Автор: А. Мусин

История и обстоятельства такого события как корсунский поход св.

князя Владимира, которое непосредственно связано не только с крещением просветителя Руси, но и с созданием Поместной Русской Церкви, имеет сегодня важное значение для Православия в Крыму, на Украине и в России. Пророчество блаж. Симеона Богоприимца о Спасителе, предсказавшее, что "лежит Сей на падение и на восстание многих... и в предмет пререканий" (Лк. 2; 34), почти дословно сбывается на историческом событии, лежащем в основе церковной жизни восточных славян. Это привело к появлению обширной историографии, посвященной дате и обстоятельствам похода князя Владимира на Корсунь.

Уже сам прп. Нестор сообщает о разногласиях на Руси конца XI - начала XII вв. относительно места крещения св. князя Владимира (Корсунь, Киев, Васильев, "друзии же инако скажут") ⁽¹⁾ . "Память и похвала" Иакова Мниха дает отличную от летописной хронологию жития равноапостольного князя и, соответственно, иное время взятия Корсуни и крещения князя ⁽²⁾ . Сообщение ряда арабских (Яхья Антиохийский, Ал-Макин) и византийских (Лев Диакон) авторов о природных явлениях, предшествовавших взятию Херсонеса русскими войсками, позволяет отнести сдачу города ко времени позднее 7 апреля 989 года. Так поступил В. Г. Васильевский, к которому присоединились В. Розен и О. Рапов. Последний относит корсунский поход к августу 989 - апрелю/маю 990 гг. ⁽³⁾ Е. Голубинский датирует взятие Херсонеса началом 989 г. ⁽⁴⁾ . В то же время правильность даты, указанной в ПВЛ, отстаивал А. Соболевский ⁽⁵⁾ . В. Завитневич относил взятие Корсуня к началу зимы 989 г. , а Бертье-Делагард - к апрелю 988 г. ⁽⁶⁾ Большинство же современных ученых принимают датировку В. Васильевского ⁽⁷⁾ . Таким образом, события Корсунской легенды датируются в пределах от половины 987 года по весну 990.

Так же дискуссионным является вопрос о месте крещения св. князя. Обзор мнений по данной проблеме можно найти в работе с. А. Беляева, который в итоге дает весьма неутешительную картину: несмотря на обилие литературы, проблема остается нерешенной, увлечение критикой данных ПВЛ

стр. 42

привело к полному разрушению картины начального этапа христианства на Руси, реконструируемой на ее основе, и лишь в качестве рабочей гипотезы можно высказать тезис о том, что летописный рассказ в целом дает достоверную информацию о Корсунском походе ⁽⁸⁾ .

Это связано с тем, что сами обстоятельства похода, осады и победы предстают в источниках в достаточно противоречивом виде. Был ли разорен Херсонес русскими войсками, как сообщает Тверская летопись ⁽⁹⁾ , имело ли место бесчинство с дочерью "корсунского князя", как повествует "Житие кн. Владимира особого состава" ⁽¹⁰⁾ , или же Владимир просто "вниде в град", согласно ПВЛ ⁽¹¹⁾ , и "укрепи и уласка всех" (Никоновская летопись)? ⁽¹²⁾ Кто посылал стрелу в княжеский лагерь - корсунянин Анастас (ПВЛ) или варяг Ждеберн ("Житие особого состава")? Что перекопал святой князь Владимир - водопровод или "земляной путь"? В настоящее время историческая наука не располагает определенными ответами на эти вопросы и эффективными средствами их решения.

Не известно и посвящение храма, в котором крестился князь Владимир. ПВЛ по Лаврентьевскому списку сообщают о крещении князя в Васильевском храме, НПЛ называет этот храм в честь св. Василиска (искаженное "базилика" - ?), Ипатьевская летопись говорит о церкви св. Софии, Радзивиловская свидетельствует о храме во имя Богородицы, тогда как одна из редакций "Повести о свт. Николае Зарайском", "Житие" князя и зависящие от него летописи сообщают, что храм был освящен в честь св. Иакова ⁽¹³⁾ .

Есть еще одна область, где сталкиваются научные мнения, порожденные анализом Корсунской легенды - последствия похода для древнерусской Церкви и для христианской культуры Древней Руси. Вывезенные из Херсонеса св. князем святыни и культурные ценности (мощи, литургические сосуды, иконы, кресты, "два капищи и четыре кони медяны") были переданы Десятинной церкви ⁽¹⁴⁾ , клир которой был создан из "корсунских попов". Роль херсонесского духовенства в сложении христианской культуры молодой Церкви, политической истории Древней Руси и в формировании русского летописания неоднократно отмечалась отечественными исследователями ⁽¹⁵⁾ . В Православной Церкви существует несколько реликвий, именуемых "корсунскими", которые пользуются особенным почитанием и связываются в народном благочестии непосредственно с событиями крещения Руси и корсунского похода. Как известно, существует мнение Н. Зернова и Ф. Дворника о первоначальной принадлежности Русской Церкви Корсунской архиепископии ⁽¹⁶⁾ . Своеобразный историографический итог в этом вопросе подвел А. В. Гадло в обстоятельной статье, посвященной статусу корсунского духовенства на Руси как автономного клира, независимого от русского

стр. 43

митрополита, поставляемого в Константинополе ⁽¹⁷⁾ . Правда, А. В.

Гадло слишком жестко противопоставляет два клироса единой Церкви, а также рассматривает известие о вторичном освящении Десятинной церкви митрополитом Феопемтом в 1039 г. как свидетельство попытки греческого клира ввести в свою систему клир Десятинной церкви и сам храм, которые ранее представлялись самостоятельной церковно-политической единицей, и тем самым подавить мысль об особых заслугах Херсонеса перед Русью. Однако, на наш взгляд, в летописной статье речь идет об установлении или о простом свидетельстве празднования ежегодного обновления храма, которое включало в себя чин освящения и было характерно как для византийской традиции, так и для Руси ⁽¹⁸⁾ ; этот чин, очевидно, прекращает свое существование в XVI-XVII вв. Однако само существование "корсунских древностей" на Руси уже в ХI-ХII веках на основе археологических материалов подвергается сомнению, а возникновение наименования "корсунские", прилагаемое к некоторым святыням, относится некоторыми исследователями ко времени не ранее XVI в. ⁽¹⁹⁾

Таким образом, почти каждая тема, связанная с Корсунской легендой, вызывает полемику в современной науке. Помимо объективных трудностей, связанных с неполнотой и противоречием источников, существуют методологические проблемы, связанные с попыткой подменить комплексное источниковедение механическим синтезом различных письменных памятников, в который избирательно вовлекаются и данные археологии. Вместе с тем вещественная древность имеет свою специфику исследования, предусматривающую отдельное изучение археологических памятников, в данном случае в свете письменных источников. Лишь самостоятельные археологические выводы и их последующее сопоставление с данными других дисциплин способны привести исследование к необходимому качеству итоговых положений. При этом роль археологии в изучении истории Церкви не сводится к иллюстрации фактов и гипотез, но она выполняет важную гносеологическую функцию, способствующую проникновению историка в смысл исторического события. Это позволяет ему стать настоящим историком - "свидетелем прошлого". Знание историко-топографических и археологических реалий изучаемого события способствует более глубокому пониманию обстоятельств и мотивов поступков исторических деятелей, стирает временную грань между прошлым и настоящим. Это знание в исторической науке есть продолжение хронологической непрерывности литургической жизни Церкви, превращающей время в вечность.

Нам представляется, что настало время выделить изучение всего корпуса вещественных древностей, связанных с походом князя Владимира на Корсунь

стр. 44

и последующим участием Церкви Херсона в судьбах отечественного Православия, в особый раздел историко-археологического знания, который может быть назван "АРХЕОЛОГИЯ КОРСУНСКОЙ ЛЕГЕНДЫ". Это позволит создать археологическую версию начального этапа истории Православной Церкви в России и на Украине.

Главной предпосылкой такой внутренней систематизации научного знания является зафиксированная письменными памятниками материализация истории корсунского похода. В этом смысле насыщенность Корсунской легенды историко-топографическими и археологическими подробностями, которые и спустя столетие после события были известны на Руси, носит уникальный характер. Историческое событие происходит не только в реальном географическом и урбанистическом пространстве, но и оставляет в этом пространстве конкретные зримые следы. Более того, данное событие происходит и в духовно-культурном пространстве Древней Руси, и его последствия обретают вещественную форму за много сотен километров от Херсонеса, формируя элементы материальной культуры Русской Церкви. Богослужебные святыни и предметы личного благочестия, как свидетельствует летопись, оказываются изначально вывезенными из Корсуни. Если даже впоследствии они теряют генетическую связь с материальной и духовной культурой Херсонеса, то в любом случае эти святыни имеют здесь свои канонические истоки. В этом смысле древнерусская христианская культура является своеобразным археологическим комментарием к событиям 6496 г. , полнота которого предусматривает ответ на вопрос: в каком отношении эта культура находится к культуре христианского Херсонеса Х-ХI вв.? Таков круг вопросов, которые должны входить в компетенцию археологии Корсунской легенды. Изначально необходимо непосредственно выделить историко-археологические и топографические реалии летописного и житийного повествования и возможные соответствия этим фактам, которые можно проследить в археологическом универсуме и историческом ландшафте. При этом есть определенный смысл пользоваться оригинальной реконструкцией событий, составленной А. Бертье-Делагардом на основании различных письменных источников и примиряющей видимые противоречия Корсунской легенды ⁽²⁰⁾ . Таких реалий выделяется несколько:

1. Лагерь князя Владимира "об он пол города в лимени" на расстоянии полета стрелы от города ⁽²¹⁾ ; выражение "Владимир же обьстоя градъ" подразумевает круговую осаду, которая продолжалась девять месяцев ⁽²²⁾ , и соответствующую систему постов и укреплений, а также возможные рейды русского войска в юго-западном Крыму. Относительно лагеря существуют две основные версии, связанные с именами А. Бертье-Делагарда и Б. Д. Грекова.

стр. 45

Если первый полагал, что упоминаемая в ПВЛ гавань есть Карантинная бухта, куда вошел с севера русский флот, и соответственно лагерь князя располагался на юго-восток от предпортовой части Херсонеса ⁽²³⁾ , то, по мнению Б. Грекова, русский флот (в том, что поход носил морской характер, исследователи не сомневались) входил в Стрелецкую бухту, а сам лагерь был разбит на перешейке между Стрелецкой и Круглой бухтами ⁽²⁴⁾ . Современные исследователи (Н. В. Пятышева, С. А. Беляев) соглашаются с Б. Д. Грековым. Н. Пятышева полагала, что локализация русского лагеря к западу от Херсонеса полностью согласуется с наиболее выгодными для осаждающих условиями местности, а также с фактом обнаружения водопровода и "земляного пути", которые в данном случае оказываются к востоку от лагеря ⁽²⁵⁾ . С. Беляев считает, что мнение Б. Грекова основано на более тщательном анализе текста письменных источников и более соответствует ходу военных действий и местному ландшафту ⁽²⁶⁾ .

Нам все же представляется, что Бертье в данном случае более точен. Практически ничего не известно о какой-либо гавани ("лимени") в Стрелецкой бухте. Тем более, что ни летописный, ни житийный тексты не говорят, что водопровод находится к востоку непосредственно от княжеской ставки. ПВЛ не сообщает, куда именно Анастас посылает стрелу. Допустимо предположить, что это произошло в тот момент, когда Владимир находился во время обхода города к западу от него, и тогда действительно "кладязи" оказались за князем "от востока".

Примечательно, что "Житие особого состава" сообщает, что стрела была послана "в полк варягом". Именно по отношению к этому "воиньству" земляной путь находился "от востока". Место дислокации варяжского контингента, которое возможно поместить на запад от Херсонеса, могло не совпадать с местом основного княжеского лагеря.

Таким образом, локализация лагеря князя Владимира к западу от Корсуня основывается на необязательном прочтении источников и общих соображениях, а местоположение ставки на юго-восток от города (линии Д-Д и Z-Z на карте Бертье) ⁽²⁷⁾ как нельзя лучше соответствует летописным "лимени" и "об он пол града" (по ту сторону, напротив), а также высотам, господствующим над городом. К тому же, в этом случае место ставки находилось напротив престижного въезда в город, который маркировали загородный крестовый храм и башня Зенона, и который так же, как и западные ворота, Продолжает претендовать на роль главных городских ворот.

При этом совершенно не исключается, что основные боевые действия, осуществляемые варяжским корпусом, велись именно у западных стен, как полагает с. А. Беляев ⁽²⁸⁾ , тем более, что место, где ссыпалась земля разрушаемой

стр. 46

херсонеситами приспы, с наибольшей вероятностью локализуется этим же исследователем именно в незастроенной западной части города ⁽²⁹⁾ .

В связи с 9-месячной осадой Корсуни весьма любопытно предположение А. В. Белого о связи случайной находки стрелы древнерусского типа в районе Бахчисарая с рейдами русского войска по Крыму в поисках провианта ⁽³⁰⁾ .

Одним из дискуссионных вопросов взятия Корсуни являются последствия осады города для самого Херсонеса. А. Л. Якобсон и Д. Л. Талис однозначно считают, что город был разорен в конце Х века именно в результате похода князя Владимира, и опираются при этом на ряд археологических свидетельств, связанных с раскопками К. Косцюшко Валюжинича 1901 года у Западной базилики и Г. Д. Белова на северном берегу в 1931-1933 гг. ⁽³¹⁾ Именно здесь зафиксированы следы пожара и разрушения. Однако источниковедческий анализ, предложенный с. А. Беляевым, показывает, что речь должна идти о локальных пожарах, не связанных со всеобщим разрушением города ⁽³²⁾ . Более того, раскопки западной части города в 1983-1984 гг. , где по мнению автора велись активные боевые действия, не выявили следов крупного опустошения: "перелома в градостроительстве, смены построек, изменения планировки экспедицией не выявлено"; последствия военных действий видятся исследователю в массовых погребениях у Западной базилики ⁽³³⁾ .

Точно так же А. И. Романчук отказывается датировать слои разрушения Херсонеса в Северном квартале концом Х века и связывать их с походом князя Владимира на Корсунь. На основании предлагаемой исследовательницей новой хронологии и атрибуции монетных находок, в частности эмиссии последнего времени правления Василия II и Константина VIII (1016-1025) и монет с "Ро" (конец XI века), слои разрушения Херсонеса могут быть датированы XI веком и быть связанными с природными катаклизмами ⁽³⁴⁾ .

Исследовательница вообще скептически относится к возможности "непосредственной привязки археологической ситуации к имевшим место политическим событиям" ⁽³⁵⁾ . Полагая, что для осады города вовсе не обязательно было держать гарнизон по периметру крепостных стен, а достаточно блокировать морские и городские ворота, А. И. Романчук связывает сооружение рва у западных куртин в 1Х-Х вв. , который был раскопан И. А. Антоновой ⁽³⁶⁾ , и запустение западного загородского храма (раскопки 1985 года) непосредственно с обстоятельствами похода 988 г. ⁽³⁷⁾ В связи с этим А. Романчук поддерживает мнение Б. Грекова о местоположении лагеря на запад от Корсуня.

стр. 47

Даже если мы соглашаемся с тем, что последствия осады 988 года для города не были столь катастрофичны, есть все основании рассматривать вслед за И. В. Соколовой совокупность монетных кладов конца Х века как археологическое свидетельство исследуемых политических событий ⁽³⁸⁾ .

2. Городские стены, "приспа", насыпанная русским отрядом, подкоп, сделанный корсунянами, земляная насыпь, образовавшаяся "посреде града" ⁽³⁹⁾ . Обстоятельное исследование крепостных стен Херсонеса в связи с историко-геологическим очерком его местности содержится в трудах А. Бертье-Делагарда ⁽⁴⁰⁾ . Крепостным стенам Херсонеса посвящена также работа К. Э. Гриневича ⁽⁴¹⁾ . Однако такой важный крепостной участок как протейхисма между XII и XVII башнями, возведенный как раз к началу IX века, в настоящее время до конца не исследован ⁽⁴²⁾ . Относительно "приспы" еще Н. М. Карамзин, а вслед за ним и С. Шестаков полагал, что речь шла о кольцевом вале, окружавшем стены города ⁽⁴³⁾ . Однако никаких следов подобного осадного сооружения не обнаружено, и Бертье, очевидно, прав, когда предположил, что приспа есть земляной откос, присыпанный к крепости, по которому воины могли подняться на городскую стену ⁽⁴⁴⁾ . Как известно, исследователь локализовал эту насыпь "приблизительно" у стены 20 куртины и XVII башни Херсонеса, т. е. на юго-востоке города. с. Беляев, отдавший предпочтение западной части города как месту основных боевых действий, не предложил конкретного места для земляной насыпи: "Когда... осаждающие... стали делать земляную насыпь около оборонительной стены с ее наружной стороны для обеспечения штурма последней, ...осажденные, сделав подкоп под стену, эту насыпь разрушать, унося землю внутрь города и высыпая ее там, то для ссыпки "украденной" из приспы земли стали использовать территорию свободной от городской застройки площади между двумя базиликами" ⁽⁴⁵⁾ . Однако уже после первых раскопок в Херсонесе в 1827 году кучу земли, насыпанную корсунянами, пытались видеть в остатках земляной насыпи в центре города рядом с крестообразным храмом ⁽⁴⁶⁾ .

3. Стрела Анастаса/Ждеберна и надпись на ней ⁽⁴⁷⁾ . Сообщение об этой надписи, сопоставляемое обычно с известиями былины о Василии Буслаеве ⁽⁴⁸⁾ , нелишне рассмотреть в контексте находок скандинавских рунических надписей на деревянных прутьях на территории Древней Руси, которые определенно связываются с варягами ⁽⁴⁹⁾ . В этом случае известие о варяге Ждеберне как авторе надписи на стреле выглядит более основательно.

4. Водопровод (ПВЛ) ⁽⁵⁰⁾ и/или "земляной путь" ("Житие особого состава") ⁽⁵¹⁾ , находившиеся к востоку от лагеря князя ("яже суть за тобою к востоку"), а также перекоп, сделанный воинами Владимира.

Водопровод Херсонеса, известный уже в XVIII веке, подходил к городу по

стр. 48

керамическим трубам с юго-запада с Кораньских высот Гераклейского полуострова и неоднократно исследовался археологически (1898, 1952 гг.) ⁽⁵²⁾ . Интереснейшую археологическую интерпретацию "земляного пути" предложила Н. В. Пятышева, которая рассматривает в качестве такового насыпь-дамбу, проходившую через заболоченную ложбину на юго-восточных подступах к городу ⁽⁵³⁾ . Она приводила непосредственно к вылазным калиткам в западной части протейхисмы, две из которых прослежены археологически, а одна реконструируется гипотетически ⁽⁵⁴⁾ . Учитывая, что заболоченность существовала в этой местности не только в эпоху античности, но и в средневековье, можно допустить вслед за Н. Пятышевой не только маскировку "пути" ⁽⁵⁵⁾ , но и то, что в Х в. этот путь был практически бродом, известным лишь местным жителям.

5. Церковь, в которой крестился князь, и его апартаменты: "есть церкви та стояще в Корсуни граде, на месте посреде града, идеже торг деют корсуняне, палата же Владимира с края церкви стоит и до сего дне, а царицина палата за алтарем" ⁽⁵⁶⁾ .

В XIX в. определенно полагали, что это крестообразный храм, раскопанный в 1827 году, который действительно находится в топографическом центре города, м. б. в связи с агорой ⁽⁵⁷⁾ . Именно здесь и был построен в 1861-1891 гг. по благословению архиепископа Иннокентия (Борисова, + 1857) храм св. князя Владимира по проекту архитектора Гримма. При этом делались необоснованные ссылки на причастность к идентификации этого храма графа А. С. Уварова, на ошибочность которых уже указывалось в литературе ⁽⁵⁸⁾ . Уже П. Лашкарев считал отождествление крестового храма 1827 года с местом крещения князя Владимира только вероятным, а связь предалтарной ямы с купелью отрицал категорически ⁽⁵⁹⁾ . Однако место храма в центре города продолжали локализовывать с. П. Шестаков, Н. П. Кондаков и Д. В. Айналов.

В настоящее время крещальный храм князя Владимира с. А. Беляев предлагает видеть в Уваровской базилике 1853 года на Северном берегу, которая вполне может рассматриваться как кафедральный собор корсунского епископа ⁽⁶⁰⁾ . В 1876-1877 гг. рядом с ней был раскопан баптистерий, доследованный в 1984-1985 гг. Несмотря на убедительность предложенной гипотезы, выводы о том, что "крещение... могло быть совершено только в крещальне при Уваровской базилике", представляются чрезмерно категоричными ⁽⁶¹⁾ . Это связано с тем, что наши представления о практике таинства крещения в Х веке весьма неопределенны, особенно в том, что касается материальной стороны таинства, несмотря на великолепные работы М. Арранца ⁽⁶²⁾ . Система храмов в центре Херсонеса, связанная с комплексом престижных

стр. 49

жилых помещений-"палат", вполне может претендовать на место совершения княжеского крещения и венчания, которое необязательно связано с крестовым храмом 1827 г.

Легенда упоминает еще одну церковь, которую князь Владимир поставил в Корсуне "на горе, идеже сьсыпаша среде града, крадуще приспу, яже церкви стоит и до сего дне" ⁽⁶³⁾ . Эти строения продолжают существовать и к началу XII в. Вопрос о местонахождении этого храма в отечественной литературе практически не рассматривался ⁽⁶⁴⁾ . С. Шестаков впервые предположил, что летописное выражение "среде града" связано не с понятием географического центра, а с пространством внутри городских стен вообще ⁽⁶⁵⁾ . Единственная археологическая локализация храма, предложенная с. А. Беляевым, до сих пор не оспаривается исследователями. В качестве Владимирова храма им была предложена базилика ь14 (так называемая "базилика на холме" Х-ХIV вв.), открытая К. КосцюшкоВалюжиничем в 1890 г. и доследованная Херсонесской экспедицией ИА АН СССР в 1973 - 1984 гг. ⁽⁶⁶⁾

6. Святыни-трофеи, вывезенные из Корсуня князем Владимиром "на благословение себе": "мощи святого Климента и Фифа, ученика его", "сосуды церковные и иконы", "медяне два капищи и 4 кони медяны, иже и ныне стоят за святою Богородицею, якоже неведуще мнят их мраморяна суща" ⁽⁶⁷⁾ . Никоновская летопись "капища" называет "болванами"-идолами, и упоминает о трех медных львах ⁽⁶⁸⁾ . Медные кони и капища - идолы ПВЛ, вывезенные из Корсуня и поставленные за Десятинной церковью, трактуются М. К. Картером как различные античные монументы, украшавшие улицы и площади покоренного Херсонеса, и призваны служить доказательством летописного рассказа через обращение прп. Нестора к исторической топографии ⁽⁶⁹⁾ . Эти реликвии доживают в Киеве до начала XII в.

При основании Десятинной церкви (6497 г.) князь "вдав ту все, еже бе взял в Корсуни: иконы, и сьсуды и кресты" ⁽⁷⁰⁾ . Таким образом, кресты Десятинной церкви, не упомянутые в летописной статье 6496 года, оказываются корсунского происхождения. НПЛ младшего извода, которая сообщает о закладке Десятинной церкви под 6499 г. , говорит несколько иначе: "иконы и сьсуды и кресты честныя с драгами каменьями" ⁽⁷¹⁾ . Замечательно, что редактор Никоновской летописи, обратив внимание на то, что в статье, повествующей о возвращении Владимира в Киев и датированной здесь 6497 г. , не сообщается об этих корсунских крестах, упоминаемых позднее, добросовестно устраняет забывчивость своего предшественника: князь Владимир, вывозит из Корсуня "святые кресты, святые иконы и священные сосуды церковные" ⁽⁷²⁾ . Считаем нелишним напомнить, что "попы корсунские" и сам

стр. 50

Настас корсунянин уже в 989 году

составили клир именно Десятинной церкви, что определенно должно было сказаться на богослужебной практике этого храма ⁽⁷³⁾ .

Эту летописную версию культурного влияния поддержал Н. П. Кондаков, который писал буквально следующее: "Всем известны "корсунские" складные кресты-тельники, находимые доселе в земле в Херсонесе... и Киеве... Множество тельных крестиков Х-ХII стол. , встречаемых и в кладах, и в ризницах и собраниях, из различных яшм, серпентина, халцедона, в золотой сканной оправе, тоже, наверное, происходят из Корсуня, почему мы и можем назвать их "корсунскими тельниками" ⁽⁷⁴⁾ . Энколпионы с русскими надписями, найденные в Корсуни, Кондаков интерпретировал как изготовленные на месте непосредственно для вывоза на Русь, отрицая при этом возможность их принадлежности русским людям, оказавшимся в Херсонесе ⁽⁷⁵⁾ .

Однако современные исследователи последовательно отрицают какое-либо серьезное влияние искусства Корсуня на материальную культуру древнерусской Церкви. По мнению М. Каргера, в обстоятельно изученных памятниках храмовой архитектуры Херсонеса невозможно усмотреть какие-либо черты, сближающие их с памятниками Киевского зодчества: уровень строительной техники киевских построек неизмеримо выше по сравнению с достаточно примитивной архитектурой Херсонеса. Вместе с тем исследователь допускает вторичное использование мраморных архитектурных деталей корсунских храмов в киевском зодчестве ⁽⁷⁶⁾ . Согласно М. Каргеру, многочисленные шиферные саркофаги для погребения киевской знати, известные в археологических материалах, изготовлялись непосредственно в Киеве ⁽⁷⁷⁾ , а не были привезены князем Владимиром из Корсунского похода, как принято считать в современной отечественной науке ⁽⁷⁸⁾ . Однако в этом случае, по нашему мнению, невозможно отрицать их изготовление по античным и византийским образцам.

Г. Ф. Корзухина писала о "корсунском мираже", который предполагал зависимость русского религиозного искусства от корсунских импортов и образцов ⁽⁷⁹⁾ . Рассматривая памятники древнерусского медного литья, исследовательница сделала категорический вывод: "Ни собственно корсунских крестов, ни крестов, выполненных на месте по образцам корсунских, в Древней Руси не известно" ⁽⁸⁰⁾ . Любопытно, что Г. Корзухина отметила своеобразную обратную зависимость: находки русских предметов личного благочестия в Херсонесе XIII века ⁽⁸¹⁾ .

Нам представляется весьма важным разделить в этом вопросе изучение предметов храмового богослужения и предметов личного благочестия. Если первые должны были находиться в непосредственной связи с теми центрами,

стр. 51

откуда христианство проникало на Русь, то вторые формировались в духовной атмосфере древнерусского общества. При этом возникающий здесь тип литургического благочестия новокрещеного народа мог принципиально отличаться от благочестия греческой Церкви. Наблюдения автора за корпусом нательных крестов Херсонеса, сделанные как на материалах археологических коллекций, так и на основе публикаций, подтверждают это предположение. Для христианской культуры Херсонеса ношение нательных крестов было нехарактерно. Кроме "сирийских" энколпионов, на которые уже обратила внимание Г. Корзухина ⁽⁸²⁾ , мы не можем выделить для Херсонеса какого-либо определенного типа нательных крестов ХI-ХII вв. Все они характеризуются или весьма небрежным исполнением, или тесной связью с крестами общерусских типов. В то же время на Руси традиция ношения крестов-тельников хоть и не была обязательной, но существовала достаточно широко, что и отличало ее от корсунской ⁽⁸³⁾ .

Иная ситуация наблюдается среди древностей, связанных с храмовым богослужением. Речь прежде всего идет о прецессионных крестах из листовой бронзы, которые широко представлены как в археологических материалах Херсонеса (ХМЗ, NN 7066, 7066/3, 6502, 5296/25 и др.), так и среди киевских находок (коллекция Ханенко, раскопки Десятинной церкви) ⁽⁸⁴⁾ . Очевидно, именно об этих крестах идет речь в летописных текстах. Древнерусские выносные кресты вообще весьма близки своим византийским прототипам, как это видно на примере чеканного креста новгородского Софийского собора ⁽⁸⁵⁾ . То же касается и находок богослужебных кадильниц-кацей XII в. в Херсонесе и на Киевщине, которые так же демонстрируют определенную близость с кацеями, найденными в Корсуни ⁽⁸⁶⁾ . В Софийском соборе Новгорода до 30-х гг. XVII века существовали "корсунские" рипиды, которые по описанию могут быть отнесены к памятникам византийского прикладного искусства XI в. ⁽⁸⁷⁾ Таким образом, наследие Херсонеса в Древней Руси стоит искать именно в области храмового благочестия.

В этом смысле замечательно, что в XVI веке, когда русское общество и Русская Церковь обращаются в поисках духовного равновесия к своим истокам, целый ряд особо чтимых богослужебных предметов (иконы, врата Софийского собора Новгорода), непосредственно не связанных с культурой Херсонеса, получает наименование "корсунские" ⁽⁸⁸⁾ . Этим подчеркивается духовная связь Древней Руси с ее "корсунской купелью", а историческая память христианского общества получает свою материализацию.

Таким образом, выявленные вещественные реалии "Корсунской легенды" предоставляют исследователю самостоятельную возможность построить историкоархеологическую версию начального этапа становления древнерусского

стр. 52

христианства, которая в целом не противоречит письменным свидетельствам отечественной истории.

Источники и литература:

1. ПВЛ. с. 50.

2. Голубинский Е. Е. История Русской Церкви. - М. , 1997, т. 1, ч. 1, с. 130.

3. Васильевский В. Г. Труды. - СПб. , 1909, т. 1. с. 100; Рапов О. М. Русская Церковь в IX - первой трети XII вв. Принятие христианства. - М. , 1988, с. 241-242.

4. Голубинский Е. Е. История Русской Церкви, с. 130.

5. Соболевский А. В каком году крестился св. Владимир? // ЖМНП, 1988. N6, с. 399.

6. Завитневич В. О месте и времени крещения св. Владимира и о годе крещения киевлян // ТКДА, 1988. N1, с. 131; Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. - СПб. , 1909, с. 62-63.

7. Рапов О. М. Русская Церковь... с. 224.

8. Беляев С. А. Что писалось в юбилейной литературе о месте крещения князя Владимира (Предварительные замечания) // Византиноруссика. 1994, N1. с. 198-215.

9. ПСРЛ. 1863, т. 15. с. 103.

10. Шахматов А. А. Корсунская легенда о крещении Владимира. - СПб. , 1906. с. 46.

11. ПВЛ. с. 50.

12. ПСРЛ. т. 9. с. 62.

13. Шестаков С. П. Очерки по истории Херсонеса в VI-Х веках по Р. X. // Памятники христианского Херсонеса. Вып. 3. - М. , 1908, с. 132-136.

14. ПВЛ. с. 52, 54.

15. Корзухина Г. Ф. О памятниках "корсунского дела" на Руси (по материалам медного литья) // ВВ, 1958, N 14, с. 129-137.

16. Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988 - 1237 гг.). - СПб. , 1996, с. 42-50.

17. Гадло А. В. "Корсунские попы" на Руси (комментарий к летописной статье 6547 года) // Средневековая новая Россия. - СПб. , 1996, с. 196-216.

18. Слово на обновление. Десятинной церкви // Древнерусская литература. Восприятие Запада в ХI-ХIV вв. - М. 1996, с. 10-34;

стр. 53

Акентьев К. Мозаики киевской св. Софии и "Слово" митрополита Иллариона в византийском литургическом контексте // Литургия, архитектура и искусство Византийского мира. - СПб. , 1995, с. 80-82.

19. Якобсон А. Л. К истории русско-корсунских связей (XI-XIV вв.) // ВВ, 1958, N 14, с. 116-128; Корзухина Г. Ф. О памятниках "корсунского дела" на Руси, с. 131,137; Поппэ А. О корсунских древностях // Русь между Востоком и Западом. Культура и общество Х-ХVIII вв. Советские и зарубежные исследования. Реферативный сборник. - М. 1991, ч. 3, с. 208.

20. Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. с. 36-37.

21. ПВЛ. с. 49.

22. Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. с. 36, 37.

23. Там же, с. 9.

24. Греков Б. Д. Повесть временных лет о походе Владимира на Корсунь // ИТОИАЭ N3, с. 119. - Симферополь, 1929.

25. Пятышева Н. В. "Земляной путь" рассказа о походе Владимира на Корсунь // СА, 1964, N 3, с. 105.

26. Беляев С. А. "Базилика на холме" в Хсрсонесе и "церковь на горе" в Корсуни, построенная князем Владимиром // Византиноруссика, 1994, N 1, с. 15.

27. Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. с. 9, 10, карта.

28. Беляев С. А. "Базилика на холме"... с. 15.

29. Там же, с. 30-32. 34, 37.

30. Белый А. В. Находка стрелы древнерусского типа в Крыму // Известия Крымского республиканского краеведческого музея, 1994, N 6, с. 72-73. - Симферополь.

31. Якобсон А. Л. Средневековый Херсонес // МИА ь 17, 1950, с. 14-15; Талис Д. Л. Из истории русско-корсунских отношений в IХ-Х вв. // ВВ, 1958, N 14, с. 103-115.

32. Беляев С. А. Поход князя Владимира на Корсунь (Его последствия для Херсонеса) // ВВ, 1991, N 51, с. 161.

33. Там же. с. 163.

34. Романчук А. И. "Слои разрушения Х в." в Херсонесе (К вопросу о последствиях корсунского похода Владимира) // ВВ, 1989, N 50, с. 183, 185, 188.

35. Там же. с. 187.

36. Антонова I. А. , Рижов С. Г. Оборонный рів та могильник поблизу першох куртини стін Херсонеса // Археологічні дослідження на Украiні в

стр. 54

1969 р. 1972. Вип. 4. с. 261-264.

37. Романчук А. И. "Слои разрушения Х в." в Херсонесе, с. 187.

38. Соколова И. В. Монеты и печати византийского Херсона. - Л. , 1983, с. 55.

39. ПВЛ. с. 49, 52.

40. Бертье-Делагард А. О Херсонесе // ИТУАК, N 21. 1907.

41. Гриневич К. Э. Стены Херсонеса таврического // Херсонесский сборник. N 2. - Севастополь, 1927.

42. Пятышева Н. В. "Земляной путь"... с. 109-110.

43. Шестаков С. П. Очерки по истории Херсонеса. с. 135-136.

44. Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. с. 24-25.

45. Беляев С. А. "Базилика на холме"... с. 37.

46. Араке З. История Ираклийского полуострова. - Николаев, 1879.

47. Бертье-Делагард А. Как Владимир осаждал Корсунь. с. 36.

48. ПВЛ. с. 459.

49. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. Тексты. Перевод. Комментарий. - М. , 1977. с. 158-162.

50. ПВЛ. с. 49-50.

51. Шахматов А. А. Корсунская легенда о крещении Владимира. - СПб. , 1906.

52. Пятышева Н. В. "Земляной путь" рассказа о походе Владимира на Корсунь // СА, 1964, N 3, с. 105.

53. Там же, с. 104-114.

54. Там же, с. 111-114.

55. Там же, с. 110, 114.

56. ПВЛ. с. 50.

57. П. Л. Остатки церквей на развалинах древнего Корсуня или Херсонеса, их открытие и значение. - Киев, 1889, с. 2, 5-6.

58. Там же. с. 16.

59. Там же. с. 17-18.

60. Беляев С. А. Находка в Херсонесе // ЖМП N 6, 1988. с. 32 - 35; Беляев С. А. "Теперь я узнал истинного Бога" // Наука в СССР, 1990, N 1.

61. Беляев С. А. Находка в Херсонесе, с. 35.

62. Аррани М. О крещении князя Владимира // Тысячелетие введения христианства на Руси, 988-1988. - М. , 1993.

63. ПВЛ. с. 52.

64. Беляев С. А. "Базилика на холме"... с. 41-42.

65. Шестаков С. П. Очерки по истории Херсонеса. с. 135.

стр. 55

66. Беляев С. А. Базилика на холме" в Херсонесе и "церковь на горе" в Корсуни, построенная князем Владимиром // Византиноруссика, 1994, N 1, с. 7-47.

67. ПВЛ. с. 52.

68. ПСРЛ. 1862, т. 9, с. 57.

69. Каргер М. К. Древний Киев. - М. -Л. , 1958. т. 1, с. 13, 14, 20.

70. ПВЛ. с. 54.

71. НПЛ. с. 165.

72. ПСРЛ. 1862, т. 9, с. 57.

73. ПВЛ. с. 54, 55.

74. Кондаков Н. П. Толстой И. Русские древности в памятниках искусства. Вып. 5. - СПб. , 1897, с. 31.

75. Там же. с. 32.

76. Каргер М. К. Древний Киев, с. 454.

77. Там же. с. 472.

78. Даркевич В. П. Международные связи // Древняя Русь. Город. Замок. Село. - М. , 1985, с. 393.

79. Корзухина Г. Ф. О памятниках "корсунскбго дела" на Руси. с. 130.

80. Там же. С. 134.

81. Там же. с. 134-135.

82. Там же. с. 132.

83. Мусин А. Е. Христианские древности средневековой Руси IX-XIII вв. (по материалам погребальных памятников на территории Новгородской земли). Автореф. канд. дис. - СПб. , 1997.

84. Церква Богородиці Десятинна в Кихві. До 1000-ліття освячення. - Кихв, 1996.

85. Смирнов А. П. Выносной чеканный крест греческой работы XI-XII вв. // Древнерусское искусство: Зарубежные связи. - М. , 1975, с. 27-40.

86. Банк А. В. , Залесская В. Н. Кацея XII века из Изяславля // У истоков русской культуры ХII-ХVII века. - СПб. , 1995, с. 80-86.

87. Декоративно-прикладное искусство Великого Новгорода. Художественный металл ХI-ХIV века. - М. , 1996, с. 36.

88. Соболевский А. И. Два слова о "корсунских предметах" // Труды церковноархеологического общества. Новгород, 1914, с. 59-66.

Санкт-Петербург.

Постоянный адрес данной публикации: