М. Изд. МГУ. 2005. 163 с.

История Франции XVI века на протяжении длительного времени почти не пользовалась вниманием отечественных исследователей. За исключением соответствующих глав "Истории Франции", написанных С. Д. Сказкиным¹ , специальных исследований, посвященных каким-то крупным проблемам французской истории того времени (например, религиозных войн и становления французского абсолютизма), практически не имелось. Только в последнее десятилетие XX века появляются работы, посвященные политической идеологии XVI столетия, социальной характеристике французского общества и т.д.² . Меньшей популярностью пользовалась политическая история Франции этого века. В этой связи особенно важно появление фундаментального исследования кандидата исторических наук, доцента кафедры истории средних веков МГУ им. М. В. Ломоносова С. Л. Плешковой, представляющее собой итог ее длительных изысканий по указанной проблематике³ , одновременно автор завершает в ней свои исследования по истории Франции XV столетия. Ее труду присущ комплексный подход и широта поставленных задач.

Исследование религиозной политики французского абсолютизма представляется и принципиально новой, и крайне важной темой в контексте политической жизни страны. Автору пришлось изучить данную проблему не только в связи с историей французской государственности, Реформации и гражданских войн, но и поднять проблемы общеевропейского характера. Рассмотрение деятельности французской делегации на Тридентском соборе и истории реализации решений этого собора во Франции - один из наиболее интересных разделов работы.

Первая глава "Монархия и галликанская церковь: законодательное оформление отношений" посвящена эволюции французского галликанства. Автор подчеркивает значение этой проблемы не только в связи с внешней политикой Франции (не случайно он начинает с анализа Болонского конкордата 1516 г., юридически оформившего особое положение французской церкви в системе католической церкви), но и в связи с укреплением французской монархии. Справедливо поэтому обращение к истории Прагматической санкции Карла VII и вывод об изменении церковной политики в годы правления Людовика XI. Французский абсолютизм во второй половине XV в. упрочил свое положение и осознавал потенциальную опасность объединения автономного от папства клира с оппозицией знати. Именно к этим временам, как отмечает Плешкова, и восходит стремление монархии разграничить судебные полномочия монархии и церкви, ограничить компетенцию церковных судов в пользу парламентов.

Прослеживая этапы наступления абсолютизма на церковные суды - от Болонского конкордата до указа 1580 года, - автор доказывает, что деятельность правительства обусловливалась не только политическими, но и юридическими целями. Корона старалась расширить свои права за счет церкви и подчинить последнюю. Логичен вывод о месте и значении эдикта 1539 г., разводившего права церкви и короны и разграничившего светскую и духовную юрисдикцию.

Большое внимание в книге отводится взаимоотношениям королевской власти и папской курии, в том числе и по вопросам правовым и политическим. Выделяется вопрос, практически не поднимавшийся в нашей литературе - патримониальные взаимоотношения между Святым престолом и французской короной, политика которой в этом плане не изменилась в связи со сменой династии. Генрих IV, по сути, продолжал ту политику в отношении церкви, что была намечена в царствование последних представителей династии Валуа. Плешкова тщательно рассматривает методы, используемые короной, отмечая их гибкость, но приходит к выводу о "сохранении зависимости короны от Рима" в патримониальных отношениях.

Рассматривая взаимоотношения короны со Святым престолом в контексте деятельности церковных соборов, автор не ограничивается Тридентским собором, но стремится проследить

стр. 168

эти взаимоотношения, начиная с истории созыва собора в Пизе (1511 г.) и Латеранского собора, начавшегося всего через год после Болонского конкордата. Плешкова связывает это с обострением отношений между папством и Францией в ходе итальянских войн. Французская церковь не только поддержала своего монарха, но и обосновала принцип неповиновения монарха папе.

Эти события стали важной вехой на пути утверждения примата власти папы над соборами; постановления соборов использовались как политическое средство борьбы между светской и духовной властями. Особенно детально и тщательно проанализирована политика Франции в ходе подготовки и деятельности Тридентского собора. Убедительно выглядит вывод - французская делегация явилась "главной силой, будирующей недовольство на соборе". Жесткая политика Франциска I в конце его царствования еще более усиливается при его преемнике, хотя причины этого оказались разными. Если Франциск (как и Святой престол) был убежден, что в условиях Реформации Франция являлась мощной поддержкой папства, то обострение отношений между французским правительством и папством в конце его царствования и в начале правления Генриха II было связано с внешней политикой.

Последние годы работы Тридентского собора были отмечены первой вспышкой религиозно-политической конфронтации во Франции, вылившейся в вооруженную борьбу. Плешкова, по сути, доказывает, что французское правительство не только проявило тенденцию к компромиссу в конфессиональных проблемах, но и выдвинуло программу внутрикатолической реформации. Подчеркивается, что программа, изложенная католической делегацией Франции на соборе, включала некоторые общие для реформаторов той эпохи положения (причащение под двумя видами, отказ от целибата и использование национального языка при богослужении).

Очень важно наблюдение автора, что программа умеренной, компромиссной реформы была выдвинута французским правительством в целях прекращения волнений во Франции. Не менее существенно замечание, что позиция французской делегации в условиях последнего этапа деятельности собора (когда утверждался примат папства над соборами) по-прежнему основывалась на соборной идее. Результатом этого оказалось обсуждение на Тридентском соборе вопроса о соотношении духовной и светской власти.

Позиция французской монархии в этом вопросе была принципиальной и после Тридентского собора. Прослеживая позицию монархии по вопросу о решениях собора, автор объясняет непреклонность короны в вопросе об обнародовании ряда моментов и не в последнюю очередь в связи с проблемой репрессий против инакомыслящих. "Стратегия, - подчеркивает автор, - собора шла вразрез с политикой короны". Впрочем, едва ли следует связывать неприятие соборных решений только с началом гражданских и религиозных войн. Монархия стремилась к сохранению единой религии в государстве и прекращению прогрессировавшего политического и конфессионального раскола, но в основе ее политики лежала предшествующая стратегия французской короны (что достаточно доказано было автором ранее).

Пожалуй, наиболее существенна постановка проблемы связи религиозной политики монархии и формирования новой государственной идеологии в условиях политического и конфессионального противостояния и роста религиозной нетерпимости в период гражданских войн. Подходы автора здесь довольно необычны. Плешкова начинает с политики короны в отношении религиозного меньшинства. Как важнейший отмечается факт провозглашения религиозного инакомыслия государственным преступлением, "оскорблением величества", что само по себе переводило вопрос из сферы идеологии в плоскость права. При этом подчеркивается, что корона использовала это для укрепления своей власти путем ограничения сеньориальных прав знати.

Эволюция этой политики власти прослеживается в первой половине XVI в. и при этом отмечается, что монархия постоянно выступала против еретиков и богохульников (еще с эдикта Людовика XII от 1510 года), но политическая линия короны была обусловлена как активизацией общеевропейской Реформации, так и внешнеполитическим фактором. В целом же французская корона в этот период не отказывалась от принципа единой религии как обязательного условия стабильности в обществе и государстве. Плешкова выявляет сложную динамику политики короны - от терпимости к преследованиям, и от усиления борьбы с еретиками к некоторому смягчению этой политики в 60-е годы XVI века. Последнее автор справедливо объясняет стремлением короны отделить религиозные выступления от политических. Отсюда и ужесточение мер против политических противников монархии.

По мнению Плешковой, именно борьба с политическими противниками, использовавшими религию как знамя для прикрытия своих особых интересов, и определила содержание мирных религиозных соглашений, признававших толерантность. Пожалуй, впервые в нашей литературе подчеркнуто, что корона "бросила вызов обществу, церкви и Святому престолу". От-

стр. 169

мечается непоследовательность в политике короны, нарушавшей ею же заключенные соглашения, что определялось внутриполитической обстановкой в стране.

Логическим завершением анализа политики короны является рассмотрение итогового документа - Нантского эдикта. Автор приходит к выводу, что содержание его не только регулирует религиозное инакомыслие, но и защищает статус галликанской церкви как одну из основ французской монархии. В этом документе нашла свое завершение и политика монархии в вопросе о правах подданных, в том числе и религиозного меньшинства.

Не менее важен фрагмент, посвященный оценкам религиозной политики короны преследуемым ею религиозным меньшинством. Вопросы идеологии и пропаганды, связанные с оформлением доктрины тираноборчества, уже достаточно исследованы в нашей историографии. Плешкова обращается к непосредственным откликам со стороны религиозной оппозиции - протестантской церкви и протестантских ассамблей. Автор приходит к аргументированному выводу: религиозная политика короны приводила к недовольству монархией обеих церквей. К сожалению, здесь недостаточно использованы протоколы протестантских синодов и ассамблей.

Интересен раздел, посвященный началу деятельности ордена иезуитов во Франции. Рассматривается позиция короны, исследуется противостояние иезуитов и Сорбонны, позиция парламента и роль знаменитого гуманиста Э. Пакье (Паскье). Как подчеркивает Плешкова, стремление к укреплению идейных позиций монархии проявилось и в приглашении во Францию ордена капуцинов, и в мерах по укреплению ордена фельянов. В эту политику вполне вписывается и создание Ордена св. Духа как духовно-рыцарского, во главе которого, однако, стоит лично суверен.

Завершает главу рассмотрение обращения Генриха IV и его коронации⁴ . По сути, смерть Генриха III поставила в порядок дня не только вопрос о легитимности власти государя, придерживавшегося иной веры, но и проблемы престолонаследия в целом: Салический закон пришел в столкновение с сакральным смыслом процедуры коронации. Автор рассматривает эту сложную проблему также в связи с религиозной политикой короны, отмечая восстановление Генрихом IV эдиктов об умиротворении и отмену рокового Немурского эдикта. Правда, остается неясным, какие именно проявления конформизма со стороны Католической лиги имеются в виду: Лига славилась скорее противоположной позицией. В работе показано, что рекатолизация нового монарха органически связана с традиционной религиозной политикой короны и обусловлена, как и позиция большой части знати и духовенства, приоритетом государственного, а не конфессионального, подхода к проблеме престолонаследия.

Собственно проблема государственной идеологии и апологии королевской власти рассматривается автором в следующей главе монографии. Характерно, что в поле зрения Плешковой находится прежде всего королевский миф и оценка религиозной политики короны. Автор стремится выявить логику развития концепции королевской власти, строя свой анализ на материале сочинений авторов, чьи взгляды либо вообще не подвергались специальному изучению (Ф. Бельфоре и Б. Дю Гайан), либо исследовались недостаточно (К. де Сейсель и П. де Беллуа).

Автор не стремится выявить их принадлежность к сложившимся политическим теориям, что имеет свою логику. Это, правда, несколько обедняет рассмотрение содержания идеологии - все-таки формирование абсолютистской теории было связано и с полемикой с тираноборцами (и протестантскими, и католическими), и с конституционалистской традицией. Высшее достижение в сфере политической теории - доктрина Ж. Бодена - в работе Плешковой только упоминается. Для исследования были отобраны не столько политические трактаты, сколько исторические сочинения (даже творчество К. де Сейселя не представляет исключения), что вполне оправдано: исторические сочинения отражали прямой заказ со стороны короны. Жаль, что королевский миф исследован только в связи с сочинениями 1560-х годов (как известно, французская историография на всем протяжении XVI столетия достаточно детально его разбирала, и он был интерпретирован прямо по королевскому заказу во "Франсиаде" П. Ронсара). Конечно, следовало бы упомянуть вклад в апологию королевской власти и ее носителя теоретиков эпохи Франциска I⁵ .

В книге детально и очень интересно разобраны учения о власти защитников монархии (и ее политиков) из парламентской среды. Апология верховной власти государя была органически связана с идеей защиты прав галликанской церкви, а апология галликанизма в парламентской среде являлась особым проявлением роста национального самосознания. Этот вывод ставит новые перспективы для дальнейших исследований.

Проблема специфики национального самосознания очень важна для понимания не только политической идеологии эпохи, но и характера пропаганды (в том числе и государственной). Показательно, что к этой проблеме обращаются именно правоведы, выходцы из парламентской

стр. 170

среды. В этом разделе монографии рассматриваются и сопоставляются взгляды нескольких правоведов, что позволяет выявить общие корпоративные черты мышления и доказательства, а также проследить эволюцию в их взглядах.

Рассуждения по указанной проблеме служат, как показывает автор, конфетной политической цели - юридическому обоснованию королевского суверенитета и защите от посягательств со стороны папства. Именно этим и была порождена сама идея божественного происхождения королевской власти и определение ее статуса. Тенденции к обожествлению персоны монарха присутствовали во французской общественной мысли задолго до последних лет XVI в. и формула "король - Бог на земле" использовалась уже в 30-е годы этого столетия. Зато вполне новым и очень убедительным представляется тезис о новом подъеме галликанских идей и понятия "отцеубийство" применительно к цареубийству после гибели Генриха IV. Обращение к развитию идей божественного права монархов (трактат Ж. Биньона) во втором десятилетии XVII столетия не только логично обосновано, но и принципиально важно для выявления общей логики развития этих идей и их интерпретации уже на новом историческом этапе.

Завершает работу рассмотрение оценки религиозной политики короны со стороны католического духовенства. Автор отмечает разные подходы и противоположные оценки - от полной лояльности и доминирования государственного подхода в позиции духовенства до неистового (на грани безумия) тираноборчества Ж. Буше.

Монография Плешковой - серьезное исследование. Вывод о подчиненности религиозной политики идее государственного интереса и задаче консолидации государства позволяет иначе взглянуть и на проблему религиозных войн XVI в., и на значение Нантского эдикта, соотношение власти и церкви в эпоху европейской Реформации, на саму Реформацию, а также и на абсолютную монархию.

Примечания

1. СКАЗКИН С. Д. Франция в первой половине XVI века. Реформация и религиозные войны. - История Франции. Т. I. М. 1972.

2. УВАРОВ П. Ю. Французы XVI века: взгляд из Французского квартала. М. 1994; его же. Франция XVI века. Опыт реконструкции по нотариальным актам. М. 2004. и др.

3. ПЛЕШКОВА С. Л. Екатерина Медичи - черная королева. М. 1995; ее же. Французская монархия и церковь (XV - середина XVI века). М. 1992; ее же. Французская реформация. М. 1993, а также ряд статей.

4. См. работы С. А. Польской и автореферат ее диссертации (Сакральность королевской власти во Франции середины VIII-XV вв: церемониальный и символический аспекты проблемы. Ставрополь. 1999).

5. Харизма королевской власти: миф и реальность. Круглый стол. Публикация материалов конференции. - Средние века. Вып. 58. М. 1995.

Постоянный адрес данной публикации: