В данной работе речь пойдет не об информатике, т. е. не о технико-математических проблемах информации, изучаемых рядом современных специальных дисциплин (теории информации, вероятностей, кибернетика, теория принятия решений и т. д.), а о ее гуманитарном аспекте, ее содержательных проявлениях. Одна из задач при этом состоит в более детальном, чем это обычно происходит в исторической литературе, освещении социальной детерминации. В качестве ее существенного фактора рассматриваем информационные процессы (хранение, переработка, передача информации), находящиеся в сложных причинно-следственных взаимосвязях с общественными отношениями. В настоящее время, как известно, в философской литературе очень популярна синергетика - теоретическая конструкция, понимаемая не только как одна из теорий физики, но и как общее теоретическое представление о социальных, в том числе исторических явлениях, их взаимосвязи и развитии. Названные явления понимаются как хаос и саморегуляция ¹ . Думается, что данная теория рассчитана в большей мере на глобалистский подход к истории. Видимо, при анализе отдельных явлений в ограниченном пространственно-временном диапазоне важно учитывать многие факторы детерминации, в том числе и информационные процессы. Но, возможно, что именно при глобальном подходе правомерно говорить о наложении факторов и результатов их взаимодействия друг на друга, что позволяет констатировать хаос и саморегуляцию процессов.

Под социальной информацией в обществе, в средневековую эпоху, в частности, понимаются всевозможные сведения, находящиеся в разных источниках и относящиеся к социально-экономическим, политическим, правовым отношениям. Термин "информация" при этом используется с целью включения анализа исторических источников в рамки междисциплинарного исследования. Это означает стремление акцентировать те качества содержавшихся в исторических источниках сведений, которые отвечают общенаучному пониманию информации, принятому в теории информации, кибернетике и используемому в теории принятия решений, экономической науке, социологии, политологии. Мы различаем социальную информацию и культурологическую, относящуюся к разным сферам культурной деятельности и твор-

Хвостова Ксения Владимировна - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН.

стр. 52

честву в рассматриваемую эпоху, а также игравшую огромную роль в обществе богословскую информацию. Эти два вида информации не рассматриваются специально в данной статье, их анализ требует особой постановки проблем. Однако нами используется некоторая информация, относящаяся к богословию и культуре и определяющая понимание социальных проблем современниками изучаемой эпохи.

Стремясь в данной работе ввести исследование в междисциплинарные рамки, мы используем те понимания информации, которые приняты в ряде специальных научных дисциплин. Так, использовалось понятие информации, присущее экономической науке, трактующей информацию как сведения, необходимые человеку при принятии им решений и обусловливающие его поведение и ориентацию в обществе, а также привлекалось понятие информации, распространенное в кибернетике и теории информации, предполагающее понимание информации как уменьшение неопределенности знания ² .

Проблема, относящаяся к роли информации в развитии и функционировании социума в различные исторические эпохи, является актуальной со многих точек зрения. Современное общество образно называют информационным. Это название подчеркивает ту роль, которую сегодня играют информационные процессы, а именно процессы переработки, хранения и передачи информации. Они во многом определяют формы социального регулирования общественных отношений ³ . Естественно, в обществах прошлого информационные процессы отличались большей простотой, но и они влияли на социальные отношения. Причем, связь между информацией и социумом была двоякой. С одной стороны, информационные процессы влияли на социальные отношения, а, с другой - общество с его коммуникациями определяло специфику и интенсивность информационных процессов.

Очевидно, человек (индивидуум или их сообщество) играет активную роль в информационных процессах. Человек, руководствуясь своими интересами и под влиянием внешних факторов, принимает волевое решение, направленное на хранение, переработку или передачу информации. Это решение подразумевает переосмысление идей, концепций, расширение или сужение объема и содержания понятий, акцентирование или создание их нового смысла, а также инкорпорирование новых ментальных систем в состав более широкого теоретического представления. Все эти процедуры, определяемые действием внешних факторов, в свою очередь, влияют на развитие социума. Несмотря на явную роль человека в информационных процессах, эти последние отчуждаются от него и превращаются в фактор внешней детерминации.

Роли информационной ситуации в обществах прошлого уделялось недостаточное внимание в научной литературе - она изучалась в значительной мере как компонент других проблем (например, проблемы социальных коммуникаций). Тем не менее эта проблема не только актуальна, но и раскрывает новые познавательные возможности. Ее решение, в частности, должно прояснить некоторое, иногда слишком абстрактное и одностороннее понимание вопросов социальной детерминации, при котором вопросы информационных процессов, информированности их участников остаются в тени. Актуальность изысканий по проблемам взаимосвязи информационной ситуации и социальных структур в обществах прошлого определяется также некоторыми аспектами современной теории познания, в частности идеей необходимости построения единой научной системы, в рамках которой каждая наука займет, так сказать, свою нишу, характеризующуюся свойственными этой науке особенностями хранения, передачи и переработки информации.

В средневековую эпоху взаимосвязь информации и социума характеризовалась рядом отличительных черт, отражавших специфику как социальных, мировоззренческих, культурных явлений, так и форм организации и протекания информационных процессов. Характерно, что люди средневековья по-своему понимали роль информации в общественном развитии. Эта специфика не в последнюю очередь определялась ролью христианства с его

стр. 53

непререкаемым авторитетом, с трепетным отношением к основным источникам веры и миросозерцания: Библии, предписаниям церкви, постановлениям соборов, церковному преданию; а также взаимоотношением церкви и государства, равно как и практической деятельностью людей. Византийцы отдавали себе отчет в том, какую роль письменное или устное слово играло в развитии деятельности людей и в создании письменной традиции. "Имеются две действенные силы происходящего: слова и действия. Некоторые слова предшествуют действиям, другие вытекают из них. [Существуют] те, которые возникают из активности разума, или те, которые придают энергию [имеющимся] текстам" - говорится в одном из официальных документов эпохи поздней Византии ⁴ . Как видно, одно из важных проявлений информации заключалось, по мнению византийцев, в том, что новая информация придавала силу существующим текстам, т.е. способствовала созданию традиции, игравшей, как известно, в средневековых общественных отношениях огромную роль.

В современном информационном обществе информационная ситуация и ее связь с социумом во многом формируются под влиянием автономных имманентных факторов, связанных с техническим прогрессом. Такими факторами являются, например, процессы и закономерности развития компьютерных технологий. Иным было, естественно, положение вещей в средневековую эпоху, когда социальную информацию, официальную и частную, в письменной, устной или иной знаковой форме передавали непосредственно люди. Государственные и церковные законы и постановления, решения церковных соборов, распоряжения местных властей; идеи, связанные с практической жизнью и теоретическим миросозерцанием; информация о текущих событиях распространялись как специальными чиновниками (например, в Византии), так и случайными лицами (бродячие монахи, путешественники, купцы, дипломаты, воины, всевозможные мигранты). Связь между информацией, распространяемой различными путями, и социальными структурами зависела от социальных коммуникаций эпохи, но не осложнялась влиянием (или почти не осложнялась) автономных технических факторов, отражающих технический прогресс и присущих развитию более поздней информационной ситуации, как самодостаточной структуры. Поэтому эта связь в отличие от обществ более поздней эпохи носила более прямой и менее опосредованный характер взаимовлияния социальных отношений и информационных процессов.

В ранней Византии заслуживающим внимания примером регламентации со стороны императора информационной ситуации, влияющей на принятие решений и поведение граждан, т.е. в целом на поведенческую ситуацию, является, в частности, решение императора Феодосия II во время третьего Эфесского вселенского собора 431 г., по существу оформившего церковный раскол. Первоначально император поддерживал взгляды относительно двойственной природы Христа, однако, он не желал распространения информации о борьбе на названном соборе в Константинополе, так как опасался волнений в столице. Поэтому он распорядился о военной блокаде Константинополя и Эфеса ⁵ . В ходе собора учение о двойственной природе Христа было объявлено ересью. Попытки императора повлиять на информационные процессы, отражая уровень социальных коммуникаций эпохи, свидетельствуют о непосредственном влиянии информационной ситуации на социальные отношения. Действительно, хотя первоначально императору пришлось пойти на некоторые уступки церкви, в итоге принятых им мер по ограничению распространения информации были созданы благоприятные условия для непосредственного воздействия на укрепление централизма, политической ортодоксии, первенствующей роли императора во взаимоотношениях с церковью, как характерной черты византийской цивилизации. Естественно, что в условиях византийского государственного централизма и политической ортодоксии, функционирования развитого бюрократического аппарата византийская власть стремилась осуществлять как можно более полный контроль над информа-

стр. 54

цией. Одновременно с этим, императоры были заинтересованы в повышении темпов распространения информации. В V в. в Византии происходило, например, интенсивное строительство мостов и дорог, способствующих совершенствованию общественных коммуникаций ⁶ .

Особую роль имело распространение и переработка информации пропагандистского значения, в первую очередь восходящих к античности теоретических идей обоснования власти императора, а именно инкорпорированной в рамки христианства античной идеи общего блага, лежащей в основе императорского правления и представления об императоре как покровителе подданных ⁷ .

Для того, чтобы облегчить в Средние века распространение информации среди различных слоев населения официальные лица стремились собирать людей в одном месте и в одно время. Это явление было особенно характерно для раннего средневековья на Западе, а также для Византии. В 412 г. при императоре Феодосии было издано постановление, согласно которому предписывалось собирать народные собрания, на которых присутствующие могли высказывать как одобрения, так и неодобрения сборщикам податей. Естественно, на таких собраниях или собраниях воинов могла быть доведена до сведения населения всевозможная как официальная, так и частная информация ⁸ . В Византии народные собрания представляли собой пережиток полисного строя, псевдодемократическое учреждение в системе бюрократического государства. Одной из причин жизнеспособности подобных институтов, повторяем, являлись потребности хранения, передачи и переработки информации, отвечающие уровню социальных коммуникаций. Налицо пример непосредственного влияния информационных процессов на общество.

С этой точки зрения заслуживают внимания многочисленные средневековые корпорации, например, ремесленные цехи на Западе, городские и сельские объединения в Византии. Современная наука: медиевистика, социология, философия акцентируют социальную роль средневековой корпоративности ⁹ . Однако не менее важной была их информационная функция, позволяющая не эпизодически (как на народных собраниях), а постоянно объединять людей в целях сообщения им информации. И эта функция также осуществлялась как внешний детерминирующий фактор, отчужденный от деятельности людей.

Далее, говоря о взаимовлиянии информационных процессов и социальных структур, обратимся к известному факту существования на Западе (в условиях отсутствия в отличие от Византии государственного централизма и разветвленного бюрократического аппарата) иерархической структуры общества, характеризовавшейся системой вассалитета. Соответственно иерархическая структура характеризовала и некоторые формы распространения информации. Официальная информация по многим вопросам распространялась от высшего сюзерена - верховного правителя: короля или императора к его вассалам, являвшимся сеньорами для других вассалов, а затем часть информации поступала к простолюдинам и зависимым слоям населения. Для средневековья как на Западе, так и в Византии характерно сжатие информации по мере ее распространения. Одновременно она обрастала ложными сведениями, т.е. появлялись искажения, помехи, избыточная информация, повышение энтропии (меры неопределенности согласно современной теории информации) ¹⁰ . Видимо анализ названных информационных процессов современными учеными должен сопровождаться нахождением соответствующих количественных аналогов, основанных на энтропийных показателях, связанных с формулой К. Шеннона ¹¹ . Их сопоставление во времени поможет уточнению сравнительной картины социального развития и информационной ситуации. Далее, оценивая ситуацию взаимовлияния информационных и социальных систем, можно предположить, что проблема феодальной иерархии на Западе - это во многом информационная проблема иерархической структуры хранения, передачи и переработки информации. Именно структура этих процессов,

стр. 55

отчужденная от деятельности отдельных людей, цементировала организацию социума.

Специфические формы создания, переработки и распространения официальной информации в Византии определялись особенностями византийской политико-правовой системы, основанной на бюрократии и политической ортодоксии. В силу обожествления императорской власти императорские законы именовались "божественными и святыми". Эти законы приравнивались к святым канонам ¹² . Политико-правовая доктрина Византии трактовала законодательную власть императора двойственно. С одной стороны, в официальных документах нередко утверждалось, что император, согласно эллинистическим традициям, должен следовать существующим законам, иначе он превратится в тирана ¹³ . С другой стороны, в некоторых документах император провозглашался legibus solutus, т. е. свободным от повиновения уже изданным законам, тем самым утверждались его особые законодательные прерогативы.

При всей полноте императорской власти предъявляемое к императору требование повиноваться законам отражало известную традиционность средневекового общества. Причем, как и в других проявлениях социума традиционность общественных отношений сочеталась с традиционностью в развитии информационных процессов. Действительно, обоснования необходимости пересмотра законов носили сугубо прагматический характер. Император отнюдь не преследует задачу порицания старых законов и возвеличивания новых, он лишь вынужден исходить из потребностей жизни подданных. Поэтому только в исключительных случаях более позднее нововведение оценивается предпочтительнее старых законов ¹⁴ . В целом официальная идеология осуждала новшества и стремилась к поддержанию старого "естественного" закона, порядка, отражающего данный человеку в ощущение божественный порядок ¹⁵ . Приверженность традициям обуславливала то значение, которое придавалось обычному праву ¹⁶ .

Обычай, регламентировавший как на Западе, так и в Византии, различные виды общественных отношений (виды производственных отношений, налогообложение, крестьянские повинности) являлся тем фактором, который не только ограничивал роль нововведений, но и формировал специфически средневековые формы традиционных информационных процессов. А именно, сообщения, характеризующие обычай, встречающиеся в византийских законодательных актах, жалованных грамотах и т. д. по определенным вопросам не содержали новой информации, они только подтверждали ранее изданные постановления. Поэтому в источниках названного типа содержатся постоянные текстовые повторы.

В ряде императорских жалованных грамот в пользу отдельных физических и юридических лиц, разделяемых иногда большим временным периодом, или в одной и той же грамоте повторяется в разных фрагментах текста формула собственности с присущим ей разветвленным понятийным аппаратом, повторяется распоряжение императора относительно пожалования данному лицу земли в собственность, а также иммунитетная клаузула, содержащая перечень налоговых льгот и дарованных данному лицу привилегий. Повторяются также фрагменты текста, содержащие регламентацию обычным правом крестьянских повинностей. Эти повторы несут смысловую нагрузку. Можно утверждать, что повторяются основные мысли текста, ради сообщения которых текст создавался. В жалованных грамотах эта мысль отражает стремление дарителя как можно пространнее и точнее отразить объем переданных прав и их гарантий, равно как и перечень самих переданных в собственность земель. Видимо, считалось, что отдельные фрагменты текста могут быть утеряны, но значительна вероятность того, что другие, в которых утерянный текст повторен, сохранятся. Характерно также, что многоплановая античная риторика в Византии заменяется в определенных текстах механически выстроенными, имеющими сугубо количественную структуру, повторяющимися аргументами. Повторы фрагментов текста с одним и тем же содержанием и фиксированным понятийным аппаратом снижают неопреде-

стр. 56

ленность - энтропию текста. Создавалась стабильность информационной ситуации, при которой хранение и передача информации по своим формам и функциям совпадали с формами и функциями ее переработки. Это явление характеризует традиционность средневекового социума, рассматриваемую с точки зрения типичных для него информационных процессов. Для характеристики роли повторов в разных текстах целесообразно вычисление количественных показателей, которые могут быть сопоставлены.

Своеобразная традиционность средневекового общества, восходящая, согласно доминирующим в рассматриваемую эпоху воззрениям, к божественному порядку ¹⁷ , согласуется с той ролью, которую византийцы отводили прошлому и информации о прошлом. Об этом свидетельствует, например, византийская историография. Авторы пишут о беспристрастности и объективности своих сочинений. Интерес к фиксации событий, произошедших на их глазах или полученных из надежных источников, объясняется тем фактом, что византийцы понимали, что создают информацию, по которой потомки смогут ознакомиться с событиями прошлого ¹⁸ . Византийцы считали, что незафиксированная информация может легко исчезнуть из исторической памяти потомков. Тот факт, что прошлому и достоверной информации о нем придавалось большое значение, более того, убеждение в том, что прошлое определяет настоящее, объясняет постоянное обращение византийцев к примерам античной истории, к переосмыслению информации о ней в духе христианства. Характерно в этой связи переосмысление в рамках представлений о библейском линейном и эсхатологическом времени античных идей о циклическом времени.

Как уже отмечалось, византийцы понимали ту роль, которую играет в мирской жизни, в земном суетном мире человека принятие им решений ¹⁹ . Эти решения, согласно христианским представлениям и поведение людей осуществлялись в соответствии с божественным провидением, но проявлялись как акты свободной воли человека и, естественно, обуславливались не его знанием конечных причин мироздания, природы и общества, а пониманием деятельности человека в земном мире. При принятии человеком решений большую роль играло знание информации о прошлом, личный и коллективный социальный опыт, помогающий ориентироваться в социальной обстановке. Для византийской историографии типично заимствованное из античности клише, согласно которому на основе прошлого можно предвидеть будущее ²⁰ . Ориентация в обществе зависела от правильного учета человеком временного момента (кайрос) ²¹ , а также факторов социальной детерминации, называемых как и в античности судьбой (тихи). "Время требовало от Федора Ласкариса поспешности в делах, а от Иоанна Ватаца - обстоятельности" ²² , - пишет, например, историк Никифор Григора, имея в виду двух византийских императоров. Явно бросающееся в глаза сходство понятия "кайрос" с идеями, выраженными у Екклесиаста, содержит иллюстрацию того, как античная информация подчиняется более общей мировоззренческой христианской идее, инкорпорируется в христианское мировоззрение.

Идеи современной теории вероятностей и информации дают возможность использовать понятие "информация" при оценке воззрений византийцев относительно ориентации человека в обществе. Для этого существуют следующие основания. Мыслители средневековья рассматривали на уровне мирского обыденного сознания общественное развитие и ориентацию в нем человека, если пользоваться терминологией современной теории вероятностей, как вероятностный процесс. Естественно, современные ученые представляют эти явления как несравненно более сложные. В Византии политические деятели не только считали, что на основе информации о прошлом в земной жизни можно предвидеть будущее, для выражения этой идеи они использовали глагол стохадзомай (предполагать), определивший, как известно, наименование стохастического (вероятностного или статистического) процесса в современной теории вероятностей. Но дело не в наименовании, а в рассуждениях византийцев. Они считали, что при принятии человеком на основе знания

стр. 57

им информации о прошлом решений дарованная ему свыше свобода воли проявляется в том, как человек реализует добродетели, также ниспосланные свыше. Набор предполагаемых добродетелей трактовался как конечный, строго очерченный, хотя и варьирующий в понимании разными авторами. Этот набор, если опять же прибегнуть к представлениям современной теории вероятности, как бы понимался, как пространство событий, в рамках которого человек принимал решения. Интересно, что выбор линии поведения в известных ситуациях уподоблялся результату бросания игральной кости с поправкой на учет момента времени.

Далее, говоря о средневековой традиционности, необходимо подчеркнуть, что она отличала в основном зрелое общество в эпоху развитого средневековья. Что же касается раннего средневековья, то оно, как известно, отличалось нестабильностью как общественных, так и информационных процессов, которые в ряде своих проявлений только формировались. Для этой эпохи характерны медленные темпы распространения информации, ее высокая энтропия, т. е. значительная неопределенность. Для изучения динамики социальных и информационных процессов в раннее средневековье целесообразно обратиться к значению понятия информации в современных теории информации и кибернетике, трактующих информацию как уменьшение неопределенности сообщения и количественным коэффициентам, и позволяющим получать численную меру степени разнообразия или неопределенности изучаемых сообщений ²³ . Например, известно, что средневековая терминология IV-VI вв, как на Западе христианского мира, так и в Византии, обозначавшая в источниках, характеризующих социально- экономическую историю, такие экономико-правовые понятия, как собственность, владение, держание несмотря на то, что названные понятия опирались на традиции римского права, отличается смешением обозначений, а следовательно неопределенностью представлений.

Возникает задача нахождения степени этой неопределенности в различные исторические периоды. Мы выборочно решали эту задачу на поздневизантийском актовом материале, позволившем не только выявить неопределенность информации, но и вычислить ее меру по отношению к разным терминам. Удалось обнаружить временную тенденцию к росту определенности в терминологии, существовавшей в поздневизантийском традиционном обществе по сравнению с состоянием терминологии в ранний период истории Византии.

Возвращаясь к характеристике средневекового общества в целом как такого, в котором традиция играла огромную роль и к выводу о том, что такая традиционность в значительной мере определялась особенностями информационной ситуации, спецификой передачи, хранения, переработки информации, полагаем, что наличие традиционности как выражение специфической связи социокультурных структур и информационной ситуации должно быть включено в число функциональных социальных связей, характеризующих средневековые цивилизации. Подобные связи относятся к тем, которые обеспечивают механизм воспроизводства цивилизации во времени.

Действительно, в реальной жизни средневекового общества традиционность структур, институтов сочетается с изменчивыми событийными ситуациями и идеологией. Византийцы писали: "То, что относится к происходящим при нас делам, ...меняется и становится иным во всем". "По мнению мудрецов, ничто в жизни не остается неизменным" ²⁴ . В переломные периоды истории, когда только формировались структуры и институты, которые впоследствии стали традиционными и привычными, общество отличалось не только нестабильностью этих отношений, но и богатством событий.

Известно высказывание Григория Нисского (видного представителя восточной патристики IV в.) об увлечении населения городов богословскими дискуссиями ²⁵ . Это была эпоха формирования византийской богословской догматики, складывания того строя церковной жизни и обрядовости, которые затем в течение столетий определяли жизнь византийцев. Разнообразная

стр. 58

информация, относящаяся прежде всего к христологии, которую распространяли странники, купцы, христиане, богословы, чиновники - все это живо воспринималось населением и передавалось в разные слои общества. Люди осознавали, что происходит формирование как высших мировоззренческих, богословских идей и ценностей, так и принципов, которые будут в дальнейшем определять поведение человека в его повседневной жизни, отношения людей друг к другу, к Богу и церкви, престижность тех или иных занятий, весь стиль жизни. В этот период формировался тот тип традиционного общества, основанного на античных традициях и христианстве, которому было суждено в будущем определять византийскую цивилизацию.

Хотя в развитом средневековом обществе традиция играла первенствующую роль как в общественных отношениях, так и при протекании информационных процессов, все же нельзя забывать, что любая традиционность не исключает развития. Выше говорилось о переосмыслении античных понятий с христианских позиций, что способствовало формированию новых мировоззренческих структур. При переработке информации, результатом чего было ее переосмысление, происходило уточнение идей, понятий, комментирование их, акцентирование или продуцирование нового смысла, расширение или сужение объема и содержания понятий. Эти процессы отражают механизм развития, т. е. возникновения новых ментальных и социальных явлений в разных сферах общественной жизни, которые требовалось увязать с традиционным правопорядком. Например, в Византии наряду с функционированием на протяжении всей истории империи римского права, а также имевшего различный генезис обычного права, формировалось в результате законодательной императорской деятельности новое византийское право. Некоторые его проявления являлись правом прецедентов, радикально отличавшимся от традиционного правопорядка. Механизм образования понятий права прецедентов, как в фокусе отражал специфику византийской цивилизации, свойственную ей целостную мистическую картину мира, объединяющую космос, природу, социум, распространение сакральных идей на экономические и социальные представления. А именно, механизм образования понятий права прецедентов состоял, в частности, в переработке информации, относящейся к ведущим понятиям богословия, в расширении семантического поля богословских понятий, возникновении класса новых понятий с теми же наименованиями, что и богословские, но относящимися к экономическому праву. Например, пожалование чиновнику за службу некоторой налоговой квоты именовалось в Византии XI-XV вв. прония, т. е. использовалось наименование ведущего понятия богословия, а именно наименование божественного провидения. Ряд наименований, обозначавших понятия экономического права прецедентов, был заимствован из понятийного аппарата богословия. Таковы наименования: ипостась (в богословии это одно из проявлений сущности) - земельное владение в экономическом праве прецедентов; энипостати (в богословии означает наличие сущности) - владельцы земли в праве прецедентов; анипостати (имеет значение отсутствия сущности в богословии) - люди, потерявшие свою землю в экономическом праве прецедентов. Очень важно то, что механизм образования понятий права прецедентов предполагал подчинение новой смысловой функции слова, которая относится к праву, базовому богословскому смыслу этого слова, что и обеспечивало сакрализацию и, если можно так выразиться, традиционализацию экономико-правовых понятий. Выбор богословских понятий для наименований в праве прецедентов объясняется стремлением обеспечить этому праву, не вмещающемуся в систему традиционного правопорядка, связь с этим правопорядком, а также придать новым явлениям с помощью почитаемых наименований необходимые моральные и правовые гарантии.

О роли идей сакрализации в понимании экономических реалий, связанных с общими мировоззренческими представлениями, свидетельствует то, что идеи взаимосвязи божественного космоса, энергии и видимого мира, с одной стороны, и синергии, т. е. дарованной Богом человеку способности

стр. 59

приобщиться к божественной энергии, - с другой, содержатся не только в богословских текстах, но и в преамбулах византийских жалованных грамот, трактующих экономико- правовые проблемы. Например, в преамбуле одной из грамот говорится о роли синергии в приобщении человека к божественной благодати и о роли божественной энергии в земном управлении ²⁶ . Так, в результате передачи и переработки богословской информации создавались элементы имплицитно существовавшей и не ставшей объектом самостоятельной интеллектуальной рефлексии византийской политэкономии.

Информационная ситуация, содержащаяся в средневековых текстах, в рамках современной культурологии может рассматриваться как историческая парадигма. Характерной чертой современной культурологии является переход от изолированного анализа текстов к идее дискурса, представлениям о широком культурологическом и жизненно-бытовом контексте ²⁷ . Видимо, логический, семантический, терминологический анализы текста исторического источника и его оценка с учетом культурологического контекста должны дополнять друг друга, составляя методические аспекты исследования. Сочетание этих аспектов должно явиться содержанием неорационалистического подхода к проблеме. При этом анализ культурологического контекста предполагает наличие сложной методики, в том числе в ряде исследовательских ситуаций могут быть использованы квантитативные методы. При подобном комплексном подходе к изучению средневековых источников проблема информации приобретает особое значение. Действительно, очевидно, что средневековая информация, взятая в целом, в отличие от информации последующих эпох отличается большей неоднородностью, противоречиями, лакунами, высокой энтропией. Целесообразность проведения источниковедческого анализа текстов в широком культурологическом контексте представляется наглядной, как в силу состояния источников, так и характера научных задач.

В заключение хотелось бы подчеркнуть назревшую, на наш взгляд, необходимость переосмысления современного источниковедения в терминах дисциплин, имеющих отношение к понятию информации: в терминах теории информации, кибернетики, теории принятия решений. Такой подход, отражая междисциплинарность исследований, видимо, также находится в русле неорационалистического направления исторических исследований.

Информационный подход к социальным проблемам может показаться абстрактным, слабо связанным с изучением конкретно-исторических явлений и человека. В действительности, человек принимает решение, как отмечалось, благодаря переработке существующей информации, руководствуясь учетом других внешних факторов. Поэтому понять деятельность человека в истории невозможно без внимания к информационным процессам в обществе и их специфике. Информационный подход, кроме всего прочего сказанного здесь, должен явиться частью современной исторической антропологии.

Роль информационного подхода в современном историческом знании можно усмотреть еще и в его необходимости при решении проблем периодизации истории. Меняющийся на протяжении времени характер информационных ситуаций, их взаимосвязь с общественными отношениями, специфика подобной взаимосвязи, наблюдаемая в разные исторические эпохи - таковы аргументы целесообразности учета особенностей названных процессов при решении проблем периодизации истории.

Примечания

* Статья написана при финансовой поддержке РГНФ.

1. Подробный анализ литературы см. в работе: БОРОДКИН Л. И. История и хаос: модели синергетиков в дискуссиях историков. - Проблемы исторического познания. М. 2002.

2. О роли информации в современном обществе см. РЕЙМАН Л. Д. Информационное общество и роль телекоммуникаций в его становлении. - Вопросы философии, 2001, N 3, с. 3 - 9.

стр. 60

3. Там же, с. 5.

4. Actes de Lavra. Vol. II, P. 1977, N 72, p. 14. 1 - 4.

5. Преосвященный Иоанн. История вселенских соборов. М. 1995, с. 134, сл.; История Византии. Т. I. М. 1967, с. 190, сл.

6. История Византии. Т. I, с. 187.

7. Codex lustinianus. - Corpus luris civilis. Vol. II. Berolini. 1954. 11, 8, 320; Novellae. - Corpus luris civilis. Vol. III. Berolini. 1954: 17 с 7 (121.33); Actes de Iviron. Vol. III. P. 1994, N 72, p. 184. 6 - 7.

8. История Византии. Т. I, с. 187; КАРАЯННОПУЛОС И. Политическая теория византийцев. Фессалоники. 1988, с. 21 (на греч. яз.).

9. ФОН ХАЛЕМ Ф. Историко-правовые аспекты проблемы Восток-Запад. - Вопросы философии, 2002, N 7, с. 30.

10. ШЕННОН К. Работы по теории информации и кибернетике. М. 1969; КОЛМОГОРОВ А. Н. Теория информации и теория алгоритмов. М. 1987.

11. BOUDON R. L'analyse mathematique des faits sociaux. P. 1968, p. 155.

12. Actes de Xenophon. P. 1986, N 9, p. 109. 32; N 10, p. 114 - 115. 24 - 26; Actes de Iviron. Vol. III, N 66, p. 129.33, 97.17.

13. HUNGER H. Prooimion Elemente der byzantinischen Kaiseridee in Arengen der Urkunden. Wien. 1964, S. 117f.

14. Les novelles de Leon VI le Sage. P. 1946. Nov. XLVII, p. 185 - 187; Nov. XIX, p. 73 - 75; Nov. XXIV, p. 93 - 95.

15. Нововведения нередко трактовались как аномалии. - Actes dc Lavra. Vol. II, N 72.27. Ср. Nikephoros Gregoras. Antirrhetika. Wien. 1976, S. 18, 26.

16. Les novelles de Leon VI le Sage. Nov. XXII, p. 87 - 89.

17. Gregorii Palamae. Physica, Theologica, Moralia et Practica. Capita Cl. - Patrologiae cursus completus. Series Graeca. P. Vol. 150. Col.1140A, C.

18. ДОСТАЛОВА Р. Византийская историография (Характер и формы). - Византийский Временник. Т. 43. М. 1982.

19. Actes de Lavra. 1979. Vol. III, N 118, p. 4.6 - 12.

20. Nicephori Graegorae Byzantina Historia. Bonnae. 1829. Vol. I, p. 5.15 - 16; p. 310; Cp. Vol. II, p. 618.9.

21. Actes de Lavra. Vol. III. P. 1979, N 133, p. 50.1 - 3.

22. Nicephori Graegorae Byzantina Historia. Vol. I, p. 24.11.

23. ШЕННОН К. ук. соч.; КОЛМОГОРОВ А. Н. ук. соч.; BOUDON R. Op. cit.

24. Actes de Xenophon, N 18; The Letter of Manuel II Palaeologus. - Dumbarton Oaks. Texts IV. Washington. 1977, N 31, p. 87.1 - 2.

25. История Византии. Т. I, с. 159.

26. Actes de Lavra, Vol. II, N 89, p. 73.25 - 31.

27. ЧУЧИН-РУСОВ A.E. Новый культурологический ландшафт: постмодернизм или неоархаика. - Вопросы философии, 1999, N 9, с. 36.

Постоянный адрес данной публикации: