Изд. "Моск. Рабочий", 1927 г., 208 стр., 1. р. 40 к.

История ДВР (Дальне-Восточной Республики) является примером тех противоречий и трудностей международной обстановки, которые СССР приходилось преодолевать путем использования противоречий двоякого рода: между соревнующими на Дальнем Востоке империалистическими государствами и внутри этих государств. Это преодоление прошло два этапа: первый этап - организация розового буфера - ДВР с коммунистами во главе с преобладающим влиянием Советской России и со связью с ней включительно, и второй этап - открытая борьба за весь наш Дальний Восток под лозунгами власти Советов и воссоединение Дальневосточной области с РСФСР.

Таковы исторические этапы 1920 - 1923 гг. на Дальнем Востоке. Их знают у нас по любой политграмоте.

Но на 10 году диктатуры пролетариата и победоносного господства марксизма над исторической схоластикой находятся у нас такие литераторы, которые пытаются изобразить один из драматических моментов нашей советской истории, именно истории борьбы пролетарской диктатуры за свой Дальний Восток, как набор эпизодов и поступков отдельных людей, ведущих отдельную линию, борющихся за нее и проводящих ее неведомо от чьего имени, неведомо под чьим руководством. Понятно поэтому, что такая история приобретает характер суздальского письма и значение не истории борьбы классов и международно-классовых сил, а какой-то личной эпопеи лично известных, "знакомых" автору лиц.

Такое впечатление производит работа т. П. С. Парфенова (Алтайского) "На соглашательских фронтах", недавно изданная "Московским Рабочим". В ней история буфера, история одного из маневров гениального кормчего пролетарской революции В. И Ленина изображена, как история мелкой провинциальной дипломатии местных товарищей с японцами и американцами, и совершенно незамёчен только "слон", только "кит", на котором держался эти три года карточный домик буфера - ДВР. Одним словом не замечена Советская Россия, ее удельный вес, не замечен рабочий класс и крестьянство Дальнего Востока поя, "приоритетом" (словечко т. Парфенова) Советской России, ведшие за эти годы неутомимую борьбу в тылу у японских империалистов и их слуг - семеновцев в то время, когда некоторые местные товарищи изображали из себя умных дипломатов этой мелко-поместной дипломатии и вели в большей части юмористический, а зачастую и просто безобразный дипломатический разговор с Семеновым и другими ставленниками империалистов.

По Парфенову выходит так, что борьба правительства розового буфера - ДВР, т. -е. буфера, созданного на нашей советской территории под советским влиянием, руководимого непосредственно ЦК нашей партии с другим буфером, черным буфером, который создавался на территории, контролируемой японцами, под их воздействием, часто с "приоритетом" эсеров и меньшевиков, т. -е. правительством Владивостока и Приморья, - являлась борьбой линий, принадлежащих то А. Краснощекову, то Б. Шумяцкому, то В. Хотимскому и т. д.

Наш суздальский историк изображает дело так, будто визиты и переговоры наших приморских товарищей¹ ) с палачом и наймитом империалистов забайкальским атаманом Семеновым, их "дружеские" собеседования с ним насчет вхождения его интервентного правительства в "правительство об'единенного Дальнего Востока", создаваемого в противовес об'единенному нашей партии вокруг РСФСР в виде ДВР, - являлось актом дипломатической мудрости наших дальне-восточных Тайлеранов. Между тем ЦК нашей партии через свое Дальбюро в одной из своих директив так расценило эти переговоры: "Немедленно декларировать: первое - органическую связь Приморья с ДВР и ее центральным правительством в Верхнеудинске, второе (декларировать) - созыв с'езда населения всего российского Дальнего Востока в Верхнеудинске и третье - вести борьбу со всякой самостоятельностью Владивостокского Временного правительства (со)

¹ ) Одно время, несмотря на грозные окрики ЦК, приморские товарищи, находящиеся под влиянием приморских эсеров и меньшевиков (Медведев. Бинасик, Кабцон и др.), увлекались идеей демократического об'единения Дальнего Востока через парламентские формы и ответственный коалиционный кабинет.

всеми его шагами, идущими (в) разрез нашей линии политики. (В) случае Вашего отказа (этого) императивного задания ... ставится вопрос об исключении Вас из партии".

Наш автор, все симпатии которого, как это видно из ряда приводимых в его книге документов и суждений, целиком на стороне сторонников переговоров и об'единения Дальнего Востока с участием генералов Семенова, Вержбицкого, Сыробоярского и др., - забыл ознакомить читателей, какую оценку такая "об'единительная" политика играющих в провинциальную дипломатию и в коалиции с Семеновым товарищей вызывала в рабочих массах Владивостока и крестьян, особенно партизан Амура и Приморья. На приморской областной парт. конференции (июль 1920 г.) секретарь организации, т. Губельман принужден был взывать к партийному благоразумию, к последовательности, решительно требуя перемены "ориентации". Он говорил: "Центр нашего внимания и политики должен быть не здесь, а в Верхнеудинске. Там мы можем с Японией говорить, там мы можем заставить ее подписать (договор о прекращении интервенции) тем более, что в самой Японии внутреннее положение не так уж блестяще... Центр наш боролся с перенесением внимания на Владивосток. Мы же пошли в разрез с их (его) директивами в то время, как Амурская область поступила иначе. Такою политикой мы нанесли удар Верхнеудинску (т. -е. ДВР) и дали возможность Японии свободнее наступать. Она знает, что кроме Верхнеудинска (ДВР) есть Владивосток, более сговорчивый и уступчивый"...

Автор почему-то умолчал, что и после этой конференции, после этого напоминания т. Губельмана, товарищи, которым автор определенно сочувствует, тешили себя мыслью и внушали массам наивную веру в возможность отрыва бандита Семенова от японцев, в возможность использования его "на польском фронте". Больше того, по свидетельству автора, они и после этого продолжали устраивать с Семеновым беседы "с глазу на глаз" и, вопреки данному Владивостокской делегацией обязательству в Верхнеудинске, на обратном пути вновь вели мелкую дипломатию и мелкий сговор с кровавым атаманом Забайкалья.

Конечно, история нашей величайшей из величайших революций знает немало подобных провинциальных камуфлетов, но как можно на десятом году пролетарской диктатуры в работе, претендующей на вскрытие корней "соглашательства", описывать все эти, мягко выражаясь, досадные поступки партийцев, об'яснимые лишь их оторванностью от пролетарского центра и влиянием враждебных сил, в тоне добродушного сочувствия и некоторой позировки (я даже сам, мол, принимал в этих великих событиях участие!), - ведает только один аллах. Это нельзя об'яснить ничем иным, как идеологической путаницей автора.

Вообще же рецензируемая работа насквозь индивидуалистична. Она индивидуалистична не только потому, что автор пишет ее в плане сугубо личных воспоминаний, а потому, что она пытается подменить историю классов, - историей лиц, классовую борьбу - борьбой дипломатической. И не случайно, что из девяти глав его водянистой работы ни одной главы и даже подглавки не посвящено рабочему и крестьянскому движению в Приморье, Амуре и Забайкалье и героической их форме - движению партизанскому, в котором малочисленный рабочий класс Дальнего Востока осуществлял боевой союз с дальневосточным крестьянством, осуществлял свое классовое руководство им. Зато описаны все парады, пышные приемы, встречи с Семеновым и другими белогвардейскими и империалистическими генералами (Оой, Такоянаги, Вержбицкий, Хрещатицкий и др.), "дружеские беседы" с ними, далеко не делающие чести их собеседникам.

Лица рабочих и крестьянских масс в этой "исторической" работе совершенно не видно. Его заменяет лицо обывательских сентенций, лицо мелкой дипломатии и мелких, дипломатов.

Рецензируемая работа изобилует массой досадных фактических неточностей. Для примера берем наиболее разительные по своей значимости факты.

Во-первых, начало переговоров атамана Семенова о переходе(?) на сторону Советов автор относит к моменту проезда через Читу Владивостокской делегации Кабцана-Кушнарева. А между тем по уже опубликованным документам, мы знаем, что начало этих переговоров относится к концу июня 1920 года, когда прибывший на ст. Гангота японский генерал Такаянаги обратился к делегации ДВР с предложением "примирить" Москву с Семеновым, выставив для этого ряд предварительных условий. Делегация снеслась с Верхнеудинском, а последний с Москвой, и в результате японцами было дано понять, что, устраняя их вмешательство в нашу борьбу с внутренними силами контрреволюции, мы предлагаем Семенову без всяких предварительных условий обратиться непосредственно к правительствам ДВР и РСФСР. В результате этого Семенов 7 августа 1920 года послал правительству ДВР следующую челобитную:

"Ат. Григ. Мих. Семенов - предлагает представить буферному государственному образованию образоваться вне всякого его участия; он же лично с верными ему частями уходит в Монголию и Манчжурию, и вся его деятельность в означенным странах должна всецело (оружие, деньги), включительно до вооруженной силы, поддерживаться Советской Россией при условии, что эта деятельность будет совпадать с интересами России Финансирование в пределах по 100000000 иен в течение первого полугодия с обязательством вышиба(!) Японии с материка и соседних независимых Манчжурии и Кореи. Обязательство свободного проезда в торжественной обстановке поезда атамана (Семенова) и манчжуро-монгольских делегаций по всем линиям ж. д. Сибири и России.

Договор должен быть заключен в виде военного договора.

Ат. Семенов, 7 августа 1920 года Заб., г. Чита"

(Опубликовано в харбинских газетах и в N 2 журнала "Народы Дальнего Востока" за 1921 год, стр. 170) Как мало общего между суздальским рассказом т. Парфенова о том, как т. Никифоров понравился "своей искренностью" бандиту и интервенту Семенову, как последний был "обработан" т. Никифоровым, заговорившим с Семеновым через другого белого генерала (Хрещатицкого) языком "русского человека" (кавычки т. Парфенова). Попутно отметим, что и генерал Хрещатицкий удостоился от тов. Парфенова изрядной доли елея. Вот что он пишет уже без кавычек: "В Хрещатицком наступило некоторое просветление патриотического(!!) чувства. И он обещал Никифорову уговорить Семенова согласиться на его предложение" (стр. 46). Так-то Парфенову "делалась" история.

Зачем "историк" Парфенов занялся реабилитацией Семенова, зачем он скрыл разный характер переговоров Семенова с ДВР, за которой этот атаман чувствовал силу пролетарской диктатуры РСФСР и опереточных переговоров с т. Никифоровым, за которым не было ничего, кроме запоздалого сочувствия автора рецензируемой книги да коалиции с приморскими эсерами и меньшевиками? Зачем понадобилось автору скрывать явно и плохо прикрытый корыстный характер переговоров Семенова (стр. 40, 41, 42; 43; 45 и 46), пытавшегося (в виду зреющего в Японии, в силу ее внутренних событий, решения отказаться от его поддержки), получить от нас средства, или "на вышиб Японии с материка" в случае, если она его окончательно бросит, или средства и согласия на образование монгольско-манчжурского государства, если Япония посадит его на престол этого "государства"? Зачем понадобилось тов. Парфенову изображать Семенова каким-то раскаившимся злодеем, к тому же раскаившимся мелодраматически, только под влиянием "обаяния" т. Никифорова, когда Семенов за свой переход требовал от РСФСР вовсе не "обаяния", а монету и монету изрядную - в 100 миллионов рублей золотом?

Тов. Парфенов не церемонится с исторической и политической правдой и в другом, весьма важном, вопросе данного периода. Так, со слов эсеровской газеты "Воля" от 4 сентября 1920 года, в тоне явного сочувствия ей, он рассказывает, как Владивостокское Народное Собрание, руководимое коалицией с участием некоторых наших путанников, большинством голосов отказалось ратифицировать и соглашение с забайкальским атаманом Семеновым, и "насильно навязанное владивостокской делегации соглашение с Верхнеудинском", т. -е. с РСФСР.

К сожалению, факт такого отречения товарищей, игравших в свою собственную политику, действительно имел место, но его историческая и политическая правда устами т. М. Губельмана уже однажды была вскрыта, когда он на областной приморской партконференции 10 июля 1920 года говорил по адресу ответственных за подобный образ действий людей: "Центр наш боролся с перенесением внимания на Владивосток. Мы же пошли вразрез с его директивами... Не забудьте, что за японцами из Забайкалья ползет также и Семенов и что Владивостокское Народное Собрание с помощью Японии легко может превратиться в Семеновское".

В данном же случае оно уже превратилось в полусеменовское. А у историка Парфенова не нашлось даже слов, чтобы вскрыть это, и он не нашел ничего лучшего, как определенный акт нашей борьбы с интервенцией империалистов, об'яснять словами эсеров ("насильно навязанное") и личной волей отдельных наших работников из ДВР.

В работе Парфенова имеется и буквальная юмористика. Вот пример: начальник карательных экспедиций против красных, белогвардейский семеновский генерал Хрещатицкий (Чита) ведет переговоры по прямому проводу с одним из владивостокских работников. Во время этих переговоров названный работник обращается к семеновскому генералу с просьбой: "Крайне желательно переговорить мне с ответственными коммунистами Читы" (это в семеновском-то застенке!). Хрещатицкий отвечает: "Коммуниста вам найду, только, если можно, назовите фамилию и приметы, иначе пожалуй трудно будет узнать, ответственен ли он (!!)"... (стр. 48 и 49).

Такова ценность исторической работы т. Парфенова. Она является собранием эпизодов, анекдотов, всего, чего хотите, только не марксистской работой об одном из этапов борьбы за наш Дальний Восток.

Книга Парфенова не только не научная, не только не историческая, но, по своим обывательским качествам, по своему сочувственному смакованию весьма досадных фактов, которых, конечно, не могло не быть в столь больший исторической и героической эпопее, - она еще и политически вредная книга.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: