Русские православные богослужения в Праге регулярно совершались еще с середины 70-х годов XIX в. В 1870 г. граф Петр Аркадьевич Голенищев-Кутузов по поручению Санкт-Петербургского отделения Славянского благотворительного общества заключил с Пражским городским советом договор о найме в аренду на 30 лет храма св. Микулаша (святителя Николая, Никольский храм) на Староместской площади в Праге [1. С. 22286/1922 pres]. Это был пустующий католический костел, ранее принадлежавший Ордену славянских бенедиктинцев. Храм был отремонтирован и снабжен всем необходимым для совершения православных богослужений. В 1874 г. состоялось его освящение [2. С. 7 - 8]. С этого времени и вплоть до 1914 г. в чешской столице практически постоянно присутствовали русские православные священнослужители. В 1900 г. аренда храма была продлена еще на 30 лет. На этот раз договор по поручению того же общества был оформлен сенатором А. А. Нарышкиным [1. С. 22286/1922 pres].

После начала Первой мировой войны австрийские власти в одностороннем порядке расторгли договор о найме, а протоиерей Николай Рыжков, служивший тогда настоятелем храма, был арестован ив 1917 г. приговорен к смертной казни. Только энергичное вмешательство испанского короля в условиях нараставшего кризиса в самой Австро-Венгрии воспрепятствовало приведению приговора в действие. В июле 1917 года протоиерей Николай Рыжков был выпущен на свободу и вернулся в Петроград, где и скончался в 1920 г. [3. С. 11 - 67; 4. S. 169 - 172]. Австрийские власти также конфисковали все русское церковное имущество в Праге и на чешских курортах (в Карловых Варах, Марианских Лазнях и Франтишковых Лазнях).

Православная церковная жизнь в Праге стала возрождаться после провозглашения независимой Чехословацкой республики (ЧСР), когда сюда стали активно прибывать русские эмигранты. По инициативе В. Т. Рафальского, находившегося в Чехословакии с июля 1919 г. в качестве официального представителя правительства Колчака [5. S. 141], для русских беженцев время от времени организовывались богослужения, для совершения которых с осени 1920 г. приглашался священник Алексий Ванек - чех, до войны проживавший на Волыни. Поначалу богослужения совершались нерегулярно, лишь по большим праздни-

Бурега Владимир Викторович - канд. богословия, преподаватель Московской духовной академии.

стр. 29

кам и не в Никольском храме, а в других помещениях [6. Папка "Прага 1921 - 1924". Меморандум о русской православной церкви в Праге от 1 II 1923]. Когда на рубеже 1920 - 1921 гг. количество русских беженцев в Праге заметно увеличилось, то появилась потребность в более регулярных службах и в создании постоянно действующего прихода. Однако процесс его формирования затянулся до августа 1923 г.

Как известно, 28 июля 1921 г. Чехословацкое правительство приняло решение о проведении "русской акции помощи". Уже в сентябре того же года из Константинополя в ЧСР отправились первые 1000 студентов из числа русских беженцев и 4000 земледельцев (крестьян и казаков). В ходе "русской акции" чехословацкие власти целенаправленно формировали политический облик русской колонии. Воспитанная в Чехословакии русская студенческая молодежь рассматривалась как зародыш политической и культурной элиты грядущей, небольшевистской, России. Еще в мае 1920 г. МИД ЧСР прямо заявил: "Мы заинтересованы в образовании в Праге центра прогрессивных русских" [5. S. 150]. "Прогрессивными" здесь считались, прежде всего, представители различных течений правых эсеров. В результате Чехословацкому представительству в Константинополе, организовывавшему переправку русских эмигрантов в ЧСР, предписывалось не допускать приезда в Прагу представителей как крайне левого, так и правого лагеря беженцев [7. S. 142 - 143]. Важно отметить, что чехословацкие власти считали русское православное духовенство частью правого политического лагеря, и потому поддержка эмигрантских церковных организаций не входила в задачи "русской акции".

8 апреля (26 марта) 1921 г. Священный Синод Русской православной церкви в Москве назначил архиепископа Евлогия (Георгиевского) управляющим западноевропейскими русскими православными церквами (указ N 423) [8. С. 354 - 355]. С этого времени архиепископ (с 3011922 - митрополит [8. С. 367 - 368]) Евлогий занимался организацией церковной жизни русской эмиграции в Западной Европе. Словосочетание "западноевропейские русские церкви", употребленное в Синодальном указе, следует признать весьма условным. В юрисдикции архиепископа Евлогия оказались не только русские общины во Франции, Германии, Бельгии, Италии, Швейцарии, Норвегии, Голландии, но и в Чехословакии, Румынии, Болгарии, Марокко.

Сначала архиепископ Евлогий поручил временное исполнение пастырских обязанностей для русских беженцев в Праге священнику Алексию Ванеку. Соответствующий указ был подписан 11 июня 1921 г. [6. Папка "Прага 1921 - 1924"]. Однако уже в августе 1921 г. в Прагу был назначен протоиерей Михаил Стельмашенко. Осенью отец Михаил при поддержке В. Т. Рафальского начал работу по организации русского прихода. Было проведено первое приходское собрание и избран Совет приходского попечительства, который должен был провести подготовку к созданию в Праге постоянно действующего прихода.

В августе 1921 г. была фактически решена и проблема храма, необходимого для совершения богослужений. Дело в том, что Никольский храм, в котором русские священники служили до 1914 г., был передан в пользование Чехословацкой церкви и стал ее кафедральным храмом¹. 17 августа по просьбе В. Т. Рафальского Пражский диоцезный совет Чехословацкой церкви выразил согла-

¹ Чехословацкая церковь - конфессия, созданная в 1920 г. в результате выхода из Римско-католической церкви части ее клириков и мирян в Чехословакии. С 1971 г. она носит официальное название Чехословацкая гуситская церковь. Эту конфессию следует отличать от Чехословацкой православной церкви.

стр. 30

сие на регулярное совершение русских православных богослужений в Никольском храме [9. Karton 3910. С. 52044/1926. Письмо Центрального комитета Чехословацкой Церкви В. Т. Рафальскому от 23 IX 1921]. Так что хотя храм и не был передан в пользование русской общины, возможность совершать здесь православные богослужения сохранялась в течение всего рассматриваемого периода.

Протоиерею Михаилу Стельмашенко, к сожалению, не удалось наладить взаимоотношения с государственными органами ЧСР. Он не скрывал своих монархических убеждений, считал Чехословакию страной, в которой господствуют антицерковные настроения [6. Папка "Прага 1921 - 1924". Письмо прот. М. Стельмашенко архиеп. Евлогию от 4 VIII 1921]. Заместитель министра иностранных дел ЧСР Вацлав Гирса, знавший о близости протоиерея М. Стельмашенко к монархическим кругам, рекомендовал чехословацким властям "вести с ним переговоры сдержанно" [1. С. 38508 - 11 - 1921. Письмо из МИД ЧСР в Канцелярию президента ЧСР от 17 XI 1921]. В начале 1922 г. у отца Михаила сложилась конфликтная ситуация и с частью русских прихожан [6. Папка "Прага 1921 - 1924". Письмо членов русского прихода в Праге митр. Евлогию от 15 II 1922]. В результате в марте 1922 г. митрополит Евлогий принял решение о переводе протоиерея М. Стельмашенко на должность настоятеля русского храма во Флоренции. Новым настоятелем в Прагу был назначен протоиерей Григорий Ломако. Он прибыл в Чехословакию лишь 2 июня 1922 г., однако уже 9 июня, ознакомившись с ситуацией в Пражском приходе, направил рапорт митрополиту Евлогию, в котором просил освободить его от занимаемой должности, поскольку не считал "себя способным занимать здесь настоятельское место" [6. Папка "Прага 1921 - 1924"]. Просьба протоирея Григория была удовлетворена, и 4 августа 1922 г. в Прагу был назначен новый настоятель - протоирей Георгий Спасский, находившийся тогда вместе с русским флотом в Бизерте (Тунис). Хотя он и числился главой Пражского прихода до августа 1923 г., но так и не смог приехать в Чехословакию. И лишь 30 августа 1923 г. настоятелем прихода был назначен епископ Сергий (Королев), занимавший эту должность до конца Второй мировой войны. Владыка Сергий носил титул епископа Вельского и являлся викарием Холмской епархии. Однако в апреле 1922 г. он был выслан из Польши за несогласие с идеей провозглашения автокефалии Польской православной церкви, и с тех пор проживал в Праге [3. С. 72 - 82].

Таким образом, в августе 1923 г. окончательно оформилась организационная структура русского прихода в Праге. Был избран приходской совет и назначен настоятель, постоянно пребывавший в Праге. Следует отметить, что русские иерархи в эмиграции сохраняли свои титулы, несмотря на то, что проживали далеко от своих прежних епархий. Поэтому расхожее в литературе наименование владыки Сергия "епископом Пражским" с канонической точки зрения некорректно. Такого титула он никогда не носил.

Параллельно с созданием русского православного прихода в Праге шел процесс формирования Чешской религиозной православной общины. Главными ее деятелями были доктор права (с 1923 г. - протопресвитер) Милош Червинка и архимандрит (с 1923 г. - архиепископ) Савватий (Врабец). Уже в 1921 г. между двумя формирующимися общинами (русской и чешской) сложились довольно натянутые отношения. По мнению доктора Червинки и архимандрита Савватия, все православные, постоянно или временно проживавшие в ЧСР, должны

стр. 31

были войти в единую организационную структуру, которая в перспективе могла бы быть преобразована в независимую Чехословацкую православную церковь. Русские же беженцы стремились сохранить каноническую связь с Русской православной церковью, никак не препятствуя при этом развитию чешского православия.

31 июля 1921 г. М. Червинка подал в Государственное управление культов при Министерстве образования и народного просвещения ЧСР проект Устава Чешской религиозной православной общины, а также просьбу о государственной регистрации общины [4. S. 52]. Процедура регистрации затянулась более чем на полгода. Между различными правительственными инстанциями (Министерством образования, Министерством юстиции, Министерством иностранных дел) завязалась оживленная дискуссия по вопросу государственного признания новой религиозной общины. Для нас важно отметить, что в этой дискуссии сыграл не последнюю роль фактор наличия в Праге большого количества русских эмигрантов, исповедующих православие.

22 февраля 1922 г. Министерство образования, настаивая на необходимости скорейшей регистрации чешской православной общины, сообщало в Президиум Совета Министров ЧСР, что количество православных обывателей в Чешских землях за первые годы существования республики существенно возросло. Это обусловлено, прежде всего, притоком эмигрантов (русских, сербов и болгар): "Так как для всех них (эмигрантов. - В. Б.) - а счет их идет на тысячи - ныне не существует официальной церковной организации, крайне необходимо, чтобы православные могли быть объединены в религиозную корпорацию, и, прежде всего, в религиозную общину, чтобы вместо неорганизованной толпы появилась регулярная, созданная на законных основаниях и открыто представляющая себя в обществе организация". Министерство отметило также, что для государства не может быть безразличным возможное появление мелких религиозных организаций, неподотчетных правительству и раздробленных по национальному признаку. Куда выгодней подчинить всех эмигрантов чешской религиозной общине, "основанной и существующей в постоянном контакте с государственными властями, которая будет в домашних чешских руках и от которой будут зависеть все православные иных национальностей, являющиеся по большей части гостями в нашем государстве" [10. Slozka "Zpravy o cinnosti pravoslavne nabozenske obce v Praze (1920 - 1941)". С. 4398/1133 S. 1922]. Таким образом, стремление архимандрита Савватия и М. Червинки подчинить своей канонической власти русский приход нашло полную поддержку в Министерстве образования.

Цитированное письмо достигло своей цели. 16 марта 1922 г. Президиум Совета Министров ЧСР дал согласие на регистрацию Чешской религиозной православной общины [10. Slozka "Zpravy o cinnosti pravoslavne nabozenske obce v Praze (1920 - 1941)". C. 5811/1133 S - 1922], а 31 марта Министерство образования утвердило ее Устав [4. S. 52]. 15 июня 1922 г. в Праге состоялось учредительное собрание общины, на котором ее председателем был избран М. Червинка, а духовным руководителем - архимандрит Савватий. Результаты выборов были утверждены государством 30 августа. С этого момента Чешская религиозная православная община стала единственной православной церковной организацией в Чешских землях, официально признанной государством.

Однако Устав чешской общины не давал однозначного ответа на вопрос о том, кто может (или должен) войти в ее состав. § 3 Устава гласил, что "членами

стр. 32

общины являются все верующие православного (греко-восточного) исповедания, которые постоянно или временно проживают в округе общины". При этом в § 4 устанавливалась процедура записи в общину, которая делала человека ее полноправным членом [10. Slozka "Zpravy о cinnosti pravoslavne nabozenske obce v Praze (1920 - 1941)". C. 107/1133 S - 1922]. Поэтому, с одной стороны, руководство общины имело основания утверждать, что все русские эмигранты, проживающие в Чешских землях и исповедующие православие, автоматически становятся членами Чешской религиозной православной общины. С другой стороны, человек, не обратившийся к руководству общины с письменной просьбой о включении себя в ее состав и не получивший письменного подтверждения того, что он в этот состав включен, членом общины не являлся. Эта двусмысленная ситуация сделала чрезвычайно актуальным вопрос о правовом статусе русского прихода. С точки зрения государства он оставался непризнанной (хотя и терпимой) религиозной организацией, не имевшей статуса юридического лица. Это, во-первых, создавало опасность включения русского прихода в состав чешской общины, а во-вторых, означало, что все документы, издававшиеся русским приходом, не имели юридической силы. При этом русский приходской совет вел метрические книги, в которых регистрировались крестины, венчания и погребения.

Излишне говорить о том, что для русских эмигрантов вопрос регистрации актов гражданского состояния имел первостепенное значение. Оказавшись на чужбине, наши соотечественники стремились регистрировать основные события в жизни в соответствии с российскими традициями. При этом в различных странах, на территории которых оказывались российские граждане, действовали иные правовые нормы. И далеко не всегда документы, выданные русскими церковными или гражданскими властями за границей (посольствами, консульствами, миссиями), признавались иностранными государствами.

Главной особенностью процедуры регистрации актов гражданского состояния для лиц православного исповедания в Российской империи была ее исключительно церковная форма. Еще в 1722 г. Петр I издал указ об обязательном ведении метрических записей во всех приходах на территории Российской империи, а с 1806 г. была введена единая печатная форма метрических книг, рассылавшихся из Петербурга во все приходы [11. С. 201 - 203; 12. С. 361]. Метрические записи свидетельствовали как о совершении церковных обрядов, так и о возникновении, изменении или прекращении правовых отношений, имеющих существенный характер. На основании этих записей могли выдаваться метрические свидетельства, имевшие силу официальных документов.

До революции все зарубежные русские церкви (кроме приходов в Северной Америке) входили в состав Санкт-Петербургской епархии. Русское духовенство за рубежом получало метрические книги установленного образца из Святейшего Синода. Метрические записи в этих книгах признавались российскими государственными и церковными властями, хотя с точки зрения иностранных правительств они далеко не всегда имели юридическую силу. Так, например, метрики русского Никольского храма в Праге не имели юридической силы для австрийских властей. Храм считался нанятым частными лицами для их нужд и не имел статуса прихода. В соответствии с австрийскими законами, с момента создания в Вене православной общины св. Саввы (1893) все православные славяне, проживавшие в Цислейтании (т.е. в австрийской части двуединой Австро-Венгерской империи), вошли в состав этой общины. Юрисдикция общины св.

стр. 33

Саввы распространялась, соответственно, и на православных славян Чешских земель. Поэтому для того, чтобы русские церковные акты были признаны Австрийским государством, они параллельно регистрировались и в метрических книгах венского прихода св. Саввы. Так что с точки зрения австрийских властей русские священники в Праге действовали как делегаты настоятеля венского храма [13. S. 17 - 27].

В 1919 г. молодое Чехословацкое государство признало юридическую силу за браками, оформленными как духовными руководителями зарегистрированных религиозных общин, так и гражданскими властями (закон N 320 от 22 мая 1919 г.). Люди, вступавшие в брак, сами могли выбрать форму регистрации своего союза (гражданскую или церковную) [14. S. 35 - 36]. При этом ведение метрических книг в религиозных общинах, не признанных государством, не запрещалось. Но эти записи не имели юридической силы.

В 1921 г., как сказано, русские храмы в Западной Европе были изъяты из ведения Петроградского митрополита и переданы в управление митрополита Евлогия. С этого времени все русские зарубежные приходы, признававшие над собой его каноническую власть, получали метрические книги из возглавляемого им Епархиального управления, которое сначала (1921 - 1922) находилось в Берлине, а затем переехало в Париж (с начала 1923 г.) [8. С. 373 - 374]. Русские беженцы, оказавшиеся в Праге, по сложившейся традиции считали для себя вполне достаточной регистрацию в приходских книгах, но впоследствии выяснялось, например, что браки, зарегистрированные в русском приходе, с точки зрения Чехословацкого государства недействительны.

После создания и государственного признания Чешской религиозной православной общины архимандрит Савватий и М. Червинка попытались при поддержке государства взять в свои руки регистрацию актов гражданского состояния для всех православных, проживавших в Чешских землях (в том числе и для русских эмигрантов), что фактически означало бы подчинение русского прихода руководству чешской общины.

Уже 18 июня (т.е. через три дня после проведения своего учредительного собрания) Чешская религиозная православная община направила письмо в МИД ЧСР, в котором жаловалась на то, что в русском приходе незаконно ведутся метрические книги. Право же на это имеет лишь чешская община. Письмо аналогичного содержания было направлено и в Пражское земское политическое правление, которое 30 июня попросило протоиерея Григория Ломако (исполнявшего тогда должность настоятеля русской общины) дать разъяснения по поводу полученной жалобы. Ответ отца Григория датирован 1 июля. Он сообщал, что русские беженцы рано или поздно надеются вернуться на Родину и потому стремятся регистрировать акты своего гражданского состояния за границей в соответствии с российскими законами, чтобы в будущем их документы были признаны в России. Именно поэтому они не обращаются с просьбами о регистрации ни в государственные органы, ни в чешскую православную общину. Видимо, разъяснения отца Григория вполне удовлетворили Земское политическое правление. Во всяком случае, просьба чешской общины о том, чтобы за ней было признано исключительное право ведения метрических книг для всех лиц православного исповедания, не была удовлетворена [9. Karton 3907. С. 98641/1922].

4 марта 1923 г. в Стамбуле Константинопольский патриарх Мелетий IV (Метаксакис) рукоположил архимандрита Савватия в сан архиепископа Пражского и всей Чехословакии. В тот же день состоялась и священническая хиротония

стр. 34

М. Червинки, который был возведен в должность "протопресвитера Апостольского Патриаршего Константинопольского Престола" и назначен канцлером новосозданной Пражской архиепископии [4. S. 66]. Вернувшись из Стамбула, архиепископ Савватий и протопресвитер Милош еще раз попытались при помощи государственных органов подчинить своей власти русский приход.

10 апреля 1923 г. Червинка был принят заместителем министра иностранных дел ЧСР доктором Вацлавом Гирсой, который курировал "русскую акцию" чехословацкого правительства. По сообщению самого доктора Гирсы, отец Милош Червинка в разговоре с ним поведал о стремлении русских эмигрантов создать в Праге свою отдельную церковную общину. Червинка полагал, что отныне каноническая юрисдикция над всеми православными на территории Чехословакии находится в руках архиепископа Савватия, а значит необходимо подчинить ему и всех эмигрантов.

Однако доктор Гирса не поддержал Червинку. Хотя заместитель министра иностранных дел ЧСР полагал, что русскому приходу нецелесообразно предоставлять статус религиозной организации, признанной государством, в то же время он считал недопустимым и принудительное подчинение русских эмигрантов архиепископу Савватию. В. Гирса полагал, что "нет препятствий, чтобы русские священники вели метрики для своих собственных церковных нужд; для того же, чтобы факты, являющиеся предметом метрических записей, имели силу для государственных органов, необходимо вносить их в государственные метрические книги, которые ведут политические учреждения (магистраты). Эти акты должны регистрироваться два раза: русским духовенством в церковных метриках pro foro intemo и государственными органами pro того externo" [1. С. 1013 prub. - III - 23].

22 июня 1923 г. в Прагу прибыл митрополит Евлогий [10. Slozka "Ruska pravoslavna cirkev. Rusky metropolita Eulogius, visum do csl. republiky. 1923"]. 26 июня он посетил МИД ЧСР, где встретился с В. Гирсой. Митрополит передал ему "Памятную записку", кратко излагавшую требования русских эмигрантов. Владыка Евлогий просил позволить русскому приходу оставаться в канонической власти Русской православной церкви. Также он просил, чтобы чехословацкие власти признавали права назначаемых им в Прагу священнослужителей и считали выписки из метрических книг русского прихода официальными юридическими документами [1. С. 50402 - III - 1923; 6. Папка "Прага 1921 - 1924"].

В. Гирса с пониманием отнесся к просьбе митрополита Евлогия. 26 июля того же года МИД ЧСР направил письмо в Министерство образования и в Министерство внутренних дел, в котором рекомендовал провести государственную регистрацию русских православных общин в ЧСР [1. С. 50402- III - 1923]. Однако Государственное управление культов не пересмотрело свое отношение к русскому приходу и вплоть до середины 1924 г. продолжало оказывать безоговорочную поддержку архиепископу Савватию. Лишь 31 июля 1924 г. Министерство образования сообщило в Президиум Совета Министров ЧСР, что не имеет возражений против государственного признания русского прихода [10. Slozka "Pravoslavna cirkev ruska; uprava pomeru". C. 4806/1133- S - 1924].

Однако вопрос о порядке регистрации актов гражданского состояния русских эмигрантов православного вероисповедания оставался актуальным. Поэтому 22 января 1925 г. МВД ЧСР издало циркуляр, адресованный всем местным политическим правлениям в Чехии, Моравии и Силезии. В этом документе отмечалось, что государство признает законность церковной регистрации актов

стр. 35

гражданского состояния, совершенной лишь настоятелем Чешской религиозной православной общины. Русские эмигранты православного исповедания, не желающие входить в состав указанной общины, "могут заключать действительные браки лишь в гражданском порядке, и их рождения, браки и смерти могут быть доказываемы единственно гражданскими метриками". При этом Министерство отмечало, что не видит препятствий для того, чтобы эмигранты после регистрации брака в государственных органах "обращались для освящения своего союза еще к священнику, так же как нет возражений к записыванию рождений и смертей членов русской эмиграции, параллельно с гражданскими метриками, также в частных, имеющих лишь внутреннее значение реестрах русского священника" [10. Slozka "Pravoslavna cirkev ruska; uprava pomeru". C. S -1671/1133/1; 15. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 274. Л. 64].

Пражский приход переправил копию указанного циркуляра в Епархиальное управление в Париже. 2 июля 1925 г. документ был рассмотрен на заседании Епархиального совета, который рекомендовал русскому приходу в Праге следовать порядку регистрации актов, предписанному Министерством внутренних дел ЧСР [6. Папка "Прага 1924 - 1925"]. Таким образом, к лету 1925 г. окончательно утвердился порядок регистрации рождений, браков и смертей русских эмигрантов православного вероисповедания, проживавших в Чешских землях. Члены русского прихода отказались от услуг Чешской религиозной православной общины, отдав предпочтение регистрации актов в государственных учреждениях.

28 апреля 1925 г. в Министерство образования ЧСР был подан проект Устава русской православной общины. В мае-июне 1925 г. этот документ изучался в Министерстве. В результате Государственное управление культов предложило русской общине внести в устав ряд поправок [9. Karton 3907. С. 54223/1925; 6. Папка "Прага 1924 - 1925"]. Сопоставление первоначального текста и предложенных министерством изменений показывает, что из Устава были изъяты все упоминания о высшей русской церковной власти. Так в проекте в § 1 говорилось, что вероисповедная община Русской православной церкви в Чехии, Моравии и Силезии является "органической частью Русской православной (греко-восточной) церкви, возглавляемой Патриархом Московским и всея России". В исправленном министерством варианте упоминание о Московском патриархе убрано. § 2 проекта гласил, что община "канонически подчинена Епархиальному управлению Русской Православной Церкви в Западной Европе, имеющему местопребывание в Париже и представленному ныне митрополитом Евлогием, и не может быть в будущем отторжена от Русской Православной Церкви и включена в состав иной автокефальной или автономной Церкви". Исправленный вариант был значительно лаконичней: "В своем вероучении, обрядах и внутренней жизни эта община руководствуется правилами, действительными для Русской Православной Церкви, с которой в этих отношениях составляет каноническое единство". Подобного рода изменения были внесены и в другие параграфы проекта (§§ 4, 16, 21, 27, 39, 40).

Изменения, внесенные в проект Устава Министерством образования, вполне вписывались в общую конфессиональную политику ЧСР. Государственное управление культов всегда считало одной из своих главных задач максимальное ограничение связей религиозных общин в Чехословакии с зарубежными административными центрами. Однако для русского прихода сохранение связи с Епархиальным управлением в Париже, а через него и с Московской патриархи-

стр. 36

ей имело принципиальный характер. Поэтому авторы Устава порой даже с излишней настойчивостью подчеркивали каноническую зависимость общины от высших административных органов Русской православной церкви, что, конечно же, не могло вызвать сочувствия у Государственного управления культов. Но, несмотря на то, что поправки, предложенные министерством, как русский приход, так и Епархиальное управление в Париже признали для себя невыгодными, все же было решено принять их, чтобы максимально ускорить процесс регистрации общины [6. Папка "Прага 1924 - 1925". Письмо из Епархиального управления епископу Сергию от 10 X (27 IX) 1925].

На рубеже 1925 - 1926 гг. в Чешской религиозной православной общине произошли перемены, отразившиеся и на внутренней жизни русского прихода. 22 ноября 1925 г. в городе Ческа Тршебова состоялось общее собрание членов чешской общины, на котором были проведены перевыборы духовного руководителя и председателя общины. Ими, соответственно, стали епископ Горазд (Павлик) и доктор Богдан Исидор Заградник. 22 декабря результаты собрания были утверждены Министерством образования ЧСР, а в феврале 1926 г. все имущество общины, ее делопроизводство и архив были изъяты у архиепископа Савватия и переданы епископу Горазду. С этого времени владыка Савватий и протопресвитер М. Червинка лишились возможности оказывать сколько-нибудь заметное влияние на церковную жизнь в Чехии и Моравии. Стремление же русского прихода к государственной регистрации, как мы видели, было обусловлено, прежде всего, желанием противостоять попыткам Чешской религиозной православной общины подчинить себе русских эмигрантов. После избрания духовным руководителем чешской общины епископа Горазда такая опасность миновала. У русского прихода сложились с ним вполне дружественные отношения.

Также следует отметить, что в 1924 г. было создано Братство для погребения православных русских граждан и содержания в порядке их могил в Чехословакии, а в 1925 г. построен Успенский храм на Ольшанском кладбище в Праге. Собственником храма являлось Братство. При этом русский приход получил возможность безвозмездно пользоваться храмом и его имуществом. Это также ослабило актуальность вопроса государственной регистрации прихода. Поэтому, начиная со второй половины 1926 г., русский приход перестал активно добиваться от государства официального признания.

Тем не менее, правительственные органы ЧСР продолжали изучать этот вопрос. Так МИД ЧСР, прежде чем принять окончательное решение по делу эмигрантского прихода в Праге, решил выяснить, какой статус имеют русские церковные организации в Королевстве сербов, хорватов и словенцев (СХС). В январе 1927 г. был направлен соответствующий запрос в Посольство ЧСР в Белграде [1. С. 179060 - II - 1926]. В своем ответе посольство сообщало, что русские общины в Королевстве СХС официально не признаны государством, а лишь терпимы. Документы о заключении браков, выданные русскими священниками, не признаются государством. Силу официальных бумаг имеют лишь документы, выдаваемые духовенством Сербской православной церкви (СПЦ) [1. C. 6438 - II - 1927].

В июле 1927 г. в Прагу также пришло письмо из МИД Королевства СХС, в котором говорилось, что Русская православная церковь имеет в Сербии свою административную единицу - Синод (в городе Сремски Карл овцы), во главе которого стоит митрополит Антоний (Храповицкий). Митрополиту же Евлогию в

стр. 37

Королевстве СХС никто не подчиняется. Представители русского духовенства, принимающие сербское гражданство, автоматически переходят в юрисдикцию СПЦ [1. С. 101079 - 11 - 1927].

Письма, полученные из Белграда, не прояснили, а лишь запутали дело. К тому же, именно в 1926 - 1927 гг. в русском зарубежье разразилась так называемая церковная смута, результатом которой стал разрыв взаимоотношений между митрополитом Евлогием и Архиерейским Синодом в Сремских Карловцах. В этом конфликте епископ Сергий (Королев) вместе с Пражским приходом поддержал митрополита Евлогия.

Информация о русской церковной смуте достигла и Чехословакии. 11 ноября 1927 г. пражская газета "Lidove listy" сообщила, что Архиерейский Собор в Сремских Карловцах отлучил от церковного общения епископа Сергия (Королева). Это сообщение не могло не вызвать беспокойства в МИД ЧСР. 12 декабря чехословацкое внешнеполитическое ведомство запросило соответствующую информацию в посольстве ЧСР в Белграде [1. С. 151477 - II - 1927]. Посольство ответило, что сведения, обнародованные пражской газетой, соответствуют действительности. Епископ Сергий отлучен за то, что поддержал митрополита Евлогия. Сам владыка Евлогий выступает за сохранение канонической связи с митрополитом Сергием (Страгородским) в СССР, который пытается найти компромисс с советской властью. И если митрополит Евлогий оправдывает действия митрополита Сергия, то русские епископы в Сербии настроены резко антисоветски [1. С. 2549 - II - 1928].

Все эти обстоятельства существенно осложнили решение вопроса о регистрации русского прихода. Дело оказалось вовлеченным в противоречивый дипломатический контекст.

Таким образом, в 1926 - 1927 г., с одной стороны, сама русская община все менее интенсивно добивалась государственного признания. С другой стороны, и МИД ЧСР все менее был склонен решать это дело в спешном порядке, осознавая возможные нежелательные последствия такого шага для государства. Видимо, процесс регистрации русского прихода приостановился сам собой.

Во всяком случае, с полной уверенностью можно сказать, что Государственное управление культов не было той инстанцией, которая как-то препятствовала осуществлению планов русской общины. Более того, глава Управления Вацлав Мюллер даже не знал, почему же все-таки не состоялась регистрация русского прихода. 21 июня 1928 г. он спрашивал об этом епископа Горазда. Последний ответил, что часть русских эмигрантов сотрудничает с Чешской религиозной православной общиной и пользуется ее метрическими книгами. Требы же, совершаемые епископом Сергием, всегда сопровождаются гражданской регистрацией. 22 июня 1928 г. В. Мюллер добавил в дело о регистрации русского прихода свои разъяснения. Он писал, что точно не знает причин, по которым не состоялось государственное признание русской общины, но предполагает, что эмигранты нашли другой выход из положения и потому отказались от продолжения дела [9. Karton 3907 С. 54223/1925].

Другой проблемой, решения которой русский приход добивался от государственных органов ЧСР, была проблема русского церковного имущества в Чехии. На момент создания прихода в Праге Никольский храм, являвшийся собственностью городских властей, находился уже в пользовании Чехословацкой церкви. Утварь храма во время войны была конфискована и хранилась на городских складах. На курортах также сложилась весьма непростая ситуация.

стр. 38

В Марианских и Франтишковых Лазнях за сохранностью церковного имущества в годы войны следили кураторы, назначенные еще строительными комитетами, воздвигавшими эти храмы. В Карловых Варах с момента ареста протоиерея Николая Рыжкова в 1914 г. официального распорядителя церковным имуществом не было. Поэтому местный суд еще в том же году назначил куратором русского храма Людвига Шафлера, который покинул Карловы Вары во время войны [9. Karton 3907. С. 89103/1922]². После этого новый куратор не был назначен, и за сохранностью церковного имущества следил церковный сторож Вацлав Мещанек. 22 февраля 1919 г. в Окружной суд в Карловых Варах через пражского адвоката доктора Виктора Ржигу было подано предложение начальника канцелярии (администрации) президента ЧСР доктора Пршемысла Шамала об установлении судебного распоряжения имуществом Карловарского православного храма [9. Karton 3916. Slozka "Vary Karlovy". С. 171479/1937]. В результате 29 марта 1919 г. судебным куратором (распорядителем) имущества был назначен доктор Милан Микса [9. Karton 3916. Slozka "Vary Karlovy". С. 95601/32].

Прибывший в Чехословакию 25 июля 1921 г. протоиерей М. Стельмашенко при поддержке В. Т. Рафальского попытался получить церковное имущество в Праге и на курортах в свое распоряжение. 27 июля 1921 г. В. Т. Рафальский известил Миксу о том, что митрополит Евлогий, уполномоченный Московским патриархом Тихоном руководить русскими церквами в Западной Европе, передал управление храмами в Карловых Варах, Марианских Лазнях и Франтишковых Лазнях протоиерею М. Стельмашенко. Свое письмо Рафальский подписал как русский charge d'affaires (поверенный в делах) в Праге. 4 августа доктор Микса запросил Министерство иностранных дел ЧСР, должен ли он "подать в суд предложение о прекращении судебного распоряжения и о передаче храма со всем его имуществом господину М. А. Стельмашенко" [1. С. 28589/1921 pres].

17 августа МИД ответил М. Миксе, что В. Т. Рафальский не является официально признанным представителем Российского государства в Чехословакии. Его письма не являются официальными документами и должны восприниматься как частные. Поэтому нет оснований для приостановки судебного кураторства русским церковным имуществом в Карловых Варах [1. С. 28589/1921 pres]. Таким образом, попытка отца Михаила получить в свое распоряжение карловарский храм не увенчалась успехом. Но он на этом не остановился.

15 сентября 1921 г. М. Микса сообщал в МИД ЧСР, что отец Михаил регулярно совершает богослужения в Карловых Варах, а также требует передать ему все церковное имущество. Микса отказался выполнить это требование: "Церковь и имущество я не мог передать господину протоиерею, так как суд назначил меня попечителем. Господин протоирей не хочет этого понять и очень на меня злится. Говорит, что чехи везде создают для него трудности, а немцы во всем идут ему навстречу" [9. Karton 3908. С. 122313/1921].

7 ноября 1921 г. полномочия распорядителя русского церковного имущества в Карловых Варах Окружной суд передал Клементу Новаку [9. Karton 3908. С. 84471/1924]. С ним протоиерей М. Стельмашенко также не сумел найти общий язык. Так, например, отец Михаил без согласования с куратором увез в Прагу облачения, необходимые для совершения рождественских богослужений.

² По другим сведениям Л. Шафлер скончался в Карловых Варах в 1915 или начале 1916 г. См.: Письмо А. М. Мирковича митрополиту Евлогию от 14(1) X 1924 [6. Папка "Прага 1924 - 1925"].

стр. 39

В ответ на это К. Новак сообщил о действиях русского настоятеля в полицию. В результате отец Михаил был вызван в четвертое отделение Пражской полиции, где его продержали несколько часов. После этого облачения были возвращены в Карловы Вары [9. Karton 3908. С. 32371/1922. Письмо пражского Земского политического правления в Министерство образования ЧСР от 17 III 1922].

После создания и государственного признания Чешской религиозной православной общины в Праге ее руководство начало добиваться получения в свое распоряжение всего русского церковного имущества в Чехии. Следует отметить, что часть церковной утвари, конфискованной во время войны, была передана из пражских складов в распоряжение М. Червинки. Теперь же чешская община потребовала передать ей и русские курортные храмы. Так 24 ноября 1922 г. руководство общины сообщило в Министерство образования, что стремится получить в свое распоряжение русский храм в Карловых Варах [9. Karton 3908. С. 130786/1922].

В свою очередь, митрополит Евлогий 30 июля 1922 г. направил в МИД ЧСР письмо, в котором просил передать все русское церковное имущество в Чехии в распоряжение протоиерея Георгия Спасского [9. Karton 3908. С. 130786/1922]. 5 декабря 1922 г. МИД переправил это письмо на отзыв в Министерство образования. Последнее высказало свое мнение 20 января 1923 г: "Евлогий исходит здесь из русского менталитета, в соответствие с которым государственное и церковное управление суть одно и то же, а значит можно вести речь о государственной церкви .., которой государство должно оказать помощь, чтобы она вступила во владение своим имуществом. Такого понимания церковно-государственных отношений наше государство и наше право не знают". По мнению Министерства образования, если протоиерей Георгий Спасский действительно имеет документы, подтверждающие его полномочия как законного преемника прежних владельцев русского церковного имущества в ЧСР, то он должен решать этот вопрос в суде, а не в министерстве [9. Karton 3908. С. 137070/1922].

После создания Константинопольским патриархатом Пражской архиепископии и рукоположения архимандрита Савватия в сан архиепископа митрополит Евлогий направил письмо патриарху Мелетию IV, в котором просил не включать в состав новосозданной архиепископии русские храмы в Праге, Карловых Варах, Марианских и Франтишковых Лазнях. За этими храмами митрополит просил признать статус подворий Русской православной церкви. Однако Константинопольский патриарх отказал митрополиту Евлогию в исполнении этой просьбы. В ответном письме от 27 апреля 1923 г³. патриарх Мелетий писал, что указанные русские храмы "должны войти в церковную зависимость и духовное подчинение местной православной власти" [15. Ф. 6343. Оп. 1. Д. 274. Л. 52 - 54]. Позже такое же требование высказал и Константинопольский патриарх Григорий VII [16. Sloika "Patriarchat v Cafihrade". Письмо патр. Григория VII митр. Евлогию от 25 VI1924].

Права собственности на русские курортные храмы в Чехии в довоенный период принадлежали разным юридическим и частным лицам. В кадастровых книгах собственником храма во Франтишковых Лазнях значился Святейший Синод в Петербурге, храма в Марианских Лазнях - князь Иларион Иванович

³ Из документа не ясно, по какому стилю он датирован.

стр. 40

Воронцов-Дашков. Карловарский же храм вместе с приходским домом и всем движимым имуществом был записан на "Русскую православную церковь в Карловых Варах (die orthodoxe russischen kirche in Karlsbad)" [9. Karton 3908. C. 84471/1924. Письмо Министерства образования ЧСР в Карловарский Окружной суд от 24 VII1924].

В апреле 1923 г. МИД ЧСР попросил Чехословацкое представительство в Москве сообщить в Прагу свое мнение по вопросу русской церковной собственности в Чехии. Ответ был отправлен из Москвы 30 апреля. Представительство сообщало, что в РСФСР церковь отделена от государства и все ее имущество национализировано, поэтому фактическим правопреемником Святейшего Синода в Петрограде является советское правительство. Так как советская власть de jure не признана ЧСР, то нельзя признавать и ее право на церковную собственность в Чехословакии, "которая вместе с остальной государственной российской собственностью в ЧСР могла бы служить предметом компенсации во время будущих переговоров о возмещении ущерба, нанесенного нашим гражданам в России⁴. Поэтому рекомендуем чехословацкому правительству самостоятельно урегулировать этот вопрос и удержать строения как компенсацию" [1. б. 80058 - III - 1923].

МИД ЧСР был вполне солидарен с московским Представительством. В Праге считали необходимым сохранить контроль над русскими храмами и их имуществом. Поэтому ни русский приход, ни архиепископ Савватий не смогли добиться согласия чехословацкого МИД на получение в свое распоряжение русской церковной собственности.

В этой ситуации представители русской колонии приняли решение действовать через местные судебные органы. Для этого наиболее благоприятной была ситуация, сложившаяся во Франтишковых Лазнях. Расположенный здесь храм св. Ольги был до революции собственностью Святейшего Синода и для того, чтобы официально получить его в свое пользование, епископу Сергию нужно было доказать, что он назначен в Чехословакию русской церковной властью, являющейся правопреемницей Синода. Сделать это было несложно. Полномочия Святейшего Синода, являвшегося до 1917 г. высшим административным органом в Русской церкви, после восстановления патриаршества (в 1917 г.) естественным образом перешли к Московскому патриарху Тихону. Епископ же Сергий был назначен в Прагу митрополитом Евлогием, который, в свою очередь, получил полномочия от патриарха Тихона.

31 июля в муниципалитете во Франтишковых Лазнях состоялось специальное совещание по проблеме русского церковного имущества. Русскую общину на совещании представляли епископ Сергий, В. Т. Рафальский и полковник А. П. Волоцкой. Муниципалитет поручил адвокату Виктору Згуставу возбудить перед судом в Эгере⁵ "ходатайство о занесении в кадастровые книги как собственника имущества вместо Св. Синода Епархиальное управление в Париже" [6. Папка "Карлсбад". Письмо В. Т. Рафальского М. Н. Гирсу от 30 VIII1924].

25 августа 1924 г. Краевой суд в Хебе, рассмотрев указанное ходатайство, принял решение переписать русское церковное имущество во Франтишковых

⁴ Речь идет о собственности чехов и словаков, до революции проживавших в России, чье имущество было национализировано.

⁵ Эгер - немецкое название города Хеб, окружного центра, которому в административном отношении подчинялись Франтишковы Лазни (Франценсбад).

стр. 41

Лазнях на "Union Directrice Diocesaine des Organisations Orthodoxes Russes en Europe Occidentale" (под таким названием было зарегистрировано во Франции Епархиальное управление митрополита Евлогия). На основании этого судебного решения в кадастровые книги была внесена запись N 551, свидетельствовавшая о перемене прав собственности [1. С. 61637 - 11 - 1925]. Это судебное решение В. Т. Рафальский расценивал как "крупный успех в отстаивании наших прав на одну из здешних русских курортных церквей" [6. Папка "Карлсбад". Письмо В. Т. Рафальского М. Н. Гирсу от 30 VIII 1924].

Однако этот успех оказался непрочным. Признание за русскими эмигрантами прав собственности на храм св. Ольги было расценено в Праге как опасный прецедент. МИД ЧСР попросил Министерство юстиции прокомментировать принятое в Хебе судебное решение. Минюст ответил, что указанное решение было принято без должного исследования вопроса на основании, главным образом, заявления епископа Сергия о том, что Святейший Синод в Петрограде более не существует. Поэтому Минюст просил, чтобы МИД выяснил, соответствуют ли действительности сведения, сообщенные суду епископом Сергием [1. С. 98258 - 11 - 1925. Письмо из Минюст ЧСР в МИД ЧСР от 4 VI 1925].

Внешнеполитическое ведомство запросило по этому поводу Представительство ЧСР в Москве. Ответ представительства датирован 24 июля 1925 г. Здесь, в частности, сообщалось, что Святейший Синод действительно перестал существовать и его функции перешли к патриарху. Далее повторялась информация письма Представительства от 30 апреля 1923 г. с добавлением, что подобный прецедент уже имел место в Дании, где суд принял решение о передаче церковного имущества советским властям [1. С. 124449 - II - 1925].

В результате осенью 1926 г. Краевой суд в Хебе пересмотрел свое решение о храме св. Ольги. Запись, внесенная в кадастровые книги в 1924 г., была аннулирована. Суд постановил вновь считать владельцем храма Святейший Синод. Распоряжение церковным имуществом передавалось в руки назначенного судом куратора Рихарда Хагна [1. С. 141983 - II - 1926. Письмо из Минюста в МИД ЧСР от 16 X 1926].

В 1932 г. русский приход предпринял еще одну попытку получить в свое пользование церковную собственность на курортах. На этот раз епископ Сергий обратился в Карловарский суд с просьбой об отмене судебного распоряжения храмом свв. Петра и Павла и его имуществом. 3 июля того же года суд удовлетворил эту просьбу. Судебное кураторство было прекращено. Управление имуществом было передано епископу Сергию. Ему также было разрешено распоряжаться депозитом, находившемся на сохранении в Карловарском отделении Живностенского банка [6. Папка "Карлсбад"; 9. Karton 3916. Slozka "Vary Karlovy". С. 95601/32].

Однако уже 30 июля 1932 г. в Краевой суд в Хебе были поданы две апелляционные жалобы на это решение. Первая исходила от епископа Чешского и Моравско-Силезского Горазда (Павлика), а вторая - от Чешской финансовой прокуратуры. В обеих жалобах говорилось о необходимости отмены судебного постановления, принятого 3 июля 1932 г. [6. Папка "Карлсбад"].

Чем же аргументировал свою жалобу епископ Горазд?

Он подчеркивал, что законным собственником карловарского храма является, конечно же, Русская православная церковь. Судебное же попечительство церковным имуществом установлено "в силу тех соображений, чтобы имущество это было сохранено для Русской православной церкви до того времени, ко-

стр. 42

гда в России настанет нормальное церковное положение. Русская же Церковь находится в исключительном положении". Исключительность эта заключается в том, что на территории Советского Союза две церковные организации считают себя законными преемниками дореволюционной Церкви, а именно: Патриаршая (Тихоновская) церковь, возглавляемая Нижегородским митрополитом Сергием (Страгородским), и так называемая "Синодальная" (обновленческая) церковь, возглавляемая митрополитом Александром (Введенским). "Пройдет еще много времени, - замечает епископ Горазд, - пока этот вопрос будет разрешен победой той или другой фракции внутри Православной церкви в России и каноническим образом. К этому присоединяется еще тот факт, что в результате тяжелых условий, в которых находятся все Церкви в СССР, особенно же православная, - ни Тихоновская, ни Синодальная церковь не в состоянии позаботиться о заграничном имуществе Русской православной церкви".

Епископ Горазд также обращал внимание суда на тот факт, что и русская эмиграция не является единой в церковном отношении. Она расколота на три группы: первая подчиняется Архиерейскому Синоду в Сремских Карл овцах (Югославия), возглавляемому митрополитом Антонием (Храповицким), вторая - митрополиту Евлогию, а третья сохранила подчинение митрополиту Сергию (Страгородскому). Первые две группы не имеют в настоящее время связи с высшей церковной властью в России и потому не могут выступать от ее имени. Поскольку же епископ Сергий (Королев), в чьи руки было передано распоряжение церковным имуществом в Карловых Варах, подчиняется митрополиту Евлогию, то он не имеет прав на русское церковное имущество в Чехии. Из всего этого епископ Горазд делал вывод о том, что обстоятельства, вынудившие установить судебное попечительство над церковным имуществом в Карловых Варах, "существуют до сих пор". Он предлагал передать это имущество во временное распоряжение Чешской православной епархии, "чтобы она управляла им как имуществом Русской церкви, с которой в удобный момент пришла бы к соглашению о дальнейшем".

Чешская финансовая прокуратура в своей жалобе поддерживала предложение епископа Горазда. В этом документе также подчеркивалось, что собственником имущества является Русская православная церковь. И передача его в руки чешского православного епископа нужна лишь как гарантия его сохранности "до того времени, когда будет возможно заключить с Русским синодом соглашение относительно управления храмом".

Решение по поводу указанных жалоб было принято в Краевом суде в Хебе 27 августа 1932 г. Апелляционная жалоба Чешской финансовой прокуратуры была удовлетворена. Карловарскому суду было предписано "и в дальнейшем по-прежнему осуществлять заведывание имуществом помянутого храма". Жалоба же Чешской православной епархии была отклонена. Суд пришел к выводу, что эта епархия "не имеет законного права для подачи апелляционной жалобы".

Особо важно подчеркнуть, что суд в Хебе представил и истолкование записи, сделанной в кадастровой книге в 1893 г.: "В тетради N 1336 поземельной книги для Карловых Вар записано право собственности за Православной русской церковью и отмечено далее, что эта записанная недвижимость предназначена для целей Русской православной церкви в Карловых Варах. Эту запись следует понимать так, что недвижимость принадлежит Русской православной церкви в России, представляемой тамошним Синодом. Правовое положение как Русской

стр. 43

православной церкви, так и русского храма в Карловых Варах после имевших место военных и революционных событий с точки зрения международных отношений, равно как и взаимоотношений отдельных церквей, остается слишком неясным, чтобы имущество русского храма в Карловых Варах могло быть передано в заведывание одной из сторон". Суд подчеркнул, что долгом Чехословацкого государства является забота об указанном имуществе до тех пор, пока не нормализуется церковная жизнь в России [9. Karton 3916. Slozka "Vary Karlovy". С. 26922/1933].

Но, несмотря на то, что русскому приходу так и не удалось получить в свое распоряжение курортные храмы, здесь по согласованию с судебными кураторами регулярно совершались православные богослужения.

В заключение можно сделать следующие выводы о взаимоотношениях русского эмигрантского прихода и чехословацких властей.

Поддержка православного духовенства явно не вписывалась в знаменитую "русскую акцию". Прав был протоиерей Михаил Стельмашенко, когда писал о поразительном контрасте "между добром, какое делает правительство [ЧСР] весьма щедро для русских беженцев ... и ... жалким положением русской церкви на территории республики" [6. Папка "Прага 1921 - 1924". Открытое письмо прот. М. Стельмашенко президенту ЧСР Т. Г. Масарику от 31 I 1922]. Руководство русского прихода в Праге довольно быстро осознало, что ему не стоит рассчитывать на помощь чехословацких властей, и потому русский приход никогда не считал Чехословацкое государство определяющим фактором своего становления и развития. Русское духовенство стремилось опираться на авторитет и поддержку высшей церковной власти (прежде всего митрополита Евлогия и действовавшего при нем Епархиального управления). В результате русский приход в Праге в течение всего межвоенного периода существовал как непризнанная государством религиозная организация. С другой стороны, и Государственному управлению культов ЧСР не удалось достичь цели, задекларированной еще в 1921 г.: удержать контроль над церковной жизнью эмиграции "в чешских руках". Церковная организация русских эмигрантов осталась фактически неподконтрольной государственным органам. Весьма показательно, что с середины 1920-х годов эмигранты пытались решить проблему русского церковного имущества в Чехии не путем переговоров с высшими органами государственной власти, а путем инициирования процессов в местных судах. Однако эта тактика потерпела поражение. Вопрос русской собственности был настолько глубоко вовлечен во внешнеполитический контекст, что заинтересованные правительственные инстанции (Совет Министров, МИД, Министерство образования) фактически свели на нет все попытки русского прихода получить в свое распоряжение церковное имущество в Праге и на курортах.

Тем не менее, несмотря на отсутствие государственного признания, положение русского прихода было достаточно прочным. В значительной мере это была личная заслуга епископа Сергия. "Благодаря личному авторитету преосвященного Сергия среди русских и симпатиям к нему чешского общества, - говорил митрополит Евлогий в конце 1930-х годов, - положение наше в Чехословакии хоть юридически и неопределенно, но фактически устойчиво: пока храмы - наши, и вопрос о том, на правах ли собственности, или по праву владения они считаются за нами, просто не ставится" [8. С. 394].

стр. 44

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Archiv Ministerstva zahranicnich veci Ceske republiky. Sekce II (1919 - 1939). Karton 68. Slozka "Pravoslavna cirkev ruska".

2. Иляшевский К. П., Быстров Д. В. Православные русские храмы в Праге. Прага, 2000.

3. Хранители веры православной: Из жизни двух представителей Русской Православной Церкви в Чехии - священника Николая Рыжкова и владыки Сергия. Прага, 2004.

4. Grigoric V. Pravoslavna cirkev ve state Ceskoslovenskem. Praha, 1928.

5. Savicky I. Osudova setkani. Cesi v Rusku a Rusove v Cechach. 1914 - 1938. Praha, 1999.

6. Архив Епархиального управления православных русских церквей в Западной Европе, Париж.

7. Ceskoslovenska zahranicni politika a vznik Male dohody 1920 - 1921. Praha 2005. Sv. II.

8. Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни: Воспоминания. М., 1994.

9. Narodni archiv v Praze. F.: "Ministerstvo slsolstvi a narodnf osvety 1918 - 1945".

10. Narodni archiv v Praze. F.: "Pfedsednitstvo ministerske rady 1918 - 1945". Karton 498.

11. Энциклопедический словарь. СПб., 1896. Т. XIX.

12. Большая советская энциклопедия. М., 1970. Т. 1.

13. [Gorazd (Pavlik), biskup.] Pametnf spis o pravnim postaveni cfrkve pravoslavne v Republice Ces-koslovenske. Praha, 1932.

14. Tretera J. R. Stat a cfrkve v Ceske republice. Kostelni Vydri, 2002.

15. Государственный архив РФ.

16. Arhiv Uradu eparchialni rady olomoucko-brnenske eparchie pravoslavne cfrkve v Olomouci. F.: biskup Gorazd (Matej Pavlik).

Постоянный адрес данной публикации: