона", как пишет Успенский, и даже вообще не по политическим мотивам, а из педагогических соображений, причем, еще до начала революционных событий - в октябре 1788 года ¹⁷ .

"В эти дни Жельбер Ромм вступает в политический клуб, именовавшийся "Якобинским"..." (с. 90). Ромм хотя и посещал вместе со своим учеником заседания Клуба в 1790г., однако сам стал якобинцем лишь 3 мая 1793 года. Его диплом члена Клуба, как и аналогичный диплом Павла Строганова, ныне хранится в отделе рукописей миланского Музея Рисоржименто.

"Теперь Очер, первый и, пожалуй, единственный русский якобинец разгуливает в костюме, ставшим модным для якобинцев..." и т. д. Успенский без каких-либо оснований преувеличивает "якобинизм" П. А. Строганова. Членство "гражданина Очера" в Якобинском клубе было чисто номинальным. Павел вступил в Общество 7 августа 1790 г., когда они с Роммом уже собирались покинуть Париж. 10-го оба получили

стр. 174

паспорта в Департаменте полиции, а 13-го отправились в Овернь. Реально П. А. Строганов состоял в Клубе менее недели. Иначе говоря, его запись в якобинцы представляла собою всего лишь символический акт, будучи такой же частью осуществлявшейся Роммом программы "воспитания свободного человека", как и посещение Эрменонвиля, происшедшее 9 августа (а вовсе не "по дороге в Овернь", как говорится в очерке). П. А. Строганов не походил на якобинца ни внешним видом, ни взглядами. Приведенные Успенским сведения о его якобинском костюме не находят подтверждения в источниках. Напротив, есть косвенное свидетельство в пользу обратного. Когда Павел и его наставник прибыли в Овернь, племянница Ромма написала подруге, что дядя облачился в одежду санкюлота и теперь походит на "уличного сапожника" ¹⁸ , но ни словом не обмолвилась о внешнем виде юного графа. Ежели учесть, что девушка была к последнему неравнодушна и обычно весьма подробно комментировала в переписке мельчайшие нюансы его облика и поведения, то, узрев его в столь диковинном виде - "деревянных башмаках" и "красном фригийском колпаке с трехцветной кокардой", она сообщила бы об этом подруге.

Что же касается политических взглядов "гражданина Очера", то автор, ссылаясь на французского публициста XIX в. Л. Пинго (Успенский называет его Pingant), безосновательно приписывает молодому Строганову желание подражать Мирабо и "обновить" Россию "такой же революцией" ¹⁹ . Однако свое утверждение Пинго не подкрепил ссылкой на какой-либо источник. Все же остальные содержащиеся в его книге сведения о Ромме и Строганове он почерпнул из книги М. де Виссака, но там о подобном "намерении" Павла не сказано ни слова. Сам П. А. Строганов даже в тот период, когда его воззрения отличались наибольшим радикализмом, придерживался иных взглядов относительно перспектив революции у себя на родине: "Я восхищаюсь Революцией, но в то же время... полагаю подобную Революцию непригодной для России" ²⁰ .

Церемонии похорон Ф. Ж. Клемана, слуги Строганова, Успенский, вслед за Н. М., ошибочно приписывает характер антирелигиозной демонстрации, сообщения о которой в печати якобы спровоцировали приказ об отъезде Павла в Россию (с. 90-91). Между тем, еще В. М. Далин показал, что вся эта история не имела никакого отношения к отзыву младшего Строганова из Франции ²¹ . Да и сами похороны хотя и носили вынужденно гражданский характер (кюре отказался дать место протестанту на католическом кладбище), отнюдь не воспринимались современниками в качестве антирелигиозной демонстрации ²² . Перечень можно продолжить и далее.

А. В. Чудинов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН

Примечания

1. Исторические этюды о французской революции. М. 1998, с. 88-120.

2. НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, вел. кн. Граф Павел Александрович Строганов. В 3-х тт. СПб. 1903.

3. Колмаков Н. М. Дом и фамилия графов Строгановых, 1752- 1887.- Русская старина, 1887, N 3, с. 595; НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, вел. кн. Ук. Соч. Т.1, с. 14; METTERNICHT. Les Strog anoff, Une histoire de la Russie a travers une chronique familiale. Neuillu. 1991, p. 77.

4. ВОЛЕГОВ Ф. А., ДМИТРИЕВ А. А. Родословная гг. Строгановых. - Пермский край. Т.3. Пермь. 1895,с.191.

5. GALANTE GARRONE A. Gilbert Romme: histoire d' un revolutionnaire (1750-1795). P. 1971, p. 93.

6. Ibid.

7. Подробнее см.: Actes du colloque de Riom (19 et 20 mai 1995). P. 1996.

8. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), ф. 2, oп. 2/6, д. 3676, л. 220-223.

9. GALANTE GARRONE A. Op. cit, p. 89.

10. НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, вел. кн. Ук. соч. Т. 1, с.50-51.

11. Там же, с. 258.

12. GALANTE GARRONE A. Op. cit, p. 111.

13. АВПРИ, ф. 2, oп. 2/6, д. 3676, л. 226.

14. BOUSCAYROL R. Les lettres de Miette Tailhand-Romme (1787-1797). Clermont-Ferrand. 1979, p. 31--33.

15. Россия и Франция XVIII-XX века. Вып. 2. М. 1998,с. 48-49.

16. Там же, с. 52; Николай Михайлович, вел. кн. Ук. соч. Т. 1, с. 356.

17. РГАДА, ф. 1278, oп. 1, д. 348, л. 119; Россия и Франция XVIII-XX века, с. 49-50.

18. BOUSCAYROL R. Op. cit, p. 108.

19. Pingaud L. Les francais en Russie et les russes en France. P. 1886, p. 118.

20. НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ вел. кн. Ук. соч. Т. 1, с. 302.

21. ДАЛИН В. М. Первый русский якобинец. - Далин В. М. Люди и идеи. М. 1970, с. 12-13.

22. GALANTE GARRONE A. Op. cit, p. 241.

Постоянный адрес данной публикации: