Период первоначального накопления капитала в России характеризовался бурным развитием колониальной экспансии царизма.

Прямой грабеж "инородцев", проводимый нередко под флагом собирания податей и дани - "ясака", был одним из важнейших источников обогащения "служилых" людей, купцов и помещиков Московского царства.

Особенно привлекала последних Сибирь, изобиловавшая дорогим пушным зверем. Отсюда стремление русских купцов и помещиков проникнуть все дальше на восток, вглубь Сибири, в места, богатые драгоценными мехами, тем более, что с XVII в. количество добываемых мехов в Сибири в связи с хищническим уничтожением зверя начало падать, а цены на меха на мировом рынке возросли.

О существовании Камчатки первыми узнали якутские казаки. В конце XVII в. группа казаков спустилась к Ледовитому океану. Повернув на восток и обогнув Чукотскую землю через Берингов пролив (еще до открытия его Берингом), казаки основали Анадырский острог (крепость) в низовьях реки Анадыря.

В 1695 г. приказчиком Анадырского острога был назначен дослужившийся до пятидесятника якутский казак Владимир Атласов. Разведав через казака Морозко о Камчатке. Атласов и 60 служилых и промышленных людей в начале 1697 г. выехали из Анадырска.

В том же году они покорили несколько камчадальских острожков, обложили жителей их ясаком (данью) и заложили острог на Камчатке (Верхнекамчатск).

В 1700 г. на помощь казакам был прислан из Якутска боярский сын Кобелев с новым отрядом казаков. Отряд Кобелева проник на юг Камчатки. В 1704 г. пятидесятник Колесов с отрядом казаков прошел до конца полуострова и обложил ясаком всех камчадалов.

Сибирские меха вывозились на европейские и азиатские рынки. Особенно высоко ценились сибирские соболя, которые, как отмечала одна торговая книга XVII в., "по всем землям в цене"¹ .

В "Известиях о торгах сибирских"² подчеркивалось крупное значение для соболиной торговли, с одной стороны, китайских и турецких рынков, а с другой - особое внимание уделялось характеристике тех широких возможностей для реализации мехов, которые имелись и на рынке внутреннем.

"В России знатные особы издавна к хорошим соболям привыкли. Они знают им цену и не жалеют за добрый товар платить большие деньги... Недособоли отпускаются как в Китай, так и в Россию, турки и греки их весьма любят"³ .

Все это особенно стимулировало искателей наживы "проведать" тот край, где "соболей невероятное множество" и где коренное население "при покорении своем за ясак соболиный не только не спорили, но, напротив того, весьма казакам смеялись, что они променивали ножик на 8, а топор - на 18 соболей"⁴ .

Именно под этим углом зрения "покоритель" Камчатки Атласов в своей "сказке" и освещает весь свой поход. Пришли к Пенжинской губе, столкнулись с "пешими коряками"⁵ и первым делом Атласов отмечает: "А соболей-де у них в устье реки Пенжины нет". Пришли к "люторским острогам" и опять в первую очередь о соболях: "Соболи-де от них по горам недалече белые, а соболей-де они не промышляют, потому что в соболях они ничего не знают".

¹ Временник Московского общества истории и древностей Российских, 1850. Т. VIII.

² Журнал "Ежемесячные сочинения" за 1756 г.

³ Журнал "Ежемесячные сочинения" за 1756 г., март, стр. 200 - 201.

⁴ Крашенников С. П. "Описание земли Камчатки". СПБ. 1755. Т. I, стр. 215.

⁵ "Пешими", в противоположность "оленным", назывались коряки, занимавшиеся рыболовством.

Наконец, пришли на Камчатку-реку, и здесь уже Атласов с удовлетворением отмечает, что "соболи-де и лисицы у них в земле есть много"¹ .

Однако в общем пути "расширения вширь" российского торгового капитала на Дальнем Востоке Камчатка была лишь небольшим полустанком.

На Камчатке дороги разветвлялись.

Цепь Курильских островов вела к Японии, цепь Алеутских - к Америке.

На эти два пункта и были устремлены в этот период все помыслы русских феодалов и купцов.

Уже в 1713 г., через каких-либо пятнадцать лет после появления русских на Камчатке, якутский воевода поручил Козыревскому проведать о находящихся близ Камчатки островах и о Японии: "Какими путями в сию землю проезд, какое там в потреблении оружие; могут ли жители оной иметь дружбу и торговлю с русскими, подобно китайцам, и что им годно из Сибири"² .

О необходимости проникновения в Японию и Америку писал в своих предложениях, датированных апрелем 1730 г., капитан Беринг: "Не без пользы было бы, чтобы охотской или камчатской водяные проходы по устья реки Амур и далее, до Японских островов выведать: понеже надежду имеем, что тамо нарочитые места можно находить. И с теми некоторые торги установить, также ежели возможность допустит и с японцами торг завесть, чтоб не к малой прибыли Российской империи впредь могло сказаться"³ . И дальше: "признаваю, что Америка или иные между оной лежащие земли не очень далеко от Камчатки... и буде подлинно так, то можно будет установить торги с тамошними обретающимися землями к прибыли Российской империи"⁴ .

Как же русские завоеватели использовали захват Камчатки?

В первый период своего пребывания там они, не разрушая старого способа производства, ограничились лишь сбором ясака, ибо "и способ грабежа опять-таки определяется способом производства", как указал Маркс. "Нация с развитой биржевой спекуляцией не может быть ограблена таким же способом, как пастушеский народ"⁵ .

Торговых взаимоотношений на первом этапе колонизации между русскими пришельцами и коренным населением мы почти не наблюдаем, так как не было необходимости давать что-либо взамен того, что могло быть получено применением "непосредственной силы", в чем, по Марксу, и заключается "существенный момент так называемого "первоначального накопления".

И если ввиде ясака, предназначавшегося для "государевой казны", собиралась преимущественно пушнина, то ввиде чащины - сбора в пользу сборщиков - шли не только остатки пушнины, но и все остальное, что имелось у коренного населения.

"А ежели и впредь будут такие поборы изличиша, - говорил в своей "сказке" родовой старшина Начика, - то нам придти будет в всеконечную нищету, понеже с "ас берут ясачную казну, а сверх ясаку берут по три лисицы, а ежели лисиц нету, то берут по три соболи, а соболи нету, то берут куклянками и собольными собаками. И что у нас имеется, то все берут вместо чащин"⁶ .

Пытавшиеся протестовать туземцы истреблялись огнем и мечом.

От многочисленного прежде племени анаулов не осталось никаких следов. Анаулы были истреблены. И такое истребление "немирных" народов - не единичный случай: это была система "утренней зари капиталистической эры производства", это было лишь точное выполнение директив правительствующего сената.

"1742 года февраля 3 дня в собрании правительствующего сената докладывано: ...Во искоренении ж оных немирных чюкч поступать по мнению, об'явленному в... до-ношении статского советника Ланга, а именно, на оных немирных чюкч военною оружейною рукою наступить, искоренить вовсе"⁷ .

Это о чукчах. А несколько позже то же самое о коряках:

"И посланным в Охоцкую канцелярию указом велено для представленных от той Охоцкой канцелярии резонов, призвав всемогущего бога на помощь, всех изменников коряк военною ружейною рукою по-

¹ Две сказки Атласова. "Чтения Общества истории и древностей Российских". 1891. Кн. III, стр. 6 - 7.

² Г. С. "Монах Игнатий Козыревский". "Сибирский вестник". 1823 г. Ч. II, стр. 29.

³ "Первое морское путешествие россиян". СПБ. 1823, стр. 106.

⁴ Там же, стр. 105.

⁵ Маркс. Т. XII, ч. 1-я, стр. 188.

⁶ Ленинградское отделение Центрального исторического архива. Фонд экспедиции Беринга, д. N3, л. 140. Все цитируемые ниже материалы хранятся там же.

⁷ Фонд сената, 1-й департамент, д. N 71, л. 543.

бить и вовсе без всякого милосердия искоренить"¹ .

"Опустошение и обезлюдение следовали за ними везде, куда только ни ступала их (завоевателей) нога" (Маркс).

Факт за фактом перед нами раскрывается система, столь гениально запечатленная Марксом в главе о первоначальном накоплении, система "предательств, подкупов, убийств и подлостей".

"А всех поголовно мужеска и женска полу малых и больших побито ста с два человек и больше и при том взято в плен малых мужеска полу пять, больших женок семь, итого двенадцать", - доносил капитан Шатилов, начальник экспедиции против коряков (1751 г.). Перечислив заслуги свои и подчиненных, Шатилов в заключение просит за "радетельную" службу награды рангом.

В 1753 г. группа коряков, спасаясь бегством от завоевателей, пристала на байдарке к одному утесу, и, поднявшись на приготовленных заранее ремнях в расщелину утеса, убрала за собой ремни. Пещера была на расстоянии десяти саженей от земли и сорока саженей от вершины утеса, вход в нее был заложен приготовленным лесом.

Тогда каптенармус Байбородин распорядился "утвердить сверху утеса ремни, и по тем-де ремням от земли поднят был ерш казак и два человека из коряк и подаваемы были им травяные снопы, обливая нерпичьим жиром, чтоб крепко от того жиру горели, и зажгли у той щели вход... и убили-де из тех изменников в той щели одного человека, а достальных всех сожгли, которых-де воров трупы ради опознания вытаскивали"² .

Так из году в год шло истребление "инородцев".

Но колонизация вызывала решительное сопротивление народов Камчатки.

Документальный материал показывает бесконечную цепь крупных и мелких восстаний среди камчадалов и коряков, карательные походы против чукчей.

Методами физического уничтожения восставших колонизаторы пытались удержать в подчинении остальных: "От такого военного страху и другие ясашные и неясашные народы от бунту и измены иметь будут воздержание и от время до времени верноподанными быть"³ .

Почти столетие длилась на Камчатке борьба с завоевателями.

С каждым десятилетием сопротивление националов становится все упорнее. Ружье - преимущество колонизаторов - часто уступало количественному превосходству туземцев и прекрасному знанию ими местности.

Это особенно заметно при изучении истории восстаний чукчей, которые оказывали наибольшее сопротивление завоевателям.

В одном из первых открытых столкновений с чукчами, во время похода сотника Нижегородова в "чукотскую землицу", в 1731 г., из семисот чукчей убито было около четырехсот пятидесяти, в плен взято сто пятьдесят и лишь ста удалось спастись. Завоевателей же в этом столкновении было убито двое и легко ранены семьдесят человек⁴ .

А в 1747 г. у устья реки Орловой чукчи нанесли отряду майора Павлуцкого (сам майор был убит) такое поражение, что из сибирского приказа было велено произвести точное расследование происшедшего и все материалы отправить в Москву, так как местные власти подозревались в сокрытии истинных размеров поражения и обвинялись в том, что "о прибытии означенными немирными чукчами с реченным майором Павлуцким может писано отсюда якобы необстоятельно, об уроне в людех с рапортом партии сотника Ивана Отласова не сходственно"⁵ .

Захватывая огнестрельное оружие, националы быстро научились им владеть. В восстании 1731 г. засевшие в Нижнекамчатском остроге камчадалы, завидев приближающихся русских, "стали на них из острогу палить из пушек и из мелкого оружия"⁶ .

Среди отнятых у коряков ценностей вроде лисиц, красных и сиводушных, фигурирует еще совсем недавно столь страшное для них "огненное" оружие.

Видоизменяется и техника обороны: с приходом колонизаторов увеличивается число укрепленных острожков. В записях Я. Генса сообщается, что "изменник Валыч построил острог становой и землею в полдерева осыпан, а обретается-де в том остроге изменников сот с пять, бобровских и курильских, а оружья у них имеется пять

¹ Фонд сената, 1 департамент, д. 760, л. 584 - 187.

² Там же, д. N 750, л. 633 - 638.

³ Там же, л. 584 - 587.

⁴ Экспедиция Беринга, д. N 77, л. 371.

⁵ Фонд сената. 1 департамент, д. 1552, л. 234.

⁶ Экспедиция Беринга, д. N 3, л. 103 - 104.

пищалей и что-де на оных изменников в малолюдстве идти не подлежит"¹ .

Кроме того появились технически очень простые, но прекрасно защищавшие укрепления из саней.

Путь к таким "крепостям" обычно преграждался ловко замаскированными капканами и ловушками.

Имели место и попытки объединения туземцев для совместной борьбы с завоевателями. Не только камчадалы, но и издавна враждовавшие между собою коряки и чукчи (коряки нередко добровольно шли к русским для помощи в их борьбе с чукчами, угонявшими коряцкие стада) пытаются наладить друг с другом связь.

Имеется очень любопытнее показание "ясашного иноземца" Петра Орликова, который в 1746 г. был отправлен для тайного расследования местонахождения посланных для сбора ясака служилых, долго не возвращавшихся обратно.

Будучи на Озерной реке, у камчадалов, Орликов узнал, что к ним "чукчи-де, коряки и юкагиры на погромление здешнего нижнего Камчатского острога... в споможение придти хотят". Кроме того, что "коряки-де с чукчами замирение возымели, об'являя: доколе-де нам между собою иметь брань и от русских терпеть, мы-де их, чтоб они "а нашей земле не были, всех до" единого искореним"² .

План действий, по словам Орликова, намечался следующий: для помощи камчадалам при взятии Нижнекамчатского острога приходят чукчи, коряки и юкагиры. Часть из них будет ожидать очередного прихода русских судов из Охотска. Суда эти предполагалось захватить обманным путем. Сюда же придут и "две байдары олюторов с женами и детьми". "А друше-де пойдут, совокуплясь с тагильскими, на погром в Большерецкий и Верхний остроги". Для осуществления этого плана, по словам Орликова, юкагиры и чукчи уже заперли колымскую дорогу.

И хотя такого об'единения туземцев, по существу, не произошло, лето 1746 г. и весь 1747 г. ознаменовываются одновременными большими восстаниями и чукчей и коряков, причем корякам даже удалось уничтожить Акланской острог.

Но ни захват огнестрельного оружия, ни постройка укрепленных острожков, так же, как и запоздалые попытки об'едииения, не могли, конечно, быть серьезным препятствием дальнейшему продвижению русских колонизаторов. И если чукчи фактически остались до конца "недопокоренньми", то это лишь потому, что борьба с ними велась недостаточно последовательно, с большими промежутками, что об'яснялось отсутствием у чукчей предметов, годных для ясака.

В 1740 г. сенат постановил вовсе прекратить походы против чукчей. Но вскоре они возобновились и особенно усилились в конце 40-х и начале 50-х годов.

Одним из важных факторов усиления наступления на чукчей было опасение русских колонизаторов, что чукчи об'единятся с коряками.

На Камчатке как и во всей Сибири сразу же после прихода завоевателей устанавливался институт рабства. В 1730 г., читаем мы в показаниях Федора Харчина, одного из руководителей восстания камчадалов: "Комиссар Иван Новгородов посылал ко мне на Еловку за сбором ясашньм брата своего Матвея, и брал он с меня за сродников моих двойной ясак, да сверх оного ясаку себе брал по три голов с человека за чащину соболями или лисицами, а у кого взять нечего и лопатью (одеждой) мужским и женским полом"³ .

Взятые в рабство "ясашные люди" и захваченные пленники не только обращались в холопство здесь же, на месте, но вывозились и продавались далеко за пределами Камчатки, в частности в Якутск, этот центр российской работорговли. "И у многих побрали жен и детей, - читаем мы в сенатских материалах, - и так уже набрали много, что в Якуцку мало таких Козаков есть, у кого б ясашных людей в холопях не было, и к тому же многое число продают разного чина людем, которые развозят по иным городам"⁴ .

По переписи 1724 г., "за выключением действительно служащих разных чинов людей в подушном складе" в Верхнекамчатском остроге числилось разночинцев 27 и у них холопов 101, в Большерецком - разночинцев 34 и у них холопов 109 и в Анадырском - разночинцев 6 и холопов у них 27⁵ .

Однако рабство на Камчатке носило не плантационный характер. Раб не применялся в производстве, а использовывался преимущественно для личного обслуживания.

¹ Экспедиция Беринга, д. N 3, л. 73 - 74.

² Фонд сената, 1-й департамент, д. N 1552, л. 60 - 61.

³ Там же, д. N 5, л. 556 - 559.

⁴ Собрание повелений верховной власти. 1733, N 38, л. 298.

⁵ Канцелярия Синода, 1700, д. N 188 - 504.

* * *

При изучении колонизации Камчатки необходимо всегда иметь в виду следующие моменты: использование колонизаторами начинающейся классовой диференциации среди угнетенных народов, использование национальной розни и опора на религию. Положение М. Н. Покровского, что "на Востоке царизм был настолько материально сильнее покоряемых, что ему не приходилось искать здесь политической опоры на местах", так как "голого насилия было достаточно", совершенно справедливое для периода первых военных столкновений русских с туземцами, не может быть, однако, распространяемо и на период "мирного освоения" народов Камчатки, период, ознаменовавшийся многочисленными восстаниями.

Опорой российского самодержавия среди восставших племен являлись родовые старшины, "лутчие иноземцы", владетели оленьих стад, державшие в зависимости своих многочисленных "сродников" и награждаемые впоследствии за верность кортиками и красными кафтанами.

Тайоны (старшины), как правило, становились во главе каждого восстания, они же, как правило, каждое восстание предавали.

Российская колонизация, сужая для тайонов до минимума базу эксплоатации, естественно, толкала их в аппозицию, вместе с тем политика задабривания, проводившаяся русскими в отношении тайонов, и возможность за счет других сохранить свою собственность и какую-то базу для эксплоатации, заставляли их идти в союзе с русскими.

Степан Харчин, активный участник и руководитель восстания камчадалов 1731 г., проходившего под руководством его брата тайона Федора Харчина, бежал от восставших и перешел на сторону русских, за что впоследствии вместо брата был назначен тайоном в Камчатском острожке между озерами Кайначем и Еловкою.

В одной из инструкций этого периода предписывается выяснить, "что у тех народов князей и лучших людей", переписать их и "иметь с ними ласку и привет и бережение, чтоб они великому государю служили верно и радетельно, и улусных своих людей от всякой шатости унимали, а иных немирных иноземцев под его великого государя великодержавную руку призывали, и за такие их службы великого государя милостью обнадеживать и кто из них такую службу покажет, о том писать в Якуцк, и может за такие службы прислано будет великого государя милость, подарочное жалованье, смотря по них службе".

Ориентировка на местную аристократию сочеталась с испытанным способом натравливания одной народности на другую: коряки натравливались на чукчей, тунгусы - на коряков и т. д.

С тунгусов, бывших вместе с русскими колонизаторами в походе против коряков в 1748 г., "на тот 748 год до получения из сената указу, велено (ясаку) не взыскивать и взятых в плен коряк от них не отбирать"¹ .

"Все ясашные народы безгласны сами по себе, их старшины разных наименований составляли аристократию, выгодную для завоевателей"² , - читаем мы в записке о Сибири генерал-майора Мусина-Пушкина. И не даром в ряде мест старшины и их семейства освобождались от ясака, который за них платило остальное население.

Могущественным средством в руках колонизаторов была также церковь.

Миссионер обыкновенно шел совместно со служилым и получал свою долю в общем грабеже населения.

Как только Атласов привез первые сведения о Камчатке, туда был направлен архимандрит Мартиан.

Чукотские шаманы.

¹ Фонд сената, 1-й департамент, д. N689.

² Фонд министерства внутренних дел, департамент общих дел, 111-е отделение по 2-му столу, д. N45. 1836 г.

Советская Камчатка. Камчатские пионеры в лагере. 1925 г.

Прибыв в 1705 г. на Камчатку, Мартиан в 1711 г. принял участие в бунте казаков и убийстве трех камчатских приказчиков. При дележе имущества убитых Мартиан получил "шубу соболью лапчатую, да Петра Чирикова грабленных дворовых людей камчадальской породы, некрещенных робят, иноземским названием Шомка, да Чистяк, да Володимира Отласова дворовую девку крещеную Настасью"¹ .

Колоритной фигурой среди камчатских миссионеров был Игнатий Козыревский. Первую половину своей деятельности Козыревский провел на Камчатке, "попрося у бога милости оружейным боем", а вслед за этим постригшись в монахи из-за опасения наказания за ряд совершенных преступлений, заботился о том, чтобы "камчадальская земля с тамошними народы, не знающими истинного бога, просияла б святым крещением".

Укрепленные остроги - Большерецкий, Нижнекамчатский, с одной стороны, и Успенская пустынь и Покровский монастырь, с другой - вот результаты деятельности Козыревского.

В 1730 г. газета "Санкт-Петербургские Ведомости" возвестила о прибытии в Москву этого камчатского героя. Однако вскоре выяснилось, что Игнатий Козыревский, помимо того, что в свое время был наказан плетьми, прибыл в Москву "беспашпортным", после побега из монастыря, а в 1711 г. руководил убийством В. Атласова.

Таковы были миссионеры. Столь же "ревностными" христианами являлись и сами казаки.

По установившемуся обычаю, надевание креста означало, что вновь крещеный всецело принадлежал своему крестному отцу. Поэтому христиане-казаки, без устали крестившие националов, нередко оставляли своих жен и детей некрещеными.

Таким образом, борьба камчадалов против крещения была по существу борьбой за сохранение своей личной свободы.

Несмотря на льготы, дававшие крещеным, массовое крещение туземцев имело место лишь тогда, когда сопротивление становилось уже совершенно невозможным.

Таким образом, насаждение христианства на Камчатке закрепляло результаты, достигнутые оружием.

Непосредственно за подавлением восстания среди камчадалов началось их массовое крещение, и уже во второй половине 40-х годов XVIII в. камчатский архимандрит заявил, что ему среди камчадалов делать нечего, так как все они уже окрещены.

Иначе обстояло дело с чукчами, которые так и остались "недолокоренными".

¹ "Памятники сибирской истории". Т. I, стр. 491.

Советская Камчатка. Школа в Кирганаки.

Лишь через 100 лет - в 40-х годах XIX в. - в донесениях из камчатской епархии попадаются сведения о принятии христианства... одним или несколькими чукчами.

Результаты колонизации сказались весьма скоро. По подсчетам Атласова, в конце XVII в. "камчадальских иноземцев от Еловки речки до моря 160 острогов. А в остроге в одной зимней юрте, а в иных острогах в 2 юртах живет людей человек по 200 и по 150"¹ . На основе этих данных Л. С. Берг² приходит к выводу, что камчадалов в низовьях Камчатки жило в это время около 25 тыс. С. Патканов³ , на основе данных Крашенинникова для 1741 г., считает число камчадалов в 12 - 13 тыс. душ. А в 1897 г., по официальным данным, камчадалов насчитывалось лишь около 4 тыс.

Хотя эти данные не совсем точны, они все же ярко показывают темп вымирания камчадалов.

В течение двадцати лет, отделяющих одну ревизию (перепись) от другой (третья 1761 - 1767, четвертая-1781 - 1797), число ясашных камчадалов в Нижнекамчадальском округе уменьшилось от занесенной русскими эпидемии оспы больше чем в два раза.

По третьей переписи числилось ясашных 2219, а по четвертой - всего лишь 981.

Европейская культура предстала перед камчадалами во всем ее блеске еще в период походов Атласова. Первыми ее подарками был лазоревый бисер и... сифилис.

* * *

"Существование капитализма без национального гнета, - отмечал в своих резолю циях X с'езд нашей партии, - так же немыслимо, как немыслимо существование социализма без освобождения угнетенных наций".

На Камчатке начало освобождения угнетенных, эксплоатируемых народов приходится на конец 1922 г., когда на полуострове окончательно были ликвидированы белобандиты.

За 12 лет существования советской власти Камчатка из края, который "постепенно клонился к упадку", где "средства к жизни истощались", куда "культура и образование не проникали⁴ , превратилась в край

¹ Две сказки В. Атласова. 1891, кн. III стр. 6 - 7.

² Берг Л. С. "Открытие Камчатки и камчатские экспедиции Беринга". Гиз. М. и П. 1924.

³ Патканов С. О. "О приросте инородческого населения Сибири", стр. 134. СПБ. 1911.

⁴ Слюнин Н. "Охотско-камчатский край" стр. 92. СПБ. 1900.

передовой рыбопромышленности, в край, где процент охвата обучением детей школьного возраста в среднем равен 48¹ .

"Естественный процесс вымирания туземного населения", как именовали буржуазные ученые непрерывное уменьшение коренного населения Камчатки, не только приостановился, но, наоборот, народности Севера культурно растут и количественно увеличиваются.

Прекрасную иллюстрацию этого положения дает сравнение статистических данных об эволюции числа националов в советской и японской частях Сахалина. В то время как в Карафуто (японская часть Сахалина) мы наблюдаем быстрый процесс вымирания туземного населения (в 1925 г. "естественная" убыль туземных народностей Карафуто была равна 11%), по данным пробной переписи УНХУ РСФСР, в 1932 г. гиляки на Советском Сахалине дали 20,8% естественного прироста.

За последние четыре года 50-тысячное туземное население Камчатки увеличилось на 10 тыс.² .

На Камчатке, где до революции не было почти ни одного промышленного предприятия, в 1932 г. было уже 10 рыбоконсервных, 7 береговых и 10 плову чих крабоконсервных заводов. Продукция рыбопромышленности с 1928 по 1934 г. возросла почти в 10 раз.

По данным Акционерного Камчатского О-ва, общая сумма капитальных вложений на Камчатке в течение первой пятилетки равнялась 50714 тыс. руб. Из них 74,1% было вложено в промышленность, в частности в рыбопромышленность.

Огромное внимание уделяется развитию сельского хозяйства на Камчатке. Посевная площадь по социалистическому сектору в 1932 г. по сравнению с 1930 г. возросла почти в 6,5 раз, а по единоличному сектору - почти в 4 раза.

Восстанавливается разрушенное царизмом и интервентами пушное хозяйство края. Ныне Камчатка - основной поставщик соболя в Советском союзе (более 1/3 всей продукции).

Вторая пятилетка, предусматривающая "ускоренный экономический и культурный под'ем отсталых национальных республик и областей, в отсталости которых еще до сих пор сказывается наследие царско-колониального режима", еще более резко преобразит облик Советской Камчатки.

¹ В Чукотском округе - 48%, в Корякском - 57%, в Охотском - 38%, цифры заимствованы из "Советского Севера" N 1 за 1934 г.

² "Советский Север" N 1 за 1934 г.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: