Факт применения наёмного труда в древней Руси вполне установлен советскими историками. Разногласия возникают лишь при определении характера и значения найма. Большинство исследователей приходит к общему выводу о необходимости учитывать специфику найма в феодальном обществе и не рассматривать его как наём, присущий капиталистическому строю1 . При этом исследователи отмечают, что характер найма не оставался одинаковым на протяжении веков и что древнерусское право, отражая изменения во взаимоотношениях между хозяином и работником, начинало "выделять право на пользование трудом наймита от права на его личность"2 .
В Уложении 1649 г. наряду со многими статьями, определяющими условия работы по наёмным кабалам, по служилым кабалам, по житейским записям, имеется статья, предусматривающая возможность вольного найма: "...а будет чьи крестьяне и бобыли учнут наймоватися в работу и тем крестьянам и бобылем у всяких чинов людей наймоватся в работу по записям и без записей повольно... и как от них те наймиты отработаются и им отпущать их от себя без всякого задержания"3 . Без сомнения, эти новые черты в характере найма наиболее ярко проявлялись в условиях, когда хозяин был лишён возможности обратить своё положение нанимателя в положение господина. В связи с этим интересно выявить случаи применения наёмного труда в крестьянском хозяйстве.
Исследователи занимались почти исключительно изучением наёмного труда в хозяйстве феодалов, светских и церковных, или в городе. Так, в плане большой монографии "Русский рынок XVI - начала XVII в." покойный С. В. Бахрушин наметил только два пункта о наёмном труде: "наемный труд в ремесле" и "наемный труд в монастырском хозяйстве"4 . Мне же представляется интересным привести факты, характеризующие применение наёмного труда в крестьянском хозяйстве. Они почерпнуты из архива Кирилло-Белозерского и Ферапонтова монастырей и Вологодского архиерейского дома5 . Необходимо иметь в виду особенности используемых источников. Крестьянские челобитные, обращенные к монастырю, явки, всевозможные "сказки", тяжбы крестьян между собой - всё это сохранилось в отрывках и, конечно, не даёт широкой цельной картины крестьянского
1 Б. Д. Греков. Киевская Русь. М. 1948, стр. 188. А. М. Панкратова. Наймиты на Руси в XVII в. Сборник статей "Академику Борису Дмитриевичу Грекову ко дню семидесятилетия". Изд-во АН СССР. 1952, стр. 200 - 201.
2 А. М. Панкратова. Указ. соч., стр. 200.
3 Гл. II, ст. 32.
4 С. В. Бахрушин. Научные труды. Т. 1. М. 1952, стр. 237 - 239.
5 Государственный Исторический музей. Отдел письменных источников (ОПИ), ф. 61.
хозяйства. Тем не менее некоторые детали, содержащиеся в этих документах, позволяют представить, как применялся наёмный труд з северной русской деревне.
Особенности социально-экономического развития севера (сохранение черносошного крестьянства, значительное втягивание деревни в товарно-денежные отношения, отсутствие поместного землевладения) обусловили рост имущественной дифференциации крестьянства на севере в XVI - XVII вв., который отмечают исследователи6 . В хозяйстве крепких, зажиточных крестьян и находил применение наёмный труд.
К найму прибегали во время полевых работ, например, во время сенокоса. Так, в 1619 г. при разборе дела о захвате помещиком Иваном Данутиным пустоши у монастырского крестьянина выяснилось, что этот крестьянин, по имени Вторыня, за пустошь платил оброк и "косцов наймовал и поил и кормил"7 . В 1681 г. крестьянин домовой архиепископской вотчины Кузьма Макаров в своей жалобе на архиепископского сына боярского ссылался на свидетелей, "на Пантелея да на Ивана Матвеевых детей, они у меня в то время работали и навоз носили". В 1687 г. бобыль села Семёновского Кирилло-Белозерского монастыря, привлечённый по делу о драке, рассказывал, что пришёл в село Санниково за 80 вёрст от своего села "покормитца работой". Так как дело происходило в июле, то вполне можно предположить, что речь шла о сельскохозяйственных работах8 .
В документах также встречаются указания на наём "казаков", которые выполняли различные работы по хозяйству. В 1681 г. крестьянин Кирилло-Белозерского монастыря Тимофей нанял на треть года в "казаки" "всякую работу крестьянскую делать" крестьянина Тимошку. В 90-х годах XVII в. крестьянка села Городища Кирилло-Белозерского монастыря вдова Ириница подавала челобитную на своих соседей, обвинявших её в связи "с казаком, который у меня в наймитах был"9 .
Довольно часто встречаются указания па использование наёмного труда в извозных работах. Так, в 1656 г. крестьяне Ферапонтова монастыря должны были собрать рожь и "проводить запас в Смоленеск" на своих лошадях, по 4 лошади с выти. При этом среди крестьянства были "охочие люди, хотели запас проводить, а взять хотели с выти по 2 руб.". В 1680 г. крестьянин государева дворцового села Мологино в Старицком уезде "ездил в Осташков наймоватца в извоз". В 1678 г. крестьянин Кирилло-Белозерского монастыря Ермишка "ездил к Вологде под наймом у Каргопольца". В 90-х годах XVII в. крестьяне архиепископских вотчин наняли с 33 дворов работника возить запас "на Воронеж с лошадью"10 . Своеобразным видом работы по найму было выполнение крестьянами общественных функций в местных выборных учреждениях. Так, в 1693 г. сельский поп Иван жаловался на своего дьякона Фёдора, который нанялся у мирских людей "писать земские дела" и из-за "совместительства" пренебрегал своей основной работой: "...его попа Ивана оставляет одного вечерни и заутрени служить". Во второй половине XVII в. (при архимандрите Никите) крестьяне Запогостской волости деревни Освинцы наняли крестьянина Ивашку Тарасова в "соцкие", а "ряжено было, куда ни подешь, по алтыну на день для ради государева дела, и в те годы четыре пути ходил к Белозеру". В 1678 г. поп Иван со старостой Иваном и с выборными крестьянами показывал, что "в 184 г, наймовали Ярофея в с. Чернецкое с отписями к сыщику"11 .
Своеобразный случай найма в зятья встретился в одном судебном деле 1658 - 1670 годов. В 1658 г. крестьянин Усть-Вымской вотчины Вологодского архиерейского дома Федот Еремеев выдал замуж за Тимофея свою дочь Пелагею; с зятем Тимофеем он заключил письменное соглашение, которое, позволяет расценивать отношения между зятем и тестем не только как хозяйственную сделку, но и как наём Тимофея в дом Федота Еремеева. Тимофей получил за Пелагеей деревню, двор, скот и всё имущество; сам принёс 8 руб. денег, шубу и зипун стоимостью в 1 руб., всякой мелочи, рубах и порток на 1 руб., корову и 3 овец. В сговоре было записано: "...жить за един человек, пить и есть вместе, и платье носить с одново". Эта часть соглашения даёт основание говорить только о хозяйственной сделке, но дальше идут условия, которые характеризуют этот брак, как наём зятя тестем: если Тимофей уйдёт от Федота, то не получит ничего из своего имущества, но если Федот откажет Тимофею, то он обязан дать за дочерью треть деревни, возвратить тимофеево имущество и кроме того заплатить Тимофею "найму по рублю на год". В завещании, написанном в 1662 г., Федот Еремеев снова говорит о Тимофее, как о нанятом человеке: "да зятю моему Тимофею Петрову сыну взять по сей духовной зажилого своего ряженого найму за работу, по государеву указу, по Соборному Уложению, за 4 года, на год по 5 рублев". Интересно, что когда после смерти Федота его племянник Степан Еремеев подал челобитную о своём праве на одну треть деревни и когда началось длинное судебное дело, то судились между собой вдова Федота Аграфена, её дочь Пелагея, с одной стороны, и Степан Еремеев - с другой. Тимофей же, хотя он был жив в это время и, судя по косвенным данным, находился в добрых отношениях с женой и тёщей, никакого участия в тяжбе не принимал. Интересна также и формулировка наказной памяти вологодского архиепископа, которой в 1673 г. окончилась тяжба: "по челобитной вдове Аграфене для её вдовства, а дочери
6 А. М. Панкратова. Указ. соч., стр. 201.
7 Государственный Исторический музей. ОПИ, ф. 61, д. 70, л. 100.
8 Там же, д. 60, лл. 1 - 2; д. 106, л. 83.
9 Там же, д. 73, л. 148; д. 12, л. 49 об.
10 Там же, д. 108, л. 5; д. 104, л. 34: д. 77, п. 144.
11 Там же, д. 122. л. 76; д. 122, л. 82 об.; д. 104, л. 19.
её Пелагее з детьми сиротства владеть той вотчиной"12 . Таким образом, Тимофей Петров не рассматривался как совладелец в хозяйстве Федота Еремеева; Тимофей был нанят на все крестьянские работы.
Кадры работавших по найму были разнообразны. Иногда это пришлые люди, совершенно не связанные с местным миром. В делах Вологодского архиерейского дома оказались такие выписки из книг съезжей избы г. Ржева: "...в книгах нынешнего 186 г. написано: Анисимка 27 лет вышел из Верейского уезду... во 178 г., вышед, кормился во Ржевском уезде, переходя работою лет с пять...". "Левка Данилов 32 лет, вышел из Витебского уезду лет с десять, жил во Ржевском уезде, переходя... Лукашка Степанов 35 лет... вышел лет 10 и кормился работою, переходя, а наперед сего во двор в холопство и во крестьянство никому не бивал челом"13 .
Иногда по найму работали бобыли, не ведущие своего хозяйства: если, например, бобыль Демидко Агеев в июле месяце уходил за 80 вёрст от своей деревни "кормитца работой", то, очевидно, он не вёл своего хозяйства. Об уходе бобыля на работу по найму говорит челобитная Евстафия Еремеева: "...в прошлом во 175 г. отдавал я сироте своей поземец весною сеяти овес исполу деревни Старого села Киприяну Кириллову, и тогда я сирота для бедности своей ходил в мир кормитца и ходил два года". Иногда по найму работали маломощные крестьяне. Если в деревне Чашниковой два брата, Пантелей и Иван Матвеевы, работали по переноске навоза ив двора у Кузьмы Макарова14 , то вряд ли хозяйство семьи Матвеевых было крепким.
При архимандрите Гаврииле (1684 - 1704) в Кирилло-Белозерском монастыре была составлена "Роспись вотчин Ленского волоку и Засодимской волости крестьянам, кои живут на Москве и промышляют разными промыслами, а иные работают". В росписи среди других было указано: "... крестьянин Евстратко Евфимов живет в наймитах у Левки Мухина". Очень характерно, что сын Евстрата, Гаврилко, тоже нанимается: "...живёт в лужных садовниках у Петра Тихонова, сидит за щепетом". Последняя запись особенно интересна: она указывает на существование таких крестьянских хозяйств, где и отец и сыновья уходили на далёкие заработки.
Документы, говорящие о наёмном труде, иногда содержат указания на условия его оплаты. Очень часто денежная оплата сочеталась с оплатой натурой; уже упоминавшийся в статье Вторыня (1619 г.) своих косцов "наймовал, поил и кормил". Наймит Тимошка (1686 г.) в счёт установленных рядом 20 алтын получил 5 алтын деньгами, кроме того гороху на 6 денег, рядины на 3 алтына, обрез за 8 денег, сошник за 3 алтына 2 деньги. Характерно, что и натуральная часть оплаты тоже приведена в денежном выражении.
Всякий раз, когда речь идёт о длительной работе, налицо имеется заключение ряда - договора. "Рядились", "ряжено было" - эти выражения всегда встречаются при сообщении об условиях работы. Причём заключение порядной записи на работы по найму очень часто сближалось с заключением крестьянской порядной или с жилой записью. Черты феодальной зависимости проявляются и при поступлении крестьянина на работу к крестьянину же. Так, например, Тимошка "порядился на треть года в казаки всякую работу крестьянскую работать без ослушания". Но вместе с тем в отношениях нанимателя и нанимающегося проявляются новые черты. Поэтому нельзя согласиться с К. И. Сербиной, когда она, говоря о порядных записях XVII в., все порядные определяет как "односторонний акт, предусматривавший и фиксировавший нормы поведения лишь одной стороны - вновь наряжающихся"15 .
Ряды, и устные и письменные, на работы по найму в крестьянском хозяйстве фиксировали обязанности нанимающегося, но вместе с тем определяли условия, ограничивающие право нанимателя на труд нанятого рабочего. Прежде всего это - определение вознаграждения за труд. А кроме того в одной грамоте сохранились намёки на какое-то определение и рабочего времени батрака.
Привожу грамоту целиком: "Кириллова монастыря большому житнику старцу Матфею бил челом словесно деревни Шимяково Ромашко Тимофеев на крестьянина деревни Березины на Тимошку Ляпшева, что он Тимошка порядился у отца его Тимофея на треть года в казаки, всякую работу крестьянскую работать без ослушания, а ряжено де найму ему дать на треть года за работу 20 алтын... с Светлова Христова воскресенья до Покрова Богородицы и он Тимошка у отца его Тимофея в казаках жить не учал с Успеньева дни, а довелось де еще работать недели с три, а найму де ему Тимошке от них дошло 15 алтын 2 деньги, а додать еще 5 алтын без 2 денег и чтоб о том дать им очная ставка". Кажущаяся ошибка в определении срока работы Тимошки (от Успенья до Покрова 46 календарных дней, а в челобитной сказано, что Тимошке "довелось де еще работать недели с три") очень интересна. На очной ставке Тимофей подтвердил, что Тимошка дожил "до Успенья дни и работал выбираючи недели: легкие работал у него Тимофея, а тяжелые де недели работал все у себя". Этим показанием он обвинял Тимошку лишь в недобросовестности при выборе недель для работы на себя и на Тимофея. Следовательно, Тимошка законно мог работать какие-то недели на себя. Вина его была лишь в том, что время самых ответственных полевых работ, предположим, пахоты, он работал на себя, а недели, когда не было такой тяжёлой работы, проводил в хозяйстве Тимофея. Если допустить, что Тимошка должен был половину своего времени отда-
12 Там же, д. 38, лл. 113 - 124.
13 Там же, д. 96, л. 104.
14 Там же, д. 131, л. 74; д. 60, л. 3.
15 К. И. Сербина. Очерки из социально-экономической истории русского города. М.-Л. 1951, стр. 68.
вать Тимофею, то станет понятно, почему 46 календарных дней заключали в себе "недели с три" обязательной для Тимошки работы. Интересно также и решение монастырских властей по этому делу: "Ответчику указал: впредь три недели в казаках у Тимошки зажить, а ему Тимошке велел до-стальные 20 алтын по слову отдать сполна, чтоб впредь челобитья о том ни от которого не было" (разрядка моя. - З. О. ). Подчёркнутое выражение характерно для судебных решений по тяжбам формально равноправных старой.
Интересны документы, содержащие сведения о применении наёмного труда в плотничьем ремесле в деревне. Первый документ 1684 г. - "Архимандриту Тимофею... бьет челом, и плачется вам, государи, последний крестьянинец подмонастырской деревни Пирюлаева Алешко Иванов. Жалоба мне, государи, на брата своево родноваё, на Осипа Иванова сына, деревни Щуклина: в нынешнем во 192 году в Петрово говенье нанял он меня сироту в деревне Быкове избы рубить и рядил от рубки четверик ржи в гороцкую меру; и избы рубили четыре ряды, и он Осип, не хотя платить за рубку и от дела меня выгонил и бранил меня всяко и бить хотел, и я насилу отбился и ушел"16 .
В этом документе мне представляется интересным следующее: Осип Иванов нанимает своего брата рубить избу в деревне Быкове, сам же живёт в Щуклиной. Следовательно, избу он рубит не для себя, а для кого-то другого. Выражение документа "избы рубили четыре ряды" показывает, что челобитчик работал не один. Жалоба челобитчика на то, что "он Осип от дела меня выгонил", также, мне кажется, свидетельствует о том, что "дело", то есть рубка избы, было организовано Осипом Ивановым. Алексей был только нанят своим братом, а затем, по усмотрению Осипа, уволен. Предположение о найме главой плотничьей артели работников подтверждается следующим документом, относящимся к этому же 1684 году.
"Архимандриту Тимофею... бьет челом подмонастырный бобылек Ивашко Афанасьев... жалоба мне, государи, на вашего подмонастырного крестьянина деревни Быкова на Ивана Васильева... в прошлых годах наймовались мы в селе на Волоку Славиинском церковь подрубать, и я наймовал с артели для пособи сторонних людей, четырех человек, и за работу им было ряжено: Елфиму Триетскому дано четыре гривны, Федору Соколову дано четыре алтына, Семену Козьмину... две гривны, да в котел додал три алтына, да овса купил полосмины, дал 6 алтын, соли четверток, дано 6 денег и за работу людям и на покупку деньги держал свои собинные, а в те поры он Иван с товарищи мне велел деньги давать свои, а как де церковь построим и мы тебе в те поры и деньги по розчету заплатим, и ноне он Иван с товарищи и по се число не платит"17 .
В этом документе чрезвычайно интересно, во-первых, то, что "бобылек" Ивашко Афанасьев имеет достаточное количество свободных "собинных" денег, которые он мог потратить и на расходы по артели и на оплату нанятых сторонних людей, во-вторых, совершенно ясно говорится о найме внутри артели. В-третьих, очень интересна роль Ивана Васильева. Это не заказчик. Он живёт в Быкове, следовательно, не он церковный староста в селе на Волоку Славянском. Кроме того, обещая расчёт с Ивашксй, Васильев говорит ему: "Как де церковь построим и мы тебе в" те поры и деньги по розчету заплатим". Можно видеть в Иване Васильеве подрядчика. У него работала артель плотников, а старшим в этой артели был Ивашко Афанасьев.
Обобщая всё сказанное, можно придти к следующим выводам:
1. Самый факт наличия наёмного труда в крестьянском хозяйстве является бесспорным.
2. В отношениях между нанимателем и нанимающимся возникают некоторые черты вольного найма: определение оплаты, времени работы, наличие договорённости. Характерно, что даже отношения между родными братьями (см. челобитную Алёшки Иванова на брата) принимали характер найма.
Вместе с тем бесспорно, что крепостнический строй налагал отпечаток на эти отношения. Как бы ни складывались отношения между нанимающимся и нанимателем, как бы ни проявлялись в деревне зачатки наёмного труда, основы господствующего феодального общества не нарушались. Факты найма оставались спорадическим явлением. И наниматель и нанимающийся (речь идёт о крестьянском найме) оставались крепостными своих феодалов. Об этом красноречиво свидетельствуют челобитные, в которых хозяин и наймит одинаково обращались к своему господину - монастырю.
16 Государственный Исторический музей. ОПИ, ф. 61, д. 76, л. 54.
17 Там же, д. 73, л. 45.
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Украины |