Автор: Павел ГОЛУБ, доктор исторических наук, профессор


ВОЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ В ОМСКЕ

Установление военной диктатуры на востоке России, за Волгой, давно готовившееся в правительственных и военных кабинетах союзников и в кругах сибирской реакции, свершилось. Как всякое темное дело, переворот произошел в ночь на 18 ноября 1918 г. Его непосредственными исполнителями стали взращенные Сибирским правительством атаманы - начальник Сибирской казачьей дивизии полковник В. И. Волков и войсковые старшины И. Н. Красильников и А. В. Катанаев с подчиненными им преторианцами. Они свергли эфемерную власть Уфимской директории, олицетворявшую кратковременный компромисс между правыми и левыми силами восточной контрреволюции и арестовали эсеровскую часть членов директории - ее председателя Н. Д. Авксентьева, его заместителя А. А. Аргунова, члена директории В. М. Зензинова и товарища министра внутренних дел Е. Ф. Роговского. Как обычных уголовников, их засадили за решетку в одной из частей заговорщиков. А через три дня по согласованию с представителями союзников их под конвоем английских и колчаковских солдат препроводили во Владивосток и далее за границу.

Это "мокрое" дело, разумеется, не являлось актом самодеятельности названных выше атаманов. Хотя, как отмечалось в протоколе заседания колчаковского совета министров, обсуждавшего ход переворота, они явно с подсказки режиссеров переворота заявили, будто бы "по взаимному между собой соглашению и не имея других сообщников (подчеркнуто мной. - Авт.), замыслили прервать деятельность членов Всероссийского временного правительства" 1 .

Таким примитивным приемом истинные устроители переворота попытались укрыться за спиной названных атаманов. Между тем эти "другие сообщники" сидели тут же на заседании совета министров и, вероятно, иронически усмехались по поводу заявления атаманов. И, не мудрствуя лукаво, подвели черту под переворотом и постановили: "Принять к сведению" 2 . Участник тех событий член правительства кадет Г. К. Гинс подтвердил: "Факт свержения директории был признан" 3 . Хотя, как следует из протокола заседания правительства, его члены признали, что результатом переворота "явилось незаконное (подчеркнуто мной. - Авт.) лишение свободы эсеровской части директории во главе с Авксентьевым" 4 . У колчаковских министров явно не сходились концы с концами: переворот вроде бы незаконный, но он признан. А как же иначе, если он был делом их рук? Более того, на заседании правительства 18 ноября было спешно принято положение об изменении государственного устройства, то есть об установлении военной диктатуры. В этом акте говорилось: "Власть управления во всем ее объеме (подчеркнуто мной. - Авт.) принадлежит Верховному правителю" 5 . Так узаконили беззаконие. Даже по буржуазным меркам это был государственный переворот. Именно так он был наименован многими представителями антисоветского лагеря - противниками военной диктатуры. Бывший член директории В. М. Зензинов, оказавшийся в Париже, издал в 1919г. сборник документов под названием "Государственный переворот адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918г.". Столь же однозначно оценила переворот партия эсеров во главе с В. М. Черновым.

Нестыковка у переворотчиков с объяснением происшедшего проявлялась буквально на каждом шагу: похоже, Колчак и его окружение поначалу пребывали в некотором замешательстве. С одной стороны, "верховный правитель" в первый же день своего воцарения в обращении к населению торжественно пообещал "установление законности и правопорядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает" 6 . Разумеется, у народа не спросили, желает ли он установления военной диктатуры. А только что свершившиеся события свидетельствовали, что о "законности и правопорядке" следует забыть. С другой стороны, новоявленному диктатору очень хотелось сохранить лицо. С этой целью на заседании правительства 19 ноября был разыгран лицемерный спектакль: принимается решение предать атаманов-заговорщиков чрезвычайному военному суду под председательством правоверного колчаковца ген. Г. М. Матковского. Суд провели ускоренным темпом и уже через два дня за преступление, выразившееся по формулировке самого правительства "в посягательстве на верховную власть", суд постановил: атаманов... "признать оправданными" 7 . Что и следовало ожидать. Ворон ворону глаз не выклюет.

На этом трагикомедия вокруг переворота не закончилась. Ее дополнили еще одним, заключительным актом. 19 ноября, то есть еще до суда над заговорщиками, Колчак своим секретным приказом произвел полковника Волкова в генералы, а Красильникова и Катанаева - из войсковых старшин в полковники 8 . Правда, приказ был опубликован лишь почти два месяца спустя, когда страсти уже улеглись.

Теперь о тех, кто заказывал переворот и направлял его, то есть о союзниках. Сказать об этом необходимо не только ради восстановления правды истории, но и потому, что сегодня объявилось немало историков-оборотней, которые еще вчера живописали зверства режима Колчака, а ныне сочиняют о нем лживые оды как о великом патриоте России (о чем речь ниже). Обратимся к документам. Как значится в протоколе заседания колчаковского правительства от 19 ноября, Колчак сообщил "о переговорах его с дипломатическими представителями Франции и Англии относительно происшедших в ночь на 18 ноября арестов членов Всероссийского временного правительства" 9 . Что же союзные дипломаты - возмущались, протестовали? Ничуть не бывало. Они остались довольны тем, что произошло, ибо их правительства являлись заглавными авторами переворота. Ближайший сподвижник Колчака кадет В. Н. Пепеляев, активный участник переворота, записал в своем дневнике за 19 ноября: "Информациями С. (очевидно, Старинкевича, колчаковского министра юстиции. - Авт.) англичане довольны. Уорд (командир английского батальона. - Авт.) заявил Колчаку, что английская часть в Омске - в распоряжении адмирала. Французы доброжелательно нажимают на чехов в целях (их) нейтрализации" 10 .

Особую активность в возведении Колчака на трон проявил английский ген. А. Нокс, глава военной миссии Великобритании в России. После Гражданской войны Нокс и главком войск интервентов в Сибири французский ген. М. Жанен, у которого Нокс был заместителем по тылу, грубо поссорились, обвинив один другого в провале интервенции в Сибири. В ссоре раскрылась вся тайна подготовки переворота в Омске, о котором оба генерала были отлично осведомлены. Жанен, в частности, заявил: "Позволю себе сказать генералу Ноксу, что у него, наверное, очень короткая память, если он не помнит, что он был замешан в интригах, которые закончились переворотом Колчака". После того как британские спецслужбы завербовали Колчака, странствовавшего за границей в поисках нового места службы, он был переправлен во Владивосток как кандидат в будущие диктаторы. Отсюда он, по свидетельству Жанена, был доставлен в Омск в сопровождении батальона английского Миддлсекского полка, "который служил адмиралу Колчаку с самого Владивостока в качестве преторианской стражи". При содействии своих новых покровителей Колчак был посажен в кресло военного министра директории и на этом посту с головой ушел в подготовку переворота. "Добавлю, - продолжал Жанен, - что генерал Нокс, несомненно, был в курсе заговора, замышлявшегося Колчаком, хотя бы через своего офицера связи Стевени, который присутствовал даже на тайном собрании заговорщиков, где было принято решение привести заговор в исполнение. Стевени не делал из этого тайны, и, когда позднее, во время отступления, я спрашивал его в числе многих других союзников и русских, не испытывает ли он некоторого сожаления о содействии возвышению Колчака, которому мы обязаны таким разгромом, он ограничился молчанием" 11 .

К этим свидетельствам добавим другие, не менее весомые. Это показания руководителей чехословацкого корпуса, державшего в то время фронт против советских войск в Поволжье и на Урале. Корпус являлся главной силой союзников на востоке, и от его отношения к перевороту во многом зависел его исход. Поэтому Колчак накануне выступления посетил одну из дивизий корпуса, которой командовал ген. Гайда. С ним Колчак был уже давно знаком, знал его как сторонника установления военной диктатуры и человека, посвященного в планы союзников. При встрече с Колчаком Гайда заверил его: "Обещаю вам, что вся моя армия останется нейтральной" 12 . Разумеется, благожелательно нейтральной, что и требовалось. Правда, случился казус. В отсутствие главных фигур в руководстве корпуса Б. Павлу и Р. Медека, уехавших на восток встречать военного министра Чехословакии М. Штефаника, отделение Чехословацкого национального совета в обращении к легионерам осудило переворот. С приездом высокого начальства упомянутое обращение было немедленно дезавуировано. 23 ноября в Челябинске в штабе корпуса срочно собралось совещание с участием ген. Нокса, Штефаника, комкора Сырового, Гайды и некоторых надежных членов Национального совета. Было решено - переворот Колчака поддержать. Ибо таково было повеление союзников, которое доставил Штефаник. Выступая перед взбудораженной массой легионеров, Штефаник с солдатской прямотой заявил: "Переворот готовился не только в Омске - главное решение было принято в Версале" 13 . Командование корпуса быстро охладило антиколчаковский настрой легионеров. Директиве из Версаля все подчинились беспрекословно и встали на защиту режима Колчака. Хотя позже, рассорившись с адмиралом, руководство корпуса лицемерно открещивалось от поддержки диктатора. Но что было, то было.

Наконец, чтобы уж ни у кого не осталось сомнений, кому "верховный правитель" обязан своим восшествием на трон, о том позаботился военный министр Великобритании У. Черчилль. Выступая в палате общин британского парламента, он с присущим ему апломбом заявил: "Британское правительство призвало его (Колчака. - Авт.) к бытию при нашей помощи, когда необходимость потребовала этого" 14 . Такова правда о Колчаке, которую скрывали раньше и замалчивают сегодня его апологеты. Этот, по их определению, "великий патриот России" был поставлен диктатором иностранными державами, служил их интересам и опирался на их огромную оккупационную армию, оставившую на русской земле море пролитой крови и колоссальное разорение.

Итак, диктатура "верховного правителя" начала отсчет своей скоротечной истории. Диктатор сосредоточил в своих руках безграничную власть, и не только военную, но и гражданскую. Такими необъятными полномочиями обладали далеко не все российские монархи. Созданный при "верховном правителе" совет министров, сам никаким представительным органом не уполномоченный (таковых в регионе не было), играл, по сути, совещательную роль, а под конец, как подтвердил премьер Вологодский, ее утратил. Все акты правительства по наиболее значимым вопросам подлежали утверждению Колчака. Авторитарная власть одной личности предстала в наиболее обнаженном виде.

Адмирал и не скрывал, что он является диктатором. Более того, он даже бравировал этим. Через несколько дней после переворота, придя в себя, он на встрече с журналистами без тени смущения заявил: "Меня называют диктатором. Пусть так: я не боюсь этого слова и помню, что диктатура с давних времен была учреждением республиканским. Как сенат Древнего Рима в тяжкие минуты государства назначал диктаторов, так и совет министров Российского государства в тягчайшую из тяжких минут нашей государственной жизни, идя навстречу общественным настроениям (?), назначил меня Верховным правителем" 15 . Но аналогия с Древним Римом оказалась весьма скользкой: видимо, адмирал со школьной скамьи был не в ладах с историей. Во- первых, римские диктаторы, такие, как Корнелий Сулла или "трехголовое чудовище", триумвират в лице Цезаря, Помпея и Красса, под угрозой разгона с их стороны назначали сенат, являвшийся все же представительным, то есть выборным органом, каковым самозваный совет министров не был. Во-вторых - и это главное, - римские диктаторы приходили к власти, чтобы покончить с республиканским строем. И, как известно, они его быстро похоронили. То же сделал и Колчак, прикончив Уфимскую директорию, которая, правда, с республиканским учреждением имела

очень мало общего. Но все же она появилась на свет на довольно представительном уфимском совещании. Так что ссылка на историю бумерангом ударила по диктатору.

То, что свершилось в Омске, громовым эхом отозвалось как в стане "белых", так и в стане "красных". Это событие предвещало наступление новой, еще более шквальной военной грозы на территории огромного региона - от Волги до Тихого океана. Восточная контрреволюция собирала свои силы в один крепко сжатый кулак, надеясь установлением военной диктатуры сломить сопротивление большинства населения, стоявшего за Советскую власть. Переворот в Омске продолжил тенденцию лихорадочной перегруппировки контрреволюционных сил, происходившую в антисоветском лагере, а именно: переход к военно-диктаторским режимам. Так было в Поволжье, где свержение Советской власти начиналось под флагом эсеровского Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧа), а закончилось для комитетчиков кровавым побоищем на берегах Иртыша. Так было на севере России, где первоначально верховодили эсеры и народные социалисты во главе с Чайковским, но очень скоро их заставили отведать печально знаменитые Соловки, а власть вручили генералу-диктатору Е. К. Миллеру, двойнику Колчака. То же повторилось и в Сибири, где реставрация начиналась под эгидой эсеровской Сибирской областной думы, а закончилась свержением Уфимской директории и воцарением Колчака. На юге России, где свирепствовали добровольцы генералов Алексеева и Деникина, никого устранять от власти не потребовалось: там изначально власть оказалась в руках диктаторов. "На юге России, освобожденной Добровольческой армией, - признавал ген. А. И. Деникин, - без какой-либо прокламации, самим ходом событий установилась диктатура в лице главнокомандующего" 16 .

В происходивших переменах чувствовалась рука одного и того же всесильного режиссера - Верховного военного совета союзников, заседавшего в Версале. Оттуда шли повеления российской реакции устранять от власти мягкотелую "демократическую контрреволюцию" и передавать ее в руки твердокаменных генералов-диктаторов, способных, по мысли версальских стратегов, наиболее успешно послужить интересам Антанты. Но версальцы и их слуги в России в своей маниакальной устремленности к повсеместному насаждению военно- диктаторских режимов хватили через край, они переусердствовали и раскололи единый антисоветский фронт. На это как на одну из причин поражения "белых" режимов указал столь опытный аналитик, как лидер кадетов профессор П. Н. Милюков. Убрав с авансцены чайковских, Вольских и Якушевых, игравших роль ширмы в деле реставрации старого строя, союзники вкупе с российскими реакционерами невольно помогли обнажить звериный лик повсеместно насаждавшихся военно-диктаторских режимов. При них тоталитаризм достиг своего апогея, особенно при Колчаке.

При всем этом апологеты Колчака, Деникина, Врангеля и прочих диктаторов и прежде, и теперь старательно обходят молчанием абсолютно тоталитарный характер их режимов и с пеной у рта обвиняют в тоталитаризме Советскую власть времен Гражданской войны. Поразительное фарисейство! Никто из них ни тогда (Мартов, Авксентьев, Мельгунов и прочие), ни сегодня (Яковлев, Солженицын, Жириновский, Немцов с Хакамадой и др.) так и не рискнули ответить на главный вопрос: почему в Гражданской войне Советская власть победила, а диктаторские режимы потерпели сокрушительное поражение? Более 80 лет эти господа крутят фальшивую пластинку о том, будто большевиков выручил "красный" террор. Но почему же Колчака и ему подобных не "выручил" "белый" террор, который, по признанию многих колчаковцев, был во много раз краснее "красного", и потому лишь ускорил падение диктаторских режимов. Они боятся признать, что "красный" террор был направлен против незначительного меньшинства, жаждавшего реставрации дореволюционных порядков, а "белый" террор был пущен в ход против трудящегося большинства народа, не желавшего возврата к старому.

По этой простой причине режим Колчака, как и ему подобные, был обречен кончиться тем, чем он кончился. Между ним и народным большинством была непреодолимая пропасть. Такой непредвзятый свидетель, как ген. Гревс, командир 10-тысячного корпуса американских интервентов, изо дня в день наблюдавший то, что творилось в "Колчакии", признавал: "По моим наблюдениям, основанным на донесениях,

которые я получал, Колчак никогда не имел на своей стороне более семи процентов населения" 17 . А премьер правительства Колчака П. В. Вологодский, уходя в отставку, дополнил Гревса: "Все слои населения, до самых умеренных, возмущены произволом, царящим во всех областях жизни" 18 . При такой социальной опоре даже самый жестокий террор не мог спасти диктатуру.

В "Колчакии" государственные представительные органы, избираемые населением, отсутствовали. Повсеместно бесконтрольно хозяйничали атаманы да назначаемые диктатором губернаторы. Всесильная военщина, как признавал Вологодский, сделала безвластным даже само правительство. На местах, по свидетельству другого сподвижника Колчака, Г. К. Гинса, земства, кооперация, профсоюзы, где было много оппозиционных элементов, "без разбора преследовались и брались под подозрение". Под суровую руку военных властей, по его словам, "подпадали даже правительственные агенты, например, инспекторы труда. С гражданскими чинами вообще не церемонились... Самодеятельность населения была в значительной степени подавлена" 19 . Над всем господствовала тоталитарная власть "верховного правителя", которую переворотчики вручили ему "во всем объеме".

Такая система, "а вернее, бессистемность управления" (Вологодский) вела диктатуру в безысходный тупик. Чувствуя это, Колчак уже под конец своего правления, 16 сентября 1919 г., издал грамоту, в которой пообещал созвать Государственное земское совещание "с правом выражения пожеланий о необходимости законодательных и административных мероприятий" 20 . Как видим, диктатор не пошел дальше обещаний созвать чисто совещательный орган. Своей абсолютной властью он поделиться не пожелал. Но и с этой пустяковой акцией он непоправимо опоздал. Дни его тоталитарного правления уже были сочтены.

В Советской России, которую апологеты диктаторских "белых" режимов обвиняли и продолжают обвинять в тоталитаризме, "верховным правителем" являлось многомиллионное трудящееся большинство в лице Всероссийских съездов Советов. Важнейшие государственные вопросы решались на этих съездах, которые даже в условиях Гражданской войны собирались ежегодно, а порой и чаще. В "Колчакии" все единолично решал диктатор со своим ближайшим окружением, в котором, по словам премьера Вологодского, подвизалось немало "честолюбцев и интриганов". В Советской республике управляло правительство, избранное II Всероссийским съездом Советов и являвшееся, по авторитетным признаниям, самым образованным правительством в мире. Колчаковское правительство появилось на свет по воле кучки заговорщиков, то есть было, по сути, самозваным, нелигитимным, но и оно вскоре было оттеснено от управления военщиной. Советская власть в годы Гражданской войны действовала на основе Конституции РСФСР 1918 г., самой демократической в мире, гарантировавшей для трудящегося большинства населения действительные права и свободы, о которых в "Колчакии" не могло быть и речи. Правящая в РСФСР партия большевиков тоже строго придерживалась принципа коллективного руководства. Обсуждение коренных вопросов жизни страны проходило на партийных съездах, конференциях и пленумах ЦК РКП(б), нередко в острых дискуссиях, и решения принимались на демократической основе, то есть волей большинства. Даже общепризнанный вождь партии В. И. Ленин, по его собственному признанию, не раз при голосовании оказывался в меньшинстве.

Антисоветчики, прежние и нынешние, зная все это, не перестают тиражировать большую ложь о советском тоталитаризме в годы Гражданской войны. Добровольную и сознательную поддержку Советской власти трудящимся большинством населения они пытаются выдать за некий "красный тоталитаризм". Жульнически подменяя сознательные и организованные действия трудящихся в Советской России неким тоталитаризмом, они старательно уходят от признания действительного тоталитаризма, господствовавшего в стане "белых" диктаторов, столь любезных сердцам нынешних "демократов".

Адмирал Колчак, захватив власть разбойным путем, хорошо понимал, что он находится во враждебном окружении. Поэтому и не замедлил оградить себя не только штыками своих преторианцев, но и драконовскими законами. Уже 30 ноября его карманное правительство приняло постановление, которое с головой выдает нервное состояние диктатора и его окружения. В этом документе указывалось: "Виновный в посягательстве на жизнь, здоровье, свободу и вообще на неприкосновенность верховного правителя или на насильственное лишение его или совета министров власти, или воспрепятствовании осуществлению таковой наказывается смертной казнью" 21 . Примечательно, что это постановление наряду с министрами подписал и сам адмирал. Видимо, очень боялся возмездия за содеянное. Но, как известно, ничто от народного возмездия его не спасло.

От имени "верховного правителя" повсеместно бесчинствовала всесильная и своевольная военщина, державшая в заложниках и самого Колчака, которого она возвела на трон. Один из "героев" переворота, атаман Красильников, повесивший в Канске безвинного (как оказалось) городского голову, в ответ на угрозы пожаловаться на его самоуправство "верховному", он, по свидетельству Гинса, "пьяным, заплетающимся языком" ответил: "Я его посадил, я его и смещу" 22 . Колчаковский режим предстал как чудовищная многоголовая гидра во главе с "верховным правителем".

Чувствуя крайнюю слабость своей социальной базы, колчаковский режим нервозно стремился ее расширить. Инициативу взяли на себя сибирские кадеты, горой стоявшие за военную диктатуру. Они наскоро сколотили так называемый "Блок 14-ти" с целью имитировать поддержку диктатора "широкой общественностью". В блок завербовали представителей от совета съездов торговли и промышленности, казачества, сибирских кооперативов, а также от народных социалистов, правого крыла эсеров и меньшевиков-плехановцев. Эта разношерстная компания под предводительством кадетского лидера Жардецкого в декабре посетила адмирала и заверила его в своих верноподданнических чувствах. В приступе лести визитеры даже нарекли диктатора русским Джорджем Вашингтоном, что "верховному" явно понравилось. Однако черные дела режима быстро протрезвили левую часть блока, и они стали от него откалываться. Верной опорой режима, кроме реакционного офицерства и верхов казачества, оставались торгово- промышленные круги и кадеты. Последние (Гинс, Пепеляев, Тельберг, Гат- тенбергер и другие) постоянно окружали Колчака в ранге министров. Но немного могла преуспеть "правительственная партия" кадетов в агитации общественности "за Колчака". На всеобщих выборах в Учредительное собрание в 1917 г. она собрала в свою поддержку всего лишь 4,7% голосов. А в сибирских избирательных округах - и того меньше: в Алтайском - 1,7%, Енисейском - 3,4%, Иркутском - 4%, Тобольском - 2,8%. Всего, что наскребли кадеты в поддержку переворота, оказалось более чем мало.

Основная масса населения в ответ на переворот поначалу ошарашенно безмолвствовала. Но недолго: уже в декабре вспыхивают восстания в Омске, на ст. Иланская, в Канском гарнизоне, образуются обширные повстанческие районы в Енисейской губернии - Степно-Баджейский и Тасеевский. Весь 1919 г. "Колчакию" сотрясают уже десятки антиправительственных выступлений рабочих и солдат и развертывается невиданное по силе партизанское движение (подробнее об этом см. ниже). Это был ответ трудящихся Сибири на колчаковский переворот.

Шумную кампанию против переворота подняла "демократическая контрреволюция" - Самарское правительство КОМУЧа, марионеточное "Верховное управление Северной области", а также сибирские эсеры, которых еще до переворота сторонники Колчака начисто изгнали из коридоров власти. Эти якобы социалисты, долго игравшие в коалицию с буржуазией, наконец уразумели, что кулак колчаковской диктатуры занесен и над ними, что они вслед за большевиками поставлены в очередь на расправу. Поэтому в стане "демократической контрреволюции" при получении известий о перевороте произошел бурный переполох, в котором паника смешалась с крикливыми угрозами в адрес переворотчиков.

18 ноября находившийся в то время в Уфе Совет управляющих ведомствами (Самарское правительство КОМУЧа) направил телеграмму в Омск премьеру Вологодскому, в Екатеринбург - заседавшему там съезду членов Учредительного собрания, копии телеграммы - Колчаку, чехословацкому Национальному совету, Оренбургскому и Уральскому казачьим войсковым кругам, национальным правительствам Башкирии и Алаш-Орды. "Узнав о государственном перевороте в Омске, - говорилось в телеграмме, - Совет управляющих ведомствами заявляет: узурпаторская власть, посягнувшая на Всероссийское правительство и Учре-

дительное собрание, никогда не будет признана. Против реакционных банд красильниковцев и анненковцев Совет готов выслать свои добровольческие части. Не желая создавать нового фронта междоусобной войны, Совет управляющих ведомствами предлагает вам немедленно освободить арестованных членов правительства, объявить врагами родины и заключить под стражу виновников переворота, объявить населению и армии о восстановлении прав Всероссийского правительства". Далее следовали угрозы призвать все областные правительства "выступить против реакционной диктатуры в защиту Учредительного собрания, выделив необходимые силы для подавления преступного мятежа" 23 .

В таком же воинственном духе выступили заседавший в Екатеринбурге под руководством В. М. Чернова съезд членов Учредительного собрания и находившийся здесь ЦК партии эсеров. Съезд постановил образовать чрезвычайный комитет под председательством Чернова, поручив ему "принимать все необходимые меры для ликвидации заговора, наказания виновных и восстановления законного порядка и власти на всей территории, освобожденной от большевиков". А эсеровский ЦК объявил даже о необходимости военной мобилизации всех членов своей партии, "чтобы выдержать удары контрреволюционных организаторов Гражданской войны в тылу противобольшевистского фронта" 24 . Поначалу колчаковский переворот осудил и чехословацкий Национальный совет, но ген. Нокс и чешские генералы быстро охладили антиколчаковские настроения легионеров. Не разобравшись, откуда ветер дует, против переворота выступил и глава правительства Северной области Чайковский. Архангельский историк В. И. Голдин приводит его послание Колчаку: "Отказываюсь подчиняться диктаторской власти" 25 . Но английский ген. Пуль, главком войск интервентов на Севере, популярно разъяснил Чайковскому, что "ветер перемен" в Омске дует с Запада. И "старый революционер" тут же подчинился Колчаку. Но ему не простили антиколчаковский выпад, и вскоре ген. Миллер, северный двойник Колчака, отправил Чайковского в почетную ссылку в Париж.

В компании протестантов оказался даже атаман Семенов. В телеграмме Вологодскому и "Всем, всем..." он без обиняков заявил: "Признать адмирала

Колчака как верховного правителя государства я не могу" 26 . Он, разумеется, был не против военной диктатуры, но считал адмирала недостойным этого поста и хотел видеть на этом месте или Деникина, или Хорвата, или Дутова, а возможно, и себя. "Верховный правитель" вознегодовал. Колчаковский официоз - газета "Русская армия" с крайним раздражением вопрошала: "Что это такое - безумие или преступление?" Колчак приказал отрешить Семенова от всех должностей, ген. Волкову - "привести в повиновение всех неповинующихся верховной власти, действуя по законам военного времени" 27 . Но гнев у обоих вскоре остыл. Колчак понял, что ссориться с Семеновым, за которым стоит Япония, нет резона, и пошел с ним на мировую. Мятежный атаман вскоре был произведен в генерал-майоры, а затем и в генерал-лейтенанты, ибо на таких, как Семенов, держался его режим.

Зато жестокий удар диктатор нанес по съезду членов Учредительного собрания и ЦК партии эсеров в Екатеринбурге, а затем и по эсеровскому правительству КОМУЧа в Уфе. Он не побоялся угроз этого правительства двинуть на Омск добровольческие части - отряды Каппеля, ижевские и воткинские формирования, ибо знал, что они - его скрытые союзники. Пройдет немного времени, и добровольцы армии КОМУЧа окажутся в рядах армии Колчака как наиболее надежные ее части. Пока вожди эсеров занимались грозным "революционным фразерством", Колчак действовал. Когда телеграмма эсеровского правительства поступила колчаковскому премьеру Вологодскому, он наложил резолюцию: "Считаю необходимым принять меры к немедленному аресту Чернова и других активных членов Учредительного собрания, находящихся в Екатеринбурге, так как иначе могут быть подняты рабочие и солдаты" 28 . Вот кого опасались мятежники. Колчак отреагировал на телеграмму немедленно: "Я, - подтвердил адмирал, - послал Дитерихсу и Гайде телеграмму арестовать в Екатеринбурге Чернова.., а также арестовать членов Учредительного собрания. Это было выполнено..." 29 .

Колчаковские каратели нагрянули на митинговавших в Екатеринбурге эсеровских оппозиционеров, и тех, кто не успел скрыться, схватили, погрузили, как скот, в товарные вагоны и отправили в Челябинск, где находился штаб чехословацкого корпуса. Среди арестованных оказались сам вождь партии эсеров Чернов, член Учредительного собрания Н. Фомин, эсеровские функционеры Локтев, Кириенко и ряд других активистов. Общее руководство захватом "мятежников" хладнокровно осуществил ген. Гайда, командовавший войсками Екатеринбургского района. Он сдержал данное Колчаку слово поддержать переворот. Доставленные в Челябинск арестованные были переправлены в Омск в руки колчаковских палачей. Чехи смилостивились только над Черновым и освободили его из-под ареста: как-никак это был их верный союзник по мятежу. И Чернов бежал через линию фронта в Европейскую Россию. Остальных его сподвижников ждали в Омске черные дни.

Очередной удар по своим противникам Колчак нанес в Уфе, где находилось Самарское правительство КОМУЧа и куда переметнулась из Екатеринбурга уцелевшая часть съезда членов Учредительного собрания и членов ЦК партии эсеров. Его приказ прямо-таки дышал необузданной яростью: "1) Всем русским военным начальникам самым решительным образом пресекать преступную работу вышеуказанных лиц, не стесняясь применять оружие. 2) Всем русским военачальникам, начиная от командиров полков (включительно) и выше, всем начальникам гарнизонов арестовывать вышеуказанных лиц для предания их военно-полевому суду, донося об этом по команде и непосредственно начальнику штаба Верховного главнокомандующего. 3) Все начальники и офицеры, помогающие преступной работе этих лиц, будут преданы мною военно-полевому суду. Такой же участи подвергну начальников, проявляющих слабость духа и бездействие власти. Верховный правитель и Верховный главнокомандующий адмирал Колчак" 30 .

И тяжелый кулак диктатора не замедлил обрушиться на головы его противников в Уфе. Как сообщала колчаковская газета "Русская армия", в ночь на 3 декабря 1918 г. нагрянувшими сюда офицерскими отрядами были арестованы некоторые члены Совета управляющих ведомствами, ЦК партии эсеров и уцелевшие после погрома в Екатеринбурге участники съезда членов Учредительного собрания. Среди арестованных оказались: председатель Совета управляющих ведомствами В. Филипповский, член Совета И. Нестеров, члены ЦК ПСР Федорович и Иванов, ряд членов Учредительного собрания - всего 26 человек 31 .

Арестованных отконвоировали в Омскую тюрьму. Воспользовавшись неудачным восстанием рабочих и солдат Омска, вспыхнувшим 22 декабря 1918 г., колчаковцы вместе с сотнями участников восстания безжалостно расправились с эсеровской оппозицией. Озверевшие палачи буквально растерзали Фомина, Брудерера, Девятова, Маевского, Кириенко, Локтева, Сарова, Барсова, Марковецкого, Лиссау и других видных оппозиционеров. Ужасающую картину той кровавой оргии нарисовал член ЦК ПСР Д. Ф. Раков, сидевший в то время в Омской тюрьме. Его письмо к товарищу, в котором рассказано об этой трагедии, было издано его однопартийцами в 1920 г. в Париже в виде брошюры под названием "В застенках Колчака". В предисловии от издателей говорилось: "Пусть все узнают правду о том правительстве, которое ценою разрушения выборного демократического правительства было вызвано к жизни происками безответственных иностранных влияний, вмешавшихся во внутреннюю жизнь России, и держалось теми общественными кругами, которые свою политику старались построить на идеологии государственного переворота. Это правительство еще недавно всемерно поддерживалось союзными державами и полуофициально было ими признано".

Правда, о которой рассказал Раков, была будто из самых мрачных времен Средневековья. "Омск, - говорится в письме, - просто замер от ужаса. Боялись выходить на улицу, встречаться друг с другом... После долгих, бесплодных поисков случайно удалось за казармами 1-го Сибирского полка, на обрывистом берегу Иртыша наткнуться на три безобразно скорчившихся обледенелых трупа. Они были так изуродованы, что невозможно было узнать. Стали бродить по берегу, копать снег, нашли еще несколько таких же изуродованных трупов в позах чудовищных. По бороде узнали Фомина, Брудерер был так изуродован, что жена никак не могла узнать его, пока не показали метки на его окровавленной рубашке. Трупов Девятова и Сарова, однако, здесь не нашли...

Самое убийство представляет картину настолько дикую и страшную, что трудно говорить даже людям, видавшим немало ужасов и в прошлом, и в настоящем. Несчастных раздели, оставили лишь в одном белье: убийцам, очевидно, понадобились их одежды. Били всеми видами оружия за исключением артиллерии: били прикладами, кололи штыками, рубили шашками, стреляли в них из винтовок и револьверов. При казни присутствовали не только исполнители, но также и зрители. На глазах этой публики Н. Фомину нанесли 13 ран, из которых лишь 2 огнестрельные. Ему, еще живому, шашками пытались отрубить руки, но шашки, по-видимому, были тупые, получились глубокие раны на плечах и под мышками. Мне трудно, тяжело теперь описывать, как мучили, издевались, пытали наших товарищей" 32 . Та страшная оргия, говорится в письме, разыгралась на берегу Иртыша на расстоянии меньше версты от дома, где находился "верховный правитель". Палачи усердно исполнили его приказ, цитированный выше.

Итак, открытая эсеровская оппозиция диктатуре Колчака была им безжалостно раздавлена. Ее остатки, уцелевшие от расправ, ушли в подполье и заявили о своей решимости продолжать борьбу с кадетско-генеральской реакцией под флагом Учредительного собрания. Вместе с тем ЦК ПСР продолжал оставаться на антисоветских позициях, ничему не научившись на трагических уроках своей партии. Правда, в знак протеста против такой линии ЦК от партии откололось ее левое крыло - так называемая группа "Народ" во главе с В. Вольским, Н. Святицким и К. Буревым, призвавшая всех эсеров к сотрудничеству с Советской властью в борьбе с буржуазной реакцией. Эта группа постановлением ВЦИК была легализована в Советской России и принимала участие в работе советских органов.

"Белые" диктаторы, захватив власть, вполне сознавали, что ставка на тотальный террор еще не дает гарантии на успех в войне против Советской власти и ее сторонников в своих тылах. Поэтому все "белые" правительства пошли на прямое предательство национальных интересов России, призвав на помощь иностранные войска. Так, эсеровский КОМУЧ, по его откровенному признанию, въехал в Самару на штыках мятежного чехословацкого корпуса. Сибирское правительство было посажено на власть теми же чехословаками. Кроме того, для их поддержки с согласия "белой" власти Сибири на Дальнем Востоке высадилось не менее 150 тысяч японских, американских, английских, французских, канадских и итальянских интервентов. На севере России марионеточное правительство Чайковского появилось на свет под грохот артиллерийских орудий и авиационных бомб эскадры союзников под командованием английского ген. Пуля. Отстранив от власти "демократическую контрреволюцию", "белые" диктаторы в адмиральских и генеральских мундирах пошли на еще более тесный союз с интервентами, видя в этом гарантию удержания своей власти. Адмирал Колчак, возведенный на трон правительством Великобритании с согласия остальных союзников, подал особенно наглядный пример лакейского услужения их интересам. Весь Дальний Восток фактически был, по признанию премьера Вологодского, отдан им на разграбление и разорение. Безмерную благодарность Колчак выразил авангарду сил интервентов - чехословацкому корпусу, который оказал его режиму решающую поддержку. В специальном приказе (декабрь 1918 г.) он писал: "1-я и 2-я чехословацкие дивизии своими исключительными подвигами и трудами в Поволжье, на Урале и в Сибири положили основание для национального возрождения востока России, проложили нам путь к Великому океану, откуда мы получаем теперь помощь наших союзников, дали нам время для организации русской вооруженной силы" 33 . Как видим, было за что диктатору благодарить чехословацких мятежников. Вот только "забыл" адмирал отметить в приказе, чем обернулись "подвиги и труды" наемников Антанты для рядовых граждан нашей страны. В раже низкопоклонства перед интервентами адмирал не смог предвидеть печального финала их "помощи" для себя лично и для своего режима. Колчак, как и прочие вожди антисоветского лагеря, конечно, понимал, что военная интервенция принесет России огромные человеческие жертвы и колоссальные материальные потери. Но, зная это, они шли на предательство национальных интересов сознательно, лишь бы удержаться у власти. Один из этих вождей, С. П. Мельгунов, соратник Чайковского и ярый сторонник военной интервенции, цинично признавался: "Это, конечно, предвидели (то есть последствия интервенции. - Авт.), но выхода иного не было" 34 .

Для прикрытия своего предательства все "зазывалы" интервентов упорно тиражировали ложь, будто интервенты намерены помогать антисоветским режимам без вмешательства во внутрироссийские дела. Что такой "нейтральной" интервенции со стороны империалистических держав никогда не было и быть не может, они втайне сознавали, но услужливо раскрывали двери перед чужеземными войсками. И только после окончания Гражданской войны, когда рассеялся дым сражений и предстали во всей жуткой реальности результаты "помощи" интервентов, прежние "зазывалы" будто прозрели и сами ужаснулись содеянному. Собравшееся в январе 1921 г. в Париже совещание 33 бывших членов Учредительного собрания, среди которых были такие знаменитости, как Милюков, Керенский, Чернов, Чайковский, Зензинов и прочие "вожди", единодушно подтвердили, что союзники вместо обещанной нейтральной интервенции преподнесли военное вторжение с грубым вмешательством во внутрироссийские дела, перешедшее в ряде районов (Север, Дальний Восток, Кавказ) в обычную оккупацию. Милюков наряду с другими участниками признал: "Нам оказывалась не та помощь, которую мы хотели". И дополнял: союзники преследовали "лишь собственные цели".

Поумневшие и прозревшие господа приняли всеми фракциями резолюцию, в которой выразили протест "против всех актов оккупации и захвата частей территории Российского государства теми или иными иностранными державами". В назидание потомкам совещание выразило "всеми осознанную неприемлемость и нецелесообразность политики интервенции" и настойчиво предостерегло "против попыток возврата к ней" 36 .

Кажется, что это послание из прошлого адресовано нынешним хозяевам Кремля, которые как раз осуществляют возврат к "политике интервенции", раболепно распахивая двери пред современной Антантой - агрессивным блоком НАТО. Неужели уроки истории, оплаченные морем пролитой народной крови, будут проигнорированы? Это не должно повториться!

ИСТОЧНИКИ

1. Государственный архив Российской Федерации (далее - ГАРФ), ф. 176, оп. 5, д. 47, л. 1 об.

2. Там же.

3. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. - Пекин, 1921. Т. 1. Ч. 1. С. 307.

4. ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 47, л. 1 об.

5. Там же, л. 1.

6. Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 1. Ч. 1. С. 316.

7. Газ. Русская армия, 23.11.1918, Омск.

8. Газ. Русская армия, 12.01.1919.

9. ГАРФ, ф. 176, оп. 5, Д. 47, л. 1.

10. Максаков В. и Турунов А. Хроника гражданской войны в Сибири (1917- 1918). -М. -Л., 1926. С. 98.

11. Колчаковщина. Из белых мемуаров. - Л., 1930. С. 141 - 142.

12. Jasda R. Moie pameti. Praha. 1921. S. 99.

13. Клеванский А. X. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. - М., 1965. С. 277.

14. Гревс В. Американская авантюра в Сибири. 1918 - 1920 - М., 1932. С. 235.

15. Газ. Русская армия, 30.11.1918.

16. Деникин А. И. Очерки русской смуты. Берлин, 1925. Т. 4. С. 201.

17. Гревс В. Указ. соч. С. 208.

18. ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 23, л. 298 об.

19. Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. Ч. 2 и 3. С. 139.

20. ГАРФ, ф. 146, оп. 14, д. 3, л. 1.

21. ГАРФ, ф. 176, оп. 5, д. 5, л. 50.

22. Гинс Г. К. Указ. соч. Т. 2. Ч. 2 и 3. С. 398.

23. ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 6, лл. 74 - 75.

24. Майский И. Демократическая контрреволюция. - М., 1923. С. 324.

25. Альманах Белая армия. Белое дело. - Екатеринбург, 1997, N4. С. 123.

26. Максаков В. и Турунов А. Указ. соч. С. 271.

27. Газ. Русская армия, 11.12.1918.

28. ГАРФ, ф. 176, оп. 3, д. 6, лл. 58, 74.

29. Журн. "Революционная Россия". - Таллин, 1920, N 4. С. 5, орган ЦК ПСР.

30. ГАРФ, ф. 176, оп. 2, д. 27, л. 288 об.

31. Журн. "Народ". - М., 1919, N 1. С. 5 - 6, орган ЦБ меньшинства ПСР.

32. В застенках Колчака. Голос из Сибири. - Париж, 1920. С. 4, 17, 20 - 21.

33. Газ. Русская армия, 11.12.1918.

34. Мельгунов С. П. Н. В. Чайковский в годы Гражданской войны. - Париж, 1929. С. 52.

35. Бюллетень Совещания членов Учредительного собрания. - Париж, 1921. N 15. С. 9.

36. Там же. С. 7.

Постоянный адрес данной публикации: