50-е годы XIX в. были переломными в истории Османской империи: влияние Англии и Франции на султанское правительство стало приобретать более отчетливые формы. Важнейшими вехами этого периода явились вступление Турции в военный союз с европейскими державами против России и первые кабальные долговые обязательства.

Историография Восточной (Крымской) войны обширна. Однако в отечественных и зарубежных исследованиях происхождение и характер войны рассматриваются преимущественно с точки зрения экономических и политических интересов европейских держав и России¹ . Значительно менее изучена позиция Османской империи² , особенно ее вступление в войну и получение первых военных займов. Что касается современной турецкой историографии, то она уделяет большое внимание внешней политике Порты в XIX веке. В результате деятельности Турецкого исторического общества (Turk tarih kurumu)³ , объединяющего историков стамбульской и анкарской школы, в историографии Турции начиная с 40-х годов произошли заметные изменения с некоторой тенденцией к объективному освещению внешней и внутренней политики Османской империи и влияния на нее западных держав. Однако при этом история Крымской войны в целом не была предметом специального исследования, а рассматривалась в общих работах наряду с другими проблемами⁴ . Это является главной причиной того,

¹ Е. В. Тарле. Крымская война. Тт. I-II. М. -Л. 1950; И. В. Бестужев. Крымская война 1853 - 1856 гг. М. 1956; Н. С. Киняпина. Внешняя политика России первой половины XIX в. М. 1963; Л. С. Семенов. Россия и Англия. Экономические отношения в середине XIX века. Л. 1975; В. D. Gooch. A Century of Historiography of the Origines of the Crimean War. "American Historical Review", 1956, vol. 62; A. J. Barker. The War against Russia 1854 - 1856. Holt, Rinehart and Winston. 1971; E. Holt. The Crimean War. L. 1974; D. Yudd. The Crimean War. L. Hart-Davis. Maccibon. 1975; G. B. Henderson. Crimean War Diplomacy and other Historical Essays. N. Y. 1975.

² См. Хаджи Мурат Ибрагимбейли. Кавказ в Крымской войне 1853- 1856 гг. и международные отношения. М. 1971, стр. 55 - 59, 85 - 91; А. Д. Новичев. История Турции. Т. III. Новое время. Ч. 2 (1839 - 1853). Л. 1973; А. Д. Дулина. Англо-турецкий договор 1838 г. и его влияние на экономическое развитие Османской империи. "Народы Азии и Африки", 1976, N 3.

³ Создано в 1931 г. по инициативе основателя Турецкой республики Мустафы Кемаля Ататюрка. До 1935 г. называлось Обществом по изучению турецкой истории. Основной задачей общества является исследование и публикация работ по истории Османской империи. Большое внимание оно уделяет истории Танзимата (эпохи реформ), русско-турецким отношениям и войнам, в том числе Крымской. Не менее важное место в работе общества занимает исследование истории Турции республиканского периода.

⁴ Y. Akura. Osmanli devletinin Dagilma devri. (XVIII ve XIX asirlarda). Istanbul. 1940; S. Ulkutasir. Sivastopol harbi. Istanbul. 1947; J. Okcu. Turk-Rus mucadelesi taihi. Ankara. 1949; A. N. Kurat. Tiirkingiliz munasebetlerine kisa bir bakis, (1553 - 1952). Ankara. 1952; S. Ziya. Tansimat devrinden sonra Osmanli nizam ordusunun tarihi. Istanbul. 1957; I. H. Uzunarsili. Osmanli tarihi. C. IV, 1 kisim. Ankara. 1956; с IV, 2 kisim. Ankara. 1959; E. Z. Karal. Osmanli tarihi. С V (1789 - 1856). Ankara. 1961; A. C. Eren. Turkiyede кос, ve koc.men meseleleri. Istanbul. 1966, s. 12 - 41, 115- 117 e. a.

стр. 45

что в современной турецкой историографии Крымской войны не представляется возможным выделить четко выраженные направления или течения.

Наряду с тенденциозной трактовкой истории Крымской войны, унаследованной от придворных историографов-хронистов второй половины XIX в., в турецкой литературе начиная с 40-х годов прослеживаются критические оценки, разоблачающие подстрекательскую, экспансионистскую политику Франции, Австрии, Пруссии и особенно Англии на Востоке, в том числе в Турции⁵ . Правда, в работах, опубликованных в период второй мировой войны и в первые послевоенные годы, наблюдается активизация пантюркистских устремлений⁶ . В 60-е годы в турецкой историографии стали появляться некоторые прогрессивные тенденции. Выступило новое поколение историков⁷ , которые осмыслили виновность западных держав в застое экономического развития страны, критически подошли к оценке вмешательства этих стран в русско-турецкие отношения, глубже анализируют эпоху Танзимата и его значение во внутренней жизни Турции. Однако некоторая часть турецких (так называемых молодых) историков все же не отказывается от одностороннего подхода к событиям Крымской войны⁸ . Проявление некоторых элементов демократизации в трактовке исторических фактов можно проследить и в новых работах старшего поколения турецких буржуазных историков, хотя тенденциозное освещение проблем Крымской войны занимает в них, как и ранее, преобладающее место. В целом же в турецкой историографии 40 - 70-х годов произошли заметные изменения: от апологии внешней политики Англии, Франции и Османской империи, фальсификации многих аспектов данной многоплановой проблемы турецкие историки перешли к критическому осмыслению внешней политики этих государств.

В настоящей статье предпринята попытка показать, как в современной турецкой историографии трактуется происхождение и характер Восточной (Крымской) войны 1853 - 1856 гг., отношения Порты с Россией и западными державами, взаимосвязь вступления Турции в войну и получения ею займов от Англии и Франции в 1854 - 1855 годах.

Для большинства современных турецких работ характерна восходящая еще к придворной султанской историографии тенденция искать истоки войны только в агрессивности царизма по отношению к Османской империи, в защиту которой якобы выступили европейские державы. Это относится как к общим работам по истории Османской империи, так и к специальным исследованиям по истории России, русско-турецких отношений и непосредственно войны 1853 - 1856 годов⁹ . Подобная трактовка проблемы ведет, по существу, к отказу от анализа международных противоречий эпохи промышленного капитализма,

⁵ F. H. Armaoglu. Siyasi tarih dersleri. 1789 - 1919. Ankara. 1961; E. A. Cavli. Kirim harbi. Paris muanedesi. Istanbul. 1967; K. Bulutoglu. 100 sorumda Turkiyede yabanci sermaye. Istanbul 1970; J. Cera. Turkiyede geri kalmisligin tarihi. Istanbul. 1971 e. a.

⁶ C. Baysun. Mustafa Resit pasa. Tanzimat. Istanbul. 1940; E. B. $apolyo. Mustafa Resit pasa ve Tanzimat devri tarihi. Istanbul. 1946; O. L. Barkan. Turk toprak hukuku tarihinde Tanzimat ve 1274 (1958) tarihi arazi kanunnamesi. Tanzimat. Istanbul. 1940; R. S. Burcak. Turk-Rus-Ingiliz munasebetleri 1791 - 1941. Istanbul. 1946 e. a.

⁷ J. Cem. Op. cit.; O. Koymen. The Imperialism of Free Trade: the Ottoman Empire. The Report to V International Congress of Economic History. Moscow. 1970; K. Bulutoglu. Op. cit. e. a.

⁸ H. F. Giirsel. Tarih boyunca turk-rus iliskileri. Istanbul. 1968; S. Ayverdi. Tiirk-Rus munasebetleri ve muharebeleri. Istanbul. 1970.

⁹ Например: S. Ulkutasir. Op. cit.; T. Unal. Turk siyasi tarihi. 1700 den 1958-e kadar. Ankara. 1958; C. Uсоk. Soyasal tarih 1789 - 1950. Ankara. 1961; Т. Оztuna. Baslangicindan zamanimiza kadar Turkive tarihi. С 12. Istanbul. 1967; H. F. Giirsel. Op. cit.; E. Z. Karal. Op. cit. С V.

стр. 46

определивших общеевропейский характер войны 1853 - 1856 годов. Не учитывается рост в 30-е - 40-е годы XIX в. экономического и политического воздействия на Османскую империю западных держав, стимулировавших столкновение России и Турции. Искажается характер русско-турецких отношений, развивавшихся в предвоенные годы далеко не столь однозначно, как это представлено в работах турецких историков. Некоторые из них склонны видеть во взаимоотношениях России и Турции едва ли не единственную причину Восточной войны.

Наиболее полное развитие этот тезис нашел в трудах А. Н. Курата по истории России и русско-турецких отношений¹⁰ . В последней его прижизненной работе (как, впрочем, и в предыдущих) внимание сосредоточивается на войнах и напряженности отношений между Россией и Турцией. Периоды мирного и дружественного развития русско-турецких отношений Курат излагает бегло, они как бы растворяются в перипетиях ближневосточной политики великих держав. Тем самым исключается вполне самостоятельный, без посредства западных держав, характер связей между Константинополем и Петербургом, к чему всегда стремилась русская дипломатия и неоднократно обращалась турецкая. Отрываясь от конкретно- исторической обстановки, Курат полагал, что неизменным принципом политики царизма XIX - начала XX в. в отношении Турции было либо занятие Константинополя, либо установление контроля над ним¹¹ . Союзные договоры 1799 - 1805 гг. и особенно 1833 г. трактовались в этой связи как видоизмененная форма стремления России к господству в проливах, ввиду чего Порта вынуждена была идти на сближение с западными державами и всемерно усиливать свою армию. Выдвигая эти положения в качестве основных в характеристике тенденций внешней политики Османской империи кануна Восточной войны 1853 - 1856 гг., Курат оставляет в стороне начало Танзимата (эпохи реформ), рост торгового и политического влияния держав¹² , борьбу в правительственных кругах Турции относительно внутренней и внешней политики¹³ .

Нарастание конфликтности в отношениях между Турцией и Россией Курат относит к периоду после Лондонского договора 1841 года. Установленный, как он считает, по инициативе Англии в 1841 г. международный режим проливов положил конец преимущественному влиянию России, осуществлявшемуся в годы действия Ункяр-Искелессийского договора 1833 года. Недостаточная, как пишет Курат, военная мощь не позволила Николаю I в 1841 г. приступить к разделу Турции. После 1848 г., когда внутренние и внешнеполитические позиции царизма укрепились, царь смог, по мнению Курата, сосредоточить усилия на войне с Турцией. Среди конечных целей России турецкий историк называет овладение проливами, Мальтой, выход в Средиземное море ¹⁴ . Отсутствие сколько-нибудь достоверных данных на этот счет не останавливает автора, как, впрочем, и в другом случае, когда он утверждает, что в 1844 г. Николай I якобы предложил Лондону раздел

¹⁰ A. N. Kurat. Rusya tarihi. Baslangicindan 1917 ye kadar. Ankara. 1948; ej и sd. Tiirkiye ve Rusya. XVIII jiizyil sonundan kurtulus savasina kadar turk-rus iliskileri. Ankara. 1970.

¹¹ A. N. Kurat. Tiirkiye ve Rusya, s. IV-IX.

¹² См. Л. С. Семенов, В. И. Шеремет. Внешнеэкономические связи Турции эпохи Крымской войны. "Вестник" ЛГУ, серия "История, язык, литература", 1973, N 14; В. И. Шеремет. Некоторые вопросы английской политики на Ближнем Востоке во второй четверти XIX в. "Актуальные вопросы истории США и Англии в новое и новейшее время". Л. 1975.

¹³ А. Д. Новичев. Борьба между реформаторами и консерваторами в период Танзимата (1839 - 1853). "Тюркологический сборник 1974". М. 1975,

¹⁴ A. N. Kurat. Tiirkiye ve Rusya, s. 68, 69.

стр. 47

Турции (утверждение, известное еще по работам Г. Темперли, Ф. Бейли ¹⁵ и других представителей западной историографии 30 - 40-х годов).

В действительности царская дипломатия в эти годы стремилась к "совместному с Англией преобладанию на Востоке при ...сохранении суверенитета султана над ныне занимаемыми территориями"¹⁶ . Николай I не понимал, что британская буржуазия так же, как и французская, были заинтересованы в "турецком наследстве". Не понимал он и того, что к овладению Константинополем и проливами в не меньшей степени, чем царское правительство, стремились Англия и Франция. Забота о "целостности и независимости Оттоманской империи" служила для Англии, Франции и Австрии прикрытием их агрессивных замыслов. Не исключалась, однако, возможность распада Османской империи в результате внутреннего кризиса: национальных восстаний, дворцового переворота и т. д. Особое значение при этом приобретала позиция Англии на Ближнем Востоке, ее отношения с Россией, Францией и Австрией. Не касаясь ни существа противоречий между западными державами и Россией, ни разногласий среди европейских держав, столь острых накануне и во время войны, Курат выделяет лишь политику Англии, подчиненную, по его мнению, задачам противодействия замыслам царизма в отношении Турции¹⁷ .

Другой видный представитель старшего поколения турецких историков, Э. 3. Карал, специализирующийся преимущественно по истории Турции XIX в., также полагает, что в начале 50-х годов XIX в. "основные замыслы царя были связаны с судьбой Османской империи"¹⁸ . Однако Карал первым в послевоенной турецкой историографии предпринял попытку рассматривать внешнюю политику Османской империи, учитывая совокупность факторов внутреннего развития и международных отношений. Он показал, например, что англо-французская дипломатия (по крайней мере дважды - в 1806 г. и в 1828 г.) своими советами и рекомендациями способствовала вовлечению Турции в войну с Россией, что торговые соглашения Порты с западными державами явились главной причиной разорения османского ремесленного и мануфактурного производства¹⁹ . При оценке же ситуации, складывавшейся на Ближнем Востоке в конце 40-х - начале 50-х годов XIX в., Карал исходит из других посылок. Он считает, что начало Танзимата, сочувственное отношение к нему в Англии и Франции и враждебное отношение в России и Австрии дало основание османской дипломатии добиваться укрепления отношений с первыми двумя державами против "разрушительных намерений" двух последних, особенно царской России²⁰ .

Период между Адрианопольским миром 1829 г. и началом войны в 1853 г. характеризуется, по мнению Карала, попытками царизма теми или иными методами подчинить Османскую империю своему исключительному влиянию. Настойчивое стремление освободиться от помощи России, которую Порта вынуждена была принять в 1833 г., расширение

¹⁵ G. Temperley. England and the Near East. Vol. I. Crimpa. L. 1936; F. E. Bai1ey. British Policy and the Turkish Reform Movement. A Study in Anglo-Turkish Relations, 1826 - 1853. Cambridge. 1942.

¹⁶ АВПР, ф. Отчеты МИД, лл. 14 - 14 об, 22 - 23; там же. ф. Канцелярия, д. 51, лл. 69 - 71. Памятная записка для передачи К. В. Нессельроде от 22 июля 1844 г. с пометками Николая I.

¹⁷ A. N. Kurat. Turkiye ve Rusya, s. 63 - 68. Наряду с апологией охранительной политики Англии в отношении Османской империи в 30-х - 50-х годах XIX в. (см. R. S. Burcak. Op. cit.) в турецкой историографии есть и работы, авторы которых реалистически объясняют эту политику интересами британской короны на Востоке.

¹⁸ E. Z. Karal. Op. cit. С. V, s. 219.

¹⁹ ae. Z. Karal. Op. cit. С. V, s. 98 - 99, 118 - 120; с. VII. Ankara. 1956, s. 254.

²⁰ E. Z. Karal. Op. cit. С V, s. 218.

стр. 48

и укрепление связей с западными странами, серия внутренних преобразований - все это противоречило, по словам Карала, представлениям Николая I, "символизировавшего Россию, об обреченности больного человека на Босфоре", и заставило царя в конце 40-х годов XIX в. добиваться либо раздела Турции, либо установления своего покровительства над ней²¹ . В этом вопросе позиции Курата и Карала совпадают.

Немаловажную причину роста напряженности в русско-турецких отношениях конца 40-х годов XIX в. Карал видит в том, что Турция и Россия заняли противоположные позиции в отношении польских и венгерских революционеров (точнее, эмигрантов 1848 г.). Защита Портой этих эмигрантов и предоставление им убежища должны были свидетельствовать, по мнению Карала, о понимании султанским правительством "проблем европейской демократии"²² . Это укрепило, как утверждает Карал, протурецкие настроения в Англии и Франции и содействовало их сближению с Турцией при обострении отношений с Россией. Таким образом, Карал пытается подкрепить свой тезис, что общность позиций западных держав и Турции в Крымской войне складывалась задолго до нее.

В 1970 г. пятый том "Османской истории" Карала вышел третьим изданием. Развитие русско-турецких отношений с конца XVIII в. до 1856 г. представлено здесь в виде своеобразного графика. Верхние точки остроугольных пиков графика обозначены Ясским 1792 г., Бухарестским 1812 г., Адрианопольским 1829 г. договорами и Парижским мирным конгрессом 1856 года. В качестве нижних точек отсчета взяты Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г. и союзные договоры Турции с Россией 1799 и 1833 годов. На половине спада после 1812 г. помещена Балта-Лиманская (Аккерманская) конвенция 1826 года. Следовательно, весь период 1774 - 1856 гг. имеет, по Каралу, два глубоких спада: 1792 - 1799 гг. и 1829 - 1833 гг. и один промежуточный половинный спад 1812 - 1826 годов. Все три спада совпадают с периодами мирного развития отношений между двумя государствами. При этом сразу после заключения союзных договоров (судя по графику Карала) начинала нарастать напряженность в русско-турецких отношениях, переходящая в войны. Верхние четыре точки заведомо неодинаковы: три договора, заключенные по окончании войн между Россией и Турцией, и Парижский мирный конгресс 1856 г. с участием побежденной России и коалиции европейских держав, завершивший общеевропейскую войну. Нижние три точки графика в смысле сопоставимости столь же неравнозначны: Кючук-Кайнарджийский мирный договор после войны 1768- 1774 гг. и два союзных русско-турецких договора 1799 и 1833 годов. Соединенные прямыми, эти точки дают картину резких спадов и подъемов, что должно, видимо, показать неустойчивость взаимоотношений и неотвратимость столкновений между Турцией и Россией, в том числе в 1853 году.

При таком построении графика не учитываются периоды мира между Россией и Турцией, длившиеся в общей сложности более полувека. К тому же на графике выведены четыре высшие точки столкновений и только две - нормализации отношений, что является очевидной фальсификацией. При столь произвольном отборе точек построения графика события оцениваются по весьма формальным признакам хронологического совпадения. В результате на нисходящих "линиях мира" оказались египетская экспедиция Бонапарта 1798 г., антисултанское выступление правителя Египта Мухаммеда Али 1831 - 1840 гг., дости-

²¹ Ibid., s. 220 - 221.

²² Ibid., s. 221 - 222. Сходные взгляды высказывали Курат, Ф. Х. Армаоглу, Т. Озтуна и некоторые другие турецкие историки.

стр. 49

жение Грецией независимости, а Сербией - автономии в 1830 году. Помещение же на "гранях роста напряженности" столь разнородных событий, как присоединение Крыма к России 1786 г., Сербское восстание 1804 г., Аккерманская конвенция 1826 г., прибытие в Турцию венгерско-польских эмигрантов 1848 - 1849 гг. и обострение вопроса о "святых местах" в 1851 г., уводит читателя в далекие, весьма непродуктивные аналогии, не объясняя существа проблемы. Формалистические поиски привели Карала в конечном итоге к упрощенному, во многом превратному толкованию всего многообразия отношений между Россией и Турцией при полном исключении из поля зрения отношений экономических. Нельзя, однако, отказать этому турецкому историку в стремлении объективно учесть факты внутриполитической истории Османской империи (освободительные движения в Сербии и Греции, выступление могущественного вассала Порты Мухаммеда Али).

В зарубежной историографии не раз подчеркивались религиозные мотивы, руководившие якобы воюющими сторонами. Касаясь происхождения войны 1853 - 1856 гг., турецкие историки Я. Окчу, Дж. Учок, А. Б. Куран, Ф. Эркин и др.²³ склонны кризис международных отношений в начале 50-х годов XIX в. сводить преимущественно к борьбе России и Франции за "святые места". По их миелию, Турция якобы пыталась примирить обе стороны, предоставляя льготы и православному и католическому клиру. Однако "пацификаторская" деятельность Порты была сорвана миссией А. С. Меншикова в Константинополе в 1853 году. Некоторые историки склонны либо не придавать существенного значения борьбе за право контроля над "святыми местами" ²⁴ , либо акцентировать нейтральность Порты в споре христианских держав²⁵ .

Концепция побудительного мотива "святых мест" в столкновении России и Турции довольно подробно развита в работе Карала. Отдавая дань известным из западной историографии рассуждениям об исключительной религиозности Николая I, почитавшего себя главой и защитником православной церкви, Карал вместе с тем ищет причину обострения в международной обстановке. Будучи знатоком документов и литературы (как турецкой, так и европейской), он, однако, всякий раз, когда необходимо определить инициатора очередного осложнения на Ближнем Востоке, неизменно обращает взор к северным берегам Черного моря. По его мнению, Николай I, не добившись согласия Лондона в 1853 г. на совместное решение судьбы "больного человека", воспользовался проблемой "святых мест" для реализации планов раздела Османской империи без европейских партнеров²⁶ .

В столь принципиальном вопросе, как происхождение войны, важно точно установить, откуда подули ветры, вызвавшие европейский пожар 1853 - 1856 годов. Свидетельства современников, работы современных английских авторов, а также арабских исследователей говорят о том, что Франция после Лондонских соглашений 1840 - 1841 гг. о Леванте и проливах первой из великих держав использовала католическую цер-

²³ J. Okcu. Op. cit, s. 118 - 119; С. Ucok. Op. cii, s. 165 - 176; A. B. Kuran. Osmanli imparatorlugunda ve Tiirkiye cumhuriyetinde inkilap hareketleri. Istanbul. 1952; F. Erkin. Les Relations turco-sovietiques et la question des detoits. Ankara. 1968.

²⁴ A. N. Kurat. f urkiye ve Rusya, s. 71 - 72.

²⁵ T. Oztuna. Op. cit. С 12, s. 7.

²⁶ E. Z. Karal. Op. cit. С V, s. 222. Инициативную роль в споре о "святых местах" отводит России и Ф. Эркин. Он полагает, что при заключении Лондонского договора 1841 г. Россия встретила сопротивление своим экспансионистским планам со стороны западных держав, прежде всего Англии, и поэтому активизировала вопрос о "святых местах" (F. Erkin. Op. cit., p. 39). В. А. Георгиев в книге "Внешняя политика России на Ближнем Востоке в конце 30-х - начале 40-х годов XIX века" (М. 1975) убедительно показал, сколь осторожна и компромиссна была позиция России в период заключения Лондонских соглашений 1840 и 1841 годов.

стр. 50

ковь на Востоке в политических целях²⁷ . Поддержка "своего" религиозного направления, широкая миссионерская деятельность и прозелитизм (наряду с экономической экспансией) явились действенным оружием в борьбе западных держа;В за влияние на Ближнем Востоке в канун Восточной войны.

В послевоенной турецкой историографии все чаще стало проявляться стремление более критически подойти к роли западных держав в русско- турецких противоречиях первой половины XIX в., попытки раскрыть их экспансионистскую политику на Ближнем и Среднем Востоке, подстрекательство и натравливание Турции на Россию. Больше того, некоторые современные турецкие историки (И. Х. Узунчаршылы, Карал, Армаоглу, Т. Унал, Н. Акшит и др.) пытаются в своих работах показать двойственную политику правительств Англии и Франции по отношению к Турции, обвинить их в поражениях, которые турецкая армия терпела в войнах с Россией. Один из представителей старшего поколения турецких историков, Узунчаршылы, анализируя русско-турецкие отношения конца XVIII в., обвиняет правительства Англии, Франции, Пруссии и Австрии в том, что они "натравливали против нее (России. - Лет.) Османскую империю"²⁸ . Унал пишет: "Поверив французам и их помощи, мы приняли их сторону" в 1806 году. Критикуя политику Франции на Среднем Востоке в начале XIX в., Унал отмечает: "Наполеон, став врагом России в 1801 г., приступил к натравливанию турок против русских"²⁹ . О провокационной роли французской дипломатии в событиях 1806 и 1828 гг. высказывался Карал. Аналогично эти сюжеты освещают Акшит, Армаоглу, Ш. Улькюташир, Э. А. Чавлы³⁰ и другие современные турецкие историки.

Сформировавшееся в условиях некоторой демократизации общественной жизни после майского переворота 1960 г. новое поколение турецких историков (И. Джем, О. Коймен, Г. Казган, К. Булутоглу и др.) больше задумывается о причинах отставания Турции и пагубной роли внедрения западного капитала в экономику Османской империи в 30 - 50-х годах XIX в., то есть накануне и в период Восточной войны. Так, Джем и Коймен называют англо-турецкую торговую конвенцию 1838 г. и займы периода войны первыми вехами, определившими подчинение Турции политике капиталистических держав Запада³¹ . Коймен акцентирует внимание на экономическом подчинении Порты английскому диктату, которое вызвало подрыв ремесленного производства в Османской империи, особенно отчетливо проявившийся в 50-х годах прошлого века³² .

Джем указывает на прямую связь между методами британской дипломатии, защищавшей не столько Порту, сколько собственные интересы в Восточном Средиземноморье, и ускорявшимся экономическим отставанием Турции по мере роста ее политической подчиненности английской политике. Однако и эти турецкие историки называют войну одной из главных причин финансовой зависимости Турции³³ и не раскрывают того факта, что Англия использовала зависимое положение

²⁷ См. записки генерального консула России в Бейруте в эти годы: К. М. Базили. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношениях. М. 1962, стр. 287; его же. Неопубликованный обзор "Опыт духовной статистики Сирии и Палестины. 1841". АВПР, СПБ ГАУН, оп. 181, д. 512; K. Sabibi. The Modern History of Lebanon. L. 1965; R.Wood. The Early Correspondence of Richard Wood. 1831 - 1841. L. 1966; A. L. Tibawi. A Modern History of Syria Including Lebanon and Palestine. L. 1969.

²⁸ I. H. Uzuncarsili. Op. cit, s. 629.

² 9 T. Unal. Op. cit., s. 66 - 67.

³⁰ S. Ulkutasir. Op. cit. С IV, 1 kisim; N. Aksit. Tarih. Istanbul. 1956, s. 186; F. H. Armaoglu. Op. cit., s. 82 - 83; E. A. Cavli. Op. cit.

³¹ O, Koymen. Op. cit., pp. 13 - 14, 17; J. Cem. Op. cit, s. 281 - 202,

³² O.Koymen. Op. cit, pp. 19 - 10, 23 - 14.

³³ K. Bulutoglu. Op. cit, s. 68 - 72.

стр. 51

Порты в своей борьбе против роста влияния России в Восточном Средиземноморье и на Среднем Востоке.

"Молодые" турецкие историки склонны менее прямолинейно и односторонне судить о причинах столкновения России и Турции в 1853 году. Например, концепция исключительной роли "святых мест", по существу, ле находит среди них сторонников. Так, Х. Гюрсель и С. Айверди склонны видеть истоки военного конфликта в оппозиции царизма реформаторскому обновлению Османской империи³⁴ . Айверди отмечает, что бесконечные переговоры о "святых местах", их статуте и заявления панславистского характера в поддержку христиан лишь прикрывали стремление царизма противодействовать реформам и, воспользовавшись слабостью Турции, захватить Константинополь и проливы³⁵ . Более подробно раскрывает это положение Гюрсель. В его трактовке царизм был настроен против либеральных реформ в Турции в силу противоречия между абсолютизмом и либеральными преобразованиями вообще, а также в связи с опасением столкнуться с внутренне консолидированной и прочной Османской империей. Изменения в положении христианских подданных Порты, происходившие в рамках Танзимата, по мнению Гюрселя, использовались царизмом для вмешательства во внутренние дела Турции, что привело в конечном итоге к войне 1853- 1856 годов³⁶ . Известно, однако, что отношение России к реформам Османской империи менялось на протяжении всего первого периода их осуществления. Не углубляясь в обсуждение этой проблемы, требующей дополнительного изучения, сошлемся на известного современного турецкого историка Т. Туная, который в монографии о вестерн из а ци.и политической жизни Турции пишет: "После того, как великие западные державы приобрели превосходство над османами, они сперва оказались советчиками Порты, затем, взяв инициативу в свои руки, стали вмешиваться с целью проведения реформ. Еще позже это вмешательство превратилось в сильное давление, которое принимало характер диктата; оно осуществлялось во имя западной культуры, но на деле определялось интересами великих западных держав"³⁷ .

Давление, о котором пишет Тунай, отчетливо проявлялось уже в первые месяцы войны. Когда 26 июня 1853 г. был обнародован царский манифест о введении русских войск на территорию Молдавии и Валахии и эта акция начала осуществляться, Порта не начинала ответных военных действий, решив, по совету английского посла в Константинополе, продемонстрировать, как пишет Карал, неправомерность действий России³⁸ . Турецкие историки игнорируют при этом одно весьма важное обстоятельство: в то время западные державы заканчивали последние приготовления к войне с Россией. 25 июня английская и французская эскадры стали на якорь в бухте Бешик Керфез у входа в Дарданеллы³⁹ . Дипломаты в Лондоне и Париже устраняли последние препятствия на пути к большой войне. В конце июля по инициативе Австрии была подготовлена так называемая венская нота Англии, Франции, Австрии и Пруссии, адресованная Османской империи и России. Эта нота должна была побудить Порту подтвердить статьи Кючук-Кайнард-

³⁴ H. F. Gursel. Op. cit, s. 101 - 102; S. Ayverdi. Op. cit., s. 196 - 198.

³⁵ S. Ayverdi. Op. cit., s. 200.

³⁶ H. Gursel. Op. cit., s. 102.

³⁷ Цит. по: А. Д. Новичев. Гюльханейский хатти шериф 1839 г. и его внешнеполитический аспект. "Тюркологический сборник 1972". М. 1973, стр. 391.

³⁸ E. Z. Karal. Op. cit. С. V, s. 232. По данным Карала (E. Z. Karal. Op. cit. С. V. s. 230 - 231) и других историков, пауза между введением русских войск в Дунайские княжества и султанским хатт-и шерифом о войне с Россией была использована Портой для сосредоточения 130-тысячной армии в крупных крепостях Европейской Турции и вблизи вероятных по прошлым войнам мест форсирования русскими войсками Дуная; турецкая армия в Восточной Анатолии также выходила на исходные рубежи.

³⁹ C. Ucok. Op. cit., s. 178.

стр. 52

жийского (1774 г.) и Адрианопольского (1829 г.) договоров о покровительстве России над православными подданными Турции, а также гарантировать распространение на них все новых ферманов о положении христиан в Османской империи. Франция и Россия должны были в соответствии с нотой наблюдать за точным исполнением султанскими властями этих условий⁴⁰ . Инициатива Австрии отражала общее стремление стран, подписавших "венскую ноту", не допустить, чтобы Россия и Турция урегулировали свои разногласия вне контроля со стороны западных держав. Турецкие историки обходят это обстоятельство молчанием.

29 сентября 1853 г. был обнародован хатт-и хумаюн Абдул-Меджида, содержавший требование о том, чтобы русские войска в 15-дневный срок покинули Дунайские княжества. Через турецкие посольства содержание султанского указа было передано в европейские газеты⁴¹ . Впервые в документе подобного рода содержалось заявление о совпадении позиций Порты и западных держав. Турецкий ультиматум 4 октября 1853 г. был передан через командующего турецкой армией в Европейской Турции Омер-пашу М. Д. Горчакову, стоявшему во главе русской армии⁴² . Тогда же (2 - 3 октября) 1853 г. в Константинополе стало известно, что эскадры Англии и Франции готовятся пройти через Дарданеллы в Мраморное море. Царский манифест о войне с Турцией последовал только 2 ноября 1853 г., после того, как турецкие войска уже начали действия на Балканах, а также на Кавказе, и одновременно стало известно, что Англия и Франция предоставляют Порте большой заем. Такой была последовательность событий, предшествовавших официальному началу Восточной (Крымской) войны, что не всегда учитывают в своих построениях турецкие авторы.

В трактовке большинства турецких историков разгром отрядом русских кораблей под командованием П. С. Нахимова османского флота при Синопе 18(30) ноября 1853 г. создал угрозу проливам и стал непосредственным поводом вступления в войну Англии и Франции. Однако в отличие от работ 40-х - 50-х годов, когда в турецкой историографии превозносилось гуманное бескорыстие западных держав, выступивших якобы в защиту суверенитета султана над проливами и территорией Османской империи в целом⁴³ , современные турецкие историки пишут о том, что реакция Лондона и Парижа на исход Синопского сражения свидетельствовала об их глубокой заинтересованности в судьбе черноморских проливов. Вполне определенно о мотивах действий западных держав после Синопа высказались Н. Оздалга и Карал. Н. Оздалга, например, считает, что позиция Англии определялась остротой англо-русского соперничества на Ближнем и Среднем Востоке и тем, что Англии было выгодно сохранение турецкого господства в проливах⁴⁴ .

Карал отмечает, кроме того, особую заинтересованность Франции в Леванте. Однако и в их работах, и в исследованиях Улькюташира и Чавлы о Крымской войне, и в общих работах Шапольо, Армаоглу и других преувеличена готовность западных держав посредническим путем добиваться восстановления мира на Ближнем Востоке⁴⁵ .

⁴⁰ А. М. Зайончковский. Восточная война 1853 - 1856 гг. в связи с современной ей политической обстановкой. Т. II, ч. I, СПБ. 1913, стр. 15 - 16.

⁴¹ E. Z. Karak. Op. cit. С. V. s. 233. К. Маркс связывал публикацию в Европе турецкого манифеста о войне со "зловещими намерениями правящих классов Англии в отношении Турции" (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 9, стр. 438).

⁴² Относительно даты объявления войны России в турецкой историографии нет единого мнения. Например, Дж. Учок и Т. Озтуна считают днем начала войны 4 октября (см. C. Usоk. Op. cit., s. 180; T. Oztuna. Op. cit., s. 9).

⁴³ J. Okcu. Op. cit. С V; E. F. Turgay. Rusya tarihi. Istanbul. 1948.

⁴⁴ N. Ozdalga. Turk Bogazlarinin tarih ic.indeki onemi. Istanbul. 1965, s. 16 - 17; E. Z. Karal. Op. cit., s. 235 - 236.

⁴⁵ CM. S. Ulkutasir. Op. cit.; E. A. Cavli. Op. cit.; E. B. Sapоlyo. Osmanli sultanlari tarihi. Istanbul. 1961.

стр. 53

Известие о Синопе действительно совпало с выработкой в Лондоне, Париже и Вене адресованных Турции декабрьских (1853 г.) предложений о посредничестве западных держав в ее конфликте с Россией, В основе их лежали идеи сохранения территориального единства Османской империи и осуществления преобразований в правовом положении христиан под общим наблюдением держав. Турции и России предлагалось урегулировать свои отношения на международной конференции. Такой план, по существу, ставил Турцию и развитие ее отношений с Россией под контроль западных держав. Реакция Константинополя была негативной - Абдул Меджид полагал (и высказал это в беседе с французским послом Барагэ д'Илье), что Лондонский договор 1841 г. гарантирует целостность и независимость Турции и что уход России из Дунайских княжеств должен предварять любые переговоры⁴⁶ . Однако эти предложения остались на бумаге. В Париже, а затем в Лондоне было принято решение (середина декабря 1853 г.) провести англо-французский флот через Босфор в Черное море. 2 января 1854 г. соединенный англо-французский флот прошел Босфор и взял курс на Варну. Была предана забвению турецкая нота Австрии от 31 декабря

1853 г. с предложением восстановить мир с Россией на условиях, в целом совпадавших с предложениями четырех держав⁴⁷ . Мирная инициатива турок не интересовала Англию и Францию; Вена же выразила готовность поддержать эту инициативу лишь в связи со своими планами участия в еще не объявленной европейской войне. Как показали события, в Константинополе заблуждались, полагаясь на австрийский нейтралитет. Современная турецкая историография ошибочно расценивает широковещательные заявления Франца Иосифа и его министра иностранных дел Буоли о нейтралитете как подлинную программу Австрии⁴⁸ . Все это свидетельствует о том, что западные державы хотели не посредничать, а разгромить Россию и отбросить ее подальше от Балкан. Турцию же они намеревались заставить следовать курсу полного подчинения, который был определен Лондонскими соглашениями 1840 - 1841 годов.

Чтобы обеспечить реализацию своих планов разгрома России, западные державы навязали Порте вместе с военными договорами и финансовые обязательства. Финансисты в Лондоне и Париже согласовывали условия первого турецкого займа, когда англо-французская эскадра после 20-дневного крейсирования в Черном море вернулась на Босфорский рейд. В январе - феврале был подготовлен и 12 марта 1854 г. подписан англо-франко-турецкий договор⁴⁹ , который стал первым в истории Османской империи многосторонним соглашением Турции с западными державами. Через две недели Англия и Франция объявили войну России. Этот тройственный союз, по мнению некоторых турецких историков (Я. Окчу, Дж. Эркин), свидетельствовал о том, что Османская империя принята как равноправный член в союз европей-

⁴⁶ Протокол совещания представителей Англии, Франции, Австрии и Пруссии от 5 декабря 1853 г. и обращение их к Порте см: А. М. Зайончковский. Указ. соч. Т. II, ч. I, приложение, стр. 116 - 117.

⁴⁷ См. Е. Bapst. Les origines de la guerre de Crimee. P. (1912), приложения, стр. 501 - 504. В ноте отчетливо вырисовывалось недовольство Порты нарушением режима проливов и чрезмерным "усердием" держав в защите христианских подданных султана. Активизировав военные действия, Англия и Франция пресекли эту тенденцию.

⁴⁸ E. Z. Karal. Op. cit. С. V, s. 236 - 238.

⁴⁹ "Noradounghian Gabriel-effendi. Recueil d'actes internationaux de l'Empire ottoman". T. II. P. 1900, N 151. Большинство турецких историков считает тройственный договор прямым следствием разгрома турецкой эскадры при Синопе. Например, Т. Озтуна пишет, что именно Синопское сражение стимулировало решение Англии и Франции выступить в защиту Турции (Т. Oztuna. Op. cit., s. 10). Позиция А. К. Мерама более объективна. Он не только не связывает договор с Синопом, но и показывает, что, заключая его, Англия стремилась поддержать те круги в Османской империи, которые вынашивали реваншистские замыслы в отношении русского Причерноморья (A. K. Meram. Ismet Inenu. Ve ikinci cihan harbi Istanbul. 1945, s. 145).

стр. 54

ских держав⁵⁰ . Однако статья IV договора исключала всякий контроль Порты за передвижениями союзных войск по территории Османской империи. Определение судьбы турецких земель, в том числе проливов, оказывалось в руках Англии и Франция. Фактически нарушив Лондонский договор 1841 г. введением эскадр через проливы в Черное море, Англия и Франция превращали это нарушение в норму своей политики, зафиксировав ее в договоре от 12 марта 1854 года. Это принципиальное обстоятельство не учитывалось турецкими историками, как и то, что, не считая тройственный договор достаточным, Англия и Франция 10 апреля 1854 г. заключили между собой дополнительное соглашение о военном сотрудничестве, независимо от того, в каком положении может оказаться Турция. На следующий день Англия, Франция, Австрия и Пруссия подписали Венский протокол, запрещавший несогласованные переговоры с Россией⁵¹ . За спиной Турции оговаривалось проведение (под контролем западных держав) реформ, касавшихся положения немусульманских подданных султана.

Дальнейшее втягивание Турции в войну и расширение состава ее участников (например, за счет Сардинии) происходило, по существу, помимо воли Константинополя. В современной турецкой историографии участие Сардинии в войне расценивается только как вспомогательная военная поддержка. Однако еще задолго до начала войны пьемонтское правительство взяло курс на союз с Англией и Францией, чтобы освободиться от влияния Австрии. Министр иностранных дел Сардинии граф К. Кавур заявил представителям Англии и Франции, что "союз Сардинии с западными державами оставался его самым большим желанием"⁵² . Интересы Сардинии и Турции в Крымской войне не имели ничего общего. Наиболее объективную оценку участия Сардинии в войне дал Чавлы, который пишет: "Включившись в войну 1855 г., итальянцы не обеспечили политического единства своих государств. Они зависели всецело от Австрии". Касаясь целей Сардинии в войне, тот же турецкий историк подчеркивает, что "Пьемонт надеялся получить свою независимость при подписании общеевропейского мира"⁵³ .

Восточная (Крымская) война, как показывает анализ ее хода, велась западными державами не для "защиты османских владений", а для достижения каждой из них собственных политических целей. С Партой они во многих случаях просто не считались, действуя за ее спиной. Османская империя к этому времени приняла кабальные условия займа и была связана военным договором. Ни ее мнение, ни внутреннее положение не интересовали западных дипломатов, хотя из посольств, аккредитованных при султанском правительстве, поступали сведения, что население Турции весьма враждебно восприняло весть о вступлении экспедиционных армий западных держав на территорию страны. "Прибытие англо-французских вспомогательных войск, - свидетельствовала пресса, - не нравится туркам, точно так же, как и присутствие союзных флотов в Босфоре. Они как бы предчувствуют, что эти иностранные войска не выйдут из турецких владений без больших перемен в Турции"⁵⁴ . В турецком народе Восточная (Крымская) война

⁵⁰ Впрочем, современники, хорошо знавшие положение дел, отмечали,что в этом тройственном союзе инициатива Порты в самых важных делах была сильно ограничена (Д. Г. Розен. История Турции. Ч. II. СПБ. 1872, стр. 222).

⁵¹ Н. С. Киняпина. Указ. соч., стр. 221.

⁵² Viconte de Guichen. La Guerre de Crimee (1854 - 1856) et l'attitude des puissances europeenes. P. 1936, p. 314.

⁵³ E. A. Cavil. Op. cit., s. 16 - 17.

⁵⁴ "Санкт-Петербургские ведомости", 1854, N67. О внутреннем положении страны в годы войны и ее последствиях для населения турецкие историки предпочитают умалчивать, ибо это противоречило бы общепринятой в турецкой историографии восторженной оценке Танзимата.

стр. 55

была непопулярна, ибо она легла на него тяжелым бременем. Вступление Османской империи в войну сопровождалось ухудшением и без того тяжелого положения народных масс. Война создала благоприятные условия для увеличения ввоза в Османскую империю иностранных товаров (в первую очередь английских). После 1855 г. Англия прочно занимала первое место и во внешней торговле Османской империи. Французский экспорт в Турцию с 1852 по 1856 г. увеличился более чем втрое⁵⁵ .

Вступление Турции в войну не только положило начало ее финансовому закабалению: происходила и передача на откуп иностранцам некоторых таможен, а также предоставление им концессий. В 1854- 1856 гг. был разработан договор с Ф. Лессепеом о строительстве Суэцкого канала - третий или четвертый из серии проектов, которые соперничавшие между собой английские и французские представители стремились навязать Порте, начиная с 1840 года⁵⁶ . Эти проекты отвергались ею как нарушавшие ее национальные интересы. В турецкой литературе отмечается, что попытки английских финансистов связать Турцию займами на кабальных условиях в 1840 и 1850 - 1852 гг. оказались безрезультатны⁵⁷ . Однако характер политического контроля, сопровождавшего заключение султанским правительством военных займов 1854 - 1855 гг., до сих пор не выяснен турецкими историками.

После Синопского сражения французские банкиры (опередив на сей раз своих английских конкурентов) предложили Порте заем в 10 млн. франков. Однако до заключения тройственного военного союза переговоры о займе не шли дальше предварительной стадии. 4 августа 1854 г. был обнародован указ Абдул Меджида о получении 6% займа в 3 млн. фунтов стерлингов. Его предоставили частные банки с санкции английского правительства. Х. Ениай, исследовавший историю османского долга, объяснял "льготность" условий займа, полученного через банки Англии и Франции, союзническими отношениями этих держав с Турцией⁵⁸ . Но единственная льготность состояла в 15-летнем сроке выплаты займа. Обращает на себя внимание и создание независимой от Порты комиссии, в состав которой вошли два банкира Галаты, тесно связанные с банками (один - Лондона, другой - Парижа). Они следили за расходованием займа строго на военные нужды и за поступлением доходов. После длительных дискуссий Англия и Франция потребовали в обеспечение займа выделить доходы Египта (на этом особенно настаивала Франция). Военные издержки, расходы на административную реформу, предпринятую в разгар войны по настоянию западных союзников, и другие затраты привели к образованию в турецком бюджете дефицита в 5,8 млн. фунтов стерлингов⁵⁹ . Для его погашения, а главное, чтобы Турция не вышла из войны⁶⁰ , летом 1855 г. лондонские банки (в первую очередь Н. Ротшильд и сыновья) предоставили Порте 4-процентный заем на 5 млн. фунтов стерлингов. Турецкий историк С. Кунералп подчеркивает исключительную выгодность этого займа для Англии⁶¹ . Был установлен более жесткий контроль за использованием займа, чем в 1854 году. Правительственные наблюдатели, присланные Лондоном и Парижем⁶² , получили право

⁸⁵ Н. В. Михов. Принос към историята на търговията на Турция и Болгария. Т. VI. София. 1971, стр. 345.

⁵⁶ АВПР, ф. Канцелярия, д. 51, л. 71.⁶⁷ См. K. Bulutoglu. Op. cit., s. 69.

⁵⁸ H. Yeniay. Osmanli borc.lari tarihi. Ankara. 1936, s. 9, 11.

⁵⁹ A. du Velay. L'histoire financie Re de la Turquie. P. 1903, p. 143.

⁶⁰ O. Anderson. A Liberal State at War. L. 1967, pp. 226 - 227.

⁶¹ S. Kuneralp. Bir osmanli diplomati Kastake Musurus pasa. 1807 - 1891. "Belleten", L. XXXIV, N 135. Ankara. 1970, s. 433.

⁶² Заем получил правительственную гарантию. Турецкие авторы этого важного аспекта часто не учитывают.

стр. 56

инспектировать практически все доходы и расходы Порты. Передача кредиторам в обеспечение займа, кроме египетской подати, также таможенных сборов Сирии и Смирны позволяла контролировать основные центры турецкой внешней торговли. Проведение всех реформ было взято под контроль союзников Порты. Советник австрийского правительства наблюдал за разработкой законов в защиту собственности иностранцев в Османской империи. Все это отвечало интересам держав больше, чем национальным задачам Турции.

Подведем некоторые итоги. Современная турецкая историография располагает рядом работ, содержащих обширный фактический материал (нередко уникальный, почерпнутый из государственных архивов Турции) о событиях, предшествовавших Восточной (Крымской) войне, и о ней самой. От отдельных критических замечаний относительно ближневосточной политики Англии и Франции прогрессивная часть турецких историков переходит к раскрытию пагубных последствий экспансии англо-французского капитала в Турцию. В своих трудах они показали степень и формы зависимости Турции от западноевропейских держав, экспансионистский характер их политики на Ближнем Востоке. Но методологическая несостоятельность не позволила этим авторам выяснить причины крушения попыток султанского режима приспособиться к требованиям капиталистического развития страны.

Что же касается целей Турции в Восточной (Крымской) войне и ее характера, то современная турецкая историография, всячески подчеркивая оборонительную позицию Порты, тщательно замалчивает реваншистские устремления ее правящих кругов и недостаточно объективно судит о роли объединенных усилий Лондона, Парижа и Константинополя в развязывании русско-турецких войн. Между тем, только изучая в совокупности все проявления внутренней и внешней политики воюющих сторон, можно выяснить, почему после Крымской войны Турция уже не смогла "оправиться от удара, полученного благодаря союзу с Англией и Францией"⁶³ . Кризис Османской империи был использован Англией и Францией для закрепления своего влияния в ее пределах. Торговые привилегии, полученные в 1838 г., и политическая опека, установленная в 1841 г., были дополнены в результате Восточной (Крымской) войны военно-политическим и финансовым контролем западных держав над Портой.

⁶³ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 11, стр. 492.

Постоянный адрес данной публикации: