Современные американские историки изучают многие стороны истории русского города периода феодализма. Более всего их внимание привлекают такие аспекты городской жизни России, как городской строй, управление городом, городская автономия, государство и город, городские реформы, место города в социально-политической структуре общества, город и природа русского общества, городская буржуазия, менталитет горожан. Как правило, изучение города происходит в сравнительно-историческом плане, под углом зрения выяснения общего и особенного в истории русского и западноевропейского города, с целью получить ответы на следующие вопросы: насколько и в каких проявлениях русский город был похож на западноевропейский и насколько и в каких аспектах он от последнего отличался? В свою очередь, ответы на эти вопросы рассматриваются в контексте фундаментальных проблем о путях развития России и Запада, о причинах и судьбах российских революций начала XX века.

Хотя многие идеи, господствующие в американской славистике, восприняты от русской либерально-буржуазной историографии, было бы неверно думать, что в настоящее время все американские авторы остаются эпигонами наших дореволюционных историков. Современные американские руссисты вырабатывают собственные подходы, применяют порой оригинальную методику исследования, используют иные, чем прежде, концептуальные рамки анализа. Эти новые тенденции, нашедшие отражение и в городоведческих работах, до сих пор не привлекали внимания советских исследователей ¹ . Между тем они заслуживают серьезного анализа по двум причинам. Во-первых, наиболее распространенные идеи в американском городоведении направлены против марксистской историографии, а историки, их разделяющие, вольно или невольно преследуют политические задачи - доказать неприемлемость для остального мира, прежде всего для Запада, советской модели развития ввиду якобы несхожести исторического процесса в России и западноевропейских странах до Октябрьской революции. Во-вторых, определенная часть американских историков высказывает позитивные идеи, которые представляют определенный интерес для советских исследователей.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы рассмотреть именно эти новые тенденции в американских работах о русском феодальном городе.

В настоящее время в американской славистике преобладает точка зрения, согласно которой, русский феодальный (до индустриальный) го-

¹ Последние работы по зарубежной историографии русского феодального города появились более 20 лет назад: Клокман Ю. Р. Русский город в современной буржуазной историографии. В кн.: Критика буржуазных концепций истории России периода феодализма. М. 1962; Хорошкевич А. Л. Русский город XI-XVI вв. в современной буржуазной науке. - Там же.

стр. 29

род представлял полную противоположность западноевропейскому и играл скорее негативную роль в истории страны; урбанизация в России происходила иначе, чем на Западе; горожане были бедны, имели особый небуржуазный менталитет и не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на судьбу своей страны ² . Что же, по мнению сторонников данной концепции, препятствовало успешному развитию русского города и русской буржуазии в феодально-крепостническую эпоху? Русская буржуазия, полагают они, была невелика по составу, бедна и невлиятельна.

Собственно городские сословия - купечество и мещанство - действительно были в России сравнительно малочисленны: в 1678 г. - около 500 тыс. человек (3% всего податного населения страны), в 1795 т. - 1542,6 тыс. человек (4,2%) и в 1857 г. -3688,4 тыс. человек (6,4%) ³ . Однако американские авторы не учитывают, что торгово-промышленной деятельностью довольно активно занимались другие сословия, в особенности крестьянство, на долю которого приходилось около трети постоянного городского населения ⁴ , и не принимают во внимание объема деятельности и величины капиталов русских предпринимателей. Кроме того, американские историки явно недооценивают степени урбанизированности России. Свою оценку они основывают на учете только численности городских сословий, при сопоставлении же русского города с западноевропейским в последнем учитывают все проживавшее там население, причем для сравнения обычно берут наиболее урбанизированные страны. В результате получаются невыгодные для русского города соотношения. Например, к концу XVIII в. в России в городах проживало около 4%, во Франции, по разным оценкам, -от 10 до 16%, в Англии - 21% ⁵ . Однако если учесть все постоянное городское население и для России, то окажется, что к концу XVIII в. там проживало, по разным оценкам, от 7,5 до 10% населения страны ⁶ . Отсюда следует, что до XIX в. Россия по численности городского населения не отставала от большинства западных стран: в 1800 г. процент городского населения

² Baron S. H. The Town in "feudal" Russia. -Slavic Review, 1969, vol. 28. pp. 116 - 122; Pipes R. Russia under the Old Regime. N. Y. 1974, pp. 191, 202 - 203, 207; Fed or Th. S. Patterns of Urban Growth in the Russian Empire during the Nineteenth Century. Chicago. 1975, pp. 173 - 178; Miller D. H. State and City in Seventeenth Century Muscovy. In: The City in Russian History. Lexington. 1976, pp. 34 - 52; Daniel W. The Merchants View of the Social Order. - Canadian- American Slavic Studies, 1977, Vol. 11, N4, pp. 503 - 522; ejusd. The Merchante and the Problem of Social Order in the Russian State. - Slavonic and East European Review, April 1977, Vol. 55, N 2, pp. 185 - 203; Eaton H. L. Decline and Recovery of the Russian Cities from 1500 to 1700. -Canadian- American Slavic Studies, 1977, Vol. 11, N 2, pp. 220 - 252; H i 111 e J. M. The Service City. State and Townsmen in Russia, 1600 - 1800. Cambridge. 1979.

³ Кабузан В. М. Изменения в размещении населения России в XVIII-первой половине XIX в. М. 1971, с. 118, 177; Водарский Я. Е. Население России за 400 лет (XVI - начало XX вв.). М. 1973, с. 36.

⁴ Шапиро А. Л. Крестьянская торговля и крестьянские подряды в петровское время. - Исторические записки, 1948, т. 27; Бахрушин С. В. Торговые крестьяне в XVII в. - В кн.: Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 2. М. 1954, с. 118 - 139; Рындзюнский П. Г. Крестьяне и город в дореформенной России. - Вопросы истории, 1955, N 9; его же. Городское гражданство дореформенной России. М. 1958, с. 52 - 95; Волков М. Я. Формирование городской буржуазии в России XVII-XVIII вв. В кн.: Города феодальной России. М. 1966; Свиридов Н. С. Торгующие крестьяне конца крепостной эпохи. - История СССР, 1969, N 5; см. также: Morrison D. "Trading Peasants" and Urbanization in Eighteenth Century Russia. Columbia University. 1981.

⁵ Woytinsky Wl. Die Welt in Zahlen. Bd, 7. Bri. 1928, S. 147; Rozman G. Urban Networks in Russia 1750 - 1800 and Premodern Periodization Princeton 1976, p. 245.

⁶ Кабузан В.; Пуллат Р. Обзор статистических источников о численности и составе городского населения России XVIII - начала XX в. (1719 - 1917 гг.). - Известия АН ЭССР, общественные науки, 1975, т. 24, N 2, с. 153; Storch H. Statistisch Obersicht der Stathalterschaften des Russischen Reichs. Riga. 1795, S. 123.

стр. 30

составил в США 3,8, в Ирландии - 7,7, Австрии - 4,4, Швеции - 3,9, Дании-10,9, Норвегии-3,3% ⁷ .

Для правильной оценки степени урбанизированное страны следует учитывать не только численность городского населения, но также и другие показатели, в частности долю населения, проживавшего в крупных городах, и системность, взаимосвязанность городской сети ⁸ . Социологи, географы и экономисты установили, что чем значительнее доля населения, проживающего в крупных городах, тем большую роль играют города в жизни страны, тем сильнее развита сама городская жизнь. По концентрации городского населения Россия в рассматриваемое время превосходила, пожалуй, все европейские страны. Например, в 1811 г. в Петербурге и Москве проживало около 22%, а в пяти городах с населением более 50 тыс. человек - 28% всего городского населения страны ⁹ . В прямой связи с урбанизированностью находится также системность городской сети: такая структура городов, в которой они утрачивают экономическую и административную автономность и становятся элементами взаимосвязанного целого, единого народнохозяйственного и политического организма. Города, сложившиеся в подобную систему, воздействуют на экономическую и социально- культурную жизнь деревни несравненно сильнее, чем автономные города, влияющие каждый порознь. Как показали исследования, уже во второй половине XVIII в. российские города как промышленные и торговые центры образовывали взаимосвязанную систему под главенством Москвы ¹⁰ , политическая и административная централизация была достигнута двумя столетиями ранее ¹¹ . Немногие страны Западной Европы обладали подобной централизацией, системностью и взаимосвязанностью своих городов в феодальную эпоху.

Умаление американскими славистами значения русских городов происходит также из-за преувеличения ими торгово-промышленной функции доиндустриального города и недостаточного внимания к другим его функциям. А между тем представление о феодальном городе как о пункте исключительно торгово-промышленном крайне узко ¹² и может привести к: неверному пониманию его роли. Общепризнано, что город выполняет военную, торговую, промышленную, культурную, административно- политическую функции ¹³ . Относительное значение торговой и промышленной функции русского феодального города было, вероятно, действительно меньшим, чем западноевропейского (в значительной степени вследствие того, что в России в отличие от Запада эти в некоторых странах традиционно городские функции успешно выполняла деревня). Зато остальные функции русский город осуществлял весьма успешно, а в отношении административно-политической и военно-оборонной функций, вероятно, превосходил западный город ¹⁴ . Это

⁷ Wоуtinskу Wl. Op. cit., S. 147.

⁸ Полян П. M. Урбанизированность и методы ее оценки. - Известия АН СССР, серия географии, 1980, N 5.

⁹ Ра шин А. Г. Население России за 100 лет (1811 - 1913). М. 1956, с. 86, 93.

¹⁰ Миронов Б. Н. Внутренний рынок России во второй половине XVIII - первой половине XIX в. Л. 1981, с. 235 - 242.

¹¹ Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках. М. 1960, с. 895 - 896.

¹² Баранский И. Н. Становление советской экономической географии. Избранные труды. М. 1980, с. 211; см. также: Mundy J., Riesenberg; P. The Medieval Town. N. Y. 1958, pp. 7 - 8; Mum ford L. The City in History. Its Origins, its Transfor mations and its Prospects. N. Y. 1961, p. 571; Burke P. Some Reflections on the Preindustrial City. -Urban History Yearbook, 1975, pp. 13 - 21.

¹³ Боже-Гарнье Ж. и Шабо Ж. Очерки по географии городов. М. 1967, с. 104 - 115.

¹⁴ Сахаров А. М. Города Северо-Восточной Руси XIV-XV веков. М. 1959, с. 189 - 190; Клокман Ю. Р. Социально-экономическая история русского города. Вторая половина XVIII в. М. 1967, с. 33.

стр. 31

различие в относительном значении отдельных функций русского и западноевропейского города хорошо просматривается в профессиональной и социальной структуре городского населения. В русском городе доля дворянства, чиновников, духовенства, военных, крестьян больше, чем в западноевропейском, а купечества, ремесленников, банкиров, промышленников- соответственно меньше. Таким образом, судя по одним функциям, можно сказать, что западный город отставал от русского, судя же по другим, можно говорить об отставании русского города. Разумеется, и тот и другой выводы исторически ограничены. Однако различия в относительном значении функций русского и западного города оказало существенное влияние на судьбы того и другого.

Вследствие относительного преобладания на ранних стадиях истории русского города его оборонно-административных функций торговля и особенно ремесло и промышленность не концентрировались преимущественно в пределах городских стен, как это было в большинстве стран Западной Европы, а вплоть до XX в. более или менее равномерно распределялись между городом и деревней. Существовала интенсивная маятниковая миграция сельских жителей в город ¹⁵и в меньшей степени - горожан в сельскую местность ¹⁶ . Подобные отношения между городом и деревней затрудняли, но не исключали разделение труда и отделение города от деревни, замедляли, но не ставили непреодолимых препятствий для образования специфического городского строя и обретения горожанами политических свобод и экономических привилегий, способствовали развитию русского общества по линии политической и экономической централизации и гомогенности.

На Западе благодаря преобладанию торгово-промышленных функций города ¹⁷ буржуазия и капитал концентрировались главным образом в его черте ¹⁸ , что в конечном итоге чрезвычайно способствовало ускоренному формированию в нем особого городского строя и автономии городов в системе государства, доходившей порой до полной независимости. Однако в России в силу особых политических условий (постоянная военная опасность извне) подобное развитие городов помешало бы не только так необходимой для русского народа централизации государства ради обретения им политической независимости и самостоятельности, но могло бы даже привести к утрате национальной самобытности. Вследствие этого развитие русских городов пошло в направлении ограничения автономии городов, наблюдавшейся в киевский период, полного и органичного включения их в систему централизован-

¹⁵ Заозерская Е. И. Бегство и отход крестьян в первой половине XVIII в. В кн.: К вопросу о первоначальном накоплении в России (XVII-XVIII вв.). М. 1958; Плющевский Б. Г. Разработка вопроса о крестьянских отхожих промыслах периода разложения крепостничества в советской исторической науке. В кн.: Историческая наука на Урале за 50 лет. 1917 - 1967. Вып. 1. История СССР. Свердловск. 1967.

¹⁶ Систематические сведения о маятниковой миграции городских сословий в деревню имеются только за вторую половину XIX века. Согласно данным переписи населения 1897 г., в сельской местности по Европейской России проживало 20,3% купеческого и 47,4% мещанского сословий, а в городах - 6,6% крестьянского сословия (Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения 1897 года. I. СПБ. 1905, с. 160 - 161).

¹⁷ В западноевропейских городах, как и в русских, бюргеры долгое время занимались хлебопашеством, садоводством, огородничеством, скотоводством, а города выполняли военные, административные, культурные и другие функции. Поэтому речь может идти лишь об относительном преобладании торгово-промышленных функций (см. Кулишер И. Т. Лекции по истории экономического быта Западной Европы. СПб. 1913, с. 116, 121). Точно так же в отношении русских городов следует говорить об относительном преобладании оборонно-административных функций на ранних стадиях их развития.

¹⁸ Хотя сельская промышленность в Западной Европе была развита повсеместно: Kellenbenz H. Rural Industries in the West from the End of the Middle Ages to the Eighteenth Century. In: Essays in European Economic History. 1500 - 1800. Oxford. 1974, pp. 45 - 88.

стр. 32

ного государства. Именно поэтому города не превратились в антагонистов центральной власти, как это было в ряде стран Западной Европы.

Таким образом, преобладание тех или иных функций городов на ранних стадиях их существования, в значительной степени предопределявшее направление их дальнейшего развития, объясняется не какими-то внутренними свойствами, присущими русским, французским, немецким и т. п. городам, не национальным характером и менталитетом того или иного народа, а своеобразием условий, в которых приходилось развиваться городам отдельных стран. При комплексном подходе есть все основания утверждать, что русские города имели столь же большое позитивное значение в истории России, как и западноевропейские города - в истории Запада ¹⁹ . С помощью русского города образовалось мощное централизованное абсолютистское государство, отстоявшее свою политическую независимость ²⁰ ; город играл исключительную роль в религиозных и культурных делах, в создании условий для образования русской народности и превращения ее в русскую нацию ²¹ ; система русских городов позволила российской буржуазии создать единый национальный рынок и объединить отдельные части страны в целостный народнохозяйственный организм, действующий на основе общественного и географического разделения труда ²² .

Важное место в аргументации американских историков занимает тезис о полном отсутствии самоуправления в русских городах ²³ . Факты, в том числе давно отмеченные в дореволюционной литературе, свидетельствуют, однако, о том, что "ни в одну эпоху нашей истории устройство местного управления не обходилось без участия представителей самого местного населения" ²⁴ . Государственный аппарат был слишком слаб, чтобы полностью взять управление в свои руки даже в XVIII веке. Поэтому правительственные агенты осуществляли управление на местах, опираясь на выборных представителей посадских миров, что было твердо установлено еще в дореволюционной историографии ²⁵ . Характер, формы к степень причастности посадских общин к местному управлению со временем изменялись, однако полиция, суд и в особенности финансовое управление, как правило, функционировали при их участии, и поэтому, несмотря на сильную правительственную опеку, местная власть не была полностью отчуждена от горожан, во всяком случае от их верхнего слоя - купечества ²⁶ . Более того, обязанности по

¹⁹ Клокман Ю. Р. Русский город XVIII в. и эволюция городского строя Западной Европы. В кн.: Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М. 1972.

²⁰ Черепнин Л. В. К вопросу о роли городов в процессе образования Русского централизованного государства. В кн.: Города феодальной России, с. 105 - 124.

²¹ Дмитриев С, С. К вопросу об образовании и основных этапах развития русской нации. - Вестник МГУ, серия 9, история, 1955, N 11; Тихомиров М. Н. Русская культура X- XVIII веков. М. 1968; Очерки русской культуры XVI века. Ч. I. M. 1977; Очерки русской культуры XVII века. Ч. I. M. 1979, с. 22 - 24.

²² Рубинштейн Н. Л. Территориальное разделение труда и развитие всероссийского рынка. В кн.: Из истории рабочего класса и революционного движения. М. 1958, с. 88 - 100; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках, с. 373 - 389; Тверская Д. И. К вопросу о роли купечества в процессе формирования всероссийского рынка в XVII в. В кн.: Новое о прошлом нашей страны. М. 1967; Шапиро А. Л. Проблемы социально-экономической истории Руси XIV-XVI вв. Л. 1977, с. 109 - 120.

²³ Ваrоn S. The Town in "feudal" Russia, p. 121; M i 11 e r D. H. Op. cit., pp. 30 - 31; Pipes R. Op. cit., pp. 191, 203; Langer L. N. The Medieval Russian Town. In: The City in Russian History, pp. 30 - 31; Linсоln W. B. N. A. Miliutin and the Sh. Petersburg Municipal Act of 1846: A Stady in Reform under Nicholas I. - Slavic Review, 1974, vol. 33, March, pp. 55 - 68; Hitlle J. M. Op. cit., pp. 237 - 242.

²⁴ Кизеветтер А. А. Местное самоуправление в России. IX . - XIX ст. Исторический очерк. Пг. 1917, с. 117.

²⁵ См., напр.: Богословский М. М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в. Чч. 1 - 2. СПб. 1909 - 1912; Кизеветтер А. А. Ук. соч., с. 40 - 42, 52, 70 - 71, 89, 100- 101.

²⁶ Тихомиров М. Н. Древнерусские города. М. 1956, с. 214 - 232; Клокман Ю. Р. Социально-экономическая история русского города, с. 54 - 76, 109 - 121;

стр. 33

городскому самоуправлению были так велики и обременительны, что посадское население, редко получая за свои труды материальное вознаграждение, уклонялось от их выполнения. Тем не менее практически все взрослое мужское посадское население по очереди так или иначе участвовало в управлении городом.

Парадоксальность (с точки зрения западноевропейских традиций) ситуации, когда общественные дела выполнялись добровольно-принудительно, а на общественные должности выбирали по очереди практически всех взрослых мужчин, когда права граждан превращались в обязанности, а выполнение общественного долга - в тяжелую государственную службу, когда местные дела рассматривались как неотъемлемая часть общегосударственных задач, а выборный представитель местного общества - как представитель центральной власти, не понята американскими историками. Не обнаружив западной модели самоуправления и не допуская мысли, что может существовать какая- либо иная, они стали на путь отрицания всякого вообще самоуправления в городском общественном быте России.

Сравнение самоуправления в русских и западноевропейских городах в феодальную эпоху обнаруживает важные, но не принципиальные различия. Главная особенность самоуправления в русских городах состояла в том, что оно осуществлялось в условиях сильного правительственного контроля и смешения управления общегосударственными и местными делами; отдельные сословия, а в больших городах - сословно-территориальные общины осуществляли самоуправление порознь, слабо координируя свою деятельность; всесословное общегородское общество и общегородская система самоуправления сложились поздно, в 1785 году ²⁷ . Однако отсутствие организационного единства, целостности городского общества наблюдалось на ранних стадиях развития города и в западноевропейских странах, объединение множества городских корпораций бюргеров в единое целое - в особую привилегированную местную общину-коммуну с автономными правами - произошло тоже далеко не сразу и не везде, государственное вмешательство в жизнь городских коммун имело место и на Западе (в одних странах больше, в других - меньше) ²⁸ . Но степень и характер разнородности и последующей сплоченности городского общества, так же как и мера вмешательства государства в дела городских обществ в России и в большинстве западноевропейских стран, были различными.

Своеобразный тип русского городского самоуправления был тесно связан с наличием сильной политической централизации государства. Было бы неправильно, однако, усматривать в этом только негативную сторону. Правительство централизованного, хотя и крепостнического, государства могло проводить эффективную внутреннюю экономическую политику, поощрять административными и финансовыми мерами, субсидиями и кредитом развитие промышленности и торговли, защищать интересы национального капитала на внешнем рынке. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить Голландскую республику и Россию XVII -

Рафиенко Л. С. Посадские сходы в Сибири XVIII в. В кн.: Города Сибири. Новосибирск. 1974; Рындзюнский П. Г. Сословно-податная реформа 1775 г. и городское население. В кн.: Общество и государство феодальной России. М. 1975; Богоявленский С. К. Научное наследие. О Москве XVII века. М. 1980, с. 74 - 105.

²⁷ Дитятин И. И. Устройство и управление городов России. Т. 1. СПб. 1875, с. 500 - 507; Милюков П. Н. Очерки но истории русской культуры. Ч. I. СПб. 1896, с. 184 - 185; Кизеветтер А. А. Посадская община в России XVIII ст. М. 1903, с. 797 - 799; Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М. 1956, с. 160 - 163; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 48, 384 - 385.

²⁸ Кулишер И. М. Ук. соч., с. 116 - 118; Карее в Н. И. История Западной Европы в новое время. Т. III . СПб. 1913, с. 53, 90 - 91, 120 - 121; Ястребицкая А. Л. Западноевропейский город в средние века. - Вопросы истории, 1978, N 4.

стр. 34

XVIII веков. По мнению западных исследователей, федеральная система Голландии, основанная на широкой автономии городов и провинций, представляла серьезное препятствие для образования современного индустриального общества. Страна, состоявшая из множества почти суверенных единиц, не в состоянии была проводить единую экономическую, финансовую и внешнюю политику. Правительство республики, располагавшее весьма скромным бюджетом, не могло финансировать строительства флота, дорог, поощрять промышленное предпринимательство, не имело силы заставить иностранные правительства предоставить льготы голландским судам в своих портах, а голландским товарам - на своих внутренних рынках ²⁹ . Напротив, в централизованной крепостнической России первой четверти XVIII в. правительству удается принять эффективные меры для развития отечественной промышленности и торговли.

Для объяснения отсталости и своеобразия городского развития в России американские буржуазные историки используют и веберовскую концепцию "патримониального общества", под которую они (в противоречии с М. Вебером ³⁰ ) подводят русское общество XIII-XVIII веков. Согласно этим взглядам, управление страной являлось частным делом князей, затем царей. Источником политической власти служила верховная собственность на землю, т. к. не проводилось различия между собственностью и властью. Вся страна рассматривалась как двор (хозяйство) правителя, поэтому решение всех политических, экономических и других вопросов считалось его личным делом. Права отдельных лиц или социальных групп понимались как привилегии, дарованные правителем или отнятые у него. В пределах традиционных обычаев страны правитель действовал по своему усмотрению в отношении своих подданных, которые все, включая должностных лиц, считались его слугами.

По мнению американских буржуазных историков, патримониальный режим оказал глубокое воздействие на судьбу русского феодального города. Городские сословия, как и сельские, оказались закрепощенными, они не владели недвижимой собственностью, т. к. даже торговые склады и лавки им фактически не принадлежали. Царь стремился использовать минеральные и энергетические источники исключительно в своих целях, ставя непреодолимые препятствия для развития городской промышленности и торговли. Городские сословия и экономика были подчинены требованиям царя, сам город превратился в служилый город, т. е. функционировал не во имя личного благосостояния граждан, а во имя государевых потребностей. Возможности дли его развития были крайне ограничены. В противоположность этому на Западе в средневековье существовало не патримониальное, а феодальное общество, которое основывалось на концепции закона, на договорных отношениях между свободными людьми, на признании за отдельными гражданами права собственности. Именно поэтому феодализм способствовал образованию корпоративных организаций граждан, развитию городского самоуправления и городских свобод, в конечном итоге - успешному развитию западноевропейского города ³¹ .

²⁹ Бааш Э. История экономического развития Голландии. М. 1949, с. 48 - 49; Swart К. W. Holland's Bourgeoisie and the Retarded Industrialization of the Nether lands. In: Failed Transitions to Modern Industrial Society: Renaissance Italy and Seven teenth Century Holland. First International Colloquium, April 18 - 20, 1974. Proceedings. Montreal. 1975, pp. 44 - 45.

³⁰ По М. Веберу, патримониальный тип общества имел место в Византии, в странах Передней Азии и в Египте до эпохи мамелюков (Weber M. Staatssoziologie. Brl. 1966, S. 104).

³¹ Мurvar V. Max Weber's Typology and Russia. - Sociological Quarterly, N 8, 1967, pp. 481 - 494; ejusd. Patrimonial-Feudal Dichotomy and Political Structure in Prerevolutionary Russia. - Sociological Quarterly, 1971, Vol. 12, pp. 500 - 524; Ваrоn S. H. The Weber Thesis and Failure of Capitalist Development in "early modern" Russia. -Jahrbucher fur Geshichte Osteuropas, 1970, Bd. 18, N 3, S. 321 - 336; Pipes R Op. cit.; Hi 111 e J. M. Op. cit., pp. 9 - 16, 237 - 244.

стр. 35

Таким образом, слабость городской жизни в России и процветание города на Западе ставится в зависимость от общего строя общества, его социально-экономической и политической структуры. Так реализуется стремление американских историков к структурному и системному анализу. В этом пространном аргументе верно только то, что отношение верховной власти к городским сословиям и торгово-промышленной деятельности зависит от характера власти. Однако ни верховная власть, ни общество в России до 1861 г. не подходят под патримониальный (вотчинный) тип власти и общества, хотя и содержат некоторые черты (в одни периоды больше, в другие - меньше) этого типа, - к такому выводу, несмотря на отдельные расхождения, пришли еще крупнейшие дореволюционные авторитеты в области истории русского права и подавляющее большинство советских историков ³² .

Нет ни одного периода в русской истории, когда бы верховная власть носила вполне патримониальный характер, почти всегда ей приходилось разделять свою законодательную, исполнительную и судебную власть с какими-либо учреждениями, институтами и выборными органами, которые выражали волю или мнение общества, идею государства. Кроме того, и сам государь, начиная с XV в., рассматривался русским обществом не столько как частное лицо, сколько как выразитель идеи Русской земли, государства, что также не согласуется с патримониальностью России. В политической и социальной природе Руси XIV-XV вв. есть патримониальные черты. Но подобные черты наблюдались в соответствующие периоды и в западноевропейских странах, хотя, может быть, и в меньшей степени. Поэтому русское и западноевропейские общества в средневековье и в начале нового времени не противоположны по своей природе, как полагают американские буржуазные историки, а всего лишь различны.

Такой же натяжкой звучит и другое важное положение американских историков о том, что все государство считалось частной собственностью московских государей и российских императоров. В течение всего феодального периода признавалось право собственности церкви на ее землю и имущество, боярства и дворянства - на купленные и родовые вотчины, горожан - на недвижимое имущество ³³ . Конечно, государь (или правительство) вмешивался в частные права церкви, вотчинников и горожан, в случае острой нужды "отписывал" их собственность, но - и в этом суть - не как частно-правовое лицо, а от имени государства - политического союза, которое он возглавлял, ради целей государственных. То же делалось в западноевропейских странах вплоть до настоящего времени. Так, во многих капиталистических странах после второй мировой войны произошла национализация частных предприятий и целых отраслей промышленности; в настоящее время почти во всех капиталистических странах правительство активно вмешивается в экономику. Но ведь никому не приходит в голову мысль отрицать на этом основании существование в этих странах частной собственности.

Правда, некоторые московские государи действительно имели тенденцию рассматривать себя в качестве единого верховного собственника страны, но ведь то же самое встречается и на Западе. Людовик XIV,

³² Сергиевич В. И. Лекции и исследования по истории русского права. СПб. 1888, с. 694, 702 - 703, 763; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Киев. СПб. 1900, с. 39 - 40, 162, 260 - 261; Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб. 1912, с. 116, 191, 444 - 445, 487 - 495, 487 - 488; История государства и права в СССР. Ч. I. M. 1972, с. 126 - 127, 165 - 179, 206 - 219; Советская историко-правовая наука. Очерки становления и развития. М. 1978, с. 95 - 100, 121 - 123; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства в XVI-XVI1 вв. М. 1979, с. 55 - 63.

³³ Сергиевич В. И. Ук. соч., с. 940 - 942; Владимирский-Буданов М. Ф. Ук. соч., с. 528 - 530, 558 - 562, 605 - 606; История государства и права в СССР. Ч. I, с. 182 - 184, 203 - 206, 221 - 223.

стр. 36

заявивший Генеральным Штатам: "Государство - это я", в наставлении дофину высказал, между прочим, и такие мысли: "Все, что находится в пределах наших владений, принадлежит нам; вы должны быть убеждены, что короли суть абсолютные правители и что им, естественно, принадлежит полное и свободное распоряжение всеми имуществами, которые принадлежат как церквам, так и светским людям, с тем, чтобы пользоваться ими, как прилично мудрому хозяину" ^м . Эти претензии короля, однако, не дают основания отрицать существование частной собственности во Франции даже и в царствование Людовика XIV.

Сложный и дискуссионный вопрос о собственности в феодально-крепостнической России ³⁵ получает, таким образом, в трудах американских буржуазных историков упрощенное и искаженное толкование. Право собственности горожан на их имущество было достаточным для того, чтобы создать возможности для накопления капитала в руках купцов, о чем свидетельствуют факты крупных богатств частных лиц. И если этот процесс проходил медленно, то не потому, что в России долгое время не существовало права частной собственности ³⁶ , а в силу особых социально-экономических условий, в которых проходило это накопление ³⁷ . Так, в последней трети XVIII - начале XIX в., когда факт существования полного права собственности в России никем не отрицается, а купечеству удалось в весьма значительной мере эмансипироваться от государства, купеческие фамилии нечасто сохраняли свое богатство на протяжении двух, трех и более поколений. Преемственность капитала по-прежнему была сравнительно редким явлением-такой же, как в XVII веке ³⁸ .

Новый момент в аргументации американских буржуазных историков состоит в том, что русский феодальный город, согласно классификации, принятой в западной историографии, относится к типу восточного, а не западного города на том основании, что историческая роль западноевропейского города якобы принципиально отлична от роли русского города как и вообще роли города в "восточном мире". На Западе город осуществлял освободительную миссию в отношении феодально зависимых людей, создавая из перешедших в него прежде закрепощенных крестьян сословие свободных граждан. Русский же город, как и город восточный, согласно этой концепции, в большей своей части состоял из присланных на заработки крепостных, которые в полной мере сохраняли свою зависимость от помещика и сельской общины, а также из ме-

³⁴ Цит. по: Сергиевич В. И. Ук. соч., с. 942.

³⁵ В дореволюционной и советской историографии высказывались разные точки зрения на природу земельной собственности в России: о верховной собственности государей; о разделенной (расщепленной, расчлененной) форме собственности; о частной собственности; об общинной форме собственности (см. Шапиро А. Л. О природе феодальной собственности на землю. - Вопросы истории, 1969, N 12, с. 71; Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М. 1972, с. 198 - 203, 210 - 214; Копанев А. И. Крестьянство русского Севера в XVI в. Л. 1978, с. 413 - 63.

³⁶ Ваrоn S. H. The Weber Thesis, p. 336; ejusd. Who Were the Gosti?- California Slavic Studies, 1973, N 7, pp. 1 - 42.

³⁷ Американский историк П. Бушкович, отмечая "нестабильность" крупных купеческих фамилий XVI-XVII вв., правильно объясняет это явление слабым развитием кредита, бухгалтерии, сильной конкуренцией со стороны западноевропейских купцов (Bushkovitch P. A. The Merchants of Moskow. 1580 - 1650. Cambridge. 1980, p. 170); см. также: Широкий В. Ф. Вопросы торгового учета в законодательных актах и литературе России XVIII в. -Труды Ленинградского института торговли, 1940, вып. 3; Боровой С. Я. Кредит и банки России (середина XVII-1861). М. 1958; Голикова Н. Б. Кредит и его роль в деятельности русского купечества в начале XVIII в. В кн.: Русский город. Вып. 2. М. 1979.

³⁸ За озер ска я Е. Н. Мануфактура при Петре I. M. 1947, с. 60; Миронов Б. Н. Социальная мобильность российского купечества в XVIII - начале XIX века.

В кн.: Проблемы исторической демографии в СССР. Таллин. 1977; Деткин А. В. К вопросу о преемственности торговых капиталов второй половины XVII - начала XVIII века. - История СССР, 1982, N 1; и др.

стр. 37

щанства-сословия, закрепощенного государством и посадской общиной. Ни крестьяне, ни собственно городские сословия не испытывали потребности устроить свой общественный быт на принципах свободы и городского самоуправления. В городе поэтому не создавалось свободное гражданство, а возникал просто союз оседлых в городе людей, объединенных общими повинностями, крепостной комплекс сохранял там всю свою силу вплоть до отмены крепостного права в 1861 году. И в экономическом отношении русский город, по мнению этих авторов, более напоминал вотчинный, а не западный город, т. к. в нем промышленность и торговля обслуживали преимущественно господствующий класс - дворянство и чиновничество ³⁹ .

Тезис о коренном отличии русского и западного феодального города носит спекулятивный характер, не опирается в достаточной степени на факты, а его обоснование имеет явные изъяны методического порядка. Во-первых, выхватываются и абсолютизируются отдельные черты русского города, гипертрофированное значение придается некоторым второстепенным моментам. Во-вторых, аргументация строится на дихотомической логике: либо русский город должен быть как две капли воды похож на западноевропейский, либо это ненастоящий, восточный город. Подобная прямолинейность огрубляет историческую действительность, мешает оценить количественные градации того или иного признака, свойства, качества и вынуждает исследователя констатировать качественные различия там, где налицо различия только количественные, или констатировать противоположность там, где в действительности имеется лишь различие. В-третьих, противопоставляя русский и западноевропейский город, американские буржуазные историки не учитывают того, что история городов отдельных стран весьма своеобразна. Тот феодальный западный город, который противопоставляется русскому, представляет собой некую абстрактную модель; под пером этих авторов он предстает автономной от государства и деревни коммуной, с высокоорганизованным самоуправлением и развитыми торговлей, ремеслом и промышленностью, с богатой буржуазией, обладающей политическими свободами и экономическими привилегиями. Совершенно очевидно, что подобный идеальный тип западного города только частично соответствовал конкретным типам городов разных западноевропейских стран в отдельные моменты феодальной эпохи. В Италии, например, отсутствовала политическая и социально-экономическая оппозиция города деревне; в Англии города находились под сеньориальной властью короля и не смогли добиться полной автономии, цеховой строй был развит сравнительно слабо, правительство часто подвергало конфискации имущество бюргеров; многие крупнейшие средневековые города, например, Париж и Рим, были в большей степени потребляющими, чем производящими; городской воздух делал крепостных свободными в западноевропейских городах отнюдь не автоматически, а по прошествии определенного времени - от 6 недель до 10 лет, и т. д. ⁴⁰ .

Вследствие этого отличия конкретно-исторического русского города от сконструированной американскими историками модели западноевропейского города не соответствуют различиям между конкретно-историческими городами западноевропейских стран и России. Это об-

³⁹ Baron S. H. The Town in "feudal" Russia, pp. 116 - 122; Helli R. The Stratification of Muscovite Society: the Townsmen. - Russian History, 1978, Vol. 5, N 2, pp. 119- 175;Pipes R. Op. cit., pp. 202 - 203.

⁴⁰ Проблемы методологии истории средних веков: европейский город в системе феодализма. Т. 1. М. 1979, с. 33, 71, 135, 170; т. 2, с. 101, 200; Социальная природа средневекового бюргерства XIII-XVII вв. М. 1979, с. 64 - 70; Ястребицкая А. Л.

Западноевропейский город в средние века; ее же. Основные проблемы ранней истории средневекового города в освещений современной западной медиевистики. - Средние века, 1980, вып. 43.

стр. 38

стоятельство абсолютно игнорируется американскими буржуазными историками, они постоянно забывают, что сравнивают абстрактное с конкретным. В результате этого методического просчета степень различия между урбанизацией в России и других европейских странах чрезмерно увеличивается, а различие доводится до полной противоположности.

Русский феодальный город действительно имел значительное своеобразие, но при этом вовсе не представлял собой коренной противоположности западному городу. Он осуществлял освободительную миссию в отношении крепостного крестьянства, хотя и не в такой мере, как город западный ⁴¹ , давая, по выражению П. Г. Рындзюнского, "относительное освобождение от феодализма" ⁴² . В России по крайней мере с XVI в., так же как на Западе, действовала особая зона городского права на исключительное обладание городскими промыслами и торгами посадскими людьми, что соответствовало западноевропейским нормам "цехового принуждения" и "запретной мили" ⁴³ . Правда, эти особые права горожан часто нарушались, но ведь то же самое наблюдалось и на Западе. Городские сословия, особенно купечество, при всей ограниченности их прав являлись и в России привилегированными, сравнительно с крестьянством, сословиями, что обусловливало неуклонное и постоянное стремление крестьянства приписаться к городу ⁴⁴ . Среди городского населения крестьянство занимало видное место, но лишь в исключительных случаях оно составляло большинство жителей. Доля крестьян в отдельных городах колебалась от 7 до 33% ⁴⁵ .

Стремление добиться привилегий, освободиться от феодального и государственного гнета было свойственно русским посадским людям не в меньшей степени, чем западноевропейским бюргерам, о чем свидетельствует непрекращающаяся на протяжении всего периода феодализма социальная борьба горожан. Те права, которых они добились, явились результатом этой борьбы ⁴⁶ .

В экономическом отношении русский феодальный город уступал западноевропейским, однако его отсталость носила относительный характер, т. к., именно русские города в течение всего феодального периода являлись главными центрами ремесла и торговли ⁴⁷ .

⁴¹ Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в XIV-XV вв. М. 1975, с. 99 - 100; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках, с. 339.

⁴² Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 556.

⁴³ Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII века. Т. 2. М. 1948, с. 719 - 724; Сахаров А. М. Ук. соч., с. 180; Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 435 - 436; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках, с. 414.

⁴⁴ Смирнов П. П. Ук. соч., с. 294, 724; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 40 - 51.

⁴⁵ Смирнов П. П. Города Московского государства в первой половине XVII века. Т. 1. Киев. 1919; Водарский Я. Е. Численность и размещение посадского населения в России во второй половине XVII в. В кн.: Города феодальной России, с. 276, 279; Рындзюнский П. Г. Городское гражданство дореформенной России, с. 225, 264, 338.

⁴⁶ Смирнов П. П. Посадские люди... Т. 2; Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 185 - 186; Сахаров А. М. Ук. соч., с. 233; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках, с. 444 - 451; Курмачева М. Д. Города Среднего Поволжья и восстание под предводительством Е. И. Пугачева. В кн.: Города феодальной России, с. 463 - 472; Буганов В. И. Московские восстания конца XVII в. М. 1969; Чистякова Е. В. Городские восстания в России в первой половине XVII века. Воронеж. 1975; Прохоров М. Ф. Московское восстание в сентябре 1771 г. В кн.: Русский город. Вып. 2; и др.

⁴⁷ См., напр.: Рыбаков Б. А. Ремесло Древней Руси. М. 1948; Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 1. Очерки по истории ремесла, торговли и городов Русского централизованного государства XVI - начала XVII вв. М. 1952; Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 65 - 137; Кафенгауз Б. Б. Очерки внутреннего рынка России первой половины XVIII в. М. 1958; Рындзюнский П. Г. Город -

стр. 39

Наконец, подводя русский феодальный город под веберовскую дефиницию "восточный город", американские буржуазные историки упускают из виду то, что важнейшей особенностью восточного города М. Вебер считал отсутствие городской общины, особого сословия горожан и специфических городских институтов ⁴⁸ . Русский же феодальный город, как показано дореволюционными и советскими историками, имел и посадскую общину, и городские сословия, и городские институты ⁴⁹ . В результате этого именно в городе сложился тот специфический уклад общественной жизни, который в конечном счете способствовал развитию буржуазных отношений, буржуазного права и морали ⁵⁰ .

Таким образом, рассмотрение наиболее распространенной в американской славистике концепции русского феодального города обнаруживает ее необоснованность. Русский город решал в принципе те же экономические, политические, социальные и культурные задачи, что и западноевропейский, только в другой последовательности, а иногда и другими средствами. Процесс урбанизации в России и Западной Европе в период феодализма был сходен по духу, по сути, но часто различен по форме; он подчинялся одинаковым закономерностям, хотя всякий раз различные политические, социальные, экономические и географические условия откладывали на городское развитие отпечаток национального своеобразия. В сравнительно-историческом плане правильно говорить о типах урбанизации в разных европейских странах, может быть, об оптимальном варианте городского развития. Но отрицать важное позитивное значение для России процесса урбанизации неверно и исторически ограниченно.

Неправомерность противопоставления России и Запада вообще, русского и западноевропейского города в особенности все отчетливее осознается и в самой американской славистике ⁵¹ . При этом сказывается влияние марксистской концепции ⁵² , звучат голоса тех, кто, отмечая своеобразие русского исторического процесса, тем не менее подчеркивает, что Россия принадлежит Европе, что русская цивилизация - ветвь европейской ⁵³ . Кроме того, в американской буржуазной историографии выдвинуты альтернативная наиболее распространенной концепции и компромиссная между ними точка зрения на русский феодальный город.

ское гражданство дореформенной России, с. 22 - 40, 367, 384; Сахаров А. М. Ук. соч., с. 130 - 174; Полянский Ф. Я. Городское ремесло и мануфактура в России XVIII в. М. 1960; Носов Н. Е. Русский город и русское купечество в XVI столетии. В кн.: Исследования по социально-политической истории России. Л. 1971; Клокман Ю. Р. Социально- экономическая история русского города, с. 207- 313; Устюгов Н. В. Научное наследие. М. 1974, с. 18 - 74, 157 - 162; Водарский Я. Е. Города и городское население России в XVII в. В кн.: Вопросы истории хозяйства и населения России XVII в. М. 1974; Голикова Н. Б. Очерки по истории городов России конца XVII - начала XVIII в. М. 1982, с. 110 - 158; и др.

⁴⁸ Вебер М. Город. Пг. 1923, с. 20.

⁴⁹ Тихомиров М. Н. Древнерусские города, с. 43 - 52; Сахаров А. М. Ук. соч., с. 17, 23; Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV-XV веках, с. 329 - 330.

⁵⁰ Рындзюнский П. Г. Основные факторы городообразования в России второй половины XVIII в. В кн.: Русский город. М. 1976, с. 108.

⁵¹ См., напр.: Bill V. T. The Forgotten Class: the Russian Bourgeoisie from the Earliest Beginnings to 1900. N. Y. 1959; В lack well W. L. The Beginning of Russian Industrialization. 1800 - 1860. Princeton-N. J. 1968, pp. 98, 404 - 406; Bushkovitch P. A. Op. cit., pp. 170 - 172; ejusd. Modernization and Urbanization in Russia: a Comparative View. In: The City in Russian History, pp. 291 - 330.

⁵² Кaxк Ю. Ю. О некоторых новых явлениях во взаимоотношениях марксистской теории к буржуазной исторической науки. - Eesty NSV Teaduste Akademia, Toimetised, 1977, 26(4), с. 338 - 343.

⁵³ Сухотина Л. Г. Проблема "Россия-Запад" в современной англо-американской буржуазной историографии. В кн.: Вопросы методологии истории, историографии и источниковедения. Томск. 1980, с. 127 - 131.

стр. 40

Альтернативную точку зрения выдвинул Г. Розман ⁵⁴ . Он считает, что русская отсталость вообще и в отношении урбанизации в частности - миф, что к началу XVIII в. Россия представляла собой развитое "предсовременное" общество, находившееся на уровне передовых европейских стран - Франции и Англии. Ни отсутствие истинного городского самоуправления, ни существование крепостного права, ни значительное участие крестьянства в хозяйственной жизни города не смогли помешать городскому развитию в России. К середине XVIII в. в ней была создана густая сеть торговых и городских поселений (центральных мест), которые объединили страну в единый народнохозяйственный организм, в сильное централизованное государство. Из этого Г. Розман правомерно делает вывод о том, что урбанизация может происходить на различной политической основе и в различных социальных условиях, может сочетаться с централизованным и децентрализованным управлением, с крепостничеством и политической свободой.

Розман отказывается от господствующего в западной историографии понимания сущности феодального города, которое он называет "юридическим" (т. к. и в нем главное место отводится самоуправлению, политическим институтам), и противопоставляет ему экономико-политическое понимание. Он отмечает, что главная функция феодального города состояла в политическом и экономическом объединении страны, поэтому степень ее урбанизации определяется не развитостью городских свобод и самоуправления, а густотой сети центральных мест (так автор называет торговые сельские и все городские поселения), численностью городского населения и степенью политической и экономической интеграции страны.

В соответствии с таким подходом к урбанизации Розман в сравнительно-историческом плане анализирует развитие сети центральных поселений с IX по XVIII в. в России, а также в Японии, Китае, Англии и Франции. Все центральные поселения образуют иерархическую систему, состоящую из семи групп (уровней). Высший уровень составляют общенациональные административные и экономические центры с населением свыше 300 тыс. человек (это обычно столицы государств); низший уровень - местные рынки или административные центры с периодическим рынком и населением менее 3 тыс. человек, В каждый исторический момент система центральных мест является оригинальной, поскольку включает, во-первых, различное число поселений, и во-вторых, поселения не всех, а некоторых уровней. Со временем система развивается в количественном и качественном отношениях, пока не достигает высшей степени развития, когда все семь уровней административных и рыночных центров полностью интегрируются под эгидой главного центра страны - столицы. В России, как и во Франции, Англии и Японии, это произошло, по мнению Розмана, в XVIII в., который поэтому может рассматриваться как поворотный пункт в городской и экономической истории России.

Концепция Розмана отличается большим реализмом. Однако она недостаточно обоснована фактическими данными. Используя разработанную географами теоретическую схему "центральных мест", автор исходит из того, что если в стране имеются города, то они всегда и обязательно образуют целостную иерархическую систему. Но это верно лишь для капитализма. В феодальную эпоху города могли существовать, и действительно существовали, автономно, независимо от их административного значения и численности проживающего в них населения. Поэтому наличие взаимосвязанной системы городов необходимо дока-

⁵⁴ Rоzman G. Comparative Approaches to Urbanization: Russia, 1750 - 1800. In: The City in Russian History, pp. 69 - 86; ejusd. Urban Networks in Russia, 1750 - 1800, pp. 74, 245, 276 - 284.

стр. 41

зать, что в книге Розмана сделано недостаточно убедительно. В силу этого, а также потому, что автор не учитывает той конкретно-исторической обстановки, социальных, экономических и политических условий, в которых происходило развитие русских городов, динамика центральных мест в России IX-XVIII вв., рисуемая им, выглядит слишком схематично и абстрактно.

Компромиссное мнение на русский феодальный город высказал Л. Лангер ⁵⁵ . Он считает, что обе вышеприведенные точки зрения являются односторонними. Концепция большинства ориентирована на государство, на политические, социальные и юридические институты. Розмана же интересует только сеть центральных поселений без конкретно- исторического анализа ее структуры и функций. Вследствие этого представители первого течения неправомерно отрицают всякое значение города в русской истории, а Розман не учитывает своеобразия процесса урбанизации в России, уровень же городского ее развития преувеличивает. По мнению Лангера, нельзя недооценивать значения феодального русского города из-за отсутствия в нем самоуправления западного типа, но нельзя и переоценивать его роль, основываясь только на существовании достаточно густой сети городских поселений. Сравнительно интенсивная городская жизнь, хотя и осложненная неблагоприятными социальными, политическими и экономическими условиями, существовала в России, считает Лангер, и города благодаря этому оказывали позитивное влияние на ход русского исторического процесса; но, отражая основные структуры общества, русский город развивался сравнительно с западным медленно и достаточно своеобразно.

Стремление Лангера сблизить точки зрения большинства американских буржуазных историков и Розмана имеет пока декларативный характер, поскольку автор только провозглашает необходимость компромисса. Здесь налицо замысел, который еще предстоит реализовать. Однако мысль Лангера о том, что процесс урбанизации может достаточно энергично протекать в различных социально-экономических условиях, плодотворна. Дополненная идеей о типах городского развития, обусловленных своеобразными политическими и социально-экономическими условиями, в которых оно проходило в каждой стране, эта мысль может стать отправной точкой для сравнительно- исторического исследования процесса урбанизации в России. Таким образом, в современном американском городоведении появились и позитивные тенденции: пристальное внимание к социально-экономическим процессам в городской жизни, самостоятельное изучение источников, учет ряда положений марксистской концепции, попытки использовать междисциплинарный и системный подходы.

Наиболее распространенная в американской буржуазной историографии концепция, противопоставляющая русский город западноевропейскому, оказывается при внимательном анализе утрированным ⁵⁶ и подновленным вариантом концепции, выдвинутой нашими дореволюционными авторами. Новые элементы этой концепции касаются не существа ее, а аргументации, которая приведена в соответствие с популярными в настоящее время в буржуазной историографии социологическими схемами и понятиями. Однако модное одеяние и претендующий на ультра-современность научный антураж не прибавляют этой концепции убедительности и достоверности.

⁵⁵ Langer L. N. The Historiography of the Preindustrial Russian City. -Journal of Urban History, 1970, Vol. 5, N 2,pp. 209 - 240; ejusd. The Medieval Russian Town. In: The City in Russian History, pp. 11 -13.

⁵⁶ Русские дореволюционные историки, за некоторыми исключениями, не доводили различия между русским и западноевропейским городом до полной противоположности, находили общие черты в процессе урбанизации в России и на Западе (см. Ширина Д. А. Русский средневековый город в дореволюционной историографии (середина XIX- 1917 г.). - Исторические записки, 1982, т. 108.

Постоянный адрес данной публикации: