Внешняя политика Франции и, в частности, русско-французские отношения в 20-х годах XIX в. не были предметом специального изучения, хотя история международных отношений тех лет изучалась советскими и зарубежными исследователями¹ . Между тем данная проблема представляет определенный интерес, т. к. именно с этого времени начинается постепенное разрушение Венской системы и складывание новой расстановки сил на международной арене. "Трактаты 1815 г.", создавшие политическое равновесие в Европе в интересах стран-победительниц, прежде всего России и Австрии, уже в 20-е годы XIX в. начинают входить в противоречие с государственными интересами многих держав.

Национально-освободительное восстание в Греции, начавшееся в 1821 г., привело к резкому обострению противоречий между бывшими союзниками, нанесло серьезный удар по всей Венской системе и было одной из причин распада Священного союза как политической организации. Греческое национально-освободительное движение встретило в Европе горячее сочувствие общественных кругов. Репрессии турецких властей против восставших только усилили эти симпатии. Широко распространилось движение в поддержку греческих повстанцев - филэллинизм. Особенно сильно оно проявилось во Франции, охватив самые противоположные группировки общественности. Отношение же европейских правительств к греческому восстанию, которое привело к новому обострению противоречий по ближневосточным проблемам и поставило вопрос о судьбе Османской империи, было далеко не одинаковым. Первоначальная реакция российского правительства была отрицательной. Однако, поняв, что отказ от помощи грекам грозит потерей влияния России среди народов Балканского п-ва, оно заняло благожелательную позицию к восставшим, но стремилось сохранить согласованность действий союзных держав и попытаться добиться коллективного европейского вмешательства в греко-турецкий конфликт в пользу греческих повстанцев. Однако все попытки России наталкивались в первой половине 20-х годов на противодействие прежде всего Англии и Австрии. Ан-

¹ Дебидур А. Дипломатическая история Европы. Т. I. М. 1947; Фадеев А. В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX века. М. 1958; История дипломатии. Т. I. М. 1959; Шпаро О. Б. Освобождение Греции и Россия. М. 1965; Губи на И. Г. Противоречия европейских держав в первые годы греческой войны за национальную независимость 1823 - 1826 гг. - Ученые записки ЛГПИ им. А. И. Герцена, 1966, т. 288; Driault E. La question d'Orient depuis ses origines jusqua nos jours. P. 1909; Deschanel L. -P. Histoire de la politique exterieure de la France. 1806 - 1936. P. 1936; Histoire des relations internationales. Publ. sous la dir. de P. Renouvin. Vol. 5. P. 1954; Sauvigny G. de B. de. Metternich et la France apres le Congres de Vienne. T. III. P. 1971.

стр. 46

глия, стремясь перехватить инициативу у России в решении ближневосточных дел, признала греков воюющей стороной. В то же время она не хотела вмешательства в греко-турецкий конфликт и заняла выжидательную позицию давая тем самым Турции время для расправы с греческими повстанцами. Австрия придерживалась откровенно враждебной позиции в отношении греческого восстания.

В 20-х годах XIX в. Франция активизировала свою политику на Ближнем Востоке, ] а Балканах, в Египте, Иране. Утратив здесь после краха наполеоновской империи свои позиции, французское правительство пыталось восстал овить свое влияние на ближневосточных рынках и достигло в этом значительных успехов, что привело к обострению экономического соперничества между Англией и Францией. В то же время Франция, как и Англия, стремилась вытеснить Россию с Ближнего Востока и закрыть черноморские проливы для русских кораблей. Стремясь завоевать богатейший внутренний рынок Османской империи, французское правительство отстаивало принцип ее целостности. Одновременно французская дипломатия вела сложную игру в Египте. Она поддерживала египетского пашу в его стремлении создать крупное, независимое от Порты арабское государство, включая Сирию и Ливию, надеясь получить за такую поддержку преобладающее экономическое влияние в этом регионе. Несмотря на горячую поддержку французской общественностью греческих повстанцев, официальная Франция долго не могла определить своего отношения к греческому восстанию, выступала против применения "принудительной силы" по отношению к Турции.

Вес Франции в международных делах того времени был еще весьма незначительным, и европейская дипломатия не считала ее способной сыграть существенную роль в решении дел на Востоке. В этом отношении очень показателен мемориал о положении восточных дел, составленный австрийским канцлером К. Меттернихом в 1826 году. В нем практически нет речи о политике французского правительства, а все внимание сосредоточивается на позиции Англии и России² .

Мужественная борьба греческого народа за свое освобождение, обострение русско-турецких отношений, угроза русско-турецкой войны и усиления позиций России на Ближнем Востоке заставили европейские державы во второй половине 20-х годов вплотную заняться греческой проблемой, Этого требовало и развернувшееся общественное движение в Европе в защиту греческого восстания. Однако собравшаяся в 1825 г. в Петербурге конференция послов европейских держав вновь показала, что последние не хотят вмешательства России в греко-турецкий конфликт. После Петербургской конференции Россия решилась на самостоятельные действия, начав концентрацию своих войск на границе с Турцией. Чтобы предотвратить единоличное вмешательство России в греко-турецкую войну и не допустить усиления ее влияния на Ближнем Востоке, Англия пошла на заключение двустороннего соглашения с Россией по греческому вопросу. Английское правительство рассчитывало связать России руки на Востоке и не дать ей самостоятельно разрешить греческую проблему. Кроме того, Англия стремилась к укреплению своих позиций в Греции на тот случай, если все же греческий народ добьется независимости. Она настойчиво добивалась заключения именно двустороннего соглашения для того, чтобы отстранением Франции от переговоров осложнить русско-французские отношения.

Вместе с тем договоренность с правительством, возглавляемым Д. Каннингом, имела для России большое значение, т. к. помогала предотвратить поражение повстанцев, положение которых было к этому времени критическим. Русско- английское соглашение - Петербургский

² Memoires documenis et ecrits divers Metternich. Deuxieme partie. L'Ere de paix (1816 - 1848) (далее - Memoires). T. 4. P. 1881.

стр. 47

протокол - по греческому вопросу, заключенное 4 апреля 1826 г., было несомненным успехом российской дипломатии. Этот документ положил начало освобождению Греции. По этому соглашению Греция должна была получить определенную самостоятельность от Порты ("управлялась властями, или самими (греками. - Е. Ф. ) избранными"), хотя зависимость ее от Турции и выплата ей ежегодной дани еще сохранялась. Греки получали полную свободу совести. Россия соглашалась на английское посредничество в греко- турецком конфликте. В случае, если бы посредничество не было принято и Турция отказалась пойти на уступки, предусматривалась возможность "общего или единоличного" выступления в пользу Греции. В Петербургском протоколе подчеркивалось, что ни Россия, ни Англия "не будут искать никакого увеличения своих владений, никакого исключительного влияния и никаких торговых выгод для своих подданных". В последней статье протокола предполагалось довести его содержание "до сведения Дворов Венского, Парижского и Берлинского" и предложить им "гарантировать окончательное соглашение о примирении между Турцией и Грецией, сообща с Россией, за невозможностью для Его Британского Величества участвовать в сей гарантии"³ . Таким путем английская дипломатия стремилась сохранить себе свободу рук на будущее.

Российское правительство понимало, что сепаратное соглашение с Англией вызовет недовольство во Франции. Позиция последней в греческом вопросе начинала меняться в пользу греческих повстанцев. Это, отчасти, проявилось уже в инструкции, данной французскому послу в Австрии В. Караману в октябре 1825 г. "Надо, - отмечалось в ней, - чтобы Европа или отказалась полностью от греков, или Союз (Священный союз. - Е. Ф. ) должен в полном согласии им протежировать"⁴ . Франция, долгое время выступавшая против принудительных мер по отношению к Турции, несколько меняла свое отношение к греческому восстанию, боясь оказаться в стороне от восточных дел. Глава французского правительства Ж. Виллель в разговоре с послом России в Париже К. О. Поццо-ди-Борго заявил, что система Меттерниха, заключавшаяся в избиении греков турками, исчерпана⁵ .

Вступив на престол, Николай I поручил Поццо-ди-Борго составить доклад об отношениях России с иностранными державами и, главное, с Францией. Такой доклад был представлен в начале февраля 1826 года. Поццо-ди-Борго был горячим сторонником сближения с Францией, поэтому он попытался показать ее внешнеполитический курс в наиболее выгодном свете. Он с тревогой писал о политике Англии, которая, по его словам, не прекращает подстрекать Францию "сбросить иго Священного союза". Однако, заключал он, "природа вещей" объединяет Францию и Россию. С особым удовлетворением Поццо-ди-Борго останавливался на изменениях во французской внешней политике по "самому больному вопросу" - восточному⁶ . 17 февраля 1826 г. он доносил в Петербург: "Франция разумно настаивает на том, что если союзники хотят избежать возможности разрыва отношений между Россией и Оттоманской Портой, они должны объединиться с первой, чтобы заставить вторую пойти на справедливое соглашение с греками"⁷ . Французское правительство заверило российского посла, что не поддерживает позицию Меттерниха в восточном вопросе, рассматривает ее как полностью "иллюзорную"⁸ . 15 марта Поццо-ди-Борго писал, что Фран-

³ Мартене Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций. Т. XI. СПб. 1895 с. 341 - 343.

⁴ Sauvigny G. de B. de. Op. cit., p. 1074.

⁵ Мартене Ф. Ф. Ук. соч. Т. XV. СПб, 1909, с. 44.

⁶ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9147, л. 57.

⁷ Там же, л. 129.

⁸ Там же, лл. 208 - 208 об.

стр. 48

ция признает право России на принудительные меры против Турции, если только Россия не преследует цель увеличения своей территории и своего могущества⁹ . Однако от открытого вмешательства в восточные дела Карл X категорически отказывался, боясь подорвать свои отношения с Австрией, а также вызвать внутриполитические осложнения. Поццо-ди-Борго видел причины слабости внешнеполитического курса Франции во внутреннем положении дел в стране, которое он рисовал довольно мрачными красками.

29 марта 1826 г. российское правительство отправило инструкцию Поццо-ди- Борго с изложением своей позиции по отношению к Османской империи и греческим повстанцам (этот документ К. В. Нессельроде просил показать французскому правительству). В конфиденциальной же инструкции для Поццо- ди-Борго от того же числа Нессельроде сообщал о готовящемся протоколе с Англией по греческому вопросу. Он считал, что удастся избежать серьезных осложнений в отношениях с Францией, если сразу же после подписания соглашения с Англией заверить французское правительство в том, что Россия не стремится лишить какую-либо державу участия "в деле мира". Нессельроде полагал, что "этого будет достаточно, чтобы успокоить Тюильрийский кабинет"¹⁰ .

Франция не была привлечена к участию в переговорах в Петербурге, т. к. это могло ЕНОВЬ привести к их затягиванию. Но, подписав русско-английский протокол, правительство России сразу же поспешило сообщить о нем французскому правительству, что вызвало недовольство Англии. 24 апреля Поццо-ди-Борго получил из Петербурга депешу с приложенной к ней копией протокола. Посол должен был довести его до сведения французского правительства, выразив надежду, что Франция примет участие в этом соглашении, которое "положит конец несчастиям Греции"¹¹ . Далее в депеше подчеркивалось, что русский император очень надеется, что это "дружеское предложение не будет отвергнуто французским королем", а отношения дружбы и доверия между Россией и Францией будут укрепляться¹² .

Таким образом, правительство России не стремилось игнорировать Францию при решении греческой проблемы¹³ . Оно настаивало на проведении совместных с европейскими державами переговоров о будущем Греции. В советской исторической литературе не раз подчеркивалось, что именно Англии было выгодно привлечь Францию к протоколу, чтобы создать таким путем дипломатический противовес русским действиям на Ближнем Востоке; и то же время позиция российской дипломатии или совсем игнорировалась, или рассматривалась как пассивное согласие, "поддержка" инициативы английского правительства¹⁴ . Нам представляется, что на данном этапе России гораздо больше, чем Англии, необходимо было заручиться поддержкой Франции в восточных делах, причем инициативу проявила, как отмечалось, Россия. Для дипломатических кругов в Петербурге было понятно, что избежать в будущем противоборства с Англией не удастся. Кроме того, важной задачей русской дипломатии было стремление оторвать Францию от политики Меттерниха в восточном вопросе. Таким образом, привлечение Франции к решению общеевропейского вопроса становится, по существу, впервые с 1815 г. важной международной проблемой.

Во французских официальных кругах русско-английский протокол

⁹ Там же, л. 262.

¹⁰ Там же, ф. Посольство в Париже, д. 62, л. 83 об.

¹¹ Там же, л. 106 об.

¹² Там же.

¹³ См. История дипломатии. Т. I, с. 541.

¹⁴ Достян И. С. Россия и балканский вопрос. М. 1972, с. 249; Шпаро О. Б. Ук. соч., с. 171; Фадеев А. В. Ук. соч., с. 168.

стр. 49

от 4 апреля 1826 г., подписанный без участия Франции, был встречен отрицательно. Игнорирование французского правительства было расценено как новое оскорбление и унижение Франции. Глава правительства Ж. Виллель и министр иностранных дел М. Дама считали даже, что это соглашение аннулирует Священный союз, который, по мысли французского правительства, являлся для Франции наиболее важной гарантией ее внутреннего спокойствия, и уничтожение союза грозило Франции новыми беспорядками и революционными выступлениями¹⁵ . Виллель считал, что Англия подписанием Петербургского протокола "превзошла себя": ослабить Францию, сделать ее "менее интересной для России" - вот, по мнению главы французского правительства, цель Петербургского протокола¹⁶ .

Поццо-ди-Борго в донесении Нессельроде 28 апреля 1826 г. сообщал, что отношение Франции к протоколу очень сложное: с одной стороны, имеет место официальная поддержка его основных положений, с другой - обида и боязнь остаться в стороне от решения восточных дел. Виллель, по его словам, даже предостерегал Россию, заявив, что она "не должна способствовать тому, чтобы роль Франции на международной арене упала, это сделает ее позицию бесполезной тогда, когда ее помощь будет необходимой"¹⁷ .

В свою очередь, министр иностранных дел Дама поручил французскому послу в России П. Лаферронэ передать российскому правительству, что король Франции чрезвычайно огорчен сепаратными переговорами России с лондонским кабинетом по вопросу об умиротворении Греции. Неблагоприятное впечатление произвело то, что вся подготовка переговоров и их ход держались в секрете от французского правительства. Франция предостерегала Россию, что подобный шаг может привести к краху Священного союза, "который в течение долгого времени объединял европейские дворы" и служил делу "сохранения спокойствия в Европе". Особое значение тюильрийскии кабинет придавал сохранению единства действий великих европейских держав, в чем французский кабинет видел гарантию мира и безопасности¹⁸ .

Нессельроде поручил Поццо-ди-Борго напомнить французскому правительству, что Россия уже давно пытается добиться как раз единства действий европейских держав в греческом вопросе, но все ее усилия, начиная с начала 20-х годов, не увенчались успехом, хотя и сейчас, подчеркивал Нессельроде, надежды на единство действий не оставлены. Он обращал внимание на то, что восточные дела "строго говоря" не являются областью действий Священного союза, а протокол ни в коей мере не ослабил его. В заключение инструкции Нессельроде просил заверить, что единственное желание России - это мир и дружба с Францией, ее благоденствие, в котором ни одна другая держава так не заинтересована, как Россия¹⁹ . В министерском отчете за 1826 г. было отмечено, что Османская империя или части ее территории ни разу не упомянуты в соглашениях 1814, 1815 и 1818 гг. и ни один документ не обязывал Россию советоваться со своими союзниками по вопросам русско-турецких отношений²⁰ .

В этой ситуации у австрийского правительства вновь появилась надежда привлечь Францию на свою сторону в восточном вопросе, т. к. протокол якобы привел к изоляции Франции. Французское правительство вело сложную игру: с одной стороны, оно выразило удовлет-

¹⁵ Sauvigny G. de B. de. Op. cit., p. 1083.

¹⁶ Мартене Ф. Ф. Ук. соч. Т. XV, с. 53.

¹⁷ АВПР ф. Канцелярия МИД, д. 9147, л. 384.

¹⁸ Там же, ф. Посольство в Париже, д. 62, лл. 157 - 160 об., копия инструкции Дама Лаферронэ от 29 апреля 1826 года.

¹⁹ Там же, лл. 156 - 162.

²⁰ Там же, ф. Канцелярия МИД, д. 2999, л. 67 об.

стр. 50

ворение тем, что действия Англии и России приведут наконец к умиротворению Востока, с другой - оно не хотело ухудшать свои отношения с Австрией. Все это время шли непрекращающиеся консультации по всем вопросам международной политики с послом австрийского правительства в Париже, а через него - и с Меттернихом.

После подписания Россией и Англией Петербургского протокола европейским государствам было предложено присоединиться к этому соглашению. Австрийское правительство отказалось, заявив, что видит в нем крах Священного союза. В Берлине и Париже, отмечалось в отчете министерства иностранных дел России за 1826 г., этот документ также "не получил того приема, какого он, казалось бы, заслуживает"²¹ . Парижский кабинет долго медлил с ответом. Англия, только подписав соглашение, сразу же стала всячески препятствовать его претворению в жизнь, поняв, что не добилась своей цели и что Петербургским протоколом не Россия была привязана к политике Англии, а, скорее, наоборот. Английская дипломатия, еще недавно выступавшая против всеевропейского урегулирования конфликта, стремилась теперь привлечь к этому соглашению Францию.

В сентябре 1826 г. глава английского правительства Каннинг ездил в Париж и вел там длительные переговоры. В конце сентября 1826 г. он имел аудиенцию у Карла X, который высказал одобрение по поводу протокола и выразил согласие присоединиться к нему. "Я готов, - заявил Карл X, - идти более быстро, чем вы"²² . Поццо-ди-Борго представил подробный отчет о пребывании Каннинга в Париже. Он отмечал, что Франция обещала в принципе присоединиться к соглашению, но еще не определила своей позиции окончательно²³ .

Однако не только для согласования позиций в восточном вопросе ездил Каннинг в Париж. Был еще один острый вопрос в англо-французских отношениях "ого времени. Англия настойчиво требовала вывода французских войск из Испании, которые были введены туда в 1823 г. для удушения испанской революции. Французское же правительство считало, что положение дел в этой стране не позволяет ей этого. Данное обстоятельство чрезвычайно осложняло отношения Франции и Англии, что неоднократно отмечал в своих донесениях Поццо-ди-Борго.

В ходе переговоров с Каннингом Виллель высказал желание превратить протокол от 4 апреля 1826 г. в договор великих держав - участниц Священной: союза. Этот мотив стал главной линией французской дипломатии на ближайшее время.

В начале декабря Дама в разговоре с российским и английским послами в Париже вновь высказал мысль о заключении договора и о необходимости присоединения к нему Австрии и Пруссии. Таким образом, французское правительство, по существу, подхватило идею России о коллективном решении восточного вопроса. Выдвинув это предложение и придавая ему принципиальное значение, Франция стремилась укрепить свои позиции в решении ближневосточного кризиса. Выступив инициатором всеевропейского договора, французская дипломатия приложила энергичные усилия к тому, чтобы добиться его осуществления. Английский посол в Париже Гренвилл и Поццо-ди-Борго в этой беседе пытались выяснить, какую позицию займет Франция, если Австрия и Пруссия откажутся присоединиться к новому договору, в чем никто не сомневался. Однако они не получили прямого ответа²⁴ . 8 декабря 1826 г. Дама передал ноту Поццо-ди-Борго, в которой заявлялось о готовности Франции присоединиться к протоколу, но выдвигалось

²¹ Там же, л. 66 об.

²² Sauvigny G. de B. de. Op. cit., p. 1088.

²³ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9152, лл. 156 - 187.

²⁴ Там же, д. 9150, лл. 17 - 17 об.

стр. 51

условие - заключение договора пяти великих европейских держав, т. к. лишь их союз "сможет преодолеть все трудности, которые связаны с умиротворением Востока"²⁵ .

Одновременно французская дипломатия настойчиво стремилась добиться присоединения Австрии к договору. Дама в разговоре с австрийским послом намекал, что если Австрия откажется, то Франция будет вынуждена действовать самостоятельно²⁶ . Австрийский кабинет крайне отрицательно отнесся к самой идее Франции - договору пяти держав. Некоторое время Меттерних просто не отвечал на неоднократные запросы Виллеля и Дама, поглощенных в это время подготовкой проекта текста договора. Однако в конце концов он дал этой идее отрицательную характеристику, назвав ее "неудобоваримой идеей"²⁷ .

Тогда возникло новое предложение - урегулировать спорные вопросы на конференции послов пяти держав в Лондоне. Центр тяжести всех переговоров сразу же переместился в Лондон, где Россия была представлена послом в Англии Х. А. Ливеном, а Франция - Ж. Полиньяком. Однако позиция, занятая французским послом в Лондоне, подтверждала стремление французской дипломатии затормозить созыв конференции, о чем свидетельствовали неоднократные консультации Полиньяка с австрийским послом в Англии П. Эстергази. Еще в конце декабря 1826 г. французский посол объявил Каннингу, что уполномочен выдвинуть два условия присоединения Франции к протоколу: первое - заключение договора пяти держав по вопросу об умиротворении Греции; второе - гарантия status quo территорий на Востоке²⁸ .

Английское и российское правительства потребовали от своих послов в Париже выяснения положения. Поццо-ди-Борго и Грэнвилл вели продолжительную беседу с Дама, который заверил, что никаких специальных инструкций по этому вопросу Полиньяку дано не было. Он объяснял поведение своего дипломатического представителя большим влиянием на него австрийского посла²⁹ . Полиньяк позднее объяснил причину этих недоразумений: действительно, специальных инструкций не было, но из многочисленных посланий из Парижа он вынес такое мнение о позиции своего правительства³⁰ (в целом правильное!). Меттерних, имея в виду протокол от 4 апреля 1826 г., с раздражением писал послу в Париже Р. Аппоньи 29 января 1827 г., что два правительства твердо решили "увеличить опасности", позиции же Франции не хватает "твердости", "мудрости" и "предусмотрительности"³¹ .

Предложение Франции о превращении протокола в договор было одобрено российским правительством, которое, желая ускорить завершение переговоров, старалось дать понять английскому правительству, что находится в дружбе и согласии с французским кабинетом³² . В то же время правительство России настаивало на том, что будущий договор необходимо дополнить статьями, предусматривающими усиление международного нажима на Порту, в случае если все демарши европейских держав не достигнут желаемого результата. Оно справедливо считало, что недостаточно "заключить при подобных обстоятельствах трактат, нужно также обеспечить его исполнение"³³ .

²⁵ Там же, л. 21 об.

²⁶ См. Sauvigny G. de B. de. Op. cit., p. 1091. Аппоньи - Меттерниху 22 декабря 1826 года.

²⁷ Ibid. Меттерних - Аппоньи 12 февраля 1827 года.

²⁸ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9150, л. 22.

²⁹ Там же, л. 23.

³⁰ Там же, д. 9154, л. 45.

³¹ Memoires, p. 351.

³² АВПР, ф. Посольство в Париже, д. 70, л. 96.

³³ Мартенс Ф. Ф. Ук. соч., т. XI, с. 348.

стр. 52

В конце января 1827 г. Франция представила свой проект договора³⁴ . Анализируя этот документ, Поццо-ди-Борго отмечал, что в целом он не содержит ничего принципиально нового по сравнению с англо-русским протоколом и в своей основе удовлетворяет Россию³⁵ . В то же время преамбула договора вызвала критику и российского и английского правительств. Во-первых, в ней совершенно не упоминалось о том, что идея договора возникла давно и частично уже осуществлена в результате заключения соглашения между Англией и Россией, т. е. французское правительство пыталось игнорировать тот факт, что по существу базой для нового договора служил Петербургский протокол, и тем самым взять инициативу в свои руки. Но главным было другое. Преамбула начиналась словами "Союзные державы", т. е. во французском проекте вновь подчеркивалось, что необходимым условием договора по греческим делам является единство действий всех участниц Священного союза. Тем самым успех переговоров ставился в зависимость от позиции Австрии. Зная же непримиримую позицию Меттерниха в вопросе о греческом восстания крайне отрицательную оценку им самой идеи договора пяти, французское правительство, по существу, своим предложением о необходимости привлечь к договору все великие европейские державы вызывало новые осложнения, бесконечные и бесплодные переговоры, дипломатическую переписку, одним словом, вновь оттягивалось решение вопроса о поддержке греческого восстания, обрекая его тем самым на поражение. Забегая вперед, отметим, что лишь окончательный отказ австрийского правительства пойти на какой-либо компромисс привел к согласию тюильрийского кабинета на изменение преамбулы.

Переписка Меттерниха того времени убедительно показывает, какие надежды возлагала Австрия на благожелательную ей позицию Франции в восточном вопросе. Австрийские дипломаты стремились убедить французское правительство, что интересам ее внутренней и внешней политики не отвечает поддержка русско-английского соглашения, которое якобы ведет к краху Священного союза. До определенного времени такой нажим приносил плоды, т. к. запугивание крахом Священного союза, к которому прибегал Меттерних, чрезвычайно болезненно воспринималось правящей династией во Франции. Вплоть до дня заключения договора между Россией, Англией и Францией (а в определенном отношении и после) французское правительство стремилось строить свою тактику в восточном вопросе, учитывая позицию Австрии. Дама и Виллель неоднократно обращались к Меттерниху с предложениями присоединиться к соглашению, надеясь на то, что присоединение Австрии приведет к укреплению Священного союза³⁶ . В разговоре с австрийским послом Виллель предлагал даже свои услуги, чтобы добиться определенных уступок от английского и российского кабинетов³⁷ .

Переговоры продвигались с большими трудностями и медленно. В январе 1827 г. Поццо-ди-Борго писал Ливену, что на первую поправку Дама согласился ( ыстро (имеется в виду необходимость упомянуть протокол от 4 апреля 1826 г.). Что же касается второго пункта, Дама заявил, что он еще не готов к беседе по этому вопросу. И Поццо-ди-Борго и Грэнвиллг интересовало, подпишет ли Франция договор с Россией и Англией сразу или после согласования всех вопросов с другими европейскими дворами, предложив им присоединиться к договору. Возможно, полагали они, Франция будет добиваться их участия в любой другой приемлемой для них форме³⁸ .

³⁴ Опубликован в Prokesch-Osten A. Geschichte des Abfalles der Griechen vom Tгrkischen Reich. Bd. 5. Wien. 1867.

³⁵ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9154, л. 74 об.

³⁶ Memoires, pp. 373 - 374.

³⁷ Sauvigny G. de B. de. Op. cit, p. 1095.

³⁸ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9154, лл. 79 об. - 80.

стр. 53

Разногласия в русско-французские отношения вносила проблема будущего Османской империи. Виллель и Дама в беседах с Поццо-ди-Борго высказывали опасения относительно того, что выступление против Турции поставит под вопрос существование всей империи³⁹ . Становилось ясно, что "пустая" и, по словам Ф. Энгельса, "никогда на деле не проводившаяся теория сохранения status quo"⁴⁰ на Востоке, несмотря на заверения французского правительства, что оно якобы не имело никакого отношения к демаршам Полиньяка в Лондоне, была важной целью внешней политики Франции на Ближнем Востоке. Такая позиция диктовалась и начавшейся экономической экспансией Франции в районе Средиземного моря. Но для греческих повстанцев затягивание переговоров грозило поражением, а для России означало ослабление ее влияния и авторитета среди балканских народов, порабощенных Турцией, ослабление позиций на Ближнем Востоке.

В начале 1827 г. Ливен получил инструкции из Петербурга, в которых говорилось: "Что касается предложения французского правительства гарантировать неприкосновенность Оттоманской империи и точное исполнение проектированного на пользу Греции трактата, то никогда Россия не согласится на такое предложение. У России нет никакого интереса, заставляющего ее желать падения Оттоманской империи. Если же это государство благодаря своему внутреннему бессилию должно пасть, то этого не остановят никакие международные трактаты"⁴¹ . Твердая позиция России заставила французское правительство отказаться от этого плана, хотя проблема status quo еще не раз в дальнейшем поднималась в беседах членов правительства с Поццо- ди-Борго.

В марте 1827 г. французское правительство выразило согласие присоединиться к России и Англии для ведения переговоров и выработки окончательного текста договора, даже если Австрия не присоединится к нему. 12 марта 1827 г. российский посол в Париже доносил, что Дама сделал официальное заявление о том, что Франция примет участие в переговорах, которые должны были начаться в Лондоне. В то же время он опять отметил опасения французского правительства по поводу использования принудительной силы в отношении Порты⁴² . В этом вопросе наметилось сближение позиций Англии и Франции.

Российское правительство волновал и другой вопрос - подпишет ли Франция договор, если Австрия откажется это сделать (что ни у кого не вызывало сомнений)? На это Дама ответил Поццо-ди-Борго так: "Да, но я вас прошу не требовать этого"⁴³ . Все эти колебания, неустойчивость, противоречивость во внешнеполитическом курсе Франции российский посол в целом справедливо связывал с внутренней ситуацией во Франции, с неустойчивостью самого режима. Донесение от 12 марта 1827 г. он завершил следующими словами: "Совершенно очевидно, что Франция управляется слабо и необдуманно. Нация это чувствует, но она имеет мудрость это терпеть"⁴⁴ . Однако понять, в чем состояли подлинные причины расхождения России и Франции в восточном вопросе и сближения Франции сначала с Австрией, а позднее и с Англией по этим проблемам, Поццо-ди-Борго не смог. Допустить, что "природа вещей" не всегда способствует русско- французскому сближению, он был не в состоянии и поэтому всю вину перекладывал на "происки" тех или иных политических деятелей. Главным виновником для Поццо-ди-Борго в тот период был Полиньяк, который якобы в ущерб и в противовес позиции самого французского правительства поддавался влиянию

³⁹ Там же, л. 194.

⁴⁰ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. Э, с. 31.

⁴¹ Мартене Ф. Ф. Ук. соч., т. XI, с. 350 - 351.

⁴² АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9154, л. 198 об.

⁴³ Там же, л. 199 об.

⁴⁴ Там же, л. 230.

стр. 54

сначала австрийского посла в Лондоне Эстергази, а после подписания договора и в период русско-турецкой войны - главы английского правительства А. Веллингтона, занявшего этот пост в августе 1827 г. после смерти Каннинга.

С мая 1827 г. в Лондоне начались переговоры представителей Англии, России и Франции (Каннинг, Ливен и Полиньяк). Пруссия и Австрия от участия в них уклонились. Были представлены тексты проектов договора, началось составление его окончательного текста. Наибольшие трудности возникали из-за позиции французского посла. Причем официальные лица в Париже заявляли о полной поддержке всех российских предложений, а в Лондоне Полиньяк создавал одно препятствие за другим. Ливен писал Поццо-ди-Борго, что поведение французского посла в Англии и "нарочито близкие отношения с князем Эстергази" свидетельствуют о его неблагоприятной для России позиции⁴⁵ . Ливен подчеркивал, что совершенно необходимо, чтобы французский кабинет ясно определил свою позицию, поскольку Полиньяк пользуется любой формальностью для задержки подписания договора.

30 мая 1827 г. французское правительство вновь обратилось к австрийскому кабинету с призывом присоединиться к переговорам и вновь получило от Меттерниха отрицательный ответ⁴⁶ . В тот же день Поццо-ди-Борго сообщал в Петербург о согласии Франции присоединиться к тому проекту договора, который был составлен Англией и Россией⁴⁷ . Однако, согласившись присоединиться к договору, Дама в беседе с российским и английским послами заметил, что французское правительство обещало Австрии и Пруссии не подписывать договора, не сообщив им о своем решении. Поэтому, прежде чем перейти к окончательным переговорам, Франция послала курьеров в Вену и Берлин. Россия и Англия категорически возражали против этого, мотивируя тем, что новые переговоры оттянули решение столь важного дела. Однако Дама заявил, что французское правительство не может не сдержать слова, хотя и уверял, что новых переговоров по этому вопросу вести не будет⁴⁸ .

К июню 1827 г, положение греческих повстанцев катастрофически ухудшилось. Турецкие войска, преодолев сопротивление плохо вооруженных греческих отрядов, овладели большей частью Морей. Греция обратилась за помощью в Петербург. В этих условиях Россия должна была занять решительную позицию. Посылая инструкцию в Париж в начале июня 1827 г., Нессельроде писал, что Николай I не согласится ни на какую новую задержку. Если Франция будет инициатором новых осложнений на Лондонской конференции, то Ливену предписано было подписать договор с одной Англией⁴⁹ .

Однако правительство России не могло не сознавать, что это было уже практически нереально. Английское правительство, учитывая опасности, которые таил для нее Петербургский протокол, не было намерено идти на новое сепаратное соглашение с Россией. Более того, в данных условиях договор имел смысл для английской дипломатии только в случае привлечения к нему Франции, т. к. это создавало противовес русской дипломатии на Востоке. Боязнь того, что отказ от всяких соглашений по восточному вопросу может привести к самостоятельному выступлению России в поддержку Греции и развяжет России руки на Ближнем Востоке, толь ала и Англию и Францию к новому соглашению.

В то же время Франция не переставала демонстрировать австрийскому правительству свое желание оттянуть вмешательство европейских держав в греческие дела. С этой точки зрения любопытно сравнить

⁴⁵ Там же, д. 9155, л. 29 об.

⁴⁶ Sauvigny G. de B. de. Op. cit., p. 1097.

⁴⁷ АВПР, ф. Канцелярии МИД, д. 9155, л. 78.

⁴⁸ Там же, лл. 87 об. -88.

⁴⁹ Там же, ф. Посольство в Париже, д. 70, л, 325 об.

стр. 55

донесения Поццо-ди-Борго и отчет австрийского посла в Париже в Вену за июнь 1827 года. Если российского посла тюильрийский кабинет уверял в полной решимости Франции выступить в защиту греческих повстанцев и подписать договор (хотя и высказывал свое неудовольствие редакцией преамбулы), то донесения Аппоньи полны совсем другой информацией: по его убеждению, Франция хочет сохранить Османскую империю, она стремится избежать военного столкновения с ней, выступает против политического освобождения Греции и находит англо-русскую политику "чудовищной" и "опасной"⁵⁰ .

Окончательно решившись на заключение договора с Англией и Россией, французское правительство в дальнейшем еще не раз через Полиньяка в Лондоне выступало с различными предложениями по изменению текста договора. Так, например, 26 июня Поццо-ди-Борго сообщал в Петербург: Дама вновь выступил с предложением новой редакции преамбулы. В частности, он предлагал посланникам России, Англии и Франции в Константинополе сделать заявление Порте не только "одновременно", но и "коллективно". Эта формула, по мнению французского правительства, придала бы более силы "демаршу" трех держав⁵¹ . Как отмечал Мартене, в данном случае расчет был на то, что Англия не любит коллективных действий, и переговоры будут опять затянуты⁵² . Однако, увидев реакцию русского и английского послов, французский министр поспешил заверить, что это лишь пожелание Франции, которое никак не отразится на ее решении подписать договор⁵³ . Гораздо серьезнее была позиция Полиньяка по поводу секретной статьи, запрещавшей поставки Турции вооружения. Полиньяк заявил, что по французским законам только после объявления войны французское правительство имеет право запретить своим гражданам торговлю военными товарами. В конечном итоге эта статья была исключена. Ливену удалось добиться включения ее лишь в инструкции адмиралам трех союзных эскадр, которые были посланы осенью 1827 г. к берегам Греции⁵⁴ . Французский кабинет делал попытки внести раздор и в русско-английские отношения, используя греческий вопрос⁵⁵ . Ливен писал, что с самого начала переговоров и до самого их конца "я не переставал встречать от него (Полиньяка. - Е. Ф. ) глухую оппозицию"⁵⁶ . Российское правительство обратилось даже к французскому кабинету с вопросом: как понимать действия Полиньяка? Дама пытался смягчить впечатление, которое производило поведение Полиньяка в Лондоне, он уверял Поццо-ди-Борго, что французский посол получил приказ от правительства подписать договор, каковы бы ни были результаты его демаршей⁵⁷ .

6 июля 1827 г. договор между Англией, Россией и Францией был подписан, несмотря на все, по выражению Нессельроде, "усилия Полиньяка". Поведение французского посла в Лондоне правительство России рассматривало как стремление "парализовать" попытки России и Англии урегулировать греческий вопрос⁵⁸ . Поццо-ди-Борго писал, что лишь боязнь остаться в стороне от восточных дел заставила Францию присоединиться к договору⁵⁹ . В основе Лондонского договора лежал

⁵⁰ Prokesch-Osten A. Op. cit., s. 83.

⁵¹ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9155, л. 165.

⁵² Мартене Ф. Ф. Ук. соч. Т. XI, с. 351.

⁵³ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9155, л. 165 об.

⁵⁴ Мартене Ф. Ф. Ук. соч. Т. IX, с. 353.

⁵⁵ АВПР, ф. Канцелярия МИД, д. 9155, лл. 267 - 269. Ливен - Поццо-ди- Борго от 20 июня 1827 года.

⁵⁶ Там же, д. 9155, л. 270 об.

⁵⁷ Там же, л. 279 об.

⁵⁸ Там же, д. 9158, лл. 166 об. -167. Копия инструкции Нессельроде от 20 июля 1827 года.

⁵⁹ Там же, д. 9155, лл. 280 - 280 об.

стр. 56

Петербургский протокол. Принцип автономии Греции сохранялся. По предложению России была включена секретная статья, предусматривавшая возможность введения в действие средиземноморских эскадр союзников для блокады Морейского побережья.

Правительство России отдавало себе отчет в том, что договор, заключенный с таким трудом в Лондоне, не означает окончательной выработки единой согласованной позиции европейских держав в решении восточного кризиса. Понимание того, что противоречия между Англией и Россией в восточном вопросе будут обостряться, заставляло его искать не формального участия Франции, а укрепления русско-французских отношений и поддержки Францией действий России на Востоке. Попытки более тесного сближения с Францией особенно отчетливо проявились с 1828 - 1829 годов. Сразу же после подписания договора российское правительство поставило перед своим послом задачу всемерного укрепления отношений с Францией⁶⁰ .

Но лишь к концу 1827 г. можно говорить о некотором переломе в политике Франции но отношению к греческому восстанию - от проволочек и бездействия к выполнению договора от 6 июля 1827 г., в котором французское правительство начинало видеть возможность усиления своего влияния в Греции. В то же время Франция всячески стремилась сблизиться с Англией, которая постепенно отходила от договора. "Нет сомнения, - писал Ливен 25 ноября 1828 г. Нессельроде, - что союз с Россией представляет для Франции средство играть почетную роль в настоящем кризисе, но ее самолюбие и честь находят также удовлетворение в противоположной комбинации"⁶¹ .

Политика Франции на разных этапах восточного кризиса 20-х годов XIX в. менялась. Опасения чрезмерного усиления России на Ближнем Востоке привели уже в 20-х годах к началу складывания антироссийской позиции европейских держав во главе с Англией. На этой почве еще до революции 1830 г. шло охлаждение русско-французских отношений и началось сближение Франции с Англией. Однако противоречия Франции с Англией по различным проблемам международной политики заставляли ее выступать иногда в поддержку требований России. Эта политика лавирования между Россией, Австрией и Англией диктовалась, с одной стороны, слабостью ее внешнеполитических позиций и внутренней нестабильностью режима Реставрации, а с другой - стремлением выработать самостоятельную политическую линию в восточном вопросе и занять роль великой державы в решении международных проблем.

⁶⁰ Там же, ф. Посольство в Париже, д. 71, л. 51.

⁶¹ Мартене Ф. Ф. Ук. соч. Т. XI, с. 390.

Постоянный адрес данной публикации: