Доктор филологических наук, профессор М.Я. БЛОХ, заведующий кафедрой Московского педагогического государственного университета

Полвека назад был создан журнал, сразу же занявший видное и прочное место в лингвистической литературе. Не только российскую, но и мировую науку теперь уже нельзя представить без книжек "Вопросов языкознания", наполненных живым содержанием актуальных дискуссий, результатов исследований по широчайшему фронту отечественной и зарубежной лингвистической работы, содержанием новых идей, теорий, гипотез, предположений, утверждений, опровержений, - таким содержанием, которое ставило и ставит вехи безусловного поступательного движения нашей отрасли знания по лестнице восхождения.

Стремясь соблюсти традицию юбилейных посвящений, обратимся к истокам знаменательного события. К тем памятным 50-м годам теперь уже прошлого века, ознаменовавшим кардинальное изменение во всей постановке научных исследований в стране, называвшейся Советским Союзом.

Отечественное языкознание послевоенного времени (вторая половина 40-х годов) переживало странную эпоху своей истории. В нем господствовало "Новое Учение о Языке" с его шитой на живую нитку мифологией, с удивительно примитивным и тошнотворным противопоставлением "двух наук", двух, как теперь бы мы сказали, диаметрально противоположных "научных парадигм" - социалистической и буржуазной. Академик Н.Я. Марр, официальный верховный жрец языкознания довоенного периода, превращенный в философско-лингвистическое божество его послевоенными последователями, торжественно провозгласил отмену учения об историческом делении языков как основе их родства. Этот подход был объявлен результатом не диалектного расхождения

стр. 52

языков, а наоборот, - их схождения в процессе скрещивания. В ранг "истины в последней инстанции" возводили учение Н.Я. Марра о пирамиде скрещивания языков, на вершине которой располагался бестелесный единый язык (система чистых мыслей, не отягченных "природной материей") будущего мирового коммунистического общества. Историческую эволюцию языка рассматривали сквозь призму диалектики скачкообразного развития: переход от одного типологического состояния к другому представлялся в виде непременного "взрыва". Стадиальную теорию развития языка превращали в слепок социологического учения об исторической смене общественных формаций. Классовое деление общества механически переносили на язык, а действительные и воображаемые классовые различия внутри языка получали статусный приоритет над различиями языков разных народов (то есть над различиями языков как таковых). Наконец, фонетический состав всех языков, интерпретируемый умозрительно-семантически, преподносился в виде комбинаторики печально знаменитых четырех элементов: САЛ, БЕР, ЙОН, РОШ.

При всем том следует учитывать, что обстановку научного безвременья и безысходности создавали не вышеназванные принципы "Нового Учения". В конце концов, каждый ученый, каждый профессиональный мыслитель волен выдвигать и защищать такие положения и теории, которые он считает нужными, в том числе и не согласующиеся с существующими системами представлений и даже идущие в очевидный разрез со здравым смыслом. Но одно условие подобного идеетворчества в свободном обществе должно соблюдаться неукоснительно, а именно: никто не имеет права силой навязывать свои идеи другим людям. Однако в том и состояла трагедия советского языкознания того периода, что принципы "Нового Учения" стали навязываться административно- государственными методами. Последователи Н.Я. Марра из числа авторитетных научных работников превратились в чиновников от науки, в смотрителей и ревизоров, в чью задачу входила расправа с неугодными и несогласными. Самая мягкая репрессивная мера за ослушание состояла в снятии несогласного с работы, лишении его возможности читать лекции студентам и права публиковать труды. На ученого, отказывавшегося "покаяться" и отречься от "антинаучных сравнительно-исторических предубеждений", ставили клеймо: "злостный идеалист", "отщепенец", "чужеродный элемент", "низкопоклонник перед загнивающим Западом". Не избежал этой участи и будущий первый редактор журнала "Вопросы языкознания" академик В.В. Виноградов.

И вот нежданно разразилась (другого слова не употребишь) открытая дискуссия по вопросам языкознания 1950 г., провозглашенная центральным печатным органом страны - газетой "Правда". Появился эпохально-зна-

стр. 53

чимый труд "вождя народов" (каково бы ни было отношение к этому труду у тех или иных ученых, в жанровой принадлежности к научным работам отказать ему невозможно), относящийся не к области абстрактной философии или умозрительно конструируемых общественных отношений, а к объективно существующим явлениям, и получивший недвусмысленный фактический статус законодательного циркуляра. Милостью Сталина языкознание ставилось с головы на ноги. Было восстановлено в правах сравнительно-историческое языкознание. Ниспровергалась лжетеория классовости языка. Ниспровергалось положение о развитии языка в форме взрывов, о происхождении языковых семей в результате скрещивания языков, а также о четырехэлементном фоносемантическом составе всех языков. На глазах растерянных профессионалов (разумеется, тех, которые не участвовали в подготовке материалов для поименованного труда) произошло открытие "основы языка, сущности его специфики" в виде основного словарного фонда и грамматического строя.

Ныне, находясь на относительной исторической высоте начала XXI в., мы можем уверенно сказать: та дискуссия важна далеко не только формулировкой новых и реабилитацией старых принципов языкознания (хотя на самом деле выдвинутые в ее ходе формулировки определенных положений нельзя недооценивать; речь идет, например, о существенной "непробиваемости" грамматического строя языка при языковых контактах или об основе языка в виде словарного фонда и грамматического строя). В первую очередь та дискуссия важна тем, что она открыла путь для научных исканий, уничтожила атмосферу мелкого заушательства в науке того времени (или, если не уничтожила полностью, то резко смягчила), отбросила навязываемый языкознанию ложный понятийный аппарат Нового Учения, который стал для наших языковедов губительными оковами. И журнал "Вопросы языкознания", появившийся на свет как ее детище, оказался тем вновь приобретенным специалистами жизненным пространством, в котором свободно и прекрасно расцвела творческая мысль советских лингвистов 50-х годов.

Но и издержки той дискуссии были велики. Они, естественно, нашли отражение и на страницах журнала. Мне кажется, что досаднейшей и важнейшей из них, по своей отрицательной значимости намного превосходящей отдельные промахи в чисто языковедческом содержании материалов, подписанных "вождем", стала апелляция ученых-антимарристов к имени Сталина в утверждении своих положений и, что того хуже, выражение верноподданнической благодарности "отцу народов" за снисхождение и заступничество. Стоит только вдуматься: высокие профессионалы, творцы идей в тончайшей и сложнейшей области знания, благодарят некомпетентную в их предмете власть за предоставленную им защиту и, так сказать, "крышу безопасности". Но если оставить в сторо-

стр. 54

не этот глубоко безнравственный момент, понять который можно только в его конкретном историческом контексте, то мы не можем не увидеть: уже с первых номеров журнал взял твердый курс на поиск истины в разных направлениях изучения языка.

Конечно, до преодоления марксистско-ленинского "учения" о классовости науки первым номерам журнала было далеко. Лейтмотивом вводных частей научных сочинений той поры оставалось утверждение о "двух науках" - советско- социалистической, единственно верной и объективной, и буржуазной, ложной, искажающей предмет в его теоретическом представлении. В этой связи не надо забывать о продолжавшемся еще долгие годы истошном осуждении так называемого лингвистического структурализма как "антинаучного, насквозь формалистического и идеалистического учения Запада". Впрочем, соответствующая огульная критика в конце 50-х годов уже сошла на нет, и ведущую роль в ее прекращении сыграло наше издание. Явочным порядком положения "структуралистских школ" - пражской, копенгагенской, американской - постоянно использовались в трудах советских языковедов и до этого, а в указанный период на страницах журнала была почти официально провозглашена "реабилитация" указанных школ.

Надо сказать, что явочное использование положений разных школ и направлений науки в исследованиях при "разгромной" их критике по их формальным названиям, - явление, весьма характерное для лингвистики, как, впрочем, и для других областей гуманитарных знаний. Наверно, читатели помнят старый лингвистический анекдот: "Что делают двое лингвистов, когда они собираются вместе? - Ругают третьего!". Скверная практика "ругать третьего" отнюдь не ограничена отечественным или советским языкознанием, она искони установилась в качестве мировой. Стоит вспомнить классический спор "О правильности имен", имевший место в эпоху Античности. Как его напоминает современная дискуссия о частях речи, нашедшая отражение и в "Вопросах языкознания"! Как же - само понятие части речи относится, как в свое время возглашали уважаемые представители дескриптивной лингвистики, к "донаучному" (prescientific) периоду языкознания! Аналогичным званием "ненаучности", как известно, в 1974 г. окрестили теорию частей речи и видные отечественные языковеды - академик Л.В. Щерба, член- корреспондент АН СССР И.М. Стеблин-Каменский.

Практика "ругать третьего" существует во многих формах, и все они, к великому сожалению, в разные времена и по разным поводам нашли отражение на страницах нашего журнала. Что сказать о подобных издержках научной полемики? Наверно, они неизбежны. Тем более в научном периодическом издании, по самому своему назначению предоставляющему специалистам трибуну для открытой дискуссии. Но качество дискуссии во многом определяет-

стр. 55

ся количеством таких издержек: чем их меньше, тем солидней и результативней оказывается сама дискуссия. И я осмелюсь утверждать, что на протяжении всех лет существования журнала его редакционная коллегия активно стремилась к тому, чтобы этих издержек в публикуемых материалах было как можно меньше.

Это легко прослеживается на содержании в разное время проводимых у нас важнейших дискуссий, таких как дискуссии о языке и речи, о языке и обществе, о знаковой природе языка, о системности языка и его звеньев, о синтагматике и парадигматике, о порождающей грамматике, о парадигматике в синтаксисе, о функциональных стилях, о языковой картине мира, о понятийных категориях, о соотношении сравнительно-исторических и типологических исследований и многих других, насыщенных полновесным научным содержанием, представленным более чем в трехстах номерах, вышедших с 1952 г. по настоящее время! Произнесем же слово признательности журналу за это богатство и, соблюдая порядок исторической хронологии, вспомним имена тех, кто стояли во главе журнала, начиная со дня его основания: академиков В.В. Виноградова, В.М. Жирмунского, Г.В. Степанова, члена-корреспондента АН СССР Ф.П. Филина, академиков Т.В. Гамкрелидзе, Н.И. Толстого, ныне действующего академика О.Н. Трубачева.

Осматривая интеллектуальное богатство, подаренное журналом своим читателям, легко убедиться: нет сколько-нибудь значительной области прямых и косвенных (промежуточных, периферийных) лингвистических изысканий, которая бы не нашла в нем интересного, творческого отражения. Главные направления журнала, как гласит его подзаголовок, - общее и сравнительно- историческое языкознание. Этот подзаголовок был сделан со знаменательной подоплекой - аллюзией на дискуссию 1950 г., восстановившую в правах сравнительно-историческое, а вместе с ним и попросту нормальное, познавательное языкознание (в данном случае называемое общим). Наряду с исследованиями по этим направлениям, в журнале представлены изыскания по таким актуальным аспектам лингвистической и окололингвистической работы, как психолингвистика, социолингвистика, прагмалингвистика, этнолингвистика, ареальная лингвистика, компьютерная лингвистика, математическая лингвистика, семиотическая лингвистика, культуроведческая лингвистика, межкультурно-коммуникативная лингвистика и многие другие "лингвистики", менее или более периферийные по отношению к классическому языкознанию и отражающие, с одной стороны, разные подходы к предмету, а с другой стороны, разные составные части самого предмета, подлежащие наблюдению и описанию.

Обсуждение выдвигавшихся идей и положений высвечивало постепенное расширение и уточнение самого предмета языкознания. В самом деле, выделение предмета любой науки отнюдь не завершается при ее оформ-

стр. 56

лении в отдельную, самостоятельную дисциплину; формирование предмета исследований фактически продолжается за все время существования дисциплины в связи с ростом знаний и о самом предмете, и об объекте (среде), в котором (которой) предмет выделяется. В этой связи следует отметить особую активность именно периферийных, смежных дисциплин, которые, утверждая себя и конкурируя друг с другом в ходе "вторжения" в языкознание, стремятся как бы "перетянуть на себя" его предмет. Не вытекает ли это со всей очевидностью из обильного выдвижения новых понятийно-языковых категорий - таких, например, как "категория вежливости", или "категория точки зрения", или "категория сомнения", или "категория опровержения", или "категория завершенности текста" и многие прочие им подобные и не подобные. В результате такого "вторжения" происходит парадоксальный процесс: система языка теряется, но не в связи с ее внутренним атомизированием прежними теориями, а в связи с внешней, окололингвистической проблематикой. Язык тонет в речи. Как же его спасти?

И здесь нужно со всей ясностью отметить: предоставляя печатное пространство для указанной внешней проблематики, журнал никогда не терял собственно лингвистического лица. В силу того, что складывается особая конъюнктура научного и общественного развития, разные дисциплины проходят периоды кризиса, а это ведет к преобразованию их "познавательных парадигм", т.е. к своеобразной научной революции, в результате которой кризис преодолевается. Изучая материалы журнала, мы можем ясно увидеть три таких кризиса - и, соответственно, три революции, - произошедшие в современной лингвистике с начала XX в. Первый кризис и первая революция - гипертрофированный атомизм сравнительно-исторического языкознания у младограмматиков и его преодоление морфологическим структурализмом (в конечном счете, оппозиционной теорией слова в его внешнем и внутреннем строении - фонетическом, грамматическом, семантическом) в первой четверти столетия. О критике и реабилитации этого структурализма мы говорили выше. Второй кризис и вторая революция - отрицание морфологического структурализма парадигматическим осмыслением синтаксиса (в конечном счете, оппозиционной теорией предложения в его внешнем и внутреннем строении - фонетическом, грамматическом, семантическом) в третьей четверти столетия. В результате второй революции названная "морфологическая лингвистика" (в широком смысле теория слова) хотя и прошла период декларативного отрицания, однако на практике не только не была отброшена, но, наоборот, вошла составной и естественной частью в новое, "синтаксическое" языкознание (теория предложения). Третий кризис и третья революция, переживаемые языкознанием в наше время, - отрицание "синтаксического" языкознания теми вышена-

стр. 57

званными направлениями, которые, в их совокупном конгломерате (никакой целостной системы они не составляют по определению) можно назвать "трансгрессивным языкознанием". Приведет ли это к размыванию науки о языке, к расползанию собственного, системного, "ингрессивного" языкознания по вышеназванным "новейшим" дисциплинам и поддисциплинам? Думаю, ни в коем случае. Не нужно быть пророком для такого предвидения. Ведь предмет языкознания отнюдь не порывает с синтаксисом при "переходе от синтаксиса к тексту", а попросту расширяется в сторону строевых свойств высказывания и текста. Не отбрасыванием предшествующих направлений сильна сегодняшняя, коммуникативно-текстовая лингвистика, а тем, что она вбирает их в себя, вдыхает в них новую, полнокровную жизнь в рамках решения задач, сегодня стоящих перед исследователями. Активным проводником такого естественного расширения предмета и, следовательно, обогащения дисциплины и является журнал "Вопросы языкознания" - замечательное научное издание, заслужившее прочный мировой авторитет за полвека служения познанию.

Постоянный адрес данной публикации: