Заглавие статьи | Не бытие определяет сознание в России |
Автор(ы) | Станислав Васильев |
Источник | Политический класс, № 6, Июнь 2008, C. 28-33 |
Кто и как сражается против "формулы национального успеха"
Данная публикация посвящена идее, изложенной мною в прошлом номере "Политического класса", в статье "Золотой век России", в комментарии к которой она была удачно названа Виталием Третьяковым "формулой национального успеха". В предлагаемом материале эта формула рассматривается с другой точки зрения.
В России неприменим принцип "бытие определяет сознание". За время царствования Николая II Россия достигла небывалого прежде уровня материального благосостояния. Жизнь в прямом смысле стала слаще - потребление сахара увеличилось с 25 миллионов пудов в 1894 году до 80 миллионов пудов в 1913 году; чая - с 40 миллионов килограммов в 1890 году до 75 миллионов килограммов в 1913 году - и так по всем показателям в экономике. Известный английский писатель Морис Беринг, проведший несколько лет в России и хорошо ее знавший, писал в 1914 году в своей книге "Основы России": "Не было, пожалуй, еще никогда такого периода, когда Россия более процветала бы материально, чем в настоящий момент, или когда огромное большинство народа имело, казалось бы, меньше оснований для недовольства. <...> У случайного наблюдателя могло бы явиться искушение воскликнуть: да чего же большего еще может желать русский народ". Причем Беринг отмечал, что недовольство распространено главным образом в интеллигентских кругах. "Подъем крестьянского благосостояния в связи с ростом земледельческой культуры и развитием кооперативной организации - вот те глубокие социальные сдвиги русской деревни, которые так обидно почти не заметила наша городская интеллигенция", - писал в том же году видный публицист, народник Илья Бунаков.
Следовательно, не реальная тяжесть жизни, а ее восприятие в сознании русского человека как несправедливой было главным источником недовольства и революций в России, провоцируемых интеллигенцией, СМИ и Думой. За всю дисгармонию, которая присуща биологической природе человека, за все неурядицы в личной жизни и трудовой деятельности вину несла власть -сама личность признавалась неответственной. Существовал глубокий разрыв между властью и большей частью образованного общества. "Целое столетие русская интеллигенция жила отрицанием и подрывала основы существования России", - считал Николай Бердяев.
Почему же так сложилось? Наиболее убедительный ответ дал еще накануне первой русской револю-
ции Василий Ключевский: "Любуясь, как реформа (крестьянская. - С. В.) преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу. Отвращение к труду, воспитанное крепостным правом в дворянстве и крестьянстве, надобно поставить в ряду важнейших факторов нашей новейшей истории. Торжеством этой настойчивой работы старины над новой жизнью было внесение в нравственный состав нашего общежития нового элемента - недовольства, и притом лукавого недовольства, в котором недовольный винил в своем настроении всех, кого угодно, кроме самого себя, сваливал грех уныния с больной головы на здоровую. Прежняя общественная апатия уступила место общему ропоту, вялая покорность судьбе сменилась злоязычным отрицанием существующего порядка без проблеска мысли о каком-либо новом. Недовольство обострялось чувством бессилия поправить положение, в создании которого все участвовали". Петр Столыпин признал, что Россия была "недовольна собой". Эта эпидемия недовольства, передавшаяся от интеллигенции народу, погубила традиционную Россию, на месте которой появилась совершенно другая - Советская Россия.
Падение коммунистического режима внесло коренное изменение в общественную жизнь и привело к небывалой ранее свободе личности и свободе слова, но менталитет нашего общества не изменился и духовный подъем быстро сменился прежней апатией и злоязычием. СМИ захлестнула чернуха, которая вызвала духовную депрессию и усугубила недовольство в обществе.
Основная беда нашей страны не в экономических трудностях, а в нравственной опустошенности, в нигилистической настроенности посткоммунистического общества. Россия далека от того идеала, на который на волне эйфории рассчитывало российское общество после падения коммунистического режима. Но по правде говоря, разве можно было рассчитывать на что-либо иное? Наивно полагать, что Россия, никогда не быв демократической страной, после 70 лет диктатуры могла сразу построить образцовое демократическое государство, на что другие страны тратили столетия.
Александр Солженицын писал: "Интеллигенция сумела раскачать Россию до космического взрыва, да не сумела управлять ее обломками. Потом, озираясь из эмиграции, сформулировала интеллигенция оправдание себе: оказался "народ -не такой", "народ обманул ожидания интеллигенции". <...> Однако незнанье - не оправданье! Не зная ни народа, ни собственных государственных сил, надо было десятижды остеречься непроверенно кликать его и себя в пустоту". Но нет, вот уже более ста лет интеллигенция не может "остеречься", не может предложить ничего более конструктивного, чем "принципиальную напряженную противопоставленность государству", хотя государство за это время несколько раз радикально менялось. Самодержавие, социализм, капитализм, диктатура, демократия - ничто не может успокоить душу русского интеллигента. Он неудовлетворен вообще всем существующим. У него за все отвечало самодержавие, потом советская власть, наконец, нынешняя власть. Сам он ни за что не отвечает - он безответственен.
Из такого простого подхода к сложным вопросам бытия вытекал и примитивный ответ - достаточно сменить власть, и все само собой произойдет: народ станет счастливым. А потому не надо задумываться над такими пустяками: созрело ли общество для утопических идей и как управлять государством, придя к власти. Не получилось! Свергнув царя, растерялись и проявили полную беспомощность. Один из лидеров Государственной Думы Василий Шульгин писал: "Мы могли под защитой ее же штыков говорить власти горькие и дерзкие слова. <...> Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи". Но когда в результате революции власть была им предоставлена, Дума превратилась, по свидетельству Шульгина, в "кучку людей, совершенно задавленных или вернее раздавленных тяжестью того, что на них свалилось". Не сумев управлять народной стихией, получили погубившую страну анархию, на смену которой пришла жестокая диктатура и ГУЛАГ, так как другие способы управления страной оказались не под силу. Очевидно, что весь политический спектр русской интеллигенции - от правых до левых радикалов - и в страшном сне не мог предположить, что борьба за "счастье народа" обернется трагедией народа - ГУЛАГом и миллионами загубленных жизней. Ничего более разумного большевики не смогли придумать, импровизируя на ходу с невиданным экспериментом построения коммунизма.
Известно, умный учится на чужих ошибках, другие - на своих, но наша интеллигенция не учится ни на исторических ошибках, ни на собственных. Особенность русской интеллигенции связана с отсутствием в России развитого среднего класса, как на Западе. Там прагматичный средний класс, обладающий деловой хваткой, поддерживает государственную власть как гарант его собственности, его бизнеса, порядка и спокойствия в стране. Русская интеллигенция не связана с бизнесом, с
материальным производством, всегда относилась к этому с высокомерием, предпочитая заниматься духовной стороной жизни, топтаться вокруг одних и тех же социально-политических идей, совершенно не заботясь об их практическом смысле, об их приемлемости, только растлевая и терзая душу народу. Образованность не обязательно делает человека более деловитым, более рациональным и прагматичным, чтобы строить и двигать вперед общественный порядок, сообразуясь с наличными средствами. Если бы жизнь строилась по умозрительным идеям, то лучше рая или коммунизма ничего и выдумывать бы не надо было. Но, как известно, благие намерения ведут в ад. Рай существует в ином мире. В реальной земной жизни построить идеальное государство никому не удалось. Известные учения, всем надоевшие "измы" не оправдались и выдохлись. Интеллигенция так и не научилась мыслить конкретно, предвидеть последствия своих деяний. В русском языке сложилась парадоксальная ситуация - казалось бы, синонимы "интеллигент" и "интеллигентный человек" стали у нас почти антонимами. Чехов - воплощение интеллигентного человека -неизменно давал в письмах отрицательную характеристику русскому интеллигенту: "Я не верю в нашу интеллигенцию - лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, не верю даже, когда она страдает и жалуется". И еще: "<...> лениво философствующая, холодная интеллигенция, которая не патриотична, уныла, бесцветна <...> которая брюзжит и охотно отрицает все, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать". При большом количестве интеллигентов сейчас удивительно мало интеллигентных людей, таких как ушедший от нас недавно Дмитрий Лихачев, для которого интеллигентные люди -это люди, "исполненные духа терпимости к чужим ценностям, уважения к другим, мягкие и ответственные за свои поступки".
В настоящее время, как и в начале прошлого века, экономика России развивается успешно, но это не помешало тогда разжечь в стране недовольство и революции. Нынешняя стабильность зиждется фактически на высоком авторитете одного человека, и мы не гарантированы от новых потрясений, так как духовное состояние посткоммунистического общества, его нравственность были опущены до уровня более низкого, чем в начале прошлого века. Как и тогда, сверлящее мозг сознание несправедливости жизни является основной причиной низкого уровня национального самоуважения, отсутствия гражданского отношения к своему государству. Пытаются убедить, что больное общество можно вылечить потоками критики, которая часто доходит до абсурда. Одновременно требуют снижения налогов и увеличения расходов из них на социальные нужды. Обвиняют власти в том, что они не борются с коррупцией, и ничтоже сумняшеся призывают не преследовать воров, так как, оказывается, в стране все воры и сажать тогда надо всех. Заявляют, что у нас послушный прокремлевский парламент, хотя во всех демократических странах парламент, создав правительство, естественно, является проправительственным и его эффективность вовсе не оценивается по степени грызни с правительством. Оскорбляют символ государства - гимн, принятый подавляющим большинством парламента, заявляя, что не учли мнение меньшинства, как будто у государства может быть несколько гимнов: для каждого из "меньшинств" - отдельный. Или в музыку Александрова надо было ввести музыкальные фрагменты Глинки?
Примеры такой лукавой беспардонной критики, только по недоразумению называемой свободой сло-
ва, можно приводить бесконечно. Безответственность СМИ истощила интерес общества к ним и привела к неожиданному результату -доверие к СМИ упало до уровня советского времени, когда СМИ были под прессингом жесткой цензуры. Более того, опросы общественного мнения показывают, что большая часть общества желает возвращения цензуры, что совсем еще недавно, после падения советской власти, невозможно было представить. Многие из тех, кто негодовал по поводу цензуры, уже считают, что такая безответственная свобода слова ничуть не лучше. Совсем как по Пушкину:
И мало горя мне, свободно ли печать Морочит олухов, иль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура. Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Знаменитый Ростропович, который в августе 1991 года пришел к Белому дому защищать демократию и свободу слова, пал жертвой разнузданности этой самой свободы слова и отказывался выступать на родине. А куда деваться простым гражданам, если президент страны - по мнению зарубежных СМИ, самый влиятельный человек в мире - обливается грязью в СМИ своей страны? То СМИ заполнены сообщениями о каких-то его миллиардах на заграничных счетах, то о том, что он бросил жену и ушел ко всем известной молодой красавице. При этом даже не делается ни малейших попыток привести факты, подтверждающие подобные фантастические бредни. Все это следствие полной безответственности СМИ, тех, кого Чехов назвал "измошенничавшимся душевно русским интеллигентом среднего пошиба". Такие категории, как совесть, честь и достоинство, - уже архаизмы. Для защиты чести и достоинства бесполезно обращаться в суд. Единственным способом защиты стало игнорирование грязи, чтобы не вымараться больше. Отмыться от клеветы практически невозможно. Даже справедливое решение суда с требованием опровержения никак не тянет на стиральный порошок, отмывающий грязь. После вынужденного, издевательского опровержения сквозь зубы пятна на репутации все равно остаются, а публичное, тенденциозное освещение судебного процесса наносит потерпевшему моральный ущерб, еще больший, чем сама клевета. Чему же удивляться, если такие дела заводятся крайне редко?.. Подобная безнаказанность только поощряет клеветников и неразборчивых журналистов без чести и достоинства.
Константин Победоносцев писал: "Мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости которых подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит, с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу".
Обычно СМИ оправдываются тем, что обличая лечат больное общество. Но тогда надо соблюдать принцип Гиппократа: "Не навреди". В результате революций тяготы возросли неизмеримо, но россияне их долго переносили ради идей светлого будущего, правда, оказавшихся утопическими. Для выздоровления посткоммунистического общества необходимо изжить нигилистическую настроенность общества, очистить сознание и душу от цинизма. Без национального самоуважения страна не сможет вновь стать великой державой.
Государственное строительство молодой Российской Федерации продолжается. Предпринимаются усилия по повышению эффективности государства, его конкурентоспособности на мировой арене. Ответственные политики-центристы отдают преимущество всесторонне продуманным, постепенным реформам, а не популистским, радикальным прожектам, которые сыплются и слева, и справа. Но постепенные реформы не так заметны и при нигилистической настроенности общества не так притягательны, как радикальные, которые обещают изменить все и вся, немедленно и сразу. Как и в начале XX века, раздаются голоса, что у нас нет демократии, что у нас выборная монархия, жесткая вертикаль власти, что надо изменить конституцию, и т.д. и т.п.
Конституция не может быть сборником отвлеченных схем свободы, равенства и братства, рассчитанным на абстрактное человечество. Она должна быть произведением политической мудрости, учитывающим исторический путь российского народа, его менталитет. Только в этом случае мы сможем создать благоустроенное государство и по-настоящему свободную личность в нем.
Бисмарк считал, что для каждого государства существует своя мера свободы, превышение которой быстро приводит через анархию к утрате всякой свободы, что и произошло в России в начале XX века, где интеллигенция не смогла управиться с взбаламученным ею народом, и страна скатилась к диктатуре большевиков. Сергей Булгаков писал: "Русская революция была интеллигентской. <...> Весь идейный багаж, все духовное оборудование вместе с передовыми борцами, застрельщиками, агитаторами, пропагандистами был дан революции интеллигенцией. <...> В этом смысле революция есть духовное детище интеллигенции, а следовательно, ее история есть исторический суд над этой интеллигенцией".
Левым и правым радикалам и экстремистам, коммунистам и либералам надо избавляться от революционной фразеологии. Поджигая бикфордов шнур, надо помнить, что у тебя на другом конце. Новых катаклизмов Россия не выдержит.
Мы вечно на пути к познанию истины. Надо только научиться извлекать уроки из истории, чтобы не повторять ошибок, не оказаться в который раз у разбитого корыта. История заменяет государству эксперимент, который всегда проводят на новом самолете, но не на целой стране. Прошлый опыт показывает, что у русского человека сознание определяет бытие, а не наоборот, и оно может подвигнуть его к безудержному разрушению - всего за сто лет четыре революции, включая август 1991 года. Или к колоссальному созиданию - за сто лет Россия дважды становилась самой динамично развивающейся страной. Первый раз это было в самом начале XX века, после проведения экономических реформ (финансовой, тарифной, таможенной, винной и др.) графом Витте. Второй раз это было в 30-е годы XX века, когда Сталин осуществил индустриализацию страны. Сейчас в третий раз у России появилась реальная возможность стать одной из первых в мировом глобальном соревновании за конкурентоспособность наций, имея огромную фору в несравнимых с другими государствами природных богатствах и надежду: раз это удавалось два раза, удастся и в третий. Необходимо только, чтобы интеллигенция наконец впряглась в эту гонку на выживание в условиях крайне жесткой конкуренции, внедряя в сознание народа уверенность в себе, оптимизм, все то, что ведет к подъему национального духа, энтузиазма и энергии общества. Нам предстоит дать ответ перед историей - сбережем мы Россию или нет.
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Украины |