Короткий рассказ тов. Шорохова представляет большой интерес целым рядом описываемых им деталей. Он напоминает читателю о том, какую мощную борьбу вели николаевские рабочие под руководством большевистской партии против германской оккупации. Реакционное правительство Клемансо и его штабы не без успеха распространяли среди французских оккупационных войск и широких слоев населения Фракции гнусную клевету, будто германские империалисты оккупировали Украину по призыву большевиков. Когда французские солдаты и моряки увидели, как в Николаеве французское командование братается с германским, как в Херсоне в мартовские дни 1919 года французский и германский штабы об'единяли свое вооружение и свои силы для борьбы против партизанских отрядов и рабочих, тогда они поняли все. Это об'единение штабов победившей и побежденной армий для борьбы против рабочих, против народов России и Украины является точным воспроизведением гениально разоблаченного Марксом объединения, которое имело место между войсками Бисмарка и Тьера в целях подавления Парижской коммуны; оно в то же время было одним из элементов, наиболее мощно воздействующих на французских солдат и моряков и окончательно раскрывших перед ними ту роль, которую правительство Клемансо хотело их заставить играть на Украине и в Крыму.

У тов. Шорохова также очень хорошо показано большое значение николаевской рабочей делегации к французскому командованию. Французские солдаты и моряки хотели знать, для чего они воюют. Поэтому они с исключительным вниманием следили за инцидентами, имевшими место во время посещения этой рабочей делегацией военного штаба.

Рассказ об этом свидании облетел все корабли и уже был несколько искажен, как это всегда бывает в тех случаях, когда какая-либо весть передается из уст в уста. Вот почему воспоминания тов. Шорохова являются весьма полезным вкладом в историю Октябрьской революции. Они будут использованы при переиздании нашего коллективного труда "Восстание на Черном море", в котором компартия Франции воскрешает в памяти славную историю грандиозных революционных событий, происходивших в 1919 году во французском флоте в защиту бессмертной Октябрьской революции.

Андре Марти.

1

В своей книге "Красный флаг над французским флотом" тов. Андре Марта писал¹ :

"14 марта на борту крейсера "Ле Брюи" делегат Николаевского совета, представитель советского представительства Украины, имел продолжительную беседу с контрадмиралом Эксельманом.

Адмирал чрезвычайно интересовался общим настроением в России, советским строем и в особенности учением коммунизма.

Он несколько раз повторял, что коммунистами руководят немцы. Делегату, разумеется, ничего не стоило доказать своему собеседнику, что у германского империализма нет злейшего врага чем российская коммунистическая партия и, что спартаков-

¹ А. Марти "Красный флаг над французским флотом", стр. 95 - 96. 1928. В 1932 году вышел под редакцией Андре, Марти коллективный труд о восстании во французском флоте на Черном море, представляющий собой наиболее полную и проверенную работу по этому вопросу из всех существующих на французском языке.

ская революция в Берлине в ноябре 1918 года была вызвана распространением большевизма. - Не подлежит сомнению, что это свидание, о котором было сообщено правительству, а также мятеж в 176-м полку и брожение среди команды "Ле Брюи" существенно способствовали изменению планов адмирала. Вот почему военные силы, вышедшие уже из Одессы в Очаков с заданием отбить Херсон и Николаев, повернули обратно. Красное кольцо сжималось вокруг Одессы".

В настоящей статье я как председатель этой делегации постараюсь обрисовать, в какой обстановке происходили эти переговоры, а также воспроизвести самый ход их. Это поможет уяснить замыслы, империалистов, их тактику, а также покажет нам инициативу, отвагу и изобретательность пролетариата нашей советской родины в борьбе с оккупантами.

Как немецкие, так и французские войска в 1918 - 1919 годах пришли на Украину под видом "водворителей порядка", настоящей же целью их прихода было подавить революционное движение на Украине, руководимое партией большевиков, и прибрать к своим рукам богатый, хлебный край.

Казалось бы, такая большая, до зубов вооруженная сила, как армия оккупантов, могла добиться своей цели без особенных трудностей. Но действительность показала, что это не так. Занимая вначале город за городом, оккупанты приходили к ложному выводу, что с большевиками будет легко справиться. Они не замечали того, что чем глубже они проникали на Украину, тем больше их войска теряли свою боеспособность. Революционное настроение в рядах солдат-оккупантов нарастало. Партия большевиков несмотря на невероятно тяжелые условия развернула широкую раз'яснительную работу среди них, раскрывая им глаза на действительные цели их правительств.

Бешеным белым террором отвечало оккупантское командование на эту деятельность партии, но безуспешно. Изолировать свои войска от "большевистской заразы" оказалось невозможным, и перед лицом назревавшей опасности восстания и революции в собственной стране оккупанты вынуждены были поторопиться покинуть советскую территорию.

2

С первых дней своего появления в Николаеве, в начале марта 1918 года, немецкие оккупанты начали свою кровавую расправу с николаевским пролетариатом.

За оказанное николаевскими рабочими сопротивление немецким войскам при входе в город последние, заняв Николаев, разрушили водонапорную башню, выжгли целые рабочие кварталы, базары и учреждения, причем главный удар направлялся всегда против большевиков.

Но рабочие не смирились и на террор оккупантов ответили восстанием, временно выбившим немцев из города. Ворвавшись снова в город, оккупанты со всей силой обрушились на здание партийного комитета, штурмуя его артиллерией, пулеметами и даже огнеметами. В течение очень короткого времени помещение комитета (угол Херсонской и Глазинаповской улиц) было об'ято пламенем; лишь очень немногие находившиеся там товарищи остались в живых. Всех заподозренных в участии в восстании расстреливали на месте; убивали и тех, кто не успел убрать около своих домов пустые ружейные гильзы. К расстрелянным по подозрению в большевизме прикалывали записки: "Расстреляны как большевики, задержанные с оружием в руках". В целях устрашения населения эти трупы по нескольку дней не разрешалось убирать.

Но эти меры не помогали: оккупантам не удалось сломить сопротивление большевиков. Влияние и авторитет последних среди рабочих все возрастали, и идеи большевизма все глубже и глубже проникали в оккупационные войска.

На оккупационные войска действовали не только пропаганда и агитация большевиков, но и то сверхчеловеческое мужество и героизм, с какими шли в бой против оккупантов большевики и руководимые ими трудящиеся массы Украины, включая

женщин и детей. Против иностранных империалистов выступило несколько поколений: дети, отцы и деды, - и эту силу не могли сломить оккупанты.

Чем дальше, тем больше рядовой состав немецких оккупантов проникался идеями большевизма, а часть солдат открыто переходила на сторону большевиков.

Революция в Германии еще больше усилила эти настроения. Немецкие солдаты громко заявляли: "Мы, спартаковцы, воевать не хотим и завтра уезжаем в Германию". Многие из них сдавали нам свое оружие.

Воспользовавшись создавшейся обстановкой, николаевская парторганизация в начале марта 1919 года стала стягивать партизанские силы к Николаеву; к этому же времени к Николаеву подошел со своими партизанскими частями и атаман Григорьев.

Николаевская парторганизация прекрасно знала о его бандитских похождениях в националистическом духе и относилась к нему с настороженностью, но, поскольку он боролся с оккупантами и представлял собой довольно крупную военную силу, Совету рабочих депутатов была дана директива поддержать Григорьева.

К этому времени процесс разложения германских войск уже зашел далеко и немцы не были в состоянии оказать серьезное сопротивление Григорьеву: его партизаны почти беспрепятственно вошли в город.

Совет рабочих депутатов выпустил воззвание, провозглашавшее переход власти к совету и призывавшее к борьбе против оккупантов. Но все же фактически власть советов еще не существовала, так как в целом город оставался еще в руках немцев.

В то время" как на окраине города шли бои с оккупантами, на рейде показались французские оккупационные суда.

Первоначально французы, как видно, пытались поддержать немцев, так как открыли орудийную стрельбу по вокзалу и кладбищу, где были сосредоточены партизанские части, и высадили небольшой десант. Но, обстрелянные партизанами, они немедленно убрались на суда.

Когда разыгрывались все эти события, я был в Николаеве членом Военного штаба Совета рабочих депутатов и председателем Союза фронтовиков и военнопленных. По заданию парторганизации, на Союз фронтовиков возлагалась задача подготовки и организации военно-боевых сил для борьбы с контрреволюцией.

Союз сыграл большую роль в формировании военных сил в Николаеве. У меня сохранился, например, документ, выданный мне николаевской парторганизацией, предписывавший мне как председателю Союза фронтовиков:

"Приготовить на завтра 75 человек к 1 часу дня. Предварительно накормить их".

И это не единичный случай, когда парторганизация Николаева, нуждаясь для очередных оперативных действий в военной силе, обращалась к нам с предписанием выделить эту силу.

В дни решающих боев с оккупантами Союз фронтовиков сформировал несколько отрядов красногвардейцев, в которые вошли лучшие бойцы, знающие пулеметное и артиллерийское дело. Эти отряды героически дрались против оккупантов под Очаковом, на

Андре Марти в 1908 г.

подступах к Николаеву и в самом городе.

Руководство Союзом фронтовиков в своем большинстве состояло из большевиков, а поэтому всецело подчинялось парторганизации и выполняло ряд довольно сложных боевых поручений, данных ею.

Устав Союза фронтовиков формально не преследовал никаких политических целей, наоборот, в одном из пунктов устава прямо говорилось: "Союз фронтовиков является аполитичной организацией, т. е. не преследующей никакой политической цели". Но эта аполитичная форма была нам чрезвычайно наруку: она была ширмой, дававшей возможность большевикам организовать боевые отряды для борьбы с оккупантами Украины и против националистов-украинцев.

В то время когда Григорьев со своими партизанами занимал окраину города, я как председатель Союза фронтовиков и военнопленных был вызван в николаевский профессиональный союз металлистов.

Придя в Союз, я встретил там 3 - 4 членов николаевской парторганизации.

Тов. Бабанин, один из находившихся там товарищей, заявил мне: "По заданию парторганизации, на тебя возлагается задача - проникнуть на судно французских оккупационных войск, чтобы узнать об их настроениях, насколько крепкими чувствуют себя оккупанты. У нас есть предположение, что в их войсках не все благополучно..."

Затем тов. Бабанин прибавил: "Если тебе удастся проникнуть к командующему французской оккупации и тебя спросят о состоянии: вооруженности большевиков, расскажи о величайшей мощи и организованности большевиков".

При этом он несколько раз подчеркнул, чтобы я был все время начеку и держался стойко.

Проникновение на судно оккупантов и самые переговоры были глубоко конспиративным поручением.

Партийная часть правления Союза фронтовиков решила послать вместе со мной еще одного члена правления, тов. Троянского, а в целях лучшей конспирации мне предложено было связаться с местным Союзом георгиевских кавалеров и взять с собой одного из их представителей.

На судно было решено пробраться под видом переговоров о предоставлении охраны города Союзу фронтовиков.

Положение в Николаеве было действительно критическим: в городе фактически было три власти: немецкие оккупанты, французские оккупанты и Совет рабочих депутатов, находящийся на полулегальном положении.

Председателем делегации по переговорам с оккупантами был я, а членами - Троянский и представитель от Союза георгиевских кавалеров; в состав делегации входил и переводчик. Заручившись от Союза фронтовиков соответствующим мандатом и уставом Союза, мы всей делегацией направились в гавань, где в это время в Николаевском коммерческом порту стояли три или четыре военных французских судна.

3

В городе шла беспорядочная стрельба. Мы с трудом добрались до гавани. Был уже вечер. Почти весь берег был опутан проволочными заграждениями, вокруг были укрепления из мешков с песком, здесь же стояло несколько пулеметов и два бронированных автомобиля.

Перед проволочным заграждением царило сильное оживление: суетились офицеры, ходили толпами солдаты. Впечатление было такое, как будто они собирались идти в наступление на город.

Среди офицерства чувствовалась какая-то нервозность и даже паническое настроение: они перебегали от одной группы солдат к другой и на; ходу делали какие-то распоряжения, тут же их отменяя. Солдаты, наоборот, двигались как-то неповоротливо, как бы не желая выполнять того, что от них требовалось.

В ответ на обращение нашего переводчика группа французских солдат в 8 - 10 человек и один офицер, охранявшие проволочные заграждения, вышли нам навстречу. Через переводчика я заявил что мы.

Немецкие войска на Украине. 1918 г.

являемся представителями от нейтральной организации Союза фронтовиков и желаем переговорить с командующим французской оккупации по вопросу о взятии на себя охраны города.

В первый момент к нам отнеслись с большим недоверием. По приказу одного из офицеров, нас окружили несколько французских солдат и стали обыскивать.

Наше прибытие, как видно, было для них неожиданным. Сперва было сказано, чтобы мы после обыска следовали за проволочное заграждение в хлебный элеватор, а когда мы попытались с несколькими солдатами направиться туда, последовало второе распоряжение - оставаться здесь до тех пор, пока не будет получено извещение от командующего французской эскадрой.

Я заметил, что один из французских солдат, разговаривая с другим солдатом, улыбаясь, указывал на нас; я решил через переводчика спросить, что вызвало ело интерес к нам. Но когда наш переводчик обратился к солдату, один из офицеров быстро подошел и сказал: "Разговаривать с солдатами не разрешается. Если вы желаете вести разговор, то должны его вести через представителей командного состава". Солдат, с которым был прерван наш разговор отошел в сторону.

Через некоторое время, снесясь, видимо, посредством сигналов с судном нам сообщили, что командующий дал согласие принять нас, и предложили нам самообыскаться, т. е. вывернуть карманы и показать, что мы с собой не везем ни оружия, ни прокламаций.

Скоро с военного судна пришел катер с двумя французскими матросами и одним офицером. Прибывший офицер, переговорив с офицерами которые были на берегу, и проверив наши документы, снова предложил нам повторить процедуру самообыска при этом он предупредил нас, что если окажется оружие или какие-либо большевистские документы, то разговор будет короткий.

Когда он, наконец, убедился, что с нами нет никаких компрометирующих материалов, нам предложили сесть в катер, который должен был нас переправить на судно, к командующему эскадрой.

По пути к военному судну сопровождающий нас французский офицер сказал нам, чтобы мы при разговоре с командующим были кратки и точны, в противном случае командующий прекратит с нами всякие переговоры. Надо признаться, в тот момент я не надеялся, что мы вернемся обратно на берег. Судя по крайне подозрительному отношению французских офицеров, не верилось, что они отпустят нас живыми. Мысль напряженно работала над тем, как лучше выпол-

Тов. С. Шорохов. 1918 г.

нить сложное поручение парторганизации, чтобы не зря была отдана жизнь. Я заранее обдумывал, какие приблизительно вопросы мог задать мне командующий, и готовил на них ответы.

Крейсер, к которому мы под'ехали, назывался "Ле Брюи".

Когда мы поднялись по трапу на борт крейсера, нас встретили офицер и 6 вооруженных моряков.

Мы было подумали, что это почетный караул для нашей встречи, но через переводчика вскоре узнали, что это охрана, которую к нам приставили, чтобы мы не вели никаких разговоров с командой крейсера, - другими словами, это был наш конвой: В таком положении мы долго находились по прибытии на крейсер, ожидая приема контрадмирала.

Мы попытались спросить у одного проходившего матроса, скоро ли нас примет контрадмирал. Матрос, как видно, принял нас за арестованных и, посмотрев на нас с сожалением, сказал: "Контрадмирал не со всеми разговаривает, а вы ждите своего часа. У нас, как правило, с арестованными говорят перед рассветом и говорят в последний раз". Мы начали об'яснять, что мы не арестованные, но охрана отогнала от нас матроса, и мы остались в большом недоумении.

Долгое ожидание адмирала и сообщение моряка озадачили нас: неужели с нами могут расправиться, даже не расспросив ни о чем?

Вероятно, у французских оккупантов план был такой: увлечь нас на судно и пытками выведать от нас сведения о положении большевиков, а потом и прикончить.

Дело принимало тяжелый оборот. Я с величайшим напряжением стал обдумывать, какие меры предпринять, чтобы добиться переговоров с контрадмиралом. У меня родилась мысль, опираясь на численность Союза фронтовиков, поставить им ультиматум. Не имея возможности обменяться по этому вопросу мнениями со своей делегацией, я решил действовать самостоятельно.

Я обратился через переводчика к проходившему офицеру:

"Скажите контрадмиралу, что мы являемся представителями десятитысячного Союза фронтовиков, которые, направляя нас для переговоров, заявили, что если нас арестуют или надолго задержат, то они возьмутся за оружие, перейдут на сторону большевиков и поведут наступление на французских оккупантов".

Этот, на первый взгляд как будто не имеющий значения ультиматум сильно подействовал на контрадмирала, которому он был передан сейчас же. Через очень небольшой промежуток времени нас всех попросили в каюту контрадмирала.

4

Когда мы вошли в каюту, нам предложили сесть и ожидать прихода командующего.

Минут через 5 появился адмирал - суровый, седоватый старик, выше среднего роста. Вслед за ним вошел еще один офицер, который, как впоследствии оказалось, был переводчиком.

Адмирал первым делом спросил нас, что это за делегация и о чем мы хотим вести переговоры.

Я как председатель делегации сообщил, что мы являемся представителями Союза фронтовиков, насчитыва-

ющего в своей организации более 10 тысяч членов, что Союз не преследует никаких политических целей и лишь хочет вследствие создавшегося в городе положения взять на себя охрану города.

Я старался казаться в глазах адмирала человеком, совершенно политически несведущим, полагая, что таким путем мне скорее удастся достигнуть своей цели, так как адмирал, считая нас "российскими" простачками, более откровенно выявит свои контрреволюционные замыслы.

Первый вопрос адмирала был: "Почему в городе идет бой, и кто с кем ведет борьбу?"

Я ответил: "Вам как командующему оккупационными войсками это должно быть лучше известно. Я лично предполагаю, что восставшие рабочие ведут бои с немецкими и французскими оккупантами".

В дальнейшем я ввел в разговор такую фразу: "Если бы не было оккупантов, то не было бы и кровопролития".

На это контрадмирал возразил: "Неверно, оккупанты как раз и прибыли для установления порядка, "главные виновники беспорядков - это анархо-большевистские элементы".

Отстаивая свое мнение, я заявил: "До прибытия оккупантов в городе был порядок, и существовавшую советскую власть николаевские рабочие любили и уважали больше всех властей".

Контрадмирал заметил: "Вы не умеете глубоко разбираться в вопросах, поэтому вам и кажется, что советская власть самая лучшая власть".

Касаясь нашего конкретного предложения об охране города, я поставил вопрос нарочито наивно, заявив, что наш Союз фронтовиков как аполитичная организация желает предотвратить ненужное кровопролитие и хочет взять охрану города в свои руки, после чего оккупанты смогут договориться с большевиками мирным путем. Бели нам ее передадут охраны города, говорил я, то в городе может пострадать много невинного народа.

Скрывая таким образом политическое значение создавшегося положения, я изображал дело так, что мы стоим на страже интересов всего населения города и за порядок вообще.

Для того чтобы адмирал отнесся с доверием к моим словам, я вынул

Отправка красноармейцев на борьбу с интервентами. Украина. 1918 г.

Рис. П. Васильева.

устав Союза фронтовиков и стал доказывать, что наш Союз является нейтральным, его цель - экономическая помощь своим членам и подыскание им организованным порядком работы.

Контрадмирал, прочитав ряд пунктов из устава, где говорилось о защите экономических интересов членов Союза, решил, повидимому, играя на этих интересах, подкупить Союз и использовать его для борьбы с революционным движением. Прежде суровый и холодный, он несколько оживился и проявил вдруг большой интерес к экономическому положению Союза. Так например он задавал вопросы следующего характера: "Помогает ли вашей организации! Совет рабочих депутатов?", "На какие средства существует Союз?" и род других, аналогичных вопросов.

На первый вопрос я заявил, что Совет рабочих депутатов мам не в силах помогать, потому что он сам беден, оккупационные войска часть продовольствия и разного имущества забрали себе, а часть уничтожили.

Адмирал стал даже улыбаться, заявляя, что командование французской оккупации всецело будет поддерживать городское самоуправление и заботиться о том, чтобы Союз был поставлен в лучшие материальные условия.

Судя по тому, как адмирал вел себя, видно было, что он прикидывал, какую сумму надо будет затратить на подкуп нашего Союза.

"Вы у себя в правлении не обсуждали, - спросил он, - сколько в среднем придется платить отдельному рядовому охраннику и руководителям охраны города?"

Я ответил, что мы обменивались мнениями по этому вопросу и сошлись на том, что рядовому бойцу будет достаточно 100 - 120 рублей в месяц, а руководителям - 250 - 300 рублей.

Адмирал остался, видимо, доволен дешовой ценой и, улыбаясь, сказал: "Это очень небольшой оклад".

Вслед за тем адмирал стал расспрашивать меня о структуре советской власти и принципах коммунизма.

Эти вопросы, как видно, были заданы с тем, чтобы дополнительно проверить, не являемся ли мы коммунистами.

Желая довести до конца роль наивного простачка, я сказал: "Советская Власть - это власть очень простая, она опирается да взаимное доверие всех классов, представляя преимущество беднейшему населению".

Далее, контрадмирал поинтересовался, есть ли в Совете представители от нашей организации. Я заявил, что от нашего Союза фронтовиков в Совете рабочих депутатов имеется около 5 - 6 представителей как от руководящего состава, так и от рядовых членов. Это соответствовало действительности.

Тогда адмирал задал такой вопрос: "Все ли руководители большевиков - немцы или имеются русские коммунисты, которые сами руководят?"

На это я ему ответил: "Среди коммунистов нет ни одного немецкого руководителя, а почти все руководители коммунистов - николаевские рабочие. Коммунисты - злейший враг немецкого командования. Своей пропагандой они разложили немецкие оккупационные войска на Украине".

Я особенно напирал на вопрос о пропаганде, зная, что адмирал слушает это без особого удовольствия. Я рассказал ему о том, как немецкие солдаты, узнав, что большевики не имеют к ним никакой вражды и злобы, очень быстро начали становиться такими же большевиками, как и николаевские рабочие.

Я даже несколько преувеличил действительное положение вещей с переходом немецких солдат на сторону большевиков, желая показать, что большевистские идеи очень заразительны и никакая сила неспособна уберечь от них оккупационные войска.

Контрадмирал продолжал спрашивать: "Велики ли: силы большевиков, имеется ли у них в достаточном количестве оружие, боеприпасы и есть ли орудия?"

Сославшись на то, что мы близко с большевиками не соприкасаемся, а потому всех подробностей не знаем и можем рассказать только о том, что видели, мол, со стороны, мы описали боевые силы большевиков, не пожалев красок для характеристики их

мощи. "Если сравнить, - говорил я, - тех большевиков, которые дрались с немецкими оккупантами в 1918 году, с теми, которые сейчас занимают окраины города Николаева, то между ними существенная разница. Те большевики были раздеты, почти не имели оружия, боеприпасов и продовольствия, а эти почти все в военном обмундировании, хорошо вооружены, имеют обученных командиров и даже располагают орудиями".

Адмирал удивился и переспросил: "Неужели у большевиков есть орудия?"

Я подтвердил сказанное. "Я слышал об этом от других членов нашего Союза, которые видели за городом установленные большевиками пушки, - сказал я. - Кроме того и мне самому приходилось видеть несколько орудий, очень много винтовок и пулеметов, как видно, отобранных у немцев".

Прекрасно зная о недоверии николаевских парторганизаций и николаевского пролетариата к атаману Григорьеву как к авантюристу, я счел уместным сообщить адмиралу, что это большая боевая партизанская сила и что Григорьева и его партизан, боровшихся с немецкими оккупантами, население города Николаева встретило с радостью.

Характер задаваемых адмиралом вопросов и заметная нервозность говорили о том, что несмотря на огромную военную силу оккупантов адмирал побаивался большевиков. Желая убедиться в этом, я задал ему вопрос: "Почему французская эскадра стоит далеко от берега и не подходит ближе? Бели бы военные корабли подошли к берегу, то большевики, пожалуй, побоялись бы войти в город".

Контрадмирал побагровел и сказал: "Да, эта красная орда ничего не боится. А если мы подойдем близко к берегу, то они могут нам сильно повредить. Мы же своей артиллерией сможем их достать отсюда". Этот ответ убедил меня в правоте моих предположений.

Пытаясь спровоцировать нас, адмирал спросил меня: "Вы не скажете, сколько членов вашего Союза фронтовиков участвует сейчас в перестрелке против оккупантов?"

Я на это ответил лаконически: "Союз фронтовиков не давал своим членам санкции для вступления в бой, так как мы хотим путем переговоров добиться охраны города, с тем чтобы не допускать кровопролития".

Адмирал смерил меня взглядом с головы до ног и, заметив, что у меня брюки в запекшейся крови, спросил: "А вот вы не участвовали сами в перестрелке?"

Правда, за 2 дня до переговоров я действительно участвовал в бою и мне пришлось нести одного нашего раненого красноармейца, но, желая это скрыть от адмирала, я заявил: "За несколько часов до переговоров я проходил по одной из улиц, где было много раненых, и меня заставили помогать при переноске раненых".

Как видно, адмирал мне не совсем поверил, так как стал задавать ряд вопросов мне и другим членам нашей делегации о том, какую роль несет"

Зверства оккупантов на Украине. 1918 г.

Союз фронтовиков в происходящей перестрелке, и т. д.

После этого адмирал перешел к вопросу о том, как мы практически полагаем осуществить охрану города. Он заявил, что, собственно говоря, ничего не имеет против того, чтобы немецкое командование разрешило вам взять на себя охрану города, но с тем, чтобы мы всецело подчинялись установленному городскому самоуправлению.

Получив принципиальное согласие на охрану города, я стал требовать, чтобы в распоряжение Союза фронтовиков было выделено не менее 500 или 1000 винтовок и к ним патроны, а также несколько пулеметов.

Адмирал заявил, что оружия выдать он не может и переговорит об этом с командованием немцев; с ним же он разрешит вопрос, каким оружием нас снабдить: русского образца или немецкого.

Я стал настаивать, что действовать надо как можно скорее, в противном случае разыграется сильное сражение между большевиками и немецкими оккупантами, а поскольку члены Союза фронтовиков оказывают симпатии большевикам, то они могут перейти на сторону большевиков, выбьют из города немцев и возьмутся за французов. При этом я отметил, что французы - это не немцы: они имеют мощную военную силу в лице военной эскадры и большевикам не сдадутся. Сражаясь же с большевиками, французы погубят в городе многих невинных людей и разрушат совершенно город.

В конце я подчеркнул, что разрешить вопрос можно двумя путями: "Или французские оккупационные войска должны оставить пределы города Николаева или поручить охрану города нашему Союзу как "нейтральной" организации".

Контрадмирал, подумав некоторое время, сказал: "Я большевиков знаю еще по Одессе. Это народ суровый и твердый: у них на голове можно колья тесать, но пощады они не попросят".

Я внутренно засмеялся, услышав от адмирала такой лестный отзыв о большевиках.

Контрадмирал, несомненно, думал, что мы не разбираемся во всех тонкостях политики и что он легко сможет нас использовать в своей борьбе против большевиков. Он рассчитывал применить к нам излюбленную тактику буржуазии: путем подкупа и ряда других поблажек натравить нас как "несознательную часть" против революционной части пролетариата и его партии, а потом пожать плоды. Происходило как бы состязание в дипломатической ловкости между представителем труда и представителем капитала, состязание выхоленного, получившего отличное образование представителя империализма, с одной стороны, и рабочего-слесаря, работавшего более десятка лет на заводах, - с другой. И в этом состязании победителем оказался рабочий, которого партия большевиков вооружила большевистской закалкой и целеустремленностью.

Я в то время не думал, что эти переговоры сыграют такую значительную роль в дальнейших планах оккупантов, как это произошло в действительности.

Но мне было ясно, что задание партии я выполнил и, проникнув в лагерь до зубов вооруженного врага, выведал его настроение.

Удар по оккупантам был нанесен с двух сторон: с одной стороны, украинские парторганизации организовывали партизанские восстания и проводили агитацию и пропаганду среди оккупационных войск, а с другой - французские коммунисты под руководством тов. Андре Марте проводили очень трудную работу по агитации и пропаганде внутри самих оккупационных войск, подготовляя и организуя восстание во французском флоте, которое сыграло исключительную роль в деле борьбы советской республики с интервентами: без восстания французских войск нам бы пришлось поплатиться не одной сотней и тысячей наших лучших, самоотверженных борцов.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: