В феврале 2006 г. в России и за рубежом было широко отмечено 50-летие со времени проведения, вероятно, наиболее неординарного по своему историческому значению съезда КПСС, оказавшего заметное влияние как на дальнейшую эволюцию советского режима, так и на перспективы международного коммунистического движения. Этой знаменательной дате в отечественной истории новейшего времени было посвящено несколько научных конференций (см. [1 - 3]). Организаторы и участники одной из них, состоявшейся в апреле 2006 г. в Институте славяноведения РАН, вышли за рамки обозначенной темы "XX съезд КПСС и Восточная Европа", в ходе ее работы был поднят широкий круг вопросов, связанных с предысторией и историей съезда, равно как и его последствиями для судеб всего советского блока. Как и подобает значительному историческому событию, XX съезд стал предметом не только историографии, но и активного мифотворчества, отчасти питаемого мемуарами самого Н. С. Хрущева. Достаточно напомнить, например, о версии, согласно которой Хрущев выступил со своим знаменитым докладом о культе личности якобы вопреки ожесточенному противодействию вплоть до последнего дня съезда1 большинства коллег по Президиуму ЦК КПСС. Поэтому большое значение приобретает расширение документальной базы исследований, посвященных XX съезду КПСС. Решения съезда возникли не на пустом месте, им предшествовала определенная корректировка политического курса в СССР, начавшаяся сразу после смерти Сталина. Уставшие жить в атмосфере страха, ожидания арестов деятели КПСС, относившиеся к сталинскому окружению, хотели обезопасить себя и свои семьи от повторения произвола, а потому и решили поставить под контроль партаппарата репрессивные органы. Освободили некоторых ранее осужденных по политическим мотивам. Менее конфронтационной стала внешняя политика СССР, что сказалось на ослаблении международной напряженности. Постепенно прекратилась антиюгославская кампания, взят курс на сближение с Стыкалин Александр Сергеевич - канд. ист. наук, ведущ ... Читать далее