Александр ТОЛПЕГИН, кандидат исторических наук

Пора подготовки к парламентским и президентским выборам во весь рост ставит перед всеми политическими силами вопрос: какие стратегические цели предлагают они избирателям, в чем они видят перспективы развития страны? Отбросим пиаровскую шелуху и посмотрим, что в этом отношении характерно для противников коммунистов.

Всевозможные так называемые центристы, будучи на деле выразителями интересов прежде всего коррумпированной бюрократии, новой номенклатуры, и стремясь прочно утвердиться в качестве "партии власти", клянутся в верности президенту В. Путину, маскируют свои подлинные намерения риторикой о величии России, "национальном успехе" и даже защите народного блага. Если отвлечься от этой демагогии, то речь идет о продолжении все той же линии антинародных ельцинско-путинских рыночных реформ, насаждения псевдодемократии с ослиными ушами полицейского государства, о следовании в фарватере американских глобализаторов.

Правые, либеральные "реформаторы", несущие всю полноту ответственности за нынешнее торжество воровского, олигархического, компрадорского капитализма, за бедствия большинства народа, откровенно держат курс на дальнейшую "западнизацию" России, на следование американским и европейским образцам с целью создания якобы "нормального", "цивилизованного" капиталистического строя.

Трубадуров социал-демократизма - от нашего "лучшего немца" и до современных, новоявленных, прикармливаемых олигархами возрожденцев России, при всех оттенках их взглядов, объединяет в идеологическом плане ориентация на построение "социального государства". Пытаясь оторвать от поддержки коммунистов и привлечь на свою сторону часть левого электората, они стремятся внушить тем, кто недоволен нынешним российским режимом, иллюзию о том, будто можно скрестить ценности капитализма и социализма. "Пример тому, - заявляет председатель Социал-демократической партии России К. Титов, - реализация современной германской концепции социальной рыночной экономики, ориентированной на человека" ("Известия", 30.04.2003). Под таким "соусом" подается призыв к КПРФ трансформироваться в социал-демократическую партию европейского типа.

Следует отметить, что не избежали соблазна порассуждать о "социализации капитализма", о пользе "социал-демократизации" КПРФ и некоторые авторы нашего журнала (см., к примеру, В. Полканов. Социализм умер... Да здравствует социализм! - "Диалог", 2003, N 8).

Как представляется, убедительные аргументы в противовес этим и подобным суждениям приводит автор публикуемой ниже статьи. С 1982-го по 1987 год он работал в ФРГ собственным корреспондентом советского журнала "Новое время". И все последующие годы, что хорошо видно из справочного аппарата к данной статье, он продолжает внимательно следить за событиями в этой стране и вдумчиво анализировать тенденции их развития.

Надеемся на продолжение дискуссии по затронутым вопросам.

О западноевропейской социал-демократии российские газеты и журналы обычно пишут с большим почтением. Особенно превозносятся ее успехи в социальной области. При этом авторы статей - философы, политологи, социологи, писатели и публицисты - нередко приписывают ей заслуги, которых у нее нет, а социальная действительность в странах, где сильны позиции социал-демократов, изображается в идиллических тонах.

"Сегодня, в начале XXI века, социал-демократические ценности признаются (кем? - А. Т.) наиболее отвечающими реалиям политической жизни индустриального общества", - пишет, например, доктор философских наук Елена Петренко, профессор Академии госслужбы при Президенте РФ в статье, опубликованной в журнале "Свободная мысль" (бывший "Коммунист"). Из этих ценностей на первое место она ставит свободу и социальную справедливость, а также ценности социального государства. Е. Петренко решительно не согласна с утверждением, что "западноевропейская модель социализма устарела" 1 .

В интервью газете "Завтра" руководитель издательства "Ad Marginem" A. Иванов, вернувшись с Франкфуртской книжной ярмарки, сообщает, что в результате победы среднего класса "Германия сегодня - фактически социалистическая страна. То есть система социальных гарантий развита настолько, что вам не просто не дадут обнищать - вам не дадут стать бедным" 2 . А писатель Юрий Мамлеев со страниц еженедельника "Родная газета" советует при решении проблемы социального неравенства в России "использовать опыт европейской социал-демократии, при которой существует более справедливое перераспределение доходов в интересах народа и страны в целом" 3 .

Между тем социал-демократия переживает острейший кризис - кризис прежде всего идейный, кризис собственной идентичности. И он начался не вчера. Еще в конце семидесятых годов известный социолог Ральф Дарендорф, которого немецкая пресса причисляет к "ведущим либеральным мыслителям современности", предсказал "конец социал-демократического века". Дело в том, пояснял свою мысль Дарендорф, что "социал- демократический проект", который, по его словам, в XX веке стал общим достоянием развитых капиталистических стран, себя уже исчерпал.

Это пророчество очень не понравилось тогдашнему председателю Социал- демократической партии Германии (СДПГ) и президенту Социалистического интернационала Вилли Брандту. В одной из своих речей он говорил о "неоконсервативном наступлении, которое направлено в особенности против международной социал-демократии, провозгласившей социальное государство своей программой и постепенно создавшей его. "Наш век, - сказал Брандт, - называется поэтому некоторыми буржуазными комментаторами "социал-демократическим", хотя и с характерным добавлением, что социал-демократический век теперь якобы заканчивается. Им очень хотелось бы этого, непонятно лишь, почему должно заканчиваться то, что по- настоящему еще и не начиналось" 4 . Эта речь была опубликована под заголовком "Социальное государство - не гиря на ногах прогресса, а его двигатель".

Брандта уже нет в живых. А получивший британское гражданство и ставший членом верхней палаты английского парламента Дарендорф и по сию пору не отказался от своего тезиса о "конце социал-демократического века". Теперь у него много сторонников - и не только среди "неоконсерваторов". Более того, сами лидеры социал-демократии признают, что созданное при их участии социальное государство стало тормозом экономического развития, и вынуждены своими руками начать его "перестройку", а точнее говоря - демонтаж. Они пытаются "по-новому" истолковывать свои традиционные ценности - социальную справедливость и солидарность, практически выхолащивая их содержание и заимствуя идеи у политических оппонентов - либералов.

И тем не менее находится немало "доброжелателей", усиленно советующих КПРФ преобразоваться в партию социал-демократического типа и даже изменить свое название. В противном же случае она якобы обречена если не на исчезновение, то на утрату своего влияния. Вместе с тем время от времени (как правило, в канун очередных выборов) на российской политической сцене появляются мини-партии, обещающие выполнить 7-ю статью Конституции РФ и построить у нас социальное государство - "как в Европе". Вряд ли лидеры подобных партий сами верят в реальность провозглашаемых ими целей, но зато очень хорошо понимают поставленную перед ними Кремлем задачу - отобрать у КПРФ хотя бы один-два процента голосов.

Поэтому мы попытаемся разобраться в том, что же такое "социальное государство", какую функцию оно выполняет, как и почему менялось отношение к нему социал-демократии. Мы будем говорить о Германии - стране, где такое государство возникло, и о СДПГ - классической социал-демократической партии, которой в этом году исполнилось ровно 140 лет. (Своим предшественником СДПГ считает основанный 23 мая 1863 года Всеобщий германский рабочий союз, который возглавлял Ф. Лассаль.)

ОТ БИСМАРКА ДО ЭРХАРДА

Среди не только "обычных" граждан, но и ученых распространено мнение, что социальное государство "изобрели" и "построили" социал-демократы. (Этот миф, как видно из цитированных слов Брандта, охотно поддерживается и самими социал-демократами.) Так, доктор философских наук В. Федотова, руководитель Центра методологии социального познания Института философии РАН, убеждена, что "идея и практика социального государства" принадлежат "западной социал-демократии" 5 .

В действительности в Германии оно строилось консерваторами и либералами, иногда вопреки сопротивлению социал-демократов, а иногда с их участием. Идею социального государства социал-демократы подхватили и сделали "своей" уже после того, как были заложены его основы.

"Отцом" же социального государства по праву считается не кто иной, как "железный канцлер" Отто фон Бисмарк, при котором был принят действовавший с 1878-го по 1890 год "исключительный закон против социалистов", запрещавший деятельность социал- демократических организаций. В то же время Бисмарк понимал, что одного кнута недостаточно для того, чтобы удержать рабочий класс от революционных выступлений. Нужен был и пряник. Таким пряником стали три закона о социальном страховании, принятые по инициативе Бисмарка: о страховании на случай болезни (1883 г.), от несчастных случаев (1884 г.) и в связи с инвалидностью и старостью (1889 г.). Сам канцлер не скрывал мотивов своей "социальной реформы": "Моя мысль заключается в том, чтобы привлечь на свою сторону трудящиеся классы, иначе говоря, подкупить их с тем, чтобы они видели в государстве социальное учреждение, которое ради них существует и заботится об их благополучии" 6 .

Можно сказать, что в этих словах определена основная цель существующего и по сегодняшний день "социального государства", хотя такого термина тогда еще не существовало. (Говорили о "государственном социализме", против чего не возражал и Бисмарк.) Как пишет авторитетный немецкий журнал "Шпигель", проводимая в Германии "социальная политика и по сей день не утратила присущего ей со времен реформ Бисмарка характера - это политика подкупа. Современное социальное государство не принуждает к повиновению, оно его подкупает" 7 .

Конечно, реформы Бисмарка были весьма куцыми. Пенсии, например, выплачивались лишь после 70 лет, а тогда мало кто доживал до такого возраста. Больничные кассы, из которых выплачивались пособия по болезни, на 70 процентов финансировались самими рабочими. Размеры пенсий и пособий были мизерными.

Социалистическая рабочая партия (так одно время называлась СДПГ) отвергла бисмарковские законы как жалкую подачку. Ф. Энгельс в плане заключительной части четвертой главы брошюры "Роль насилия в истории" охарактеризовал их уничижительным словом - "Sozialreformscheise" (дерьмо в виде социальных реформ) 8 .

В конце жизни Бисмарк разочаровался в своем детище. Он так и не смог подорвать влияние социал-демократов. Напротив, партия крепла, завоевывая все больше мест в парламенте. Летом 1897 года, за год до смерти, "железный канцлер" бросил такую фразу: "Когда-то социальный вопрос можно было решить полицейскими средствами, теперь должны быть применены военные" 9 .

Бисмарк, однако, недооценил созданную им систему массового подкупа, то бишь социального страхования. Она, пережив все войны, революции, кризисы и прочие потрясения, существует и по сию пору - конечно, в сильно модифицированном виде. С течением времени система охватывала все новые слои населения, пенсии и пособия становились все более весомыми, и именно это - а не полицейские и военные меры - весьма способствовало оппортунистическому перерождению СДПГ, ее окончательному превращению в реформистскую партию, ставшую в конце концов органичной частью буржуазного общества.

После первой мировой войны и разгрома революционных выступлений рабочих заседавшее в Веймаре Национальное собрание с участием социал-демократов в 1919 году приняло конституцию, провозгласившую и некоторые конкретные социальные права граждан, такие, например, как право на социальное страхование и участие наемных работников в управлении предприятиями (которые, впрочем, были реализованы лишь частично). А в 1927 году бисмарковская социальная система была дополнена страхованием от безработицы. Находившиеся в оппозиции социал-демократы приняли участие в разработке и принятии соответствующего закона. Это единственный вид страхования, при введении которого Германия не была пионером. (В Англии подобный закон начал действовать в 1911 году.)

Во время начавшегося в 1929 году мирового экономического кризиса новый закон, однако, не уберег миллионы безработных от нищеты и голода: пособия были резко сокращены. Возглавлявшие с 1928 года коалиционное правительство социал-демократы пробовали возражать, но спор завершился их отставкой.

Веймарская республика пала под ударами экономического кризиса, власть в стране захватили нацисты. Они не стали разрушать доставшуюся им в наследство систему социального страхования, напротив, право на пенсию было предоставлено наряду с наемными работниками ремесленникам и мелким торговцам. Таким образом нацисты расплачивались за оказанную им поддержку. При этом, правда, "излишки" поступавших в страховые кассы средств власти использовали для финансирования вооружений.

Когда стало очевидным, что Гитлер проигрывает развязанную им войну, некоторые немецкие экономисты, юристы и социологи, часть из которых жила в Германии, а часть за рубежом, начали задумываться над моделью будущего экономического и социального порядка. Среди них были и оппозиционно настроенные по отношению к нацистскому режиму люди, и вполне лояльно сотрудничавшие с ним. (К последним относится и будущий творец "экономического чуда" Людвиг Эрхард.)

На базе сделанных еще во время войны разработок в Западной Германии была сформулирована концепция социальной рыночной экономики. По мысли ее авторов, это была концепция "третьего пути", если за первый считать необузданный либерализм, господствовавший в XIX веке, а за второй - плановую экономику.

Цель социальной рыночной экономики, писал изобретатель этого термина Альфред Мюллер-Армак 10 , состоит в том, чтобы "на базе конкурентного хозяйства соединить свободную инициативу с социальным прогрессом, который обеспечивается как раз экономическими достижениями. На фундаменте рыночной экономики может быть построена многосторонняя система социальной защиты" 11 .

Таким образом, "социальная рыночная экономика" и "социальное государство" отнюдь не синонимы, как думают многие, но, безусловно, тесно связанные друг с другом понятия.

Концепции социальной рыночной экономики придавалось столь большое значение, что некоторые авторы называли ее "эквивалентом Конституции" - Основного закона ФРГ.

А в самой Конституции, вступившей в силу в 1949 году, ФРГ определяется как "демократическое и социальное федеральное государство". Памятуя о печальном опыте Веймарской республики, "отцы" Конституции весьма дальновидно не стали включать в нее перечень социальных прав, не будучи уверенными в том, что государство всегда будет располагать необходимыми средствами для их обеспечения.

Концепция социальной рыночной экономики, реализацией которой руководил ставший министром в правительстве Конрада Аденауэра Эрхард, действительно помогла поднять в короткий срок ФРГ из послевоенной разрухи. Экономика росла со скоростью 8 процентов в год. Уже к 1957 году объем промышленного производства по отношению к 1937 году удвоился, в то время как в Великобритании аналогичный показатель увеличился лишь на 50, а во Франции - на 80 процентов. За 10 лет - с 1950-го по 1960 год - заработная плата наемных рабочих выросла в два раза. (А доходы предпринимателей - в три.) Практически исчезла безработица. Напротив, стал ощущаться недостаток рабочей силы - и это при огромном количестве принятых ФРГ переселенцев.

Эрхард использовал инструменты либеральной политики. Но эта политика как небо от земли отличается от курса нынешних либералов "российского разлива". Поощрялись частная инициатива и конкуренция, но государство отнюдь не отказывалось от регулирующей роли. "Я далек от того, чтобы ставить под сомнение идею общего народнохозяйственного планирования и управления", - говорил Эрхард 12 . Были отпущены цены, но принята и "Программа защиты интересов рядовых граждан", гарантирующая цены на некоторые товары первой необходимости. Эрхард считал, что будущее страны зависит главным образом от положения дел в производственной сфере, а спекулятивную прибыль считал "язвой", которую следует лечить налогами.

Наконец, по мнению Эрхарда, понятия "либеральный" и "социальный" необязательно рассматривать как противоположные, надо искать способы увязки обоих методов. Ассигнования на социальные нужды в те годы постоянно росли и в 1 951 году составили 51,8 процента от налоговых поступлений. (Для сравнения: в Швеции - 29,6, а в Великобритании - 39,3 процента.) Правда, у ФРГ тогда не было своей армии и, следовательно, нужды в военных расходах, а в пособиях нуждались многочисленные жертвы войны.

Впрочем, Эрхард был против "тотального всеобщего общественного принципа страхования" 13 . Он считал, что "несравненно разумнее направлять весь потенциал народного хозяйства на приумножение общественного продукта, чем изматывать себя в схватках вокруг его распределения" 14 . Только те, кто по возрасту или из-за болезни не в состоянии трудиться, должны получать пособия да и то в скромных размерах. Поэтому Эрхард весьма скептически отнесся к самой значительной, как считается, социальной реформе послевоенного времени (1957 г.), согласно которой пенсии ежегодно автоматически повышаются на ту же величину, на которую увеличивается зарплата в промышленности. (Теперь этот принцип фактически отменен.) Он опасался, что такая увязка затормозит рост экономики.

Так что не все делалось, как того хотел Эрхард. Особенно тяжелые неудачи он терпел, когда его меры затрагивали интересы крупного капитала. Например, с 1950 года он пытался законодательным путем воспрепятствовать монополизации рынка концернами и картелями. После восьмилетней (!) проволочки "Закон против ограничения конкуренции" приняли, но его суть была выхолощена.

Тем не менее именно Эрхард вошел в историю как творец "экономического чуда" 15 . Это, конечно, миф. Чудеса бывают в цирке, но уж: никак не в экономике. Какими бы ни были заслуги Эрхарда, столь впечатляющий подъем западногерманской экономики не стал бы возможным, не будь совпадения ряда благоприятных обстоятельств. Вопреки распространенному мнению западногерманская промышленность во время войны пострадала не столь уж сильно. Англо-американская авиация предпочитала бомбить города, а производственные мощности сохранились на 80 процентов. Модернизации производства способствовала американская помощь, оказанная в рамках плана Маршалла. Деньги были сравнительно небольшие - 3,6 миллиарда долларов, но они пришли вовремя. А война в Корее обернулась для западногерманских предприятий бурным ростом иностранных заказов.

Но, как только специфические послевоенные факторы себя исчерпали, произошел первый сбой. Вновь проявили себя закономерности капиталистической экономики, развитие которой характеризуется чередованием спадов и подъемов. В 1966 году, на третий год пребывания Эрхарда в кресле федерального канцлера, экономический рост упал до 2,9 процента, появились безработные (113 тысяч), дефицит бюджета составил 2 миллиарда марок, а цены выросли на 3,5 процента. Конечно, о таких показателях нынешний канцлер Герхард Шредер, как и его предшественник Гельмут Коль, могли лишь мечтать. Но тогда немцы, поверившие в непрерывность экономического процветания, и в таком незначительном (по нынешним меркам) спаде увидели дурное предзнаменование. Избиратели стали отворачиваться от правившего (в союзе с либералами) Христианско- демократического союза (ХДС). Руководство партии (между прочим, по инициативе молодого и еще малоизвестного политика Г. Коля) вынудило Эрхарда уйти в отставку. Вместе с ним ушли в безвозвратное прошлое и времена "экономического чуда".

А что же социал-демократы? Они, конечно, ратовали за "социальное государство" и "социальную справедливость", но в то же время вплоть до конца 50-х годов отвергали концепцию социальной рыночной экономики в трактовке Эрхарда, настаивавшего на сохранении частной собственности. Социал-демократы же в соответствии со своими тогдашними программными установками требовали национализации крупной индустрии и введения плановых начал в управление экономикой. После войны национализация была в моде и практически осуществлялась в некоторых странах, например в Великобритании, что, впрочем, не затрагивало основ капиталистического строя.

Однако в условиях бурного экономического подъема в ФРГ лозунг национализации терял популярность, и в СДПГ нарастали настроения в пользу пересмотра идейного багажа партии.

Такой пересмотр произошел в ноябре 1959 года на съезде в Бад-Годесберге, где была принята новая программа партии. Лучше всего эту программу характеризует отзыв Эрхарда, познакомившегося с ее проектом: "Все, что в нем есть хорошего, идет от меня" 16 .

И действительно, СДПГ фактически взяла на вооружение идеологию, с которой она боролась на протяжении почти целого столетия. Это означало полное примирение с капитализмом, который прежде социал-демократы путем постепенных реформ собирались преобразовать в социализм. А после Бад-Годесберга они могли бы подписаться под таким, например, утверждением Эрхарда: "...Эпоха глубоких социальных конфликтов и непримиримых противоречий между экономикой и социальной политикой ушла в прошлое" 17 . Ну а Эрхарду нечего было возразить на такой, к примеру, пассаж из Бад-Годесбергской программы: "На основе стабильной валюты экономическая политика должна обеспечивать полную занятость, рост продуктивности народного хозяйства и повышение всеобщего благосостояния" 18 .

Позднее В. Брандт вынужден был признать, что выраженная в программе "надежда на бескризисное, по сути дела, функционирование экономики была иллюзией" 19 .

А эта иллюзия породила другую: веру в безграничные возможности социального государства.

"БЛАГОСЛОВЕННАЯ СТРАНА" ОСТАЛАСЬ В ПРОШЛОМ

Как уже говорилось, в основном законе ФРГ понятие "социальное государство" не раскрывается. Однако, с точки зрения немецких правоведов, толкователей Конституции, социальным может быть названо такое государство, которое способно решать следующие задачи:

1. Защищать от нужды и бедности, обеспечивая попавшим в трудную ситуацию людям достойный прожиточный уровень.

2. Сокращать разницу в благосостоянии граждан, стремясь к большему (не только правовому, но и фактическому) равенству.

3. Гарантировать социальную безопасность в старости, а также в случае потери кормильца, болезни, преждевременной потери трудоспособности, безработицы.

4. Умножать общественное богатство и заботиться о его справедливом распределении 20 .

Без определенных материальных гарантий, считают теоретики социального государства, человек не может воспользоваться такими провозглашенными в Конституции основными правами, как право на личную свободу, на равенство перед законом, на свободу выбора профессии, на свободное развитие личности.

Таковы - в теории - основные принципы социального государства, сформулированные в те времена, когда казалось, что экономическое процветание будет длиться вечно. Какова же практика?

Принцип социальной государственности получил свою конкретизацию в многочисленных законах, разработанных с чисто немецкой тщательностью и во всех подробностях описывающих, когда и при каких условиях гражданин ФРГ имеет право на получение пособий, пенсий, стипендий. При этом предусмотрены едва ли не все возможные жизненные ситуации. Создана так называемая социальная сеть, то бишь система социальных выплат, призванная удержать попавшего в неблагоприятные условия человека от падения на дно и дать ему возможность вернуться к нормальной жизни.

По мере того как страна богатела, эта "сеть" совершенствовалась и становилась все более плотной. Возглавившие в 1969 году правительство социал-демократы, объявившие себя партией реформ, поначалу действительно стремились сглаживать социальное неравенство. Так, принятый в 1971 году закон об индивидуальной помощи в получении образования установил обязательные для всей федерации нормы материальной помощи малоимущей молодежи, обучающейся в общеобразовательной, профессиональной и высшей школах.

Социальные пособия выплачиваются порой в размерах, которым могут позавидовать жители многих стран. Например, пенсионер, проработавший сорок пять лет и получавший среднюю зарплату, может рассчитывать на пенсию в две трети прежнего заработка. Сейчас это примерно тысяча евро, а до перехода на единую европейскую валюту в 2001 году - около двух тысяч марок. Тем не менее треть пенсионеров получают пенсии на уровне пособия по бедности.

Разумеется, содержание такой "сети" стоит колоссальных денег. Страховые фонды, из которых выплачиваются пенсии, пособия по безработице, в случае болезни и т. д., складываются из взносов, которые на паритетных началах вносят наемные работники и работодатели. Этих денег, однако, не хватает, и недостающие суммы поступают в виде

дотаций из федерального, земельных и местных бюджетов. Некоторые социальные программы полностью финансируются из бюджетов.

Вся эта система без особых сбоев функционировала до середины 70-х годов, когда наступили времена массовой безработицы. В 1974 году она достигла миллионной отметки и с тех пор имеет тенденцию лишь к росту. Ставшая постоянной, массовая безработица породила невиданный ранее феномен - "новую бедность". К "новым беднякам" стали относить квалифицированных рабочих и служащих, потерявших работу и с течением времени утративших право на пособие по безработице. Их ряды пополняются и за счет разорившихся мелких предпринимателей. Все они вынуждены довольствоваться пособием по бедности, которое зачастую ниже установленного прожиточного минимума.

Поскольку претендентов на социальные выплаты становилось все больше (что связано не только с массовой безработицей, но и постарением населения, наплывом иммигрантов и рядом других причин), стали ужесточаться условия их предоставления. По иронии судьбы именно социал-демократам, которые в первые три года своего правления провели 19 законов, улучшающих социальное обеспечение граждан, в конце пребывания у власти пришлось "отыгрывать назад" и пойти на существенное сокращение социальных выплат.

Положение существенно осложнилось после объединения Германии. Правительство, которое возглавлял председатель ХДС Г. Коль, рассчитывало на то, что поглощение ГДР приведет к новому "экономическому чуду". Ведь существенно расширялся внутренний рынок. Ожидалось, что повышенный спрос на западные товары в восточных землях даст толчок промышленному буму. Действительность же оказалась совсем иной.

В ГДР перед падением "берлинской стены" было 9 миллионов рабочих мест. В результате перестройки восточногерманской экономики на западный манер одна треть из них потеряна. На содержание новой армии "лишних людей" из кассы страхования по безработице выплачивалось около 20 миллиардов марок в год. К этому надо добавить и другие расходы, например, на повышение размеров пенсий до западногерманского уровня.

И сегодня с запада на восток страны в виде разного рода дотаций перетекают огромные суммы - свыше 80 миллиардов евро ежегодно. Тем не менее безработица на территории бывшей ГДР по-прежнему в два раза выше, чем в "старых" землях. В поисках работы молодые, хорошо подготовленные в профессиональном отношении люди переселяются на запад. Это переселение порой приобретает характер бегства, и вместо обещанных Г. Колем "цветущих ландшафтов" некоторые восточногерманские районы все больше напоминают пустыню.

И все же объединение страны - не главная причина кризиса германской модели социального государства. Главная, как считают большинство немецких экономистов, - глобализация, влекущая за собой обострение международной конкуренции. Германии все труднее выдерживать соперничество с другими развитыми странами.

Возьмем, к примеру, перерабатывающую промышленность. В 1994 году часовая зарплата в этой отрасли в Германии (учитываются только "старые", западногерманские земли) составляла 24,21 марки, в Японии - 21,28, в США - 19,56, в Великобритании - 15,75, во Франции - 15 марок. Но это еще не все. Наряду с зарплатой работодатель несет сопряженные с ней дополнительные расходы: взносы в социальные фонды, выплаты в случае болезни работника и т. д. Так вот, на час рабочего времени в Германии они составляли 19,76 марки, в Японии - 14,73, во Франции - 13,92, в США - 8,41, а в Великобритании - лишь 6,31 марки.

В результате, например, производство одного автомобиля "Фиеста" в Кельне на заводе Форда обходилось на 800 марок дороже, чем в Англии или в Испании.

В стремлении снизить расходы и сделать свою продукцию более конкурентоспособной предприниматели переносят производство в страны с дешевой рабочей силой, увольняя персонал в Германии. Однако увеличение числа безработных требует все больше средств на их содержание, что ведет к повышению взносов в социальные фонды и, следовательно, к еще большему удорожанию рабочей силы. Образуется порочный круг, разорвать который не так-то просто.

Социальное государство обходится немцам все дороже и дороже. Если в 1960 году доля социальных услуг в валовом внутреннем продукте (ВВП) составляла 22,7 процента, то в 1998 году она выросла до 33,5 процента, а это ни много ни мало - 1272 миллиарда марок. И ныне на социальные цели немцы тратят каждый третий заработный ими евро. В

этом отношении они находятся на одном из самых первых мест в мире.

Соответственно растут и взносы в социальные фонды, взимаемые с наемных работников и предпринимателей. С 1982-го по 1998 год, т. е. за время правления Коля, они увеличились с 34 до 42 процентов от заработной платы. (Несмотря на все усилия, правительству Г. Шредера удалось к 2003 году снизить этот показатель всего лишь до 41,3 процента). Одновременно власти всех уровней, залезая в долги, вынуждены все большие суммы отчислять из бюджетов на социальные выплаты. К 1998 году долги федерации, земель и общин превысили 2 триллиона марок, что в пять раз больше федерального бюджета. За все это, как мы увидим ниже, приходится расплачиваться главным образом трудящемуся человеку.

Если эти тенденции сохранятся, то социальное государство просто рухнет. Возьмем пенсионную систему. Поскольку население стареет, число пенсионеров увеличивается, а число работающих, за счет которых и содержатся пенсионеры, вследствие уменьшения рождаемости и безработицы, напротив, уменьшается. В 1999 году специалисты подсчитали: для того чтобы размер пенсий сохранялся на прежнем уровне, взносы в пенсионный фонд должны в течение следующих 40 лет увеличиваться с 19,5 процента от зарплаты до 30 процентов, что, конечно, находится за пределами реальности.

То же самое и со здравоохранением. Расходы на эти цели в ФРГ в течение двух десятилетий - с 1970-го по 1990 год - росли в два раза быстрее, чем ВВП, а потом произошел скачок. Если в 1990 году они составляли 150 миллиардов марок, то в 1996-м - уже 250 миллиардов. (В 2001 году - 135,2 миллиарда евро.) Частично это объясняется объективными обстоятельствами: опять-таки старением населения, а также применением все более сложной техники. Но есть и другие причины: врачи, чей труд оплачивается больничными кассами, заинтересованы в применении дорогостоящих методов лечения, даже в тех случаях, когда это не вызывается необходимостью, а фармацевтическая промышленность выпускает все новые и все более дорогие лекарства (хотя и далеко не всегда самые эффективные).

Такова финансовая сторона дела: социальное государство оказывается непосильным бременем для самой мощной европейской экономики. Но может быть, ему удалось решить задачи, которые перед ним ставились: ликвидировать бедность, сократить разницу в благосостоянии граждан, реализовать на практике принцип социальной справедливости?

Увы, эти надежды не оправдались. Несмотря на то что на всякого рода пособия выделяются огромные средства, пропасть между "верхними" и "нижними" слоями общества становится все глубже. Богатые богатеют, в то время как все больше людей опускаются на социальное дно.

В 2001 году опубликован первый и пока единственный правительственный доклад о богатстве и бедности в ФРГ, охватывающий период с 1973-го по 1998 год. С одной стороны, доклад подтверждает, что Германия - действительно богатая страна: полтора миллиона ее граждан владеют имуществом стоимостью миллион и более марок. С другой стороны, число получателей пособий по бедности в западной части страны в указанный период увеличилось в четыре раза, а на территории бывшей ГДР по сравнению с 1991 годом удвоилось. Всего же в 1 998 году в Германии на пособия по бедности жили 2,88 миллиона человек. Как особо тревожный составители доклада отметили тот факт, что значительное число из них - более миллиона - это дети и подростки в возрасте до 18 лет 21 . С тех пор положение если и изменилось, то в худшую сторону.

Выше приведены официальные цифры. Но, как считают социологи, половина людей, имеющих право на пособие по бедности, не обращаются за ним. Одни не хотят проходить унизительную процедуру проверки (для этой цели нанимаются даже детективы, которые выясняют, нет ли у человека "теневого" заработка; работники социальных служб могут явиться и на квартиру и проверить, что хранится в холодильнике, а что - в платяном шкафу). Другие опасаются, что их близких обяжут оказывать им помощь. Третьи просто не знают своих прав.

В самом же низу социальной лестницы находятся бездомные, по-нашему - бомжи. Сколько их, статистика не знает. А по оценке благотворительной организации, оказывающей помощь бездомным, крыши над головой не имеют в Германии 680 тысяч человек 22 .

Конечно, бедность - понятие относительное. И многие из тех, кого здесь относят к бедным, скажем, в Индии (да и в России) считались бы благополучными людьми. Но самим беднякам от этого не легче. Вот что пишет философ А. Зиновьев, много лет проживший в ФРГ: "Согласно сообщениям в средствах массовой информации и в профессиональных

сочинениях, большинство жителей западных стран имеет высокий жизненный уровень. Но это не отражает фактическую роль бедности, пусть в процентном отношении она и выглядит вроде бы безобидно (как мы видели, не так уж и безобидно. - А. Т. ). Бедность особенно страшна не тогда, когда она всеобщая (тогда она воспринимается как нормальное состояние), а именно тогда, когда бедных сравнительно немного. Тогда бедные, видя благополучие большинства, ощущают себя отверженными, а большое число благополучных живет в страхе попасть в это меньшинство отверженных. Бедность при этом воспринимается как самая страшная и неизлечимая болезнь. Окружающие сторонятся бедных как заразных больных" 23 .

Как это ни парадоксально, одним из источников растущего социального неравенства в ФРГ является... сама сложившаяся в этой стране система социального обеспечения. Таково мнение многих экономистов и юристов. "Горькая правда состоит в том, что именно наше "социальное государство" не сокращает неравенство, а обостряет его", - к такому выводу пришел, например, судья по социальным вопросам Юрген Борхет в статье "Почему у нас нет справедливости" 24 . При этом неравенство проявляется двояким образом: если при финансировании социальных фондов на экономически более слабые слои населения ложится непропорционально большая нагрузка, то при распределении разного рода "помощи" им достается относительно меньшая часть.

С этим утверждением юриста Борхерта, казалось бы, не согласуется тот факт, что, как уже говорилось, большая часть страховых взносов вносится на паритетных началах: половину платит наемный работник, а другую половину - его работодатель. В действительности такое "равенство" не более чем иллюзия. Работодатели выплачиваемую ими сумму фактически удерживают из зарплаты работников. Руководители шести ведущих экономических институтов, регулярно консультирующих правительство (так называемый совет мудрецов), предлагали отказаться от такой практики. Пусть работник выплачивает всю сумму взносов при условии, что его зарплата будет соответствующим образом повышена. Однако правительство оставило это предложение без внимания. Понятно почему: в таком случае развеялся бы миф о "равном распределении" бремени социальных взносов.

Та же история и с частью социальных фондов, покрываемой за счет налогов и займов, к которым вынуждены прибегать федеральные и местные власти. Наемному работнику (если он трудится не в "теневом" секторе экономики) практически невозможно укрыть свою зарплату от налогов. А в распоряжении предпринимателя или банкира множество способов, с помощью которых от налогов можно либо уклониться, либо их существенно сократить. Чем они весьма успешно и пользуются. (По оценкам экспертов, к 2003 году из Германии в такие страны, как, например, Лихтенштейн, нелегально, т. е. в обход налогообложения, вывезено не менее 400 миллиардов евро!) Так что и в данном случае непропорционально тяжелый груз ложится на плечи "маленького человека".

Что же касается сумм, идущих на погашение процентов по займам, то и они выплачиваются из налоговых поступлений, а попадают в карманы держателей государственных ценных бумаг, т. е. весьма состоятельных людей. А на погашение процентов уходит примерно двенадцатая часть всех бюджетных денег! Таким образом, социальное государство вопреки своему предназначению превращается в один из инструментов перераспределения средств - от малоимущих к богатым.

Вряд ли можно назвать справедливым и раздел жирного пирога социальных дотаций. В этом разделе участвуют, конкурируя между собой, различные группы населения, при этом наиболее лакомые куски достаются, как правило, наиболее нахрапистым и организованным. Как констатировал журнал "Шпигель", лишь небольшая и все уменьшающаяся часть огромного социального бюджета идет на оказание помощи бедным. Большая же часть распределяется среди так называемого среднего класса 25 .

Так, правительство Коля экономило на больных и инвалидах, оставляя в неприкосновенности привилегии государственных чиновников. В 1997 году было принято решение, согласно которому инвалид лишался половины своей пенсии, если будет установлено, что он в состоянии работать, хотя бы три часа в день. При этом пенсия сокращалась вне зависимости от того, есть ли у него работа или нет. А поскольку во времена массовой безработицы человеку с ограниченной трудоспособностью найти работу практически невозможно, 100 тысяч инвалидов стали жертвами этой "реформы". И это отнюдь не единственный пример вопиющей несправедливости.

Наконец, сами социальные службы превратились в гигантского бюрократического монстра, пожирающего огромные средства. Около сорока государственных организаций заняты распределением различных пособий. В них трудятся сотни тысяч чиновников. В одном только Федеральном ведомстве по труду (точнее его следовало бы назвать ведомством по безработице) насчитывается около ста тысяч сотрудников. На их зарплату, а также на управленческие расходы уходит около десяти процентов многомиллиардного бюджета этого ведомства. Причем, по общему мнению, его деятельность крайне неэффективна. Нынешнее правительство приняло решение о реорганизации данного ведомства, одной из целей которого было сокращение штатов. Через год выяснилось, что число сотрудников... увеличилось на тысячу человек...

В середине 90-х годов в немецкой печати развернулась дискуссия на тему о том, есть ли будущее у социального государства. Большинство ее участников были настроены весьма мрачно, некоторые статьи напоминали некролог. "Модель Германия, - писала либеральная "Зюддойче цайтунг", - была моделью всеобщего благосостояния... Она основывалась на фундаменте продолжавшегося десятилетиями послевоенного экономического подъема. В течение этого времени производимые блага распределялись между представителями прилежного народа не то чтобы справедливо, но таким образом, чтобы и менее имущие могли почувствовать, что живут в неплохих условиях: достойные, ежегодно растущие доходы, относительно надежные рабочие места, социальные гарантии в случае неблагоприятных поворотов судьбы. Теперь "модель Германия" принадлежит прошлому" 26 .

С этим была согласна и консервативная "Франкфуртер альгемайне": "Благословенная страна находится не в будущем, а в прошлом. Она существовала в течение послевоенных десятилетий, но этого так никто и не заметил" 27 . В другом номере эта газета предсказывала: "Германии, как и другим странам, придется распрощаться с иллюзией, что могут существовать гарантии материального благополучия и постоянного процветания, оставить в прошлом представления о гарантированных на всю жизнь рабочих местах" 28 .

В правительстве Коля понимали, конечно, необходимость реформы социальной и налоговой системы и обсуждали ее различные варианты. Были даже созданы соответствующие комиссии для ее подготовки, но до дела так и не дошло. "Важнейшей задачей внутренней политики" канцлер считал сокращение безработицы (наполовину до 2000 года). Но и эту задачу он не решил.

Характеризуя положение в стране, тогдашний премьер-министр земельного правительства Нижней Саксонии Герхард Шредер в одной из своих речей говорил, что "пациент Германия" хронически болен и никакого движения к лучшему не наблюдается. И если дела пойдут так и дальше, то страну ожидают "растущая массовая безработица" и "долговременное ослабление системы социального страхования".

Об этой речи в феврале нынешнего года напомнил журнал "Штерн" 29 , дабы показать, что события развивались как раз по предсказанному Шредером сценарию, хотя осенью 1998 года он сам стал канцлером, возглавив "красно-зеленое" (т. е . состоящее из представителей СДПГ и партии "зеленых") коалиционное правительство.

ОТКАЗ ОТ СОБСТВЕННЫХ ПРИНЦИПОВ

СДПГ пришла к власти после шестнадцати лет пребывания в оппозиции, не имея четкой экономической программы, в том числе и в идеологическом отношении. Шредер полагал, что экономическая политика должна быть свободна от каких-либо "догм". До своего избрания канцлером он мало проявлял интереса к теоретическим дискуссиям в партии, да и вообще к партийным делам. Будучи премьер-министром в Нижней Саксонии, Шредер всецело погрузился в экономические проблемы этой земли, и его редко видели даже на заседаниях руководства СДПГ. Известна его шутка о своих товарищах по партии: "Они обижаются на мировую историю, если ее ход не отвечает партийным решениям". Еще в 1995 году он выразил свою позицию фразой, которую до сих пор часто цитирует немецкая пресса: "Сегодня речь идет не о социал-демократической или консервативной экономической политике, а о современной или несовременной" 30 .

Став канцлером, Шредер повторил эту мысль, которая, судя по всему, ему представлялась чрезвычайно важной, и в своем первом правительственном заявлении: "Мы выступаем не за правую или левую экономическую политику, а за современную политику". В то же время он не отмежевался от курса, проводившегося консервативно-либеральной коалицией: "Мы хотим не все делать по-другому, но многое - лучше".

Слово "современный" ("modern") стало ключевым в этом и последующих выступлениях Шредера. Он говорил о "современной политике", "современном государстве", "современной экономике", не поясняя, однако, что это такое.

Новый канцлер сказал и то, что ждали голосовавшие за социал-демократов избиратели. Он обещал им "восстановить и обеспечить социальную справедливость". "Наше общество, - подчеркнул он, - производит и зарабатывает достаточно для того, чтобы позволить себе иметь социальное государство. А вот чего мы не можем себе позволить, так это несправедливости и бездеятельности" 31 . Как мы увидим, сегодня он утверждает нечто другое.

Как и его предшественник, главной задачей внутренней политики Шредер объявил борьбу с безработицей. Он даже имел неосторожность заявить, что если к следующим выборам число безработных не снизится по крайней мере до 3,5 миллиона человек (т. е. примерно на миллион), то избиратели будут вправе отказать в доверии социал-демократам и их союзникам "зеленым".

На первых порах казалось, что правительство действительно всерьез взялось за восстановление социальной справедливости. Свою деятельность "красно-зеленые" начали с повышения детских пособий. Пообещали и поэтапное снижение ставок подоходного налога. В результате ежегодная налоговая нагрузка на среднестатистическую семью должна снизиться на 2700 марок. (Эта программа пока еще не завершена.) Правда, одновременно вводился так называемый экологический налог, т. е. повышение тарифов на все виды энергии, на чем особенно настаивали "зеленые". Этот налог и "съел" значительную часть той прибавки к доходам, которую граждане получили благодаря увеличению пособий и снижению ставок подоходного налога.

Были отменены наиболее непопулярные решения прежней правительственной коалиции. Еще в 1957 году, проведя длительную стачку, профсоюзы добились того, что в случае заболевания работника предприниматель выплачивал ему полную зарплату в течение шести недель (после чего в случае необходимости платит больничная касса). Правительство снизило размер таких выплат до 80 процентов. Тем самым, на взгляд профсоюзов, был нарушен один из принципов социального государства: больной и здоровый должны иметь равные права. Теперь справедливость была восстановлена.

Избиратели увидели во всех этих мерах многообещающее начало. Как показали социологические опросы, в декабре 1998 года доля оптимистов среди населения страны была самой высокой за все время после объединения Германии, т. е. с 1990 года 67 процентов немцев верили в то, что наступающий год для них лично будет лучшим, чем предыдущий 32 . По мнению большинства, политика Коля отвечала интересам богатых, а в результате реформ, проводимых новым правительством, выиграют наемные работники, молодое поколение и слабо защищенные в социальном отношении слои населения.

Забегая вперед, заметим, что эти надежды не оправдались, и настроения в стране резко изменились. По опубликованным в январе 2003 года данным опроса общественного мнения, проведенного известным институтом Гэллапа, только 13 процентов немцев настроены оптимистически. Германия была признана "самой пессимистической" страной из пятнадцати, в которых проводился опрос 33 .

Благие порывы "красно-зеленых" довольно скоро угасли. Во-первых, не хватало финансовых ресурсов. Принимая дела, правительство Шредера обнаружило, что в последние годы правления Коля задолженность государства увеличивалась ежегодно на 20 миллиардов марок больше, чем это предусматривалось финансовым планом. Во- вторых, могущественные объединения предпринимателей и банкиров все громче выражали свое недовольство новым правительственным курсом. "В настоящее время я вижу опасность в том, что мы идем в неверном направлении", - заявил, например, президент Федерального союза немецких банков Мартин Кольхауссен 34 . В- третьих, в самом правительстве обострились противоречия между "модернизаторами" и "традиционалистами". Главным "модернизатором" был, конечно, сам Шредер, а "традиционалистом" - председатель СДПГ Оскар Лафонтен, занимавший в правительстве ключевой пост министра финансов. Именно против него направлялись критические стрелы. Его обвиняли в "популистской" политике и склонности к кейнсианским теориям 35 , согласно которым экономический рост поощряется ростом доходов населения. Конфликт, в котором канцлер стал на сторону предпринимателей, привел к неожиданной для всех отставке Лафонтена, который громко хлопнул дверью, отказавшись и от поста председателя партии, и даже от депутатского мандата. Говорят, что это произошло после разговора со Шредером, в ходе которого тот сказал: "Против экономики я не пойду".

Став председателем СДПГ, Шредер решил, что занятый им высший партийный пост обязывает его выступить на теоретическом поприще. 9 июня 1999 года он вместе с британским премьер-министром и лидером лейбористов Тони Блэром в Лондоне представил общественности документ "Путь вперед для европейской социал- демократии" 36 . В то время партии социал-демократического толка правили единолично или совместно с союзниками в 13 из 15 стран Европейского союза, в том числе во Франции и в Италии. Ныне социал-демократы удерживают правительственный руль лишь в четырех западноевропейских странах - Великобритании, Греции, Швеции и Германии.

В документе излагалась концепция, которая в Англии получила название "третий путь" (на сей раз не между социализмом и капитализмом, а между неолиберализмом тэтчеровского образца и "старым" социал-демократизмом), а в Германии - "новый центр". Эту концепцию, по мнению ее авторов, и следовало положить в основу стратегии европейской социал-демократии, с которой она войдет в XXI век.

Документ выносился на международное обсуждение, но для Шредера он был и важным инструментом внутрипартийной борьбы против "традиционалистов". В этом должен был помочь авторитет подписавшего документ Блэра, которого и в Германии считали успешным политиком.

Но не помог. "Традиционалисты", и не только они, были возмущены тем, что новая концепция, которую предлагалось взять на вооружение другим партиям, в СДПГ предварительно не обсуждалась. В документе критики увидели стремление принизить социал-демократические ценности, поскольку на первое место в нем выдвигались такие понятия, которыми обычно оперируют либералы: "личные достижения", "успех", "предпринимательский дух", "индивидуальная ответственность" и т. п. "Левых" насторожило намерение Шредера и Блэра "модернизировать" социальное государство, сохраняя лишь некие "минимальные нормы" гарантий. Задачи государства сводились главным образом к созданию условий для того, чтобы человек сам мог обеспечить собственное благополучие, не надеясь ни на какие пособия. Утверждение, что социал- демократы в прошлом якобы "переоценивали слабости рынка и недооценивали его силу", было воспринято как уступка апологетам "свободного капитализма".

Словом, тезисы Шредера-Блэра противоречили всему, во что верили "старые" социал- демократы, помнившие слова В. Брандта: "...не только из повседневной практики, но и из исторического опыта социал-демократии мы знаем, что общество может более или менее полно удовлетворить притязания всех граждан на приличную жизнь лишь тогда, когда оно возлагает обязанность заботиться об этом на государство, лучше сказать на социальное государство... Поэтому мы будем защищать социальное государство всеми силами и не допустим, чтобы его сделали презираемым и демонтировали до неузнаваемости!" 37 .

"Левых", а также представителей профсоюзов смутило и то, что в лондонском документе первостепенное внимание уделялось не наемным работникам, защитниками интересов которых всегда считались социал-демократы, а пестрому по своему составу "среднему классу". (Отсюда и немецкое название предлагаемой стратегии - "новый центр".) Главной опорой социал-демократии должны стать мелкие и средние предприниматели, лица свободных профессий, менеджеры, не были забыты даже спортсмены.

Впрочем, дискуссия вокруг документа Шредера-Блэра была довольно вялой и длилась недолго. О нем предпочитают не вспоминать и его авторы. Это не значит, однако, что они отказались от выраженных в нем идей 38 . "Шредер потерпел неудачу, когда с помощью совместного с Блэром документа хотел настроить партию на реформаторский курс. Его "третий путь" привел не в "новый центр", он окончился ничем", - констатировал близкий к предпринимательским кругам журнал "Виртшафтсвохе" 39 .

Во главу угла своей экономической политики правительство поставило жесткую экономию государственных расходов: больше никаких повышений пенсий и пособий, каждый пфенниг нужен для покрытия бюджетного дефицита. За это оно удостоилось похвалы лауреата Нобелевской премии по экономике Милтона Фридмана, который в свое время консультировал Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер и в соответствии с идеями которого осуществляли свою "шоковую терапию" Е. Гайдар и А. Чубайс. Вот отрывок из его интервью журналу "Шпигель".

"Шпигель". Сегодня кажется, что именно социал-демократы являются лучшими вашими учениками... Правительство Герхарда Шредера снижает налоги, оздоравливает бюджет и проводит пенсионную реформу. Вас это удивляет?

Фридман. И в самом деле странно, что левым партиям легче дается проведение правых реформ. Так обстоит дело не только в Германии, но и в половине стран Европы или в Новой Зеландии... Реформы, проводимые ныне в Германии, собственно говоря, полностью соответствуют идеям правительства Коля. И тем не менее должен был прийти Герхард Шредер, чтобы их осуществить".

И еще одно красноречивое высказывание патриарха либеральной мысли: "Я не думаю, что существует нечто такое, что называется социальной справедливостью... Справедливость имеет отношение к индивидууму, но не к обществу в целом" 40 .

Таким же языком заговорили и члены "красно-зеленого" правительства. "Общество живет более динамичной жизнью, если существует неравенство", - заявил бывший тогда министр экономики Вернер Мюллер (правда, беспартийный). И это, по его мнению, "подтвержденный историей факт". Еще определеннее высказался председатель фракции СДПГ Петер Штрук (ныне он министр обороны): "Брать у богатых, чтобы отдавать бедным - это старая позиция какой-нибудь рабочей партии. Она не может быть положена в основу политики в современном обществе" 41 .

И действительно, в современном германском обществе так не делают. Там поступают наоборот: берут у бедных, чтобы отдать богатым. Приведем один, но весьма показательный пример. В 2000 году поступления от налогов на доходы, которыми облагаются акционерные общества, составили 23,6 миллиарда евро. На следующий год казна от этого налога не только ничего не получила, но и сама выплатила корпорациям почти полмиллиарда евро. Таково одно из следствий налоговой реформы, которая должна, по заявлениям правительства, повысить конкурентоспособность немецкой промышленности. Согласно этой реформе, не только снижался налог на доходы акционерных обществ с 40 до 25 процентов, но они получили возможность вернуть себе в течение ближайших лет часть денег, выплаченных в казну в предыдущие годы, - в общей сложности 37 миллиардов евро! Причем эти деньги идут не на модернизацию производства, а распределяются между акционерами.

В результате земли, города и общины оказались на грани финансового краха, поскольку их бюджеты в значительной части финансируются от поступлений именно от этого налога. Приостанавливается строительство школ, домов для престарелых, дорог, сокращаются социальные выплаты. В земле Шлезвиг-Гольштейн урезали пособия даже для слепых.

Используя различные "прорехи" в законодательстве, крупные предприятия умело уходят и от других налогов. Их доля в финансировании бюджетов всех уровней по сравнению с 1990 годом уменьшилась наполовину. "Одобренная в 2000 году большой коалицией (т. е. с участием оппозиции. - А. Т. ) налоговая реформа не даровала ни одной общественной группе таких преимуществ, как крупным предпринимателям", - отметил журнал "Шпигель" 42 .

Как же воспринимали рядовые члены СДПГ политику своего руководства? Их энтузиазм, вызванный победой на выборах 1998 года, быстро угас, сменившись глубоким унынием. Многие в знак протеста возвращают партийные билеты. С октября 1998-го по июль 2002 года 90,6 тысячи членов партии покинули ее ряды. А по сравнению с 1976 годом, когда В. Брандт вручил миллионный партийный билет, численность СДПГ сократилась более чем на 300 тысяч человек.

Настроения в партии описал политолог Франц Вальтер, автор книги "СДПГ. От пролетариата к новому центру", отрывки из которой опубликовал журнал "Штерн": "Многие социал-демократы больше не видят смысла в своей деятельности. Оттого они так заторможены и безынициативны. Когда-то они вступали в партию, чтобы требовать большего участия трудящихся в управлении крупными предприятиями, большей экономической демократии, усиления государственного планирования; они боролись против внешнеполитического интервенционизма, зачастую занимая позиции принципиального пацифизма, выступали за социально-экономические реформы общества, усиление налогообложения высокооплачиваемых, за здоровое, способное к развитию социальное государство. Они были непримиримыми врагами неолибералов, решительными противниками дерегулирования, разгосударствления и рыночной ортодоксии.

Едва ли хоть одно из этих требований сегодня сохраняет силу. Многие решения и заявления федерального правительства противоречат тем целям, за которые так долго боролись партийные активисты. Но они до сих пор так и не примирились с новыми обстоятельствами, не могут и не хотят агитировать за правительственную политику" 43 .

О потере социал-демократами перспективы пишет другой исследователь, профессор Геттингенского университета Петер Леше: "Что отличало социал-демократов от христианских демократов, консерваторов и либералов, так это представление о лучшем, более справедливом обществе. Демократия, как они считали, должна не ограничиваться только областью политики, но распространяться на экономику и все общество. Сегодня возможность другого общества едва ли обсуждается" 44 . Автор склоняется к положительному ответу на поставленный в заголовке статьи вопрос - "Закат европейской социал-демократии?". Шансов на возрождение, считает Леше, у нее немного. Социал- демократические партии, в том числе СДПГ, все больше превращаются в банальные избирательные объединения, единственная задача которых состоит в поддержке своих кандидатов. Впрочем, в век телевидения и Интернета и эта роль утрачивает прежнее значение.

Между тем дела в стране шли все хуже и хуже. Шредеру так и не удалось выполнить главного предвыборного обещания - снизить безработицу, которая обходится ныне государству в огромную сумму - 73 миллиарда евро, что, между прочим, больше всего российского федерального бюджета. Ежегодный рост экономики составляет всего лишь десятые доли процента. Если еще недавно Германия выполняла роль локомотива экономики Европейского союза, то теперь она оказалась в хвосте поезда. Опросы общественного мнения показывали, что на очередных выборах СДПГ потерпит неминуемое поражение.

Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Случившееся летом 2002 года в восточных землях ФРГ наводнение позволило Шредеру проявить свои организаторские способности: пострадавшим районам была своевременно оказана необходимая помощь. Но еще большее впечатление на избирателей произвела позиция, занятая канцлером по иракской проблеме. Впервые в своей истории ФРГ по крупному международному вопросу заняла самостоятельную позицию, отказавшись подчиниться требованиям Вашингтона и осудив планы развязывания войны.

В результате на выборах в сентябре 2002 года социал-демократы и "зеленые" вновь завоевали большинство в бундестаге, хотя и довольно скромное - всего в четыре голоса, но и оно давало право на управление страной в течение следующего четырехлетия.

Однако сразу после выборов рейтинг канцлера и СДПГ снова резко упал. Согласно опросам, 56 процентов немцев чувствовали себя обманутыми. Правительство объявило о новых налогах, поскольку дефицит бюджета оказался на 13,5 миллиарда евро больше, чем планировалось. В ходе предвыборной кампании об этом факте умалчивалось. В бундестаге создали "комитет по вранью", который должен был выяснить, не подтасовывали ли социал-демократы и "зеленые" факты, дабы приукрасить положение дел. Самым популярным шлягером стала "Песня о налогах", которую пародист Эльмар Брандт исполнял, подражая голосу Шредера: "Я повышу вам налоги. Избран, значит, избран, и теперь вы не можете меня прогнать. И в этом прелесть демократии!"

От правительства, которое обвиняли в бездействии, ждали развернутого плана реформ. Наконец, 14 марта канцлер выступил в бундестаге с правительственным заявлением, которое и должно было дать ответ на вопрос, по какому пути пойдет страна. Но, как заметила на другой день газета "Зюддойче цайтунг", это была отнюдь "не та речь, которая потрясает нацию и о которой говорят годы спустя" 45 .

Хотя канцлер и заявил, что в экономическое оздоровление страны свой вклад должны внести все - предприниматели и наемные работники, лица свободных профессий и пенсионеры, но когда он перешел к конкретным предложениям, то выяснилось: приносить жертвы придется прежде всего "маленькому человеку". Речь шла о сокращении пособий по безработице и уменьшении сроков их выплат, упрощении процедуры увольнения работников, введении платы за некоторые виды медицинских услуг и т. п.

Посмотрим, чем обернется для многих людей только одна из предложенных мер - сокращение пособий по безработице. По существующему ныне порядку, потеряв работу, человек имеет право получать пособие в размере от 60 до 67 процентов от последней зарплаты (после вычета налогов) в течение 32 месяцев. После этого уже без ограничения срока ему выплачивается так называемая помощь по безработице, которая на 15 процентов ниже пособия. Конечно, безработному приходится существенно ограничивать свои потребности, но, по-

скольку зарплаты в ФРГ довольно высокие, концы с концами он все-таки сводит. Теперь же, согласно предложениям правительства, пособие будет выплачиваться только в течение года (для лиц старше 55 лет - 18 месяцев), а размер "помощи по безработице" снижается до уровня пособия по бедности. Сегодня это 292 евро - сумма в условиях ФРГ более чем скромная. По мнению благотворительных организаций, она не обеспечивает и прожиточного минимума. Эта мера коснется 1,4 миллиона человек. А ведь у большинства из них есть семьи.

Правительство рассчитывает экономить таким образом до 10 миллиардов евро в год. Кроме того, на безработных будет оказываться давление с тем, чтобы они активнее искали работу и соглашались на любую, пусть низкооплачиваемую и не соответствующую их профессии. Но ведь свободных мест куда меньше, чем безработных. А с людьми старше 40, тем более 50 лет предприниматели и говорить не хотят. Но именно люди старшего возраста чаще всего попадают в число хронически безработных, которых в основном и коснется правительственное нововведение.

Перечисленные Шредером меры, по расчетам правительства, уже в этом году, получив одобрение обеих палат парламента, обретут форму законов, которые начнут действовать с 1 января 2004 года. Почему же тогда предложенная программа называется "Повестка дня- 2010"? Дело в том, что своей стратегической целью социал-демократы провозгласили достижение полной занятости к этому году. Однако никаких расчетов, подтверждающих реальность поставленной задачи, они не приводят. Между тем многие ученые считают, что в условиях бурного развития технологий и глобализации полная занятость невозможна в принципе. "Мы должны наконец сказать начистоту: к полной занятости возврата нет, - призывает известный социолог Уольрих Бек. - Кто бы ни утверждал, что у него есть рецепт от безработицы, он говорит неправду". Того же мнения придерживается соавтор последнего доклада Римского клуба Патрик Лидке: "Мы должны смириться с тем, что объемы оплачиваемого труда уменьшаются". А профессор Гарвардского университета Розабет Мосс внушает своим студентам: "Запомните, надежных рабочих мест больше не существует. Люди, сидящие где-то на другом конце света, принимают решения, которые могут привести к ликвидации ваших рабочих мест" 46 .

БУНТ ЗАДНЕСКАМЕЕЧНИКОВ

Но вернемся от неисполнимой социал-демократической мечты к практическим предложениям правительства. Союзы предпринимателей оценили их как "шаг в правильном направлении". Благосклонно отнесся к инициативе Шредера и оппозиционный блок "христианских" партий - ХДС и баварского Христианско- социального союза (ХСС). Эти партии опубликовали собственную программу реформ, которая лишь в деталях отличается от "Повестки дня-2010". "Еще никогда позиции ХДС- ХСС и СДПГ по социальным вопросам не были так близки, как сегодня", - с удовлетворением констатировала правая газета "Вельт" 47 .

Как и ожидалось, резкое несогласие выразили профсоюзы. Председатель Объединения немецких профсоюзов (ОНП) Михаэль Зоммер указал на "социальную несбалансированность" пакета правительственных предложений и пригрозил "разрывом" традиционно тесных связей с СДПГ в случае, если эта несбалансированность не будет устранена.

А вот чего никак не ожидало руководство СДПГ, так это "бунта"внутри самой партии, вроде бы впавшей в апатию и смирившейся с "новым курсом". А подняли "бунт" двенадцать депутатов-"заднескамеечников", потребовавших созыва чрезвычайного съезда партии.

Эти депутаты были мало кому известны, но сами они хорошо знают, как живут их избиратели. Психиатр Гетц-Петер Лотман, например, до своего депутатства работал в Лейпциге. О своих пациентах он говорит: "Большинству из них нужно не лечение, а работа".

"Бунтари" ссылаются на предвыборную программу СДПГ, которая обещала избирателям прямо противоположное тому, что предлагается "Повесткой дня-2010". Так, например, черным по белому написано, что "помощь по безработице" не будет снижена до уровня пособия по бедности. Партийные "диссиденты" считают, что решения, меняющие курс партии, не должны приниматься лишь узкой группой руководителей.

Шредер, озабоченный тем, чтобы побыстрее начать осуществление своей "повестки", поначалу было отмахнулся от "заднескамеечников" как от назойливых мух. Однако те вспомнили о никогда не применявшейся статье Устава СДПГ, которая предусматривает возможность выяснения мнения всех членов партии по важным внутрипартийным проблемам путем их опроса. Требование о проведении такого опроса должно быть поддержано 10 процентами членов

партии. И мятежные депутаты начали сбор подписей, используя, в частности, Интернет. Кроме того, несколько земельных организаций поддержали предложение о съезде. Дело принимало серьезный оборот, и руководству СДПГ не оставалось ничего другого, как это предложение принять.

Внутрипартийных противников "Повестки дня-2010" обвиняют в том, что они хотят "оставить все как есть", а это, мол, невозможно в "эпоху перемен". Двенадцать депутатов, а с ними и другие социал-демократы, которых причисляют к "левым", и в самом деле хотят сохранить социальное государство и с этой целью заставить "делиться" толстосумов. Ведь ФРГ - богатая страна. Денежные накопления немцев составляют сумму, равную 8 триллионам евро! Но распределены эти средства крайне неравномерно. По некоторым оценкам, один процент населения владеет четвертью всех капиталов 48 . Еще в 1995 году газета "Цайт" писала: "Растущий разрыв между огромными богатствами, сосредоточенными в частных руках, и катастрофическим состоянием бюджетов дает повод задуматься каждому, от кого зависит дальнейшее существование нашего свободного общества" 49 .

Думают до сих пор. В 1998 году в предвыборную программу СДПГ было включено положение о налоге на имущество, но после выборов о нем "забыли". Вспомнили снова осенью прошлого года, и, казалось, канцлер склоняется к тому, чтобы такой налог ввести. Зигмар Габриэль, бывший премьер-министр в Нижней Саксонии, во время земельной предвыборной кампании напечатал было плакаты: "1 процент налога на имущество - 100 процентов финансирования образования".

Но Шредер передумал (или его переубедили), плакаты Габриэля остались на складе, а выборы он проиграл.

И вот теперь "левые" снова добиваются введения этого налога. Пока без особого успеха. На состоявшемся 1 июня 2003 года съезде их "утешили" ни к чему не обязывающей двусмысленной фразой, внесенной в постановление в качестве поправки: получатели больших доходов и обладатели крупных состояний "вносят справедливый вклад в обеспечение будущего нашего общества" 50 .

Около 90 процентов делегатов съезда проголосовали за проект резолюции, одобряющей правительственные планы. Проголосовали без всякого энтузиазма, отнюдь не будучи уверенными в том, что избирают правильный путь. Но поступи они иначе, и СДПГ неминуемо снова оказалась бы в оппозиции. (Накануне съезда Шредер пригрозил уйти в отставку в случае неблагоприятного для него исхода партийного форума.) А реформы - только в более жестком варианте - провели бы христианские демократы.

Симптоматично, что на саммите "восьмерки" в Эвиане Г. Шредера с успехом на съезде СДПГ поздравил Президент России В. Путин.

После съезда смягчили тон своих высказываний и профсоюзные лидеры: все-таки со Шредером им вести дела легче, чем с кем-либо из ХДС-ХСС.

И тем не менее Шредер остается слабым партийным лидером и слабым канцлером. Как показали социологические опросы, 48 процентов членов СДПГ считают, что Шредер должен изменить свои планы или же вовсе отказаться от них. 88 процентов социал- демократов выступают за введение налога на имущество. А в бундестаге хрупкое большинство "красно-зеленой" коалиции может рухнуть, если несколько социал- демократических "смутьянов", презрев партийную дисциплину и действуя "по совести и убеждениям", проголосуют против антисоциальных правительственных законопроектов. И тогда - правительственный кризис, новые выборы и поражения СДПГ. (Ее нынешний рейтинг - меньше 30 процентов.)

Оппозиция уже приготовилась к такому ходу событий. "Я не уверен в том, что осенью у нас будет нынешнее правительство, - говорит один из возможных кандидатов в канцлеры от ХДС, премьер-министр правительства земли Гессен Роланд Кох. - Канцлер, который стоит во главе партии, не желающей никаких изменений, не имеет сил для осуществления действительно важных реформ. Он их истратил в течение последних недель" 51 .

А ведь меры, предусмотренные "Повесткой дня-2010", - это только цветочки. Ягодки будут впереди. Уже обсуждаются планы повышения пенсионного возраста с 65 до 67 лет, дальнейшего сокращения пенсий (а средняя пенсия, если учесть инфляцию, по сравнению с 1977 годом уже уменьшилась на треть 52 ). Союзы предпринимателей ставят вопрос об ограничении прав профсоюзов. Раздаются даже призывы к "свержению Бисмарка", т. е. к ликвидации всей нынешней системы социального страхования.

Господствующий класс, используя ситуацию, торопится отменить уступки трудящимся, сделанные во время экономического процветания и противоборства двух мировых систем. Ведь тогда приходилось считаться с реальными достижениями в социальной области в СССР и других социалистических странах, прежде всего в ГДР. Теперь этой проблемы не существует. Заместитель председателя ОНП Урсула Энгелен-Кэфер в интервью журналу "Штерн" сетует, что отстаивать интересы трудящихся становится все труднее: "Все началось в 1990 году, почти сразу после объединения Германии, когда у порога Федеративной республики пал социализм. После этого не считаются ни с чем. Раньше социальное государство было, так сказать, защитным валом против коммунизма. Существовали определенные вещи, которые не ставились под вопрос: тарифная автономия (заключение коллективных договоров между союзами предпринимателей и профсоюзами без участия государства. - А. Т. ), основы нашей социальной системы. Теперь все это позади" 53 .

Так что СДПГ, если она останется у власти, придется выполнять программу, далеко выходящую за рамки "Повестки дня-2010". Она может лишь обещать проводить реформы "мягким образом", сохранить социальное государство "в его субстанции", т. е. в сильно общипанном виде.

Закавыка, однако, в том, что предстоящая сильно расширенная "повестка дня" да и нынешняя практика СДПГ, мягко говоря, плохо согласуются с программными установками партии. И внутрипартийные нарушители спокойствия всегда могут ссылаться на действующую Берлинскую программу СДПГ, принятую еще при В. Брандте в 1989 году. В ней, в частности, говорится: "Справедливость требует большего равенства в распределении доходов, собственности и власти, а также в доступе к образованию, повышению квалификации и культуре" 54 .

Противоречие между социал-демократической теорией и своей нынешней практикой СДПГ собирается решить в новой программе, которую предполагается принять на чрезвычайном съезде в будущем году. Он должен стать таким же "поворотным" в истории СДПГ, каким в свое время был Бад-Годесбергский съезд. Если "Годесберг-1" означал окончательный разрыв с марксизмом, то "Годесберг-II" созывается для "переосмысления" основополагающих ценностей социал-демократии, прежде всего социальной справедливости. Ветеран СДПГ Петер Глотц, которого иногда называют "главным стратегом партии", придумал уже новый термин, соответствующий, как он думает, реалиям индивидуализированного общества XXI века, - "die soziale Selbstgerechnigkeit" 55 .

Перевести его можно как "социальная справедливость для самого себя". Под этим замысловатым термином подразумевается следующее: поскольку, как считает Глотц, безработица будет постоянной, а демонтаж социального государства неизбежен, то каждый должен полагаться на собственную инициативу, так сказать, быть справедливым по отношению к самому себе. Впрочем, ничего нового в этом нет, примерно то же самое говорил цитированный нами Милтон Фридман.

"Партийная история социал-демократии, - пишет журнал "Блеттер фюр дойче унд интернационале политик" в статье, посвященной 140-летию СДПГ, - читается как история последовательного идеологического разоружения. При Шредере партия достигла финальной стадии этого процесса. Из СДПГ вынуто программно-идеологическое ядро..." И если Петер Глотц требует теперь выбросить за борт понятие "социальная справедливость", то следует спросить: а что останется от СДПГ?" 56 . Риторический вопрос. Ничего не останется. Разве только вывеска.

Закончим риторическим вопросом и мы. Так надо ли российским коммунистам отрекаться от своего имени и подражать подобным партиям?

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Петренко Е. В поисках новых путей // Свободная мысль, 2002, N 4. С. 84.

2. Винников В. Апология Диогена // Завтра, 2002, N46.

3. Мамлеев Ю. Кто такие патриоты? // Родная газета, 2003, N 1.

4. Брандт В. Демократический социализм. Статьи и речи. М.: Республика, 1992. С. 341.

5. Федотова. В. Социальное государство и рынок // Свободная мысль, 2002, N 7. С. 83.

6. См.: Spiegel, 1998, N 30. S. 64.

7. Ibid. S. 66.

8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 483.

9. См.: Spiegel, 1999, N 27. S. 67.

10. Есть версия, согласно которой авторство термина "социальная рыночная экономика" приписывается сотруднику Эрхарда Армаку-Мюллеру якобы для того, чтобы скрыть неприятный для его патрона факт. Согласно этой версии, в 1944 году Эрхард, который руководил тогда Институтом индустриальных исследований, получил задание от нацистского правительства подготовить планы послевоенных экономических реформ. 17 ноября произошла его встреча с заместителем государственного секретаря министерства экономики Отто Олендорфом. До своей службы в министерстве Олендорф возглавлял одну из четырех айнзатцгрупп, созданных Гиммлером для проведения карательных операций на оккупированной территории СССР. Лишь с июня 1941-го по июль 1942 года подчиненная Олендорфу айнзатцгруппа уничтожила около 90 тысяч евреев. После войны Международным военным трибуналом в Нюрнберге Олендорф был приговорен к смертной казни. Биографы Эрхарда полагают, что о преступлениях Олендорфа он тогда скорее всего ничего не знал. Олендорф просил Эрхарда

продолжить работу и назначил вторую встречу, на которую, впрочем, не явился. Вместо него Эрхарда принял помощник Олендорфа Карл Вайс. Во время беседы возник вопрос, как назвать предлагаемую концепцию. Название - "социальная рыночная экономика" - предложил Вайс, заметив при этом, что оно понравится и Олендорфу, поскольку созвучно "национал-социалистическим представлениям". Эрхард с радостью согласился. Так 12 января 1945 года в нацистском министерстве якобы родился ставший всемирно известным термин. Эту версию со ссылкой на мемуары Вайса изложил журнал "Шпигель" (см.: Spiegel, 1997, N3. S. 97).

11. Цит. по Lampert Heinz, Bossert Albrecht. Sozialstaat Deutschland. Entwicklung - Gestalt - Probleme. Munchen. Verlag Franz Vahlen. 1992. S. 24.

12. Эрхард Л. Полвека размышлений. Речи и статьи. М., 1993. С. 128.

13. Там же. С. 544.

14. Там же. С. 349.

15. "Немецкое экономическое чудо" считается выдающимся достижением в послевоенной мировой истории. Но вот к какому выводу, сделанному на основании собственной методики расчетов, приходит экономист, профессор Г. Ханин в статье "Десятилетие триумфа советской экономики" ("Свободная мысль", 2002, N 5): "... Рост ВВП в СССР в целом за весь период 1950-х годов многократно превосходил рост в таких странах, как США и Великобритания, значительно опережал экономический рост во Франции, был выше, чем в ФРГ, и лишь незначительно уступал экономическому росту в Японии... При этом в 1951 - 1955 годах экономический рост в СССР был выше, чем в остальных странах, и лишь в следующей пятилетке страна уступила первое место Японии" (с. 73- 74). И далее автор статьи пишет: "Огромные экономические и социальные достижения позволяют назвать 1950-е годы эпохой "советского экономического чуда"... Эти достижения не уступают достижениям, скажем, ФРГ, экономическое развитие которой в тот же период получило название "немецкого экономического чуда"" (с. 78). Заметим, что Г. Ханин еще в доперестроечный период относился к наиболее жестким критикам советской экономической политики.

16. Это высказывание Эрхарда цитируется в письме западногерманских коммунистов Бад- Годесбергскому съезду СДПГ. См.: Орлов Б. С. СДПГ: идейная борьба вокруг программных установок. 1945 - 1975 гг. М.: Наука, 1980. С. 161.

17. Эрхард Л. Указ. соч. С. 564.

18. Programmatische Dokumente der deutschen Sozialdemokratie. Berlin/Bonn. Verlag J. H. W. Dietz Nachf, 1984. S. 369.

19. Брандт В. Указ. соч. С. 323.

20. См.: Lampert Heinz, Bossert Albrecht. Указ. соч. S. 18.

21. См.: Preller Sabine. Arm und Reich in Deutschland. Der erste Armuts - und Reichtumsbericht der Bundesregierung. Bonn. Inter Nationes. 2001. S. 8.

22. Ibid. S. 7.

23. Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. Москва. Центрополиграф. 1995. С. 165.

24. Stern, 1997. N1, S. 66

25. См.: Spiegel, 1998, N 30. S. 67; 1999, N 37. S. 100.

26. Suddeutsche Zeitung, 21.03.1996.

27. Frankfurter Allgemaine, 28.03.1996.

28. Frankfurter Allgemaine, 03.03.1998.

29. См.: Stern, 2003. N 7, S. 49.

30. Zeit, 1995, N46.

31. Frankfurter Allgemaine, 11.11.1998.

32. Suddeutsche Zeitung, 12 - 13.12.1998.

33. Это сообщение вызвало крайнее удивление у некоторых комментаторов из российских СМИ, призывающих нас равняться на Европу. Вот что писали прекратившие тогда свое существование

"Новые Известия": "Не совсем понятно, что заставляет жителей страны, успешной во всех отношениях, быть такими подозрительными и хмурыми" ("Новые Известия", 15.01.2003). А вот английская "Дейли телеграф" объяснила своим читателям причины пессимистических настроений немцев: "Германия страдает от высокой безработицы, низких темпов экономического роста, большого бюджетного дефицита и высоких налогов" ("Deily Telegraph", 15.01.2003).

34. Frankfurter Allgemaine, 18.11.1998.

35. Английский экономист Джон Мейнард Кейнс (1883 - 1946), а также его последователь Уильям Генри Беверидж (1879 - 1963) были членами либеральной партии, но их теории ("эффективного спроса", государственного регулирования экономики) оказали большое влияние на формирование "социал-демократического проекта". Социал-демократы часто питались чужими идеями.

36. Полный текст этого документа опубликован, в частности, в журнале "Blatter fur deutsche und Internationale Politik", 1999, N7. S. 887 - 896.

37. Брандт В. Указ. соч. С. 345.

38. Весьма показательно, что документ Шредера-Блэра с восторгом встретили российские "социал-демократы". Известный деятель ельцинской контрреволюции Г. Попов отозвался о нем так: "Блестящий документ. Лучший после Коммунистического манифеста". Особенно пришлось ему по душе "положение о том, что надо полностью прекратить (!) собесовский вариант социал-демократии. Людей надо не кормить, а учить" ("Общая газета", 2000, N 9). Многому ли можно научиться на голодный желудок?

39. Wirtschaftswoche, 2003, N 19. S. 30.

40. Spiegel, 2000, N 41. S. 128, 132.

41. Spiegel, 1999, N 37. S. 98.

42. Spiegel, 2003, N 19. S. 104.

43. Stern, 2002, N13. S. 44.

44. "Blatter fur deutsche und internationale Politik", 2003, N 2. S. 211.

45. Suddeutsche Zeitung, 15.03.2003.

46. См.: Бехтель М. Будущее труда. На русск. яз. Бонн. 2000. Inter Nationes. С. 3 - 6.

47. Welt, 06.05.03.

48. См.: Stern, 2002, N 52. S. 29.

49. Zeit, 1995, N 46.

50. Suddeutsche Zeitung, 02.06.2003.

51. Spiegel, 2003, N 20. S. 24.

52. Focus, 2002, N10. S. 36.

53. Stern, 2003, N 12. S. 216.

54. Grundsatzprogramm der Sozialdemokratischen Partei Deutschland. Bonn. 1989. S. 4. Конечно, такие излюбленные социал-демократами понятия, как "социальная справедливость", "большее равенство", "справедливое распределение", не отличаются научной определенностью, в них можно вкладывать различное содержание. В "Критике Готской программы" К. Маркс указывал на расплывчатость ряда понятий, употреблявшихся в проекте программы объединенной социал-демократической партии, в том числе такого понятия, как "справедливое распределение": "Что такое "справедливое" распределение? Разве буржуа не утверждают, что современное распределение "справедливо"? И разве оно не является в самом деле "справедливым" распределением на базе современного способа производства? Разве экономические отношения регулируются правовыми понятиями, а не наоборот, не возникают ли правовые отношения из экономических? И разве различные социалистические сектанты не придерживаются самых различных представлений о "справедливом" распределении?" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 16).

55. Zeit, 2003, N 20.

56. Blatter fur deutsche und internationale Politik, 2003, N 6. S. 647 - 648.

Постоянный адрес данной публикации: