P. SALMON. Histoire et critique. Sociologie generate et philosophie sociale. Editions de l'lnstitut de Sociologie Universite Libre de Bruxelles. 1969. 146 p.

В рецензируемой книге Пьер Сальмон, бельгийский историк и философ, известный широтой и разнообразием своих научных интересов, обращается к важнейшей методологической проблеме: определению условий "научной объективности" исторического познания и его "субъективным трудностям". С этой целью П. Сальмон рассматривает следующие вопросы: определение истории как науки; основные исходные принципы исторического исследования - понятия исторической истины, исторического факта и исторического документа; внешняя и внутренняя критика исторических документов и, наконец, приемы исторического синтеза: группировка, интерпретация, объяснение и изложение исторических фактов.

Теоретико-методологические принципы, которыми руководствуется П. Сальмон, почти полностью заимствованы из идейного арсенала современной французской буржуазной историографии, представленной, с одной стороны, Л. Февром и М. Блоком, испытавшими на себе определенное влияние марксизма и сыгравшими заметную роль в критике позитивистских установок Ш. -В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, которые ориентировали историческую науку на простое описание извлеченных из документов фактов, а с другой стороны, неоидеалистической концепцией Р. Арона, А. -И. Марру, П. Арсена, П. Рикёра и других сторонников так называемой "критической философии истории", явившейся своеобразным возрождением методологических взглядов В. Дильтея и неокантианцев, переработанных в свете идей Б. Кроче и экзистенциалистов¹ . Какую же позицию занимает П. Сальмон по отношению к указанным направлениям французской историографии? Поскольку он опирается как на труды Л. Февра и М. Блока, так и неоидеалистов, постольку его методологическая позиция оказывается весьма сложной и противоречивой комбинацией разнородных идей, среди которых, однако, ведущая роль принадлежит не столько взглядам Л. Февра и М. Блока, сколько более "модному" неоидеализму.

Уже во введении, рассматривая вопрос о том, что такое история, П. Сальмон ориентируется прежде всего на субъективистское понимание истории, сформулированное в трудах Р. Арона и А. -И. Марру. Признавая разделяемое и неоидеалистами мнение Л. Февра и М. Блока об "интегральном", "тотальном" характере исторической науки, П. Сальмон утверждает, что история не объективная реконструкция, а лишь "типичная рационализация прошлого",

¹ Характеристику теоретико-методологических взглядов указанных представителей французской историографии см.: И. С. Кон, А. Д. Люблинская. Труды французского историка Марка Блока. "Вопросы истории", 1955, N 8; О. М. Медушевская. Вопросы теории источниковедения в современной французской буржуазной историографии. "Вопросы истории", 1964, N 8; ее же. Некоторые проблемы методологии истории в современной французской историографии. "Вопросы философии", 1965, N 1; В. В. Иванов. К характеристике идейно-методологических взглядов Марка Блока. "Методологические и историографические вопросы исторической науки". Вып. 3. Томск. 1965.

стр. 189

"дисциплина, в которой удается достичь только относительной истины" (стр. 11). Для него, как и для А. -И. Марру, "история есть не более чем то, что мы находим разумным считать правильным в понятой нами документации, оставленной от прошлого" (стр. 37).

Отстаивая принцип исторического релятивизма, П. Сальмон пытается вывести его из самой специфики исторического познания. Историк, рассуждает он, не может, подобно физику, лабораторным путем воспроизвести событие прошлого. То, что уже прошло и чего больше не существует, недоступно непосредственному восприятию историка: "Ни один египтолог не видел Эхнатона". Однако прошлое оставляет "следы". Они для историка являются "документами", свидетельствами о прошлом. Историческое познание, таким образом, всегда "опосредовано" документами и ими ограничено. Но сами документы часто подобны "искажающему зеркалу": они не свободны от ошибок, не дают полной информации о событии и нередко сообщают ложные сведения. Поэтому документ должен пройти "суровую историческую критику", которая и приводит к открытию исторической истины. Однако, разъясняет П. Сальмон, поскольку "восприятие фактов никогда не является полным, передача фактов часто бывает неверной, а отбор их приводит к систематической деформации истины", постольку наше знание остается "неточным, неполным, поверхностным". Не понимая диалектики абсолютной и относительной истины, не видя в относительной истине никаких элементов абсолютного знания, П. Сальмон приходит к релятивистским выводам, подчеркивая, что историческая истина всегда "остается ненадежной и относительной" и "историк может достичь только частичного и неточного воссоздания прошлого" (стр. 35 - 36).

Исторический факт он определяет как "событие, которое действительно имело место и которое историк счел нужным зафиксировать, искусственно изолировать и тем самым воспроизвести на основе объективных данных источников и своего личного опыта" (стр. 37). На первый взгляд П. Сальмон признает здесь тождество исторического факта и исторического события или по крайней мере наличие объективного содержания в конструируемом историком историческом факте как образе, адекватном событию прошлого. Однако последующие его рассуждения не оставляют сомнения в том, что его концепция исторического факта в общем выдержана в духе все той же "критической философии истории", согласно которой исторический факт является не более чем лишенной объективного содержания "конструкцией", создаваемой самим историком² . П. Сальмон почти буквально повторяет рассуждения А. -И. Марру, когда подчеркивает, что чем сложнее исторический факт, тем больше субъективного вносит историк в его реконструкцию, в результате которой факт все более становится "умственной конструкцией" исследователя. Так, по мнению П. Сальмона, битва под Марной - всего лишь созданное историком "абстрактное и удобное понятие", позволяющее выразить некоторое единство серии военных событий. Такой факт весьма далек от того, чтобы быть "абсолютным", так как он всегда связан с какими-то другими фактами и является "составным элементом какой-либо структуры" (стр. 38). Для П. Сальмона, таким образом, многообразий связей исторического факта оказывается непреодолимым препятствием на пути к "точному", "абсолютному" знанию прошлого.

В отличие от Ш. -В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса П. Сальмон дает весьма широкое определение понятию исторического документа. При этом он опирается главным образом на труды М. Блока, Л. Февра и Р. Маришаля. Как и они, П. Сальмон относит к числу исторических документов все, что было написано от руки или напечатано тем или иным способом, передано с помог щыо звука или изображения. Устная традиция, археологические и нумизматические данные и даже пейзаж, несущий след человеческой деятельности, - все это также "документы", которые могут и должны служить историку в целях познания прошлого. Наконец, сам историк может быть "непосредственным свидетелем" некоторых фактов. Поскольку исторический документ, с точки зрения П. Сальмона, это не только "зеркало исторической истины..., но и часто искажающее зеркало", задача исторической критики, преследующей цель "извлечь истину из собранных документов", состоит в том, чтобы установить различие между "документами намеренными", то есть такими, которые "корректировались людьми", сознательно ставившими своей целью передать информацию современникам или по-

² Ср., например, H. -I. Marrou. Le Metier d'historien. "L'Histoire et ses methodes", P, 1961, pp. 1495 - 1496.

стр. 190

томкам, и "документами ненамеренными", представляющими собой "следы", оставленные фактами, независимо от воли людей, которые принимали в них участие (например, греческая керамика). "Ко всем намеренным и ненамеренным документам, - считает П. Сальмон, - историк должен применить правила внешней критики и только к документам намеренным - правила внутренней критики" (стр. 39). Впрочем, как и Р. Маришаль, П. Сальмон признает условность указанного деления, подчеркивая, что "исторический документ почти всегда несет в себе свидетельства как намеренные, так и ненамеренные" (стр. 115).

П. Сальмон справедливо подчеркивает, что обилие различных документов, особенно по современной истории, обязывает историка хорошо знать технику их изучения, владеть различными приемами их обработки. В отличие от А. -И. Марру и других неоидеалистов он довольно высоко оценивает разработанные Ш. -В. Ланглуа и Ш. Сеньобосом приемы источниковедческой критики и часто ссылается на них в своей работе. Тем не менее, подробно останавливаясь на вопросах методики внешней и внутренней критики "текстовых" документов и высказывая в этом плане некоторые интересные и полезные для историка советы, П. Сальмон, однако, не вносит в разработку вопросов методики исследования ничего существенно нового.

В разделе, посвященном проблемам исторического синтеза, П. Сальмон пытается определить основные методологические принципы, применяемые историком в процессе группировки, интерпретации, объяснения и изложения исторических фактов. Он особо выделяет и подчеркивает фундаментальное значение принципа связи истории и современности. "Чтобы понять прошлое, - пишет П. Сальмон, - нужно знать настоящее" (стр. 120). Историк должен исходить из современной ему общественной жизни, "поддерживать постоянный контакт с настоящим". Однако исходя из настоящего, он не должен переносить его черты на прошлое. Изучая, например, индивидуальную и коллективную психологию людей прошлого, историк обязан помнить, что психологические отношения людей не остаются одинаковыми на протяжении веков, а постоянно изменяются. Нельзя поэтому впадать в "психологический анахронизм", приписывать историческим персонажам прошлого свою собственную манеру чувствовать и мыслить. Группируя исторические факты, историк обязан строго соблюдать также принцип точного размещения каждого факта во времени и пространстве. В процессе интерпретации установленных фактов историк вынужден в силу некоторых пробелов в создаваемой им картине прошлого часто прибегать к гипотезе, которая является, по мнению П. Сальмона, "необходимым элементом исторической реконструкции", требующим от историка "особой осторожности". Не ограничиваясь констатацией и описанием фактов, исследователь должен, наконец, "объяснить факты", то есть установить их причины и следствия.

Против этих требований самих по себе вряд ли стоит возражать. Однако неоидеалистическая интерпретация их П. Сальмоном приводит к тому, что они, по существу, лишаются объективного смысла. В самом деле уже сама процедура отбора и группировки исторических фактов изображается П. Сальмоном как сугубо произвольный акт историка, который, руководствуясь своей интуицией, "выделяет те факты, которые ему кажутся значительными и достойными стать "историческими", и устраняет те, которые, по его мнению, не заслуживают того, чтобы о них помнили" (стр. 36). Не видя, по существу, никаких объективных критериев выбора "главных" фактов, П. Сальмон считает, что "выбор этот будет очень субъективным и два историка будут считать главными разные факты" (стр. 129). Исходя из того, что "история неотделима от историка", П. Сальмон объявляет "всякую историческую реконструкцию" "сугубо личной", подчеркивая при этом, что "воображение историка является двигателем его исследования" (стр. 129).

П. Сальмон, как и неоидеалисты, пытается завуалировать явно субъективистский смысл своих высказываний. Он пишет, что "интерпретация фактов должна быть основана на строгой логике, сочетающейся с интуицией и реальностью", что историк должен изучать документы "без предвзятости, не поддаваясь влиянию философских, религиозных, политических и общественных идей". Он, наконец, должен избегать соблазна "морализировать", заявляя, что "кто-то прав, а кто-то виноват", так как подобное отношение ошибочно допускает существование "объективного критерия истины". "Идеальный историк, - пишет П. Сальмон, - остается беспартийным", хотя тут же поясняет, что "эта беспартийность не лише-

стр. 191

на субъективности, поскольку выбор фактов, который производит историк, и освещение, которое он им дает, всегда остаются функцией его личности и его общественной среды". Поэтому, напоминает П. Сальмон, "никогда не нужно забывать, что всякий исторический синтез остается по самой своей сути предварительным и предположительным" (стр. 141). Сущность концепции П. Сальмона достаточно полно выразил в предисловии к его книге А. Жанне: "История, с точки зрения Сальмона, является продуктом интеллекта историка, продуктом, который с необходимостью связан, с одной стороны, со всем тем, что остается от прошлого, а с другой стороны, со всем тем, что достигается человеческим опытом настоящего" (стр. 9). Таким образом, П. Сальмон, несмотря на отдельные оговорки и замечания, остается на позиции субъективно-идеалистического понимания функций историка-исследователя. Несостоятельность его идеологических установок лишает его возможности дать действительно научное решение фундаментальных проблем методологии исторической науки и тем самым еще раз подтверждает бесплодность так называемой "критической философии истории".

Постоянный адрес данной публикации: