Автор: М. Раев

Любое современное учреждение культуры или образования нуждается в печатной продукции (главным образом, в книгах), которая их объединяет. В Русском Зарубежье эта потребность была особенно велика, поскольку эмигрантские школы возникали практически ex nihilo - из ничего, не имея самого необходимого. Кроме того, помимо удовлетворения нужд школы, Русское Зарубежье должно было заботиться об объединении своих разбросанных по свету граждан, сохранении и развитии их самосознания. Печатное слово - газеты, журналы, книги - были самым действенным и фактически единственным средством достижения этих целей. Рассеянные по всему земному шару группы эмигрантов были слишком немногочисленны и слишком бедны, чтобы основать радиостанцию: для ее организации необходима была государственная лицензия, и по тем временам она не обладала большим радиусом действия. Личные контакты были затруднены: мы уже говорили о сложностях с оформлением виз и заграничных паспортов. Поэтому основная роль в поддержании и укреплении чувства единства Русского Зарубежья принадлежала издательскому делу. Совершенно очевидно, что печатание и распространение русского слова позволяли эмигрантам продолжать творческую деятельность и поддерживали развитие их интеллектуальной и культурной жизни.

В нашем распоряжении нет многих важных источников, и подробно воссоздать историю издательского дела русской диаспоры 20-х и 30-х гг. трудно. Большая часть архивов русских заграничных издательств не сохранилась чаще всего из- за их недолгого существования. В ряде случаев, насколько нам известно, архивы были конфискованы оккупационными властями и скорее всего потерялись в хаосе второй мировой войны. Так, например, документы успешно работавшего в Берлине издательства "Петрополис" (1923 - 1938) были изъяты гестапо и до сих пор не найдены (1). Установить количество изданий, размеры тиражей,

Глава из книги: Марк Раев. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919 - 1939. - Oxford University Press, Inc. , 1990. Перевод на русский язык А. Ратобыльской. М. : Прогресс-Академия, 1994.

стр. 35

объемы продажи и распространения печатной продукции невозможно. Кроме того, многие эмигрантские издательства переезжали из одних городов или стран в другие (тот же "Петрополис", например, переехал из Берлина в Брюссель), ставили ложные выходные данные, не указывали место издания (2).

С конца XVIII века основные творческие усилия в России предпринимались в области художественного слова. В силу целого ряда причин литература являлась центром культурной и интеллектуальной жизни дореволюционной России. Ей уделяли особое внимание радикалы и революционеры как наиболее действенному средству в подготовке революции и свержении старого режима. Не удивительно, что и творческий "взрыв" эпохи Серебряного века (хотя он в большой степени затронул и изобразительное искусство, и музыку) проявился прежде всего в заметном увеличении числа издательств и изданий, их тиражей, расширении читательской аудитории. Группы, движения и отдельные личности, определявшие художественные и идейные настроения общества, имели своих издателей или сами выпускали периодические издания и книги. Несмотря на материальные трудности и социальную нестабильность, в начальный период революции и во время гражданской войны поток печатной продукции не сократился. Напротив, политические сдвиги поставили новые цели перед пропагандой, и эти задачи перевоспитания, экспериментирования в области эстетики не могли быть достигнуты без развития печати.

Не удивительно поэтому, что и изгнанники, оказавшиеся за пределами России, видели в изобретении Гутенберга основное средство решения своих специфических проблем: сохранить и приумножить культурное наследие родины в надежде использовать его впоследствии на благо освобожденной от большевизма России. Недостатка в потенциальных авторах не было, но, учитывая условия, в которых находились эмигранты, и обстановку мирового экономического кризиса, создать новое издательство или найти издателя было делом нелегким. Еще сложнее было организовать распространение изданий среди разобщенных и небогатых потенциальных читателей. Цены нужно было устанавливать как можно более низкие, что тоже было непросто, поскольку тиражи были небольшими, а сбыт - сложным и дорогостоящим. Реклама не была эффективной и играла даже в газетах второстепенную роль. Лучшим средством оповещения о выходе в свет произведения были обзоры книжных новинок в журналах и газетах, но их составление было сопряжено со столкновением групповых интересов, пристрастий, давало

стр. 36

повод для зависти и конфликтов между отдельными людьми. Книжные магазины отказывались брать большое число экземпляров книг или журналов; их владельцы предпочитали приобретать только те издания, которые они могли продать наверняка. Непроданные экземпляры возвращались в издательство, которое должно было при этом оплачивать расходы на пересылку. Попытки создания синдиката издательств потерпели неудачу (3). Столь же сложно было удовлетворить разнообразные вкусы, учесть различия в культурном и образовательном уровне, идеологические - политические и эстетические - пристрастия, поскольку в лучших традициях русской интеллигенции каждая группа образовывала свой собственный "кружок", не слишком охотно воспринимавший другие идеи и ценности. Каждая группа читателей, придерживавшихся определенной ориентации, представляла собой весьма ограниченный рынок сбыта, и даже издания, представлявшие, казалось бы, общий интерес, например классика, печатались небольшими издательствами и распространялись среди узкого круга читателей и книжных магазинов. Все это объясняет крах попыток издать большими тиражами учебники или собрания сочинений классиков. В начале 20-х гг. , в период нэпа, была надежда, что удастся наладить распространение изданий Русского Зарубежья в Советской России. Предприимчивый издатель З. И. Гржебин, живший в Берлине, при содействии Максима Горького вел переговоры о продаже своих изданий, прежде всего русской классики и некоторых новых книг, по преимуществу технической литературы, в СССР. Соглашение, однако, не состоялось, поскольку советская власть не пожелала ослабить свои цензурные ограничения и сделала сколько-нибудь масштабный импорт изданных за границей книг невозможным (4).

Эмигранты следовали традициям печатного дела, сложившимся в дореволюционной России, с теми изменениями, которые внесла эпоха Серебряного века. До 1917 г. в России отдавали предпочтение не книгам, а периодическим изданиям, на страницах которых и увидели свет многие литературные произведения. Эта тенденция сохранялась и в эмиграции. Периодические издания отразили присущую обществу пестроту и разброс мнений: каждая группа, занимавшая собственную идеологическую или эстетическую позицию, стремилась иметь свой печатный орган. Более того, поскольку эмиграция длилась гораздо дольше, чем первоначально предполагали, молодые писатели все чаще отвергали преобладающее влияние печатных органов, созданных старшим поколением. Молодому поколению было трудно пробиться в эту

стр. 37

корпоративную группу, которая боялась, что никому не известные новинки еще более сократят и без того небольшой рынок. Признанные писатели старшего поколения не желали уступать с таким трудом завоеванных позиций, обеспечивавших им прожиточный минимум. Таким образом, необходимость толкала молодых писателей, мыслителей и критиков на издание собственных журналов или брошюр. Но финансовая поддержка подобных предприятий была весьма незначительной, а доходы от распространения изданий едва покрывали затраты на их публикацию. В результате все подобные начинания оказывались недолговечными и охватывали лишь ограниченный круг "своих". Все сказанное выше объясняет, почему эти публикации так трудно найти; многие из них вообще недоступны и упоминаются лишь в свидетельствах и отзывах современников или в обзорах, помещенных в сохранившихся изданиях. Наконец, издательское дело в эмиграции испытывало трудности в связи с ростом пошлины на публикации и цензурными ограничениями, которые вводились националистическими и авторитарными режимами стран проживания. Все труднее становилось пересылать издания за границу, особенно если в них содержались негативные высказывания о той стране, в которую они были отправлены. К концу 30-х гг. книги и журналы эмигрантов в большинстве своем имели хождение только в тех странах, где они вышли в свет. Их аудитория, равно как и шансы на выживание, были весьма невелики.

Охватившая Германию инфляция превратила Берлин в главный и наиболее активный центр издательской деятельности эмиграции 1920-1923 гг. Преимущество Берлина заключалось еще и в том, что здесь было сосредоточено много русских беженцев - представителей образованной элиты, среди которых можно было найти и авторов, и потребителей издательской продукции. Наконец, благодаря заигрываниям германского правительства с большевиками, Берлин сохранил наиболее тесные контакты с Советской Россией. С началом нэпа те советские граждане, кому удавалось получить разрешение для временного выезда за границу, приезжали в Берлин. Естественно, возобновились и давние контакты между представителями немецкой и русской интеллигенции. В Германии раздел между Русским Зарубежьем и советской родиной был нечетким, и сложившееся здесь положение стимулировало поддержание интеллектуальных связей между людьми. Существование этого взаимного обмена было отмечено прессой.

Интерес, проявлявшийся изгнанниками ко всему, что происходило на родине, легче было удовлетворить в Берлине, нежели в любом ином

стр. 38

центре русской диаспоры. Берлин служил местом, где происходил обмен информацией об авторах и публикациях в Советской России и в Русском Зарубежье. Именно с этой целью бывший профессор права А. С. Ященко основал журнал "Русская книга", позднее переименованный в "Новую русскую книгу". Журнал давал наиболее компетентные, хотя, разумеется, далеко не полные, обзоры публикаций и авторов диаспоры (а для периода гражданской войны отчасти и по Советской России). Издания Ященко помогли установить контакты и обмен между эмигрантскими авторами и первыми сообщали о достижениях Русского Зарубежья в области литературного творчества. Сходную роль сыграла издававшаяся эсерами в Праге "Свободная Россия", которая информировала эмигрантов о происходящем в большевистской России; а в рубрике "Новости литературы" давался обзор основных событий литературной жизни Русского Зарубежья (5).

В течение всего времени, пока Советская Россия не была окончательно изолирована от Русского Зарубежья, распространение информации имело особое значение. Благодаря роли Берлина, как центра русского издательского дела, после окончания гражданской войны многие советские писатели приезжали за рубеж - некоторые из них остались там навсегда. Кое-кто приезжал на время, например Б. Пастернак, М. Гершензон, А. Толстой и И. Эренбург. Список тех, кто никогда больше не вернулся в Россию, слишком велик, в особенности если включить в него тех, кто был выслан в 1922 г. (6) А. Ремизов, В. Ходасевич, Н. Берберова, М. Цветаева были в числе известных литераторов, посещавших Берлин. В начале 20-х гг. здесь побывали также В. Маяковский, С. Есенин, А. Белый и М. Горький, который оставался за границей до конца 20-х гг. Таким образом, в интеллектуальную жизнь эмиграции влилась модернистская струя. Влияние усиливалось благодаря деятельности художников, музыкантов, драматических актеров, принадлежавших к экспериментаторским течениям современного русского искусства, которые посещали Берлин. Первая выставка современного русского искусства прошла в 1922 г. Это событие способствовало возникновению целого ряда галерей и кружков художников (7). Поднятый здесь вопрос о модернизме важен потому, что оказавшиеся в эмиграции писатели в большинстве своем принадлежали к ранее оформившимся его направлениям - натурализму (И. Бунин и А. Куприн) и символизму (З. Гиппиус и Д. Мережковский). Большая часть обосновавшейся за границей интеллигенции, одобрительно относясь к новым веяниям в философии и религии, в своих эстетических воззрениях

стр. 39

была довольно консервативной и смотрела на модернистские эксперименты, осуществлявшиеся в России до и после 1917 г. , весьма скептически. Правда, сказанное в гораздо меньшей степени относится к поэзии - символизм и пришедший ему на смену акмеизм получили в Русском Зарубежье droit de cite*. Эмигрантская поэзия оказалась в большей степени открытой для новаций и экспериментов, нежели проза. Молодые поэты-эмигранты проявляли интерес к новым течениям 20-х гг. и с готовностью воспринимали все, чему приезжавшие из большевистской России поэты могли их научить. Таким образом, Берлин помог познакомить мир с русским модернизмом. Это не только оказало влияние на культурную жизнь Русского Зарубежья, но, как ни странно это прозвучит, давая писателям из Советской России передышку, хотя бы и на время, от сложностей и тягот советской жизни начала 20-х гг. , позволило сохранить модернизм и там.

В Берлине, таким образом, издательское дело было представлено наиболее широко как в смысле разнообразия содержания печатной продукции, так и с точки зрения исполнения - полиграфии, оформления книги, иллюстраций, что позволило западному читателю получить полное впечатление о новациях Серебряного века. Это многообразие, однако, заметно пошло на убыль после того, как изменения в экономике, стабилизация марки и обусловленное этим повышение цен вынудили многих представителей интеллигенции, а вместе с ними и их печатные органы покинуть Берлин. Ученые обосновались в Праге, тогда как наиболее активные в творческом отношении писатели, художники, философы направились в Париж; некоторые остановили свой выбор на Белграде или Риге. Примерно после 1925 г. центром издательской деятельности стал Париж и оставался им до конца рассматриваемого периода. В то же время переиздания произведений популярных авторов и классиков осуществлялись чаще всего в Риге, а научные публикации - в Праге на средства находившихся там русских научных учреждений.

Масштаб и разнообразие русского издательского дела в Берлине отражает тот факт, что с 1918 по 1928 г. было обнаружено 188 эмигрантских издательств. Некоторые из них существовали только на бумаге, другим удалось выпустить лишь по нескольку наименований печатной продукции. Тем не менее, количество их совершенно невероятно и не имеет аналогий ни в одном другом центре эмиграции. В той

* Droit de cite (фр.) - право гражданства.

стр. 40

же книге, откуда взяты эти данные, помещена статья, в которой прослеживается разнообразие форм книжной графики и высокий художественный уровень русских изданий в Берлине, к которому никому и нигде не удалось приблизиться, а тем более повторить (8). И. М. Ильязд- Зданевич, который оставил труд писателя ради издательской деятельности, задал тон для многих авангардистских издательств в Париже, хотя первоначально он издавал работы нерусских художников.

Классифицировать эмигрантские издательства по публиковавшейся ими литературе непросто. В условиях эмиграции особый подход или специализацию было трудно сохранять в течение длительного времени. Первоначально большая часть издательств выпускала два вида книжной продукции: переиздания русских писателей-классиков и публикации новых произведений хорошо известных писателей-эмигрантов. Такие популярные авторы, как В. И - Немирович-Данченко (брат театрального режиссера), А. Амфитеатров и М. Алданов, автор исторических романов, легко находили издателей, их сочинения выходили достаточно большими тиражами. Обстоятельства финансового характера, о которых было сказано выше, сказывались в том, что ни один писатель Русского Зарубежья не имел своего постоянного издателя и ни у одного издательства не было стабильного круга авторов. Писатели были готовы публиковаться у любого издателя, часто одно и то же произведение они отдавали в разное время в несколько издательств, обслуживавших различные (в географическом смысле) книжные рынки (9). Попытки внести больше порядка и честности в дела, предпринятые совместными усилиями издателей и авторов, потерпели неудачу: пиратство по-прежнему процветало - произведения, опубликованные в одном журнале или газете, перепечатывались другими без оплаты авторских прав, одни и те же вещи могли выходить у разных издателей. Сделанная одним американцем попытка обеспечить соблюдение прав писателей путем обязательного заключения договоров по авторским правам между всеми заинтересованными сторонами закончилась безрезультатно (10). Ассоциации издателей также не были выходом из положения, поскольку Конкуренция из-за ограниченного сбыта продукции не давала шансов прийти к какому бы то ни было эффективному соглашению.

Одно издательство, однако, являло собой исключение. ИМКА основала и субсидировала издательство ИМКА-Пресс, до сих пор процветающее в Париже. Некоторое время оно работало под вывеской Editeurs reunis. Первоначально оно было создано европейскими представителями ИМКА для издания учебников и литературы для

стр. 41

чтения (преимущественно религиозного характера) для военнопленных. После возникновения Русского Зарубежья пришло осознание необходимости удовлетворить возникшую у эмигрантов потребность в литературе. Вначале ИМКА сосредоточила внимание на технической литературе и стала проводить в жизнь обширную программу выпуска учебников; она, однако, не удалась, так как задумана была слишком широко, а осуществлялась беспорядочно. Переиздание учебников или финансирование переводов зарубежных учебных пособий было делом отнюдь не выгодным, поскольку эмигранты не покупали такого рода литературу. Даже научно- популярная серия Гешена, издававшаяся на русском языке для широкого круга читателей, не имела успеха и прервалась в 20-е гг. , когда пришлось расстаться с наивной мечтой добиться разрешения распространять эти издания в Советской России. В 1925 г. ИМКА перенесла свою деятельность в Париж и стала основным издателем книг по философии и религии, журнала Свято- Сергиевского Богословского института "Православная мысль" и журнала "Путь", органа бердяевской Религиозно-философской академии. Кроме того, ИМКА издавала некоторые произведения художественной литературы, а также книги, в том числе и переводные, которые могли вызвать интерес у широкого читателя (11). Продолжительность существования этого издательства, благодаря финансовой поддержке со стороны ИМКА, позволила ему стать основным источником духовной, высоко интеллектуальной пищи для Русского Зарубежья и оставаться таковым в течение всего рассматриваемого нами периода (эту же роль ИМКА-Пресс выполняет и сегодня, хотя на иной финансовой основе и более открыто ориентируясь на религиозную проблематику). Издательство имело возможность материально поддерживать своих авторов, в особенности писавших статьи для журналов, и таким образом косвенно оказывало поддержку отдельным представителям эмигрантской интеллигенции.

Как уже упоминалось, издание учебников и учебных пособий, которые могли быть полезны военнопленным для самообразования или для дальнейшего обучения, было первым начинанием, побудившим ИМКА к издательской деятельности. Так было и с другими эмигрантскими издательствами. Все русские учебные заведения за границей, особенно школы, нуждались в учебниках, поскольку их нельзя было больше получать из России. Сначала казалось, что издание учебников и учебных пособий сулит издателям выгоды. ИМКА, например, переиздало много подобных книг, которые, однако, не были распроданы, что на несколько лет осложнило ее финансовое положение. Неудача, постигшая это

стр. 42

начинание, отнюдь не была случайной: старые учебники не могли удовлетворить послевоенное поколение учеников; они безнадежно устарели, поскольку не учитывали тех открытий, новаций и изменений, которые произошли в науке и в технике в период первой мировой войны и после нее. Переводы новых учебников, издававшихся на Западе, были дороги и требовали времени, относительно небольшие размеры рынка сбыта этой литературы не позволяли надеяться, что эти усилия и затраты окупятся. Рынок был действительно невелик, поскольку и число детей эмигрантов, посещавших русские школы (кроме начальных классов), было незначительным. Более того, школьные программы стали более разнообразными, чем в царской России, следовало учитывать требования, принятые в каждой из стран проживания, так что создать учебник, который подходил бы для всех эмигрантских школ, было трудно. Поскольку эмигранты были бедны, учебники приходилось распространять бесплатно, что почти не оставляло издателю надежд на получение прибыли.

С другой стороны, надежда на то, что издание учебников и пособий, предназначенных для использования в преподавании соответствующих предметов, может быть не только полезным, но и выгодным, все-таки существовала. Эмигрантский публицист С. Цион предложил схему для публикации серий подобных изданий на рассмотрение ИМКА и других издательств, но из этого ничего не вышло, возможно, потому, что этот план был слишком широким и неконкретным (12). На самом деле подобный подход был неверен, поскольку те русские беженцы, кто хотел овладеть техническими и профессиональными навыками и новыми знаниями, чтобы повысить свою квалификацию, в основном использовали пособия, написанные на языке той страны, где они рассчитывали получить работу. Например, вечерние и заочные школы для инженеров и техников, о которых мы упоминали в предыдущей главе, обосновались в Париже под покровительством ИМКА и ориентировались в своей работе на зарубежную литературу, которая была более современной, нежели то, что могло предложить Русское Зарубежье.

Несколько издателей все-таки выпускали учебники для русских школ, но они составляли небольшую часть изданий Русского Зарубежья. Учебники, которые могли использоваться в школах для русского меньшинства в приграничных государствах, имели более емкий рынок. Некоторые старые русские учебники по истории (например, курс Платонова для средней школы) и по литературе использовались в качестве пособий и выходили в свет даже в такой дали, как Буэнос-Айрес.

стр. 43

Почаевский монастырь специализировался на переизданиях и выпуске небольших брошюр (или плакатов) на религиозные и моральные темы, которые имели широкое распространение в церковных школах и приходах. Но подобные издания были характерны только для первого десятилетия эмиграции; в целом среди публикаций русских изгнанников преобладали художественная литература и ограниченное число хороших исследований по истории, литературе или философии.

Одной из первейших забот издателей-эмигрантов было переиздание произведений русских писателей-классиков - Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова, - тех книг, по которым изгнанники истосковались и которые хотели бы иметь дома. "Петрополис" и "Слово выпустили многотомные собрания сочинений этих авторов. Это были не академические издания, а просто хорошо изданные книги, как правило, напечатанные в соответствии с требованиями старой орфографии. По случаю юбилея какого- либо писателя выпускались специальные издания, например, к столетию со дня рождения Толстого в 1928 г. или к столетию смерти - Пушкина в 1937 г. Несколько издательств в разных странах выпустили новые издания произведений Пушкина - наиболее ярким среди них может считаться собрание сочинений, изданное в Париже на мелованной бумаге и в кожаном переплете. В "Петрополисе" вышло под редакцией В. Ходасевича юбилейное издание "Евгения Онегина" с иллюстрациями М. Добужинского. Советские издания классиков стали конкурировать с продукцией Русского Зарубежья по своей доступности и полиграфическому исполнению только в начале 30-х гг. Однако, несмотря на то, что советские книги были гораздо дешевле, многие эмигранты отказывались их покупать (и даже читать), потому что они были напечатаны в соответствии с новой орфографией, а слово "Бог" в них писалось с маленькой буквы.

Второй по распространенности группой изданий были произведения художественной литературы, написанные писателями-эмигрантами. Самой большой популярностью пользовались сочинения Немировича-Данченко, Амфитеатрова, Алданова и П. Краснова. Большая их часть публиковалась частями на страницах журналов. Новые произведения И. Бунина, Д. Мережковского, А. Ремизова, Б. Зайцева, А. Куприна и И. Шмелева всегда находили свой, пусть небольшой, рынок сбыта. У писателей же молодого поколения возникали большие сложности с публикацией своих книг. Так было с В. Сириным (Набоковым), Г. Газдановым и Н. Берберовой, если говорить только о самых известных и несколько более старших по возрасту. Чаще всего их произведения печатались

стр. 44

только в журналах. Еще труднее было тем, кто начал писать в середине 30-х гг.: В. Яновскому, Ю. Фельзену, В. Варшавскому, в частности, из-за их новаторства, модернистского стиля и тематики. Средний читатель Русского Зарубежья был слишком истощен каждодневной борьбой за хлеб насущный, чтобы быть любителем авангардной литературы. Он отдавал предпочтение легкому чтению, романам знакомых классиков и современных писателей. Как отметил поэт и критик Г. Иванов, писателю прежде всего нужны читатели, а молодые авторы находят их с трудом; это обстоятельство создает барьер на пути развития творческой энергии гильдии литераторов в изгнании (13). С другой стороны, поэты могли позволить себе модернистские поиски, поскольку "революция" эпохи Серебряного века стала частью культурного достояния эмиграции, и, кроме того, отдельные стихи легче было опубликовать на страницах газет и журналов. Издание стихотворного сборника, однако, было организовать сложнее, большая их часть издавалась небольшими тиражами на средства автора, и лишь самые хвалебные отзывы критики в периодической печати привлекали к ним внимание небольшого числа покупателей.

Для нехудожественной литературы ситуация была еще более сложной. Книги по религии и философии, как мы уже упоминали, выходили в ИМКА-Пресс, которая могла себе позволить понести некоторые убытки. Неизбежный интерес у читателей Русского Зарубежья вызывали написанные современниками биографии и мемуары, поскольку в них говорилось о знакомых людях и известных событиях. Особенным успехом пользовались мемуары о гражданской войне, хотя и они не приносили авторам больших денег, если только их не переводили на иностранные языки, - но это были, как правило, воспоминания наиболее видных представителей придворных кругов и руководителей Белой армии.

Научные книги и монографии приобретались только библиотеками, научными учреждениями и горсткой отдельных людей. Они могли быть изданы, как правило, только с чьей-либо поддержкой или субсидиями. Например, "Очерки по истории русской культуры" П. Милюкова, вышедшие накануне первой мировой войны, имели в то время большой успех, выдержали несколько изданий и, по оценкам некоторых специалистов, были наиболее читаемой книгой по русской истории после лекций В. Ключевского. Однако выпуск переработанного издания стал возможным в Париже в начале 30-х гг. лишь благодаря сбору благотворительных пожертвований от эмигрантов и средствам, предоставленным

стр. 45

правительствами Болгарии и Чехословакии (14). Насколько мне известно, издание любой монографии было возможно либо благодаря субсидиям какой-либо эмигрантской организации: например. Донское казачье войско оплатило С. Г. Сватикову работу над книгой "Россия и Дон"; либо путем подписки. То, что монографий было мало, а статей в различных (общего и специального профиля) журналах - множество, отражено в библиографии работ эмигрантов по общественным и естественным наукам, вышедшей в двух томах в Белграде в 1931 и 1941 гг. Меньший объем второго тома наглядно демонстрирует сокращение численности эмигрантских ученых вследствие смерти или интеграции в научную жизнь стран расселения (15).

В Русском Зарубежье было опубликовано лишь ограниченное число переводных произведений. Причина заключалась, во-первых, в относительно высокой цене за передачу авторских прав. Во-вторых, большинство эмигрантов в той или иной степени овладевали языком принявшей их страны, хотя и не столь охотно, как это иногда изображают. Наиболее часто переводили с английского, поскольку на этом языке было написано много хороших произведений современной художественной литературы, особенно детективных и приключенческих. Последние чаще всего появлялись на страницах ежедневной периодики. Большая часть русских газет в крупных городских центрах ("Последние новости в Париже, "Руль" в Берлине, "Сегодня" в Риге) публиковали выпусками английские или американские детективы и другие произведения развлекательного жанра (16).

Как уже указывалось, произведения художественной и научной литературы чаще всего публиковались на страницах периодических изданий. Последние являлись наиболее эффективным средством для поддержания культурного единства Русского Зарубежья: журналы были дешевле, их легче было издавать, они не требовали таких денежных ассигнований, какие были необходимы для публикации книг. Их также легче было распространять за пределами того государства, где они издавались. Журналы были рассчитаны на определенный круг читателей и поэтому гарантировали себе пусть ограниченный, но твердый спрос. Тяготы и сложности жизни в эмиграции часто не давали возможности представителям интеллигенции или писателям браться за выполнение замыслов, рассчитанных на длительное время, они отдавали предпочтение краткосрочным, результаты которых - научные статьи или новеллы - публиковались в журналах или газетах.

Библиография эмигрантской периодики, выпущенная парижским Институтом

стр. 46

славянских исследований, показывает, что газеты и журналы росли как грибы после дождя в каждом центре русской диаспоры, но, как те же грибы, имели недолгий век. Среди них были издания на все литературные и эстетические вкусы, для всех политических направлений, профессиональных интересов, просто информационные и развлекательные. Представляется невозможным рассмотреть здесь весь спектр этих изданий, в частности, потому, что мы обладаем далеко не полной информацией. Архивы большинства периодических изданий были утрачены, так что мы не можем получить даже такие элементарные сведения, как размер тиража, количество проданных экземпляров или характер финансирования. "Внутренняя история" редакционной политики, причины принятия тех или иных решений также зачастую неизвестны. Все последующие общие соображения основаны по большей части на мемуарах, оттуда же почерпнуты и примеры (17).

Периодические издания распадались на следующие группы: информационные (как правило, газеты, местные или имевшие хождение по всей диаспоре), политические (органы политических групп различной ориентации от леваков- анархистов и социалистов до махровых реакционеров-монархистов), издания различных ассоциаций (профессиональных, общественных, ветеранских, благотворительных и т. д.), научные (финансировавшиеся научными учреждениями), литературно-художественные (представляющие различные стили и течения), популярные и развлекательные, "серьезные", так называемые "толстые", журналы (подробнее о которых мы расскажем ниже) и религиозно- философские, более полно описанные в шестой главе. Кроме того, выходили регулярные информационные листки, чаще всего имевшие хождение только в какой-либо отдельной местности.

За исключением чисто технических и специальных, а также имевших исключительно политическую направленность изданий самыми долговечными и авторитетными были журналы, издававшиеся либералами или умеренными социалистами. Несмотря на то, что преобладающее большинство "средних" русских эмигрантов были консервативны и придерживались монархических убеждений, ни одна газета или журнал правого толка не пользовались таким успехом, как либеральные издания. Объяснение кроется в первую очередь в том, что у либералов и прогрессивной интеллигенции был обширный опыт издания периодики, накопленный в дореволюционный период. Этот опыт сослужил им хорошую службу и при налаживании издательского дела в эмиграции. Во-вторых, представители либеральной интеллигенции занимали

стр. 47

более взвешенную позицию и были более терпимы в своих суждениях, более критично подходили к информации, которую они получали и сообщали, нежели их консервативно настроенные конкуренты. Таким образом, они могли обращаться к более широкой аудитории читателей, ведь даже среди монархистов были глубоко укоренившиеся и эмоционально окрашенные противоречия, которые порождали нетерпимость и предрассудки.

Основными ежедневными газетами эмигрантов, выходившими в течение более чем десяти лет, были "Последние новости" и "Возрождение" в Париже, "Руль" в Берлине, "Сегодня" в Риге и "Новое время" в Белграде. Эти газеты имели читателей во всей русской диаспоре (18). В других крупных центрах Русского Зарубежья - Праге, Харбине, Варшаве - также выходили ежедневные газеты, но они существовали относительно недолго и, повидимому, не имели читателей в других местах. "Руль" и "Сегодня", превосходные во многих отношениях газеты, со временем приобрели налет провинциальности, сосредотачивая свое внимание на событиях местного значения, перепечатывая статьи и рассказы из других изданий и используя информацию местных и иностранных газет для сообщений о текущих событиях. "Руль" закрылся в начале 30-х гг. , главным образом в результате сокращения численности русской колонии в последние годы существования Веймарской республики. "Сегодня", испытывая давление со стороны авторитарного режима К. Ульманиса, все больше внимания уделяло местным, латвийским делам и утратило, таким образом, свои достоинства, несмотря на то, что временами перепечатывало статьи и корреспонденции из парижских "Последних новостей" и произведения известных эмигрантских авторов.

По общему мнению, парижские "Последние новости" были наиболее известной, уважаемой и широко читаемой газетой Русского Зарубежья. Они выходили под редакцией П. Милюкова без перерывов с 27 апреля 1920 г. до 11 июня 1940 г. , т. е. вышли в последний раз накануне того дня, когда немцы вошли в Париж. Газета честно и объективно отражала события международной жизни; внутренние, французские, проблемы отнюдь не занимали основного места на ее страницах, хотя постоянно обсуждались в период кризисов. Газета могла гордиться тем, что она следила и полно освещала события и положение в Советском Союзе. Эта информация носила в основном резко критический и негативный характер, хотя газета должным образом замечала и подчеркивала все позитивные моменты, имевшие место на советской родине:

стр. 48

например, международную позицию и отношение к войне, реформы в системе образования, различные мероприятия социального плана и т. д. Газета широко освещала события художественной, музыкальной и литературной жизни в Русском Зарубежье и в мире, что привлекало к ней высокообразованного читателя. Каждую неделю "Последние новости" отдавали несколько страниц исключительно поэзии, художественной прозе, литературной критике и истории литературы. Ежедневно в ее подвале помещались публицистические материалы, критические эссе или художественная проза, причем газета давала возможность высказаться эмигрантским авторам, придерживавшимся различных художественных и политических взглядов. Газету упрекали в чересчур консервативной позиции в вопросах искусства и литературы, обвиняя главного редактора П. Милюкова в отсутствии воображения и смелости в эстетических суждениях. Это было весьма прискорбно, поскольку газета, практически единственная из всех эмигрантских изданий, выплачивала солидные, по эмигрантским меркам, гонорары; публикация на страницах "Последних новостей" была важна не только для авторского ego, но и для его кошелька. Милюков печатал также детективы, как правило, в переводах с английского.

В начале своего существования "Последние новости", очевидно, получали субсидии из различных источников, в том числе, возможно, от некоторых правительств, но вскоре, благодаря своей широкой популярности, стали в финансовом отношении независимыми. Реклама, главным образом местная, не оказывала большого влияния на финансовое положение газеты и не занимала большого объема на страницах издания. "Последние новости" последовательно занимали либеральную позицию, были демократичны в своей политической направленности. У газеты не было собственной политической программы, если не считать бескомпромиссного неприятия всех форм диктатуры. Редактор очень критически относился к идее реставрации монархии в России, хотя в марте 1917 г. Милюков и выступал за сохранение монархической формы правления. Газета постоянно в самых суровых выражениях обличала жестокий террор и безжалостную диктатуру большевиков, но столь же непримиримо с самого начала выступала против Муссолини, Гитлера и Франко; в 1938-1939 гг. однозначно отвергала линию на умиротворение агрессора. "Последние новости" с одобрением отзывались о либерально-демократических программах преодоления Депрессии, в частности о политике Нового курса в Соединенных Штатах, плане премьерминистра Бельгии Ван Зееланда и особенно о Деятельности

стр. 49

правительства Леона Блюма, сформированного Народным фронтом во Франции. Несмотря на подобные политические пристрастия, газету регулярно читали даже монархисты; самого высокого тиража - более 23 000 экземпляров - она достигла в начале 30-х гг. и поддерживала его на этом уровне вплоть до своего закрытия после оккупации Франции в 1940 г. Своими конкурентами, изданиями монархического толка, например парижским "Возрождением", газета называлась жидомасонской и просоветской (19).

"Возрождение" было основано в 1925 г. первоначально под редакцией П. Б. Струве и при финансовой поддержке нефтяного магната А. О. Гукасова. Оно было задумано как умеренно-консервативный, монархический орган. Как видно из частично сохранившейся переписки, Струве рассчитывал на сотрудничество с широким кругом авторов со всего Русского Зарубежья и предполагал сделать газету серьезным изданием с большим литературным разделом. Вскоре, однако, он разошелся во взглядах с Гукасовым, которого явно не устраивала политическая Ориентация Струве. Гукасов обвинил Струве в том, что изза редакционной политики последнего в газете восторжествовали снобизм и кружковщина, ее высокомерный тон и стиль отпугивают простого читателя-эмигранта. Оскорбленный Струве подал в отставку. Пост редактора занял Ю. Ф. Семенов, и газета стала открыто монархистской и "реакционной", адресованной малообразованному читателю, хотя она и информировала о многих общественных, профессиональных и политических организациях эмиграции, о событиях в жизни Русского Зарубежья и имела прекрасный литературный раздел, где сотрудничали, среди прочих, Ходасевич, Зайцев, Шмелев, а иногда и Бунин. Газета потеряла, однако, многих читателей и вынуждена была уделять внимание событиям во Франции и в мире в большей степени, чем это предполагалось вначале. В 30-х гг. она открыто приветствовала победу на выборах в Германии Гитлера и успехи профашистских организаций в других странах (например, "Огненных крестов" во Франции); она поддерживала войну, развязанную Муссолини в Эфиопии, ликовала в связи с мятежом Франко в Испании и выступала в поддержку политики умиротворения агрессора. Менее однозначным было ее отношение к Народному фронту во Франции, поскольку правительство Леона Блюма сделало немало для улучшения экономического и правового положения русских эмигрантов. Затянувшаяся забастовка печатников и экономические трудности начала 30-х гг. заставили газету с 1936 г. стать еженедельной, какой она и оставалась вплоть до немецкого вторжения.

стр. 50

Несмотря на обращенные к читателям призывы, благотворительные мероприятия и рекламу, "Возрождение" никогда не добивалось такой популярности, как его главный конкурент "Последние новости", о чем сокрушенно писал в своих мемуарах Семенов. Он обвинял "масонские" и еврейские" элементы среди эмиграции в том, что они субсидировали соперничавшую с "Возрождением" газету и не дали ему возможности оказывать влияние на более широкую аудиторию читателей (20).

Разнообразие журналов, бюллетеней и прочей периодики настолько велико, что классифицировать их довольно сложно. Библиографический указатель, составленный Институтом славянских исследований, несмотря на свою неполноту, содержит впечатляющий список изданий. Многие периодические издания занимались преимущественно информированием читателей о деятельности различных групп и объединений и имели хождение среди достаточно узкого круга членов этих организаций. Чисто литературные и художественные журналы, такие как "Версты", "Встречи", "Веретено", "Звено", выступали как выразители строго определенных эстетических и философских взглядов (21).

Издания политических партий, организаций и идейных течений носили сугубо внутренний характер, поскольку сосредоточивали свое внимание исключительно на собственных организационных и идейных спорах и были адресованы тем, кто разделял их взгляды. Многие из них просуществовали недолго, поскольку всякое политическое или идеологическое движение в эмиграции по природе своей предрасположено к дроблению, постоянно распадается на фракции и новые организации. Эту судьбу разделило, в частности, движение евразийцев - единственная, быть может, новая идеология в области историософии и политики, возникшая в Русском Зарубежье. В начале 30-х гг. движение раскололось на "консервативную" фракцию, которая продолжала обсуждать идеологические и исторические проблемы, воздерживаясь от дискуссий о текущих событиях в Советском Союзе, и "левое" крыло, которое в политическом отношении сближалось с позицией "сменовеховцев". "Левая" фракция считала, что все происходящее в Советской России является закономерным результатом действия основных законов развития евразийской цивилизации. Ее авторитету был нанесен сильный удар, когда стало известно об участии одного из ее членов С. Эфрона (мужа Марины Цветаевой) в инспирированном Советами убийстве Игнатия Рейсса в Швейцарии. Подобным образом и молодежные политические движения - младороссы и Народно-трудовой союз (НТС), - строившиеся на корпоративном принципе и

стр. 51

придерживавшиеся профашистских воззрений, раскололись по вопросу о том, какую позицию - оборонительную или пораженческую - следует занять в конфликте между сталинской Россией и нацистской Германией.

Среди журналов политической направленности особое место принадлежало "Социалистическому вестнику". Это был орган "заграничной делегации" партии меньшевиков. Вплоть до начала 30-х гг. доминирующую позицию в журнале занимали представители левого крыла партии, последователи Ю. Мартова, которые обвиняли советский режим в нарушении политических свобод и свободы личности, но принимали революцию, в том числе и большевистский переворот, поскольку они вывели Россию на верный путь социалистических преобразований экономических и общественных отношений. Они одобряли индустриализацию и основные принципы коллективизации, хотя и отвергали жесткие методы их проведения в жизнь. Фракция правых, к которой в середине 30-х гг. во многом под влиянием событий, связанных с установлением жестокой сталинской диктатуры, перешло руководство журналом, клеймила советскую систему как извращение социализма. Они первыми охарактеризовали ее как тоталитарный социализм (22).

"Социалистический вестник" интересен для изучения истории Русского Зарубежья тем, что он оказался самым долговечным из всех журналов, издававшихся эмиграцией. Он был основан в Берлине 1 февраля 1921 г. , а после захвата власти Гитлером стал выходить в Париже. Затем редакция журнала переехала в Нью-Йорк, где издание прекратилось в 1963 г. , со смертью своих основных авторов. Основная его ценность заключалась в том, что даже в 30-е гг. он сохранял связи с Советским Союзом. Это позволяло "Вестнику" получать важную и, что доказано, надежную информацию о положении в стране и о действиях правительства. По мере ужесточения сталинского режима журнал стал постепенно лишаться внутренних источников информации, хотя обширные познания его авторов и глубокое понимание ими процессов, происходящих в России, позволили сохранить присущие "Вестнику" достоинства. Многие статьи, опубликованные на его страницах, могут представлять интерес и сегодня.

Так называемые "толстые" журналы, играли ведущую роль в культурной жизни Русского Зарубежья. Эти журналы были продолжением одной из самых славных традиций культурной России. Действительно, толстые" журналы, которые можно сравнить с французским "Revue des Deux Mondes" или с английским "Edinburgh Review", были

стр. 52

главным средством распространения произведении художественной литературы, идей и вообще культуры в широчайшем смысле этого слова среди все растущего круга русской читающей публики XIX и начала XX в. Объем "толстых" журналов традиционно достигал 300-400 страниц; они выходили раз в три-четыре месяца (иногда - раз в два месяца). Более половины объема каждого номера обычно отдавалось художественной литературе - публиковавшимся отдельными выпусками романам, рассказам, повестям, поэзии, пьесам - как русским, так и переводным. Остальная часть номера была занята литературной, художественной и музыкальной критикой, политическими, философскими, социорелигиозными эссе, обзорами книжных новинок, хроникой текущих событий в стране и за рубежом (с комментариями или без). В зависимости от существовавшей в данный момент отношений с цензурой номер мог быть вызывающе дерзким или более сдержанным. Как правило, каждый "толстый" журнал в дореволюционной России занимал определенную общественную позицию: консервативную, либеральную, народническую, ни одно периодическое издание, однако, не носило откровенно реакционного или открыто социалистического характера. Вне зависимости от своей специфической ориентации "толстый" журнал обращался к достаточно широкому кругу читателей и способствовал формированию основных эстетических и интеллектуальных течений. В эпоху Серебряного века влияние "толстых" журналов в значительной мере ограничивалось сферой общественно-политических отношений, чисто литературные и эстетические движения заявляли о себе со страниц специальных журналов (например, "Мир искусства") или издаваемых различными группами альманахов.

Как только эмигранты осели на новом месте жительства, они начали возрождать восходящую к XIX в. традицию издания "толстых" журналов. Два эмигрантских журнала могут претендовать на титул законных наследников и достойных продолжателей этой традиции. Издававшаяся в Праге "Воля России" просуществовала около десяти лет, в Париже выходили более долговечные и влиятельные "Современные записки". "Воля России" возникла как приложение к одноименной ежедневной газете. Их издавала группа эсеров, наиболее влиятельной фигурой которой был литературный критик Марк Слоним. Главным достижением журнала в области литературы было то, что он предоставил свои страницы писателям модернистам и авангардистам более молодого поколения, таким, как Марина Цветаева, Сирин (Набоков) и др. Журнал признавал существование "единой русской литературы" вне

стр. 53

зависимости от того, где она создавалась - в Советском Союзе или за его пределами. Он регулярно знакомил эмиграцию с литературой советской родины, надеясь и впредь поддерживать тесные контакты между двумя Россиями. Эти связи ослабли после того, как социалистический реализм был официально провозглашен единственно допустимой в Советском Союзе эстетической доктриной и литературным течением. Журнал был адресован в первую очередь молодежи, а также тем, кто по меньшей мере допускал мысль, что советская система является естественным продуктом исторического развития и воплощением, пусть в жестоко искаженном виде, насущной потребности России в модернизации и достижении социальной справедливости. Произошедший за границей раскол партии эсеров, политические разногласия и разного рода события, равно как и резкое сокращение финансовой поддержки со стороны чешского правительства в 1932 г. , положили конец существованию журнала.

"Современные записки", очевидно, являлись наиболее влиятельным и уважаемым "толстым" журналом Русского Зарубежья и оставались таким в течение всего периода своего существования - с 1920 по апрель 1940 г. , до кануна немецкой оккупации Парижа. Об этом журнале нам известно больше, чем о других, поскольку полные его комплекты представлены во многих библиотеках, а также благодаря мемуарам и обширной переписке ответственного секретаря редакции Марка Вишняка. Попытаемся описать этот журнал, его облик, учитывая при этом, что вынести определенное суждение о всех его особенностях и аспектах деятельности невозможно, не говоря уже о статистических данных и о "внутренней" истории редакции.

Мемуары Вишняка были написаны уже после второй мировой войны, так что некоторые факты он мог невольно исказить. Так, согласно приводимым им сведениям, в 1920 г. Александр Керенский получил от Масарика и Бенеша средства на издание газеты и журнала партии эсеров. Чехи предоставили деньги (сверх тех, что были выделены позднее на Русскую акцию) потому, что эсеры выступили союзниками чешских легионеров в Сибири, и в случае падения большевиков эсеры, за которыми шла огромная масса крестьянства, представлялись наиболее вероятными лидерами нового демократического режима. Какими бы ни были мотивы чехов (при этом не надо сбрасывать со счетов присущий Керенскому дар убеждения), сумма была достаточной для того, чтобы обеспечить выпуск двух периодических изданий. Газеты эсеров под разными названиями издавались в течение последующих лет.

стр. 54

"Толстый" журнал под названием "Грядущая Россия" был основан в Париже при содействии некоего промышленника, но дела его шли не слишком хорошо, и он закрылся как раз в то время, когда эсеры получили чешские деньги. Комитет лидеров эсеров решил пригласить нескольких авторов и редакторов этого журнала и начать новое издание под названием "Современные записки". Заглавие должно было напоминать эмигрантам о "Современнике" и об "Отечественных записках", наиболее солидных "толстых" журналах либерального направления России в XIX в. Образованный не без труда редакционный комитет состоял из пяти человек - Н. Д. Авксентьева, И. И. Бунакова-Фондаминского, М. В. Вишняка, А. И. Гуковского и В. В. Руднева. Первый номер вышел в свет в конце 1920 г.

Все пятеро редакторов являлись членами партии социалистов-революционеров. Вишняк пишет, что благодаря Фондаминскому в журнале сотрудничали авторы, далекие по политическим взглядам от эсеров. Иногда авторы были настроены даже враждебно по отношению к деятельности этой партии в период революции и гражданской войны. Заявление редакции, однако, отчетливо обозначило цели журнала, которых он последовательно придерживался и которые в конце концов определили его успех. В заявлении подчеркивалась либеральная позиция журнала и его задачи в области культуры, которые совпадали с основным смыслом существования Зарубежной России:

"Современные записки" посвящены прежде всего интересам русской культуры. Нашему журналу суждено выходить в особо тяжких для русской общественности условиях: в самой России свободному, независимому слову нет места, а здесь, на чужбине, сосредоточено большое количество культурных сил, насильственно оторванных от всего народа, от действенного служения ему. Это обстоятельство делает особенно ответственным положение единственного сейчас большого русского ежемесячника за границей. "Современные записки" открывают поэтому широко свои страницы, - устраняя вопрос о принадлежности авторов к той или иной политической группировке, - для всего, что в области художественного творчества, научного исследования или искания общественного идеала представляет объективную ценность с точки зрения русской культуры. Редакция полагает, что границы свободы суждения авторов должны быть особенно широки теперь, когда нет ни одной идеологии, которая не нуждалась бы в критической проверке при свете совершающихся грозных мировых событий.

стр. 55

Как журнал общественно-политический, "Современные записки", орган внепартийный, намерены проводить ту демократическую программу, которая, как итог русского освободительного движения XIX и начала XX в. , была провозглашена и воспринята народами России в мартовские дни 1917 г.

Редакция считает необходимым установить здесь лишь основную свою точку зрения: что воссоздание России несовместимо с существованием большевистской власти; что оно возможно лишь в меру самодеятельности внутренних сил самого русского народа и что разрешение этой задачи, непосильной ни для одной партии или класса в отдельности, требует объединенных усилий всех искренне порвавших со старым строем и ставших на сторону общенародной революции 1917 г...." (23)

Первый номер вышел в ноябре 1920 г. тиражом 2000 экземпляров. Позднее тираж уменьшился, но точные сведения на этот счет отсутствуют. Вишняк не указывает, какая сумма была получена от чехов, но упоминает о том, что вскоре размеры субсидий заметно сократились, а возможно, они и вовсе сошли на нет. К этому времени, однако, журнал уже получил признание читателей, хотя до прочного финансового положения, практически недостижимого в экономических условиях эмиграции, - ему было далеко. Например, двум членам редакционного комитета, все свое время отдававшим исключительно журналу, сильно урезали заработную плату (так, сам Вишняк стал получать 400 франков в месяц вместо прежних 1000) (24). Было испробовано немало способов укрепить финансовое положение журнала: например, заключено специальное соглашение с "Последними новостями", которые помещали на страницах журнала на льготных условиях свою рекламу и подписные квитанции, проводился сбор пожертвований, заключались сложные договора с книжными магазинами и книготорговцами, которые, однако, не приносили желаемых результатов. Журнал предпринял также попытку наладить издание сборников, которые должны были включать статьи и произведения художественной литературы, опубликованные в "Современных записках", и приносить журналу дополнительный доход. Это предприятие также оказалось в финансовом смысле неудачным, хотя под маркой журнала и появился целый ряд прекрасных изданий. В любом случае благодаря индивидуальным пожертвованиям удалось довести издание журнала до 70 номера, который, из-за немецкого вторжения во Францию, стал его лебединой песней. В известном смысле можно признать, что он был возобновлен в 1942 г. под названием

стр. 56

"Новый журнал" в НьюЙорке, где и продолжает выходить до сих пор, однако уже с совершенно иными задачами.

Несмотря на то, что в редакционный комитет входили люди, воспитанные в традициях дореволюционного радикализма, позитивизма и социализма, журнал публиковал авторов и произведения, выражавшие весьма далекие или даже прямо противоположные этим традициям взгляды. В самом начале журналу повезло, поскольку "Современные записки" получили поддержку от самого известного и популярного эмигрантского писателя того времени Алексея Толстого, чей новый роман "Хождение по мукам" печатался частями в первых выпусках журнала. Примеру Толстого последовал Андрей Белый, недавно прибывший из большевистской России и раздумывающий, возвращаться назад или остаться в изгнании. В конце концов оба, и Толстой и Белый, вернулись в Советскую Россию, где первый стал "придворным романистом" сталинского режима. С другой стороны, личные связи Фондаминского позволили привлечь к сотрудничеству с журналом З. Гиппиус и Д. Мережковского, которые и в литературном и в политическом плане были полными антиподами Белого и А. Толстого. В целом все эмигрантские авторы старшего поколения публиковались в "Современных записках". Высокий уровень печатавшейся в журнале литературы создавал ему хорошую репутацию и популярность. Однако для интеллектуальной жизни Русского Зарубежья не меньшее значение имела публицистика, помещавшаяся на страницах журнала в разделах критики, политики, информации. Эти высокого уровня работы представляли весь идеологический спектр Русского Зарубежья - от социалиста, правого меньшевика. Ст. Ивановича, до умеренного кадета В. Маклакова и беспартийного консерватора Б. Нольде.

Хотя журнал и имел антибольшевистскую направленность, тон его был далек от истерии, он давал взвешенную информацию о событиях в Советской России. Более того, создавшаяся в 30-е гг. угроза сохранению мира и социальной стабильности заставила нескольких, хотя и немногих, авторов, в том числе и некоторых членов редакционной коллегии, занять более терпимую позицию по отношению к Советскому Союзу, учитывая роль, которую он мог сыграть в мире, и признать, что социальные изменения, осуществленные в нем, были неизбежны. Это в свою очередь сказалось на готовности пересмотреть прежние суждения о причинах, характере и последствиях революции.

Многим эмигрантским авторам, отрезанным от родины, были свойственны мучительные размышления и внутренние сомнения. Конфликты между

стр. 57

отдельными эмигрантами зачастую приводили к большим сложностям. Противоречия возникали из-за мнений, что подход к отбору литературы в журнале был слишком требователен и старомоден. Молодые авторы были убеждены в том, что их печатают слишком редко. Редакторы полагали, что публиковать произведения никому не известных писателей, чей стиль или тематика могут шокировать читателей старшего поколения, слишком рискованно. Это в первую очередь относилось к прозе. Поэтический раздел был вотчиной поэта М. О. Цейтлина и Ф. Степуна, которые более внимательно относились к молодым дарованиям, в особенности к представителям модернистской и так называемой парижской школы эмигрантской поэзии. Поощряемые авторитетными критическими эссе Г. Адамовича, "Современные записки" всегда предоставляли свои страницы стихам Марины Цветаевой, Б. Поплавского, Г. Иванова, В. Ходасевича и многих более молодых поэтов. Раздел прозы был практически монополизирован такими маститыми писателями, как Бунин, Зайцев, Алданов, А. Ремизов, И. Шмелев, М. Осоргин и более молодой Сирии (В. Набоков). Правда, в 30-е гг. журнал помещал прозу молодых, таких, как В. Яновский и Г. Газданов, однако многие авторы полагали, что экспериментальные направления в литературе не получают достаточного освещения на страницах журнала.

Второе, более важное противоречие было порождено эволюцией философских и религиозных взглядов Фондаминского, который был наиболее активным членом редакционной коллегии и пользовался поддержкой В. Руднева. Он эволюционировал в сторону идеализма и духовности, что становилось все более частым явлением среди эмигрантов. Статьи таких религиозных мыслителей, как Л. Шестов, С. Франк, Г. Флоренский и др. , вызывали недовольство других членов редакции, прежде всего М. Вишняка. Они полагали, что журнал распахнул двери перед мракобесием, реакционными течениями дореволюционной общественной мысли в ущерб либеральным, гуманистическим и светским ценностям, провозглашенным в первоначальном редакционном заявлении журнала. С другой стороны, я убежден, что это новое направление приветствовалось весьма многими, поскольку, как мы увидим в шестой главе, начавшийся в эпоху Серебряного века ренессанс религии и идеализма продолжился за рубежом, увлекая все большую часть эмигрантской интеллигенции. В общем, конфликт вокруг публикаций этих авторов привел к уходу Вишняка. Он стал ответственным секретарем нового "толстого" журнала "Русские записки", который был основан в

стр. 58

значительной мере для удовлетворения потребностей части диаспоры, сосредоточенной на Дальнем Востоке, объединив наиболее стойких радикаловпозитивистов и антиклерикалов из "Современных записок". "Русские записки" продолжали выходить вплоть до начала войны, в них были представлены многие авторы, сотрудничавшие в "Современных записках", своего рода оппонентом которых стал новый журнал. Однако публикации были мало интересны, и журнал никогда не пользовался большой популярностью.

Еще один вид периодических изданий был рассчитан на самую широкую аудиторию читателей-эмигрантов. Он предлагал развлекательные материалы для менее интеллектуальной и образованной части читателей. Речь идет о еженедельном иллюстрированном журнале, образцом для которого послужила дореволюционная "Нива", - "Иллюстрированная Россия". Этот журнал по преимуществу состоял из иллюстраций, но наряду с этим печатал романы и детективы, специальные материалы для женщин и детей. Он пользовался большой популярностью и, будучи откровенно аполитичным, тем не менее демонстрировал в угоду большинству читателей ностальгию по монархическому прошлому России, рассказывая о жизни представителей царской фамилии в эмиграции и о других царствующих дворах. Как и его предшественница "Нива", журнал предлагал по низким ценам подписки на собрания русских классиков, справочники и т. д. Более интеллектуальным чтением среди периодики подобного рода был иллюстрированный журнал "Для Вас", выходивший в Риге и имевший такой же формат. Ввиду близости Германии, "Для Вас" проявлял все больший интерес к событиям в этой стране в начале 30-х гг. , особенно после захвата власти Гитлером (25).

Можно смело заключить, что Русское Зарубежье сохранило основные черты, характерные для интеллектуальной жизни дореволюционной России. Следует отметить также, что ни одно из популярных эмигрантских изданий не проявляло большого интереса к интеллектуальной и культурной жизни той страны, где оно издавалось, и в свою очередь не испытывало с его стороны заметного влияния.

Периодическая печать была наиболее эффективным, но не единственным средством поддержания единства разбросанных по свету русских, обмена идеями, продолжения творческой жизни. Осознавая себя обществом в изгнании, русские эмигранты стремились воссоздать те институты культуры, которые существовали на родине. Поскольку проникнуть в сложившуюся общественную структуру стран расселения было

стр. 59

очень сложно, институты, сформированные эмигрантами, жили своей собственной жизнью. Большая часть этих эмигрантских организаций, как и в России до 1917 г. , носила в значительной мере частный характер, и поэтому сложно составить полные каталоги их изданий, проследить их внутреннюю историю и ежедневную жизнь. Многие организации не хранили свои материалы, а личные архивы большинства их участников обнаружить не удается. Приведенные ниже сведения дают общее представление о характере этих организаций и указывают на необходимость более глубокого их изучения.

Наиболее распространенной формой организации русских интеллигентов XIX и XX вв. были кружки. Практика их создания восходит к существовавшим еще в XVIII в. в Московском университете и в кадетском корпусе студенческим кружкам. В начале XIX в. в юношеской среде они носили эмоциональную окраску и обрели почти исключительно идеологическую направленность в 1830-40-е гг. у западников и славянофилов. Традиция была продолжена имевшими разную философскую и эстетическую направленность, политические убеждения объединениями студентов-нигилистов в 1860-е гг. , кружками революционеров и группами, нацеленными на активные действия, в последней четверти XIX в. В художественных и литературных кругах эпохи Серебряного века дискуссионные кружки вновь получили метафизическую, эстетическую и религиозную окраску.

Такие кружки были воссозданы в эмиграции. Как будет показано при рассмотрении религиозной жизни диаспоры, молодые студенты, ветераны гражданской войны встречались в дискуссионных кружках. Там они стремились найти выход накопившимся эмоциям и утолить жажду самосовершенствования, посвятить себя работе на общее благо своей родины. Эти кружки, образованные молодыми людьми и представителями старшего поколения, к которым они обращались в поисках знаний и духовного руководства, переросли в религиозные братства, которые послужили основой для создания Русского христианского студенческого движения и других религиозных организаций. Так называемая Православная акция, ставившая своей целью помочь в преодолении экономических трудностей, давая духовное утешение, имела своим источником подобные кружки и братства. В 30-х гг. в Париже был основан "Круг", который собирался обсуждать проблемы философского, религиозного, исторического и художественного характера. "Круг" был тесно связан с журналом "Новый град" (о нем будет рассказано ниже), ключевыми фигурами в котором были Фондаминский и Г. Федотов.

стр. 60

Протоколы заседаний "Круга" публиковалась на страницах "Нового града". К сожалению, они представляют краткие сообщения, в которых опускались имена участников и дискутировавших, что не дает возможности во всей полноте осветить ход полемики и выдвигавшиеся идеи. Кружки были источником установления контактов, обмена информацией, новых идей для изгнанников молодого поколения в Париже (26).

Существовал также кружок религиозной направленности среди ученых. Образцом для него послужило Приютинское Братство, в котором ведущую роль играли выдающиеся ученые, такие, как В. И. Вернадский. В 1919 г. в России С. Булгаков создал Братство св. Софии, которое было призвано сблизить научные идеи с религиозными идеалами. Оно было восстановлено за границей П. Струве, С. Франком, П. Савицким и другими эмигрантами. Чувство общности поддерживалось ими, несмотря на разделявшее их расстояние, одновременным выполнением религиозных ритуалов - молитвы как индивидуальной, так и в церкви и причастия. Подобные формы объединения могли служить и политическим целям. Так, Братство русской правды в 20-е гг. участвовало в ряде политических акций на территории Польши и на границе Советского Союза (27). Подобные кружки, преследовавшие более четко выраженные общественные цели, формировались по типу масонских лож. Нам известны русские эмигрантские масонские ложи в Париже, но, кроме того, что они объединяли некоторых видных представителей эмиграции, они, как представляется, вопреки претендующим на сенсационность разоблачительным утверждениям, не играли сколько-нибудь заметной роли в жизни Русского Зарубежья (28).

В период революции создавались Дома художников и литераторов, которые были призваны помочь им пережить трудности, возникшие из-за распада экономики и общества. Подобные объединения создавали и эмигранты. Наиболее активным, хотя и недолго просуществовавшим, был Дом искусств, созданный в Берлине в начале 20-х гг. Он служил для обмена информацией и взаимопомощи, стремился объединить находившихся в Берлине русских писателей, художников, музыкантов и тех, кто оказывал им помощь. Дом искусств проводил дискуссии, чтения, выставки и т. п. Мне не удалось обнаружить свидетельств существования где-либо столь же активного Дома искусств, хотя посещавшиеся парижской богемой кафе на Монпарнасе ("Ротонда", "Купол") неформальным образом выполняли ту же функцию (29).

В учебных заведениях дореволюционной России существовала традиция поощрять создание студенческих и молодежных кружков для занятий

стр. 61

литературой, изобразительным искусством, театром и музыкой и руководить их деятельностью. По всей видимости, во многих школах диаспоры существовали подобные кружки, но их деятельность оставила о себе лишь смутную память в некоторых мемуарах. Весьма энергично работала созданная в Харбине группа, называвшаяся "Чураевка". Она издавала свой собственный журнал, который позволяет в некоторой степени проследить ее историю. Печальная история этого кружка служит наглядным примером того, как внешние события влияли на основанные в изгнании организации, меняя и искажая первоначальный замысел, положенный в основу их деятельности в области культуры. Группа была основана в середине 20-х гг. способными гимназистами, студентами и другими молодыми людьми, проявлявшими интерес к искусству и литературе. На собраниях общества обсуждались и изучались проблемы эстетического, художественного, литературоведческого характера, зачитывались работы членов группы, устраивались концерты и драматические представления. Журнал "Чураевка" печатал работы членов группы и отчеты о ее работе. Основной целью общества было поддержание у ее членов чувства культурного единства, сохранение и развитие русской культуры; оно стремилось избегать политических вопросов и поддерживать высокий интеллектуальный и художественный уровень своей деятельности. Успех "Чураевки" показывал, что она сумела найти достойный ответ на главный вопрос, мучивший эмиграцию: что такое "русскость", что следует сохранять и развивать в изгнании.

В начале 30-х гг. Маньчжурия стала испытывать все возрастающее давление со стороны Японии, кульминацией которого стало, как известно, создание империи Маньчжоуго. Политические события сделали некоторых членов "Чураевки" приверженцами узкого, ограниченного толкования "русскости" как имперской традиции и монархических убеждений. Эти шовинисты захватили контроль над организацией, положив конец творческой свободе кружка и приблизив его скорый конец.

В период своего расцвета "Чураевка" обросла группами, носившими то же название и преследовавшими те же цели, в других расположенных в Китае центрах эмиграции. До своего перерождения "Чураевка" и ее отделения предоставляли возможность для свободного развития литературных и художественных способностей многих молодых людей, представителей эмиграции на Дальнем Востоке, и даже содействовали установлению определенных связей с представителями литературной

стр. 62

жизни Парижа (30).

Русские дома искусств, не столь явно ориентированные на художественное творчество, как в Берлине или в Китае, появились в Праге, Балканских странах и в Риге. Они служили культурными центрами для всего здешнего эмигрантского населения: приглашали лекторов и исполнителей из других городов, отмечали литературные и исторические даты, субсидировали проведение концертов, дискуссий, благотворительных балов и т. д. Иногда они открывались при русских библиотеках и выполняли функции общественных клубов. В этом случае они играли скорее пассивную, нежели творчески активную роль в развитии культуры. Наряду со школами, церквами, профессиональными и общественными организациями, русские Дома искусств участвовали в проведении традиционных праздников (31).

Руководители Земгора и Ассоциация учителей-эмигрантов выступили инициаторами празднования Дня русской культуры, в который все эмигранты, где бы они ни находились, могли продемонстрировать свою верность русскому культурному наследию. Поскольку русский язык являлся для всех эмигрантов основной частью культурного наследия, а современный литературный русский язык был в известной мере создан А. С. Пушкиным и получил свое наивысшее воплощение в его произведениях, было предложено ежегодно отмечать день рождения поэта как День русской культуры (32). Инициатива была с готовностью и энтузиазмом подхвачена, и День русской культуры праздновался повсюду, где только находились группы русских изгнанников.

В этот день проводились публичные чтения и постановки произведений Пушкина, другие театральные и музыкальные мероприятия. Ученые выступали в клубах, школах, церквах, русских домах искусств с лекциями по русской истории и культуре, обращаясь прежде всего к молодежи. Молодые представители Русского Зарубежья знакомились с лучшими достижениями русской культуры и искусства, с родной историей. Отчеты о празднованиях распространялись по всему Русскому Зарубежью в виде брошюр, газетных сообщений и т. д.

Самое яркое празднество состоялось в 1937 г. в столетнюю годовщину смерти Пушкина. Берлин уже погрузился во мрак нацизма, большая часть других центров диаспоры пришла в упадок и опустилась до "провинциального" уровня, но в Париже День русской культуры стал грандиозным событием. При финансовой поддержке таких людей, как С. Лифарь, многих французских и русских культурных и общественных организаций во время празднования прошло несколько выставок,

стр. 63

посвященных Пушкину и русской культуре XIX в.

Проводились чтения, в зале Плейель и в Гранд-Опера были представлены фрагменты театральных, балетных и оперных спектаклей, созданных по мотивам произведений Пушкина. В этом же году вышли в свет специальные издания сочинений поэта. Столетняя годовщина была пышно отмечена и в Советской России, в какой-то степени это способствовало восстановлению чувства культурного единства двух России. Быть может, именно Дни русской культуры в эмиграции побудили советское руководство отметить столетнюю годовщину смерти Пушкина с такой помпой, размахом и в таком именно духе.

Увы, политические конфликты, расколовшие общество в изгнании, не обошли стороной даже это чисто культурное мероприятие. Празднование Дня русской культуры в день рождения Пушкина не устраивало тех, кто полагал, что культура, воплощенная в творчестве поэта, была слишком светской и модернистской. Они выступали за такие праздники, которые подчеркивали бы религиозные и монархические русские традиции. Консервативные круги в Югославии, пользовавшиеся полной поддержкой митрополита Антония (Храповицкого) и епископского синода в Сремски Карловицах, предложили отмечать альтернативный День русского национального сознания 28 июля, в день св. Владимира, князя, крестившего Русь. Сторонники Дня русского национального сознания утверждали, что Пушкинский день задуман масонами, либералами и безбожниками, которые несут главную ответственность за революцию и поражение Белой армии в гражданской войне. Несмотря на успешное проведение нескольких подобных праздников в Югославии и публикацию нескольких коллективных сборников, призванных обозначить место св. Владимира в русской истории. День русского национального сознания так и не смог вытеснить традицию празднования Дня русской культуры (33).

стр. 64

Источники и литература:

1. По свидетельству покойного доктора А. С. Кагана, одного из основателей и владельца "Петрополиса".

2. Например, на книге Г. Флоровского "Пути русского богословия" (1938) стоит импринт ИМКА. Она была напечатана в Белграде, где весь тираж погиб во время второй мировой войны.

3. Anderson Papers, Box 9. Объединение парижских русских издателей и книгопродавцев. Протокол заседания Товарищества объединенных издателей от 1 ноября 1935 г.

4. И. А. Шомракова. Зарубежные связи Госиздата. - Федоровские чтения, 1979. М. , 1982, с. 113-120; свидетельство доктора А. С. Кагана; Л. Флейшман, Р. Хьюз, С. РаевскаяХьюз, ред. Русский Берлин, 1921-1923. Париж. ИМКА-Пресс, 1983. Русская книга за границей. Т. 1. М. , 1926.

5. "Русская книга", ежемесячный критико-библиографический журнал. Ред. А. С. Ященко, N 1-9. Берлин. 1921. За ним последовал другой журнал - "Новая русская книга", N 1-12. Берлин, 1922; N 1-6, 1923. Также - Славянская книга. Месячник славянской библиографии (Ф. С. Мансветов, ред.). Прага. 1925-1926; Свободная Россия. Прага и Берлин, 1924-1926. Труды комитета русской книги, N 1. (Русская зарубежная книга. С. П. Постников, ред. Прага, 1924.)

6. М. Heller. Premier Avertissement: Un coup de fouet. - Cahiers du monde russe et sovietique 20:2 (April-June. 1979): 131-172. Германские власти наиболее охотно оказывали содействие в получении виз и организации переездов. Свидетельство А. С. Кагана.

7. Thomas R. Beyer, Jr. "The House of the Arts and the Writers" Club, Berlin. 1921- 1923" в книге: T. Beyer, С. Kratz, X. Werner. Russische Autoren und Verlage nach dem ersten Weltkriege. Berlin: Arno Spitz, 1987. p. 9-38. В приложении I перечислены встречи и лекции, проходившие в Доме Искусств; в приложении II - лекции и встречи в Клубе писателей,

8. Beyer, Kratz, Werner. Russische Autoren und Verlage. Весьма интересные и неожиданные результаты могли бы принести исследования положения в Париже, Праге, Риге и Белграде, подобные тому, что было предпринято для изучения положения в Берлине.

9. Издание И. П. Ладыжникова. Каталог. Берлин, И. П. Ладыжников, 1924; Книгоиздательство союза молодых людей - ИМКА-Пресс.

стр. 65

Каталог, 1921-1956. Paris. Editeurs reunis, n. d.

10. A. V. Amfiteatrov Papers, Lilly Library, Indiana University (далее - Amfiteatrov Papers), письмо П. П. Балакшина Амфитеатрову, 1 мая 1934 г. Автор информирует об организации в Сан-Франциско Русской писательской гильдии Калифорнии для зашиты авторского права. В письме от 6 мая 1935 г. он констатирует, что его усилия ни к чему не привели. В том же архиве находится письмо из Сен-Нектера (Франция) от Тэффи (без даты), где она пишет, что привыкла к тому, что большевики, сербы и болгары "заимствуют" у нее рассказы, переводят и перепечатывают их.

11. Полные библиографические данные и описание изданий ИМКА даны в 6 главе, посвященной церкви и религии. Упомянутый выше (прим. 9) каталог ИМКА-Пресс перечисляет издания по следующей проблематике: (1) теология, философия, социология, апологетика, агиография (наиболее крупная рубрика, (с. 11-49); (2) литургика, катехизис, религиозное образование (с. 50-55); (3) художественная литература, классика, литературоведение, мемуары, книги для детей: (4) журналы ("Новый град", "Путь", "Православная мысль"), и (5) учебники (включая технические брошюры).

12. Вл. Семичев - А. Циону. 15 июля 1921 г. Hoover Archives, Nicolaevsky Collection, 13 - 12.

13. Георгий Иванов. Без читателя. - "Числа", N 5. 1931. с. 148-152, перепечатано в книге: В. Крейд, ред. Третий Рим. Художественная проза. Статьи. Tenafly. NJ. Ermitage, 1987. pp. 239-43.

14. П. Милюков. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Юбилейное издание. Париж, "Современные записки", 1937. с. VII.

15. Материалы для библиографии русских научных трудов за рубежом, вып. 1 (1920 - 1930), вып. 2, часть 1 (1930-1940). Белград: Изд-во Русского научного Института в Белграде. 1931-1941. Переиздано: The Hague, Paris. Monton-Slavistic Printings and Reprintings, vol. 236. 1970.

16. См. : Hoover Archives, Gleb Struve Collection, Box 31, письма Григория Ландау (соиздателя "Руля") от 21 января и 19 февраля 1930 г. , где говорится, какого рода материалы он просил бы Г. Струве перевести с английского.

17. Т. Ossorguine-Bakounine, comp. , L'Emigration russe en Europe. Paris: Institut d'Etudes slaves, 1976. Конечно, полицейские архивы и личные документы могли бы пролить дополнительный свет на

стр. 66

историю отдельных публикаций.

18. "Последние новости". Ежедневная газета (ред. М. Л. Гольдштейн, затем П. Н. Милюков) N 1-7015, с 27 апреля 1920 г. по 11 мая 1940 г. "Возрождение". Орган русской национальной мысли (ред. П. Б. Струве, затем Ю. Ф. Семенов), Париж. 1-4239, 3 июня 1925 - 7 июня 1940 г. "Сегодня". Независимая демократическая газета (ред. М. С. Мильруд). Рига, с 17 августа 1919 г. по 21 июня 1940 г. (?). "Новое время". Ежедневная газета (ред. М. А. Суворин). Белград, 1921-?.

19. Ю. Ф. Семенов. Краткая история зарубежной России 1919-1940. с. 53 (Nicolaevsky Collection, series 10, Box 4, 19-14).

20. См. там же: М. Raeff. Le Front Populaire ef la presse emigree russe. - Melanges Portal, Revue des etudes slaves.

21. "Встречи". Ежемесячный журнал, N 1-6, Париж, январь-июнь 1934 г. ; "Веретено". Литературно-художественный альманах. Берлин, 1922; "Звено". Берлин. 1922. Париж. 1923 - 1928 (подзаголовки менялись).

22. "Социалистический вестник". Центральный орган российской социалдемократической рабочей партии. Основан Ю. Мартовым. N 1-784, (1 февраля 1921 - ноябрь-декабрь 1963). Cf. A. Liebich. The Mensheviks In the Face of Stalinism. - Ripensare 1956 - Socialismo Storia (n. p. ; Annali della Fondazione Glacomo Brodolini, n. d.); A. Ascher. Pavel Axelrod and the Development of Menshevism. Cambridge, Mass. : Harvard Univ. Press, 1972; Leopold H. Halmson, ed. The Mensheviks: From the Revolution of 1917 to the Second World War. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1974.

23. От редакции. - "Современные записки". Ежемесячный общественно- политический журнал. Париж, N 1, 1920/

24. М. В. Вишняк. Современные записки. Воспоминания редактора, Bloomington: Indiana University Publications, Slavic and East European Series, vol. 7, 1957, p. 116. Вишняк не упоминает, в каком году произошло это сокращение заработной платы.

25. "Иллюстрированная Россия". Еженедельный (позднее - двухнедельный) литературно-иллюстрированный журнал. Париж, 1924-1939. "Для Вас". Еженедельный иллюстрированный журнал. Рига. 24 декабря 1933 - 27 июня 1940 г.

26. "Новый град". 10 (1935), с. 132-138: 11 (1936), с. 136-160. См. также; Г. Адамович. Table Talk. - "Новый журнал", 64 (июнь 1961), с. 114-115; В. Яновский. Поля Елисейские. Нью-Йорк.

стр. 67

Серебряный век, 1983; Круг. Альманах. Берлин. Париж, 1938-1939.

27. Братство русской правды. Ср. : Amfiteatrov Papers... письма Вл. Бурцева; Nicolaevsky Collection, N 228.

28. Роман Гуль. Я унес Россию. - "Новый журнал". 152 (1983). с. 41-64; Nicolaevsky Collection, N 213 ("Лотос". История образования и деятельности 1933-1949. Париж. 1950.)

29. Beyer. The House of the Arts. См. также: В. Варшавский. Незамеченное поколение. Яновский. Поля Елисейские; Гуль. Я унес Россию.

30. "Чураевка". Литературная газета кружка искусств, науки и литературы Чураевка. Харбин, 1932-1934.

31. Что касается Франции, то есть хроника для 1920-1930 гг. Michele Beyssac. La Vie culturelle de l'emigration russe en France-Chronique 1920-1930. Paris: Faculte des lettres et sciences humaines de l'Universite de Clermont-Ferrand, 2e serie, fasc. 32, 1971.

32. Есть мнение, что инициатором выступил руководитель Земгора князь П. Долгоруков, однако призыв был составлен от имени следующих организаций: Правления союза русских академических организаций за границей. Педагогического бюро по делам средней и низшей школы за границей. Объединения русских студенческих организаций. В призыве, подписанном в Праге в марте 1925 г. , в частности говорится:

"К русским людям за рубежом

Несколько миллионов русских людей вынуждено жить за пределами нынешней России. Они распылены почти по всем государствам земного шара. И даже там, где они находятся в большом числе, они большею частью не имеют между собою живой связи и объединяющих культурных задач. Значительная часть их поглощена целиком заботами о хлебе насущном и не уделяет достаточного внимания потребностям духа. Если подобное положение вещей затянется, то немалому числу этих русских грозит утрата живого чувства родины. Особенно наглядно это успело уже сказаться на той значительной части нашего подрастающего поколения, которая находится вне русской школы и младшие возрасты которой покинули Россию в раннем детстве. Непосредственные воспоминания о родине у этих детей тускнеют, а у иных даже совсем исчезли. Многие уже коверкают родную речь, а есть и такие, которые ее совершенно забыли. В дальнейшем эти явления грозят принять массовый характер и не только у одних детей.

стр. 68

А тогда каким образом этим людям удастся выполнить мечту огромного большинства русских за рубежом: вернуться в Россию и работать над ее воссозданием?

Вот почему отсутствие национальной устойчивости в русской зарубежной среде прямо преступно. Чтобы бороться с этим национальным бедствием, необходимо прежде всего ясное сознание всей его остроты и все остальное приложится. Необходимо также объединение всех усилий в этом направлении, ибо разрозненные попытки часто обречены на бессилие.

Нижепоименованные центральные зарубежные организации решили обратиться к местным русским союзам, обществам и группам с предложением устройства ежегодного "дня русской культуры", считая это одним из желательных способов объединения всех русских людей. Таким днем мы предлагаем избрать 8 июня нового стиля (26 мая старого стиля) - день рождения Пушкина, более чем кто- либо наложившего печать своего творческого ,. гения на язык русского народа.

Празднество это должным образом проведенное будет содействовать подъему духа зарубежных русских в нынешней тяжелой обстановке".

33. Меморандум М. В. Бискупского объединенному собранию советов приходов русской церкви в Белграде и Комитету по организации празднования дня св. Владимира. Ноябрь 1930 г. ; бюллетень N 11 Союза русских деятелей образования в Королевстве Сербов, Хорватов и Словенцев. 28 февраля 1931 г. (Paleologue Papers. Box 029.)

Постоянный адрес данной публикации: