ОКОНЧАНИЕ. СМ. N 2.

СТАЧКИ В МОСКОВСКОЙ ОБЛАСТИ В 70-Х ГГ.

Московская область, как известно, была более отсталой по подготовке рабочих к классовой борьбе. Ленин впоследствии писал, что "Искра" была связана "с массой даже таких отсталых, малоразвитых рабочих, как рабочие подмосковных промышленных губерний". Если Ленин говорит в 1903 г. об отсталости рабочих Московского округа, то можно себе представить степень их развития в 70-е гг.

Но экономический гнет был так силен, что экономическая борьба не превращается все годы. Мы имеем стачек по годам:

Но в этом подсчете количество участников неполное, ибо о 8 стачках отсутствуют данные¹ . Приведенные цифры говорят о значительном подъеме рабочей волны. Нельзя вместе с тем забывать, что 70-е гг. мало благоприятствовали развитию стачечного движения. Застой в промышленности дал хозяевам большую возможность, особенно в текстильном производстве, эксплуатировать рабочих, диктуя им свои условия. Только предвоенный подъем промышленности в 1876 г. дает повышение стачек, но война с Турцией в 1877 г. снова снижает процент стачек, и мы видим новый подъем в 1878 - 79 гг. На эти же годы, как мы выше отмечали, падает и деятельность первых рабочих организаций - Северного и Южного рабочих союзов.

Современник, рабочий-народоволец, рассказывает о конце 70-х годов, что "положение рабочих тогда было очень шаткое: после окончания русско-турецкой войны наступила заминка в нашей промышленности, многие заводы и фабрики, работавшие на армию, сокращали свою работу, а некоторые даже и совсем закрывались. Между тем срочные военные заказы дали возможность рабочим поднять заработную плату. Бывало, в обеденные перерывы и утром у ворот некоторых заводов скоплялось как много, ищущих места, что трудно было протискаться в калитки. Картина безработицы была настолько тяжела, что делалась невыносимой и для тех рабочих, которые не были лишены работы. Среди безработных конечно находились знакомые и товарищи, которые несколько дней тому назад работали тут же рядом и заработком которых существовали их семьи"² .

Несмотря на неблагоприятную экономическую ситуацию, на всяческие циркуляры и репрессии, забастовка с начала 70-х гг. получила полное право гражданства, являясь непременной спутницей развивавшегося у нас капитализма и роста рабочего движения. В основном по Московской области бастовало:

Весьма часты были по Московскому округу мелкие стачки крестьян-рабочих на кирпичных заводах. Разгул эксплуатации, первобытные условия труда, рукоприкладство подрядчиков и хозяев находили большое ноле деятельности. Рабочие группами по сорок, пятьдесят и сто человек бросали работу и требовали выполнения хозяином подписанного контракта, идти жаловаться полиции или мировому судье. Такого типа стачек мы насчитали десяток с несколькими сотнями участников. Обращение властей со стачечниками было крайне суровое. Когда забастовали 83 рабочих предпринимателя Немчинова, требовавших увеличения заработной платы и оплаты за

¹ Подсчет сделан нами по данным упоминаемого выше дела (Архив департамента полиции то канцелярии московского генерал-губернатора) и дополнен вычислениями В. И. Невского в книге "От "Земли и Воли" - к группе "Освобождение труда".

² С. Панкратов, Воспоминания, стр. 32 - 33.

прогульные дни, то по жалобе подрядчика волостному суду последний "по разборе дела" признал рабочих виновными и некоторых из них подвергнул наказанию розгами". Но и после этого рабочие не хотели работать. Испытанное средневековое орудие русских помещиков - сечение - не помогло укротить рабочих. На помощь судье пришла полиция, которая расправилась с рабочими более "убедительными" мерами, заставив их подчиниться требованиям хозяина. Аресты и высылка были обычной расправой с непокорными. Когда в 1872 г. на заводе московских купцов Гусарева и Челнокова забастовали 64 рабочих, требуя увеличения оплаты, то полиция арестовала пятерых из них. Рабочие выиграли стачку, но не удовлетворившись этим, решили выручить арестованных. Будучи предупреждены начальством, что это такое предприятие их могут высечь, они группой в 20 чел. "пришли к волостному правлению, остановились у оного и объявили, что и их следует взять под арест и что они с арестованными пойдут вместе в Москву". Такой солидарности рабочих полиция не ожидала и при виде весьма убедительной демонстрации стачечников выпустила арестованных, взяв с них предварительно нижеследующую подписку:

1872 г. июня 15 дня старшему чиновнику особых поручений Скородумову в присутствии г. московского исправника нижепоименованные крестьяне, а именно: Жиздринского уезда Григорий Иванов, деревни Дубны Кондратий Степанов, Козельского уезда Никита Борисов, Федот Павлов и Михаил Никандров дали сию подписку в том, что, будучи арестованы при полиции за стачку, произведенную на кирпичном заводе Гусарева и Челнокова, они в настоящее время, вследствие сделанных им убеждений, согласны все и каждый, отказавшись от своего упорства и желания возвысить заработную плату, вернуться, буде угодно будет начальству, обратно на завод Гусарева и Челнокова в Мытищи, где и работать по 1 сентября усердно в пример другим, согласно заключенных условий, отнюдь не дозволяя себе требовать от владельцев завода какой-либо прибавки заработной платы, в чем не только действовать лично, но к такому точному соблюдению условий склонять с своей стороны и товарищей. К сей подписке за неграмотных крестьян Кондратий Степанова, Федота Павлова, Михаила Никандрова и Никиты Борисова по их личной просьбе, а равно за себя крестьянин Григорий Иванов руку приложил.

Подлинник отбирал надворный советник Скородумов" ¹.

Читатель представляет себе, как основательно нужно было запугать неграмотных рабочих чтобы вынудить их дать такую подпаску, по которой они становились агентами охранки.

Немало хлопот доставила властям стачка на бумажно-ткацкой фабрике Коншина в Серпухове. Рабочие выставили требование уменьшения рабочего дня, которое нельзя было квалифицировать как стачку. "Рабочие в числе 600 человек, - доносил вице-губернатор, - заявили несогласие работать до 6 часов утра - праздничного или воскресного дня, и желают кончать работу в 6 часов вечера накануне воскресенья и праздников. На рапорт исправника мною было предписано принять меры соглашения фабриканта с рабочими и внушить сим последним о необходимости неуклонного исполнения заключенных условий".

Внушение начальства не возымело своего действия. Рабочие, невзирая на угрозы всевозможными карами, "прекратили работу 21 июня в 6 часов вечера по примеру соседней Третьяковской фабрики, где порядок этот введен уже два года. Нежелание свое, - доносил вице-губернатор, - они оправдывали невозможностью посещать церковь, если прекращать работы не с вечера". Хотя дело шло будто о предоставлении рабочим возможности проявления своих религиозных наклонностей, но все начальство всполошилось и стремительно понеслось из Москвы в Серпухов. Убоялись, как бы религиозным недугом но оказались одержимы и остальные серпуховские рабочие. В районе Серпухова было 45 фабрик. В них рабочих: 6320 мужчин, 3025 женщин и 1613 детей. Начальство заметалось, "опасаясь, - как признался генерал-губернатор кн. Долгоруков, - не кроется ли в этих беспорядках какого-либо политического значения".

Рабочим были сделаны кое-какие уступки, являвшиеся в сущности издевательством над живым человеком. "Облегчения" рабочим, как выразился кн. Долгоруков, сводились к разрешению:

1) оканчивать работу накануне праздников в 8 часов вечера, после чего рабочие должны заняться чисткою машин, 2) не требовать после 8 часов отработки простойного времени, взамен же

¹ Цитир. дело, лист. 85.

уступленных часов начинать работы после праздника не в 6, а в 5 часов утра.

Далее "облегчения" предоставляли желающим возможность беспрепятственно получать, по доброте фабриканта, расчет с вычетом в пользу конторы "только заработка полумесячного". Все эти "милости и дары" фабриканта были отвергнуты рабочими. Тогда генерал-губернатор решил испытать на деле христианские чувства "меньшой братии" и вызвал батальон пехоты. Эта мера, как он сообщал в министерство внутренних дел, "имела благотворное действие на сильно взволнованные умы фабричных рабочих, которые от праздности предавались пьянству".

Но не сила оружия возымела свое действие. Пришлось удовлетворить требования забастовщиков, и только тогда рабочие приступили к работе.

Бравый генерал, считая, что он одержал победу, решил поговорить с "благодарным" рабочим населением.

Между первою и второю сменою мастеровых, - доносил он, - я прибыл сам на фабрику и сделал должное увещание рабочим, в котором, между прочим, высказал, что если государь император изволит осыпать милостями свой народ и даровал свободу крепостному состоянию, то народ обязан за это вести себя честно и добропорядочно, не слушать вредных подстрекательств к волнению и, не предаваясь пьянству и буйству, исполнять в точности, тихо и спокойно свои обязанности и что виновные в беспорядках должны раскаяться в своих поступках и принести благодарение богу за то, что их остановили вовремя. Затем приглашенным мною заблаговременно духовенством было совершено молебствие с провозглашением многолетия государю императору и августейшему дому ¹.

После молебствия милостью начальства были осыпаны рабочие: Иван Балашев, Никифор Макушин и Измаил Кудинов. Балашев был выслан в Костромскую, Кудимов - в Вологодскую, а Макушин - в Олонецкую губернии. Впоследствии Макушину высылку в Олонецкую заменили Костромской губернией.

Такова обычно была судьба рабочих вожаков стачек по Московской области. Сотни безвестных Кудиновых, Балашовых, Макушиных уходили в ссылку за дело рабочего класса. Эти сотни из своей среды дали впоследствии Халтурина, Обнорского, Волкова, Малиновского, Мойсеенко, Агапова и Петра Алексеева. Эти первые рабочие-социалисты чрезвычайно много помогли руководству стачками, росту рабочего движения, в дальнейшем оформившегося уже под руководством партии из экономического в классовое движение рабочих. Из среды московских рабочих вышел и ткач Петр Алексеев, работавший в революционных кружках и после ареста на процессе 50-ти в 1877 г. произнесший яркую речь, свидетельствовавшую о его высокой сознательности. От имени тысячи пролетариев он говорил, что "русскому рабочему народу остается только надеяться самим на себя", что "взрослому работнику заработную плату довели до минимума; из этого заработка все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными мерами отнимать трудовую копейку и считают этот грабеж доходом". Алексеев, испытав на себе горемычную жизнь нашего пролетария, был знаком и с жизнью Запада. "Я несколько знаком, - говорит он, - с рабочим вопросом наших собратьев-западников: там не преследуют, как у нас, тех рабочих, которые все свои свободные минуты и много бессонных ночей проводят за чтением книг; напротив, там этим гордятся, а об нас отзываются, как о народе рабском и полудиком".

Рабочий Агапов на том же процессе, за сорок лет до Октября, заявил: "Цель моей пропаганды заключалась в том, чтобы подготовить рабочих к социальной революции, без которой им, по моему мнению, никогда не добиться существенного улучшения своего положения".

"Поднимается, - заключил свою речь на суде Алексеев, - мускулистая рука миллионов рабочего люда... И ярмо деспотизма, огражденное солдатскими штыками, разлетится в прах..." Революционный пафос и героизм, которыми дышала речь Алексеева, и задачи, поставленные рабочим Агаповым, говорили о новом этапе в рабочем движении.

Эти сдвиги еще более рельефно выявились в следующем десятилетии. Деятельность одиночек-рабочих и стачечная борьба рабочих 70-х гг. дали Ленину право с полной категоричностью заявить, что "русский рабочий в массе не только созрел для политической борьбы, но уже много раз проявлял свою зрелость и много раз совершал акты политической борьбы и притом нередко совершал их стихийно"² .

¹ Дело N 141, лист 62.

² Ленин, т. XXX, стр. 3.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: