2004 г.

Ликвидация Советского Союза породила множество проблем на постсоветском пространстве. Наиболее масштабными из них стали проблемы между Россией и Украиной. Их решение потребовало сложных переговоров, результаты которых были важны не только для народов двух стран, но и для международных отношений в более широком контексте. Такими переговорами мне пришлось заниматься начиная с 1992 г. более семи лет в качестве руководителя государственной делегации Российской Федерации, заместителя министра иностранных дел и, наконец, посла России в Украине в ранге заместителя министра иностранных дел. В предлагаемом вниманию очерке речь идет о том, как российско-украинские договоренности помогли выводу наших войск из Германии и обеспечению возвратившихся на Родину военнослужащих достойными жилищными условиями. Все изложенное базируется на официальных материалах, многие из которых доводятся до сведения широкой общественности впервые.

* * *

Начало 1992 г. Телефон у меня в кабинете звонит так редко, что каждый разговор - почти событие. Тем более когда деловито сообщают: с вами хотят поговорить из Министерства обороны.

- Полковник Петров Вадим Николаевич, - слышу я, - заместитель начальника Главного квартирно-эксплуатационного управления. Прошу вас, Юрий Владимирович, принять нас с полковником Богословским Владимиром Николаевичем, он тоже заместитель начальника управления. У нас к вам важный разговор. Назовите любое удобное вам время. Желательно поскорее. Вопрос срочный. Все доложим при встрече.

Четкий военный стиль, включая и слово "доложим". При всей неожиданности обращения, задавать после услышанного уточняющие вопросы неловко - могут ответить: нетелефонный разговор, тем более что связь у меня обычная городская. Я ответил, что готов встретиться утром следующего дня. В тот момент Министерство иностранных дел, не успев оправиться от быстротечного вторжения такого пришельца, как Б. Д. Панкин, испытывало теперь последствия потрясений, вызванных ликвидацией Советского Союза. Говорили, что "сверху" была брошена короткая команда: "разогнать". Это, конечно, должно было коснуться в первую очередь тех, кто занимал более или менее заметное положение в советской дипломатии. Но где-то

Дубинин Юрий Владимирович - Чрезвычайный и Полномочный Посол в отставке, кандидат исторических наук, профессор МГИМО(У) МИД РФ, доктор гражданской службы Университета Дж. Вашингтона (США), заместитель министра иностранных дел Российской Федерации (1994 - 1999), посол СССР в Испании (1978 - 1986), США (1986 - 1990), Франции (1990 - 1991), посол РФ в Украине (1996 - 1999).

стр. 119

там же "наверху" возник вопрос: а кто будет работать?! Все-таки что ни говори, а дипломатия - профессия.

После этого появился приказ по министерству, разрешавший, с оговорками, использовать кадры советской дипломатической службы, на временной основе. Многих из них бросили на работу со ставшими независимыми республиками Советского Союза. Теперь их называли странами "ближнего зарубежья", или Содружества Независимых Государств. Проблем там было множество. Наши более молодые коллеги, особенно те, которых судьба нежданно-негаданно подбросила на много ступеней по служебной лестнице вверх в руководящие кабинеты министерства, этих проблем чурались. Сложные это были проблемы и колючие. Они не только не сулили лавров, они были рискованными.

Я на работу с "ближним зарубежьем" смотрел иначе. Был убежден в ее огромном значении для будущего России, да и не только России. Конечно, здесь многое было неизведанным и не без мин, но это только добавляло привлекательности этой сфере деятельности. И я с интересом воспринял назначение меня руководителем государственной делегации по переговорам с Украиной. Правда, никаких конкретных поручений в этой связи ко времени, когда раздался телефонный звонок из Министерства обороны, я не получил.

Полковники появились точно в условленное время. В. Н. Петров - среднего роста, атлетического сложения, черноволосый с открытым взглядом живых глаз и быстрой речью - сгусток энергии. В. Н. Богословский повыше ростом, умные глаза, мягкие движения, рассудительная речь. Прекрасное сочетание характеров для совместной работы, мелькнуло у меня в голове.

- Дело у нас к вам непростое, - начал без обиняков первый из них. - Посудите сами, к исходу 1994 г. необходимо вывести из Германии Западную группировку войск (ЗГВ). Всю. Задача труднейшая, потому что это была самая крупная группировка Советского Союза. Много, очень много людей. А выводить их некуда. Да, да, некуда, - подчеркнул собеседник, видимо заметив на моем лице тень недоумения.

- Воинские части, скорее всего, будут расформированы, - продолжал полковник, - рядовой состав будет демобилизован, но сколько в группировке офицеров и прапорщиков! Золотой фонд армии. Этим людям еще служить и служить. К тому же они там с семьями. Как быть с ними?! Российская территория для их приема не обустроена. В Советском Союзе Россия с точки зрения дислокации войск была не просто тылом, а тылом глубоким: здесь находились штабы, ракетные и военно-воздушные базы, учебные заведения, резервы, но никак не военные городки. Кто мог думать-предполагать, что на российской территории придется размещать сколько-нибудь значительное количество сухопутных войск? Теперь же такой вопрос встал и встал остро. Офицеров с семьями, возвращающихся с женами и детьми из благоустроенных наших военных городков в Германии, в палатках не поселишь.

Петрову нельзя было отказать в выразительности изложения. Наш разговор происходил в начале марта, за окном еще мороз. На стеклах ледяной узор. А если, в самом деле, всех размещать в палатках, в чистом поле, открытом всем ветрам?!

- Выход один, - подвел итог В. Н. Петров. - Нужно строить. Строить целые городки для офицеров и прапорщиков. Много городков. Строить срочно, форсированным темпом, чтобы успеть их возвести к моменту возвращения войск. В общем, так это и предполагалось во времена Советского Союза.

Он показал мне соглашение между правительствами СССР и ФРГ "О некоторых переходных мерах".

Это соглашение, вытекающее из договоренностей об объединении Германии. Оно от 9 октября 1990 г. На основании этого соглашения была разработана специальная программа жилищного строительства. По программе предусматривалось построить за счет средств германской стороны не менее 36 тыс. квартир в 33 военных городках на европейской территории Советского Союза, т.е. в России, Украине и Белоруссии, а также 4 домостроительных комбината для обеспечения строительст-

стр. 120

ва жилья собственными силами. Все это предназначалось для войск, которым предстояло покинуть Германию. На эти цели Германия выделяла 7 млрд. 800 млн. немецких марок. Сумма немалая, тем более что средства эти прямо предназначались для армии. Их не надо было бы, как говорится, выбивать из государственного бюджета. Разработан был и типовой проект для таких военных поселений. Это действительно городки. Не просто жилые дома или даже жилые кварталы, а поселения со всей необходимой инфраструктурой - магазинами, поликлиниками, школами, детскими садами, спортивными площадками и т.д. Более того, квартиры строителями должны сдаваться с мебелью, готовые для жизни офицера с семьей, переместившегося на тысячи километров.

В. Н. Петров объяснил, что строить городки должны строительные компании, победившие на тендерных конкурсах, тендерах строгих. Даже для того, чтобы стать их участником, строительным компаниям - они могут быть из самых разных стран, в том числе, конечно, и из России, требуется пройти квалификационный отбор. Очень жесткий. Все это ставит на большую высоту и планку качества, и экономичность строительства. Выполнение программы началось сразу после ее принятия. Активнее всех действовали белорусы. Они быстро развернули строительство городков, которые предполагалось создать на их территории. Неплохо продвигается создание двух городков на Украине. Россия подотстала. Но если бы дело было просто в отставании - это полбеды, нам не впервой отставать и нагонять. Все оказалось значительно сложнее.

После ликвидации Советского Союза, продолжал полковник, обстановка с выполнением программы изменилась в корне. Россия, Украина, Белоруссия превратились в независимые государства. Встал вопрос и о распределении выделенных Германией средств между ними, и о том, сколько и где именно теперь строить городков. Если учесть, что средства, предназначенные для Белоруссии, уже почти полностью задействованы, то вопросы эти касаются главным образом России и Украины. И они оказались архисложными. Украина претендует на львиную долю средств. В Киеве придали вопросу огромное значение, действовать взялись энергично. Не кто-нибудь, а сам президент Украины Л. М. Кравчук совершил визит в Бонн, где поставил перед канцлером Г. Колем вопрос о закреплении за Киевом 52% всех выделенных Германией денег. Правда, вернулся он из Бонна ни с чем: как стало известно от наших друзей в Киеве, канцлер посоветовал украинскому президенту решить вопрос о распределении средств в переговорах с Россией, отметив, что Германия согласится с любым результатом таких переговоров. Пока же, т.е. до тех пор, пока Россия и Украина не договорятся, Германия заморозила финансирование.

- Выполнение программы, - грустно заметил В. Н. Петров, - замерло. Министерства обороны России и Украины переговоры начали. Но они оказались крайне трудными. Л. М. Кравчук уже успел письменно нажаловаться на российских военных Президенту Б. Н. Ельцину. Пришлось объясняться. Ко всему этому встревоженный Г. Коль обратился и к Б. Н. Ельцину, и к Л. М. Кравчуку со специальными посланиями. Он озабочен тем, что задержка с выполнением программы может осложнить вывод войск из Германии. В итоге, подчеркнул полковник, в тупике оказались не только создание жилых городков, но и сами переговоры по этому вопросу.

По мере того, как говорил В. Н. Петров, я все больше проникался пониманием сложности положения, в котором оказывалась наша армия, но еще не отдавал себе отчета, почему этот разговор посетители вели со мною. Впрочем, вскоре все прояснилось.

- Мы пришли, - заявили полковники, теперь они говорили хором, - просить вас, Юрий Владимирович, взять ведение переговоров на себя.

Поворот был неожиданным. Мне не раз приходилось получать задания по выполнению тех или иных дипломатических миссий, но это всегда происходило в кабинетах начальства. Первый раз вопрос о такой миссии передо мной поднимали те, кто был прямо заинтересован в ее результатах, и делали они это в виде просьбы, на которую я мог ответить, как сочту удобным. Но, может быть, именно поэтому я счел невозможным ответить отказом. Вместе с тем я ощущал и трудность, и масштаб-

стр. 121

ность проблемы, и поэтому заметил, что для этого потребовалось бы специальное решение российского правительства и создание делегации.

Полковники заверили меня, что все это берут на себя. От меня требовалось лишь согласие. Как только я даю согласие, они начнут действовать немедленно.

Конечно я сказал "да". И не без удивления обнаружил, что всего через каких-то несколько дней на мой стол легло распоряжение правительства от 18 марта 1992 г., подписанное первым заместителем председателя правительства Г. Э. Бурбулисом (председателем правительства, как известно, был Б. Н. Ельцин) о создании российской делегации для ведения переговоров с Украиной и Республикой Беларусь по разработке проекта межправительственного соглашения об урегулировании финансово-экономических вопросов, связанных с обустройством на территории Российской Федерации, Украины и Республики Беларусь соединений и частей ЗГВ, выводимых из ФРГ. Я в качестве посла по особым поручениям назначался руководителем делегации. В делегацию были включены Н. П. Алчебаев - первый заместитель председателя Госэкономкомиссии, генерал-лейтенант В. М. Журбенко - заместитель начальника главного управления Генерального штаба Объединенных Вооруженных Сил Содружества Независимых Государств (ОВС СНГ), Н. И. Котылев - начальник Главного квартирно-эксплутационного управления ОВС СНГ. Ответственным секретарем делегации был назначен В. А. Сорокин, мой помощник, второй секретарь МИД.

Распоряжение завершалось фразой о том, что по достижении договоренности мне предписывалось парафировать проект межправительственного соглашения.

Полковники В. Н. Петров и В. Н. Богославский в распоряжении не назывались. В состав делегации был включен руководитель их подразделения, но именно с ними и с В. М. Журбенко мне предстояло заниматься повседневной работой, связанной с переговорами. К этой работе я подключил также еще одного сотрудника моего секретариата В. Леженя. Я находил также всемерную помощь и поддержку 2 Департамента СНГ и 3 Европейского департамента МИД всегда, когда в этом возникала малейшая потребность.

Суть директив к переговорам - их утвердил от имени Министерства обороны П. С. Грачев, который был в то время первым заместителем министра, состояла в том, что наша делегация при распределении средств, выделяемых Германией на финансирование программы специального жилищного строительства, могла согласиться на закрепление за Украиной от 8,6% до 14% общей суммы в 7,8 млрд. немецких марок. Для Белоруссии вилка составляла 4,8% и 5%. В основе этой установки лежало два соображения: одно - предполагаемое соотношение между выводимыми из ФРГ на территории России, Украины и Белоруссии контингентами войск; другое - пропорция количества военнослужащих ЗГВ, выводимых на территорию этих стран, как она была определена решением глав правительств Республик Беларусь, Республики Казахстан, Российской Федерации и Украины от 14 февраля 1992 г. по выполнению статьи 4 советско- германского соглашения о профессиональной переподготовке военнослужащих ЗГВ.

Разница между заложенной в директиве позицией и заявленной позицией Украины, которая претендовала на 52% всей выделяемой Германией суммы - была сравнима с пропастью. Перебросить через эту пропасть мост в виде договоренности, под которой согласились бы поставить свои подписи и Москва, и Киев, было невероятно сложно. Но именно в этом и заключалась задача нашей делегации.

Перед началом переговоров всегда полезно составить их концепцию, своего рода план дипломатической компании с правовым обоснованием позиции, программой максимум и возможным компромиссным итогом переговоров, тактикой движения к цели. Без таких ориентиров трудно делать даже первый шаг без риска оступиться. Вместе с тем данных для того, чтобы составить подобную диспозицию мне не хватало. Украинскую позицию я представлял плохо, поэтому решил начать действовать быстро, но осторожно.

стр. 122

О создании нашей делегации мы проинформировали Киев в тот же день, когда было подписано распоряжение российского правительства - 18 марта, предложив незамедлительно начать переговоры. Кроме того, я, не теряя времени, связался с тем, кому в Киеве было поручено вести переговоры с нами. Это был Владимир Захарович Борисовский - министр строительства и инвестиций Украины, имевший статус государственного министра, то есть по существу заместителя премьер-министра. Он же руководил и осуществлением всей специальной программы жилищного строительства на Украине - был человеком, облеченным весьма широкими полномочиями.

В. З. Борисовский тотчас же пригласил меня приехать в Киев, чтобы познакомиться и провести предварительный обмен мнениями, иными словами почувствовать партнера, понять его замыслы, послушать аргументы. В украинскую столицу мы отправились вместе с В. М. Журбенко, В. Н. Петровым, В. Н. Богославским и В. А. Сорокиным.

Кабинет В. З. Борисовского находился в здании правительства Украины. Здание монументальное, стоит на кручах, поднимающихся на правом берегу Днепра. Через большое, чуть ли не во всю стену кабинета окно открывался захватывающий вид и на Днепр, и на левобережные равнинные просторы. Не успели мы пожать друг другу руки и расположиться за большим, предназначенным для переговоров столом, как с письменного стола, стоявшего в другом конце кабинета, раздался требовательно звучащий телефонный звонок.

- Прошу извинить, - сказал В. З. Борисовский, - Президент.

Это и в самом деле был Л. М. Кравчук, с которым хозяин кабинета довольно долго обсуждал какие-то проблемы. Было видно, что с президентом у него хороший прямой контакт. Так что партнер у меня был человеком авторитетным.

Вернувшись к нам, В. З. Борисовский восторженно приветствовал наш приезд. Заодно он пустил немало стрел в бюрократов, конечно, московских, которые все запутали, заволокитили и могут своим крючкотворством сорвать выполнение плана огромной государственной важности. Собеседник производил впечатление масштабного хозяйственного и очень энергичного руководителя. Не без хитринки. Голос его звучал напористо, решительно. В то же время, он умел, как это водится на Украине, украсить свою речь то острым словечком, то шуткой, что придавало ей еще больше выразительности.

- Скажу вам прямо, Юрий Владимирович, - заявил он, развивая дипломатическое наступление, - не верьте вы разговорам, будто Украина отказывается принимать у себя войска, выводимые из Германии. Неправда это. Хочу вам совершенно официально заявить: Украина примет все войска, которые предусмотрены планом к размещению на ее территории. Более того, мы готовимся принять их хорошо, построив необходимое количество жилья. Для этого уже подобраны строительные площадки, власти соответствующих городов приняли решения об отводе земель, полным ходом идет подготовка строительной документации.

- Вот, посмотрите, - с этими словами он перенес с письменного стола на наш высокую стопку бумаг, которые были призваны подтвердить сказанное им. - Если хотите, вы можете со всем этим ознакомиться.

Махнув рукой в сторону окна, он продолжал:

- На дворе весна. Надо разворачивать работы. Надо срочно открывать финансирование, а вместо этого мы погрязли в пустой переписке. Полюбуйтесь сами, - и теперь передо мной оказалась другая стопка бумаг, пониже первой, но тоже внушительная. - Это все письма, которые мы гоняем из Киева в Москву и обратно, а выполнение плана давно стоит на мертвой точке, и нас за это по головке не погладят. В общем, хорошо, что вы здесь, давайте во всем разберемся и двинем дело вперед.

Подтекст всего сказанного был предельно прост: требуется согласие России, чтобы разблокировать германские миллиарды, которые Украина готова пустить в ход незамедлительно.

Я был в душе признателен В. З. Борисовскому за то, что в течение нескольких минут он сумел, даже без вопросов с моей стороны раскрыть суть украинской позиции.

стр. 123

Я, конечно, обратил внимание на частое употребление им слова "план". В Москве, наскоро вводя меня в курс дела перед выездом в Киев, мои друзья из Министерства обороны говорили о каких-то первоначальных замыслах вывода войск из Германии, об их последующих изменениях. Но в высказываниях министра понятие "план" звучало как нечто конкретное, как какой-то действующий документ, который мы вместе должны были осуществить на практике. В этом следовало разобраться прежде всего мне самому в Москве с Министерством обороны. Это был один из главных выводов из того, что сказал В. З. Борисовский.

Пока же, отвечая, я привлек внимание министра к главному принципу, лежащему в основе межправительственного соглашения между СССР и ФРГ от 9 октября 1990 г., а именно: жилищное строительство при финансовом участии Германии осуществляется "для выводимых советских войск" из Германии. В этой связи я спросил, располагает ли В. З. Борисовский сводными данными насчет того, сколько наших войск выведено или будет выведено на территорию Украины. Пояснил важность таких данных, поскольку объемы строительства жилья по специальной программе должны определяться с опорой именно на такие реальные сведения.

К такому повороту разговора министр либо был не готов, либо счел, что разговор в такой плоскости мог оказаться неудобным для него. Во всяком случае, он ответил, что таких данных у него под рукой нет.

Я предложил, чтобы мы подготовили такие данные к официальным переговорам наших делегаций, которые я предложил провести в Москве. Говорил я без нажима, но так, что В. З. Борисовский видимо понял: без этих данных предметного разговора у нас не получится, и что поэтому стопки приготовленных им документов становились невостребованными. Он нехотя согласился со мной, упомянув, правда, еще пару раз слово "план". Оставалось только распрощаться, когда сидевший рядом полковник В. Н. Петров шепотом попросил меня не заканчивать встречу, а сделать короткий перерыв: мол, есть идея! Я так и поступил. В. З. Борисовский не возражал.

Во время перерыва полковник, немного смущаясь, предложил провести разговор только между военными, входившими и в нашу и в украинскую делегацию, т.е. без моего и В. З. Борисовского участия.

- Я чувствую, - пояснил В. Н. Петров, - что мы между собой договоримся, а потом, конечно, доложим руководителям делегаций.

В свете состоявшегося общего обмена мнениями это звучало парадоксально, но разве не парадоксальным было в те дни многое другое, хотя бы тот факт, что Россия и Украина сидели по разные стороны стола переговоров. Я согласился. В. Н. Петров скрылся за дверью, а я отправился на прогулку по просторным коридорам здания кабинета министров, как на Украине называют правительство.

Прошло немало времени, прежде чем дверь кабинета, в котором уединились военные (среди них был и В. М. Журбенко) вновь открылась и из нее появился раскрасневшийся, с трудом сдерживающий возбуждение В. Н. Петров:

- Ничего не вышло, Юрий Владимирович. Только спор, безысходные препирательства и никакого результата. Тупик.

Это еще больше укрепило меня во мнении, что нас ждут сверхсложные переговоры, к которым нужно хорошо подготовиться. Пока же мы снова сели за стол в кабинете В. З. Борисовского в полном составе, чтобы по-хорошему попрощаться, условившись, что перед встречей в Москве мы будем в рабочем порядке обмениваться полезной для переговоров информацией.

План, на котором так настаивал В. З. Борисовский, оказался документом весьма важным. Это была директива Генерального штаба Советского Союза о порядке вывода войск из Германии и их размещения на территории СССР, в соответствии с чем определялись и мероприятия по обеспечению этих войск всем необходимым, в первую очередь жильем. Большую часть войск, согласно этому плану, предполагалось разместить на Украине. Соответственно из 33 военных городков, которые имелось в виду создать в рамках специальной Программы жилищного строительства, т.е. с привлече-

стр. 124

нием средств, выделяемых Германией, 17 городков на 18610 квартир намечалось расположить на украинской территории, 8 - в России и 8 в Белоруссии. Кроме этого предусматривалось построить 4 домостроительных комбината мощностью по 100 тыс. кв. метров жилья каждый, один из которых также имелось в виду разместить на Украине.

Изучая этот план, который мне принесли на ознакомление в Москве, я яснее понимал, откуда взялось требование Киева закрепить за Украиной 52% всех выделенных Германией на финансирование программы средств и почему В. З. Борисовский так часто повторял слово "план" в разговоре в Киеве.

Мои военные коллеги обращали мое внимание на то, что план составлялся применительно к потребностям СССР - единого государства, оборонительная доктрина которого предусматривала создание наиболее сильной группировки войск в пределах Белоруссии и Украины, примерно по той же линии, по которой войска размещались в 1941 г. В связи с этим именно в эти республики намечалось переместить наибольшее число частей и соединений из Германии. Но с ликвидацией Советского Союза положение изменилось. Войска выводились теперь главным образом в Россию. К тому же 6 марта 1992 г. ЗГВ вообще перешла под юрисдикцию России. Как же можно требовать, чтобы жилье строилось на Украине, когда войска будут размещаться в России? Это просто-напросто несправедливо!

Это было то самое искреннее и чистосердечное недоумение, которым, видимо, руководствовался и В. Н. Петров тогда, в Киеве, когда просил оставить военных одних, мы, мол, сразу поймем друг друга и быстро договоримся.

Увы! В Киеве рассуждали иначе. Там не видели необходимости в пересмотре планов вывода войск и размещения жилых городков. Президент Украины в письме Б. Н. Ельцину бросал в этой связи упрек нашему Министерству обороны в том, что оно самовольно меняет намеченные планы. Не берусь судить, насколько Киев в самом деле был заинтересован в том, чтобы принять все первоначально планировавшиеся к выводу на украинскую территорию части и соединения ЗГВ, но его стремление к получению всех или, во всяком случае, как можно большей части средств, которые выделялись Германией под размещение этих войск, было очевидным. Преодолеть коллизию можно было только путем достижения согласия между Россией и Украиной. И сделать это требовалось нам самим, т.е. Москве и Киеву, потому что не было над нами никакого арбитра, никакой способной вершить суд высшей силы. Я предполагал, что многое в возникших между Москвой и Киевом сложностях могло проистекать из недоразумений, ставших результатом скоротечного и сумбурного развала Советского Союза. Это вселяло в меня надежду на то, что путем терпеливой работы мы сумеем прийти к согласию. Помочь этому могло выявление всех правовых аспектов возникшей ситуации. В этой связи я поставил перед моими военными коллегами вопрос: кем и когда было принято решение об изменении плана вывода войск из Германии. Мои друзья, участвовавшие в совещании, оказались в затруднительном положении. Они были в курсе оперативных указаний, приказов о перемещении войск, которые уходили из Москвы в ЗГВ, не сомневались, что все это делалось - иначе, мол, и быть не могло - по согласованию с Президентом России, но никто не припоминал какой-нибудь директивы общего характера. Один из них, не помню, кто именно, заметил, что слышал о такого рода документе, документе сверхсекретном и довольно давнем, во всяком случае, еще советских времен, однако сам он этого документа не видел.

Я стал пытливо расспрашивать, что могло быть в этом документе, а главное, где можно его отыскать. Вроде бы в документе говорилось как раз об изменениях направлений вывода войск, но в Министерстве обороны документ найти вряд ли удастся. Этот документ исходил от президента то ли СССР, то ли РСФСР, а такие бумаги, как известно, подлежат возвращению после ознакомления.

Я обратился к моим военным коллегам с настоятельной просьбой найти этот документ или, по крайней мере, его след.

стр. 125

Через некоторое время мне принесли совсем короткий текст. Назывался он: "О выводе Западной группы войск из Германии". Это именно то, что надо! Что же дальше? А дальше следовала лаконичная вводная фраза: "В связи с изменением общественно-политической обстановки считать необходимым...". После этого формулировалось указание, прямо относившееся к предмету наших переговоров. Оно гласило: "Генеральному штабу Министерства обороны СССР до 1 ноября 1991 года пересмотреть ранее принятое решение по размещению выводимых частей и соединений ЗГВ, имея в виду их передислокацию в основном на территорию РСФСР".

Под текстом стояли две подписи: министра обороны Е. И. Шапошникова и первого заместителя председателя Совета министров (РСФСР. - Ю. Д. ) О. И. Лобова. Наверху страницы слева значилось: "Утверждаю" Президент СССР М. С. Горбачев; справа - "Утверждаю" Президент РСФСР Б. Н. Ельцин. Обращала на себя внимание дата под подписями двух президентов - 15 октября.

Уточним: речь идет о 15 октября 1991 г. В это время наше государство было еще единым и борьба за сохранение его целостности продолжалась. Вместе с тем кто-то думает не только о событиях текущих, но и просчитывает варианты возможного их развития, более того, делает далеко идущие выводы насчет практических действий на случай неблагоприятного развития ситуации. Кто этот человек, которому первому пришла мысль, ставшая истоком директивы? На этот вопрос мне тогда никто ответа не дал ¹ . Но главное в том, что такая директива была. Она была оформлена в виде документа, защищенного самым строгим грифом секретности, кажется как документ "Особой папки". Мне принесли только ксерокопию этого документа. Скорее всего, это была рабочая копия, сохраненная кем-то из запасливых генштабистов, поскольку самого документа, как бумаги официальной в генштабе не оказалось: ее действительно вернули в высшие инстанции, туда, где она была утверждена.

Главная ценность документа для наших переговоров состояла в том, что решение об изменении первоначальных планов дислокации выводимых из Германии войск, в соответствии с которым подавляющая часть войск должна была с согласия руководства России размещаться на российской территории, было принято в то время, когда и Россия и Украина были частями единого государства. Решение было принято Президентом Советского Союза и имело, таким образом, общегосударственное значение. Именно на этом основании опять-таки еще во время существования Советского Союза был скорректирован график вывода Западной группы войск. Как следствие этого - строительство жилых городков за счет выделенных правительством ФРГ средств было решено сконцентрировать в России.

Теперь появилась возможность наметить цельную концепцию ведения переговоров. Она состояла в следующем:

- директива от 15 октября наряду с базовыми соглашениями между СССР и ФРГ становились основой позиции Российской Федерации;

- с учетом того, что на территорию Украины выводилось согласно уточненному плану 7,4% находящихся в Германии войск, такой же могла быть и ее доля при использовании средств, выделенных Германией на строительство жилых городков;

- принимая во внимание, что партнером по переговорам была братская Украина, мы считали важным завершить их на дружеской ноте. С этой целью предполагалось сделать шаг навстречу Украине. Он мог заключаться в нашем согласии на создание на Украине одного домостроительного комбината. Вместе с тем такой жест следовало сделать лишь в тот момент, когда переговоры примут действительно конструктивный характер, и можно будет надеяться этим шагом доброй воли с нашей стороны полностью разрешить всю проблему.

¹ Только в 2003 г., работая над данным очерком, я узнал от О. И. Лобова, что инициатором принятия такого решения был он.

стр. 126

Сформулированная таким образом концепция была доведена до сведения Президента. Вопрос о ее формальном одобрении не ставился, но важно было то, что она не вызвала с его стороны возражений. Главный ее элемент - обоснование изменений планов вывода войск из Германии был вскоре доведен до сведения канцлера Г. Коля в послании, которое 8 апреля Б. Н. Ельцин направил ему в ответ на его послание от 6 марта.

Я поставил вопрос о том, чтобы мне было разрешено не только довести до сведения Киева через В. З. Борисовского содержание решения от 15 октября, но и передать ему копию этого документа при встрече наших делегаций.

Пока военные занимались решением этого вопроса, в развитии обстановки вокруг переговоров возникло новое обстоятельство. Из ЗГВ поступила информация о том, что Украина направила туда группу своих эмиссаров. Они получили доступ к личным делам офицеров и прапорщиков, тщательно изучив эти дела, выявляли любые моменты, которые могут связывать тех или иных офицеров и прапорщиков с Украиной, и затем агитировали таких людей подавать рапорты с пожеланием после Германии выезжать на постоянное место жительства на Украину. При этом в качестве привлекающего аргумента использовали обещание предоставить таким людям комфортабельные квартиры в жилых городках, которые должны быть построены при финансовом участии Германии.

Замысел такой операции разгадывался без труда. В Киеве обратили внимание на высказанное мною пожелание получить точные данные о войсках, реально перемещаемых из Германии на Украину. Таких войск было мало, и поэтому там решили подготовить и передать нам другие данные - не о войсках (т.е. частях и соединениях, организованно перемещаемых из Германии), а о всех офицерах и прапорщиках в индивидуальном порядке, в силу личных соображений выбиравших Украину в качестве места проживания после завершения пребывания в Германии. Право на такой выбор у офицеров и прапорщиков, разумеется, имелось, однако они не подпадали под действие соглашения между СССР и ФРГ о реализации специальной программы жилищного строительства, а стало быть и права на обеспечение жильем за счет этой программы у них не было. В связи с этим действия украинских эмиссаров не могли изменить сути вещей, но вели к осложнению и затяжке переговоров.

Я счел необходимым доложить вопрос руководителю российского правительства. Г. Э. Бурбулис принял меня с несколькими генералами. Действия украинских эмиссаров в ЗГВ вызывали у него недоумение. Украина проявила большую щепетильность во всем, что могло касаться ее суверенитета и независимости. Вместе с тем ЗГВ была частью армии Российской Федерации - государства тоже суверенного и независимого, и возникал вопрос: насколько корректна была проводимая там украинцами работа. Г. Э. Бурбулис поинтересовался у генералов, на каком основании украинцы действуют так в наших войсках. Оказывается, Киев получил на это разрешение в Москве на довольно высоком уровне. Г. Э. Бурбулис удивился и сказал, что над этим надо подумать. Правда, каких-либо мер, препятствовавших проводимой украинскими представителями работе в ЗГВ, насколько мне известно, не принималось, и нашей делегации требовалось учитывать складывавшуюся обстановку с тем, чтобы и эти дополнительные трудности преодолевать в ходе переговоров.

Первая официальная встреча наших правительственных делегаций состоялась в Москве 2 июня 1992 г. в зале коллегии Министерства иностранных дел. Следуя обычной практике, я предложил В. З. Борисовскому изложить свою позицию первым. Он вновь подчеркнул заинтересованность Украины как можно скорее разблокировать финансирование программы жилищного строительства путем заключения соглашения с Россией и затем главное внимание уделил обоснованию того, что основой для решения финансово-экономических аспектов возникших проблем должны были быть имеющийся план и место проживания, будущее гражданство военнослужащих, возвращающихся из Германии. При этом он заявил, что по оценке Киева 40% офицеров

стр. 127

и прапорщиков ЗГВ хотят избрать местом такого проживания Украину. Какими- либо материалами эта цифра подтверждена не была, но не в этом была суть дела.

Я в ответ подчеркнул необходимость руководствоваться в наших переговорах базовым советско-германским соглашением от 9 октября 1990 г. Пояснил, что квартиры, строительство которых финансируется Германией, должны предназначаться исключительно для военнослужащих и членов их семей, выводимых из Германии в составе органов управления, частей и подразделений ЗГВ. Что же касается самих этих войск, то их вывод производится в соответствии с решением Президента СССР от 15 октября 1991 г., изменившим первоначальные планы дислокации возвращающихся контингентов и предусматривающим размещение подавляющей их части на территории России. Я зачитал это решение и предложил В. З. Борисовскому ознакомиться с ним.

Министр слушал мое изложение с нарастающим раздражением. Он взял протянутую мною копию распоряжения президентов СССР и РСФСР, бросил на написанное в ней беглый взгляд и вдруг резким движением швырнул ее обратно в мою сторону.

- Такой документ, - заявил В. З. Борисовский, - руководству Украины неизвестен, и украинская сторона не может считать себя связанной им.

Я заметил на это, что возможной причиной того, что документ в свое время не доводился до сведения украинского руководства, было то, что в нем не содержалось никаких поручений УССР. Это, однако, не меняет с правовой точки зрения того факта, что это было распоряжение общесоюзного значения, поскольку исходило от Президента и Верховного главнокомандующего единого тогда государства. Стало быть, оно имело обязательную силу и для Украины.

- То, что вы мне дали, - отметил В. З. Борисовский, - не является официальной копией документа. Это ксерокопия, сделанная с неизвестно какой бумаги.

В этом он был отчасти прав. Документ такой важности нам, конечно, требовалось довести до сведения нынешнего руководства Украины в виде официально заверенной копии. Сразу обещать что-либо на этот счет В. З. Борисовскому я не мог, поскольку для этого требовалось решение Президента, но про себя отметил, что этим непременно нужно будет заняться.

Мы договорились, что наша делегация передаст украинской стороне данные о фактическом количестве военнослужащих ЗГВ, выведенных на ее территорию, а также представит расчеты по уже полученным Украиной средствам в счет 7,8 млрд. немецких марок. В свою очередь В. З. Борисовский обещал, что украинская сторона передаст свои данные с тем, чтобы после такого обмена сведениями продолжить переговоры.

По итогам встречи в Москве Б. Н. Ельцину была направлена обстоятельная докладная записка. Ее подписали министры обороны и иностранных дел. В докладной записке предлагалось передать Украине юридически заверенную копию решения Президента СССР от 15 октября 1991 г., а также сообщить, что, в соответствии с этим решением, дальнейший вывод войск на украинскую территорию не предусмотрен. Со стороны Б. Н. Ельцина возражений не последовало, и мы приступили к работе по реализации внесенных предложений, как вдруг наши переговоры были подвергнуты одному из самых тяжелых испытаний.

Случилось это в Дагомысе 23 июня 1992 г. Там встретились все высшие руководители России и Украины - президенты, председатели верховных советов, главы правительств. Были там и министры обороны. Я входил в состав российской делегации. Во время пленарного заседания я обратил внимание на то, что министры обороны покинули зал, видимо, для отдельной беседы, чему не придал большого значения. Однако спустя какое-то время меня попросили срочно выйти из зала, где проходило заседание.

В соседней комнате оказалось несколько генералов с тревожными лицами:

- Беда, Юрий Владимирович, П. С. Грачев дал согласие министру обороны Украины на закрепление за нею 40% всех средств, выделяемых Германией на Программу жилищного строительства. Это катастрофа!

стр. 128

Генералы взялись настойчиво просить меня сразу же поговорить с П. С. Грачевым и пока не поздно договоренность поломать.

Я был удивлен. В самом деле, речь шла о тех самых 40%, на которые всего три недели назад бездоказательно претендовала украинская делегация в Москве?! И вдруг!.. Впрочем, раздумывать было некогда, тем более что в это время появился и сам П. С. Грачев. Я подошел, представился, поскольку до этого разговаривать с ним мне не приходилось. Сказал, что на получение 40% средств, выделенных Германией, у Украины нет никаких правовых оснований.

- Зато это дает решение проблемы и можно будет развернуть строительство жилья, - ответил П. С. Грачев. - Переговоры затянулись, а дело стоит.

- Вы, вероятно, знаете, - продолжал я, - что под обещание квартир в жилых городках украинские военные агитируют к выезду на Украину из Германии российских офицеров.

- Пусть едут, - заявил П. С. Грачев. - Мне все равно негде их селить.

- Это наши люди, - продолжал настаивать я, - и надо сделать все, чтобы они могли достойно вернуться на Родину.

П. С. Грачев задумался. Вместе с генералами, плотным полукольцом стоявшими за моей спиной, я с напряжением ждал решающего слова министра. Быть может, пауза показалась нам длиннее, чем она была на самом деле. Наконец, П. С. Грачев, пустив безадресно пару смачных слов, заявил, обращаясь ко мне:

- Исходите из того, что никакой договоренности между мною и украинским министром не было. Действуйте, как считаете нужным.

Мы пожали друг другу руки.

Соответствующим образом оформленная копия распоряжения Президента СССР от 15 октября, полученная от Управления делами Администрации Президента, была передана нами Украине с нотой Министерства иностранных дел. В. З. Борисовскому я послал подготовленные В. М. Журбенко данные об общем числе офицеров и прапорщиков, выведенных на территорию Украины в составе частей и соединений: их было 7015 человек, что составляло 7,4% от общего числа этой категории военнослужащих ЗГВ, а именно на них распространялось действие специальной жилищной программы. Я уточнял, что вывод войск ЗГВ на украинскую территорию полностью завершен. Переслал я и сведения о выделенных германской стороной средствах, израсходованных на строительство жилых городков для этих лиц на Украине до того момента, когда финансирование было заморожено. Задействовано было 5,76% от общей суммы в 7,8 млрд. немецких марок. Следовательно, Украина имела право получить еще 1,64 % (127,92 млн. марок) из выделенных ФРГ средств. Мы ждали соответствующих данных из Киева, а также сигнала от В. З. Борисовского о продолжении переговоров, тем более что теперь мы должны были ехать в столицу Украины. Но В. З. Борисовский молчал.

Тем временем в Москву прилетел для переговоров с П. С. Грачевым высокий представитель Германии. Министерство обороны пригласило меня принять участие в их переговорах. Они происходили в форме пленарного заседания. Две делегации в полном составе собрались в большом зале Министерства обороны. Количество генералов, расположившихся на нашей стороне стола, было впечатляющим. Среди этого множества мундиров я один выделялся своим штатским костюмом.

Вопрос о выводе наших войск из Германии был самым важным. С него и начались переговоры, П. С. Грачев сказал: программа строительства военных городков для уходящих из Германии войск остается блокированной, финансирование этой программы заморожено. После этого он заявил: если положение не изменится, если выводить войска будет некуда, войска останутся в Германии. Это может быть и не совсем точная цитата, но смысл сказанного был именно такой, и сказано это было четко.

Что мог думать представитель ФРГ, слушая эти слова? Дата вывода войск из Германии определена международными соглашениями. За выполнением этого обязательства следит весь мир. Его нарушение неизбежно повлекло бы грандиозный скандал. Трудно представить себе все это. Вместе с тем, если слова П. С. Грачева бы-

стр. 129

ли рассчитаны на то, чтобы Германия разблокировала финансирование программы строительства жилых городков, то этого ни гость из Германии, ни все германское руководство обещать не могли. Их решение ждать, когда Россия и Украина поделят между собой причитающиеся им средства на строительство городков, было непоколебимо: в Бонне твердо намеревались действовать именно так и не вторгаться в переговоры между Москвой и Киевом. Поэтому германский представитель счел за благо ничего не отвечать П. С. Грачеву.

Я не знал, было ли столь важное заявление П. С. Грачева санкционировано Президентом, или это было его собственное творчество. Вместе с тем было очевидно, что чем дальше уходило время, тем труднее становилось его положение, как министра обороны. Выводить войска действительно было некуда. Поэтому даже с риском быть дезавуированным событиями у П. С. Грачева было немало побудительных причин для того, чтобы сказать то, что он сказал, и чтобы сказанное им было услышано не только в Германии, но и людьми, которыми он командовал.

Я выходил из Министерства обороны с еще более жгучим, чем когда-либо, ощущением ответственности за переговоры, лежащей на плечах членов делегации, потому что только завершение этих переговоров могло дать ответ на вопрос, приобретавший все большую остроту.

Можно ли было ускорить завершение этих переговоров? Несомненно. Достаточно было дать согласие на ту пропорцию раздела германских средств между Россией и Украиной, к которой мы уже подошли на переговорах к моменту упомянутых выше переговоров. Я не помню, какой точно была эта пропорция на тот момент, но помню, что все еще оставалась далекой от справедливой. Помогла бы в этих условиях спешка делу? Я был убежден, что нет. За каждым процентом скрывались те самые метры жилья, которые были остро необходимы возвращавшимся из Германии офицерам и их семьям. Как министр обороны не мог выводить этих людей в открытое поле, так и я не мог лишать их того, на что они имели право. К тому же никто в Москве меня к этому не подталкивал, хотя за переговорами наблюдали зорко. И они шли своим чередом.

Правда, внимание к ним с германской стороны возросло. Как-то меня посетил советник - посланник германского посольства, затем приехал гость из Германии. У меня не сохранилось записей, кто это был, но, рекомендуя мне принять его, мои военные коллеги представили его как человека, несущего основную ответственность за использование выделенных на программу средств. Оба посетителя вели себя очень корректно, соблюдая все правила нейтрального отношения к ведущимся переговорам и не ставя никаких нескромных вопросов. Я тоже не стремился использовать беседы с ними для того, чтобы навалиться на наших украинских партнеров или даже втягивать посетителей в обсуждение конкретных деталей. Акцент я делал на разъяснении занятой нами правовой позиции. Мне представлялось это более эффективным и более адекватным немецкому восприятию вещей. Видимо это было правильным, потому что гость из Германии, мягко улыбнувшись в конце беседы, заметил, что наш правовой подход ему понятен. Вместе с тем в его вопросах и скупых высказываниях сквозили озабоченность и растущее беспокойство за возможный исход переговоров. Это было видно и по высказываниям дипломатов из немецкого посольства в Москве, которое стало время от времени приглашать меня к себе на протокольные мероприятия. Это было понятно: переговоры с украинцами прямо касались проблем, имевших огромное значение для Германии, а поступавшая в Германию информация о переговорах как от нас, так, видимо, и от украинцев вызывала у них все больше сомнений, что эти переговоры смогут привести к соглашению.

Наконец, последовал долгожданный сигнал из Киева. Он пришел не ко мне, а в Министерство обороны. Туда В. З. Борисовский обратился с просьбой быть принятым П. С. Грачевым или кем-нибудь из руководства. Ни нашей делегации, ни мне как ее руководителю, украинцы ничего о своем приезде не сообщили. Объяснение такого поведения было простым: после разговора двух министров обороны в Дагомысе

стр. 130

В. З. Борисовский ехал для того, чтобы оформить то, что в Киеве считали достигнутой договоренностью. Наша делегация Киев больше не интересовала.

Мы, однако, решили дать знать через посольство Украины, что готовы принять украинскую делегацию для продолжения переговоров в тот день, который был назван Киевом Министерству обороны. Предложили мы и время начала таких переговоров с таким расчетом, чтобы у украинцев была возможность до этого побывать в Министерстве обороны. Я передал также через посольство Украины В. З. Борисовскому и всем с ним прибывшим из Киева приглашение на обед после окончания переговоров. Местом и переговоров, и обеда мы выбрали малый особняк МИД на Спиридоновке. На все это мы также не получили из Киева никакого ответа: протокольные тонкости, видимо, мало кого там теперь заботили. Тем не менее в назначенный день и час наша делегация собралась в упомянутом особняке. Мои военные коллеги держали связь с Министерством обороны, куда и направился В. З. Борисовский со своими спутниками сразу после прибытия в Москву. В Министерстве обороны принять украинскую делегацию было поручено одному из заместителей министра, который должен был, исходя из моего разговора в Дагомысе с П. С. Грачевым, дать совет украинцам отправиться в особняк МИД для продолжения переговоров с российской правительственной делегацией.

Я не знаю, как именно проходила встреча В. З. Борисовского с заместителем министра обороны. Нам просто дали знать сразу же, как эта встреча завершилась, из чего следовало, что разговор там был короткий. Но ждать появления украинских гостей в особняке нам пришлось намного дольше, чем то время, которое было необходимо для переезда от Министерства обороны до Спиридоновки. Видимо, они держали совет насчет того, как быть перед лицом такого неожиданного для них поворота дел. Но они появились. Немного смущенные, но достаточно хорошо владевшие собой, чтобы изобразить радость долгожданной встречи со старыми друзьями.

Неудача с попыткой решить проблему за спиной нашей делегации, конечно, не могла не возыметь воздействия на наших украинских партнеров. Переговоры им приходилось продолжать от той точки, на которой они остановились после нашей встречи в июне. Однако и в этих условиях разговор получился трудный. Разумеется, о закреплении за Украиной 40% средств, выделяемых Германией, не могло быть и речи. Несмотря на все усилия украинских эмиссаров, поработавших в ЗГВ, Киев не сумел набрать такое число офицеров и прапорщиков, намеревавшихся в индивидуальном порядке выехать на Украину на постоянное место жительства, которое, хотя бы, приближалось к 40%, не говоря уже о том, что сам этот подход был юридически необоснованным. Тем не менее украинская делегация настаивала именно на таком подходе и, постепенно уменьшив свои требования в отношении доли из выделяемых Германией средств до 17,3%, эту позицию стала отстаивать столь жестко, что это было похоже на ультиматум. Наши выкладки насчет реально выведенных на Украину частей и соединений игнорировались. В качестве последнего усилия мы дали понять, что если бы разговор принял по-настоящему деловой характер, мы могли бы проявить гибкость (имелась в виду наша запасная позиция в виде согласия на строительство на Украине домостроительного комбината, что облегчило бы Украине решение вопросов обустройства собственными силами семей военнослужащих украинской армии). Однако наши партнеры не только не откликнулись на это, но и прозрачно намекнули, что в создавшейся ситуации Киев, скорее всего, перенесет решение вопросов, над которыми работали делегации, на уровень президентов России и Украины.

После этого нам осталось только одно - пригласить гостей к обеду. Повара на Спиридоновке постарались, обед удался на славу и прошел, как принято выражаться, в теплой дружественной обстановке. Мы условились на прощание следующий раунд переговоров провести в Киеве. Вместе с тем над всей нашей работой нависло теперь украинское намерение прямо вовлечь в разговор президентов двух стран. Стало быть, потребовалась особенно тщательная отработка докладной записки Б. Н. Ельцину о состоянии дел и о занятой нами позиции. Записку подписали министры обороны и ино-

стр. 131

странных дел. Она была внимательно изучена Президентом, причем свое одобрение он выразил в резолюции, написанной 21 сентября от руки прямо на докладной: "С позицией согласен".

Разрыв между подходами России и Украины в переговорах, если взять их чисто финансовый аспект, существенно сократился. Речь теперь шла о разнице между 7,4% средств, выделяемых Германией, которые мы соглашались закрепить за Украиной, и 17,3%, что было заявлено украинцами как о последней позиции на переговорах в Москве 26 августа. Мне представлялось, что это создавало предпосылки для решающего разговора и компромиссного решения. С этой целью я посылал сигналы-вопросы в Киев: когда же можно ждать согласия Украины на продолжение переговоров. Мы исходили из того, что эти сигналы сами по себе должны были восприниматься в украинской столице как наше желание завершить долгие наши переговоры взаимоприемлемой договоренностью. Киев молчал, а что касается В. З. Борисовского лично, то он вообще исчез с горизонта. Так продолжалось долго, пока не произошло нечто непредвиденное.

Из Киева последовал звонок с просьбой ко мне принять полковника С. Н. Малиновского. Без каких-либо пояснений насчет его полномочий и целей его приезда. Как это понять? Впрочем, я дал согласие, и вскоре полковник оказался в моем кабинете. В переговорах он участвовал начиная с самой первой встречи. Поэтому в разговоре один на один я имел основания сказать ему:

- Вы лучше, чем кто-либо, знаете, что закрепление за Украиной 7,4% от общей суммы в 7,8 млрд. немецких марок - это хорошо обоснованная позиция.

- Да, - отвечает собеседник, - но мне нелегко будет получить согласие украинского правительства на подписание соглашения с Россией, если после переговоров, которые длились девять месяцев, я вернусь в Киев с пустыми руками. Крайне важно, чтобы Россия сделала в отношении Украины какой- нибудь встречный шаг.

Итак, разговор наконец-то приобрел деловой характер. Наступил момент, когда, кажется, можно надеяться на договоренность, и я пустил в дело нашу запасную позицию. Она касалась домостроительного комбината.

- Вы помните, - говорю я полковнику, - наши дискуссии насчет домостроительного комбината.

- Конечно, помню.

- Один такой комбинат первоначально предполагалось создать на Украине, чтобы ускорить строительство жилья. Поскольку резко сократилось число создаваемых на Украине городков, спорным стала и целесообразность выделения средств на создание комбината. А средства это немалые - 150 млн. немецких марок. Вместе с тем, поскольку возможность создания комбината первоначально все-таки предполагалась, причем без увязки с конкретными объектами, вы высказывались в пользу выделения Украине денег для этого.

- Да, это так.

- Я готов предложить российскому правительству пойти в этом вопросе навстречу Украине. Решит ли это всю нашу проблему?

Мой украинский коллега был удовлетворен:

- Думаю, что в принципе решит, но у нас будет к России одна просьба.

- Какая?

- Комбинат, - говорит полковник, - нам действительно в изменившихся обстоятельствах не нужен. Поэтому деньги, предназначенные для него, нам хотелось бы использовать для строительства жилья для украинской армии. Жилые дома думаем построить в Киеве. Поддержите нас в этом перед Германией.

Я спросил полковника: в случае нашего согласия с этой просьбой можно ли будет считать, что вопрос о реализации на территории Украины специальной программы жилищного строительства для выведенных на ее территорию войск из Германии будет рассматриваться полностью и окончательно урегулированным.

Полковник ответил утвердительно.

стр. 132

- В таком случае, - говорю, - я не только предложу российскому правительству поддержать вашу просьбу, но и рекомендую прямо записать нашу общую с вами позицию на этот счет в соглашение, которое явится результатом всех наших переговоров и будет передано ФРГ.

С. Н. Малиновский поблагодарил.

- Тогда нам осталось все наши договоренности изложить на бумаге в виде проекта соглашения, которое мы представим на рассмотрение руководства двух наших государств.

Полковник согласился.

Вместе с коллегами из их министерства обороны мы подготовили проект такого соглашения. Времени на это ушло немного.

Теперь главное было позади. В. М. Журбенко попросил у меня согласия на то, чтобы он сам, лично, доложил результаты переговоров П. С. Грачеву. Я не возражал. Поблагодарил всех соратников и в их числе моих верных мидовских сподвижников: помощника В. А. Сорокина и первого секретаря В. Леженя. По результатам переговоров министры обороны и иностранных дел подписали 30 ноября докладную записку Б. Н. Ельцину, в которой, в частности говорилось, что эти переговоры привели к снижению доли Украины в выделяемых Германией средствах по программе жилищного строительства с 52% до 9,67%. Это давало России выигрыш в 3,457 млрд. немецких марок. В то же время обосновывалась и целесообразность нашего встречного Украине шага, дававшего ей возможность не только получить средства, предназначавшиеся на строительство домостроительного комбината, но и использовать их на строительство жилья для военнослужащих в украинской столице. С учетом изменившейся после ликвидации Советского Союза ситуации эти результаты расценивались как справедливые. "Урегулирование этого вопроса, - подчеркивалось в докладной, - открывает возможность для реализации в полном объеме чрезвычайно важной для нашей армии и государства программы жилищного строительства для вооруженных сил России за счет средств ФРГ". Представленный Б. Н. Ельцину проект российско-украинского соглашения был им одобрен 7 декабря, и мне было поручено проинформировать украинское правительство о нашей готовности подписать его. Я это сделал 16 декабря в письме на имя Л. Д. Кучмы, который был тогда премьер-министром Украины. Руководство Украины также одобрило проект соглашения. 22 декабря оно было подписано министрами обороны двух стран.

24 декабря я пригласил посланника посольства ФРГ в России Хайкина и сообщил ему, что переговоры между Россией и Украиной завершены подписанием соответствующего соглашения. Посланник, видимо, совсем разуверился, что дождется такой новости, и у меня было впечатление, что он решил, что ослышался, хотя русский язык знал неплохо. Да, подтвердил я, мне поручено вручить вам на этот счет ноту Министерства иностранных дел. После ознакомления с содержанием ноты Хайкин подчеркнул, что эта новость будет с большим удовлетворением встречена правительством ФРГ. Завершение российско-украинских переговоров развязывало крупную проблему, все более тяжелым грузом довлевшую над германским руководством и имевшую немалое международное значение.

Финансирование специальной программы жилищного строительства было возобновлено. Казалось бы все проблемы позади. Но Министерство обороны вновь забило тревогу. Оказывается, где-то в коридорах власти - достаточно высоких - родилась идея потребовать от Германии перевести все причитающиеся России на осуществление программы валютные средства в Россию, чтобы потом уже по указанию нашего министерства финансов соответствующие расходы оплачивались в рублях. Министерство обороны было обеспокоено. Оно никак не хотело превращать все валютные средства в рубли, выводить эти средства из-под двойного контроля - нашего и ФРГ - и ставить выполнение программы в зависимость от российского финансового учреждения, каким бы оно ни было. Министерство обороны просило помощи МИД. Мне непросто было оценить все финансовые аспекты возникшей проблемы, но было очевид-

стр. 133

но, что родившийся где-то в недрах российского ведомства план, во всяком случае, таил в себе нарушение договоренностей с ФРГ о порядке осуществления программы, т.е. нарушение наших международных обязательств с риском нового замораживания финансирования программы. Я доложил свое мнение, и МИД поддержал Министерство обороны. Схема использования выделенных ФРГ средств осталась без изменений.

Некоторое время спустя полковник В. Н. Богословский предложил мне войти в состав российской делегации, которая в марте 1993 г. должна была вылететь в Германию для участия в заседании совместного российско-германского комитета по выполнению программы жилищного строительства и обустройства российских войск, возвращавшихся из Германии. Возглавлял делегацию заместитель Министра обороны генерал-полковник В. М. Топоров. Я заметил на это, что с окончанием переговоров с Украиной моя миссия завершена, и в Бонне у меня не может быть никакой роли.

- Воспринимайте это приглашение, - услышал я в ответ, - как признательность вам со стороны российской армии.

Поездка в Бонн была интересной и важной. Там был окончательно согласован перечень жилых городков, подлежащих строительству в России, и другие организационные вопросы форсированного осуществления программы. На главном протокольном мероприятии - оно было организовано в знаменитом замке Петерсберг - мы оказались за столом рядом с В. Н. Богословским. Под ярким светом люстр зал сверкал золотом и хрусталем. Звучали торжественные тосты, и мы с моим соседом сожалели только об одном: с нами не было полковника В. Н. Петрова. Нелепая смерть в автокатастрофе безвременно оборвала жизнь этого прекрасного человека.

Финансирование программы было возобновлено, но объем организационных и строительных работ был столь велик, что немцы не без скептицизма наблюдали за тем, как действовали наши военные строители. А они - это были те самые мои соратники по переговорам - действовали настолько превосходно, что уже к осени 1993 г. возникла реальная возможность завершить вывод российских войск из Германии на полгода раньше намеченных сроков. Это и было решено сделать во время визита в Москву канцлера ФРГ Г. Коля. Что же касается немецкой стороны, то она в знак признательности выделила России на жилищное строительство для военнослужащих, а выводимых из Германии, дополнительные 550 млн. немецких марок.

В рамках специальной программы в России было построено 25 жилых городков (из общего количества - 33) на 28052 квартиры (из общего количества 38549), а также один домостроительный комбинат.

Как же были восприняты итоги переговоров на Украине? Уже будучи послом в Киеве, я разговорился на эту тему с генерал-полковником И. Бижаном. Во время наших переговоров он был первым заместителем министра обороны Украины и курировал отношения с Россией.

- Эти переговоры, - заявил он, - дали прекрасный результат. На средства, полученные от Германии по их итогам, Киев украсился целым кварталом отличных, европейского класса (так говорили тогда в украинской столице) жилых домов.

Значит, подумал я, слушая Бижана, воистину победила дружба - самый лучший финал дипломатических переговоров и дипломатической деятельности вообще.

Переговорам, которым посвящен данный очерк, суждено было стать первым опытом решения сложных проблем между Россией и Украиной, порожденных ликвидацией Советского Союза. Опыт был удачным, и помимо большой значимости достигнутых конкретных договоренностей, помог в работе по урегулированию еще более крупных вопросов между двумя странами, таких как судьба ядерного оружия Советского Союза в Украине, будущее Черноморского флота и разработка российско-украинского Договора о дружбе и сотрудничестве ² .

² Выражаю признательность за помощь в подготовке очерка начальнику Управления контрактного строительства и инвестиций Министерства обороны Российской Федерации В. Н. Богословскому.

Постоянный адрес данной публикации: