ЗНАЧЕНИЕ и ХАРАКТЕР РАБОЧЕГО ДВИЖЕНИЯ В 70-х гг.

Семидесятые годы открывают новый этап в развития революционного движения в России.

Впервые в истории революционной борьбы все более и более значительную роль начинает играть новый общественный класс - пролетариат.

Рабочее движению 60-х гг. было движением переходного периода, когда русские рабочие только начинали формироваться в класс. Но уже в эту эпоху рабочие видели, что нельзя действовать в одиночку. Оки видели также, что их выступления вызывают тревогу и страх правительства. Об этом свидетельствовали воинские команды, посылаемые правительством для усмирения забастовщиков. Первые стачки 60-х гг. были подготовительной школой для последующей стачечной борьбы. Именно они подготовили возможность выступления в 70-х гг. со своей программой и тактикой (хотя бы и не в развернутом виде) передовых рабочих в русском революционном движении. Эти же рабочие стачки оказали влияние и на оформление программно-тактических положений разночинной интеллигенции. Нарастающие столкновения рабочих с капиталистами и агентами правительства приводят к попыткам и организационного оформления как рабочих, так и революционную интеллигенцию.

Вторая половина 70-х гг. знаменуется значительным ростом политического сознания рабочих. Появление рабочих организаций параллельно с землевольцами показывает, что народнический социализм уже не удовлетворяет наиболее передовых русских рабочих. Последние ив плетутся в хвосте у народников, не воспринимают их программу, а пытаются своими силами с помощью одиночек-интеллигентов строить самостоятельную рабочую организацию - Южно-российский союз рабочих в 1873 - 1875 гг. и Северный союз русских рабочих в 1877 - 1878 гг. Именно на эти годы падает к наибольший под'ем; стачечного движения 70-х гг.

Движение рабочих в 70-х гг. носило в большинстве еще стихийный характер. Существовавшие тогда социалистические народнические организации но могли помочь пролетариату выйти на самостоятельный путь.

Российский пролетариат, оформляясь, шел к учению социализма, пробиваясь через народнические теоретические путы. Но вехами рабочего движения были не народнические программные шатания, не то русло, куда устремляли они рабочее движение, и рабочие стачки и впоследствии рабочая партия, создавшаяся на базе движения рабочего класса и по; лучившая отклик у передовой интеллигенции. Для народников не существовало класса рабочих - для них все трудящиеся были работниками. В это понятие включались все занимавшиеся физическим и умственным трудом как крестьяне и рабочие, так и интеллигенция. Восхваляя, бунты в своих программах и проповедуя анархистский лозунг федерации свободных общин, народники повсюду выдвигали на первый план вопрос аграрный. "Вопрос же фабричный, - писали они, - мы оставляем в тени, и не потому, чтобы не считали экспроприацию фабрики необходимой, а поэтому, что история поставила в Западной Европе вопрос, фабричный, у нас же его гае выдвинула вовсе, заменив его вопросом аграрным"¹ .

Организующего воздействия на рабочее движение социалисты с программами такого типа иметь не могли. Народники, в том числе и чайковцы, еще с 1872 г. вели значительную культурническую работу среди петербургских рабочих, Идеи "кооперативного социализма", производительных ассоциаций, артелей, идея Лассаля, передача экономического учения Маркса и рассказ о жизни западных пролетариев - все это составляло предмет обсуждений отдельных народников и кружков. Чайковцы и другие боевые демократы дали некоторый толчок передовикам-рабочим. Разгром чайковцев в 1873 году не прекратил деятельности рабочих. Попытки Всероссийской социально-революционной организации в 1874 г. вести агитацию среди рабочих показали, что имеется весьма благодар-

¹ "Революционная журналистика 70-х ст.", стр. 2.

ный материал. Землевольцы также вели некоторую работу среди рабочих, В дальнейшем "Народная воля" и "Молодая народная воля" стремились вовлечь в свои ряды возможно большее количество революционеров. Это особенно удалось народовольцам. Под знаменем этой партии об'единилось до 1300 рабочих в разных районах России. Но народовольцы не смогли использовать этот благодарный материал, поскольку программа "Народной воли" не удовлетворяла классовых запросов русских рабочих. После разгрома обоих рабочих союзов не было другой организации, которая бы заинтересовалась рабочими. Только одиночки из рабочих приняли активное участие в терроре, остальная масса революционных рабочих вела свою самостоятельную работу, ничего общего с народовольчеством не имеющую. Если считать, что рабочее движение находилось под идейной гегемонией народников, что народники выпестовали рабочее движение и передали организованные пролетарские кадры социал-демократии, то совершенно непонятна будет вся полиса стихийного рабочего движения до 90-х гг. включительно. Классовый интерес делает пролетариат восприимчивым к социализму. Но вся агитация народников в рабочем классе не была агитацией профессиональных революционеров для организации и во имя интересов рабочего класса.

Мелкобуржуазные революционеры отнюдь не стремились к тому, чтобы ускорять процесс организации и борьбы за политические интересы рабочего класса, против самодержавия и против капитала. Организованную борьбу за политические права, несмотря на противодействие народников, первыми начали именно рабочие организации - Северный и Южный союзы. Конечно неверно было бы совершенно отгораживать весь этот этап рабочего движения от общереволюционного движения 70-х гг. Обще революционная ситуация не могла не влиять на стачечное движение. Но, с другой стороны, значительность стачечного движения была сама фактором, ускорявшим движение революционной молодежи. В противовес народникам рабочие организации брали из опыта западноевропейского рабочего движения все, что они в ту пору считали приемлемым. Русский рабочий класс в 60 - 70-х гг. не имел такого революционного прошлого, как пролетариат Запада. Рабочий класс на Западе прошел через ряд демократических революций, ощущал веяние "прообраза" диктатуры пролетариата, а француз окне рабочие были творцами Парижской коммуны. Русский рабочий вырастал в стране, где наряду с народившимися капиталистическими отношениями продолжали существовать феодально-крепостнические, накладывавшие ездой отпечаток на характер фабричных предприятий и на условия борьбы рабочих. Поэтому процесс формирования пролетариата у нас был гораздо более сложным, чем в Западной Европе. Наш рабочий не мог в 70-х гг. итти в уровень с рабочим движением Запада, а там более не мог в те годы, поскольку не было политической рабочей партии, претендовать на роль вожака движения всех трудящихся. Ведь "только сознательные в классовом отношении пролетарии, - как учил Ленин, - могут выступить и выступят в качестве вождей огромного большинства эксплоатируемых"¹ .

Рабочее движение в России развивалось как революционное движение в самодержавно-феодальной стране и протекало долгое время в условиях подполья. Первые этапы в развитии российского рабочего движения по времени совпали с подавлением Парижской коммуны - первого героического выступления пролетариата за диктатуру. Энгельс писал о европейском рабочем движении, что "после подавления Коммуны боевая мощь рабочего класса была ослаблена на долгие годы. Он мог бороться теперь за непосредственную цель: избегнуть нового, сталь же длительного, господства угнетения, чтобы не оказаться принужденным снова бороться не за свое прямое освобождение, а за такой строй, который давал бы ему возможность подготовиться к борьбе за полное раскрепощение"² .

Российскому рабочему на первом этапе его борьбы пришлось бороться за минимальные требования, открывающие ему возможность развернуть в дальнейшем борьбу за свое освобождение и за раскрепощение всех угнетенных.

Орудием этой борьбы пролетариата с первых нее шагов была стачка.

Стачка революционизировала массы, пробуждала и оформляла классовое сознание пролетариата и выдвигала его на авансцену революционной борьбы против самодержавия. Вот почему стачка, как бы невинны ни были требования бастующих, казалась столь опасной самодержавию, что за борьбу с нею оно мобилизовало все свои силы.

ИГРЫ БОРЬБЫ со СТАЧКОЙ ЦАРСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА

Семидесятые годы в рабочем движении открываются большой стачкой в центре самодержавной империи. Стачка на Невской бумаго-

¹ Ленин, т. XIX, стр. 167.

² Энгельс, Европейские рабочие 1877 г., "Борьба классов" N 6 - 7, 1931 г.

прядильне в Петербурге 22 мая 1870 г. была значительным событием в жизни российского рабочего класса. Систематическое понижение предпринимателями заработной платы вынудило рабочих обратиться к своему единственному оружию - стачке. Рабочие требовали увеличения заработной платы и изменения условий труда. "Рабочие мюльщики (сильфикаторы машин), - как сообщал по начальству в своем рапорте московский обер-полицеймейстер московскому генерал-губернатору, - получали от 30 до 34 рублей в месяц, между тем как на такой же фабрике Голенищева и вообще на всех других фабриках они получают от 50 до 57 рублей в месяц задельной платы"¹ .

Дело о стачке дошло до судебной палаты, и решением последней четыре "зачинщика" были высланы на родину. Суд, аресты, высылки были ответом предпринимателя и правительства. Но самая стачка, несмотря на наличие у ее участников неизжитых еще монархических иллюзий (обращение к обер-полицеймейстеру с прошением от 800 рабочих), имела большое революционное значение и вызвала со стороны правительства дальнейшие меры борьбы против стачки.

Испуг правительства сказался в циркуляре от 6 июля 1870 г., конфиденциально разосланном "по высочайшему поведению" министром внутренних дел воем начальникам губернии.

Циркуляр гласил:

"В начале текущего года вольно наемные фабричные люди, донимавшиеся работами на одной из самых обширных фабрик близ Петербурга, устроили между собою стачку для того, чтобы вынудить хозяев фабрики увеличить заработную плату... Стачка рабочих Невской бумагопрядильной фабрики как явление совершенно новое, до сего временя еще не проявлявшееся в среде нашего рабочего населения, обратила на себя высочайшее внимание, и государю императору благоугодно было повелеть мне поручить гг. губернаторам, чтобы они имели самое строгое и неослабное наблюдение за фабричным и заводским населением и в особенности за всеми темп неблагонамеренными личностями, которые могут иметь вредное влияние на толпу. Так как без сомнения возникновение стачек между рабочими должно быть положительно приписано влиянию лиц, стремящихся перенести эту чуждую русскому народу форму выражения неудовольствия на нашу почву с целью поселять смуты и производить беспорядок и волнения ² .

Правительство об'ясняло стачечное движение привнесением влияния со стороны революционной интеллигенции и иностранцев. Не находя иного об'яснения, оно тем не менее приняло самые жестокие меры по отношению к рабочим. Если обычно при расправе с революционерами правительство выделяло рабочих в особую группу и якобы относилось к ним с большим "милосердием", то данным циркуляром рабочие были поставлены в еще худшее положение, нежели революционеры-подпольщики из интеллигенции.

Но независимо от этого общего наблюдения, - говорилось в циркуляре, - государю императору благоугодно было также повелеть, чтобы при первом полученном вами известии о стачках рабочих на каком-либо заводе и фабрике вверенной вам губернии ваше превосходительство, не допуская дела до судебного разбирательства, немедленно по обнаружении полицией главных зачинщиков между фабричными людьми высылали таковых, не испрашивая предварительного на то разрешения министерства внутренних дел, в одну из нижепоименованных губерний: Архангельскую, Астраханскую, Вологодскую, Вятскую, Костромскую, Новгородскую, Олонецкую и Самарскую.

Итак, рабочих за их стремление хоть немного улучшить свое положение ждала жесточайшая расправа без суда и следствия и высылка в губернии, где они не могли достать никакой работы. Рабочего-забастовщика обрекали на голод, нужду и физическую гибель. И явным издевательством звучит то, что писалось для "просвещенной Европы": "С недавнего времени, - сообщал официозный историк, - наше правительство обратило внимание на жизненное и нравственное состояние рабочих здешней столицы". Далее говорилось о том, что правительство, обследовав быт рабочих и ремесленников, открыло "многие беспорядки в

¹ Дело московского генерал-губернатора N 141, 1870 г., лист 10. Фонд московского охранного отделения, Архив революции и внешней политики. (Можно высказать большое сомнение по поводу приводимой департаментом цифры заработной платы на фабрике Голенищева. - П. Ан. ).

² Дело московского генерал-губернатора N 141, т. I. 1870 г., лист 2.

помещении и содержания рабочего класса, и тем фабрикантам и цеховым мастерам, которые содержали рабочих людей дурно, без надлежащего попечения и заботливости об их нуждах, был об явлен строгий выговор, а другим за отличное содержание людей и заведений монаршее благоволение в пример прочим"¹ .

Рабочие 60-х и 70-х гг. прекрасно почувствовали этот "пример прочим" на своей собственной спине.

Но циркуляр не мог остановить борьбы и не заглушил революционного протеста рабочих. Тогда управляющий министерством внутренних дел решил в корне пресечь крамолу, идущую с фабрик. Он писал московскому генерал-губернатору:

Принимая во внимание значительность фабричного сословия в Московской губернии, признается необходимым усилить там надзор на фабриках, заводах и т. п. заведениях. Одною из самых действительных мер для достижения этой цели было бы дозволение унтер-офицерам наблюдательного состава, корпуса жандармов посещать во всякое время для личных об'яснений всех лиц, находящихся на фабриках и заводах, без всякого с их стороны во что-либо там вмешательства, ограничиваясь лишь наблюдением. Непосредственные действии жандармского офицера по надзору за теми местами, где находится значительный прилив рабочих, далеко не мог соответствовать настоятельной в том потребности, так как он является на фабрики и т. п. заведения в исключительных, выбывающих его прибытия случаях и к тому же приезд его туда всегда бывает заблаговременно известен, тогда как свободное и постоянное посещение этих заведений унтер-офицером дает ему возможность более присмотреться ко всему там происходящему, ближе ознакомиться со средой рабочих и следить за все", что должно входить в круг его наблюдения. Нет сомнения, что присутствие жандармов в фабричных заведениях не только не может стеснять владельцев, но скорее будет им полезно в интересах сохранения порядка и спокойствия среди находящихся у них рабочих, и есть основания полагать, что одно уже право появления там жандармских унтер-офицеров не преминет оказать нравственное влияние как на рабочих, так и на хозяев ² .

Появление жандармерии на предприятиях и в рабочих казармах было весьма наруку капиталистам. Кроме обычной полиции за каждым шагом рабочего теперь следила и жандармерия. Но ничто уже не могло остановить движения рабочих. Петербургская стачка была первым звеном длинной цепи крупных и мелких стачек, характерных для развития рабочего движения 70-х гг.

ПОЛИЦИЯ И МЕСТНЫЕ ВЛАСТИ В БОРЬБЕ СО СТАЧКАМИ

Но и департамент полиции не спал, рассылая циркуляр за циркуляром и инструктируя своих подчиненных, как пресечь крамолу в корне. Губернаторы на местах - особенно это видно по их действиям в Москве - рьяно взялись за исполнение государева приказа о высылке зачинщиков стачек. Но что следует подвести под параграф стачки и возможность использовать право высылки? Этот вопрос часто ставил начальство в тупик или вызывал недоразумения между отдельными должностными липами на местах. Кронштадтский военный губернатор например запросил, можно ли подвести под стачку невыход на работу каменщиков, требовавших за "дождливые дни и часы". (Этот конфликт закончился "полюбовной сделкой" у мирового судьи). Министерство внутренних дел не удовлетворилось решением суда. Оно вместе с тем преподало губернатору указания, что понимать под стачкой.

Под стачкой надлежит разуметь беспорядок, выражающийся прекращением занятий по предварительному между собой уговору рабочих с целью добиться возвышения заработной платы вопреки состоящемуся письменному или словесному условию, и следовательно, когда рабочие таким самовольным прекращением работ предумышленно наносят своим хозяевам явный убыток. Все же остальные случаи недоразумений между рабочими, с одной стороны, и хозяевами или подрядчиками - с другой, имеющие характер взаимных друг на друга жалоб, исков пли претен-

¹ "О быте рабочих людей в Санкт-Петербурге и о средствах к улучшению их положения". Берлин, 1863 г.

² Дело московского генерал-губернатора. N 141, т. I. лист 4.

зий, должны быть разбираемы и прекращаемы порядком в законе указанном ¹ .

Эта выписка - прекрасный образчик того произвола, который в дальнейшем господствовал на фабриках по всей России. Полиция получала неограниченные права для вмешательства во взаимоотношения между рабочими и капиталистами, всемерно помогая тем, кому рабочие "предумышленно" наносили "явный убыток". Но толкование приказа на местах зашло так далеко, что министерство вынуждено было дополнить свое распоряжение некоторыми ограничениями. Оно писало:

Касательно преследования зачинщиков стачек административный порядком, следует применять в самых крайних случаях, когда все меры вразумления полиция, направленные к прекращению стачки, не будут иметь успеха.

Александр II распространил это распоряжение на всякого рода стачки.

На почве толкования этих крайне казуистических и противоречивых циркуляров между московским генерал-губернатором, князем Долгоруковым и губернатором князем Ливеном, разыгралась тяжба по вопросу о реутовской стачке. Читатель не должен думать, что у чиновников, верой и правдой служивших царю и стремившихся возможно сильнее нанести удар рабочему движению, действительно были серьезные разногласия. Обратимся к стачке, послужившей поводом к распре чиновников.

В 1871 г. на Реутовской бумагопрядильной мануфактуре директор предложил производить работы по праздникам, Возмущение рабочих вылилось в стихийный бунт. 12 декабря в 6 часов вечера смотрители приготовляли работу в корпусах.

Вдруг, - как доносил исправник Московского уезда, - из рабочих корпусов повалила к рабочему корпусу толпа рабочих, предшествуемая малолетними, подошедшими к корпусу. Толпа кричала: "Давай директора. Ура!!!" Услыхав шум на улице, вышел конторщик Иван Николаев. Толпа бросилась на него и он получил несколько сильных толчков. Толпа продолжала кричать и некоторым из служащих, мимо проходившим, давать толчки. Конторщик Иванов вбежал в рабочий корпус, где находился директор, сказав ему о начавшемся шуме. Он, директор, вышел из двери, чтобы успокоить рабочих, но те бросились на него с криком, так, что он едва успел вбежать в корпус обратно и затворить дверь. Тогда начался еще сильнее крик и шум, и некоторые из толпы рабочих, схватив куски торфа, кирпичи, стали бросать имя в окна и бить стекла. Из толпы более благоразумные, но кто именно, за темнотою и шумом нельзя было угнать, начали уговаривать бранившихся.

Стачка развернулась во всю ширь. Рабочие требовали не только страна отдыха в воскресный день, но я выражали недовольство огромными штрафами. Так, точильщик Иванов Василий, об'явил, что он, "как и весь прочий народ, недоволен директором за штрафы, которые тот налагает за всякую вину в количестве не менее 3 руб. каждый раз". Движение рабочих зашло так далеко, что они не только думали выпустить газ, но и взорвать фабрику. В результате воздействия полиции, как говорится в цитированном донесении, "постановлено внушить рабочим (и внушено), чтобы отработали беспрекословно, подчиняясь, во избежание ответственности за ослушание, распоряжениям и указаниям владельцев фабрики и назначенных ими главнозаведующих работами лиц, не допускать своеволий".

В результате стачки многие рабочие, как мы указали выше, были арестованы и должны были быть высланы. Но здесь-то и разыгралась история, в которой "защитником" рабочих выступил Долгоруков. Ливен же, "усматривая в происшедших беспорядках существование стачки, т. е. совокупного действия толпы рабочих, ввиду одной общей преступной цели воспрепятствования угрозами и насилием толпы приведению в исполнение свободного между фабрикантами и некоторыми рабочими соглашения производить работы в праздничные дни в удвоенную плату"² , настаивал выслать арестованных в отдаленные губернии. Долгоруков решил помешать планам губернатора, который проявлял много самостоятельности в действиях и был настойчив в своих требованиях.

Он весьма сухо ответил Ливену, что на Реутовской мануфактуре "было буйство рабочих, не желавших работать в праздничные дни, беспорядок этот произошел не вследствие каких-либо предварительных подговоров и соглашения". Отсюда он делал вывод, что дело надо решать не административным порядком, а

¹ Ю. Гессен. К истории стачек среди фабричных рабочих. "Архив истории груда" N 3, стр. 44. 1922 г.

² Дело московского генерал-губернатора, лист 17.

оно должно быть сообщено по принадлежности для судебного разбирательства"¹ .

Ливен был взбешен чинимым ему препятствием действовать самостоятельно и решил тогда стать более радикальным, нежели генерал-губернатор Долгоруков. Он пишет ему язвительную реляцию, в которой на основании того, что Долгоруков подпел забастовку рабочих под закон, карающий за ссору, драку, кулачный бой и буйство, требовал освобождения всех арестованных по реутовской стачке.

Долгоруков ответил, что "относительно освобождения обвиняемых в этом деле лиц на заключения также следует поступить согласно с правилами". Но сиятельный защитник пошел на некоторую уступку губернатору. "Ваша светлость можете, если признаете нужным, - писал Долгоруков Ливану, - войти ко мне с представлением о высылке его (рабочего Михайлова), как человека вредного, в одну из отдаленных губерний"² . Не довольствуясь перепиской, сановники перенесли дело о забастовщиках на Реутовской фабрике, а по сути свою личную тяжбу, в недра министерства внутренних дел. Ливен доказывал, что налицо самая настоящая стачка, а главное, что генерал-губернатор ополчился против действий полиции и дискредитирует ее. Более того, Ливен предпринял теоретический экскурс в область того, что следует понимать под стачкой.

Невозможность, - писал он, - оформить все явления, сопровождающие стачки, так ясно уже высказывавшаяся примером европейских процессов против рабочих волнений и стачек, в была поводом, если я не ошибаюсь, высочайшего повеления, признавшего эту невозможность предписанием принятая административных мер, которые, действуя быстро я по убеждению совести, - как в мировой суд, - не требуют однако тех же юридических мелких, а в подобных случаях неуловимых, формальностей, которые требуются судом, безличным применителем голой статьи закона к пластическому резко высказавшемуся факту ³ .

Игра двух сановников в первом туре была выиграна Долгоруковым, поскольку он добился личного доклада царю. Последний наложил резолюцию, согласно которой циркулярное распоряжение "о немедленной высылке главных зачинщиков между фабричными в случае стачки между ними⁴ должно быть применяемо с большой осторожностью и крайней точностью"⁵ . Победа Долгорукова оказалась временною, поскольку через три года новый губернатор Москвы Дурново добился права самостоятельной высылки рабочих и применения расширенного толкования стачки. Вся эта возня внутри чиновничьего мира не имела ничего общего с желанием улучшения положения рабочего люда. Недовольство и брожение среди рабочих нарастало, а вместе с ним внутри третьего отделения все более намечалась тенденция активно вмешаться в борьбу груда и капитала.

"ЗУБАТОВЩИНА" 70-Х гг. БОРЬБЕ С РАБОЧИМ ДВИЖЕНИЕМ

Размах движения рабочих испугал блюстителей порядка в стране и заставил их призадуматься над тем, как с ним бороться. Стачечное движение между тем шло все в гору. В 70-х гг. было 243 стачки, причем только в 162 известно количество бастовавших рабочих, равное 120588 чел.⁶ .

Стачечное движение заставило полицейских усиленно искать его первопричину, ибо опасно было давать разгораться пламени.

Руководитель 3-й агентуры экспедиция жандармерии К. Ф. Филиппеус обратил внимание своего шефа П. А. Шувалова на беззастенчивую эксплуатацию рабочих, описанную в "С. -Петербургских ведомостях". Он писал;

Не будет ли признано полезным в дополнение к разосланному на-днях циркуляру послать другой, которым поручалось бы нашим органам наблюдать за отношениями рабочих к хозяевам с точки зрения ограждения - первых от слишком бессовестной эксплоатации первыми (тут надо безусловно читать вторыми. - П. Ан.). Это казалось бы необходимым ввиду фактов, подобных описанному в прилагаемой газете, и если, администрация всегда будет держать сторону хозяев, то она этим расположит рабочих слушать наущения агитаторов. Высылка же двух-трех так называемых зачинщиков не устранит причины зла.

¹ Дело московского генерал-губернатора, стр. 50.

² Там же, лист 50 - 52.

³ Ю. Гессен. К истории стачек, стр. 48.

⁴ Здесь имелось в виду циркулярное распоряжение от 6/VII 1870 г.

⁵ Дело московского генерал-губернатора, лист 66.

⁶ В. Невский, От "Земли и воли" - к группе "Освобождение труда", стр. 343 - 345.

которое может иметь очень дурные последствия ¹.

Но глубокомысленные советы Филиппеуса остались без последствий, хотя Шувалов и просил подателя записки "представить проект раз'яснения". За проектами дело не стояло, но трудно было заняться ограждением рабочих от "слишком бессовестной эксплоатации" капиталистов. Эта функция никак уже не была к лицу жандармерии, хотя последняя и непрочь была сделать вид, что она принимается за нее дабы этим отвлечь рабочую массу от революционного движения и оградить скипетр паря от посягательств зарекомендовавших себя на весь мир отчаянных русских революционеров-нигилистов.

Испуг охранников перед все растущим рабочим движением, растерянность и искание каких-то путей для локализации движения снизу передавались на места. Начальник московской жандармерии 23 июля 1870 г. писал своим подчиненным:

Некоторые полицейские чиновники весьма мало обращают внимания на фабричное и заводское население, и, находя более удобным для себя сохранять хорошие отношения с хозяевами фабрик и заводов, почти вовсе не входят в положение рабочих, вследствие чего последние терпят нередко разные притеснения от хозяев и лип, составляющих фабричную в заводскую администрацию ² .

Охранка таким образом решила в противовес полиции облагодетельствовать рабочих своим вниманием, стремясь с сыскными целями проникнуть в их внутреннюю жизнь. Метод охранника Зубатова, применявшийся в начале XX в., уходил корнями в 70-е гг. Рабочий должен был видеть в охранке своего защитника Вот почему в особо составленной "инструкции" штаб- и обер-офицерам наблюдательного состава корпуса жандармов Московской губернии вменялось в обязанность "обращать особенно строгое и бдительное внимание... не делается ли рабочим со стороны хозяев и лиц. составляющих фабричную и заводскую администрацию, каких-либо притеснений, и правильны ли вообще все действия хозяев и лиц фабричной и заводской администрации в отношении рабочих..."

Инструкция рекомендует жандармам заняться и самым больным для рабочих вопросом - питанием: "Обращать внимание относительно продовольствия рабочих, не делается ли какого-либо злоупотребления в этом со стороны хозяев или лиц фабричной и заводской администрации". Словом, в ряде пунктов опека над рабочей жизнью простиралась до такой степени заботливости, что тогдашнему пролетарию, казалось, не оставалось ничего более, как зажить припеваючи. Однако истинным мотивом этой заботливости было нечто совсем иное, "Особенно тщательно наблюдать за тем, - говорится далее в этом документе, - что не ведутся ли рабочими между собой рассуждения о получаемой ими задельной плате, что плата эта по трудности работы их мала и что необходимо просить прибавки оной". Жандармам важно было узнать крамольные мысли рабочих, а главное, кто посеял их среди них. Охранники должны были расследовать, нет ли среди московских рабочих "таких личностей, которые по неблагонамеренности своей могут иметь вредное влияние на рабочих, поселять между ними смуты, волнения, а затем производить беспорядки и общие стачки рабочих". Вот это-то и было самым важным для каждого охранника. Выявленного носителя "крамольных" идей нужно было с корнем вырвать из рабочей среды. Именно на эту сторону дела и устремляли все свое внимание явные и тайные шпики - глаза и уши царя. В этом вопросе было полное единодушие между всеми "опекунами" интересов рабочих. Все в одинаковой мере стремились пресечь проникновение "злонамеренных социалистических идей" в "богоспасаемое отечество".

Во всех стачках блок жандармов, полиции и капиталистов хотел видеть чью-то злонамеренную руку, направлявшую движение. Им невыгодно было" понять, что "зло" коренится не в агитаторах, а в условиях существования рабочих. Охранка рьяно вылавливала, как писал шеф жандармов Шувалов, "размножившихся у нас в последние годы демагогов, последователей учения Флеровского, Щапова, Лассаля и пр.". Третье отделение весьма опасалось социалистической пропаганды в среде рабочих, ибо это привело бы, по мнению его шефа, к тому, что "пропасть между капиталом и трудом и у нас зияла бы, как она зияет на Западе Европы"³ .

Чтобы ликвидировать зарождавшееся массовое движение пролетариата, охранка не останавливается ни перед какими мерами. "Ин-

¹ Р. Кантор, Жандармерия и первые рабочие стачки. "Архив истории труда в России", кн. 3, стр. 75, 1922 г.

² Там же. стр. 76.

³ П. Парадизов, Рабочий вопрос в России в начале 70-х годов XIX в. "История пролетариата" N 10. стр. 87.

тернациональное общество, - доносил русский агент 1/13 сентября 1871 г. в Дрездене, - обходит вокруг света... Надо приобрести пожарные насосы, не дожидаясь пожара". Поэтому-то немудрено, что, опасаясь влияния Интернационала, правительство отдало распоряжение отыскать и водворить в тюремный каземат якобы пробравшегося в Россию Карла Маркса. Дело кончилось конфузом для правительства, но оно шло на конфуз из страха перед развитием стачечного движения в России. Вол почему синие мундиры рыскали по своей стране и всячески изощрялись в поисках носителей вредных революционных идей Запада.

Правительство внимательно следило за тем, чтобы в Россию не проникала настоящая рабочая пропаганда. Тем больше была опека над рабочими в 60-х и 70-х гг., когда-то там и здесь вспыхивали стачки, зарождались рабочие кружки и начиналось активное участие рабочих в революционном движении. Правительство не могло не видеть, что с ростом промышленности растет и рабочий, который громко заявляет о своем недовольстве. Для правительства одиночки-революционеры и даже отдельные террористические акты были менее опасны, нежели сами рабочие.

25 апреля 1874 г. разразилась стачка в Богородском уезде, Московской губ., на фабрике Шибаева. Власти совершенно растерялись. Начальнику губернского жандармского управления генерал-губернатору Слезкину было поручено тщательно обследовать все обстоятельства, связанные с этой стачкой, поскольку она вносит "новый факт в летопись "рабочего вопроса", возникающего у нас в России, хотя к счастью, при других условиях и из других причин, чем в Западной Европе"¹ .

Третье отделение все время утешало себя и царя мыслью, что причины рабочего движения у нас не те, что на Западе. Поэтому на ряду с карательной политикой против рабочих охранка "подтягивала" и фабрикантов. Наиболее ярким образчиком таких тенденций является циркуляр министерства начальникам губерний. Наряду с тем, что последним разрешается, "не испрашивая предварительного разрешения министра внутренних дел", высылать (стачечников. - П. А. ) в назначенные для сего губернии" министр внутренних дел Тимашев преподает губернаторам, и в который уже раз, раз'яснение, что такое стачка и как следует обходиться со стачечниками.

Я считаю долгом раз'яснить, - писал министр, - что под словом стачка разумеется не только беспорядок, выражающийся со стороны фабричных или заводских рабочих прекращением занятий по предварительному между ними уговору, с целью добиться от хозяев возвышения заработной платы, вопреки состоявшемуся письменному идя словесному условию, но и всякое соглашение промышленников против потребителей и форме прекращения промысла или возвышения цеп на продукты, преимущественно первой необходимости ² .

Растерянность и безграмотность министра выглядывает из каждой строки. Стачка квалифицируется им как беззаконие в том случае, когда рабочий требует увеличения заработной платы, но 70-х гг. знают немало стачек, вызванных иными мотивами, например требованиями уменьшения рабочего дня, уничтожения штрафов и обирательства рабочих в хозяйских с'естных лавках и т. д. Пункт о стачке промышленников вводится для застращивании хозяев, с целью выудить у них некоторые уступки. Конечно весь циркуляр был проявлением административного восторга перед собственными литературными способностями и никакого влияния на ход дела не имел.

В таком же духе составлена и записка московского охранника Слезкина, "спеца" по рабочему вопросу.

Положение как местной полиции , - писал генерал, - так и высшей полицейской власти в подобных случаях крайне затруднительно. На какую сторону стать?

Обилие циркуляров, дополнений и указаний означало, что не следует на местах давать волю по части неограниченных высылок рабочих:

Полномочие касательно преследования зачинщиков стачек, - писал министр Тимашев, - административным порядком следует применять в самых крайних случаях и лишь тогда, когда все предварительные меры, направленные, к прекращению зла, не будут иметь успеха ³.

Эту точку зрения отстаивали, как мы видели, и смещенный губернатор Ливен, и его преемник Дурново, и тот же генерал Слезкин.

¹ И. Сидоров, Материалы по истории стачек 70-х гг. "Архив истории труда" N 5, стр. 19, 1929 г.

² Дело московского генерал-губернатора, лист 74.

³ Там же, лист 74.

Но одно дело внутренняя департаментская грызня и циркуляры, а другое - проведение их в жизнь. И перед нами проходят полицейские тактические приемы, достойным проводником которых оказался Зубатов.

Так на какую же сторону стать?

Поддерживать рабочих, - писал Слезкин, - против фабрикантов и тем внушить им на будущее время строптивость, - так же трудно, как и принудить их строгими мерами к продолжению работ на условиях, которые на их взгляд несправедливы и действительно могут оказаться несправедливыми ¹.

Так и не нашел ответа генерал на свои сомнения. Вся эта игра кончилась тем, что правительственные круги занялись "теорией" рабочего вопроса, а с самими рабочими между тем беззастенчиво разделывались, подавляя стачки воинской силой. И это с одинаковой решимостью проводили все чиновники, начиная от князя Долгорукова и кончая генералом Слезкиным.

Несколько правительственных комиссий изучало и решало, как упорядочить жизнь рабочих, поскольку "вопрос о быте рабочих классов, - как писал граф Шувалов, - еще ее успел получить опасный характер ни по размерам своим, ни по форме, в которой он является перед правительством, уже включавшим его в круг своей заботливости". Комиссия Игнатьева в 1870 г., Валуев - в 1874 г., Государственный совет в 1875 и 1880 гг. обсуждали и дискуссировали, но рабочий не видел и проблеска улучшения. Классовая борьба не прекращалась. Рабочий бастовал и настойчиво предъявлял свои права. Все это не могло не вызвать беспокойства в среде фабрикантов. Хотя к их услугам были жандармы, полиция, суды, тюрьмы и ссылка, но уже проскальзывала опасная тенденция заигрывания с рабочими, да и гораздо хлопотливее стало управлять русским пролетариатом.

БУРЖУАЗИЯ и "РАБОЧИЙ ВОПРОС" 70-х гг.

Еще в 60-х гг., когда появились первые признаки стачечного движения, российская буржуазия не хотела видеть в этом движении предвестника грядущей борьбы пролетариата. Буржуазные литераторы той эпохи писали о том, что хотя в России и имеются отдельные стачки, но их нельзя ни в коей мере сравнить с движением английских рабочих, ибо там рабочий остается без работы, а у нас бастующий уходит в деревню и принимается за свой обычный труд, живя в полном довольстве. Крупнейший реакционер и лютый враг революции К. Победоносцев больше интересовался "рабочим вопросом", но только с точки зрения подготовки для промышленности обученной рабочей силы. Он и Бабот писали:

Припомним, какие груды выписанных из-за границы сельскохозяйственных машин валяются в сараях у ваших сельских хозяев как негодный хлам, потому что каждая починка, требующая работы несложной кузнечной, сопряжена с величайшими затруднениями, потому что нет нигде поблизости механических заведений и хороших рабочих, а они воспитываются только на механических заводах; при недостатке же хороших механиков для управления машинным естественно всегда чаше бывают и ломки. Как благодетельно должно быть для каждой местности существование большого механического заведения именно в этом отношении т. е. в деле образования столь необходимого для России класса механиков в машинистов.

Победоносцева интересовали "хорошие рабочие и мастера" исключительно с точки зрения проведения в жизнь политики протекционизма, т. е. возможно большего запрета иностранного ввоза изделий промышленности путем назначения высоких пошлин для помощи отечественной буржуазия.

Часть журналистики того времени считала, что "язвы пролетариатства" в России нет в что несравнима полная лишений жизнь западных рабочих с цветущей и сытой жизнью русских рабочих. Наиболее рельефно выразил эту мысль один из буржуазных ораторов Мясоедов на с'езде русских промышленников в 1870 г.

Главной причиной того, что рабочий класс у нас не может представляться в той виде, как на Западе, - вещал сей Златоуст растущей русской буржуазии, - есть то, что у нас нет пролетариата, что представляет предмет зависти всех иностранных государств. У нас та среда, которая составляет рабочий класс, почти вся занимается земледелием. Следовательно, у нас нет здесь двух классов, а является просто два разряда рабочих, из которых один работает на фабриках, а другой у себя в деревнях,

¹ И. Сидоров, Материалы по истории стачек, стр. 19.

преимущественно в тех местностях, где земледелие не представляет достаточного обеспечения в средствах жизни ¹ .

Буржуазии Пыли невыгодно, чтобы рабочие и какой-либо мере представляли, и главное, осознавали себя как особый общественный класс, утверждая, что вообще у нас нет "двух классов", а есть крестьянство, которое ищет некоторого приработка. Буржуазные писатели 70-х гг. не особенно задумывались над рабочим вопросом. Не лишено поэтому интереса то впечатление, которое вынес один из умнейших представителей русских либеральных монаршие тов. Б. Н. Чичерин, вплотную столкнувшийся с рабочим движением па Западе. При посещении Лондона, рассказывает Чичерин, он знакомился с "курьезами чисто английской общественной жизни". К такому "курьезу" почтенный буржуазный профессор относит собрало английских рабочих.

В это время, - питает Чичерин, - между рабочими шла деятельная агитация в пользу девятичасового рабочего дня. Мы попала на маленькое сборище, где какой-то господин в течение часа плавно и гладко говорил невообразимую политико-экономическую чепуху, ссылаясь даже на короля Альфреда и доказывая, что девять часов составляют максимум нормального рабочего дня для всякого человека. Аудитория состояла в рабочих, которым конечно весьма приятно было работать меньше, а получать на это ту же самую плату ² .

Надобно надеяться, - заключил с издевкой автор свое знакомство с "курьезом", - что со временем рабочий день совершенно сократится, а будет получаться только заработная плата. Все, что не укладывалось в рамки русской обыденной жизни, всякое обсуждение и перенесение на русскую почву передовых идей Запада, Чичерин считал как бы "неуклюжим отражением прекрасного образа в ломаном зеркале".

Буржуа боялся движения рабочих поскольку борьба за нормальный рабочий день и за повышение заработной платы грозила уменьшить господство капиталистов над только еще формировавшимся и не успевшим еще создать своих боевых организаций пролетариатом.

Именно с целью отвлечения рабочих от создания революционных организаций стали уже в этот период создаваться первые буржуазные проекты организации "обществ для рабочих".

Застрельщиками были московские заводчики и фабриканты. Они выработали "Проект устава Общества попечения о рабочих" и хлопотали о его организации. Общество это учреждалось в Москве, и главнейшей его заботой должно было быть "улучшение нравственного быта рабочих в ней и ее губернии". Общество решило обратить свое хозяйское внимание на "многочисленный класс людей, нуждающихся более, чем другие, в попечительстве". Буржуа хотели всеми мерами оградить рабочих от частых встреч, а по возможности и совсем не допускать "сближения с испорченными классами здешнего населения и развить в них здоровые понятия о жизни и обязанности человека". Видимо стачечное движение, начавшаяся борьба русских рабочих в сильной степени обеспокоили фабрикантов. Буржуа были встревожены тем, что "хорошие рабочие, увлеченные соблазнами, нередко впадают в несчастное безвыходное положение, совращающее их с прямого пути". Но не "безвыходное" положение пролетариев вызывало стремление заняться "улучшением нравственного быта рабочих", а то обстоятельство, что фабриканты испытывали "чувствительный недостаток в хороших мастеровых". И вот этих-то мастеровых, которые все чаще выступали с самостоятельными требованиями, следовало обуздать заразнее. Одними полицейскими мерами нельзя было ввести рабочих в желаемые рамки и приостановить их борьбу за свое право. Недостаток в хороших рабочих, - писали фабриканты, - влечет за собой возвышение ценности груда и составляет косвенный налог для потребителя".

В туманной форме капиталисты высказывали мысль о необходимости решительной борьбы за снижение рабочим заработной платы. Но устав писался для широкой публики, поэтому он не мог быть особенно откровенным. Впрочем, ходатай московских фабрикантов генерал Исаков в своем письме в Третье отделение прямо писал, что в задачу общества входит "отстранить в будущем попытки самих рабочих составлять ассоциации для взаимной поддержки в материальном отношении и, опираясь на эту поддержку, вызывать стачки против хозяев".

¹ Протоколы и стенографические отчеты заседаний I всероссийского с'езда фабрикантов, заводчиков и лиц, интересующихся отечественной промышленностью. С. -Петербург, 1872 г. стр. 99 - 100.

² Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина. "Путешествия за границу", изд. 1932 г., стр. 106.

Поэтому-то устав заранее оговаривал, что "круг деятельности Общества может распространиться и на другие промышленные центры России через учреждение особых местных отделов". Фабриканты, не жалея своих сил и трудов, хотели взять под свою опаку пролетариев всей империи, вырвав инициативу у передовых рабочих и социалистической интеллигенции. Генерал чистосердечно раз'яснял охранке, в чем выгода фабрикантов от всей этой затея:

Жертвы и затраты, - писал Н. Исаков, - на которые идут охотно в настоящее время хозяева фабрик и мастерских, имеют прямою целью: увеличить рабочую силу, устранив по возможности безнравственность рабочих и значительные собственные потери в будущем от возможностей стачек между ними.

Генерал здесь кратко сформулировал задача Общества, дабы охранка не сомневалась в полезности этого начинания для преуспевания престола, отечества и его "любезных" сынов. "Создание общества, - писал он, - и развитие его деятельности прямо связано с интересами хозяев".

Но власть имущие убоялись грандиозного плана организации рабочих, исходящего хотя и от "благомыслящей части Общества, но не из недр политической полиции. Последней было важно, чтобы содействие "благомыслящих" не отняло, как писал шеф охранки граф А. Шувалов, у правительства "того руководящего влияния, которое постоянно должно принадлежать ему".

Провал в Третьем отделении плана московских буржуа не угасил их инициативы, и в 1872 г. в связи с политехнической выставной в Москве они снова взялись за организацию "Комиссии попечения о рабочих. Представитель власти и здесь тщательно рассматривал каждый пункт устава, дабы "благомыслящие" не протащили под другим соусом свою идейку захвата влияния на рабочие массы. К этой группе попыток следует отнести между прочим и план петербургских заводчиков об издании газеты "Рабочий досуг".

ПРИЧИНЫ СТАЧЕК РАБОЧИХ в 70-х гг.

Усиленно "опекаемые" фабрикантами и заводчиками русские пролетарии 70-х гг. конечно не получали ничего реального от веек этих планов. Недовольство рабочих своим положением все более обострялось. Выражением этого растущего недовольства были стачки во всей России и в частности необычайно усилившиеся стачки в Московской области. Каковы же причины этих стачек? Департаментские дела сохранили ряд свидетельских показаний московских рабочих о стачках 70-х гг., вызванных неимоверно тяжелым экономическим положением рабочих Московского района.

Безудержная эксплоатация рабочих шла разными путями. В интересах быстрого капиталистического накопления капиталисты яр брезговали никакими средствами. В полном контакте с капиталистами действовало и самодержавие со всем своим административным аппаратом. Капиталисты, правда, стремились создать видимость отеческого попечения о "меньшей братии". Но это было только прикрытие для более сильного наступления на рабочих. Прибавочная стоимость выколачивалась и под покровом патриархальных отношений, которые сочетали в себе крепостнические остатки и "передовой" капитализм.

Размер заработной платы рабочих является одним из основных показателей этой эксплоатации. Фабриканты при определении заработной платы исходили из предложения труда. Обычная плата рабочим в 70-е гг. была от 60 коп. до 1 руб. в день. Детский труд оплачивался в размере 10 коп. в день. Только одиночки добивались оплаты свыше рубля в день. Но и этот мизерный заработок был номинальным, поскольку он снижался разного рода удержаниями. Одним из таких видов была принудительная закупка рабочими продуктов питания в лавках хозяев. Получение продуктов в долг с вычетом не давало рабочим возможности маневрировать своей заработной платой, а продукты расценивались хозяевами выше рыночной стоимости и нередко были абсолютно непригодны для питания. Современник рассказывает, что когда он возмутился таким произволом, его собеседник рабочий Никита возразил: "Нет, уж у нас здесь порядок значит такой: коли хошь жить на фабрике, то все уж должен у хозяина брать... хошь сто рублей фунт стоит, а уж бери, делать нечего... Да уж так все и приспособлено, что никак ты-тоись ничего не поделаешь. Ежели примерно я купил что-либо на стороне, - сейчас тебя часовой остановит в воротах, да к дилектору - ну сейчас и отберут все... напрасно значит и заплатил деньги... Потому, ежели, говорит, вы будете на стороне товар брать, так нам, говорит, и торговать будет не из чего"¹ .

Заработная плата задерживалась подолгу, дабы рабочий ее полностью оставлял в хозяйской лавке и, переплачивая за продукты,

¹ А. Голицынский, Очерки фабричной жизни, стр. 33 - 34.

давал лишний процент капиталисту. Кроме того хозяева взимали с рабочего квартирные за право пользовании казармой и освещением. Очень часто остатки заработной платы задерживали по два месяца, и если рабочие возмущались, то получали расчет через целовальников, которые удерживали в свою пользу от 4 до 7 коп. с рубля.

Но наибольшим бичом для рабочих были штрафы. Штрафы в пользу фабриканта доставляли значительную долю заработной платы. Капитал, подобно вампиру, высасывал живой труд, растягивал рабочий день от 12 до 14 часов, а сверхурочными работами и до 18 - 20 часов. Система штрафов и вычеты приводили к тому, что рабочий напрягался изо всех сил, чтобы выработать голодную норму пропитания.

Всякое стремление ограничить рабочий день законом, ограничение детского труда - все это принималось русскими капиталистами как вмешательство в их функции и вторжение в их вотчину, где они одни могли нераздельно господствовать; жалкое фабричное законодательство не ограждало рабочих от произвола капиталистов.

В 1866 г. был издан закон о врачебной помощи рабочим, связанный с эпидемией холеры. В 1869 г. вышел закон о воспрещении женского труда в рудниках, исключая наземную работу.

Семидесятые годы, несмотря на несколько правительственных комиссий по рабочему вопросу, никаких реальных улучшений рабочим не принесли.

Все законы о фабричном надзоре по степени их выполнения Ленин назвал "тряпичкой", ибо рабочие ни от законов, ни впоследствии от фабричных инспекторов не видели никакого прока. Нужда, голод, антисанитария, смерть из-за отсутствия медицинской помощи - так можно характеризовать положение рабочих рассматриваемого нами периода.

Пыль, облаками окутывавшая рабочих я станки, духота, подчас отсутствие всякой вентиляции были обычным явлением.

На фабриках из-за жадности капиталистов к наживе совершенно отсутствовала техника безопасности. Огромное количество несчастных случаев - оторванных рук, пальцев и даже смертей - было добавочной расплатой пролетариев за каторжный труд. Смерть и увечья караулили русского рабочего на каждом шагу.

После адского изнурительного труда рабочий попадал в ужасающую своей нищетой домашнюю обстановку. Грязные, темные, сырые помещения, вонь, духота, сон на общих нарах без тюфяков и подушек - вот каков был повседневный быт рабочего. Тараканы, клопы и мириады вшей являлись верными спутниками этих очагов нищеты и болезней. Только одиночки-рабочие имени отдельные каморки, обставленные жалким скарбом.

Но держа в таких невыносимых условиях рабочих, капитализм вместе с тем содействовал их концентрации на крупных фабриках. "А сила пролетариата, - говорил Ленин, - в том и состоит, что его численность и сплоченность увеличивается в силу самого процесса экономического развития" (Ленин, т. V. стр. 73).

Как же противодействовал московский рабочий бешеной наживе капиталистов и стремлению выжать все жизненные соки из трудящихся?

Стачка была в то время единственным орудием борьбы в руках угнетенной массы рабочих.

Окончание в следующем номере

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: