Созревание исторической науки подвигается так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума.

Академик С. Б. Веселовский

Наука о прошлом - достижения и пробелы. "Ну как можно биться головой об одно и то же!" ¹ - эти раздраженные слова А. Солженицына не столь оригинальны, но абсолютно верны. Брошенная по частному поводу эта фраза затрагивает по существу одну из кардинальных проблем общественной жизни практически всех народов. В самом деле, почему руководители государств, лидеры партий и движений, не жалея своих умнейших голов, бьются ими об одно и то же? Иными словами, не учитывают полученных уроков, повторяют уже не раз совершенные ошибки, не используют накопившийся исторический опыт.

Человек, поскользнувшись на арбузной корке, не наступит на нее второй раз. Даже ребенок, однажды ужаленный осой, постарается избегать нового общения с черно-желтой обидчицей. А в жизни народов и государств на протяжении тысячелетий возникали ситуации, повторявшие уже случавшееся с ними, и с неумолимым постоянством люди не сворачивали с протоптанной тропы, ведущей к трясине, и подобно своим предкам оказывались в хаосе войн, смут, междуусобиц.

Почему же народы и их лидеры так мало используют исторический опыт предшествующих поколений? Ведь с глубокой древности известно: "Historia est magistra vitae" - история учительница жизни.

Впрочем, сами историки (а вместе с ними и философы) давно высказали сомнение в справедливости этих слов. Они не раз сетовали по поводу того, что главный урок истории заключается в том, что ее уроки не усваиваются. "Народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее" ² .

Правда, В. О. Ключевский не соглашался с Гегелем. Он считал, что "история учит даже тех, кто у нее не учится. Она их проучивает за невежество и пренебрежение. Кто действует помимо ее или вопреки ее, тот всегда в конце жалеет о своем отношении к ней. Она пока учит не тому, как жить по ней, а как учиться у нее" ³ .

То, что исторический опыт не использовался и не используется людьми в должной мере - факт несомненный. Но кто же в этом виноват? Сама учительница жизни или ее бездарные ученики? Историческая наука, призванная объяснить явные и найти скрытые пружины и механизмы, создающие в разных регионах и в разное время схожие ситуации? Вожди,

Поляков Юрий Александрович - академик РАН.

стр. 20

владыки, правители, лидеры, мешающие этой науке стать настоящей наставницей человечества и высокомерно пренебрегающие ее советами? Виноваты обе стороны.

Попробуем в этой связи порассуждать о роли исторической науки. Право, она заслуживает и добрых слов. Эта наука вечна, как сама история. А история это жизнь человеческого общества, опрокинутая в прошлое. Поскольку же жизнь человечества представляется нам вечной (хотя, видимо, это не так), то вечна и история, наука, ее изучающая. Жизнь настолько богата, многогранна, многокрасочна, что историческая наука не может - уже по своему определению - дать адекватное отображение даже малой части этого богатства, многогранности и пестроты. Видимо, для человека это всегда будет взгляд через перевернутый бинокль.

Так или иначе, историческая наука призвана осветить важнейшие события прошлого, сосредоточиться на них, определить основные направления и этапы исторического процесса, отразить крупнейшие достижения человеческой мысли и человеческих рук и их историческое значение. Этой науке не суждено делать такие открытия, которые могли бы, как шутят физики, "раскрутить земной шарик наоборот", или удесятерить срок человеческой жизни. Не суждено ей и раскрепостить энергию атома, способствовать проникновению в межзвездные дали или пересадке человеческих органов. Какое бы неожиданное, фантастическое, сенсационное чудо ни обнаружилось в прошлом, оно мало что изменит в настоящем.

Но исторической науке отведена важная роль в общественном развитии. Любое государство, общество, этнос не могут существовать без духовных скреп. Память о прошлом, традиции, выработанные большей частью на протяжении длительного времени и передающиеся из поколения в поколение, или новые, быстро развивающиеся социальные тенденции, составляют важную часть национального сознания. Они сплачивают общество устными сказаниями, преданиями, былинами, вырастающими из них письменными рассказами, летописями, повествованиями.

На протяжении тысячелетий исторические факты были рассеяны по миру. Они не были сопоставлены во времени и в пространстве и осмыслены по своей значимости и масштабу. Созданная историками своеобразная система зеркал, отразила события прошлого в их совокупности, расположила гигантские скопления фактов в их взаимосвязи, установила их хронологическую последовательность или синхронность. В длительном процессе собирания и классификации рассыпанных по различным континентам элементов знаний о прошлом, постепенно оформилась историческая наука, выработавшая методы, свои правила и требования, главное из которых сводится к достоверности и обоснованности изложения исторического процесса, событий прошлого.

По объему написанного историческая наука не знает себе равных. Человеческий взгляд проникает все глубже в вековые толщи, охватывая все более широкие слои минувших эпох. Особенностью исторической науки является широта и разнообразие используемых ею источников, своеобразная ее всеядность. То, что сегодня подлежит ведению представителей самых разных специальностей, назавтра переходит в компетенцию истории - от повседневной жизни, будней и праздников каждого индивидуума до событий, потрясавших основы великих государств.

Народный интерес к своему прошлому огромен, непреходящ. Бесчисленные памятники минувшего - от скифских курганов, египетских пирамид, древних храмов, до полузаросших окопов недавних сражений - пробуждают у личностей и в массах эмоции, делают исторические повествования не просто наглядными, но реально осязаемыми.

Очень важная особенность истории (как науки в том числе) заключается и в том, что она органически связана с нынешним днем, так же как текущая жизнь связана с историей. Дом, который построил дед, не просто место сегодняшнего жилья, а хранилище памяти об ушедшем поколении, фотографии в семейном альбоме останавливают мгновения, демонстрируют неумолимый бег времени, когда человек видит самого себя в движении

стр. 21

и развитии - от колыбели до глубокой старости. История изучается в школе, событиями прошлого заполнены миллиарды страниц романов, повестей, рассказов, поэм, о событиях прошлого создано бесчисленное множество кинофильмов.

Историки разработали научно обоснованные методики анализа проверки и сопоставления документов, определения возраста памятников прошлого. Появились многочисленные вспомогательные дисциплины, обеспечивающие достоверные подходы к отдельным видам источников (сфрагистика, нумизматика и др.). Нелепо было бы отрицать достижения исторической науки как в глобальном плане, так и применительно к определенным хронологическим периодам, различным континентам, странам, народам.

Пределы истории постоянно и непрерывно раздвигаются, ибо каждый час, каждый день, каждый год, неумолимо покидая настоящее и уходя в прошлое, расширяют его хронологические рамки. Поэтому, если даже ученые сумеют разгадать все исторические загадки, их захлестнет лавина новых проблем, порождаемых настоящим. И в этом смысле у истории не может быть конца до тех пор, пока существует само человечество.

Не раз раздавались голоса о кризисе истории, как науки, высказывались различные претензии к департаменту Клио. И в самом деле, внимательное, по большому счету, рассмотрение показывает, что историческая наука имеет много слабостей: ее пробелы становятся особенно заметными на фоне быстрого развития других наук, принципиального расширения технических возможностей познания, появления качественно новых исследовательских технологий.

Уже не один год многие исторические концепции и постулаты остро и резко критикуются математиком А. Фоменко и его коллегами. Историки возмущены их пропагандистской активностью. Многие концепции и положения Фоменко - и это очевидно - поражают деструктивностью, пренебрежением к реальным и бесспорным достижениям исторической науки, стремлением не столько убедить, сколько эпатировать читателя. Но сам факт появления концепций Фоменко, популярность его книг среди определенных слоев интеллигенции неслучайны. Это свидетельствует о том, что историческая наука не пользуется достаточным доверием у довольно широких общественных слоев, что многие узловые проблемы не решены, обойдены или решены не убедительно.

Вопрос о состоянии исторической науки представляется важным. Он касается не просто одной научной дисциплины, а имеет широкое общественное значение. Одна из особенностей освещения прошлого состоит в том, что оно не защищено от искажений и легко поддается фальсификациям, извращениям. Бог науки - эксперимент. Но по ушедшим навсегда событиям нельзя провести следственного эксперимента. Историк может опираться только на сохранившиеся материальные свидетельства, а с появлением письменности - на различные документы (при их критическом рассмотрении).

Поэтому все развитие исторической науки проходило в борьбе за доказательность, убедительность и тем самым мощь и влиятельность исторических аргументов, против извращения фактов и против научно не обоснованных концепций. Эта борьба- свидетельство могущества истории, того что в ней на протяжении столетий нуждались и нуждаются сейчас различные слои. Напомню хотя бы, что легитимность династий - на протяжении столетий столп стабильности и порядка - всегда доказывалась только при помощи истории. Но эта борьба одновременно привела к ослаблению истории, к ее зависимости от властей предержащих и соответственно снижению социального престижа и народного доверия.

Вернемся к началу статьи, к констатации того, что уроки истории не учитываются в современной социально-политической жизни, хотя снова возникает вопрос - почему же эти очевидные обстоятельства практически не реализуются? Быть может, историческая наука не достигла такой силы и мощи, чтобы, используя опыт прошлого, прослеживать, улавливать ход событий в настоящем, давать обоснованные советы и рекомендации тем,

стр. 22

кто в силах корректировать и контролировать исторический процесс? Или наука способна видеть и предвидеть (как сейсмологи все надежнее улавливают симптомы приближающегося землетрясения, а вулканологи - рокот нарождающегося извержения), но ее голос слаб и беспомощен, легко заглушается децибеллами невежд? Или новые поколения - и массы и вожди - настолько самоуверенны и амбициозны, что под бодрые марши идут по старой колее, убеждая всех, что прокладывают новый - безусловно единственно правильный, ведущий к успеху путь? Лишь потом, перенеся катастрофы, только чешут в затылках (те, кому удалось оные сохранить).

Среди властителей дум преобладает легкомысленное отношение к развитию событий, они (властители) поддаются столь свойственной людям надежде, что на этот раз все будет "не так", что история не повторится дважды и следующий снаряд не попадает в воронку от предшествующего, что нынче все сложится лучше, счастливее. Нет, история повторяется, и, вопреки известному постулату, ее повторение не всегда выглядит фарсом. Трагедии со схожими сюжетами повторяются на исторической сцене гораздо чаще, чем водевили.

Да, история не проявила себя учительницей жизни, наукой, способной предостеречь, предотвратить. Видимо, ей еще не под силу раскрыть мотивации, причины происходящих и повторяющихся явлений - экономических кризисов, революций, войн, механизмы их возникновения, распространения.

Историки изучили, и в ряде случаев так досконально, что можно только удивляться, конкретные обстоятельства множества событий и явлений. Но эти обстоятельства настолько многообразны, неповторимы, в большинстве случаев просто уникальны, что не могут служить основанием для уроков, для выводов, которые помогли бы новым поколениям. А найти несомненно существующие общие глубинные черты, выявление которых позволило бы нащупать кнопки, предотвращающие социально-политические катаклизмы, историки так и не сумели, хотя и создали целый ряд разнообразных концепций ⁴ .

Совершенно прав был Ключевский более ста лет назад подметивший: "В истории мы узнаем больше фактов и меньше понимаем смысл явлений" ⁵ .

Овес нынче дорог. Практическая необозримость и неисчерпаемость исторической проблематики делает неизбежным произвол в выборе тем для исследования и соответственно освещения и популяризации. Это - причины объективные. Но с незапамятных времен сюда приплетались и причины субъективные. Люди, писавшие историю, прежде всего, стремились прославить деяния тех, от кого зависели, опорочить, ославить противников своих работодателей. Со временем менялись формы, но суть оставалась неизменной. Есть стреноженные кони, есть вольные скакуны. Но и вольным скакунам нужен овес, а он нынче, как было подмечено классиками - дорог.

Конечно, в странах с развитой демократией гораздо больше возможностей для объективного изложения истории, для выражения авторских, не ангажированных оценок и идей. Лекции кембриджского или стенофордского профессора в большинстве были тоньше, убедительней, аккуратней, чем преподавателя истории КПСС в Центральной России. Но вряд ли кто-либо сможет оспорить, что историк любой демократической страны не получит широкую аудиторию, если выступит против принятых в этой стране, ставших традиционными и привычными оценок прошлого. В Англии, США и др. историки довольно дружно преувеличивают, к примеру, роль своих стран во Второй мировой войне. Это отступление от исторической истины идет через системы образования и средств массовой информации (СМИ). Разумеется, там могут появляться и появляются объективные книги, статьи, высказывания по этому вопросу, но суждения подобного рода тонут в океане общепринятых банальностей.

Практически незаметно нормальный фотоснимок был подменен негативом. В то же время со времен "холодной войны" западные историки, опуская одни факты, выпячивая другие, стали преуменьшать роль СССР

стр. 23

в победе над фашизмом. Это обстоятельство наглядно проявилось в дни, когда отмечались годовщины окончания Второй мировой войны, в 1995 и 2000 годах. Лишь отдельные ученые и журналисты позволили себе высказать свои сомнения, но их суждения терялись, как зернышки, выпавшие из колоса на пшеничном поле.

В странах с авторитарными режимами искажение прошлого принимает неизмеримо более широкие масштабы. Развернувшаяся в годы "холодной войны", не имевшая фактически научного значения дуэль между "советологами - буржуазными фальсификаторами" и ортодоксальными "марксистами- ленинцами" показала, как легко манипулировать с обеих сторон общественным сознанием в области оценок прошлого. Сравнительная легкость различного толкования - вольного, невольного, произвольного - событий, фактов прошлого всегда таила большую опасность использования их в политических, идеологических, религиозных целях. Социально-политическая ангажированность нанесла серьезный урон престижу исторической науки. И поныне зависимость от политики остается ее неизменной спутницей.

Разумеется, историки - и многие искренне - стремятся продемонстрировать свою приверженность объективности. Появляется немало свободных и объективных исследований. Но преобладание в массовых масштабах через СМИ, школу и т. п. определенной тенденциозности, односторонности - национальной, государственной, религиозной - очевидно.

Эта односторонность имеет массовый масштаб, влияя на большинство населения. Массовость, последовательность, постоянство создают определенную целенаправленную убежденность общества, а общественное мнение в свою очередь влияет на тех, кто формулирует исторические оценки. Этот замкнутый круг весьма устойчив, хотя отнюдь не заколдован.

В современной России правда истории по-прежнему уступает дорогу трамваю власти. Как верно и давно подметил В. Шкловский, мы уступаем дорогу трамваю отнюдь не из вежливости. Социально-политические объятия политического руководства и властителей умов в цивилизованных странах бархатисты. Но на деле они снижают общественное достоинство историка и не позволяют использовать потенциал, заложенный в историческом знании. В этом главная причина того, почему история не становится подлинной учительницей жизни, а те, кому надлежит усваивать уроки, продолжают биться головой об одно и то же.

Эта причина на обозримый период - неустранима.

Воля Всевышнего или классовый интерес? Но и сама историческая наука в связи с первой причиной, с одной стороны, и в соответствии с внутренними законами своего развития, с другой, - далеко не использовала всех своих возможностей. Вероятно, это не случайно. Дело в том, что историческая наука вообще не смогла дать убедительные, обоснованные ответы на многие узловые вопросы.

Перечислить их в одной статье невозможно. Попробую привести отдельные примеры. Оговорюсь при этом, что выражаю лишь собственную точку зрения, с которой вряд ли согласятся многие из моих коллег.

Человек не смог открыть тайну своего возникновения, определить, как, когда и от чего произошли неведомые мутации, позволившие некоему четвероногому существу встать на две конечности, освободив руки, научиться использовать дубину и камень. Ученым нельзя предъявить претензии, ибо слишком мало следов оставили ушедшие сотни тысяч лет, занеся немногое, что осталось, илом древних рек и песками пустынь.

Множество вопросов, кажущихся ясными и простыми, на самом деле освещены односторонне, примитивно.

Спросим, к примеру себя - ответила ли наука на простой и вместе с тем кардинальный вопрос: почему так успешно распространилось христианство и прочно обосновалось в большинстве европейских стран? Существует бесчисленное множество общих и конкретных исследований, показывающих, как проходил этот процесс в различных регионах и в различные века. Показано, что христианство побеждало крестом и молитвой, мечом и огнем. Были мученики, были отступники, однако процесс шел неодолимо.

стр. 24

Но почему все же христианство одолело язычество? Почему самые различные этносы в конце концов отступились от язычества? Ведь различные виды языческих верований отнюдь не были примитивными. Вспомним грекоримскую мифологию, яркую, богатую, отражающую многоцветность человеческих чувств, любовь и ненависть, доброжелательность и зависть, доблесть и обман. Не случайно в течение столетий господства христианства образы греко-римской мифологии обогащали поэзию и искусство самых различных стран.

Триумфальному шествию христианства дается два основных объяснения. Одно, которое, по старой памяти, назову идеалистическим, объясняет быстрое распространение христианства силой Всевышнего, исключительно справедливой, высокой идеей, ее чистотой и благородством. Слабость, неубедительность религиозного объяснения не требует больших доказательств. Как получилось, что всепобеждающая сила Всевышнего остановилась на полдороге, оставив большинство человечества прозябать без приобщения к христианству. А возвышенность и благородство его идей ставились под сомнение из-за жестокости крестоносцев, корыстолюбия священнослужителей, расправ с еретиками, распрей между христианскими церквами.

Другое объяснение, которое может быть названо материалистическим, исходит из интересов различных классов и страт. Одни слои общества стремились укрепить свое господствующее положение, и христианство с его призывом к смирению и признанием всякой власти, данной от Бога, было для этого подходящим инструментом. Другие, напротив, находили в христианстве помощь и защиту от укрепляющей власти.

Однако столь различны были группы и лица, принимавшие христианство и жестоко подавлявшие его, настолько непохожи были условия в регионах, где крест становился святыней, что рациональное материалистическое обоснование не увенчалось успехом. (Я не сомневаюсь, что встречу множество оппонентов, но ознакомление с историографией заставляет меня констатировать, что наука не дала убедительного объяснения феномену возникновение и распространение христианства, его победы над язычеством.) Бесчисленные конкретные исследования по территориям и хронологическим этапам дают лишь огромную фактическую основу. Создан фундамент, не более того. Между тем перед нами один из узловых вопросов человеческой истории, на которые наука и призвана давать обоснованные ответы на уровне современного знания.

И разве не парадоксально, что в век проникновения в тайны Вселенной и земной материи сознание сотен миллионов людей не поднимается выше легенд о сотворении мира за семь дней, непорочном зачатии и воскрешении Христа. Удивительно, но уровень массового сознания во многом остался таким же, каким был две тысячи лет назад.

Видимо, на вопрос о распространении христианства можно дать не один, единственный научно-обоснованный ответ. Научная альтернативность вполне возможна. Не исключено, что суть одного из возможных ответов может лежать прежде всего не в рамках экономики или социальных отношений, а в плоскости психологии, в постижении мироощущения человека. Оно и сейчас остается главным, во сколько бы разнообразных одежек - схоластических и псевдонаучных рассуждений - мы бы его не закутывали. Ведь совершенно очевидно, что основной вопрос, который интересовал человека на протяжении всего того скрытого во мраке веков времени, когда некое человекоподобное существо стало человеком - вопрос о жизни и смерти. Человек смертен, он рано или поздно уходит из жизни. Куда? Что происходит с ним, когда он преступает эту неизбежную грань?

Осознанно, а большей частью неосознанно, человек, озираясь в потемках бытия, видел, сталкивался со смертью в ее всевозможных проявлениях - старцев и младенцев, от голода, холода, ран, болезней и т. п. Поэтому практически все верования пытались ответить на вопрос, что будет с человеком там, за роковой чертой. И почти все верования обещали загробную жизнь. Поэтому создавались примитивные, доступные каждому представления о жизни после смерти. Потому в могильники клали пищу, оружие,

стр. 25

убивали супруг, слуг и лошадей, снабжая человека необходимым для загробной жизни. Потому-то и создавались мифы о светлой загробной жизни для правоверных, о рае и аде, о перевоплощении человека после смерти.

Христианство ответило на вопросы жизни и смерти наиболее просто, ясно и привлекательно. Жизнь загробная неизбежна, но для верующих в Бога и праведно ведущих жизнь земную обеспечено блаженство рая, грешникам же уготован ад. Простейший рецепт, не затемненный красивыми мифологическими сказками, убедительный, да еще подкрепленный утверждением о неизбежности божественной проверки- второго пришествия и дня Страшного суда. Жизнь и смерть, появление возможности, сойдя в могилу, счастливо продолжить свое существование равно волновало эллина и варвара, раба, вольноотпущенника и патриция.

Быть может, простота, доходчивость христианской религии и дала наиболее ясный ответ на главный вопрос, интересующий человека, что и обеспечило сравнительно быстрое распространение этой религии? Не случайно, что ислам, обладающий, несмотря на все различия, примерно схожими решениями вопросов жизни и смерти, получил также широкое распространение в масштабах одного и того же тысячелетия.

Марксизм стал первым учением, приобретшим массовое распространение, которое отринуло мифы о загробной жизни, призвав обеспечить достойное существование на земле. Быть может, это лежит в основе ряда поражений марксизма в борьбе за массовое сознание. Марксизм проиграл христианству на этом поле и не смог преодолеть влияния мусульманства.

Размежевание было очевидным: что больше привлекает простого человека - желание без особых проблем, главным образом усердно крестясь и отвешивая земные поклоны, неплохо устроиться в загробной жизни, или готовность безропотно "вкалывать" ради светлого будущего? Когда это светлое будущее казалось близким, достижимым, народ поверил и трудился ради его достижения, не жалея сил. Когда же выяснилось, что достичь сияющих далей не так-то просто, а пояс надо подтягивать все туже, взгляд снова обратился к обещанным Христом райским кущам и обещанным Магометом гуриям. Идеалистические сказки оказались прельстительней материалистической теории. Человеческое сознание в массе предпочло веру в будущее на небе, а неудачи попыток построить рай на земле укрепили веру в небесный рай. "Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман".

Историки, видимо, недостаточно изучали (на конкретных исторических примерах) суть человеческой природы, человеческой психологии, не сделали выводов и обобщений, действительно помогающих решать современные задачи.

А разве не очевидно, что основные свойства человека, несмотря на колоссальнейшие изменения жизненных условий, остались неизменными? Это видно на примере становления, распространения и прочности религии.

Походы Тамерлана и роль личности. Недостаточная познанность человеческой природы и психологии во многом объясняет и то, что историки не сумели выявить глубинные причины, объясняющие, почему начинались и велись войны, осуществлялись гигантские завоевательные походы. Конечно, легко объяснить причины локальных столкновений, возникавших по-видимому еще в достоисторические времена, когда человек располагал примитивнейшими средствами борьбы, в том числе собственными конечностями и зубами. Тогда бились для того, чтобы закрепить за собой богатую рыбой бухту, или лесную чащу с изобилием плодов и ягод, или просто для того, чтобы закусить аппетитными ягодицами сородича из другого стада или племени. Не сохранились ли в сознании человека древнейшие элементы внутривидовой борьбы? Первобытный каннибализм давно исчез. Но мы знаем примеры поразительных по своему масштабу походов, разрушительных войн, включая мировые, Но можем ли мы убедительно объяснить, почему они начинались, для чего велись?

Признанный величайшим полководцем всех времен Александр Македонский в четвертом веке до нашей эры, совершил невиданный (неизвестный

стр. 26

во всяком случае до того времени) поход по Южной Азии, пройдя со своими фалангами от Балкан до Инда и Яксарта (Сыр-Дарья). Что заставило его, сокрушив Персидскую державу, идти дальше на Восток через безводные пустыни, горные перевалы, преодолевая тысячи верст, устремляясь в неведомые дали Согдианы, Бактрианы, Индии? Конечно, правы ученые, написавшие Монблан исследований об особенностях экономического и политического развития древнего мира, о стремлении захватить злато, серебро, жемчуг, алмазы, яхонты, получить новые источники пополнения числа рабов, новые рынки и т. д. и т. п. Но разве не хватило бы для крошечной Македонии рынков и рабов Малой Азии, Египта, Сирии, Месопотамии, Персии? Разве мало было для 30.000 пехотинцев и 5 тысяч кавалеристов Александра драгоценных камней Вавилона, Персеполя, Экбатаны? Что заставляло Александра, переправив свои фаланги через Геллеспонт двигать их с удивительными настойчивостью, последовательностью все дальше и дальше на Восток, к пределам Эйкумены. Что заставило другого прославленного завоевателя - "жележного хромца" Тимура совершить на исходе XIV в. походы в Иран, Закавказье, во владении Золотой Орды, в Индию, Малую Азию, Китай?

Что заставило Чингисхана и его преемников двигать свои "тьмы" на протяжении почти всего XIII в. через пустыни и леса, пересекая многоводные реки, в Китай, Среднюю Азию, Сибирь, на Кавказ, Урал, в Поволжье, Восточно- Европейскую равнину, дойдя до Моравии и Адриатики, в Иран и Двуречье.

Что двигало Наполеоном, когда он, одержав блестящие победы и сделав Францию доминирующей державой Европы, продолжал вести завоевательные войны? Уж во всяком случае не забота о национальных интересах Франции.

В мировой истории не сосчитать подобных фактов, событий, применительно к разным эпохам и частям света. Можно разобраться в каждом отдельном примере, дать ему конкретные объяснения и толкования и нет числа соответствующим исследованиям. Но разве не возникает элементарная мысль о наличии неких черт, факторов, объединяющих столь разные по времени, характеру, географическому охвату походы и войны? Дело не в выявлении внешних, формальных аналогий - их всегда можно отыскать и представить в весьма завлекательном виде. Формальные аналогии ничего не дают науке. Нет, речь о другом - каким образом получилось, что налицо так много общего, так много не внешнего сходства, а глубинных схожих черт? Как получилось, что это общее повторяется с завидным постоянством? Подобная схожесть, тянущаяся через века и континенты, не может быть случайной.

Но историки не дали ответа и здесь. А, может быть, суть таится именно в особенностях человеческой психологии? Может быть все же определяющую роль играла неутолимая жажда славы и власти вождей, полководцев? И безмерность их честолюбия находила поддержку их соратников, распространялась и на средних командиров. Рядовые бойцы больше всех рисковали своими жизнями и погибали в отчаянных схватках, но и они жаждали добычи. И остававшиеся дома родичи не были равнодушны к славе и добыче. И насколько действительно банальна мысль, что чем больше люди имеют, тем больше они хотят иметь? А главное, несколько все эти реальные человеческие свойства были и остаются фактором исторического процесса?

Вопрос о завоевательных походах и их вождях в какой-то мере связан с пониманием роли личности в истории. Сколько здесь копий было сломано! Сколько объяснений, гипотез - убедительных и не очень, примитивных и замысловатых - было выдвинуто!

Интерес к роли личности понятен и объясняется без труда. Ведь описание минувшего начиналось с восславления или поругания выдающихся личностей, деяния которых, по убеждению первых историографов, и составляли основу исторического процесса. Более того - олицетворяли его. Их недостатки и их достоинства определяли все развитие государств. Полководцы, герцоги, цари, императоры начинали войны и примирялись,

стр. 27

строили крепости и закладывали города, прорубали дороги в горах и лесах, поощряли торговлю и ремесла.

Гораздо позднее появились суждения о том, что выдающаяся личность может выдвинуться, проявить себя лишь при наличии соответствующих условий. Стала подчеркиваться (порой преувеличиваться) роль народных масс. Ведь не князья и короли бросались в атаки на вражеские бастионы, не они возводили крепостные башни, валили вековые деревья для мостов через полноводные реки. Попытки, безусловно разумные, показать роль масс, развитие производительных сил, значение обстоятельств, которые способствуют появлению выдающихся деятелей, ослабили синдром горящего сердца пасионарного героя Данко.

Но по-настоящему наука не объяснила феномена личности, не ответила на вопросы, почему влияние действительно крупных личностей на ход событий было порой определяющим, а порой второстепенным. И в чем выражается решающая, определяющая их роль применительно к разным эпохам и странам? И какова диалектическая взаимосвязь между условиями, выдвигающими великого лидера, и его деятельностью, меняющей эти условия?

Как ни странно, но именно XX в. принес чуть ли не самые весомые доказательства огромного влияния личности на развитие отдельных стран и всего мира. Странно, потому, что масштабы влияния личности благодаря общей глобализации, неимоверно выросли, а чем масштабнее события, тем труднее проявить себя той или иной личности. Увеличились информированность и образованность масс, а это позволяет им лучше разбираться в происходящем и, соответственно, больше влиять на него. Появились многочисленные массовые организации, в том числе политические партии, способные в тех или иных формах коллективно, демократически направлять ход событий. Но лидеры XX века доказали, что они могут использовать мощь современных рычагов - средств массовой информации, армию, политические организации, силу государственных органов. Миллионы людей во всех странах спорят: развивалась бы иначе Россия, Германия, Турция, не будь Ленина, Сталина, Гитлера, Ататюрка? Или, будь на престоле вместо Николая II талантливый и сильный самодержец, смог бы он удержать Россию до революции? Повернул Муссолини развитие Италии, или и без него оно пошло бы тем же путем? Как развивался бы Китай без Мао Цзедуна и Ден Сяопина?

Историки, как всем известно, не могут ответить на подобные вопросы, ибо наша наука не знает сослагательного наклонения. Но они призваны объяснить, показав и общее и особенное, как и почему именно в XX в. роль личности проявилась столь рельефно, каково соотношение субъективного фактора и объективных обстоятельств, выдвинувших лидеров на авансцену истории.

Обстоятельства создавали лидерам базу для их выдвижения, а они преобразовывали ее в своих целях, сами формировали потребные им обстоятельства. Или говоря конкретнее: сначала соотношение сил определяет и выдвигает лидера, а затем лидер определяет то или иное соотношение сил. Взлеты лидеров и вождей возможны лишь при попутном ветре. В условиях штиля ладью нужно выгребать веслами мучительно и медленно. А когда паруса наполнились ветровым потоком, ладья понеслась стрелой. Но тут-то и нужен мудрый, умелый кормчий. При штормовом порыве плохой кормчий не удержит паруса, перевернет ладью или разобьет ее о рифы. Такова понятная связь явлений. Без попутного ветра для самого талантливого рулевого не появится счастливой волны. А эта волна может его или легко и быстро вынести к желанной цели, или навсегда погрузить в морскую пучину. Да, понятна общая связь - человек, время, счастливая волна и умение увидеть ее, порой предугадать, не побояться ураганного напора, сочетать дерзновенность с опытом и умением.

Но сколько здесь неясного, неизученного! В истории вождь, лидер не может действовать в одиночку. Он не граф Монте-Кристо. Как много зависит от команды - талантливых соратников, помощников, единомышленников.

стр. 28

А как учесть изменение психики вождя, происходящее с годами? Неизбежно ли перерождение? Как наступает "осень патриарха"? Это ли не проблема, изучение и знание которой поможет понять многие зигзаги прошлого и предвидеть опасности, подстерегающие нас в будущем?

Часто во время крупных потрясений, исторически назревших перемен не обнаруживается великих лидеров. Энергия перемен уходит в песок. Так произошло в СССР - России в конце XX века. За годы революции с советского строя было совершено немало ярких и сильных прорывов в будущее, выдвинуто прогрессивных идей. Ленин, преисполненный уверенности в правоте марксизма, допустил в своей фанатичной приверженности задаче революционного преобразования общества немало ошибок и перегибов, но он настойчиво искал пути развития, менял курс, отказывался от неоправдавшей себя линии.

Сталин повернул страну к авторитаризму. Его личные качества оказали огромное воздействие на страну. Разумный вождь мог бы развить прогрессивные начала революции, модернизируя страну демократически. Сталин же строил жестко, жестоко, беспощадно. Он создал стальные конструкции государства, способные выдержать любые бури. Для укрепления своей власти он поступил правильно, и это совпало с интересами страны, когда грянула буря. Но он не подумал о защите от коррозии. И казавшиеся непоколебимыми стальные конструкции стали ненадежными. Преемники Сталина не разрушили старый каркас, не создали новый - они закрашивали проржавевшие места.

Остов надо было и можно было менять. В Китае нашлись лидеры - Ден Сяопин и его соратники, которые сумели, сохраняя не тронутые коррозией надежные элементы несущей конструкции, найти методы и материалы для ее сохранения и совершенствования.

В России неизбежность обновления была бесспорна. Но эгоистичные лидеры конца 80-х и в 90-е годы пошли по пути дальнейшего разрушения, не сумев генерировать ничего конструктивного. Роль этих личностей оказалась огромной, но сугубо негативной. Были ли у них возможности, альтернативы, потенции? Безусловно. Вина лидеров, думавших лишь о своих интересах и манипулировавших словом "реформа" очевидна.

Перемена строя, революция были в России в начале века неизбежными. Но, я уверен, Ленин и Троцкий придали ей особо радикальный, ультраякобинский характер. Без Ленина и Троцкого революция в России, вероятнее всего, приняла бы другой характер. В то же время Ленин в дальнейшем показал способность к гибкости, к поиску других менее радикальных путей. Он сочетал черты Мао и Дена, За романтической весной наступает дождливая осень и суровая зима, грозящая бедами, как это бывает в арктических районах, не обеспеченных завозом необходимых продуктов и топлива.

Если бы наука, изучая и обобщая вековой опыт, познавая уроки истории, могла предвидеть, что несмотря на бесчисленное множество индивидуальных особенностей - есть линии, черты, которые роднят вождей разных времен и народов! Каждый лидер ярок по-своему, но все властители, в конечном счете схожи.

Уроки истории, правильно понятые и умело использованные, могли бы уберечь народы от многих бед, от превращения России в бескрайний "остров невезения". Знание натуры лидеров помогло бы вовремя разгадать многословные хитросплетения Горбачева и популизм Ельцина. Нам нужны лидеры, которые понимали бы недостатки народа, но не были подвержены им.

Наука не столько знание, сколько сознание. Я привел лишь три примера, которые свидетельствуют, что история не заняла подобающего ей места в обществе. Говорят - и по-моему убедительно - что история, как наука не раскрыла многие узловые, коренные проблемы общественного развития. Эти жизненно важные и поучительные проблемы, если бы их удалось решить, могли бы серьезно помочь народам в их поступательном движении, предотвратить не одну трагедию, не одно падение.

К третьему тысячелетию выявилось, что главная функция каждой

стр. 29

науки - защитная. Долгие столетия человек осваивал Землю, познавал законы естества, объяснял природные явления, ставил их на службу себе, создавал машины, призванные служить его потребностям за счет ресурсов планеты. Парадокс последнего столетия свелся к тому, что наука породила немалые опасности для человечества. Гомогенная деятельность, производя невиданные блага и удобства, создала угрозу самому существованию человека. И наука призвана теперь защищать человечество и планету в целом от опасностей, созданных самой же наукой. Физика должна не просто учиться использовать все более эффективно и разумно энергию атома, но защитить человека и Землю от губительных последствий возможного выхода этой энергии из-под контроля.

Биология и медицина призваны защитить человечество от физической деградации, от наркомании. Спасти Мировой океан от загрязнения, леса от истребления, реки от высыхания, почвы от эрозии - эти задачи и проблемы бесчисленны. И каждая жизненно важна для существования людей. В выполнении защитной функции науки роль гуманитарных дисциплин чрезвычайно велика.

Их задача защищать от разрушения ослабленные нравственные ценности, спасать от пренебрежения, забвения накопленные человечеством ценности культуры, поддерживать устойчивость психологии. Оборона отнюдь не означает отказа от наступления - на невежество, дилетантство, знахарство, лженауку, жестокость, безнравственность, развращенность.

В этом плане совершенно особая роль принадлежит науке исторической. Эта роль - в возможности сохранения связи времен, то есть в возможности извлекать для настоящего и будущего уроки из прошлого. Это имеет как теоретическое, так и практическое значение, обосновывая выводы и прогнозы политологии и футурологии. Мысль о связи прошлого, настоящего и будущего - одна из самых банальных и избитых. Она давно считается аксиоматичной. И вопрос не в том, что существует или не существует эта связь, а в том, что человек не вскрыл ее механизмов и пружин, сокрытых в неимоверной толще столетий и определяющих повторяемость явлений, сходство поведенческих черт.

Если история состоит из фанатизма, ошибок и амбиций выдающихся личностей, (а народы соучаствуют, подчиняясь, поддерживая и расплачиваясь), то и фанатизм, и ошибки, и амбиции должны найти рациональное разъяснение.

Историческая наука не стала мудрым наставником при неразумном дофине (хотя в принципе может), не стала пророчицей Кассандрой (хотя во многом и могла бы сыграть такую роль). Она осталась бабушкой, рассказывающей детям сказки на ночь, учителем, кончающим преподавать историю в четвертом классе; безымянным, мокрым от пота добытчиком руды, из которой писатели среднего таланта творят увлекательные романы.

Ключевский мудро заметил в 1892 году. "Науку часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует" ⁶ . Историческая наука обладает великолепным знанием. Она накопила и сделала достоянием общества грандиозный фактический материал. Однако его обобщение, выявление общих черт и закономерностей исторического процесса отстает. Причины и примеры приведены выше.

Что касается общественного положения и престижа исторической науки, то здесь вряд ли возможны в обозримом будущем серьезные перемены. Разве лишь если появится историк глобального масштаба, который на государственном уровне сможет поднять общественное достоинство историка, доказать что не только "поэт (в России) больше, чем поэт", но и "историк больше, чем историк".

В отношении решения ряда узловых проблем прошлого, результаты будут зависеть от трех обстоятельств. Во-первых, от эффективности оптимизации использования современных технологий, в частности, творческого использования компьютеров, составления и реализации сложных программ по основным линиям исторического процесса, способных дать существенные научные результаты.

стр. 30

Во-вторых, нужен основательный выход на максимальную междисциплинарность. Конечно, творческое сотрудничество с гуманитариями - философами, литературоведами, экономистами, юристами, демографами, географами обязательное условие успешной деятельности историков. Особенно перспективны совместные исследования с психологами. Только используя современные достижения психологии можно постичь общие черты в действиях масс и лидеров на протяжении тысячелетий.

Но не одни гуманитарии, а и медики, математики и другие ученые могут много дать исторической науке. Наглядный пример: академик Российской академии медицинских наук Ю. М. Лопухин, используя современные достижения медицины сумел дать убедительный анализ болезни Ленина. А ведь сколько было придумано вокруг этой, интересующей миллионы людей проблемы. Все суждения, гипотезы, аргументы оказались дилетантскими и неправдоподобными. Уровень медицины начала 20-х годов не позволил поставить правильный диагноз. А выступивший во всеоружии современных медицинских знаний Лопухин дал доказательную и реальную картину. Он доказал, что пуля Каплан достигла своей цели - ранение привело к постепенному нарастанию "мозоли" у артерии, проводящей кровь в левое полушарие мозга. В результате оно деформировалось, что и послужило причиной болезни и смерти ⁷ .

Наконец, было бы полезно созвать совещание крупнейших историков мира для рассмотрения кардинальных задач исторической науки. Нынешние, проходящие раз в 5 лет, Международные конгрессы исторических наук (МКИН) превратились в грандиозные, не знающие себе равных по бесчисленности вопросов словопрения.

Раньше говорили - "от Адама до Потсдама" или "от палеолита до Главлита". Теперь можно сказать "От Ветхого завета до Интернета". В этой массе теряется основное.

Как заманчиво было бы продвинуться в понимании того, почему прямая линия развития вдруг превращается в причудливую "загогулину", зубчатую, как кардиограмма, а потом снова становится прямой, как эталонный метр? Еще более заманчиво создать с учетом этого понимания действенный механизм предотвращения общественных катаклизмов, разрушительных смут, не говоря уже о войнах. Сравним это со стремлением международными усилиями удержать Пизанскую башню от падения. Скорее всего это пустые мечтания - вероятно, недостижимо сделать властолюбие диктатора умеренным, поставить заслон непомерным амбициям лидеров, попридержать президентов, отдающих приказы о начале бомбардировок мирных городов в соседних или дальних государствах.

Или оставим историческую науку такой, какой она есть и пусть, как говорил Александр Кушнер, "Башня в древней Пизе // Без нас благополучно упадет"?

Примечания

1. Вечерний клуб 2000, май.

2. ГЕГЕЛЬ. Сочинения. Т. VIII. М. 1935, с. 7 - 8.

3. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Сочинения в девяти томах. Т. IX. М. 1990, с. 307.

4. Между прочим, теология признает насущную необходимость объяснения исторических поворотов. "Наиболее значительным событием стало возникновение так называемой диалектической теологии или теологии кризиса (К. Барт, Р. Бультман, Р. Нибур, П. Гиллах и др.), прямо и бескомпромиссно поставившей фундаментальные проблемы: как объяснить катастрофический поворот истории (курсив наш. - Ю. П.), что значит сегодня быть христианином, как выразить вечную истину Откровения в категориях изменчивой культуры и, наконец, каковы перспективы обуздания разрушительных демонических сил?" (МИТРОХИН Л. Н. Религия и культура. М. 2000, с. 252.)

5. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 372.

6. КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Там же, с. 376.

7. ЛОПУХИН Ю. М. Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина. М. 1997.

Постоянный адрес данной публикации: