Вместе с появлением в русской общественной жизни славянофильского течения возникло представление о категорическом неприятии славянофилами всего, что связано с Западом. Подобный упрощенный взгляд, находящий отголоски и в некоторых современных исследованиях, далек от истинной позиции ведущих представителей этого течения. Его опровергали прежде всего сами славянофилы. В программе их журнала "Русская беседа" провозглашалось: "Заимствовать как можно более у богатого сведениями Запада, с самобытностью усваивать себе все полезное и содействовать настоящей оценке у нас западной цивилизации"¹ . Идеолог славянофильства А. И. Кошелев, крупный помещик, который вел свое хозяйство капиталистическими методами, активный участник подготовки крестьянской реформы, уже на склоне лет отметил: "Мы вовсе не отвергали великих открытий и усовершенствований, сделанных на Западе, - считали необходимым узнавать все там выработанное, пользоваться от него весьма многим, но пропускать все через критику нашего разума"² .

Один из самых нелицеприятных критиков их учения, Н. Г. Чернышевский, подтверждал, что обвинение славянофилов во враждебном отношении к Западу - "совершенная клевета на них, - всему действительно великому и хорошему в Западной Европе они сочувствуют не менее самых заклятых западников... Беспристрастный человек должен назвать предубеждением мнение, будто они враждебны европейскому просвещению"³ . Общепризнано большое влияние философских систем Гегеля и Шеллинга, западного романтизма на мировосприятие славянофилов.

Однако фактом остается и то, что идеологи славянофильства в высшей степени критически относились к западноевропейской действительности во многих ее проявлениях - от буржуазно-мещанского быта до типа философского и религиозного сознания. Реальной Западной Европе в сочинениях славянофилов противопоставлялась идеальная Россия, причем важнейшей социально- политической подоплекой антитезы "Россия - Запад" была их вражда к западноевропейским революциям и стремление воспрепятствовать проникновению в Россию революционных идей⁴ . Отношение славянофилов к Западу было, таким образом, глубоко противоречивым: с одной стороны, большой интерес, стремление по возможности применить на русской почве важнейшие достижения во всех областях жизни, а с другой - принципиальное неприятие многих черт этой действительности, порой доходящее до враждебности.

КОВАЛЬСКАЯ Марианна Ильинична - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института всеобщей истории АН СССР.

¹ Московские ведомости, 10.III.1856.

² Записки А. И. Кошелева (1812 - 1883). Берлин. 1884, с. 76.

³ Современник, 1857, т. 4, с. 336.

⁴ Янковский Ю. Патриархально-дворянская утопия. М. 19 - 81.

стр. 133

Конкретные проявления этого соотношения в воззрениях славянофилов - при несомненном росте научного интереса к этому течению - почти не изучались. В литературе проблема "славянофилы и Запад" лишь поставлена Ю. З. Янковским и В. И. Кулешовым⁵ , а также американским исследователем Н. Рязановским⁶ . Если связям славянофилов со славянскими национальными движениями уделялось внимание⁷ , то вопрос об отношении славянофилов к итальянскому национально-освободительному движению и другим актуальным проблемам Италии эпохи Воссоединения до сих пор оставался вне поля зрения исследователей. Некоторые из них полагают, что у славянофилов отсутствовал интерес к Италии⁸ . По мнению Кулешова, восторженное отношение к "стране чудес" Италии было лишь данью ранней юности будущих славянофилов (в этой связи он вспоминал стихотворение А. С. Хомякова "Изола Белла", написанное в 1826 г., где автор воспевал Венецию), но затем "все переменилось" и интерес к Италии угас⁹ . Однако наследие славянофилов - их публицистика, письма, мемуары - говорит о том, что многие представители этого течения, особенно те, кто побывал в Италии, всю свою жизнь с большим интересом относились к этой стране, внимательно следили за развертывавшимися там событиями.

Отстаивая необходимость развития русской национальной культуры, "народного духа", славянофилы не могли не усмотреть известной близости судеб русского и итальянского народов, которые "не довершили еще своего исторического развития и живут задачами будущего"¹⁰ . Отсюда живой интерес многих деятелей славянофильства к итальянскому национально- освободительному движению, направленному прежде всего против австрийского гнета, во имя создания единого итальянского государства. Антиавстрийская борьба итальянских патриотов вызывала сочувствие славянофилов, поскольку Австрия в их глазах была и оставалась злейшим врагом как многочисленных славянских народов, входивших в состав империи Габсбургов, так и итальянцев. С особой силой эти чувства проявились во время Крымской войны 1853 - 1856 гг., когда Австрия участвовала в антирусском блоке. В. С. Аксакова записывала тогда в дневнике: "Вся почти Австрия состоит из племен, готовых быть нам союзниками, и стоит только объявить наш поход на Вену, чтобы венгры, славяне отделились от нее и итальянцы со своей стороны!"¹¹

В период решающих для Италии событий 1859 - 1860 гг. славянофилы не раз выражали свои симпатии итальянскому движению, с возмущением отзываясь о политике Австрии и осуждая позицию правительства России в отношении этой державы. В. А. Черкасский в письме жене 8 сентября 1860 г., говоря о предстоящем свидании Александра II с австрийским императором, сожалел, что "это свидание поведет к сближению с погаными австрияками". "Дай бог,., чтобы успехи Гарибальди, - продолжал он, - весьма для нас невинные, нас не слишком напугали"¹² . Славянофильская газета "День" на протяжении всех лет ее существования (1861 - 1865 гг.) выступала с резкой критикой поли-

⁵ Кулешов В. И. Славянофилы и русская литература. М. 1976; Янковский Ю. Ук. соч.

⁶ Riasanovsky N. Russia and the West in the Teaching of the Slavofiles. Cambridge (Mass.). 1952.

⁷ Литературные взгляды и творчество славянофилов. 1830 - 1850. М. 1978, с. 116 - 117; Освободительные движения народов Австрийской империи. Период утверждения капитализма. М. 1981, с. 324 - 325.

⁸ Riasanovsky N. Op. cit., p. 110.

⁹ Кулешов В. И. Ук. соч., с. 93.

¹⁰ Аксаков И. С. Соч. Т. 7. М. 1887, с. 90.

¹¹ Дневник Веры Сергеевны Аксаковой. 1854 - 1855. СПб. 1913, с. 15.

¹² Трубецкая О. Материалы для биографии кн. В. А. Черкасского. Т. 1. кн. 2. М. 1904, с. 201.

стр. 134

тики Австрии в отношении Италии. Ту же тему затрагивал в своих статьях и политических обозрениях один из видных славянофильских публицистов, Ф. В. Чижов. После того как область Венето попала под власть Австрии, "страшные налоги и совершенное уничтожение туземной самостоятельности", писал он, стали системой "грабительского" управления ею. "С первого шага все в народе, от мала до велика, возненавидело Австрию"¹³ . "Венеции... предоставлена полная свобода втихомолку ненавидеть своих страшнейших врагов - утеснителен австрийцев"¹⁴ , - писал он три года спустя.

Проблему борьбы итальянского народа за национальную независимость и единство с различных сторон рассматривали издатель газеты И. С. Аксаков, увидевший в Австрии "главную представительницу и опору принципов ультрамонтанства, светской власти папы и разъединения Италии". В статье, написанной в конце 1865 г., он обосновывал тезис, что сближение с Австрией противоречит интересам России: "Что же касается единства Италии, - указывал Аксаков, - то нам не только нет никакой надобности не сочувствовать ему даже с точки зрения наших политических выгод, но, напротив, есть скорее повод к сочувствию"¹⁵ .

Такое сочувствие, разумеется, было связано не только с "политическими выгодами" для России, но и с принципиальной установкой славянофилов, поддерживавших право наций на создание своего единого национального государства и придававших большое значение "идее национальности". Ю. Ф. Самарин писал из Италии в 1859 г.: "Нельзя не позавидовать народу, которому далась же, наконец, историческая минута, вызывающая к полному проявлению всего, что накопилось у него на душе... Стоит взглянуть на Италию в настоящую минуту, чтобы почувствовать вдруг разницу между полнотою народной жизни и полусном"¹⁶ . В августе 1866 г., приветствуя объединение Германии, он замечал: "Общая тенденция всех крупных национальностей к созданию единых государств далеко не противоречит нашим интересам"¹⁷ .

О праве каждого народа на самостоятельную жизнь, из которого вытекает "право группироваться, собирать свои разрозненные члены в одно целое, - как, например, право итальянцев составить единую Италию", писал и И. С. Аксаков в 1863 году. В январе 1867 г. в новой своей газете "Москва" он рассуждает по поводу государств, которые "еще слагаются" и прежде всего по поводу Италии и Германии. "Свершилось то, что принадлежало только к области мечтаний, - писал он, - что осмеивалось как несбыточная утопия: образуются два единства... два новых цельных организма, воплощающих в себе две исторические идеи; являются единая Италия и единая Германия". Вместе с тем Аксаков подчеркивал, что объединение Италии ставит перед страной сложнейшие проблемы: "Италии еще предстоит оправдать свое историческое возникновение как единой державы, предстоит сплотиться внутри и доказать, что ее единство имеет органическую прочную основу, а не есть дело временного соединения сил, вызванного только необходимостью отразить внешнего врага". Он считал, что единственно правильной позицией России в отношении складывавшихся государств в Европе должно быть не только "предоставление полной свободы" их национальному объединению, но и союз с ними. "Как русские, как славяне, - писал он в октябре 1867 г., - мы не можем не сочувствовать идее народности и стремлению Италии к национальной свободе, независимости и объединению"¹⁸ .

¹³ День, 1.I.1862, с. 7.

¹⁴ Там же, 13.IV.1865, с. 338.

¹⁵ Аксаков И. С. Ук. соч. Т. 7, с. 76.

¹⁶ Цит. по: Нольде Б. Э. Юрий Самарин и его время. Париж. 1926. с. 123.

¹⁷ Переписка Ю. Ф. Самарина с баронессою Э. Ф. Раден. 1861 - 1876. М. 1893 с. 46

¹⁸ Аксаков И. С. Ук. соч. Т. 3. М. 1886, с. 34, 43; т. 7, с. 87 - 90, 132.

стр. 135

Из различных политических сил, действовавших в Италии, наиболее близкими к славянофилам (впрочем, как и к западникам) были итальянские умеренные либералы. Большой интерес в этом плане представляют свидетельства тех деятелей славянофильского лагеря, которые, бывая в Западной Европе и в самой Италии, имели возможность непосредственно наблюдать происходившие там события, а нередко и вступать в контакты с ее государственными и общественными деятелями. А. И. Кошелев зимой 1831 - 1832 гг. в Женеве слушал лекции по уголовному судопроизводству и праву итальянского ученого- юриста, умеренного либерала П. Росси и вместе с еще несколькими русскими, находившимися там, познакомился с ним. "Росси полюбил нас, а мы его, - вспоминал Кошелев. - ...Этот человек развил во мне много новых мыслей и утвердил во мне настоящий либерализм... Этому доброму на меня влиянию знаменитого Росси я весьма многим обязан по деятельности моей и по делу освобождения наших крепостных людей, и по управлению делами в Царстве Польском"¹⁹ .

Не меньшее впечатление произвело на Кошелева знакомство с К. Б. Кавуром. В июле 1859 г. на пути из Италии в Швейцарию Кошелев остановился в городе Домодоссола и оказался в одной гостинице с "знаменитым Кавуром", только что вышедшим в отставку в знак протеста против Виллафранкского мира²⁰ . "Кланяюсь ему и прошу от иностранца принять дань уважения и удивления; завязывается между нами разговор, - рассказывал Кошелев в "Записках". - Затем мы вместе ужинаем и узнаем, что едем оба в одно и то же место - в Женеву". Во время совместного путешествия они вели "крайне интересный разговор о происходящем в России освобождении крепостных людей и о русской общине". Кошелев приводил следующие "замечательные слова" Кавура о значении общины для России: "Вы имеете такое учреждение, которое спасет вас от многих бедствий, ныне терзающих Европу и грозящих ей в будущем нескончаемыми беспорядками. Вы очень счастливы: для вас будущность не страшна"²¹ . Не только отношение Кавура к русским проблемам вызвало восхищение Кошелева. Кавур в его глазах был олицетворением тех буржуазно- либеральных порядков в их крайне умеренном варианте, которые утвердились в Сардинском королевстве (Пьемонте) после революции 1848 г. и которые затем на протяжении 1859 - 1860 гг. распространились почти на весь Апеннинский полуостров.

Общенародный плебисцит, проводившийся в Италии в начале 1860 г. по вопросу о присоединении Центральной Италии к Сардинскому королевству, вызвал горячее одобрение И. С. Аксакова. В своих письмах родным из Германии он осуждал позицию царского правительства в этом вопросе. "Русский двор не может допустить, чтобы итальянские на-

¹⁹ Кошелев А. И. Ук. соч., с. 38 - 39. Росси эмигрировал в Женеву в 1815 г., принял швейцарское гражданство, преподавал уголовное право, был одним из руководителей местных либералов. В 1833 г. он переехал в Париж и стал профессором Сорбонны. С 1845 г. находился в Риме в качестве французского посла. Во время революции 1848 г. оставался в Папском государстве и в сентябре возглавил правое правительство, выступавшее против войны с Австрией и отстаивавшее незыблемость папского режима, чем вызвал недовольство левых сил. 15 ноября 1848 г. был убит.

²⁰ Упоминание Виллафранкского мира, заключенного Наполеоном III с австрийцами без ведома итальянской стороны в 1859 г. (в результате Ломбардия с Миланом остались в руках Австрии), и факта выхода в отставку главы пьемонтского правительства делает очевидной ошибку, содержащуюся в "Записках": дата встречи Кошелева с Кавуром не 1857 г., как в них указано, а 1859 г. (Кошелев А. И. Ук. соч с. 113).

²¹ Там же, с. 114. Любопытно высказывание другого крупнейшего идеолога умеренно-либерального течения, В. Джоберти, о предназначении славян "влить в изношенные вены старой Европы новые жизненные соки" (Цит. по: Venturi F. Esuli russi in Piemonte dope il 1848. Torino. 1959, p. 67). Трудно сказать, насколько точно спустя четверть века передавал Кошелев слова об общине, но существенно совпадение мнений по этому предмету русского славянофила и итальянского либерала.

стр. 136

роды имели право избирать в государи celui crui leur plait [того, кто им нравится]. Должно быть, мы хотим, чтобы они избирали qui ne leur plait pas [того, кто им не нравится]! ...Противно читать, как тянут душу у бедной Италии таким медлением", - писал он из Мюнхена в феврале 1860 года. А спустя две недели, вновь обратившись к итальянским делам, восхищался "эффектным зрелищем... подачи голосов в Италии" и злорадствовал по поводу реакции на эти события европейской прессы, приходящей "в ужас, что сардинский король справляется у подданных своих, хотят ли они его или нет. На месте русского правительства, - саркастически добавлял Аксаков, - я бы запретил все газеты - не за рассуждения, а за сообщения совершающихся исторических фактов"²² . И три года спустя газета "День" называла Кавура "великим итальянским министром"²³ .

Единодушное сочувствие славянофилов борьбе за воссоединение Италии проявлялось также в их пристальном внимании к деятельности Дж. Гарибальди. При этом фигура народного вождя привлекала их, разумеется, лишь в той степени, в какой его можно было отделить от демократов и даже противопоставить им. В статье о походе Гарибальди на Рим и сражении при Аспромонте в 1862 г., где королевские войска нанесли удар по отряду волонтеров, а Гарибальди был ранен, Ю. Ф. Самарин ставил вопрос: кого винить в "трагической коллизии, обагрившей Италию?". При всех типично либеральных оговорках автор все же брал сторону Гарибальди, которого "народная война" подняла "на высоту исторического деятеля" и толкнула к "холмам Рима и лагунам Венеции". Как он полагал, нельзя винить Гарибальди за то, что "он не изменил своей вере, той вере, которая накануне воскресила его родину". Самарин выражал надежду, что правительство будет вынуждено принять от Гарибальди, "признать своим и поднять еще выше знамя, выпавшее из его рук"²⁴ .

Разумеется, славянофил здесь имел в виду прежде всего деятельность Гарибальди, направленную лишь на воссоединение Италии, а не его демократические идеалы. Но стоило народному герою выступить в качестве представителя демократического течения, да еще с защитой дела польской революции, как от симпатий Самарина не осталось и следа. Узнав об обеде у Герцена в Лондоне в 1864 г., где присутствовали Мадзини и Гарибальди (произнесший свой знаменитый тост за успех польского восстания), Самарин отправил Герцену чрезвычайно резкое письмо. В слепой ярости он почему-то приписал Мадзини вместе с Мерославским руководство деятельностью III отделения в Лондоне, а Гарибальди назвал "содержателем всемирного агентства политических убийств"²⁵ .

Аксаков, восхищавшийся "народным вождем, честнейшим энтузиастом" Гарибальди, объяснял неудачу его попыток освободить Рим в 60-е годы XIX в. не непоследовательностью демократов, не сумевших выдвинуть и тем более решить важнейшие социальные проблемы, а его демократическими установками и близостью к Мадзини. "Он поднял не прежнее свое знамя "Италия и Виктор-Эммануил", - писал Аксаков в октябре 1867 г., - а знамя республиканское, знамя Мадзини". В результате "к нему собралось не более 7 тысяч", население не оказало им "никакого особенного содействия"²⁶ .

²² И. С. Аксаков в его письмах. Т. 3, ч. 1. М. 1892, с. 380.

²³ День, 19.I.1863.

²⁴ Самарин Ю. Ф. Соч. Т. 1. М. 1877, с. 259 - 260.

²⁵ Переписка Ю. Ф. Самарина с А. И. Герценом. - Русь, 1883, N 1, с. 41. "Из какого "Diario Romano" Антонелли (официоз папского правительства. - М. К. )... вы начитали ваше мнение о людях, которые призвали к жизни ту Италию, которая теперь существует?" - отвечал Самарину Герцен (Герцен А. И. Собр. соч. в 30-ти тт. Т. 27. М. 1963, с. 502).

²⁶ Аксаков И. С. Ук. соч. Т. 7, с. 146 - 147.

стр. 137

Симпатии славянофилов к делу объединения Италии и к либеральным преобразованиям, проводившимся в новом Итальянском королевстве, проявлялись и в их резко враждебном отношении к светской власти римского папы. В критическом разборе книги Ф. -П. Г. Гизо о христианской церкви и обществе газета "День" с сочувствием отзывалась о политике Кавура, в частности, в отношении к церкви, сформулированной им как "свободная церковь в свободном государстве". "Между мнением о необходимости уничтожения светской власти папы и совершенным безверием, - писала газета, - нет ничего общего"²⁷ .

Оставляя в стороне необозримый вопрос о религиозных взглядах, занимавший одно из центральных мест в учении славянофилов, отметим лишь, что, будучи поборниками "народного" православия, они отнюдь не отождествляли его с официальной церковью. При этом восточной ветви христианства они противопоставляли католицизм, живым воплощением которого был Рим, превративший, по их мнению, церковь в государство. Именно внесение в церковь государственного начала славянофилы считали основным пороком католической религии. Еще в 1840 г. Самарин в письме французскому политическому деятелю Могену следующим образом выразил эту мысль: "Лишенная власти светской, церковь наша принимала участие в истории нашей чисто нравственное. Не будучи поставлена в необходимость вмешиваться в дела светские и блюсти мирские интересы, она не имела и случая уклоняться от своей задачи и входить с собою в сделку, допуская отступление от исповедуемых ею начал... Отсутствие безусловного авторитета, постоянно присущего одному лицу, отсутствие светской власти - вот что спасло нас от злоупотреблений, которым подвергся католицизм!"²⁸ .

Славянофилы внимательно следили за деятельностью римского папы не только как главы католичества, но и как светского государя в центре Апеннинского полуострова. В разгар революции 1848 г. Хомяков писал: "Папа, раскачав Италию и пустив в ход силы, неподведомственные ему²⁹ , сидит себе в уголке Рима грустненький и слабенький". Папство "идет туда же, куда Карлова империя, - в исторический архив. Туда же за ним - протестантство и католицизм"³⁰ .

В середине 60-х годов XIX в., когда позиции папского престола значительно пошатнулись, проблема светской власти папы оказалась в центре внимания и Аксакова. На протяжении 1865 - 1867 гг. в газетах "День" и "Москва" он опубликовал ряд статей на эту тему. "Отвратительное управление, гнуснейшее из всех существующих, отвратительная администрация, отвратительное правосудие, безобразное устройство и состояние финансов... - вот обстановка светской власти папы"³¹ - писал он. Аксаков проводит в своих статьях мысль о том, что светская власть папы станет главной причиной крушения самого института папства. Но и уничтожение светской власти, полагал он, также должно прозвучать смертным приговором "жизненным основаниям католицизма". Вместе с тем иногда у Аксакова возникали сомнения на этот счет, и он говорил о живучести идеи папства, поскольку "его ложь еще коренится в убеждении масс"³² . Жизнь показала, что упразднение светской власти папы в 1870 г. не привело к крушению основ католицизма.

С сочувствием следил Аксаков за перипетиями борьбы передовых

²⁷ День, 16.II.1862; см. также: Егоров Б. Ф. Славянофильство, западничество и культурология. - Ученые записки Тартуского университета, 1973, вып. 308.

²⁸ Цит. по: Нольде Б. Э. Ук. соч., с. 21.

²⁹ Речь шла о деятельности папы Пия IX, вынужденного накануне революции провести в Папском государстве ряд либеральных преобразований, которые получили широчайший отклик по всей Италии.

³⁰ Хомяков А. С. Полн. собр. соч. Т. 8, с. 169.

³¹ Аксаков И. С. Ук. соч. Т. 7, с. 139.

³² Там же, с. 132, 141 - 143.

стр. 138

сил Италии. "Италия, объединившаяся в одно целое с Юга и с Севера, остается разрозненною в самом своем центре,.. - писал он в 1867 г. - Рим стал необходимостью, условием жизни для новой Италии... Без Рима, как без сердца, невозможно кровообращение вновь образующегося организма единой Италии... Как европейской державе, в видах обеспечения европейского мира, позволительно ли России не выразить мнения, что необходимым условием этого мира может быть только признание за Италией ее исторического права - довершить свое объединение в Риме?"³³ .

Рассмотренный нами лишь один частный аспект политической деятельности славянофилов все же позволяет сделать вывод, что в своем подходе к событиям итальянского Рисорджименто славянофилы 50-х - начала 60-х годов XIX в. все более приближались к взглядам западников. И это является еще одним аргументом, пусть не решающим, в поддержку мнения тех исследователей, которые, не забывая о консервативно-утопической стороне славянофильства, считают его одной из разновидностей буржуазно-помещичьего либерализма.

³³ Там же, с. 131 - 132.

Постоянный адрес данной публикации: