Libmonster ID: UA-244

Борьба классов,  № 9-10, Октябрь  1932, C. 93-116
Автор: Карл ШЮЦ

 

АВТОБИОГРАФИЯ ГЕРМАНСКОГО ПРОЛЕТАРИЯ

- Этого еще недоставало! - проворчал слесарный мастер Франц-Вильгельм Мюллер, когда в одно сентябрьское утро акушерка поднесла ему на белой вышитой подушке его последнего отпрыска.

И впрямь эта прибыль могла быть не очень приятна, так как я был уже тринадцатым, а число тринадцать всегда было несчастливым. Однако я уже тогда не мот понять столь сурового отношения к моей маленькой персоне, тем более, что из тринадцати в живых осталось всего шестеро, а дела моих родителей были очень хороши. Я отплатил за сердечный прием диким ревом, так как другого способа заставить обратить на себя внимание я тогда еще не знал. Так я сразу же вступил к своим воспитателям в жестокую оппозицию, проходящую красной нитью через всю мою последующую жизнь. Но об этом позже.

Мои родители жили в небольшом городке у подножия Тюрингского леса. Нужды они совершенно не знали. Отец мой был владельцем большой слесарной мастерской и одним из наиболее почетных граждан города. По тогдашним временам его можно бы даже назвать фабрикантом, так как его предприятие выросло далеко за рамки ремесленного производства железной мебели, тележек и т. п.

Отношения между отцом и мною всегда были самыми худшими. Он терпеть не мог меня. С самых ранних лет я всегда избегал вступать с ним в соприкосновение, ибо чаще всего это связано было с физическим


страданием, и я всегда предпочитал убираться подальше с его глаз. Мне и до сих пор непонятно почему именно меня он избрал своим козлом отпущения и громоотводом, когда нужно было излить на ком-нибудь свое дурное настроение, ибо с моими братьями и сестрами он всегда обращался гораздо ласковее.

Чем старше я становился, тем сильнее росла во мне неприязнь к отцу; я начал восставать против зачастую незаслуженных наказаний. Я оказывал уже активное сопротивление. По целым дням и неделям я не мог переступить родительский порог без риска для здоровья и даже жизни и искал убежища у деда и бабки с материнской стороны.

Можно было сказать только одно: должны были существовать какие-то особые причины, которые давали бы отцу известное право обращаться со мною таким образом. Однако я считал себя не хуже и не лучше сотня других мальчиков. В школе я учился хорошо, способности у меня были недурные; хоть на улице я и непрочь был попроказить, но взрослые знали, что я не злоупотребляю этим, а ребята относились ко мне с большим уважением.

Я остановился несколько подробнее на обстановке, окружавшей меня с детства, чтобы об'яснить, почему уже с раннего возраста я понял, что много есть неладного в тех кругах, в которых я рос. У моего отца работало много учеников, родители которых приплачивали еще изрядные деньги за так называемое обучение ребят в течение трех лет. Между тем обращение с этой молодежью оставляло желать много лучшего. Побои были в порядке вещей, и ребята сами себе не верили, если день проходил без рукоприкладства. В известной степени мы были товарищами по несчастью, и я делал немало усилий, чтобы предупреждать их о надвигавшейся грозе. Среди этих учеников были и дети членов социал-демократической партии. От них я слышал кое-что о союзе металлистов, о стачках и даже революции, однако обо всех этих вещах у меня были чрезвычайно скудные понятия.

У себя дома от родных и знакомых я слышал о красных, которые хотят все поделить, которые никогда ничем не бывают довольны и которые возбуждают рабочих" но я не мог представить себе, что это может относиться к моим друзьям из мастерской.

В доме моих деда с бабкой бывал один учитель, который позже поселился у них. Он был противником церкви. Я лично не был очень ревностным приверженцем церкви, так как там было очень скучно, к тому же я в школе понял противоречие между религией и естествознанием. Поэтому для меня было вполне естественно обратиться именно к этому учителю, который поддерживал меня в атеизме, с вопросом, что такое социализм и почему рабочие вступают в профсоюзы. Я заметил, что он часто разговаривает с моим дедом о событиях 1848 г. и часто употребляет слова, очень похожие на те, которые я слышал от рабочих на фабрике.

Этот учитель не оттолкнул меня, не говорил, что я еще чересчур зелен для таких вопросов. Наоборот, он очень обрадовался моей жажде знания и мало-помалу стал вводить меня в область политических вопросов - разумеется в тех пределах, какие были доступны моему пониманию. Он раз'яснил мне классовый характер общества и государства, об'яснил для чего существует трехклассное избирательное право, зачем необходимы профсоюзы, и обратил мое внимание научение Маркса и Энгельса. Во время революции 1848 г. он был молодым человеком. Он нарисовал мне яркими красками, как развивалось восстание и чем оно кончилось. Мое юношеское воображение дополняло остальное, и я стал страстным приверженцем революционного движения. В каждом носившем красный галстук или участвовавшем в первомайской демонстрации я видел героя. Я был глубоко убежден, что день освобождения не за горами.

К сожалению моя дружба с учителем неожиданно оборвалась: он внезапно умер. Не успел я оправиться от этой потери, как следом за ним ушли друг за другом в могилу дед и бабка. Вся кропотливо подбиравшаяся литература была у меня отнята и сожжена, а чудесная библиотека, унаследованная мною от моего друга, продана. Лишив меня всего, одного не могли отнять у меня - сознания, что столь презираемые пролетарии отнюдь не являются людьми второго сорта, но наоборот, они во много раз выше достославной буржуазии.

Тем временем мне уже минуло 13 лет, и предо мною встал уже вопрос о выборе профессия. Я избрал химию. Отец мой неистовствовал и заявил, что я должен стать слесарем, что жаль каждого потраченного на меня пфеннига, ибо я настолько красный, что все равно кончу в исправительном доме.


Незадолго до окончания школы я свалился с подмостков, сильно расшибся и сломал ногу. Когда я поправился, отец сунул меня учеником в свою мастерскую. Я должен был стать слесарем, я теперь моя жизнь получила новое содержание. Если до сих пор я был знаком с положением рабочего класса только теоретически, да и то лишь частично, то теперь я знакомился с ним уже непосредственно на практике.

Я весь горел желанием сблизиться с товарищами по ученичеству, поделиться с ними своими знаниями. К сожалению мне пришлось пережить много горьких испытаний.

Моих товарищей по судьбе мало трогало, что я так усердно хлопочу об их организационных и союзных делах. Они всегда видели во мне сына владельца, их эксплоататора, и относились с большим недоверием к моим уверениям, что я целиком и полностью стою на позициях классово сознательных рабочих. Только после продолжительных колебаний они приняли меня наконец, и то на испытание, в свои ряды. Я получил разрешение принимать участие в некоторых заседаниях, но все же я замечал, что они не видят во мне товарища. Меня приняли лишь потому, что я имел в своем распоряжении значительные средства, а касса организации была всегда пуста. Молча, стиснув зубы, стал я добиваться доверия своих товарищей. Я жертвовал все свои карманные деньги, выпрашивал у матери, которая меня очень любила, добавочных денег. Полного признания и отношения к себе как к равноправному товарищу я добился только после того, как во время одной предвыборной кампании в ландтаг я распространял социал-демократические листки перед помещением, в котором происходило предвыборное собрание, где отец мой агитировал в то же время за консерватора Ужасны были для меня последствия, когда я вернулся домой. Столько побоев на меня не сыпалось еще ни разу в жизни. Четыре недели провалялся я после этого в постели пока зажили раны, однако испытание огнем я все-таки выдержал. Когда я вышел в первый раз после этого на работу, меня торжественно приветствовали все ученики и организованные рабочие, и мне было сообщено, что меня приняли не только в профсоюз, но и в политическую организацию. Само собой развеется, я был счастлив и дал себе слово отдаться делу с удвоенной энергией.

Незаметно летели месяцы. По воскресеньям я отправлялся для агитации в районы или на конференции в близлежащие Арнштадт или Готу и даже частенько в Эрфурт. В будни я посещал просветительные вечера и совместные чтения на какой-нибудь частной квартире. Быстро пришло таким образом время, когда я должен был сдать испытание на подмастерье. Сдав экзамен и вступив в ряды взрослых, я вздохнул уже свободнее и теперь мог уже выступать более открыто на всех собраниях организации как человек, стоящий на "стороне эксплоатируемых. Разумеется, это увеличивало количество взрывчатого материала между мною и отцом, пока наконец не произошел однажды взрыв, и мне пришлось покинуть и мастерскую и отчий дом. Распрощавшись с друзьями и товарищами, я решил отправиться в Готу - поискать там работы. Но когда я приехал туда, меня вдруг охватила жажда странствования, и я отправился во Франкфурт-на-Майне.

В СТАЧЕЧНОЙ БОРЬБЕ

Во Франкфурте я сразу связался с партийной и профессиональной организациями, но там я с огорчением узнал, что работу найти трудно. Между тем карман был у меня тощий, так как, расставаясь с отцом, я с гордым жестом швырнул ему свою зарплату. Теперь я об этом жалел. Меня однако утешили, что в Вормсе и Мангейме работу найти нетрудно. Здесь только я увидел впервые, какое огромное значение имеет профессиональная и политическая организация: она говорит человеку, что ты не одинок, что всюду, куда бы ты ни попал, у тебя есть товарищи.

Несколько дней спустя все, что можно, было продано; я захватил дорожный мешок, и вместе с несколькими товарищами мы отправились "на своих двоих" вверх по Рейну.

В городах и деревнях мы делали привалы в гостиницах и спорили с юношеским пылом, обрабатывая каждого товарища по классу, чтобы завербовать его в ряды марксистов.

Во Франкентале нам предложили работу, однако радость наша была тут же омрачена. Мы получим немедленно работу, сказали нам, если вступим в гиршдункеровский союз. Само собой разумеется, мы отказались. Вскоре мы узнали, что рабочие, организованные в свободные профсоюзы, об'явили забастовку и что нас хотели втянуть в желтый профсоюз для того, чтобы мы сыграли роль штрейкбрехеров.


Мы отдала себя в распоряжение товарищей, устроили у себя на постоялом дворе собрание всех организованных рабочих, помогли расставить пикеты. Через несколько дней стачка окончилась победой рабочих.

Впервые пришлось мне видеть и переживать забастовку - одно из самых сильных орудий рабочего класса. В бодром настроении пошли мы в Мангейм, но и там происходила забастовка, и после краткой информации мы отправились в Людвигсгафен.

Я получил работу на баденской фабрике анилиновых красок и соды и там познакомился с нуждой пролетариев химической промышленности. Плохо организованные тысячи рабочих тянули лямку в ужаснейших условиях труда за жалкую заработную плату. Всякая попытка организованного выступления немедленно подавлялась администрацией; почти невозможно было завоевать почву для профдвижения. Все предприятие было обтянуто, как паутиной, сетью шпионажа. И все же нам удалось завоевать его пядь за пядью. Прежде всего мы привлекали на свою сторону слесарей, и провели через свою организацию их требования. Мы все испробовали, чтобы вовлечь всех рабочих в общее движение за повышение заработной платы, но ничего не добились. Нам пришлось выступить на свой страх и риск. Администрация отклоняла всякие переговоры; мы ответили забастовкой. Через 4 недели борьба окончилась в нашу пользу, однако трое из нас не были приняты обратно на работу, в их числе был и я. Вести борьбу дальше, добиваясь обратного приема всех, было уже невозможно, так как силы были слишком слабы. Мы рады были и небольшому успеху, хотя и купленному ценой потери трех наиболее дельных активистов. Наша тактика была правильной. Ободренные нашим успехом, все профактивисты развернули свою агитацию, и немного спустя им удалось провести общее выступление за повышение заработной платы.

Через несколько недель я получил работу в качестве монтера на постройке "Гуте Роффнунгсгютте". Своим решительным выступлением перед главным инженером я быстро завоевал доверие товарищей и был выбран профуполномоченным. Вскоре все товарищи были организованы в профсоюз.

В свободное время я посещал вечерние курсы повышения квалификации, занятия мои шли успешно. Администрация ценила во мне хорошего работника, но знала, что, несмотря на свою молодость, я пользовался значительным влиянием среди рабочих. Чтобы вбить клин между мною и остальными товарищами, администрация старалась поставить меня в привилегированное положение. Мне платили повышенное жалованье, назначили меня сперва монтером, потом монтажным инженером. Но ничто не могло мне помешать быть хорошим, верным товарищем своих товарищей по классу.

После перебросок с одной постройки на другую я получил неожиданно предложение сделать некоторые крупные монтажные работы для фирмы Крупп. У меня тотчас же возникло подозрение, что здесь что-то неладно. На мой вопрос в профсоюзе и у профуполномоченных завода Фридрих-Альфред Гютте, я получил успокоительный ответ, что Крупп перегружен заказами, поэтому он передал монтажные работы нашей фирме, что мы можем спокойно взяться за работу. Нас это вполне устраивало, так как с работой становилось туго. Но что пришлось нам узнать через несколько недель!

В некоторых отделениях гигантских крупповских заводов назревали осложнения. Желая нанести контрудар, администрация стянула свои монтажные колонны на завод, чтобы поскорее закончить заказы, монтажные же работы она передала другим предприятиям - здесь сказалась тесная связь между предпринимателями. Нас же использовали как штрейкбрехеров против наших же товарищей. Когда мы были в Базеле, к нам пришла весть о том, что Крупп об'явил локаут. Мы тотчас же присоединились к крупповским рабочим, бросив работу. Меня делегировали в Эссен для переговоров с дирекцией. Мы полагали, что имеем право считать себя членами рабочего коллектива заводов Крупна. Однако профсоюзные руководители не были с нами согласны. Они поучали метая, что наша забастовка была необоснованной, "дикой" и заставляли нас сделаться косвенными штрейкбрехерами. Я отправился в Рейнгаузен Фримерсгейм, чтобы узнать мнение самих локаутированных, работавших в моем отделе. На огромном собрании, я сделал доклад, и товарищи горячо приветствовали меня, когда я заявил, что мы будем осуществлять рабочую солидарность хотя бы через голову профбюрократов. Тем временем стали поступать известия в забастовке в ряде других строительств, и я почти единогласно был избран в комис-

сию для переговоров с предпринимателями.

Положение в районе, охваченном забастовкой, обострялось изо дня в день. Все переговоры не приводили шли к каким результатам. Но все-таки фронт держался крепко. Тогда администрация предложила вести переговоры по отделениям. На это мы ответили отказом, заявив, что не желаем быть выброшенными порознь на улицу.

Профбюрократы однако заставили нас принять это предложение под угрозой лишения стачечного пособия. В результате для некоторых отделений были выработаны особые тарифы, и работы в них возобновились, в других же было мало надежд на успех и под вопросом стояло самое возобновление работ, так как, по заявлению предпринимателей, эти отделения были нерентабельны. Администрация достигла того, чего она хотела: стачечный фронт был прорван и между рабочими посеяна рознь.

В одном из отделений администрация отличалась особенной реакционностью, и ведение переговоров было особенно затруднительно. Дня не проходило без скандала, ежеминутно можно было ожидать столкновений, ибо фабрика была занята войсками и полицией.

Во время повторных переговоров дело дошло до серьезных столкновений с одним директором, который самым наглым образом обругал наших товарищей. Так как я был очень вспыльчив, я схватил попавшуюся мне под руку чернильницу, швырнул ее негодяю в физиономию и прежде чем товарищи успели опомниться, схватил его за шиворот я швырнул в окно. С глухим стуком тело ударилось о мостовую, и во дворе раздались громовые рукоплескания тысячи забастовщиков, которые, несмотря на присутствие полиции и войск, поджидали во дворе результатов переговоров. Товарищи по комиссии посоветовали мне немедленно скрыться, чтобы не попасть в лапы полиции, - все равно мне нечего было и думать об участии в дальнейших переговорах.

Я скрылся, но продолжал еще принимать активное участие в заседаниях стачечного комитета и даже на собраниях забастовщиков, хотя полицейские ищейки часто шля за мною по пятам. Однако мы ничем не могли помешать союзу металлистов притти к соглашению с предпринимателями через наши головы. Стачка была сломлена, значительное количество товарищей было выброшено на улицу. Что касается меня, то не могло быть и речи о моем возвращении на работу, так как это означало попасть сразу в лапы полиции и буржуазной классовой юстиции. У меня не было к этому никакой охоты, так как, хотя директор и не получил никаких серьезных повреждений, мне все же грозило довольно суровое наказание. За свой поступок я был исключен из союза металлистов, но товарищи были мне верны. Однажды вечером я покинул Рур на голландском буксире и под именем Яна Буттлера переправился через границу. Так я попал впервые за границу.

СКИТАНИЯ

В один прекрасный день я очутился в Амстердаме. Нельзя оказать, чтобы я чувствовал себя там хорошо. Что мог я там делать? Я старался припомнить пару английских и французских слов, которые изучил в школе, но их было слишком мало и для Франции и для Англии. Оставалось только поступить на пароход, пока я немножко подучусь языкам. Но судьба решила иначе.

Я отправился в Роттердам, так как если уж плавать, то плавать только на очень большом пароходе. Однако против моего ожидания капитаны отнюдь не ждали моего приезда. Кроме меня еще множество других товарищей по несчастью неделями ждали счастливого случая отряхнуть прах со своих ног и вверить свою судьбу воде. Мне пришлось убедиться также в том, что без бумаг очень трудно достать приличную работу. Но здесь на помощь мне пришел случай в лице одного соотечественника, который хватил немного лишнего и плохо держался на ногах. Я взял его за шиворот и доставил на квартиру. Там обнаружилось, что он монтер одного берлинского машиностроительного завода и ему надо смонтировать два больших подъемных крана. Он очень обрадовался соотечественнику и тотчас устроил меня на работе своим помощником. Он был членом профсоюза металлистов, и когда я рассказал ему о своих злоключениях, он проникся ко мне симпатией.

Ничего достойного внимания в Роттердаме не случилось. Я только должен был констатировать, что там, как и во всех других портовых городах, которые мне пришлось видеть, нищета была особенно велика. Наша работа вскоре пришла к концу, и я отправился со своими товарищами в Марсель на такую же работу. Переход


Через границу был несколько затруднителен, так как у меня не было паспорта. Но мы преодолели это затруднение.

В Марселе я познакомился с одним молодым швейцарцем, который во что бы то ни стало хотел научиться говорить по-испански и искал себе попутчика в Испанию. Я бросил своего мастера и отправился со своим новым другом в страну, где цветут каштаны. Однако судьбе не угодно было, чтобы мы достигли цели своего путешествия. После нескольких месяцев блужданий мы попали в руки французской полиции. Так как оба мы были несовершеннолетние и не имели бумаг, полиция отправила нас до границы и передала в руки отечественных властей. Таким путем я снова попал в соприкосновение со своим дражайшим родителем. Прием не был очень радушным, тем более, что отцу пришлось оплатить стоимость моего проезда из Франции на родину.

Я обдумывал, как бы избавиться от пытки проживания в отчем доме, и решил поступить вольноопределяющимся во флот. Отец сразу охотно согласился, надеясь, что я там исправлюсь и вернусь на стезю добропорядочного буржуа. Несколько недель спустя я уже был зачислен в Вильгельмсгафене. Я быстро договорился с несколькими ребятами относительно дальнейшей связи, ибо меньше всего я был приверженцем милитаризма. Недаром же мы изучали антимилитаристскую резолюцию, внесенную Августом Бебелем и принятую на Штутгартском конгрессе. Я знал также Карла Либкнехта и Розу Люксембург и чтил в их лице вождей, к которым молодежь относилась с величайшим доверием. Никогда не забыть мне часов, когда наш Карл был с нами. С пылающими лицами слушали мы его речи, которые указывали нам новые пути движения пролетарской молодежи. Я думал, что во время отбывания воинской повинности я смогу вести энергичную агитацию среди матросов, но вскоре вынужден был убедиться, что сильно ошибся на этот счет.

Как вольноопределяющиеся и будущие офицеры мы были строго изолированы от остальной команды, мои же товарищи были недоступны для социалистической пропаганды. Они донесли обо мне начальству, я лишь с большим трудом удалось мне избегнуть наказания. Несколько матросов, которых я снабдил кружным путем газетами и литературой, обещали мне, правда, поддержку. Но я думаю, они обещали мне ее ради звонкой монеты, которую я давал им за распространение. Очень быстро служба стала мне невмоготу, и я стал задумываться над тем, как бы мне избавиться от этой волынки. Тут пришел на помощь случай. Во время обучения на миноносце лопнула паровая труба, и я получил сильные ожоги. В тяжелом состоянии я был отправлен в лазарет и по выздоровлении освобожден как негодный для военной службы. Наконец-то я снова получил свободу! Я решил не возвращаться домой и поступил кочегаром на пароход, отправлявшийся в Южную Америку. Так на протяжении 1909 - 1911 гг. мне пришлось побывать в разных частях света.

По случаю смерти матери я вернулся в 1913 г. в Германию, где меня с радостью встретили мои друзья. За время своих странствий я поддерживал с ними тесную связь и подробно информировал обо всем, что видел и слышал. Прежде они думали, что в других странах существуют такие же крепкие организации, как и в Германии, и были несколько разочарованы, узнав от меня обратное. Они с радостью все же узнали, что чувство международной солидарности живет в самых отдаленных уголках земного шара, и клялись с удвоенной энергией вести работу, тем более, что по Европе бродил уже призрак войны.

Поздней осенью 1913 г. я встретился во Франкфурте-на-Майне с Розой Люксембург и слышал ее пламенные речи против милитаризма. Я рассказал ей о своих впечатлениях за границей и о работе своих товарищей, ведущих социалистическую пропаганду среди рабочих в солдатских мундирах, которые ежегодно проходили повторительный сбор по соседству с нами. Роза была крайне рада.

За последние годы я несколько забросил свои занятия социально-политическими науками, больше уделяя внимания повышению своей профессиональной квалификации. По возвращении на родину я поспешил наверстать потерянное. В лице депутата рейхстага Вильгельма Бекка и редактора Отто Гайтера я нашел двух товарищей, очень симпатизировавших молодежи; они всеми силами поддержали наше стремление создать самостоятельную организацию молодежи. В общем я мог констатировать, что почти все социал-демократические рабочие были настроены очень лево.

В БОРЬБЕ ПРОТИВ ВОЙНЫ

Когда в июле 1914 г. выстрел в Сараево послужил поводом к четырехлетней бойне, революционное движение в Готском герцогстве стояло на высоком уровне. Нам не стоило большого труда развернуть мощное движение протеста против войны. Мы созывали многолюдные собрания и сделали все для подготовки всеобщей Забастовки. Но здесь мы натолкнулись на противодействие со стороны партийных и профсоюзных верхов, решительно воспротивившихся нашей антимилитаристской деятельности. ЦК германской социал-демократии заявил, что долг немецких рабочих заключается в поддержке войны, и 4 августа 1914 г. с. -д. фракция рейхстага проголосовала за военные кредиты. Измена вождей поселила растерянность в массах и сорвала движение протеста против войны.

Уже 3 августа 1914 г. я наравне с тысячами других молодых пролетариев должен был явиться на призывной пункт. Меня прикомандировали к пехотной части. Я все еще надеялся на восстание рабочих, поскольку они получили теперь оружие в свои руки. Но я ошибся. Когда социал-демократия одобрила 4 августа военные кредиты, я потерял вообще веру в с.-д. как освободительницу народов и только благодаря мужественному выступлению Карла Либкнехта против войны я не отошел тогда совсем от революционного движения.

Нас быстро переодели в мундиры, чтобы с первыми же транспортами отправить в Бельгию. Только благодаря счастливому случаю я не разделил участи своих товарищей, - никто из них не вернулся невредимым из этой резни, - батальонный командир, питавший ко мне особые симпатии, в самый последний момент задержал меня и назначил для ведения культурно-просветительной работы. Здесь я сделал все, что было в моих силах, чтобы завоевать сторонников наших идей.

Но это был напрасный труд. Военный угар был повсюду. Единственным результатом моей деятельности было то, что в один прекрасный день я был неожиданно прикомандирован к одной роте в качестве колонновожатого и внезапно отправлен на Западный фронт. По прибытии на фронт я вступил в резкий конфликт со своим полковым командиром. Меня предали военному суду как бунтовщика, разжаловали в рядовые и приговорили к 2 годам крепости. Однако благодаря недостатку квалифицированных рабочих я был помилован и послан на работу.

Я работал на крупном предприятия по монтажу оборудования для флота. После полугодовой работы я развернул там агитацию среди своих товарищей, за что меня снова сняли и отправили па монтаж ангаров близ фронта. Лучшую возможность для распространения революционной литературы и для ведения противовоенной пропаганды трудно было придумать, и я целиком постарался использовать ее.

В 1916 г. я лично познакомился в Берлине с Карлом Либкнехтом и принял активное участие в демонстрации на Потсдамской площади. Несколько месяцев спустя на аэродроме в Торне взбунтовалась рабочая команда, и меня обвинили в подстрекательстве к восстанию. Меня ткнули в батальон ландштурма, отправлявшийся в Сербию. Однако я отнюдь не пылал желанием "лечь костьми на поле чести".

При помощи одного знакомого врача я был признан непригодным к военной службе и поступил на вагоностроительный Завод в Готе. Там уже было очень сильное движение против войны, и товарищи, с которыми я уже был раньше знаком по совместной работе, очень обрадовались подкреплению в моем лице.

Там велась работа под руководством опытных функционеров: распространялись листки против войны, выпускалась заводская многотиражка, делались все усилия для привлечения на ванту сторону профуполномоченных. Я работал в цехе по строительству аэропланов и вскоре был избран профуполномоченным вместо пожилого товарища, который устал от работы. В профсоюзах мы постепенно захватывали влияние, и вскоре вся местная профорганизация оказалась в наших руках.

Против нашего ожидания и партийная организация пошла за нами. Тов. Бекк сообщил нам радостную весть, что и с другой стороны делаются усилия в том же направлении: создается сильная оппозиция против оборонческой политики партии вплоть до образования новой партии.

После ряда конференций и совещаний на пасхе 1917 г. в Готе в гостинице Ланге состоялось решающее собрание, на котором была учреждена Независимая с. -д. партия. Тогда мы еще не понимали всего того значения, которое приобрела независимая социал-демократия в развитии классовой борьбы в Германии. Нам казалось, что независимая - революционная партия и хотя программа НСДП и несоответствовала нашим желаниям, мы все же были на первое время довольны. Нам

удалось перетащить к независимым преобладающее большинство членов старой с. -д. партии; с удвоенной энергией принялись мы за работу, чтобы завоевать на сторону революции товарищей по классу. Многих хороших товарищей отправили на фронт, и больше уж мы их не видели. Но к нам приходили все новые и новые кадры, и ничто не могло отвлечь нас от нашей цели - свергнуть существующее правительство. Когда до нас дошла весть о победе наших русских товарищей, ликованию нашему не было границ. Первая брешь была пробита, нужно было итти следом по этому пути.

ДНИ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЫ

Упорным, неустанным трудом мы старались подготовить свой завод к выступлению. Мы вступили в тесную связь с крупными предприятиями других городов. Нам приходилось еще и еще раз откладывать выступление, пока наконец не удалось устроить забастовку в январе 1918 г. Однако и на этот раз невозможно было придать движению решительный размах. Все же мы вернулись на предприятие бодрые духом, мы не теряли надежды добиться победы. Вся наша горечь и злоба направились на вождей профсоюзов и социалистов большинства, которые своей политикой гражданского мира позволяли военной камарилье посылать на бойню все новые и новые сотни тысяч цветущих юношей. Мы решили изменить свою тактику. Мы поняли, что пора чисто стачечной борьбы уже миновала, - нужно было показать буржуазии кулаж. Вооружение рабочих должно было из лозунга превратиться уже в действие. Все товарищи, способные носить оружие, были разбиты по группам, им было предложено вступить в гражданскую оборону, образованную буржуазией после стачки, для защиты граждан и предприятий. Они должны были своим усердием в этих отрядах добиться в кратчайший срок перехода в их руки складов оружия. Так было положено начало рабочей милиции. Кроме того была организована работа среди отпускников, и все возвращавшиеся на фронт снабжались достаточным количеством горючего материала.

На плацу, в казармах и на аэродромах мы завязали хорошие связи; оттуда нас также снабжали недостающим оружием. Возмущение правительством достигло огромных размеров и местами прорывалось уже в единичных восстаниях.

В своей антивоенной пропаганде мы получили поддержку со стороны молодых работниц из окрестных лесных деревушек. Они не знали еще политграмоты, но их здоровый классовый инстинкт подсказывал им, что красные хотят лишь блага народу. Они очень охотно взялись за агитацию среди солдат.

В местах развлечений они очень ловко распространяли нашу литературу и листки, и не один жаждущий любви мушкетер приносил в казарму маленький пакетик, содержимое которого ему было неизвестно, для передачи такому-то товарищу.

Так шаг за шагом приближались мы к 9 ноября, и когда пришло известие о восстании в Приморском районе, мы были уже хорошо подготовлены. Тотчас же остановились фабрики и заводы. Рабочая милиция завладела предприятиями.

В самой Готе и в непосредственной близости к ней были сконцентрированы очень сильные воинские части.

Военные власти пытались стянуть верные правительству войска и двинуть их против повстанцев, но это был напрасный труд. Наши товарищи повели в казармах хорошую работу, и подавляющее большинство солдат перешло на сторону восставшего народа. Наряду с рабочими были произведены выборы в солдатские советы; в Готском герцогстве был тотчас образован совет рабочих и солдатских депутатов. Я был выбран членом совета. Герцог со всем правительством вынужден был отступить, его место заняли народные уполномоченные - тт. Бекк, Шаудер и Теннер. Мы с большим интересом изучали развитие революции в России и думали и у себя провести такую же радикальную чистку. К сожалению, мы ошиблись и не учли предательства социалистов большинства и политики руководства независимых.

Вполне естественно, что мы национализировали все имущество последнего владыки нашей маленькой страны и всех его присных без всякого возмещения.

Реакционные земские органы (ландрат) были распущены или, в крайнем случае, туда были назначены надежные комиссары. Точно так же бургомистры небольших городов и общин были поставлены под контроль местных советов. Я проснулся ландратом и думал, как и тысячи других, что власть не уйдет уж из наших рук. Но случилось по-иному.

В нашей маленькой стране нам пришлось столкнуться с большими затруднениями, особенно в продовольственном вопросе: сверх огромного военного лагеря у нас был еще большой лагерь военнопленных - свыше чем на 10 тыс. человек, и часто приходилось ломать голову, как обеспечить для них пропитание. Отправка военнопленных проходила очень медленно, да и роспуск солдат по домам тоже не обходился без трений. Часто являлись новые части с фронта, находившиеся еще под влиянием реакционного офицерства, и не раз приходилось нам пускать в ход свою рабочую милицию против этих контрреволюционеров. С центральным правительством приходилось вести различные переговоры, и мне часто приходилось принимать участие в поездках в Берлин. Посылались бесчисленные комиссии для переговоров с Эбертом - Шейдеманом. Там я с ужасом констатировал, что власть медленно, но верно при содействии социал-демократии переходит в руки реакции.

Берлинское правительство смотрело на нас косо. Мы были бельмом на глазу этих почтенных "демократов". Как это мы осмелились национализировать целый княже-

 ..ЗА ЭТУ ДЕРЕВЯННУЮ ИГРУШКУ ГЕРМАНСКИЙ НАРОД ДОЛЖЕН ЗАПЛАТИТЬ 3 МИЛЛИАРДА!..

ский дворец?! Разве с нашей стороны не было безмерной дерзостью отправить на все четыре стороны без единого пфеннига пенсии старых заслуженных чиновников? Почему мы просто-напросто арестовали офицеров, получивших высшие отличил за геройские подвиги в борьбе с врагом, только за то, что эти почтенные господа боролись против приказов народных уполномоченных?

Ведь в Берлине не было же надобности в подобных мероприятиях. Господин народный уполномоченный Шейдеман об'яснил с очень любезным видом, что столь драгоценные силы нельзя просто отбросить в сторону, наоборот - их надо привлечь к работе, и погрозил нам пальцем, чтобы мы не зарывались чересчур и не дали этим повода к вмешательству центрального правительства. Гаазе и Диттман, с которыми мы беседовали об угрозе реакции, высмеяли нас и заявили, что нам снятся привидения. Они были по-видимому того мнения, что наступает не контрреволюция, а "социализация".

Несколько дней спустя после этого разговора мы имели случай убедиться, что наши предсказания о надвигающейся контрреволюции имеют серьезные основания.

Поддерживаемая и даже вырванная социал-демократами контрреволюция подняла свою голову. Поднялась кровавая травля против всех честных революционеров. Сотни классово сознательных пролетариев должны были заплатить своей жизнью, среди них наши незабвенные вожди Карл Либкнехт и Роза Люксембург пали жертвою белого террора.

Крик возмущения пронесся по стране. Но тем дело и кончилось. Не было тогда возможности двинуть массы из-за предательской политики вождей социал-демократии, в том числе и части независимых. Вскоре и в Готе дала себя почувствовать центральная власть. В Берлин сыпались бесчисленные жалобы буржуазии на насильственные действия красных властей в Готе, и центральное правительство прислало к нам своего комиссара для наблюдения за тем, чтобы не было посягательства на "благоприобретенные" права.

Целый ряд реакционных чиновников был вновь посажен на старые места, а остальным были назначены крупные пенсии. Даже наследственному владетелю было обещано возвращение известной части его прежних прав, а национализация была об'явлена незаконной. Мы не сумели сорганизовать необходимый отпор и, не оказав почти никакого сопротивления, очистили поле борьбы и вернулись на пред приятия.

На вагоностроительном заводе в Готе, куда я вернулся, чтобы снова приступить к работе в качестве слесаря, многое изменилось за время моего отсутствия, но настроение товарищей было очень хорошим. Я был назначен в цех по производству локомотивов. Будучи избран в фабрично-заводский совет, я тотчас же принял активное участие в организационной работе предприятия.

Из 3.000 человек, работавших на предприятии, 2.500 разделяли нашу позицию. Остальные 500 делились между социал-демократическими и буржуазными партиями. Еще продолжала существовать рабочая милиция при предприятии, но дисциплина среди нее заметно упала. Мы предприняли решительную реорганизацию. Каждый цех должен был выставить одну или две сотни рабочих, - смотря по силам. Оружие было сложено на предприятии в определенном месте, чтобы в любой момент его можно было пустить в ход. Значительная часть товарищей жила в отдаленных лесных деревушках, и мы поручили им создать подобные организации и у себя на местах. Таким образом должна была установиться связь карликовых предприятий этих местечек и вообще местного населения с крупными предприятиями.

Таким путем мы установили в короткий срок тесную связь между городом и деревней, и когда в марте 1920 г. разразился капповский путч, он не застал нас врасплох.

На 13 марта нами была назначена всеобщая забастовка. Наши вооруженные отряды тотчас заняли аэродром. Охранная полиция, жившая в казармах, воздвигла баррикады, окружила колючей проволокой казармы и засела в них став таким образом на сторону капповцев. "Мы подняли на ноги весь район. На близлежащем плацу находились полицейские части Средней Германии, два полка пехоты, артиллерия и другие технические войска. Положение для нас было таким образом очень серьезно. Мы связались тотчас с Целла-Меллис и Зулем и узнали, что в Зуле уже идет борьба между рабочей милицией и войсками.

Мы лихорадочно работали над вооружением сотен. Товарищи из Целла-Меллис сообщили, что они готовят для нас броневики. Пока что мы не теряли времени. Мы захватили железнодорожные линии, установили курьерскую связь, стянули отдаленные отряды, поставили охрану на телефоне, телеграфе и узловых путях. Несмотря на все меры предосторожности, на нас все-таки неожиданно напали войска под руководством генерала Меркера. Имея в тылу, в Ордруфе, сильные части белых, мы не могли оказать серьезного сопротивления Меркеру и после короткой схватки ушли из города в ближайший лес.

Генерал низложил правительство и завладел всеми общественными зданиями. Дальнейшие события не заставили себя долго ждать.

Несмотря на наличие значительных сил белогвардейцев на сравнительно небольшой территории, мы продолжали свою мобилизацию и даже начали проводить в отдельных местечках принудительный набор. Все мужчины в возрасте от 17 до 50 лет должны были явиться в указанные пункты и влиться в определенные сотни. Все это было проделано в несколько дней. Уже готовые броневики находились в пути, из Целла-Меллис прибыли пулеметы - можно было переходить в наступление.

Ближайшей целью был захват плаца, так как там находились склады оружия и боевых припасов; одновременно он мог служить и опорным пунктом.

Тем временем изменилась ситуация и в самой Готе. Благодаря чрезмерному усердию одного молодого унтер-офицера было убито из пулемета несколько женщин. Возмущенная толпа расправилась со стражей и завладела оружием.

Несколько часов спустя возникли стычки и в других частях города: повсюду войска несли значительные потери. Солдаты в панике бросились на аэродром и в казармы, не смея уже показаться на улицах. Теперь все пошло с головокружительной быстротой. Красные войска напали на военный лагерь, и белогвардейцы бежали от страха перед наступавшими рабочими. Уже до этого среднегерманская полиция очистила площадь, оставив все свое имущество. То было зрелище, достойное богов, - видеть бегство "доблестных" фронтовых частей. Со сравнительно небольшими потеряли мы овладели плацом и нашли там богатую добычу, которая пришлась нам весьма кстати. Между тем находившиеся в Готе части сделали попытку пополнить свое боевое снаряжение в Ордруфе, но были отбиты. Тем временем прибыли товарищи из Целла-Меллис со своими броневиками. Мы приготовили несколько орудий и минометов и отправились в поход на Готу.

Вое силы, бывшие в нашем распоряжении, были двинуты на Готу. На следующее утро был назначен бой. Товарищи были расквартированы в окрестных деревнях, а частично и в самом городе. Лихим налетом удалось нам уже ночью овладеть вокзалом и таким образом прервать связь белых с близлежащими Эрфуртом и Мюльгейзеном, где находились сильные белые части.

На следующее утро после упорных боев белые были выбиты из города и снова засели на аэродроме.

Пришлось еще драться весь день и всю ночь, пока удалось окончательно очистить Готу от капповцев.

Мы понесли при этом тяжелые потери. Аэродром приходилось брать пядь за пядью. При первом же штурме мы нашли в ангаре сваленные в кучу трупы 36 товарищей, зверски замученных. Их сковали кандалами как арестованных, поставили к стене и расстреляли из пулемета. Невероятная ярость толкала нас рассчитаться с этими негодяями. Аэродром был превращен от наших выстрелов в пылающий костер, через несколько часов он был в наших руках. Казармы тоже были взяты нами штурмом, и армия генерала Меркера разбита вдребезги. Победа была на нашей стороне, но мы не имели времени праздновать ее. Мы употребили все силы на пополнение своих частей и формирование новых, так как против нас шел генерал Гасс с новыми войсками. Наши форпосты уже вступали в стычки с кавалерией белых и настоятельно требовали подкреплений. Поэтому мы бросили часть красных войск на Эйзенах. Белые отступили на Кассель. Мюльгаузен был нами блокирован.

Тем временем в Зуле и Касселе шли переговоры с представителями рейхсвера о перемирии, вернее о разоружении рабочих и передаче рейхсверу власти в областях, затронутых восстанием. Мы решительно отвергли это предложение, хотя благодаря усилиям верхушек профсоюзов всеобщая забастовка в различных частях страны была сорвана. Наше поведение очень не

понравилось вождям с. -д. и независимцам. Они попытались внести разложение в наши ряды, чтобы таким путем заставить нас драться. Силой взять нас они не могли, так как в военном отношении мы были чересчур сильны. Кроме того мы были спаяны железной дисциплиной, и на нашей стороне были симпатии всего населения.

У нас была хорошая связь с красной армией в Вестфалии и Баварии, где революционные рабочие также начали организовывать вооруженные отряды; таким образом наши надежды на ведение борьбы до овладения властью были вполне обоснованы. Но и на этот раз нам не удалось добиться победы.

После того, как Капп-Люттвиц были разбиты и обращены в бегство, социал-демократия стала бить отбой. Всеобщая стачка была сломлена, правительство вернулось в Берлин. Рабочим, еще продолжавшим борьбу, было предложено сдать оружие тем самым реакционерам, с которыми в отдельных частях страны еще шли горячие бои. Правительство во главе с Шейдеманом, Эбертом и Носке поручило таким же монархическим генералам, как те, от которых оно бежало в Штутгарт, усмирять продолжавших борьбу рабочих.

Социал-демократ Зеверинг провел в жизнь билефельдское соглашение1 . К сожалению рабочие позволили надуть себя и поверили обещаниям этого предателя. Тем ужаснее было пробуждение.

Генералу Ваттеру, которого только что вышвырнули из Рура, было поручено провести там же разоружение красных отрядов, а генерал Гассе был направлен с таким же поручением в Тюрингию. Социал-демократы и профбюрократы, стремясь подавить борьбу, выпускали воззвания к своим членам с призывами о сдаче оружия и вполне сознательно разрушали единый фронт трудящихся. Партийное руководство независимых ровным счетом ничего не делало для того, чтобы продолжать борьбу, и предпочло тихо и мирно удрать в Южную Германию. После того, как единый фронт был разрушен, мы не могли уже продолжать борьбу и медленно, с боями, вернулись в леса Тюрингии.

Черный рейхсвер и студенческие отряды заняли очищенные нами места. Ужасна была их месть. В одной только деревушке Толь были зверски убиты 15 рабочих, и белые звери справляли настоящие оргии. Я едва спасся от этих бандитов, мои жена и дети были страшно избиты, вся моя квартира разгромлена. Мы отступили в леса. Белые не осмеливались сунуться туда, и таким образом мы получили небольшую передышку. Обсудив подробно создавшееся положение, мы решили распустить остатки войск, а оружие хорошенько спрятать, так как не было никаких надежд на успех дальнейшей борьбы.

С горечью разошлись товарищи по деревням. Там им пришлось удостовериться в том, что почти все мужское население было либо в тюрьме, либо в концентрационных лагерях. Были учреждены чрезвычайные суды. На всех, кто возвращался домой, особенно на вожаков, продолжалась еще охота, но без большого успеха. Я не мог переступить порог своего жилища, потому что эти убийцы из-за угла особенно охотились за мной, так как я руководил военными действиями. Благодаря измене одного социал-демократического функционера им удалось все-таки поймать меня, и чрезвычайный суд приговорил меня к 7 годам каторжных работ. Благодаря политической амнистии я был через год освобожден.

По возвращении из тюрьмы я увидел, что в политическом положении произошли изменения. Вся местная группа независимых вступила в объединенную коммунистическую партию, основанную на партейтаге в Галле. Меня встретили очень радостно, и снова я втянулся в работу.

На заводе почти ничего не изменилось. Большая часть рабочих примыкала к об'единенной компартии Германии, я стоял на такой же позиции и потому сразу мог приступить к работе. Я вновь усердно взялся за организацию военных отрядов, так как в Средней Германии снова засверкали зарницы, и мы надеялись, что сможем наконец отточить свой меч под руководством об'единенной коммунистической партия.

Через посредство фабзавкома вагоностроительного завода в Аммендорфе мы установили постоянную связь с товарищами в Средней Германии и обещали им выступить в случае, если разразится борьба, так как мы были хорошо вооружены. Для нас не было никакого сомнения в том, что если в Средней Германии развернется движение, молодая коммунистическая партия быстро придаст ему общегерманский характер. Мы организовали значительные транспорты оружия и сделали все приготовления для того, чтобы в случае нужды двинуть также вооруженные отряды. На

--------------------------------------------------------------------------------

1 См. об этом статью Р. Левинэ "Лицо социал-фашиста" в N5 нашего журнала да 1932 г.

--------------------------------------------------------------------------------

одном из заседаний местного комитета присутствовал представитель ЦК и заверил нас, что в случае блокады Средней Германии будет об'явлена всеобщая забастовка со всеми вытекающими отсюда последствиями.

События развивались своим путем: в Галле, Леуна, Эйслебене уже шли кровавьте стычки. Однако о лозунге всеобщей забастовки пока никто еще не заикался. 20 марта до нас дошло воззвание о помощи из Аммендорфа, и местный комитет постановил послать на помощь отряд в 300 чел. На меня возложили организацию и руководство этим делом. На следующий же день была уже отправлена часть грузовиков, разумеется хорошо законспирированных. У Эйслебена мы уже приняли участие в происходивших там боях и попытались по прибытии остальных товарищей пробраться в Аммендорф. В различных пунктах области, охваченной "восстанием, мы боролись плечо к плечу со среднего германскими товарищами, не теряя ни на минуту надежды, что рабочие поднимутся во всей стране, Но снова нас ожидало разочарование.

Уже целых 10 дней мы находились в состоянии открытой войны, но никакого движения воды не чувствовалось в стране. Мы увидели, что стоим на забытом посту. Возмущенные, мы дрались из последних сил, пока наконец 3 апреля не пришло распоряжение об отступлении. В подавленном состоянии мы оставили поле сражения и вернулись домой. Мы не понесли чувствительных потерь людьми, но зато вынуждены были оставить значительное количество оружия и два грузовика. Горше всего было сознание, что и на этот раз мы зря потратили силы. Мы не могли понять, как это наше руководство могло вырвать движение, которое, как оно должно было предвидеть, не сможет привести к необходимым результатам.

Несмотря на все удары, мы продолжали итти прямо своим путем, не теряя веры в конечную победу своего класса. Полные веры, что день освобождения неизбежно наступит, продолжали мы борьбу за дело Маркса и Ленина.

Успех среднегерманских магнатов индустрии не дал спокойно спать и предпринимателям Тюрингии, тем более, что на крупных предприятиях мы все еще крепко держали власть в своих руках. Организационное положение было очень благоприятно для нас: местное правление союза металлистов было почти целиком в руках коммунистов к большому огорчению профсоюзных бюрократов. Таким образом задача для предпринимателей была нелегкая, но они все же отважились перейти в наступление, так как знали, что в борьбе с коммунистами они всегда будут иметь на своей стороне профбюрократов.

Ввиду своеобразных условий производства вагонов и локомотивов мы об'единили фабзавкомы во всегерманском масштабе, образовав крепкую группу внутри профсоюза металлистов, и поставили своих товарищей в различные предприятия специально для ведения нашей работы. Под именем Центрального совета фабзавкомов локомотиво- и вагоностроительных заводов, как мы назывались, скрывалось нечто большее, чем свободный союз фабзавкомов по образу и подобию профсоюзов. Мы стали издавать для своих товарищей специальную газету; в ней ставились не только вопросы заработной платы, положения труда, которое сильно разнилось на различных предприятиях, но и вопросы цен на готовые фабрикаты, распределения огромных прибылей и т. п. Каждый служащий и рабочий, независимо от того, к какому союзу или партии он принадлежал, должен был вносить одну марку в неделю на создание фонда борьбы. Этот взнос был проведен в обязательном порядке, и никто не осмеливался уклониться от платежа его.

Центральный комитет союза металлистов видел в этом Центральном совете угрозу для существования союза, так как и другие предприятия требовали такой же организации и для себя. Поэтому он делал постоянные попытки добиться от нас закрытия газеты, прекращения сборов в фонд борьбы и передачи представительства во всегерманском совете ЦК металлистов, так как не годится-де создавать особые группы в рамках единой профорганизации. Когда все эти разговоры ни к чему не привели, нам стали предлагать посты: места секретарей, уполномоченных и тому подобные хорошо оплачиваемые места. Но и это ни к чему не привело, так как руководство было неподкупно. Лишь после того, как им удалось искусными маневрами добиться перевыборов в Центральном совете некоторых стойких товарищей, они добились большинства за роспуск совета фабзавкомов и передачу дальнейшего руководства фабзавкомами союзу металлистов. Профбюрократы и не думали о том, чтобы закрепить завоеванные нами позиции в различных общественных

организациях. Газета прекратила свое существование, а фонд борьбы перекочевал в кассу профсоюза. Так пала еще одна твердыня для борьбы против произвола предпринимателей. Этого только они и ждали.

Ободренные действиями Центрального комитета профсоюза металлистов, магнаты металлопромышленности заявили о пересмотре тарифа заработной платы во всей металлообрабатывающей промышленности Тюрингии, в том числе и на предприятиях, производящих товарные вагоны, с целью снижения зарплаты и ухудшения условий труда. Мы выставили встречные требования. Несмотря на все ухищрения профбюрократов, переговоры шли безуспешно для предпринимателей, так как мы не только решительно защищали наши старые завоевания, но и поставили себе целью добиться во что бы то ни стало проведения новых требований. Когда предприниматели стали снижать заработную плату по предприятиям, мы об'явили забастовку. Скрепя сердце, вынужден был ЦК металлистов санкционировать эту забастовку. Борьба велась с большим ожесточением с обеих сторон. Каждую минуту можно было ожидать столкновений; предприятия были заняты солдатами и полицией, войска и полиция были наготове; уже вмешалось министерство труда и назначило третейский суд, все шло, как по нотам. Не запросив бастующих рабочих, профсоюзная бюрократия в Штутгарте заявила о своем согласии подчиниться решению третейского суда. Политика гражданского мира, которую с. -д. проводили с 1914 г. до 1918 г., нашла здесь блестящее продолжение. После 14 недель упорной борьбы забастовка кончилась полным поражением рабочих благодаря единому франту всегерманского союза металлистов и союза металлопромышленников Тюрингии. Предприниматели полностью добились своей цели. Наиболее активные борцы оказались на улице. Борьба не могла продолжаться, так как рабочие принесли уже огромные жертвы, фонд борьбы проглотил ЦК металлистов, а международной рабочей помощи тогда еще не существовало, профсоюзы же заявили, что больше не будут выдавать пособий, чтобы заставить таким путем рабочих принять условия предпринимателей. С болью и возмущением вернулись рабочие на завод. Ответом не поведение профбюрократии явился массовый выход рабочих из профсоюзов. Даже наши товарищи поддались упадочническому настроению. Они не замечали того, что это только наруку третьему радующемуся предпринимателю - и что на этом пути грозит опасность отрыва от массы.

Среди уволенных за забастовку был почти весь фабзавком вагоностроительного завода, в том числе и я. Вскоре я убедился, что это увольнение не выдерживает никакого сравнения с увольнениями за забастовки прежних лет. Всюду, куда бы я ни обращался за работой, я встречал отказ. Так было и со многими другими товарищами. Наконец в Магдебурге я узнал, что я попал в черные списки. Фирма Вольф, куда я должен был поступить в качестве монтера для монтажных работ по иностранным заказам, сообщила мне, что, согласно указаниям союза германских металлопромышленников, моей особе не должно быть предоставлено работы. Теперь я понял наконец, в чем дело, и уж больше не терял времени на то, чтобы подыскать работу на каком-нибудь металлообрабатывающем предприятии, а старался содержать семью на случайный заработок.

Благодаря поражению забастовки мы утратили в значительной мере влияние. Были разбиты также и ваши отряды самообороны. Чтобы снова собрать товарищей, наш окружной комитет решил перенести центр тяжести своей работы по месту жительства рабочих, т. е. в деревни, так как таким путем легче можно было бы обрабатывать фабрично-заводских рабочих. Рабочие приходили массами к нам, так как они на собственной шкуре испытали всю тяжесть предательства профсоюзной бюрократии и поняли, что мы, коммунисты, указываем настоящую дорогу. Инфляция довершила остальное. Таким путем мы без труда создали на местах действительно активные группы, а через них постепенно стали проникать на предприятия. Безработных у нас тогда не было, так как все предприятия работали с большой нагрузкой, и даже рабочие, делавшие игрушки для предприятия на дому, задыхались от работы. Тем не менее все товарищи были очень активны. В парламентах мы тоже развернули хорошую работу. Чувствуя наше растущее влияние в Саксонии и Тюрингии, социал-демократы заявили, что они готовы взять вместе с нами власть; как мы увидим дальше, это был ловкий предательский маневр.

Лихорадочно готовились мы к решительному выступлению. Государственная полиция была соответствующим образом реорганизована. В каждой деревне было образовано особое гражданское ополчение, в которое могли входить лишь рабочие-члены профсоюзов. В городах полиция была усилена милицией из членов профсоюзов, снабженных оружием. С восторгом приветствовало все трудовое население наши приготовления, и каждый верил, что пробил наконец час освобождения пролетариата.

В октябре 1923 г. парламентская подготовка достигла наивысшего предела благодаря принятию правительственных дел социал-демократами и коммунистами, и можно было приступить к открытым внепарламентским действиям.

Всеобщая политическая забастовка была хорошо подготовлена. Мы уже перешли даже к созданию более крупных боевых единиц из мелких отрядов рабочей гвардии, так как для нас было совершенно ясно, что последнее слово будет принадлежать хорошо вооруженной, боеспособной красной армии. Все шло, как по маслу. Мы ждали лишь сигнала со стороны нашего партийного руководства, ибо все приготовления делались с согласия и под контролем ЦК. Мы были разумеется убеждены, что и во всегерманском масштабе предпринимались мероприятия, если не совсем такие же, как у нас, то во всяком случае подобные нашим, ибо совершенно очевидно было, что борьба не сможет ограничиться рамками Тюрингии или Саксонии. Мы были тем более убеждены в этом, потому что на различных закрытых заседаниях делались совершенно определенные указания на этот счет, я у нас сложилось убеждение, что каждую минуту можно ожидать выступления.

Однако партийное руководство, в котором сидели правые (ныне исключенные из Коминтерна) - Брандлер и Тальгеймер, вместо установки на революционную борьбу масс, встававших под знамена компартии, взяло "установку" на "левых" социал-демократов, считая их представителями рабочего класса.

Правооппортунистическое руководство не готовило, не организовывало всенародного пролетарского восстания. Сигнала к выступлению не было дано, а правительство и социал-демократия приступили к разоружению революционных рабочих, рейхсвер маршировал в Тюрингию. Мы принесли в жертву все, наш аппарат работал образцово в подполье, пролетарии отдали последние свои гроши, я теперь они должны были убедиться, что весь их труд'

и все жертвы были напрасны. Как скотину, сгоняли сотнями наших лучших товарищей на плац, а масса должна была смотреть на это, сложа руки, так как ЦК об'явил нарушением дисциплины всякую по пытку сопротивления. Рабочие не могли понять, почему мы не выступаем с оружием в руках. Не подлежало никакому сомнению, что мы легко справились бы с правительственными войсками. Нам удалось уже внести разложение в их ряды, а частично даже завербовать их на нашу сторону, так как солдаты получали бумажки, которые миллиардами выбрасывал печатный станок, в то время как офицеры и черный рейхсвер швырялись направо и налево долларами. Эти рабочие в солдатских мундирах понимали нас и разделяли с нами возмущение против существующего строя. Поведение руководства вырвало сильнейшее возмущение масс, и нам стоило невероятных усилий добиться участия рабочих в последовавших вскоре затем выборах.

Результатом всего этого явились приговоры к многолетнему тюремному заключению и каторжным работам для многих товарищей, в том числе и для меня, и потеря голосов на выборах. Те, кто голосовал прежде за коммунистов, не перешли к противнику; они выразили свой протест неучастием в голосовании. Понадобилось много времени и трудов на то, чтобы снова привлечь к активной политической жизни этих классовых борцов. Если Гитлеру с его ордой удалось обосноваться в Тюрингии, то можно с полной уверенностью отнести это прежде всего за счет поражения 1923 г. и той помощи, которую оказала Гитлеру и всем его бандам социал-демократия, сделавшая все, чтобы добиться поражения рабочего класса, чтобы укрепить вместе с Гитлером господство буржуазии. Честные пролетарии, правда, не прошли за ним, но многие и из них недооценили фашистской опасности. Но они быстро поняли свою ошибку, и в настоящее время именно тюрингенские пролетарии являются наиболее активными борцами, и в грядущих боях эти старые, испытанные революционеры снова будут в первых рядах.

МЫ ЕЩЕ БУДЕМ ДРАТЬСЯ!

Я был освобожден до истечения срока наказания по амнистии и снова должен был начать борьбу за существование. Организм жены не выдержал побоев белых бандитов и длительных лишений, вызванных безработицей и тюрьмой, и она умерла. Моими детьми занялась молодая товарка. Напрасно искал я работы. Если мне и удавалось устроиться на короткое время где-нибудь на работу, то это случалось лишь там, где меня никто не знал. Когда же "становилось известно мое настоящее имя, прости-прощай, работа! Даже самый мелкий предприниматель отказывался брать меня к себе: я принадлежал к числу наиболее ненавистных для предпринимателей Тюрингии и Средней Германии лиц; точно так же и в Прирейнской Вестфалии я не мот рассчитывать на работу.

В 1925 г. я отправился в Берлин в надежде остаться незамеченным в этом огромном городе, но и здесь мне приходилось работать лишь на мелких и средних предприятиях. Крупные предприятия, несмотря на рекомендации видных инженеров, знавших меня смолоду, отклоняли мои услуги. Я мог бы получить работу лишь в том случае, если бы изменил своему классу, но на это я конечно никогда не пойду. Лучше умереть голодной смертью, чем стать подлецом.

В Берлине я отдался преимущественно профсоюзной работе, так как я всегда ею особенно интересовался. В качестве функционера союза металлистов я пережил в Берлине несколько крупных забастовок, но эти забастовки сильно отличались от тех, в которых я участвовал в провинции. Если в руководстве союза металлистов так мало коммунистов, то причина этого кроется в плохой фракционной работе в профсоюзах, и пора уже, чтобы берлинские товарищи вспомнили о своих обязанностях и положили конец этому нетерпимому положению.

Помимо работы в профдвижении меня потянуло еще в Союз красных фронтовиков, так как вопросы военные и военно-политические горячо интересовали меня еще в Тюрингии. Состав этой организации был таков, что действительно можно было говорить о внепартийной организации. Только очень небольшая часть членов ее входила в компартию, подавляющее же большинство было беспартийным, и здесь лежало огромное поле для политико-воспитательной работы. Если в первые годы своего существования Союз красных фронтовиков носил больше демонстративный характер, то вскоре благодаря деятельности партийных товарищей он принял дру-

"Мы хотим знать правду о Советском союзе" - лозунг демонстрации безработных в Берлине

совая партия сознательного пролетариата, сумела своей целеустремленной политикой завоевать доверие широких слоев населения, и партийные товарищи многое делают для того, чтобы своей усиленной работой привлечь на сторону партии всех без исключения пролетариев.

В сентябре прошлого года мне было пред'явлено обвинение в государственной измене, и я был заключен в дом предварительного заключения. Мне было пред'явлено обвинение в руководстве деятельностью запрещенного Союза красных фронтовиков. Кроме того я ,якобы делал доклады о применении удушливых газов при вооруженном восстании и в уличной борьбе. Верховный суд видит во мне очень опасного человека и хочет во что бы то ни стало обезвредить меня. Меня продержали свыше б месяцев, несмотря на то, что я очень тяжело заболел. Всего несколько недель тому назад меня выпустили из тюрьмы, так как жизнь моя была в опасности, но меня поставили под надзор полиции. Каждую неделю я должен являться в полицию, так как высшее начальство опасается, как бы я не исчез, а это было бы очень скверно, так как сорвало бы процесс. Принимая во внимание последний состав правительства и личные убеждения судей, следует ожидать жестокого приговора; об этом ясно говорят последние приговоры над коммунистами.

25 лет нахожусь я в рядах рабочего движения. Позади - жизнь, полная борьбы и лишений. С гордостью могу я сказать, что я выполнил свой долг по отношению к своему классу и отдал ему все свои силы. Рядом со мною боролась жена моя и дети. Жена была в течение многих лет активным членом компартии и МОПР, оба взрослых сына стоят в первых рядах коммунистического союза молодежи и Красного спортинтерна. А мой семилетний Ленин с гордостью носит знамя революции и уже является активным функционером детского движения. С радостью смотрю я, как мои дети вырастают в дельных, классово-сознательных борцов, готовых отдать все свои силы за дело пролетарской революции.

Через несколько недель откроются передо мною ворота тюрьмы, чтобы на годы захлопнуться снова за мною, если только германские рабочие не совершат того, что необходимо им для их собственного освобождения и что ждут от них рабочие

СССР и всего мира. Еще медленно доходит до сознания значительной части этих обманутых масс, что пора уже наконец докончить с политикой соглашательства социал-демократических банд, что только соединенными усилиями всего рабочего класса под руководством большевистской партии, только революционным путем можно выйти из хозяйственного кризиса. Они должны вспомнить о великой исторической миссии, возложенной на них, и осознать, что единый красный фронт под руководством КПГ должен быть выкован, чтобы не допустить интервенции в СССР - отечестве всех трудящихся, чтобы положить конец фашистскому террору, чтобы разрушить всю капиталистическую систему и на ее место воздвигнуть социализм.

Лишения и буржуазная классовая юстиция надорвали мои физические силы, но веры в мой класс у меня никто не отнимет. Ход вещей за последние месяцы еще сильнее укрепляет меня в уверенности, что недалек уже день, когда будет установлена диктатура пролетариата, и меня наполняет гордая радость, что я со своими слабыми силами внес свою лепту.

Изо дня в день растет красный франт. Рабочие стоят уже широким единым фронтом самообороны против фашизма, и наша задача как коммунистов - углубить и расширить эту борьбу. На всех фабриках, заводах и в рудниках, во всех жилищных коллективах нужно вести агитацию и вербовку в комитеты единого фронта для борьбы с фашизмом, для борьбы за социализм.

Стрелка часов показывает без пяти минут двенадцать. Нельзя терять ни минуты. Нужно взять штурмом последний бастион разваливающегося капитализма - фашизм, если рабочий класс не хочет погрязнуть на десятилетия в рабстве.

 

Да здравствует свободная Германия рабочих и крестьян! Да здравствует наша советская Германия!


© elibrary.com.ua

Постоянный адрес данной публикации:

https://elibrary.com.ua/m/articles/view/В-БОРЬБЕ-ЗА-ПРОЛЕТАРСКУЮ-РЕВОЛЮЦИЮ

Похожие публикации: LУкраина LWorld Y G


Публикатор:

Валерий ЛевандовскийКонтакты и другие материалы (статьи, фото, файлы и пр.)

Официальная страница автора на Либмонстре: https://elibrary.com.ua/malpius

Искать материалы публикатора в системах: Либмонстр (весь мир)GoogleYandex

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

В БОРЬБЕ ЗА ПРОЛЕТАРСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ // Киев: Библиотека Украины (ELIBRARY.COM.UA). Дата обновления: 23.04.2014. URL: https://elibrary.com.ua/m/articles/view/В-БОРЬБЕ-ЗА-ПРОЛЕТАРСКУЮ-РЕВОЛЮЦИЮ (дата обращения: 29.03.2024).

Комментарии:



Рецензии авторов-профессионалов
Сортировка: 
Показывать по: 
 
  • Комментариев пока нет
Похожие темы
Публикатор
719 просмотров рейтинг
23.04.2014 (3627 дней(я) назад)
0 подписчиков
Рейтинг
0 голос(а,ов)
Похожие статьи
VASILY MARKUS
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ВАСИЛЬ МАРКУСЬ
Каталог: История 
3 дней(я) назад · от Petro Semidolya
МІЖНАРОДНА КОНФЕРЕНЦІЯ: ЛАТИНСЬКА СПАДЩИНА: ПОЛЬША, ЛИТВА, РУСЬ
Каталог: Вопросы науки 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
КАЗИМИР ЯҐАЙЛОВИЧ І МЕНҐЛІ ҐІРЕЙ: ВІД ДРУЗІВ ДО ВОРОГІВ
Каталог: История 
7 дней(я) назад · от Petro Semidolya
Українці, як і їхні пращури баньшунські мані – ба-ді та інші сармати-дісці (чи-ді – червоні ді, бей-ді – білі ді, жун-ді – велетні ді, шаньжуни – горяни-велетні, юечжі – гутії) за думкою стародавніх китайців є «божественним військом».
9 дней(я) назад · от Павло Даныльченко
Zhvanko L. M. Refugees of the First World War: the Ukrainian dimension (1914-1918)
Каталог: История 
12 дней(я) назад · от Petro Semidolya
АНОНІМНИЙ "КАТАФАЛК РИЦЕРСЬКИЙ" (1650 р.) ПРО ПОЧАТОК КОЗАЦЬКОЇ РЕВОЛЮЦІЇ (КАМПАНІЯ 1648 р.)
Каталог: История 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
VII НАУКОВІ ЧИТАННЯ, ПРИСВЯЧЕНІ ГЕТЬМАНОВІ ІВАНОВІ ВИГОВСЬКОМУ
Каталог: Вопросы науки 
17 дней(я) назад · от Petro Semidolya
ТОРГОВО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА ЕС В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ: УСПЕХИ И НЕУДАЧИ
Каталог: Экономика 
26 дней(я) назад · от Petro Semidolya
SLOWING GLOBAL ECONOMY AND (SEMI)PERIPHERAL COUNTRIES
Каталог: Экономика 
32 дней(я) назад · от Petro Semidolya

Новые публикации:

Популярные у читателей:

Новинки из других стран:

ELIBRARY.COM.UA - Цифровая библиотека Эстонии

Создайте свою авторскую коллекцию статей, книг, авторских работ, биографий, фотодокументов, файлов. Сохраните навсегда своё авторское Наследие в цифровом виде. Нажмите сюда, чтобы зарегистрироваться в качестве автора.
Партнёры Библиотеки

В БОРЬБЕ ЗА ПРОЛЕТАРСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ
 

Контакты редакции
Чат авторов: UA LIVE: Мы в соцсетях:

О проекте · Новости · Реклама

Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту)
Сохраняя наследие Украины


LIBMONSTER NETWORK ОДИН МИР - ОДНА БИБЛИОТЕКА

Россия Беларусь Украина Казахстан Молдова Таджикистан Эстония Россия-2 Беларусь-2
США-Великобритания Швеция Сербия

Создавайте и храните на Либмонстре свою авторскую коллекцию: статьи, книги, исследования. Либмонстр распространит Ваши труды по всему миру (через сеть филиалов, библиотеки-партнеры, поисковики, соцсети). Вы сможете делиться ссылкой на свой профиль с коллегами, учениками, читателями и другими заинтересованными лицами, чтобы ознакомить их со своим авторским наследием. После регистрации в Вашем распоряжении - более 100 инструментов для создания собственной авторской коллекции. Это бесплатно: так было, так есть и так будет всегда.

Скачать приложение для Android