Иван Васильевич Лучицкий больше знаком читателю как автор работ по аграрной истории Западной Европы, прежде всего Франции. Гораздо меньше известно, что этот представитель "социально-экономического направления" горячо интересовался историей Украины и посвятил ей целый ряд исследований¹.

К украинской тематике Лучицкий обратился в начале 1880-х годов. Важную роль в обострении интереса ученого к этой тематике сыграло украинофильское движение, к которому он испытывал явную симпатию. Это движение зародилось в Петербурге еще 40-е гг. XIX в. (его представителями были Т. Шевченко, братья Лазаревские и др.), а в конце 50-х гг. "громада", созданная преимущественно усилиями студентов университета, возникла и в Киеве. Украинофилы стремились сблизиться с народом: они открывали воскресные школы, издавали учебники на украинском языке, возрождали память о вольнолюбии запорожцев и гайдамаков. Главная цель, к которой стремились представители "громады" в условиях пореформенной России, - крестьянская реформа, но немало они сделали и для развития культуры. Лучицкий горячо интересовался деятельностью "громады".

Интерес его к истории Украины объясняется и другими, не менее важными обстоятельствами. С середины 70-х годов XIX в. начинается его общественная деятельность - он был избран гласным Золотоношского уездного земства, а затем Полтавской губернии, втянулся в земскую деятельность и посвящал ей много сил и времени. "При живости его характера и его горячему отношению ко всякому интересующему его делу он быстро приобрел популярность среди местного населения, особенно среди окрестных крестьян и казаков. Как только он приезжал в деревню, сейчас же начинали являться к нему разные люди с просьбами или разъяснить какое-нибудь сложное депо, или защитить их в суде, или заступиться за них", - рассказывала жена Лучицкого, известная переводчица Мария Викторовна². Иван Васильевич всегда охотно давал советы, выступал в качестве защитника в суде, ходатайствовал о крестьянах. Собрав огромный материал о жизни крестьян целого ряда сел Золотоношского, Переяславского и других уездов, Лучицкий написал ряд научных работ, в которых он выступил как весьма оригинальный исследователь-этнограф. В частности, он уделил большое внимание институту переживания, использовал ретроспективный и сравнительно-исторический методы, изучал пережитки и архаические явления в украинской деревне, пристальное внимание обращал на устную историю. Вот что писал он об использованном им при исследовании истории украинского землевладения сравнительно-этнологическом методе: "Метод дает возможность делать заключения от настоящего к прошедшему. Дело в том, что если мы в настоящее время находим какой-нибудь общественный или экономический факт, носящий на себе признаки переживания, признаки далекого прошедшего, то при наличности указаний о существовании этого факта

Лучицкая Светлана Игоревна-доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН; Таран Лидия Валентиновна-доктор исторических наук, профессор Нежинского государственного педагогического университета.

стр. 153

в более раннюю эпоху, можем сделать общее заключение о повсеместности этого факта, этого явления в том или другом историческом периоде"³. В этих исследованиях ученый последовательно доказывал существование в Малороссии форм общинного землевладения и в связи с этим вступил в полемику с украинскими историками (Д. И. Багалеем, А. Я. Ефименко, Н. Новицким и др.), которые в ряде работ показали, что в противоположность Великороссии на Украине существовало подворное землевладение при почти полном отсутствии общинного. Лучицкий с обостренным интересом обратился к архивным изысканиям, "раскопал" архивы волостных правлений, частные архивы, "уцелевшие от пожаров и гнившие на чердаках", изучил судебно-административные дела.

Главный источник, на котором он сосредоточил все свое внимание и над которым работал с необыкновенным рвением, - так называемая Румянцевская опись. То была генеральная опись Левобережной Украины, проводившаяся в 1767 г. графом П. А. Румянцевым-Задунайским вскоре после уничтожения Екатериной II института гетманства. Эта опись объемом в 148 фолиантов по 1000 страниц в каждом содержала богатейший материал по социальной и экономической истории Украины XVIII столетия, в частности, о формах землевладения, устоях и порядках украинской деревни и пр.⁴. Материалы Румянцевской описи Лучицкий почерпнул из архивов Киевского университета, а также Полтавской и Черниговской казенных палат.

Большая часть источника, в частности, в виде статистических таблиц Золотоношского уезда, была им издана на средства земства⁵. Далее историк издал материалы описи, касающиеся истории землевладения Левобережной Украины, и тем самым ввел в научный оборот огромное число данных, "делающихся известными и касающихся совершенно неизвестной и вовсе еще неисследованной стороны народной жизни юга"⁶. По "вторникам" в доме у Ивана Васильевича собирались его ученики - "бродники", с ними он проводил специальные занятия, во время которых они читали и разбирали Румянцевскую опись. В 1888 г. в "Киевской старине" Лучицкий опубликовал данные из этой описи, касающиеся города Киева и его населения в 1767 г., а в 1889 г. издал еще один сборник чрезвычайно важных документов - "Наказы малороссийским депутатам 1767 г.". В том же году Лучицкий опубликовал в "Юридическом вестнике" статью "Крестьянское землевладение в Суражском уезде Черниговской губернии в 1767 и 1882 гг.", в которой сравнил таблицы Суражского уезда, составленные Филипповым по Румянцевской описи, с произведенной черниговским земством описью того же уезда 1882 г. и пришел к принципиально новым выводам о развитии отношений собственности в Украине⁷. Лучицкий сделал доступными для историков важнейшие источники по социально-экономической истории Украины. Эти публикации он рассматривал "не более как приложение к исследованию об общине, общинных землях и тех способах пользования, какие существовали в Левобережной Украине начиная с XVIII в."⁸. Сюжеты эти были тесно связаны с земской деятельностью ученого, а многие из них продиктованы непосредственными практическими нуждами украинских крестьян. 18 мая 1881 г. в качестве почетного мирового судьи Золотоношского уезда И. В. Лучицкий участвовал в разбирательстве дела казаков с. Митьки, которые были обвинены жителями одной из степных казачьих деревень в самовольном захвате сена. Выяснилось, что село Митьки владеет общественной землей, которой пользовались все жители села сообща. С точки зрения Ивана Васильевича, этот спор подтверждал факт существования общественных отношений, принципиально отличных от тех, которые вытекали из факта личной, подворной собственности. В других украинских селах он подметил аналогичные факты. Такие же явления были им обнаружены в некоторых местностях Приднепровья⁹. В серии статей Лучицкий пытался показать, что община, причем в самых архаических своих формах (община-марка), существовала в Малороссии в ряде случаев вплоть до середины XIX века¹⁰.

Для своих исследований Лучицкий привлек не только "Опись малороссийских полков" 1767 г., но и описи, хранившиеся в библиотеке Киевского университета, охватывавшие Переяславский и Остерский уезды, большую часть Золотоношского уезда, часть Пирятинского и Прилуцкого уездов. В своих статьях он рисовал картину поземельных отношений в Малороссии. После восстания Богдана Хмельницкого прежние социально-экономические порядки были, согласно документам, "скасованы казацкою саблею". Земля была свободной, и дела вершило народное самоуправление - громада, которое объявило всю землю собственностью казацкого войска и делило ее между членами громады.

Итак, изначально заселение украинской земли, по мнению Лучицкого, совершалось по принципам общинного владения. В доказательство он приводит целый ряд фактов. Личная собственность произошла на Украине из общественной. Лучицкий пытается определить наиболее распространенный в левобережной Украине тип общины: ее оригинальные черты он видит в отсутствии переделов и равномерных наделов. Представление же об общине как о порядке пользования земельными угодьями, при котором существует передел и деление земли на равномерные участки, он объявляет

стр. 154

"ходячим". Украинская община, с его точки зрения, представляет собой более архаический тип общины, в которой еще не было равномерных переделов¹¹. Рассматривая вопрос о земельных отношениях в сравнительно-историческом плане, Лучицкий относил общину Украины к такому же типу, что и общины Ирландии, Германии и Индии. Отсутствие же переделов в такой общине он объясняет малонаселенностью и обширностью земельного пространства, вследствие чего земли "брали сколько пожелают".

В одной из своих статей он обратился к анализу общины с переделом, существование которой он обнаружил во время своих этнографических экскурсов. При этом он не только опирался на данные Румянцевской описи, но и расспрашивал о существовавших издревле земельных порядках местных старожилов, то есть активно использовал метод "устной истории". В результате ему удалось выяснить, что в XVII и XVIII вв. на юге Золотоношского уезда не только угодья и пахотная земля были собственностью общины, но и "пользование общинными землями было совместное между многими селами, образовывавшими нечто вроде марковой общины". Передача же этих земель в личную подворную собственность, чаще всего представителей казачьей старшины, совершилась лишь в XVIII, а то и в XIX веке. В деревнях этого региона сохранился, по его мнению, древний тип общины, который он и описал в своей статье - в частности, о Мутишинской общине, в которой существовал ежегодный передел земли между всеми жителями. С точностью опытного этнографа Лучицкий описал и саму процедуру передела земельной пахоты - отмеривание участков земли (так называемых помирков) и распределение их по жребию (биркование), при котором каждый домовладелец писал на дощечке (бирке) свое имя. Такому же переделу, как он выяснил, подвергался и сенокос¹².

Совсем другой тип общественных отношений представляло собой, по мнению Лучицкого, сябринство. Этим термином (от литов. "сябр" - товарищ, пайщик, дольщик, соучастник) на Украине обозначались различного вида ассоциации, сотоварищества, или "спольничества", иными словами, участие в общем владении или предприятии. Лучицкий подметил, что сябринным назывался особый вид землевладения, основанный на родственном, кровном начале, а сам термин "сябр" означал семейную общину, сводную семью, в общем пользовании которой находилась вся "предковская" земля. Сябринство, по мнению историка, возникало тогда, когда распадалась большая семья, дробилась на отдельные группы семей и дворов, связанных между собой общностью происхождения, кровным родством, сохранением общего владения землями их предков. Члены этой семейной общины и были известны в документах под именем сябров, каждый из которых имел свою часть в имуществе - земле предков, которой они владели сообща. По мнению Лучицкого, сябринское землевладение отличалось от чисто общинной формы - неравенством размера участков пользования, свободой отчуждения и продажи паев как внутри союза, между сябрами, так и в посторонние руки с согласия сябров. Но оно отличалось и от личной собственности - тем, что "владение участками не было постоянным или неизменным, не было связано с однажды отмежеванным пространством данной земли, а менялось, переделялось между дворами, из которых каждый имел право на участие в земле, а не на самую землю, другими словами пользовался идеальным, а не реальным участком земли", и тем, что, пользование участками хотя и неравномерное, было пропорционально одно к другому¹³.

И. В. Лучицкий не случайно заинтересовался так называемой займанщиной. Займочное владение было типичной формой землевладения, которую, по словам Д. И. Багалея, народ малороссийский избрал себе, освободившись от всяких экономических оков. После социально-экономического переворота в левобережной Украине земля перестала быть собственностью государства, а стала достоянием казацкого товарищества. Земля приобреталась казаками путем "заимки", захвата, как бесхозная, но с разрешения правительства. Лучицкий показал, что займочное владение утверждалось в Малороссии, начиная с XVII в. в процессе заселения страны, в частности, вольными колонистами, бежавшими с правого берега Днепра от крепостного права. Эти колонисты обосновывались на свободных землях, по выражению документов, "гвалтовно". Лучицкий предположил, что заимка производилась "либо общиной, либо сложной семьей, присвоившими себе в полную и исключительную собственность иногда громадные пространства пустопорожних и пустых земель"¹⁴. На этих землях - "громадских", "спольных", "обчих" - большие семейные союзы совместно пользовались общинной землей. Займочные формы владения он сравнивает с общинными порядками Испании, где также существовали такие принципы, как совместное пользование угодьями, необходимость согласия общины на заимку и пр. Во всех этих примерах Лучицкий постоянно подчеркивал, что формы личной собственности почти не встречаются, а если встречаются, то вырастают из общинной - эта мысль лейтмотив его исследований.

В цикле статей Лучицкого об Украине особо следует отметить работы о Буковине. По истории этого края ни до него, ни после не было почти никаких серьезных исследований, так что и в этой

стр. 155

области Лучицкий выступил первопроходцем. Во всех своих работах он руководствовался единственной целью - "снять завесу, покрывавшую прошлое массы трудового населения", в том числе "в таких уголках, как Буковина, Галичина..."¹⁵.

Исследования Лучицкого по истории Малороссии получили большой общественный резонанс: они выходили за чисто научные рамки и имели большое практическое значение. Так, в ряде статей он указал на недостатки в действовавшем на Украине законодательстве, игнорировавшем общину и общинные поземельные отношения. Как член земского суда, Лучицкий хорошо знал состояние дел в этой области. Закон, как подметил он, часто шел вразрез со сложившимися общинными порядками, народными обычаями и воззрениями, признавая лишь общее владение, приравниваемое к товариществу. По закону требовалось согласие всех соучастников в общем владении или хотя бы 2/3 совладельцев. Данные статьи закона, вполне пригодные для товариществ, оказывались неприемлемыми по отношению к общине и общественным землям - ведь общинное владение основывалось на равном участии всех совладельцев и давало право большинству принимать те или иные меры по отношению к владеемой земле и поэтому не гарантируемое законом общинное землевладение во многих случаях подрывалось им¹⁶. Сделанные Иваном Васильевичем замечания однако не были учтены при составлении гражданского кодекса, который разрабатывался назначенной в 1882 г. специальной комиссией. Но он не прекращал попыток разрешить насущные вопросы жизни крестьянства в историко-этнографических исследованиях. Он полагал, что настало время изучать "историю снизу", историю каждой социальной группы в каждой отдельной стране. Если раньше, по его мнению, эта тематика была всего лишь общим фоном, на котором "историки расписывали свои арабески", то теперь она превратилась в "один из самых существенных вопросов для исследования"¹⁷.

Лучицкий разбирал в своих статьях центральные в разрабатывавшейся им научной проблематике и актуальнейшие для его времени вопросы, касающиеся истории землевладения, судеб крестьянства. Как и во многих других случаях, научная проблематика Лучицкого во многом определялась его гражданской позицией, его позицией в общественно-политической борьбе, происходившей в пореформенный период. Судьба Украины, будущее украинского крестьянства волновали его всерьез.

Насыщенные богатым конкретно-историческим материалом статьи Лучицкого не могли не привлечь внимания украинских историков. К тому же, как уже отмечалось, он опровергал распространенное в украинской историографии мнение о малороссах как народе-индивидуалисте. И. П. Новицкий, Д. И. Багалей, А. Я. Ефименко и др. поспешили откликнуться на оригинальные исследования Лучицкого, высоко оценив его заслуги в исследовании форм украинского землевладения. Даже наиболее непримиримый его оппонент А. Я. Ефименко писала: "Профессор Лучицкий почти единственный ученый, который работал, и работал не между прочим, над историей южно-русского землевладения. Его труды по данному предмету состоят: во-первых, из издания документов, во-вторых, из исследований". По мнению Ефименко, статьи И. В. Лучицкого по истории украинского землевладения являются попыткой "осветить явления, остававшиеся до тех пор в полном забросе", попытку, представляющую "значительный интерес...". Высоко она оценила и опубликованные им архивные материалы. С ее точки зрения, "Материалы для истории общины и общественных земель в левобережной Украине 18 в." - "очень ценный сборник документов...", составленные же им таблицы землевладения - "одна из крайне редких попыток осветить бытовое прошлое при посредстве цифровых данных"¹⁸.

Откликнулся на исследования Лучицкого и Д. И. Багалей, приветствовавший его стремление изучить неизвестные стороны жизни украинских крестьян и вместе с тем вступивший с Иваном Васильевичем в полемику. По его мнению, подмеченные Лучицким особенности социальной организации в левобережной Украине - распределение общественных земель, общественное пользование угодьями и пр. - не столько признаки древней общины, сколько функции "малороссийской громады" (артели - "спилки", характерной для запорожского казачества). Багалей полагал, что способ землепользования, описанный Лучицким, не является ни общинным, ни личным¹⁹. С его точки зрения, формулировка Румянцевской описи - "где, кто себе застигнет, там орет либо косит", отражает на самом деле "первобытное отношение человека к земле, неопределенное и неупорядоченное... Им всегда начинается история естественного заселения страны, когда земли еще слишком много сравнительно с населением, и она не имеет почти никакой цены"²⁰. На этой основе далее могла развиться и личная, и общинная собственность. Багалей же полагал, что община была всего лишь дальнейшей ступенью в развитии поземельных отношений, а отнюдь не "первым шагом, основой, которая недоразвилась в строгую определенную систему и преждевременно распалась", как писал Лучицкий.

стр. 156

Первоначальной формой поземельных отношений Багалей считал займанщину, в оценке которой он резко расходился с Лучицким. С точки зрения Багалея, займанщина была той формой поземельных отношений, на почве которой могли возникнуть как общинная, так и личная поземельная собственность. Поначалу, как он показывал, преобладала общественная займанщина. Малороссия, доказывал он, была поделена под полки и сотни, чем и объяснялось существование таких общественных земель, которые принадлежали совместно нескольким селениям одной и даже нескольким сотням. Общественная займанщина преобладала изначально еще и потому, что количество свободных земель сравнительно с населением было очень значительным. Она быстро исчезла и уступила место личной займанщине в гуще заселенной Черниговщине, а впоследствии благодаря приливу переселенцев с правого берега Днепра и естественному приросту населения исчезла и в Полтавщине, но нигде, по мнению Багалея, общинные порядки не успели утвердиться. В целом общественная займанщина предшествовала личной, но часто шла вместе с ней. Существовавшие в левобережной Украине поземельные отношения Багалей не склонен возводить к седой древности и видеть в них архаическую общину: нельзя расширять "рамки понятия общины до бесконечности" и "вписывать понятие малороссийской займанщины в расплывчатый термин "первобытной общины". Такое же замечание сделал Багалей и относительно поземельных порядков в митушинской и других общинах, для которых Лучицкий установил факты общинных переделов: "еще вопрос, насколько нынешний чисто общинный строй в этих селениях стародавний и типический". Багалей упрекает Лучицкогл в слишком широких сравнениях: "Мы нисколько не считаем малороссов народом-индивидуалистом quand meme, мы нисколько не против аналогии явлений нашей жизни с явлениям жизни западноевропейской; но мы думаем, что сравниваемые величины должны быть предварительно более или менее определены", - пишет он. Багалей не разделял мнения Лучицкого о близости социальной организации малороссов великорусской общине - миру: "о такой общине, какая была и есть в Великороссии, не может быть тут и речи. Ни периодических переделов, ни равномерности участков мы не находим в малоросских землях"²¹.

Против архаизации общинных отношений в Малороссии высказывался и И. П. Новицкий. Он считал, что в ряде случаев община - "явление позднейшее, вторичное, возникшее уже на почве "займанщины", когда она совершалась не отдельными лицами, а административно-юридической единицей, во времена массовой колонизации днепровского левобережья с 50-х гг. XVII в.". Общинное пользование угодьями могло иногда объясняться характером местности, представлять совсем недавнее явление, а его возникновение могло быть связано с целым рядом сиюминутных факторов, а значит, далеко не во всех случаях следует говорить о поземельной общине как об "учреждении более древней эпохи". "Время и способ возникновения общественного землепользования, по мнению Новицкого, надо выяснять отдельно. Общая для всех теоретическая формула совершенно невозможна"²². Таким образом историки Украины ставили Лучицкому в упрек расширительное толкование понятия общины и склонность к слишком широким сравнительно-историческим параллелям.

А. Я. Ефименко, как и ее коллеги, отвергла гипотезу о существовании общинного землевладения и в выводах по изданным Лучицким документам резко разошлась с ним. "Если они что-нибудь доказывают, - писала она об опубликованных им архивных материалах, - то только то, что в эпоху Румянцевской описи в Малороссии, и даже в степной ее части, уже почти не было владения не только общинного, о котором может быть речь только по недоразумению, но и общего, а прочно водворилась подворная и лично-семейная форма собственности". Слово "община", по ее мнению, случайно попало в название изданного Лучицким сборника, а собранные им документы свидетельствуют лишь о том, "с каким усердием, достойным лучшей участи, малорусский народ в левобережной Украине разделывался с общими землями, какие ему были оставлены в наследство Хмельнищиной". Что касается отношения малороссов к общинным землям, то, пишет Ефименко, "недаром существует малороссийская пословица "гуртове-чертове": вся простая и коротенькая история общих земель проникнута духом этой пословицы"²³. По ее мнению, только в XVIII в., с закрепощением крестьян (в эпоху Екатерины II), появляются на Украине элементы общинного владения²⁴. С распадом родового строя на Украине возникает "подворно-участковое или личное владение". И все же она признает, что в поземельном строе Украины элементы общинных порядков можно обнаружить. К ним она относит сябринные формы союза, где заселение шло по типу хутора, а хутор воспроизводил родовую общину ("дворище"). Их существование Ефименко объясняет тем, что "психологические привычки" малороссов в то время еще "не приспособились к условиям тесно-индивидуального устройства". "Отсюда потребность в таких общественных формах, которые стимулировали бы до известной степени патриархальные отношения"²⁵.

Историки Украины сходились во мнении, что малороссийская община явление уникальное, которое нельзя подводить под общий знаменатель: на Украине сформировался "строй землевладе-

стр. 157

ния, отличающийся и от общинного, и от личного, не по форме только, но типически"²⁶. Статьи Лучицкого вызвали неоднозначную реакцию украинских историков. Критика украинистов была отчасти справедливой. Богатейший конфетный материал Лучицкий, вовлеченный в общественно-политическую борьбу, пытался втиснуть в рамки своей теории. Украинские же историки исходили из своих конфетных исследований.

Почему же Лучицкий стремился обнаружить существование общины и общинных порядков у малоросских фестьян и постоянно подчеркивал именно этот аспект социальных отношений в украинской деревне? Интерес к общине в ту пору был вполне закономерен. В это время историки, философы и экономисты разных направлений защищали общину, видя в ней некие традиционные крестьянские устои, верили в возможность реформировать аграрный строй через общину. С их точки зрения, община - в частности, великорусская (мир), - особый уклад, противостоящий буржуазному строю, и ее существование определяет специфический путь будущего развития страны. Эти взгляды не были совершенно новыми, их можно обнаружить еще у славянофилов, А. И. Герцена, они получили обоснование в работах А. Гакстгаузена. Но дебаты вофуг общины особенно оживились в пореформенную эпоху, когда публикации на эту тему приобрели большое общественно-политическое звучание. Не случайно почти ни один выпуск ведущего общественно-политического журнала "Отечественные записки" в то время не обходился без статьи об истории общинного землевладения.

Идеи, высказанные в этих работах, подчас превращались в орудие идейной борьбы. Лучицкий, например, очень горячо интересовался тем, как обсуждался аграрный вопрос в Думе. Будучи "западником" по своим научным интересам и общественно-политическим взглядам, он тем не менее отказывался бездумно переносить западный опыт развития на национальную почву. В Думе ему часто приходилось слышать, что "главнейшая, чуть не первенствующая причина всего существовавшего у нас зла - община, общинные порядки, общинные земли" и что для осуществления крестьянской реформы достаточно "уничтожить и разрушить общину". На думских заседаниях Лучицкий выступал против такой точки зрения и стремился ответить на эти актуальные вопросы в своих трудах. Чтобы показать опасность категорических суждений об общинных порядках, на историческом примере реформ Фридриха Великого в Германии XVIII в. Лучицкий доказывал, что уничтожение общины в стране, не созревшей для ликвидации общинных земель, причинит огромный вред развитию страны.²⁷.

В 70 - 80-е гг. XIX в. интерес отечественных историков к общине проявился с новой силой и в связи с марковой теорией (Markgenossenschaft), пытавшейся по-своему объяснить происхождение раннефеодальных отношений в Европе и вызвавшей бурную полемику среди западных историков конца XIX века. Эта полемика отнюдь не ограничивалась рамками специального научного спора, разногласия были связаны и с философско-историческими концепциями - по существу речь шла об истоках европейского развития.

В чем же суть этой теории? Один из виднейших ее представителей немецкий историк Л. Г. Маурер так рисовал рождение западноевропейского общества в раннее средневековье. Вначале существовала древнегерманская община-марка - коллектив больших семей или бывших сородичей, обладавших верховенством над обрабатываемыми ими пахотными землями. Постепенно в недрах общины происходила имущественная и социальная дифференциация, свободные общинники попадали в зависимость от крупных землевладельцев, и в конце концов разложение марки привело к появлению европейского феодального общества. Историки этого направления возводили общинные порядки к седой древности.

Противники данной теории, прежде всего А. Допш и др., считали средневековую сельскую общину-марку порождением условий, сложившихся в условиях социального и аграрного развития более позднего времени. Они полагали, что сельская община явилась результатом длительного развития - роста деревенского населения, внутренней колонизации X-XII вв. и изменения способов обработки почвы, что и привело к возникновению общинных порядков. С точки зрения Допша, представители "марковой теории" (Маурер, О. Гирке, Г. Вайц) переносили знакомые им по более поздним источникам деревенскую общинную организацию и аграрные порядки в более ранние времена. Допш считал, что община в Средние века не столько разлагалась, сколько укреплялась, а настоящий ее распад начался в Новое время.

Так, в общих чертах, очень схематично, можно изложить взгляды сторонников марковой (иначе говоря, общинной) теории и ее противников²⁸. Пафос этой теории очевиден - коллективная собственность предшествует частной, индивидуальное пользование землей более позднее явление²⁹. Неслучайно эта теория привлекла внимание К. Маркса, пытавшегося обосновать исконность существования общинной собственности и последовательность стадий развития общины - от кровнородственной к общине-марке через земледельческую³⁰.

стр. 158

Примечательно, что именно в это время многие видные историки "социально-экономического направления" интересовались общиной - И. В. Лучицкий изучал испанскую и украинскую общину, П. Г. Виноградов, Д. М. Петрушевский и А. Н. Савин - английскую, Ф. И. Успенский - византийскую, а М. М. Ковалевский - европейскую, кавказскую, африканскую и американскую. Эти историки рассматривали общину как явление универсальное, как всемирно-исторический этап, через который проходит каждый народ. При этом одна форма общины (родовая, земледельческая) сменяет другую. Так, в статье о поземельной общине в Пиренеях Иван Васильевич писал: "В своих многообразных проявлениях община составляет одну из форм или, вернее, ряд фазисов этого развития, через которые неизбежно и необходимо проходят все народы"³¹. В испанских архивах он нашел сведения о древних родовых общинах - бегетриях. Тем самым, писал М. М. Ковалевский, "киевский ученый обнаружил связующее звено между современной нам индивидуальной собственностью и родовым землевладением, описанным у Цезаря и Тацита"³². Лучицкий полагал, что представил несомненные доказательства существования в Пиренеях в течение всех средних веков и вплоть до наших дней, порядков общинного землевладения, близких к великорусским. Статьи Лучицкого историки считали еще одним подтверждением теории Маурера об исторической преемственности родового, общинного и частного землевладения. Такие же свидетельства о существовании древних общинных отношений искал Лучицкий и в поземельных отношениях Малороссии, пытаясь сблизить малорусскую громаду и великорусскую общину.

Марковая теория в целом не выдержала проверки временем. В свете археологических открытий середины прошлого века и накопленных знаниях об истории древних поселений³³ стало ясно, что рисуемая Цезарем и Тацитом картина далека от реальности и древнегерманские общинные аграрные распорядки нельзя возводить к глубокой древности и считать исконными. Здесь не место подробно излагать ход исследований, заставивших усомниться в "общинной теории", передадим лишь общую суть этих рассуждений. Археологические материалы, сопоставление их с письменными показывают, что путь развития общины прямо противоположен тому, что изображала марковая теория. Древнегерманская община не являлась коллективным земельным собственником, она не знала периодических уравнительных переделов, ее составляли хозяйства, каждое из которых самостоятельно возделывало свой (возможно большой) участок поля, находившийся в постоянном наследственном обладании семьи. При переходе к средневековью действительно наблюдается известный перерыв преемственности. Но происходило не разложение общины, как утверждали представители общинной теории, а, напротив, дальнейшее ее развитие, связанное с переходом к окончательной оседлости, приростом населения, укреплением общинных порядков и пр. Таким образом, община была результатом средневекового развития с присущим ему корпоративизмом. Обширные марки, объединявшие несколько деревень, с общим пользованием лесными и другими угодьями, стояли не у истоков общинного развития, а сложились много позже в результате территориального сближения сельских общин. Вопреки эволюционистским представлениям сторонников общиной теории коллективная и частная собственность отнюдь не являлись последовательными фазами в эволюции землевладения; они сменяли одна другую попеременно. Обновление наших знаний о древнегерманском обществе пошатнуло веру в прямолинейное и равномерное развитие человеческих обществ. Современная наука показала, что один вид общины отнюдь не сменяет в определенной последовательности другой, да и община отнюдь не является обязательной стадией в развитии всех народов.

Понятие "община", которым пользовались пореформенные историки и публицисты, было слишком смутным и неопределенным, вмещая в себя самые разные институты. Под "общиной" подразумевали и великорусский "мир", и общину-марку, которую принимали за деревенскую организацию древних германцев, а в действительности она являлась продуктом средневекового корпоративизма, и артель. В результате сам предмет обсуждения нередко утрачивал свои конкретные черты. По мнению А. Я. Ефименко, в рассуждениях историков постоянно происходило "диалектическое смешение понятий общинного и общего владений"³⁴.

К тому же общинные отношения в России и на Украине могли иметь самое разное происхождение. Община была не только социальной организацией, искони присущей обществу. Она формировалась и в результате административного вмешательства в жизнь крестьян с целью обеспечить несение повинностей и создать круговую поруку при выплате оброка. Это признавали и сами историки, занимавшиеся изучением поземельных отношений. Так, М. М. Ковалевский в статье об общинном землевладении на Украине соглашался с тем, что современное владение нескольких сел общинными землями на Левобережной Украине в XVII-XVIII вв. - еще не община-марка как архаическая форма общинного землевладения, а следствие специального заселения земель казацкими полками и сотнями³⁵, то есть судебно-административный институт. Тем не менее эти разные представления об общине в научной и публицистической литературе постоянно смешивались.

стр. 159

Не случайно Ефименко написала по поводу дебатов об общине: "у нас...понятие "общинного" владения является со специфическими чертами, которые резко отпечатались на общественной мысли, и игнорировать этот факт значит производить неудобную - если не больше - умственную сумятицу"; мнение же об универсальном характере общины она квалифицировала как "распространенное в интеллигентной публике ложное мнение о предмете"³⁶.

Историко-сравнительный метод, которым пользовались историки, и в том числе Лучицкий, при изучении общинных отношений обнаруживал существенные недостатки: ведь ученые исходили из того взгляда, что природа человека едина, а народы лишь в частностях отличаются друг от друга. В соответствии с этим историки стремились акцентировать черты сходства, а не различия. Признавая единство всемирно-исторического процесса, историки слишком легко приводили к общему знаменателю разные исторические величины. В результате реконструируемая ими община слишком универсализировалась и часто архаизировалась.

В свете достижений современной исторической науки многие представления об общине, отразившиеся в работах И. В. Лучицкого и других либеральных историков, работавших на рубеже XIX- XX вв., приходится трактовать скорее как мировоззренческую установку народнического толка, нежели как научную концепцию. Общинная теория является одним из мифов отечественной историографии. Идеологические импликации этой теории весьма прозрачны - приверженность ей ученых объяснялась их стремлением решить аграрный вопрос в стране, их высокой гражданской позицией, высоким чувством ответственности за судьбы своей страны, горячим патриотизмом и заинтересованностью в судьбах крестьянства. Анализ их работ позволяет охарактеризовать общественно-политическое мировоззрение передовой отечественной интеллигенции. Но огромный фактический материал, собранный в их работах, не утратил своего значения и поныне, как и не утратили свое значение и отдельные выводы и наблюдения, оригинальные методики анализа этого материала - такие, например, как метод переживаний, метод устной традиции и пр. Статьи Лучицкого по украинской истории - важный вклад в украинистику, а по некоторым разделам они уникальны. И поэтому его работы по этой тематике представляют большой интерес для отечественного читателя³⁷.

Примечания

1. См.: МЯКОТИН В. Л. Труды Н. В. Лучицкого по малорусской истории. - Научно-исторический журнал. СПб. 1914. N4, с. 17 - 21; ЛАПТИН П. Ф. Община в русской историографии. Киев, 1971, с. 215 - 221; ПОГОДИН С. Н. "Русская школа историков": Н. И. Кареев, И. В. Лучицкий, М. М. Ковалевский. СПб. 1997, с. 248 - 258; ТАРАН Л. В. Українські сторінки творчості І. В. Лучицького. - Шляхи розвитку слов'янських народів. Актуальні проблеми історії КДПІ. Київ. 1992. Вып. 2 - 3, с. 229 - 235; ЛОГУНОВА Н. А. Наукова та громадсько-політична діяльність І. В. Лучицького. Київ. Автореф. канд. дис.

2. ЛУЧИЦКАЯ М. В. Мемуары. М. 2004, с. 83. В Центральной научной библиотеке Украины хранятся многочисленные письма крестьян к земскому деятелю Лучицкому с просьбами о помощи. См.: Институт рукописей Центральной научной библиотеки г. Киева, ф. 66, N 310, 405, 413 и др.

3. ЛУЧИЦКИЙ И. В. О займанщине в Левобережной Украине в XVII и XVIII вв. Д. И. БАГАЛЕЯ: Критические замечания на это сообщение. - Чтения в Ист. о-ве Нестора-летописца. Киев. Кн. 2. Отд. 1, с. 197.

4. Румянцевская опись хранится ныне в Центральном Государственном историческом архиве г. Киева и Институте рукописей - подробно о ней см.: БАГАЛЕЙ Д. И. Генеральная опись Малороссиии. - Киевская старина. Т. 7, ноябрь 1883, с. 402 - 433.

5. См.: ЛУЧИЦКИЙ И. В. Казачьи владения Золотоношского уезда Полтавской губернии 1767 г. Киев. 1883.

6. См.: ЛУЧИЦКИЙ И. В. Сборник материалов для истории общины и общественных земель в Левобережной Украине XVIII в. (Полтавской губернии). Киев. 1884, с. 1.

7. Подобное сравнение данных 1767 и 1882 гг. было проведено для Кролевецкого уезда Червинским, утверждавшим, что к к. XIX в. экономическое положение крестьян улучшилось. Проведенное И. В. Лучицким исследование показало, что эти выводы Червинского не могут быть распространены на всю Левобережную Украину.

8. Сборник материалов для истории общины и общественных земель в Левобережной Украине XVIII в. (Полтавской губернии). Киев. 1884, с. 1.

9. ЛУЧИЦКИЙ И. В. Следы общинного землевладения. - Отечественные записки. СПб. 1882. Т11, с. 92; его же. Общинное землевладение в Малороссии: (Золотоношский уезд Полтавской губ.). - Устои. 1882, N 7, с. 42; Его же. Общинные формы землевладения на Днепровском побережье. Киев. 1884.

10. В это же время он опубликовал ряд работ, в которых доказывал существование общинных форм землевладения в Испании.

11. ЛУЧИЦКИЙ И. В. Следы общинного землевладения, с. 96, 104, 110.

стр. 160

12. См.: ЛУЧИЦКИЙ И. В. Общинное землевладение в Малороссии: (Золотоношский уезд Полтавской губ.), с. 39 - 60, 46, 47, 55, 51.

13. См.: ЛУЧИЦКИЙ И. В. Сябры и сябринное землевладение в Малороссии, - Северный вестник. СПб. 1889. N1, с. 69 - 88, N2, с. 37 - 50.

14. ЛУЧИЦКИЙ И. В. Займанщина и формы займочного владения в Малороссии. - Юридический вестник. СПб. 1890. N3, с. 391 - 424.

15. См.: ЛУЧИЦКИЙ И. В. Крестьяне и крестьянская реформа в Восточной Австрии, - Киевская старина. 1901. N 3, отд. 1, с. 313 - 351; N 5, отд. 1, с. 214 - 226.

16. Его же. Общинное землевладение в Малороссии, с. 43.

17. Его же. Крестьяне и крестьянская реформа в Восточной Австрии, - Киевская старина. 1901, N3, отд. 1, с. 314.

18. ЕФИМЕНКО А. Я. Дворищное землевладение в Южной Руси. - Русская мысль. 1892. N 4, с. 9 - 10.

19. БАГАЛЕЙ Д. И. Рец на ст. И. В. Лучицкого "Следы общинного землевладения в Левобережной Украине XVIII в.". - Киевская старина, 1883, т. 5, с. 409 - 415.

20. Там же, с. 413. Так же оценивала положение вещей и Ефименко: "Неужели, - пишет она, - можно назвать общинным владением такое положение вещей, когда горсточка людей садится на необъятном земельном пространстве, и каждый берет землю, как и где хочет, и может оставлять землю за собой или кидать по произволу, между тем как мир, громада, совсем не считает нужным вмешиваться в это?" (См.: ЕФИМЕНКО А. Я. Ук. соч., с. 15). Лучицкий же считал отсутствие переделов в условиях изобилия свободной земли и незначительной густоте населения признаком архаической общины.

21. БАГАЛЕЙ Д. И. Займанщина в Левобережной Украине XVII и XVIII ст. - Киевская старина. 1883. N 12, с. 560 - 592.

22. НОВИЦКИЙ Н. Рец. на статью И. В. Лучицкого "Сябры и сябринное землевладение в Малороссии". - Киевская старина. 1889. N 7, с. 293 - 306.

23. ЕФИМЕНКО А. Я. Ук. соч., с. 14.

24. Тогда же украинский историк Шимонов А. Л. в своей статье "Главнейшие моменты в истории землевладения Харьковской губернии" (Киевская старина, N 11, с. 191 - 228; N 12, с. 401 - 419) показал, в частности, что, в Слободской Украине - "превращение личного землевладения в общинное" происходило в результате реформаторской деятельности московского правительства". Этот вывод вызвал возражения со стороны Лучицкого (см. его отклик на эту статью в кн.: Чтения в Историческом обществе Нестора-летописца. Кн. 2. Отд. 1, с. 189).

25. ЕФИМЕНКО А. Я. Ук. соч., с. 4.

26. НОВИЦКИЙ Н. Ук. соч., с. 306.

27. ЛУЧИЦКИЙ И. В. Раздел общинных земель в Германии. - Вестник Европы. Кн. 7. СПб. 1901, с. 131 - 165.

28. См. об этом, напр.: ГУРЕВИЧ А. Я. История - нескончаемый спор. М. 2005, с. 525 - 539.

29. Эта теория в общем задала ту перспективу, в которой, как в работах русских историков, так и позже, в исследованиях советских медиевистов, генезис феодализма рассматривался как наложение феодальных структур именно на общинные порядки. См., напр., История крестьянства в Европе. М. 1982 - 1985. Т. 1 - 3.

30. См.: ЛАПТИН П. Ф. Община в русской историографии. Киев. 1971, с. 100 - 119.

31. ЛУЧИЦКИЙ И. В. Поземельная община в Пиренеях. - Отечественные записки. СПб. 1883. N 9, с. 57.

32. КОВАЛЕВСКИЙ М. М. Общинное землевладение в Малороссии. - Юридический вестник. М. 1885. Т. 17. Кн. 1, с. 36.

33. Об этих археологических открытиях, выявивших, что древние германцы жили в обособленных хуторах и самостоятельно вели свое хозяйство, см.: JANKUHN H. Einfuhrung in die Siedlungsarchaologie. В.; N.Y. 1977; см. также: НЕУСЫХИН А. И. Общественный строй древних германцев. М. 2001, с. 5 - 18.

34. ЕФИМЕНКО А. Я. Ук. соч., с. 14.

35. КОВАЛЕВСКИЙ М. М. Общинное землевладение в Малороссии, с. 36 - 69.

36. ЕФИМЕНКО А. Я. Ук. соч., с. 15 - 16.

37. В настоящее время Институт украинской археографии (г. Киев) готовит к изданию сборник трудов И. В. Лучицкого по истории Украины.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - С. И. Лучицкая, Л. В. Таран:

Комментарии: