Неправительственные организации (НПО) играют в настоящее время важнейшую роль в вопросах сохранения окружающей среды. Между туземным населением и разработчиками проектов, которые призваны заниматься развитием их земель, независимо от того, кого последние представляют - международные организации, государства или индустриальных партнеров, очень часто возникают конфликты. В таких обстоятельствах НПО могут действовать, распространяя среди широкого населения информацию и мобилизуя людей при угрозе окружающей природной среде. Изучение возникающих при этом проблем все еще находится в зародышевом состоянии (Smouts, 2001). Среди таких тем можно назвать сложность властных отношений в контексте глобализации, действия одной или более НПО, сравнение их операционных областей, властной динамики и рабочих сетей, которые они внедряют. Подход, принятый в этой статье, совершенно иной: а именно, речь идет об антропологии НПО как о новом социальном феномене. Сначала я рассматриваю теорию посредничества (медиации) и властных отношений между туземными обществами и НПО, затем - динамику колониализма, при этом особый упор делается на понимание субтильной природы взаимодействия между такими понятиями, как любовь, знания и защита Других. Имея в виду это, я воспользуюсь мыслями Роберта Пейна о посредничестве и Цветана Тодорова об "открытии Америки". Наконец, я проанализирую противоречия в идеях защитников окружающей среды США о дикой природе, на примере ситуации с борьбой против гидроэлектрического комплекса в Квебеке, которая развернулась в начале 1990-х гг.

Посреднические роли: босс, брокер или простой посредник?

НПО в целом, и инвайроменталистские организации в частности, занимают посредническую позицию, когда поддерживают борьбу коренных народов против проектов по развитию их территорий. В небольшой книге по Восточной Арктике, опубликованной в 1970-х гг., Роберт Пейн проанализировал различные посреднические роли "белых людей" в туземных обществах. Те категории агентов, которые он описал, сохраняют свое значение и могут помочь нам в понимании того, что поставлено на карту в современных условиях.

Обращаясь к миссионерам, а также администраторам, Пейн делает различия между боссами и брокерами. Босс имеет дело с клиентами, часто начинает с "бесплат-

Антрополог Мари Руэ работает во Французском национальном научно-исследовательском центре и является специалистом по отношениям между обществом и природой и местному (туземному) знанию. Ее нынешнее исследование сосредоточено на конфликте и диалоге между агентами, которые делят природную среду в своей практической деятельности и представительстве и, вместе с тем, имеют между собой мало общего. E-mail: roue@mnhn.fr

стр. 101

ных" подарков, которые накладывают обязательство на взаимность, расчищают дорогу для дальнейшего продвижения проекта, а также определяют те ценности или выгоды, которые затем внедряются в обиход. Босс, естественно, распределяет жалованье, инструктирует служащих или клиентов. Брокер, с другой стороны, сверх того, выступает в качестве посредника, хотя и влиятельного, и клиенты в этом процессе считают, что он действует заодно с подлинным боссом, тем, кто контролирует все преимущества. Брокер, который не манипулирует процессом для собственной выгоды и только исполняет функции передачи ценностей или выгод, может быть понижен в иерархии до "того, кто на побегушках" или же до "простого посредника".

Как показывает Пейн, индивид может сочетать роли, действуя как в качестве босса, на свой страх и риск, так и в качестве брокера по отношению к "белому" миру в целом. Эти две категории стали заметными в самом начале 1950-х гг. и доказали свою последовательность. В 1960-х гг. миссионер обычно управлял магазином и играл роль развивающего проекта для небольшой общины. Таким образом, помимо прочего, он выступал в качестве босса, но также обычно часть времени действовал в качестве брокера. Например, он мог выступать от лица правительства, которое не имело своего представительства в северных туземных общинах, действуя в качестве агента в широком спектре областей. Очевидно, такие множественные роли и функции расширяли миссионерскую сферу влияния и политическую власть в общинах, которые, в то время, представляли собой анклавы, отрезанные от внешнего мира.

Если в период с 1950-х вплоть до 1970-х гг. боссы появились на отдаленных территориях, населенных туземными племенами, и добавили к своему репертуару роль брокера, то с 1990-х гг. в ситуации наблюдается обратный поворот. Теперь НПО, и даже иногда "индианизированная", зависящая от государства бюрократия, действуют сначала как брокеры, представляющие западный мир, становясь боссами только применительно к своей брокерской деятельности. НПО объединяют проекты, стремятся найти для них финансирование, и, преследуя эти цели, как раз действуют в качестве посредников между фондодателями, активистами, государством, международными организациями, местным населением. Небольшие НПО работают также как зонтичные организации, которые часто имеют международный характер, отличаются большими размерами и потому могут использовать малые НПО для размещения своих задач и фондов.

С одной стороны, НПО представляют себя местному населению как посредника, который может помочь в продвижении вперед и удовлетворении их потребностей, призвав фондодателей. С другой стороны, они присваивают себе статус представителей местного населения - ответвления гражданского общества, наделенного гражданской властью. Чтобы понять всю сложность этой двойственной роли, а также присущих ей ограничений, необходимо обратиться к двум вопросам:

- могут ли НПО и другие группы граждан в действительности принимать на себя те роли, о которых они сигнализируют (и делают ли они это)?

- является ли самопрезентация, с точки зрения двух последовательных и лестных ролей - нового типа благотворительной душевности и легитимного держания корневой политической власти - подлинным отражением реальности (делают ли они в действительности что-либо еще, помимо того, что провозглашают)?

Первый вопрос - возможно ли, и легитимно ли это, - предлагать свои услуги одной стороне, одновременно представляя себя другой стороне как наделенного клиентом политической властью? - заслуживает более подробного обсуждения, особенно с этической точки зрения. Для наших настоящих целей стоит подчеркнуть, что неспособность понять восприятие другого - или даже понять тот факт, что оно может отличаться от нашего собственного - или, опять же, идея о том, что распространение нашей собственной идеологии всегда есть прогресс, - эти неверные посылки мешают НПО выступать подлинными интерпретаторами интересов коренных народов, подобно тому, как аналогичные искажения еще раньше мешали разработчикам развивающих проектов.

стр. 102

Новые посреднические НПО не стали ближе к подлинному знанию туземных народов и их социо-космическому мироощущению, по сравнению с их предшественниками. Будучи неспособными понять единичность другого - того, что делает их уникальными - НПО могут, в лучшем случае, учитывая, что они обладают истинно демократическими связями, консультировать коренные народы. Они могут обыгрывать и подстраивать, более или менее успешно, модные западные разработки, такие как устойчивое развитие, менеджмент соучастия и т. д., чтобы приспособить их к местному контексту с помощью своей аудитории. В худшем случае, они могут просто продать тот же самый старый проект в энный раз, лишь с небольшими изменениями, произведенными на компьютере для его употребления. Так обстоит дело, если даже не отрицать того, что, в лучшем случае и по меньшей мере, некоторые из этих "переводов" с Западного на язык местных концепций имеют ценность лишь до тех пор, пока они "внушают доверие". Они позволяют маргинальному населению, лишенному политической власти, хоть что-то приобрести и вступить во взаимодействие с центром и доминирующим обществом. Что важно здесь, так это то, что все формы посредничества, разработанные НПО, от неоколониальной узурпации до защитительной миссии, всегда предстают в виде своеобразной трансляции из одного мира, или одной представительской системы, в другую. Таким образом, самыми лучшими посредниками являются те, кто сохраняет понимание собственной роли как всего лишь транслятора, или переводчика, или того, кто пересекает границы, понимание того, что они никогда не станут совершенными представителями или даже полными членами того общества, от имени которого выступают.

Второй вопрос, а именно, о том, утопия ли это или обман - стремиться быть щедрым спонсором для одних и представителем низов для других - возвращает нас к куда более земным вопросам.

Во-первых, следует быть готовыми к риску того, что процесс выйдет из-под контроля, что нам, наравне с другими учеными, уже пришлось наблюдать в полевых условиях. В случае эрозии государства целые регионы или же производственные сектора, такие, как, например, лесной, отдаются иногда на откуп НПО, которые снимают напряжение с государства, не имеющего ни фондов, ни способности исполнять свою роль. Однако даже при самых благостных намерениях для мира, НПО не могут заменить собой государство, которое черпает свою легитимность из народного голосования или социальной организации общества, уходящего корнями в историю. Когда же НПО это делают, они выходят за пределы посреднической миссии и заступают на место находящейся в упадке легитимной власти, а это уже несколько иное дело.

Особенность той власти, которой располагают посредники и брокеры, состоит в том, что она делает посредничество возможным в принципе, но этих функций также можно добиться лишь через посредничество. В этом смысле мы имеем дело с циркулярным процессом, постольку, поскольку сначала необходимо убедить обоих партнеров в том, что кто-то может выступить в роли их доверенного рупора перед "боссами", или же в том, что кто-то действительно может претендовать на то, чтобы говорить от лица группы "бенефициариев", как говорят разработчики проектов. В то же время, через процесс посредничества как раз и приобретаются политическая власть и общественное доверие, и тогда НПО становится хорошим, предпочтительным партнером, и можно говорить о достижении успеха.

Таким образом, успешная НПО должна была бы убедить две социальные группы в том, что она просто выступает в качестве посредника, причем используя разные аргументы. Этот начальный успех открывает путь к брокерству и получению соответствующих бенефиций. Наконец, и это неизбежно, НПО играют роль босса. Немедленно возникает неопределенность: каким образом, в этой новой роли, может кто-то иметь искренние отношения с другими, теми, кто попал в зависимость? Как тогда можно различить, в попытке передать пожелания группы, которую кто-то представляет, что происходит при взаимодействия нанимателей и клиентов, угожда-

стр. 103

ющих хозяину, чтобы получить субсидии или вознаграждение, и что получается, когда граждане просто выступают за общее благо? В таком случае, не является ли сама идея "общего блага", при разности интересов, таким же заблуждением для туземных условий, как и в любых других обстоятельствах? Тендерная власть, власть возрастных групп, кланов и т. д. существует в туземных обществах, также, как и в других, несмотря на то, что об этом говорится в наивной руссониановской концепции других. Есть все основания, чтобы опасаться того, что предположительно общие интересы, или предположительно общее благо, фактически просто отражают интересы тех, кто доминирует в данном обществе, потому, что они принадлежат к доминирующему классу.

Более того, наряду с услугами, которые НПО оказывают определенным группам, они развивают свою собственную добрую волю и приобретают экспертные знания и специализацию, которая позволяет им конкурировать на рынке субсидий. Бренд НПО, имидж, который позволяет им существовать и развиваться, предстает, таким образом, в виде комбинации функций брокерства и патронажа, хотя при этом любой ценой поддерживается первоначальный образ щедрого и незаинтересованного посредника. Эта структурная проблема демонстрирует особые сложности в случае с инвайроменталистскими НПО, потому что, по определению, главная их забота не столько люди, с которыми они имеют дело, а естественная среда их обитания, которая часто воспринимается как дикая природа и нуждается в защите. Из этого противоречия возникает и непонимание и некоторая нечестность.

В Канадской Арктике и субарктике можно наблюдать другой парадокс. Вне сомнения, он имеет широкое распространение. В то время как западные НПО, работающие с туземной окружающей средой, имеют склонность преуменьшать свою роль в качестве боссов или брокеров, туземные организации делают прямо противоположное. Местное или образовательное отделение по делам индейцев, или же служба по трудовым ресурсам, представляющая государство в туземной деревне, подчеркивают свою патронажность. "Туземизация", особенно на ранних этапах, слишком часто подразумевает проведение разработанной где-то в другом месте политики, без каких-либо возможностей приспособить ее к местным нуждам, просто через наделение туземного населения ответственностью и переименование существующих служб. Однако ни туземный персонал, ни государство не могут согласиться с тем, что политика туземизации менее радикальна, чем это кажется на первый взгляд: власть коренных народов зависит от того факта, что возможность принятия решений по-прежнему, по практическим соображениям, находится в руках государства. Хотя местные управления и находятся часто в совершенно подчиненном положении, они совершенно не заинтересованы в том, чтобы цинично сигналить о том, что у них нет автономии.

С точки зрения социологической перспективы кажется необходимым идентифицировать как раз то, что в действительности делают посредники - посредничество, брокерство и/или патронаж - но также и то, когда они этим занимаются: осуществляются ли эти роли последовательно или одновременно?

Далее, если следовать за Бурдье, важно увидеть, что на самом деле совершается, а не просто то, о чем говорят. В таких сложных ситуациях, в дополнение к необходимости учитывать весь комплекс и всю важность разных ролей, решающее значение имеет также оценка того, в чем состоит продвигаемый агентами интерес.

Выбор завоевателя: любить без знания или знать без любви?

Чтобы пролить свет на современные постколониальные отношения, я нашла полезным воспользоваться исследованием, которое раскрывает структуру колониальных отношений в период "покорения" Америки. Начав с антропологии покорения Мексики, Цветан Тодоров перешел к анализу представлений о себе и других, которые преобладали среди западных коло-

стр. 104

низаторов. Неудивительно, что испанское общество 16 в. не имело одного общего представления: в то время возникали различные восприятия, которые по-прежнему можно проследить до сегодняшних дискуссий по вопросам туземных народов. В 1519 г. Кортес вступил на мексиканский берег. К началу 1550-х гг. экстремальное насилие покорения Мексики, в ходе которого конквистадоры убивали и обращали в рабство туземных жителей, привело к возникновению поразительного спора в Вальядолиде между сторонниками равенства и неравенства. Сепульведа, эрудированный философ, который являлся проводником идеи о неполноценности индейцев, приводил в пользу своих взглядов аргументы из иерархической концепции социальных отношений, восходившей к Аристотелю и его Политике. Епископ Лас Касас из Чьяпаса отстаивал эгалитарную идею: "Естественные законы, и правила, и права человека сходны во всех нациях, христианских и языческих, не зависимо от секты, законов, состояния, цвета кожи, условий жизни, - без различий" (Todorov, 1982).

Лас Касас был не одинок в утверждении этих принципов: папская Булла 1537 г. уже подтвердила равенство всех перед законом. Тем не менее, Тодоров подталкивает нас к тому, чтобы развернуть эту дискуссию в соответствующем культурном контексте. Эгалитаризм Лас Касаса, хотя и щедрый в своих проявлениях, не основывался на уважении к разности людей. В его представлении, все люди могли и должны были стать христианами. Отсюда он искал в индейцах христианские черты, не понимая их самобытности, наподобие мольеровского месье Журдэна, который изъяснялся прозой и делал это совершенно неумышленно. Он учил их быть покорными, ласковыми и порядочными, "совсем без злого умысла". Описание индейцев их защитниками, таким образом, не более точное и подлинное, чем то, какое дают им их враги. Эти восприятия отлично дополняют друг друга. Никоим образом, нигде не содержится ссылок на своеобразную культуру, что могло бы способствовать пониманию и легитимизации различий и сходных черт. Постольку, поскольку христианство для Лас Касаса представляло собой истину универсальной силы, он неизбежно соглашался с необходимостью колонизации, требуя, однако, чтобы она проводилась совершенно по-другому. Будучи противником рабства, он был бы готов одобрить менее кровавую, и, возможно, более действенную, форму колонизации.

Парадоксально, но как Кортес, так и Лас Касас, - оба могут называться колонизаторами. Как мы можем проанализировать сходные черты и различия в поведении и убеждениях этих двух современников? Вместе с Тодоровым (1982) мы можем выделить три уровня анализа:

- аксиологический уровень (логической аксиомы или саморазумеющийся) - уровень ценностных суждений (другой равен мне или ниже меня, я люблю его или не люблю);

- уровень практической логики (праксеологический) - уровень принятия различий (идентифицировать или ассимилировать себя с другим);

- и, наконец, эпистемологический уровень, который в данном случае подразумевает знание другого.

В довольно грубой картине, которую он доносил своей пастве, епископ Лас Касас просто выступал защитником индейцев, был "на их стороне", в отличие от Кортеса-завоевателя. В действительности, всестороннний анализ обнаруживает куда более тонкие нюансы и заключения, которые противоречат самой сути здравого смысла:

1. Лас Касас любил индейцев больше Кортеса¹.

2. Оба соглашались с ассимиляцией².

3. Лас Касас имел об индейцах знаний меньше, чем Кортес.

Эти соображения об истоках американской колонизации можно весьма успешно приложить к современной ситуации покорения. Как отмечает Тодоров, знание не предполагает любви, и наоборот. Три уровня, приведенных выше, совершенно независимы друг от друга. Мы могли бы прекрасно заменить американских инвайроменталистов на епископа Лас Касаса: также, как и он, они любят индейцев, но не знают их, как я и постараюсь показать далее в этой статье. Вполне заслуженно "можно уподобить Квебекского премьер-

стр. 105

министра Роберта Бурасса, который "развивал" Джеймс Бей через национальный общественный гидроэлектрический проект Гидро Квебек, Кортесу. Действительно, оба - покорители. В представлении Бурасса индейцы слишком немногочисленны для того, чтобы принимать их в расчет, когда речь идет об общеквебекском утилитарном интересе. Их малочисленность позволяла их игнорировать, в то же время защитники окружающей среды приняли сторону коренных народов, потому что желали защитить реки и естественную среду их обитания. Туземные обитатели региона узнали о начале работ из средств массовой информации: правительство Бурасса не посчитало, что их вообще стоит информировать. Квебекский апелляционный суд, оказавшись в ловушке логики прогресса и развития регионов, считавшихся более или менее малонаселенными, всего за несколько дней в ноябре 1973 г. опроверг вынесенное судьей Малуфом постановление в пользу индейцев Кри, которые требовали предварительного судебного приказа, предусматривавшего немедленное приостановление строительных работ. Суд ссылался на верховенство интересов большинства (Feit, 1982; Richardson, 1975).

А кто сегодня знает о коренных народах? Не Бурасса, для которого само их присутствие на территории оказалось не замеченным. Он представил Северный Квебек как огромную, почти пустую территорию, которая вопиет о развитии (Bourassa, 1973, 1985). Американские защитники окружающей среды, бросившие вызов гидроэлектрическим проектам развития Арктики и субарктических районов, в этом отношении не так уж и отличались от своих оппонентов. Мое утверждение сводится к тому, что, в отличие от предшествующего периода, никто, похоже, не чувствует потребности понять индейцев сегодняшнего дня - не защищать их и не покорять, а понять. Что мы можем узнать об отношениях с другими из этого сравнения, которое указывает на неспособность современных социальных действующих субъектов понимать сущность других, и которые, как я постараюсь показать, относят ее к силе представлений, погребенных в коллективном бессознательном? Для того, чтобы сформулировать некоторую гипотезу, нам потребуется выяснить, рассмотрев представления инвайроменталистов США, борющихся против плотин, как и почему им не удается понять туземные народы.

Амбивалентность концепций защитников окружающей среды США: тема дикой природы в борьбе против плотин

Я сошлюсь здесь на важность библейского языка в дискурсе защитников окружающей среды, которые боролись в 1990-е гг. против строительства плотин в регионе Джеймс Бей в субарктическом Квебеке. В самом сердце инвайроменталистского движения лежит чрезвычайно сложный образ природной дикой первозданности³, исторически возникший из представлений о дикой и опасной природе, которую надо укротить - в начале колонизации, и о природе, которую надо беречь и защищать против ущерба, причиняемого людьми - после получения независимости.

Библейское слово "пустыня" на английский переводится как "дикое пространство"; это фундаментальная символическая концепция, которая встречается в Ветхом Завете не менее 245 раз (Nash, 1982). Далекое от того, чтобы обозначать всего лишь противоположность небесам, понятие дикой пустыни содержит три обязательных характерных черты, которые находятся в самом сердце американской идеи о природе:

- это убежище для тех, кто стремится спастись от греховности человеческого общества;

- это место, где человек может найти свой путь, где он может обрести себя, познав Бога;

- и, наконец, это место, где Избранный Народ проходит очищение и готовится к Земле Обетованной.

В самый ранний период колонизации американская природа воспринималась как опасное, несущее зло пространство. Постепенно, однако, это понимание усложнялось. Как и во времена Моисея, ди-

стр. 106

кая пустыня становилась, вместе с тем, местом, где можно было укрыться и обрести спасение тем, кто бежал из общества разложения (Египет, старая Европа), убежищем, обещавшим лучшее будущее.

Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что с такими истоками дело защиты - или же спасения - природы приобретало эсхатологические тона, все в большей степени занимая пространство, которое оставалось свободным вследствие упадка религиозных и политических утопий. Левацкий либертаризм второй половины 1960-х гг. и бесчисленные партии и политические движения, борющиеся за лучшее будущее, испарились уже к 1980-м гг. Падение коммунистического блока привело также к видимому исчезновению, или же переработке для вторичного употребления, если выражаться языком Зеленых, определенной формы политического дискурса. Разочарование в левых утопиях более эгалитарного мира уступило место новой универсалистской риторике: проходящие обновление капиталисты, реформирующиеся инвайроменталисты, радикалы от Глубокой Экологии - все говорят теперь на общем языке, на котором, будучи равными уже не перед Богом, а перед угрозами, стоящими перед Землей, они предлагают видение другого будущего, иными словами, новую утопию.

Смысл дикой пустыни, или дикой природы, сохраняет свое значение. Например, журнал активистов, который издают американские защитники дела индейцев Кри, в 1990 г. выходил под общим баннером "Спасите Джеймс Бей. Остановите Гидро Квебек"⁴. Гидро Квебек является провинциальным электроэнергетическим государственным проектом в Квебеке, и в ходе его реализации предполагалось возведение мега-плотин на территории обитания индейцев Кри и Иннуитов. Первые же материалы в журнале, критиковавшие вторую фазу строительства гидроэлектрического проекта на реке Грейт Вейл (Больших Китов), цитировали Инука из Кууджу-

стр. 107

арапика (такое название на языке инуков носит община, известная в английском языке как Великие Киты, на языке Кри - Вапмагустуи): "Гидро Квебек называет это дикой пустыней. Но для нас это рай". Далее следует комментарий журналиста, активиста движения за охрану окружающей среды: "Территория Джеймс Бей - это рай не только для обитающих там людей, но для всего богатого разнообразия проявлений жизни Северного Квебека. Защитники Джеймс Бей не нуждаются в других аргументах в поддержку дела спасения этой безмолвной и аскетично прекрасной земли. Реки Джеймс Бей должны быть спасены просто потому, что они - часть естественной, дикой и свободной природы. Дикая природа должна быть спасена просто потому, что она есть дикая природа".

Это очень показательный текст. Он заслуживает тщательного прочтения, потому что превосходно отражает общую двойственность мышления защитников окружающей среды, и особенно их амбивалентность в отношении коренных, туземных народов. Их задача в том, чтобы защитить природу. Между тем, проблема заключается в том, что в Джеймс Бей присутствуют его эмблематичные жители, Иннуиты и Кри, с которыми вместе защитники окружающей среды боролись против гидроэлектрических проектов развития. Для защитников окружающей среды, о чем они совершенно ясно дают понять, главная цель, цель номер один - это природа. Не просто природа, а природа в трактовке Соединенных Штатов, т.е, как нечто, представляющее собой ненаселенное дикое пространство. Это понимание резко контрастирует с идеей территории, освоение которой осуществляет группа в социальном контексте. Она имеет отношение к обширным пространствам девственной пустыни, где путешественник может выразить, в уединенном общении с Богом, священный трепет при виде того, что только и может восприниматься как Божие Творение. Когда автор этого текста цитирует утверждение о том, что не требуется иных аргументов для оправдания преданности всех защитников Джеймс Бей, кроме как аскетичности красоты самой земли, это воспринимается так, как если бы сожаление было о том, что место не есть пустыня в действительности.

Далее автор упомянутой статьи чувствует потребность развить свою мысль. Воспринимаемая в самом начале этого отрывка двойственность (дикая природа ценна "не только из-за своих человеческих обитателей") оборачивается недоверием и страхом. "Даже если бы на территории Джеймс Бей вовсе не проживало бы людей, и никто не посещал бы это отдаленное место, большую часть года покрытое льдом, мы должны были бы защитить его от войны, объявленной против Земли господствующей культурой".

Журналист вновь прибегает к использованию образа "пустыни" (wasteland), которому отдают предпочтение в Гидро Квебеке, и отвергнутому тем самым Инуком, чьи слова были процитированы в самом начале статьи. Похоже, совсем несознательно, автор противоречит своему информационному источнику и одобряет компонент (название) из языка разработчиков проекта. Автор и другие защитники Джеймс Бей толкуют свою преданность как долг, отдаваемый природному миру, биоразнообразию, реке; далее становится понятно, что, вне всякого сомнения, эта приверженность была бы точно такой же, если бы в этом районе не обитали люди. Как же наивно выглядит это неосознанное признание, которое дает представление о том, насколько сильнее была бы преданность активистов своей идее, если бы можно было избежать подобной дилеммы! В остальной статье постоянно содержится ссылка на Джеймс Бей на языке понятий, ("аскетичная красота"), порожденных противоречивым желанием уйти от враждебности с признаками страха ("Даже если бы мы никогда не посещали этот отдаленный край, который находится в снегах большую часть года"). Действительно, защитники окружающей среды из США оказываются в ловушке самой дефиниции дикой природы, которой они поклоняются. Стоит обратиться к дефиниции, которая содержится в Акте о Дикой природе 1964 (Wilderness Act), вдохновляющем всю школу защитников окружающей среды, - к тому понятию, которое породило, помимо всего прочего, институт Национальных

стр. 108

парков: "В противоположность пространствам, в которых доминирует человек и его труд, этот документ оперирует понятием (дикая природа) пространства, в котором земля и ее обитатели не обременены самим человеком, в котором сам человек некто иной, как преходящий гость".

Как видно из религиозного второстепенного выражения "человек и его труды", в котором можно расслышать аналогию с сатаной и его трудами - не только по объективным причинам человеческое присутствие в природе, такой, как дикая пустыня, терпимо лишь на условиях краткого пребывания. Весь выбор словарных выражений в статье, проанализированный здесь, носит полурелигиозные тона, с намеком на крестовые походы, или, что более вероятно для англо-саксонско-протестантского контекста, на миссию ("мы должны спасти ее от войны", "дикая пустыня должна быть спасена просто потому, что это есть дикая пустыня").

Каким же образом защитник коренных народов, автор передовой статьи в пропагандистском журнале, поднимающем проблему борьбы индейцев против развития гидроэнергетики на их территории, заканчивает тем, что, пусть и неумышленно, адаптирует свой язык к языку противников из противоположного лагеря, разработчиков, которые видят там всего лишь дикую необитаемую пустыню? Фактически, все эти социальные группы, разработчики, также как и защитники природы, опираются на устоявшиеся образы. Они страдают от вневременного характера этих образов, или, скорее, от того факта, что история неохотно укладывается в некие прямолинейные схемы, которые так легко постигаются и распространяются. Две группы противостоят друг другу в связи с требованием трансформировать или сохранить дикую пустыню. Разработчики проекта, занятые преобразованием свободно текущих рек в плотины для производства электричества, выступают прямыми наследниками ранних пионеров-завоевателей. Не есть ли Джеймс Бей последний "фронтьер", где дикая природа и дикари готовы для освоения и подлежат освоению? Те же, кто ставит целью защитить последние рубежи девственной природы, более современны, так как выступают наследниками второго периода американской истории, а именно, независимости. Тем не менее, они продолжают думать о природе без ее естественных обитателей - видение, уходящее в историю времен завоевания.

Мы являемся свидетелями того, как образы, проделавшие долгую историческую эволюцию, приобретают с веками разные ценностные характеристики, которые последовательно не отменяют друг друга. Напротив, они соприкасаются, даже когда оригинальный и более поздний образы трансформируются практически в свою противоположность. Парадоксально, но группы, борющиеся сегодня на политической сцене, разработчики (дивелоперы) и инвайроменталисты, являются носителями разных ценностей идеи дикой природы и, неумышленно, пользуются общими понятиями, почерпнутыми из одного культурного наследия. С момента завоевания Америки и борьбы пионеров с природой и индейцами, которых тогда считали ее частью, через признание за дикой природой символа богатства и идентичности американской нации, теперь мы достигли такого периода, когда проблема состоит в том, чтобы защитить последние великие "естественные" пространства. Сторонники развивающих проектов, тем не менее, по-прежнему стремятся культивировать водные пути во имя блага всего человечества. Они думают о Великом Севере так же, как пионеры думали о дикой природе как о буквальной пустыне, которую надо приспособить к использованию во благо. Эту традиционную концепцию дикой природы, последними представителями которой они сегодня выступают, в духе современной идеология они дополняют идеей о производстве чистой, возобновляемой, не загрязняющей среды энергии. Таким образом, их, хотя бы внешне, объединяет с защитниками окружающей среды общая забота об устойчивом развитии. Последние, думающие о дикой природе в более позднем смысле этого слова, оказываются в ловушке логических противоречий, когда пытаются поддержать индейцев и Иннуитов. Коренные обитатели земель предстают в романтическом виде лишь тогда, ко-

стр. 109

гда практически исчезают, или же остается их единственный представитель (например, последний из могикан). С другой стороны, выступать совместно с коренными народами более затруднительно. В такой момент все призраки прошлого поднимаются из небытия и становятся участниками дискурса, вызывая воспоминания об этих пустынных и негостеприимных землях, таких, какими их когда-то постигали пионеры, а теперь - Гидро Квебек.

Заключение

В свете проведенного нами анализа, становится возможным дать более точные ответы на поднятые вопросы. Когда НПО претендуют на то, чтобы играть двойственную роль медиатора-посредника и щедрого донора в отношении коренных народов, а с другой стороны, выразителя их законных интересов перед западным обществом, это что - утопия или обман? Когда американские защитники окружающей среды, пойманные в ловушку своих собственных образов, стараются защитить территорию коренных народов Джеймс Бей от гидроэлектрических мегапроектов, они, без вопросов, пребывают в царстве утопии. Идея о дикой природе, которая настолько центральна для защитников окружающей среды, что, в конечном счете, становится идеей о природе без человека, несовместима с идеей, которая приобретает все более важное значение для экологии ландшафта, - идеей о том, что территория неотъемлемо связана с народом, ее занимающим и образующим. Инвайроменталисты уже давно думают о том, что они должны сделать выбор в пользу защиты природы от угрозы со стороны человеческого общества. Они более не могут избежать фундаментального анализа противоречивости тех концепций, которые они унаследовали из ушедшего в прошлое периода истории.

Мы также задавались вопросом о том, каким образом проанализировать позицию защитников туземных интересов, подхваченную сегодняшними инвайроменталистами, с точки зрения различий между аксиологическим уровнем и уровнями практической логики и эпистемологии. На примере, который мы рассмотрели в данной статье, мы убедились в том, что защитники окружающей среды "любят" индейцев Кри, но не знают и не признают их. Здесь все решается на уровне практической логики, на уровне принятия различий, или же желанием ассимиляции, который формирует властные отношения между глобальным обществом и коренными народами сегодня. Не содержит ли неспособность Запада принять такой подход, который бы отличался от христианского отлучения природы от человечества, риск оказаться в ловушке вечного маятника между любовью к человечеству и любовью к природе? Словосочетание "окружающая среда", которое помещает природу "вокруг" человечества, затрудняет саму мысль об их сосуществовании. Раз современная экология согласна выйти за пределы модели парка, предпосылкой которой служит изгнание местного населения, возникает, вне всякого сомнения, необходимость разработать более холистическую концепцию взаимоотношений между обществами и природой.

Примечания

¹ По крайней мере, как указывает Тодоров (1982, p. 310), Лас Касас в конце своей жизни сумел все же обратиться к логической аксиоме, которая базировалась на релятивизме и перспективизме, что позволило ему полюбить индейцев и проникнуться к ним уважением, скорее на их условиях, чем на его: полюбить их нейтрально, со слов Бартеса и Бланшота. Его исходная позиция, в начале этого взаимодействия, отличалась гораздо большей противоречивостью.

² Здесь снова позиция Лас Касаса существенно переменилась. В конце жизни его утопизм возрос настолько, что он пришел к оправданию человеческих жертвоприношений на основании того, что для индейцев их Бог

стр. 110

был истинным. Такой перспективизм, основанный на потребности подтвердить равенство всех человеческих созданий, вероятно, можно рассматривать в качестве отправной точки для релятивизма.

³ Более подробный анализ этой концепции и ее важность для движения в защиту окружающей среды рассматривается в работе Руэ, которая готовится к публикации.

⁴ Несколько влиятельных Североамериканских НПО, таких как Audubon Society и Sierra Club сыграли важную роль в борьбе против плотин в Джеймс Бей. Инвайроменталистское движение США в 1990-е поэтапно преобразовалось в сетевую организацию. Например, рабочая сеть Джеймс Бей Нью-Йорка в списке своих подписантов в 1993 г. числит следующие организации: Общество Аудюбон, Коалиция за права и выживание коренных народов, Гринпис, Чистые воды р. Гудзон, Сетевая организация за действия в Джеймс Бей, Совет по защите природных ресурсов, Северная сеть Джеймс Бей, Протект Инк., Консервационная ассоциация Рокланд Каунти, и Коалиция "Студенты за действия в защиту окружающей среды".

Библиография

Bourassa R. La Baie lames. Montreal: Editions du Jour, 1973.

Bourassa R. Power from the North. Scarborough, Ontario: Prentice-Hall, 1985.

Felt H. The future of hunters within nation states: Anthropology and the James Bay Cree // Politics and History in Band Societies / Eds Leacock E. B., Lee R. B. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1982.

Nash R. Wilderness and the American Mind. 3rd edition. New Haven: Yale Univ. Press, 1982.

Patrons and Brokers in the East Arctic / Ed. Paine R. St John's: Institute of Social and Economic Research, Memorial Univ. of Newfoundland, 1971.

Roue M. Le desert, le wilderness et la foret. Ethique protestante et naissance de l'ecologisme", // La crise environnementale / Eds Beck C, Luginbuhl Y. (forthcoming).

Richardson B. Strangers Devour the Land - The Cree Hunters of the lames Bay Area versus Premier Bourassa and the lames Bay Development Corporation. Toronto: Macmillan, 1975.

Smouts M. -C. Forets tropicales, jungle intemationale. Les revers d'une ecopolitique mondiale. P.: Presses de Sciences Po, 2001.

Todorov T. La conquete de l'Amerique. La question de l'autre. P.: Editions du Seuil, 1982.

Публикатор:

Постоянная ссылка для научных работ (для цитирования):

Комментарии: