Акад. Б. Греков

Совершенно понятен исключительный интерес к судьбам Галицко-Волынской земли, этой богатейшей и культурнейшей части Киевской Руси.

После распада Киевского государства, объединявшего всю Русь, в течение нескольких столетий и особенно после татарского нашествия отдельные части Руси переживали разную судьбу. Великий Новгород, меньше других русских княжеств пострадавший от нашествия татар, не только любовно следил за тем, чтобы светильник, зажжённый предками, не угасал, но старался приумножить киевское наследство. Успешно отбиваясь от немцев, рассчитывавших на лёгкость захвата русской земли, ослабленной татарским нашествием, Новгород в то же время создал много новых культурных ценностей. Молодая Москва накапливала силы для борьбы за грядущее освобождение.

Галицкая Русь под главенством Даниила Романовича достигла значительного могущества, но много сил тратила на внутреннюю борьбу. Сильное галицкое боярство, очень напоминавшее своими стремлениями магнатов соседней Польши, не мирилось с укреплением княжеской власти, при Данииле переименованной в королевскую.

Ослабляя княжескую власть, галицкое боярство в то же время способствовало вторжению соседних государств - Венгрии и Польши - в богатую Галицко-Русскую землю. В конце XV в. Польше удалось захватить Галицкое княжество.

Перед польской властью стояла трудная задача - освоить завоёванный край. Ей легко удалось достигнуть соглашения с галицким боярством, которое соблазнилось привилегиями, даруемыми польскими королями шляхте. Галицкая знать почти полностью перешла в лагерь польской шляхты, отказавшись от своего языка, веры, обычаев, т. е. оторвалась от своих исторических корней. Далеко не так обстояло дело с массами галицко-русского народа: они бережно хранили верность своей национальности несмотря на осе мероприятия Польши.

В настоящей небольшой статье автор ставит себе задачу - показать только судьбу вотчинных владений галицко-русских князей, перешедших под непосредственную власть польских королей. Княжеские имения, населённые княжескими слугами и крестьянами, после захвата их Польшей были превращены в королевские домены. Русское население, подчиняясь своему новому хозяину, продолжало дорожить своим русским правом. Оно оставалось на этих позициях до тех пор, пока в XVI в. новые, неотвратимые экономические условия не изменили его правового и экономического положения.

На этом небольшом примере истории древней Руси может видеть не только качественную сторону русских общественных отношений, частично отражённых и в "Русской Правде", но и наблюдать их дальнейшую эволюцию. И русские и польские историки проявляют большой интерес к изучению русского права в Галицкой земле.

Один из новейших исследователей этой проблемы, львовский учёный Гейнош, поставил своей задачей изучить пережитки русского права в Галицкой Руси в начальный период её нахождения в составе польского государства. Он совершенно правильно считает, что отношения и учреждения Галицкой Руси, не имеющие аналогий в землях польских, являются наследием старорусских времён, старого русского права. Это наследие польская власть не смогла в течение XV и даже начала XVI в. ни вытеснить, ни ассимилировать¹ .

Когда Галицкая Русь перешла под власть. Польши, огромная часть галицких земель была уже освоена галицким боярством и церковными учреждениями. Польская власть, как правило, не считала нужным отбирать землю ни у боярства, ни у церкви. Домены галицких и частью волынских князей, перейдя, повидимому, полностью под власть польских королей, продолжали жить в значительной степени старой своей жизнью, выполняя на польских королей те же самые повинности, что и на князей русских.

Население королевских земель обычно было связано с королевскими замками и находилось под начальством замковых королевских властей. Жило оно на основе русского права, иногда так и называлось "rutini regales". Несколько королевских сёл - львовские и перемышльские - выделялось со-

¹ Hejnosz W. Jus Ruthenicale. Przezytki dawnego ustroju spotecznego na Rusi Halickiej w XV wieku, str. 4. Lwow. 1928.

хранностью своих старых порядков. Во главе этих сёл всегда стояли хорошо известные древней Руси тиуны, а жили здесь главным образом королевские сокольники, ловчие, рыболовы. Жили они в этом своём звании, по их собственным словам, извечно (perpetuales, z dzada pradziada, ot starodawna). Несомненно, эти их служебные обязанности переходили от дедов и отцов к их детям и внукам от времён галицких князей. Общее название всех этих слуг - servitores, terrigenae (земяне).

Однако применять латинскую терминологию к польским и русским общественным отношениям - дело небезопасное. Ясность и точность латинской терминологии подкупают с первого взгляда, но при более глубоком рассмотрении предмета оказывается, что под этой терминологией часто разумеется совсем не то, что мыслили римские юристы.

Древнерусские юристы не находили тождества между содержанием русских, греческих и римских понятий и словесным их выражением. Они переводили термины греческих и римских источников на русский язык по близкому им смыслу, руководствуясь русской действительностью.

Servitores - это королевские слуги, они же terrigenae - мелкие и средние землевладельцы. Как служба их могла быть весьма разнообразной, так и положение их могло быть неодинаковым. Положение их с течением времени менялось, но терминология сохранялась старая.

Латинская терминология в Ипатьевской летописи отсутствует; в "Русской Правде" её тоже нет. Нет её и в русских грамотах конца XIII в., несмотря на то что русским юристам прекрасно было знакомо римское право и что оно неоднократно служило им для практических надобностей, особенно в церковном обиходе. Латинская терминология, хорошо известная в Галицкой земле к до польского завоевания, после завоевания начала здесь особенно развиваться, но не сразу. Вислинский статут переводили на галицкий язык с широким использованием древних русских юридических терминов. При изучении общественных отношений XV в. нам очень важно расшифровывать латинские термины, узнать, что они обозначали конкретно.

Если в XIV в. домен галицкого князя перешёл к польскому королю, то нам важно знать, в каком именно состоянии польский король получил свои новые владения. Коже та о, он застал там княжеских дворцовых слуг - военных и домовых, с одной стороны, и крестьян, находившихся в различном юридическом положении, - с другой. Вся эта масса населения стала обозначаться по-латыни servitores.

Перемены произошли не только в названии, но и по существу. Конечно, тут надо учитывать политическую, новую для Галицкой Руси обстановку, но нельзя решать вопрос так, как его иногда решают некоторые польские учёные. Последние считают, что здесь столкнулись три различных строя: немецкий (с введением немецкого права в Польше и Галицкой Руси), польский и русский. Русский-де строй должен был уступить натиску более прогрессивных элементов. Но прежде чем делать такие выводы, надо доказать, что Галицкая Русь в своём общественном развитии отставала от Польши. А это не соответствует действительности. При решении этой задачи нельзя забывать и того, что и в Польше и в Галицкой Руси после их политического объединения развивались свои общественные отношения, что эти отношения изменялись в определённом направлении не потому, что они были польскими или русскими, а потому, что и Польша и Галицкая Русь подвергались воздействию в основном одних и тех же условий, с которыми вынуждены были считаться и поляки и галичане. Я имею в виду изменения в системе сельского хозяйства и в хозяйственном и правовом положении сельского населения.

Не могу согласиться поэтому с крупнейшим польским историком. Ф. Буяком, который говорит, что успехи полонизации Червоной Руси, достигнутые к XVI в., сделали ненужным дальнейшее усиление польского влияния и позволили без вреда для польской политики позаимствовать старую русскую систему сельского хозяйства: "Развитие фольварочной системы хозяйства создало стремление к перенесению на польские сёла экономических условий старых русских сёл, к низведению их на уровень русских"¹ . Проф. Ф. Буяк, очевидно, имеет в виду закрепощение крестьян и введение барщины, связанные с волочной реформой.

Иначе говоря, если бы ополячение старой русской земли не происходило столь успешно, то польская шляхта не рискнула бы перенять привлекательный для неё "русский образец", который проф. Ф. Буяк представляет себе всё же недостаточно точно. Он упускает из виду, что этот образец и на Руси имел свои этапы развития, свою историю и что организация русской вотчины XI - XII вв. совсем не похожа на её организацию XV в., а последняя отличалась от вотчины XVI - XVII веков. Забывает он также и то, что те же этапы развития переживало сельское хозяйство и в литовско-русском государстве, и в Москве, и в Прибалтике, и в Германия, и, наконец, в Польше. "Русский образец" оказался всеобщим в странах на восток от Эльбы, т. е. в тех странах, которые не успели изжить феодальных отношений в момент, когда хлеб стал важным товаром на мировом рынке и землевладельцев обуяла жажда увеличения доходности своих имений.

Вопрос полонизации захваченного края и вопрос реорганизации барского хозяйства в нём между собой не связаны, они имеют свою собственную логику и судьбу. Последний вопрос, во всяком случае, не зависит от каких-либо посторонних воздействий или заимствований. Наконец, если бы действительно "русский образец" состоял в крестьянской барщине и крепостничестве,

¹ Bujak Fr. Studia historiczna i spofeczna, str. 69. 1924.

то едва ли крестьянство Галицкой Руси стало бы дорожить своим русским правом. Нужно отметить, что не все польские историки так понимают перемены, происходившие в положении крестьян. Я. Рутковский¹ и А. Свентоховский² , например, не считают барщину и крепостное право в Польше "русским образцом".

В королевских имениях на территории Галичины, по общему признанию историков, много следов старой русской жизни. "Правда Ярославичей" знает огнищанина, подъездного, тиуна, конюшего, старосту, мечника, кормильца, кормилицу, рядовича, смерда, холопа. "Пространная Правда" прибавляет отрока, повара и ремесленника. Такое довольно разнообразный состав слуг русского княжеского домена XI - XII веков. Сюда необходимо добавить, хотя и с оговоркой, княжескую младшую дружину, о чём напоминают нам упомянутый в "Пространной Правде" отрок и в "Древнейшей Правде" - гридин. Сравнительно недавно дружина, жившая в княжеском домене, на княжеском иждивении, стала пользоваться княжеской землёй на правах бенефиция, а потом и лена. "Пространная Правда" отмечает эту перемену в статье 91 - "О заднице боярстей и о дружней": "Аще в боярех либо в дружине, то за князя задница не идеть; но оже не будет сынов, а дчери возьмут". Совершенно правильно замечает С. Юшков, что "дружинная общность (с княжеским доменом. - Б. Г .) не сразу прервалась. Боярство (старшая дружина по преимуществу. - Б. Г.) всё ещё близко держалось княжеского дворца"³ .

Несомненно, в жизни княжеских слуг всех разновидностей и в дальнейшем происходили неизбежные перемены. Однако в документах XV в., говорящих о княжеских слугах, которые уже находились под властью польского короля, сохранилось многое от старого времени. Мы легко можем понять, почему население многих сёл, приписанных к королевским замкам, носило название "слуг". Они сами о себе говорили, что живут они в этом положении исстари. Это всё русские люди - rutini.

Для наглядности приведу в небольшом сокращении таблицу Гейноша, характеризующую положение в королевских сёлах, приписанных к Саноцкому королевскому замку.

Эти цифры добыты автором из актового материала и не дают полного представления о наличии слуг в этих сёлах. В перечне ленных селениях вперемежку со слугами жили и кметы - смерды. Слуги - мелкие или средние землевладельцы. Они имели право свою землю продавать, отдавать дочерям в приданое, т. е. (распоряжаться ею; они находились под юрисдикцией королевского заика. Акты позволяют сделать вывод, что слуги и кметы не различались строго в правах и жили более или менее общей жизнью со всем селом. На это указывают имена поручителей слуг и кметей, стоящие рядом; и те и другие ссылаются на показания общины, выступают вместе в качестве свидетелей.

Гейнош считает, что село Лозина заслуживает особого внимания, поскольку оно как будто было заселено исключительно слугами, наряду с которыми встречалось несколько terrigenae, средних землевладельцев, обозначаемых иногда nobilis. Один из них, Ганч, "terrigena de Lodzyna", брат Сеньки Сметанки, именующегося nobilis, продавал часть своей земли "pars suae hereditatis, quam habuit in villa Lodzyna, videlicet septem kmethones et omnia alia pro quadraginta duabus marcis"⁴ , с условием, что покупатель испросит на эту сделку специальное разрешение либо старосты Саноцкого замка, либо короля, либо королевы. В успехе этого дела трудно было сомневаться, поскольку покупателем являлся саноцкий воевода.

Ганч - королевский слуга довольно высокого ранга. Это видно из того, что только часть его земли составляла участок, который обрабатывали семь крестьянских семей. В Лозине жили и слуги, которые занимали более скромное положение. Некоторые из них были обязаны снабжать замок рыбой, очевидно, своего улова. Это королевские piscatores. В 1446 г. возникло дело по обвинению их в неисполнении своих обязанностей⁵ . Село Лозина представлено в источниках полнее других, но едва ли есть основание считать, что оно сильно отличается от других сёл, принадлежавших Саноцкому замку. Но Гейнош имеет достаточные основания говорить о лозинских слугах, как более зажиточных и даже знатных.

Положение слуг с течением времени менялось. Население села Домбровки, напри-

¹ Rutkowski Jan. Zarys gospodarczych dziejow Polski w czasach przedrozbiorowych. Poznan. 1923.

² Swientochowski A. Historja chiopow polskich w zarysie, str. 178 - 195. 1925.

³ Юшков С. Очерки по истории феодализма в Киевской Руси, стр. 150. М. -Л. 1939.

⁴ Hejnosz V. Op. cit., str. 40 - 41, Acta gr. XI, Nr. 3248.

⁵ Грушевський М. Істория Украини-Руси, Т. V, стр. 93.

мер, в источниках называется слугами - sluzebny, serviles, несколько позднее - kmethones serviles, veri et legitimi kmethones. Эти слуги выполняли повинности на своего пана, наравне с кметями они попадали в заклад (bywaja zastawiani). Эту явную деградацию Гейнош объясняет прекращением служебных отношений с замком и переходом слуг под власть частных владельцев.

В одном из актов имеется очень интересное дело о попытке слуги Фили (Phyl) из Костарович продать свою служебную землю, "agrum servilem", другому лицу на "праве немецком", т. е. с освобождением этой земли от замковых повинностей. Сам Филя предполагал уйти в город Санок и уже стал называть себя concivis sanocensis. Но королевский суд не разрешил эту сделку и заставил Филю взять служебную землю и попрежнему с неё служить more Ruthenico или же посадить на неё кого-нибудь другого, но тоже на основе русского права, кто мог бы королевские повинности и службы (labores et servicia) выполнять нормально. Король заботился о точном выполнении замковых повинностей, считая в то же время своих замковых слуг людьми свободными. Это "вольные слуги" короля. Возможно, что они могли владеть не только служебными землями, но и благоприобретенными и что с владельцев их не требовалось замковых повинностей.

Самое основное здесь - то, что служба отправлялась с земли, что замок был заинтересован не в том, кто именно сидит да этой земле, а как выполняются повинности¹ . В сёлах Перемышльского замка в XV в. сидели по преимуществу королевские конюхи. Они твёрдо верили - и не без основания, конечно, - в то, что их предки были конюхами галицких князей. Когда в середине XVI в. перемышльский староста, повинуясь духу времени, сделал попытку перевести конюхов села Витошинцы на барщину, они запротестовали и, повидимому, сочинили выгодную для себя грамоту. Все исследователи относят её к середине XVI в., но составители датируют её 1297 годом.

Я не собираюсь защищать подлинность этой грамоты, но считаю вполне возможным использовать её как творчество заинтересованных лиц XVI века. Витошинские конюхи, сочиняя свою грамоту, хотели защитить себя от превращения в крепостных крестьян и от перевода на барщину. Составляя грамоту, они стремились к тому, чтобы она как можно больше походила на подлинную. Вот текст этой грамоты, напечатанной у Гейноша, в моём переводе на русский язык: "Мы, князь Лев, великого короля Даниила сын, договорившись со своим княжеским замком (z swoiem dworem hospodarskiem), причислили к нашему замку вольное наше село Витошинцы для нашей военной службы и для ухаживания за нашими княжескими конями при нашем Перемышльском замке. Подданные наши этого села просили нас, в качестве наших осаженных слуг (iako to sludzy naszy siedelni), чтобы мы дали им грамоту с обозначением границ этого села за нашей княжеской печатью на вечные времена. Мы в исполнении их просьбы дали им за их заслуги землю с лесами, лугами, полями... (идёт описание границ. - Б. Г .). Всё это дали мы на вечные времена и их потомкам. А кто захотел бы нарушить нашу волю, суд мне с ним перед господом Богом. Писано в Перемышле лета 6805"² . Составители грамоты подгоняли её к обстановке XIII в., и едва ли тут они сделали какую-либо ошибку: княжеские конюхи и конюшне, тиуны конюшие, дворец конюшенный, стаза коней хорошо известны "Русской Правде", летописям, в частности Галицко-Волынской, и другим документам. Конечно, многочисленные конюхи служили князю и за это получали обеспечение. Они же были и людьми военными. Под 1150 г. в Галицкой летописи описывается битва между Владимиром Галицким и Изяславом Мстиславичем. Войско Владимира "удариша на конюхы его (Изяслава. - Б. Г .) и несколько от них мужей яша".

И в среде княжеских слуг можно наблюдать тот же процесс, в результате которого одни из конюших слуг поднялись в ряды шляхты, другие опустились до положения простых кметей - крестьян. Спорные дела по восстановлению или выяснению прав, встречающиеся в актах градских, свидетельствуют о частых попытках конюших слуг уклониться от своих служебных обязанностей и перейти в рады привилегированного сословия. Для возбуждения подобных дел было достаточно оснований. Вот пример: в люстрации 1497 г. в селении Негребка каждое из 10 служебных дворищ представляло самостоятельное хозяйство; в люстрации 1565 г. трое из слуг уже получили более высокое звание - "земяне", - имели своих кметей, которые платили за них подати, а сами земяне выполняли только замковую службу³ .

То же мы видим в львовских сёлах Яс-

¹ Именно в этом смысле я и понимаю акт, обративший на себя внимание нескольких исследователей (Виняж, Грушевский, Дикер, Гейнош). В этом акте говорится о слуге Никите из Тыравы, который передал своему племяннику четвёртую часть sui patrimonii vectigalis, alias voszby szolney. Мне кажется, что Гейнош неточно интерпретирует Виняжа, который говорит об уступке не повинности, а земли, обязанной службой, которую Никита называл patrimonium vectigale. Это и есть служебная земля, или ager servilis. Тут же говорится, что "его племянник должен будет выполнять эту повинность... pro agro ibidem sito". Никита часть повинностей оставил за собой, а часть перенёс на своего племянника, уступив ему за это четвёртую часть своей земли. Vectigal состояла в возке соли, patrimonium - в земле (Hejnosz W. Op. cit, str. 48. Acta gr. XVI, Nr. 1518).

² Ипатьевская летопись под 1871 г., стр. 279, 437 и др.

³ Грушевський М. Жерела. Т. II. стр. 33; Hejnosz W. Op. cit., sir. 57, прим. 4.

нище и Лозина. Во второй половине XVI в. королевские слуги, жившие в этих сёлах, расширили свои земельные владения, обзавелись кметями и стали переходить в ряды шляхты, тоща как королевские слуги других сёл влились в ряды тяглой крестьянской массы¹ .

Среди актов, собранных М. Грушевским, есть один замечательный по своей яркости. В люстрации 1565 г. есть отдел, который я привожу в своём переводе: "О сёлах, которые прежде, ничего не давая и не делая, жили около королевского стада в селе Медиках. Недалеко от села Медики, в котором помещалось королевское стадо, есть 7 селений лад рекой Саном: Бутов, Торки, Витошинцы, Батицы, Мальковицы, Даровицы, Мачковицы, которые владеют большим количеством земли луговой и пашенной. Люди этих селений, живя около королевского стада, привыкли не выполнять никаких повинностей и не давать никаких податей, только для корма стада на лугах косили траву и убирали сено, на что уходило 3 или максимум 4 дня; никаких иных повинностей они не признавали. Нынешний перемышльский староста, видя, что фольварки в Медиках и в Бакунчицах имеют хорошую землю, но в них мало людей и что фольварки приносят мало дохода, неоднократно напоминал населению перечисленных сёл, чтобы они работали на вышеуказанных фольварках несколько дней в году, но они всеми способами от этого уклонялись. Тогда староста... создал комиссию, которая, убедившись, что со всей работой около стада могут справиться два или три селения, постановила, чтобы во всех сёлах пашенную землю вымерить в ланы... и чтобы вышеназванных сёл люди с каждого лана давали чиншу ежегодного по одной гривне, по колоде овса в перемышльскую меру, по 2 кур, по 2 гусей, по 15 яиц, и чтобы работали 2 дня в неделю... Король это постановление во всех пунктах и клаузулах в Красноставе изволил утвердить... На этом основании в двух сёлах, Бугове и Торках, пашенная земля положена в ланы, установлены чинши и работы в фольварке Медицком, а в пяти сёлах ещё земля не вымерена, временно население оставлено при прежних обязанностях при королевском стаде".

При переводе мною выпущено одно место, в котором между прочим высказано убеждение, что при новых порядках, когда все работы будут выполняться под наблюдением и уход за лошадьми будет лучше, не будет гнить сено.

Документ очень интересный. Он признаёт непригодными старые порядки и говорит о необходимости замены их новыми, более выгодными для королевского замка, в связи с этим, конечно, находится и образование фольварков.

В данном случае король шёл по тому же пути, по которому пошли некоторые королевские слуги и шляхта и часть зажиточного крестьянства. Этот процесс одинаково затрагивал всех землевладельцев, независимо от их национальности. Это знамение времени стало отчётливо обнаруживаться уже в конце X и особенно в середине XVI века.

Совершенно закономерно, что при этих обстоятельствах в королевских сёлах старина, "jus ruthenkum", стала нарушаться и заменяться новыми отношениями. Большинство королевских слуг опустилось до положения зависимого и крепостного крестьянина. Немногим только удалось, опираясь на свой материальный достаток, проникнуть в ряды шляхетства. В градских и земских актах бросается в глаза терминология, свидетельствующая о расслоении внутри королевских сёл. Большинство недавних королевских слуг перешло в категорию крестьян, стало laboriosi, kmethones, тогда как недавний сын тиуна уже назывался providus, т. е. пошёл быстрыми шагами вверх.

К разряду королевских слуг, живших на основе русского права, относились также сотные (homo sotny, kmetho sotny, они же homines regales, или stuzebny), коланные и ордынцы. Коланных и ордынцев Гейнош считает одной группой, различающейся лишь по наименованию² . Все эти homines regales, обслуживающие королевские замки, - в прошлом люди, входившие в состав дворов-замков галицких князей. И в XV- XVI вв. они продолжали находиться в зависимости от королевских замков, жить в их подсудности, выполнять определённые, не очень тяжёлые обязанности³ . Они дорожили своим положением и протестовали, когда им грозила опасность перейти из-под королевской домениальной власти под власть частных владельцев и превратиться в крепостных крестьян. Возглавляли их тиуны, или атаманы; в случае надобности они присягали по русскому обряду, в церкви, носили русские имена, отчества и прозвища (Фёдор, Нефёд, Савка, Игнат Семенкович, Петрусь Дубкович, Иван Кромкий, Андрей Нелебкович, Иван Малошович, Фёдор, Василь Филиппович, Фёдор Денисович и т. п. - servitores из села Солонки). Их свобода была ограничена только в отношении выхода из-под королевской домениальной

¹ Грушевський М. Жерела. Т. VII, стр. 28; Hejnosz W. Op. cit., str. 61, прим. 6.

² Автор приводит вполне убедительные доказательства: переход "ad ordam w kalanstwo sub dominum regim" (Acta gr. XIX, Nr. 2712 и др.). М. Грушевский говорит то же: "Se dedit ad ordam, in ordam" (Acta gr. XIV, Nr. 1203, 1214, 2702, 3180. "Істория Украини-Руси". Т. V, стр. 146 - 147, прим. 4).

³ Гейнош на основании наблюдений изображает обязанности королевских сёл Солонки и Журавки в следующем виде: "1) давать подводы под короля в строго определённые пункты, 2) развозить королевские письма, 3) давать четырёх людей в войско, 4) пасти королевские стада. Больше ничего (полное освобождение от всяких других повинностей). Подчёркнуто их право продавать своё имущество умерших без сыновей родственникам" (Hejnosz W. Op. cit., str. 96).

власти. Переходить из одного села в другое в пределах королевского домена они имели право. Сотные, коланные-ордынцы при этих условиях жили в королевских имениях из поколения в поколение ("ab avis et prothavis"¹ , "ex radice"² , "ex eviternis temporus"³ ). Доступ в состав коланных-ордынцев людям вольным не был закрыт. Сотные Саноцкого замка - это то же, что коланные-ордынцы Галичского и Львовского замков. Сотные тоже являлись принадлежностью королевских доменов. Они были обязаны королю службой, имели право покидать её только в том случае, если находили себе равноценную замену. Сотные находились под королевской юрисдикцией, жили в сёлах, приписанных к королевским замкам, владели землёй, имели право переходить из одного королевского села в другое. В распоряжении своим имуществом (землёй) они были несколько ограничены. Все они жили на основе русского права и дорожили им. В этих королевских сёлах сохранялись общинные отношения.

Никто не сомневается в том, что это осколок старой русской жизни. Разногласия возникают лишь тогда, когда учёные пытаются точнее определить, пережитком чего именно он является.

М. Грушевский отказался от своего первоначального и совершенно, на мой взгляд, правильного мнения о наличии в Киевской Руси смердов двух категорий - зависимых и независимых. Он признал наличие только последних. Грушевскому не остаётся ничего другого, как признать зависимое сельское население в княжеских доменах Галицкой Руси потомками старых русских рабов и закупов, посаженных на землю⁴ . М. Грушевский делает логически неизбежный вывод из своей предпосылки, однако достаточных доказательств, подтверждающих этот вывод, он де приводит. Если согласиться с мнением М. Грушевского, то придётся допустить, что в княжеском домене времён "Русской Правды", кроме холопов и закупов, никого, больше не было - ни смердов, ни отроков с их разнообразными функциями (хозяйственными, административными, военными), не было и военных слуг князя. Для такого рода выводов у нас нет оснований. Мы должны считаться с фактом сложного состава княжеского двора эпохи "Русской Правды". Дальнейшую эволюцию княжеского двора мне и хотелось бы проследить.

Осаживания рабов на землю и превращения их в крепостных, конечно, отрицать нельзя. Это подтверждают факты. Здесь М. Грушевский совершенно прав. Но только этим объяснять наличие княжеских, а позднее королевских слуг невозможно. Иначе пришлось бы допустить слишком большой скачок от рабства и крепостничества к положению королевских слуг, часто очень близких к состоянию шляхетства. В частновладельческих вотчинах мы не видим следов такой перемены, а это было бы неизбежно, если бы столь резкий перелом происходил в действительности. Поэтому возражения В. Гейноша М. Грушевскому я считаю совершенно справедливыми⁵ .

Гейнош подчёркивает, что единственным выражением зависимости королевских слуг от короля являлась невозможность свободного одностороннего разрыва служебной связи с королевским замком и что кроме этого королевский слуга не имел никаких ограничений в правах, которые бы носили следы рабства или даже напоминали его. Это даёт основание автору отрицать в положении королевских слуг наличие пережитков рабства. Далее Гейнош обращает внимание на то, что общественно-правовое и хозяйственное положение королевских слуг, живших на основе русского права, значительно выше положения крестьян. Он указывает на относительную их зажиточность, факты добровольного вступления в ряды слуг, протесты против попыток изменить их положение, переходы отдельных королевских слуг в высшие общественные группы, что в совокупности, по мнению автора, не позволяет выводить эту категорию населения из самого низкого, рабского состояния⁶ .

В. Гейнош согласен с тем, что это русская старина, которую он представляет себе по Ключевскому, называя её княжеско-городской, что направляет его на ложный путь. Если бы Гейнош признал, что никакой "городской" Руси не было, что Русь развивалась так же, как и другие страны Европы, что деревня и здесь, как и в других феодальных средневековых государствах, играла гораздо более серьёзную роль, чем отводил ей Ключевский, стоявший на точке зрения особого, своеобразного пути развития Руси, - его позиция была бы значительно крепче. Но, повторяю, нельзя не согласиться с автором, когда он утверждает, что в положении королевских замковых слуг мы видим пережиток старых служебных отношений, имеющих аналогию и у других славянских народов, в частности в Польше, где тоже можно найти в соответствующее время служебные поселения, связанные с замками. "С рабством в собственном смысле слова эта зависимость ничего общего не имеет не только в период, здесь рассмотренный, но и в своих истоках"⁷ , - заключает свои доказательства Гейнош.

Для нас важна история этого населения доменов как в её начальной стадии (времена "Русской Правды"), так и в её течении (XIII - XIV вв.) и в конце (XV - XVI вв.), важна как средство познать эволюцию норм "Русской Правды", касающихся сельского населения. К сожалению, имеющиеся источники не позволяют раскрыть сколько-нибудь конкретно эту эво-

¹ Acta gr. XIV, Nr. 2014.

² Ibidem, Nr. 3797.

³ Acta gr. XII, Nr. 1786.

⁴ Грушевський М. Істория Украини-Руси. Т. V, стр. 144 - 145.

⁵ Hejnosz W. Op. cit., str. 104 - 106.

⁶ Ibidem.

⁷ Ibidem", str. 105.

люцию. Тем более мы не имеем права пренебрегать тем, что осталось от далёкого прошлого.

Конец этого осколка старины нам хорошо известен. Судьба населения королевских доменов определилась в связи с тем, что часть королевских слуг, дороживших своим русским правом, была пожалована королём частным владельцам, а часть, оставшаяся за королём, подверглась общей так называемой волочной реформе, вызванной требованиями жизни.

И в том и в другом случае положение населения радикально менялось: частные вотчинники не без успеха пытались превратить население своих вотчин в крепостное состояние, реформа домениального хозяйства в конечном счёте приводила к тому же. Только сравнительно небольшая горсть бывших княжеских, а затем королевских слуг сумела подняться до высшей общественной ступени и вступить в ряды шляхты.

Новая организация сельских хозяйств в связи с изменениями в экономической жизни Европы внесла перемены в хозяйственное и правовое положение сельского населения Червоной Руси.

Итак, о населении королевских доменов мы можем сказать следующее: 1) домены польских королей в Галицкой земле - это бывшие домены князей-королей Галицкого государства; 2) в этих доменах сохранилось очень многое от времени самостоятельности Галицкой Руси; 3) население доменов - это либо русские дворцовые слуги, либо крестьяне; 4) перемены в правовом и хозяйственном положении доменов происходили под влиянием причин общего характера, одинаково действовавших на население как польских, так и русско-украинских земель; 5) слуги - servitores - овладели землёй (отсюда второе их название - terrigenae), находилась в сеньёриальной зависимости от короля, несли военную службу и выполняли специальные хозяйственные обязанности (конюшие, рыболовы, бортники и др.); они не имели права покидать свою службу; 6) общие условия, приводившие к переменам в организации сельского хозяйства, коснулись и королевских доменов: одна часть слуг попала в ряды шляхты, другая опустилась до положения обыкновенных крестьян; 7) в самом тяжёлом положении оказались слуги, сидевшие на домениальной земле, жалуемой королями частным лицам. В таких случаях слуги теряли своё русское право и либо превращались в крепостных, либо, в случае образования фольварков, сгонялись со своей земли и становились безземельными.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Найденный поисковым роботом источник:

Автор(ы) публикации - Б. ГРЕКОВ:

Комментарии: