Автор: Мария Гиршович*
Марксистская концепция человека, укорененная в антропоцентризме просвещения, состоит из трех главных элементов: признания права на индивидуальное развитие, общей социальной ответственности за удовлетворение индивидуальных желаний и рационализации социальных отношений. После обобщения составных частей марксистской социологии автор переходит к обсуждению возникающего принципа единства теории и практики и существующего отношения марксистских аналитических подходов к решению проблем современного индустриального общества.
Права человека можно рассматривать с трех коррелятивных точек зрения: а) философии или с точки зрения Weltanschauung, когда мы принимаем определенную систему ценностей и соответственно ряд принципов для восприятия прав человека; б) социологически или же используя когнитивные модели и формируя через них наш взгляд на социальную реальность для определения того, усиливаются права человека или нет; в) морально и политически, т.е. с точки зрения практических выборов и решений, определяющих размах нашего участия в действии, которое нацелено на укрепление прав человека.
В каждой из этих сфер марксизм выработал свои собственные решения и так или иначе добился их признания в сегодняшнем мире. Если есть сложность в анализе представлений в общем плане марксистского подхода к этим проблемам, то это потому, что под марксизмом мы подразумеваем, с одной стороны, взгляды самого
Маркса, рассматриваемые как когерентная система, и, с другой - мнения, которых придерживаются все те, кто, принимая доктрины Маркса, интерпретировали их по-своему и приспособили их к практическим условиям действия. В данной статье мы будем придерживаться первой и более узкой интерпретации марксизма.
Антропоцентризм. Концепция тотального человека
Марксова концепция человека родилась из западноевропейской традиции. Историческое осознание прав человека, разработанное в западноевропейской мысли, стало результатом длительной эволюции с промежуточными стадиями, когда всякий раз границы социальной солидарности ограничивались существовавшими в то время социальными условиями. Тем не менее всеобъемлющая идея универсального человека явилась детищем Просвещения, помещая человека как точку в бесконечном пространстве, из которой каждый мог проводить бесконечные линии и таким образом связывать все остальные точки(1).
Антропоцентризм Просвещения явился результатом антиметафизической естественной науки, современной эпистемоло-гии, школы естественного права и политических учений либерализма. Тем не менее ему недоставало глубокого взгляда и широкой рефлексии на общество и его законы развития. Отсюда и абстрактная концепция человека, обладающего своими естественными правами в соответствии с
стр. 59
правилами разума. Не ранее XIX столетия социальная мысль выдвинула динамичную идею о том, что права человека можно достигать лишь постепенно(2). Ее отправной точкой стала нотация об историческом человеке, реализующем идею свободы (Гегель) через постоянную борьбу противоположностей и трансформацию социальных отношений. По Гегелю, человечество должно трансформировать существующие условия. Равновесие может продолжаться лишь мгновение. В этом плане социальные институты, которые вчера еще гармонировали с "заботой о свободе человека", на сегодня стали чуждыми, превратились в объект социального действия, трансформации, "отрицания".
Фейербахова формула "Для человека Бог есть не что иное, как сущность человека"(3), относящаяся' к духу Века Разума и связанная с динамичной идеей свободы, как она понималась Гегелем, стала отправной точкой для антропоцентризма Маркса, который подчинил свою теоретическую и практическую деятельность исследованиям человека в обществе. Марксова критика существующего социального порядка исходила из его морального отрицания признавать общество так организованное, что оно вынуждено лишать свободы личность человека и контролировать свою собственную способность роста(4). Такой подход был принят Марксом как в его критическом анализе социальных последствий разделения труда, так и в его оценке социальных систем, приводящих к упадку человека и угнетающих производителей. Разделение труда, по Марксу, означало отделение ручного труда от труда умственного, власти управления и принятия решений от долга подчинения или слепого выполнения приказов. Это разделение стало результатом деления людей на тех, для кого главным инструментом труда оказались их руки, и тех, кто использовал свои умственные способности, на тех, кто управлял, и тех, кем управляли(5).
Данный взгляд родился из оппозиции, протеста против "инструментализации" индивида. В то же время это означало подтверждение принципа о том, что человеческая личность должна быть полностью свободной для развития. Это вытекало из концепции о тотальном человеке, растущем и дающем выражение своей созидательной способности.
Вот таким образом возникла, вопреки традиции Просвещения, новая идея социальной солидарности. Вера в то, что свобода немногих не должна покупаться путем подчинения и упадка многих, стала главным пунктом критицизма, направленного на систему, которая допускала и консолидировала такое зло.
Наконец, третий элемент марксовой философии человека представлял собой тезис о том, что он мог быть свободным только тогда и в той мере, насколько он контролировал условия своего собственного существования, признание цели, общей для социалистической мысли XIX столетия, достижения социального порядка, при котором будут преодолены экономическая анархия и отсутствие контроля над производством и распределением, при котором будут институированы целенаправленность и планирование.
Эти три элемента - признание права индивида на развитие своей личности, принцип ответственности общества за удовлетворение индивидуальных потребностей и стремление рационализировать социальные отношения - и создали новый тип философии прав человека, смещая фокус интереса с отношений между индивидом и государством на отношения между индивидом и обществом и отражая уже новые дилеммы индустриальной эры(6).
Марксистская социология и проблема прав человека
Опираясь на научные подходы и открытия с целью разработки относительно адекватного определения социальной обстановки и выявления путей и методов, ведущих к изменениям в соответствии с исторически обусловленными потребностями человека, Маркс занялся поисками выводов, позволяющих теснее увязать идеалы с фактами. Росло убеждение в том, что человек не абстрактный или изолированный индивид, но социальное существо, чье положение обусловлено всей совокупностью социальных отношений. Такое убеждение,
стр. 60
в свою очередь, породило хорошо известную в XIX столетии уверенность в том, что проблемы человека должны решаться только через позитивное познание общества.
Эта идея явилась сущностью великих социальных систем прошлого столетия, сочетающих подходы к реформированию с попытками научного анализа социальных структур и исторического процесса в его разнообразных ответвлениях (Конт, Спенсер, Маркс). Вот таким образом эра доктрин и утопий уступила путь эре конкретного знания.
В данной краткой статье едва ли возможно представить подробное изложение социологических теорий Карла Маркса. По этой причине мы ограничимся лишь самым сжатым обзором тех элементов и черт, которые раскрывают специфический характер марксистской социологии в ее подходе к правам человека.
1. Маркс трактовал человеческую личность исторически и позитивно, рассматривая человека включенным в существующие всеобъемлющие системы, внутри которых он связан с группами, классами, стратами, национальностями, местными и религиозными сообществами, с организациями, созданными соответствующим образом в остальной структуре социальных отношений и подчиненных определенным законам. Если принять во внимание то, что естественное обладание правами человека, с точки зрения его моральной и философской сущности, могло исходить из концепции тотального человека, то реальное приложение упомянутых прав всегда должно рассматриваться в историческом контексте, как производное от определенного социального порядка. Отсюда взгляд на положение человека и его объективные детерминанты возник из концептуализации огромных и сложных социальных структур и исторического развития.
2. Притеснения, переживаемые людьми, рассматривались Марксом двояко: а) как естественные ограничения, под которыми он подразумевал пределы, допускаемые природой и производительными силами на любом конкретно достигнутом уровне или, говоря в более общем плане, материальной культурой, достигнутой на определенной стадии развития (по этой причине первобытнообщинный строй не был для Маркса садом Эдема); б) как социальные притеснения, вытекающие из разных положений, занимаемых людьми в этой системе, из различий в доступности определенных категорий лиц к мирским благам.
3. Появление социальных различий увязывалось Марксом с возникновением частной собственности и государства(7); первая привела к экономическому неравенству, а второе - к политическим принуждениям. Каждая экономическая и социальная система характеризуется своим собственным типом внутренних структурных различий и принуждений, проходящим: а) по линиям классовых различий и б) по линиям разделений внутри отдельных классов. Определяющей характеристикой докапиталистических систем, по описанию Маркса, стала связь между экономической зависимостью и внеэкономическими формами принуждения, т.е. статус раба или крепостного крестьянина. Капитализм, с другой стороны, выдвинул на первый план чисто экономические факторы, а они, уже после отмены формальных легальных ограничений, детерминировали социальное положение индивидов, принадлежащих к различным классам и группам.
4. По Марксу, эти социальные ограничения стали источником требований, выдвигаемых от имени определенных классов и групп, подвергшихся специфическим принуждениям. Восстановленные права могут быть различными по содержанию и объему и могут принимать различные формы. Лишь благодаря победе нынешней концепции прав человека подобные требования были сформулированы в самом общем виде: "Каждый имеет право на...". Такая всеобщая форма была принята, например, для требований, выдвинутых от имени tiers etat против феодальных сокращений прав, когда средние классы стали выходить на первый план как представители самых широких масс и их интересов. Однако, с той же точки зрения, Маркс критиковал буржуазную идею о правах человека, которая признавала "естественный порядок", иными словами, порядок свободного предпринимательства, расширяющий свободу
стр. 61
как сильных, так и слабых. В реальности такая свобода приводила к неравенству, по сути являлась отрицанием свободы для всех, оказывалась свободой для немногих(8).
5. Отсюда следует, что марксистский подход заключался в применении общих, универсальных принципов к положениям групп и групповым интересам. Таким образом, политические и социальные доктрины, выражающие то или иное отношение к правам человека, могли считаться применимыми к определенным историческим стадиям развития, к определенным ситуациям и групповым интересам. Знание структуры какого-то общества позволяло предвидеть: а) до какого предела могли приниматься требования; б) до какого предела их будут воспринимать индифферентно или нейтрально; в) на каком уровне и какой группой будет начата оппозиция как результат обоснованной оценки, что требуемые права могут ухудшить интересы противостоящей группы.
6. Положения групп и групповые интересы, реагирующие на определенные требования и устремления, рассматривались Марксом не в моральных терминах, а как следствие социальных систем, навязывающих определенным группам логику их поведения. Анализ всеобъемлющей системы позволил определить в каждом случае:
а) какие требования могут быть приняты и по сути выполнены в ответ на существующие функциональные запросы существующей системы (например, требования рабочих о начальном образовании не только соотносились с капитализмом, но стали абсолютной необходимостью на определенной стадии развития высокоиндустриального общества); б) какие требования могут стать объектом переговоров и компромисса, позволяющих найти решения с помощью взаимных уступок, что диктовалось существующим балансом сил (таковыми, по Марксу, были требования рабочих о минимуме зарплаты); в) наконец, какие требования могут трансцендировать ограничения существующей системы и способствовать устранению существующего социального порядка.
7. Марксов анализ индустриального общества, с помощью которого он открыл определенные закономерности в системе свободного предпринимательства, убедил его в том, что в рамках ограничений данного общества оказывается невозможным - даже в отдаленной перспективе - удовлетворить основные социальные и экономические потребности и устремления масс. Это включало право на труд (марксова теория экономических циклов), право на полное вознаграждение за выполненный труд (допущение о том, что конкуренция неизбежно ведет к погоне за накоплением, inter alia, через сбережения на оплате рабочих - "железный закон заработной платы"). Маркс настаивал на том, что подобные требования могут быть удовлетворены только с помощью специфических преобразований, которые должны вторгнуться в сферу частной собственности, ввести регулирование и контроль экономического развития, отменяя механизм свободной конкуренции и капиталистического рынка. Таким образом Маркс добился сближения прав человека с социальной и экономической защитой, тесно связанной с программой социалистических преобразований.
9. Марксова теория исторического материализма и его видение социализма были всего лишь методологическим наброском для интерпретации исторически изменяющихся структур общества. Его социология стала открытой системой. Маркс постоянно подчеркивал, что ее надо воспринимать как некий подход к истории, как некий метод, который - давайте это признаем - может также, mutatis mutandis, быть применен к анализу многочисленных проблем, возникающих в социалистическом обществе.
Как можно заключить из этого весьма краткого обзора, Марксова концепция социологии тесно увязана с его социологическими подходами к правам человека(9). Такое социологическое отношение делает необходимым не только эмпирическое установление фактов, опираясь на применение определенных прав и объяснение общих основ их существования, но также и попытку интерпретировать изменяющиеся критерии наших оценок и ожиданий. Маркс неустанно указывал, что ни одна
стр. 62
эпоха не пыталась ставить перед собой такие задачи, которые она не смогла бы разрешить, поэтому не случайно, что, придерживаясь такой точки зрения, он рассматривал великие идеи Американской и Французской революций XVIII столетия как исторические явления первостепенной важности.
Такое отношение, вопреки тому, чему обычно следуют, оказывается не релятивизмом, ибо - хотя и определяет потребности и намерения человека как исторически обусловленные - оно тем не менее признает те общие нормы морали, которые дают человеческой личности ее отправную точку и прочную основу отсылки (антропоцентризм)(10).
Даже если требования людей не соответствуют их практике, то уже сама постановка и включение этих требований в современные идеологии являются поворотным моментом в истории нашей цивилизации. Однако, как справедливо заметил Гарольд Ласки, отклонение принципа от практики не должно быть слишком широким, чтобы оно не порождало отчаяния и не провоцировало цинизма, привнося все большее расслабление в уже дезорганизованное общество. Следовательно, теперь мы должны исследовать марксизм в действии, обратившись к рассмотрению третьей сферы, отмеченной в начале нашего анализа отношения Карла Маркса к правам человека.
Принцип единства теории и практики(11)
Положение Маркса о том, что нельзя обойтись без конфликтов, означало, что практическое действие было поднято на более высокую ступень значимости, что оно было признано как непременное дополнение к моральным отношениям и теоретической мысли(12). Приняв принцип материализма, утверждающего, что мнения и убеждения являются отражениями социальных условий, Маркс отказался от иллюзий утопических социалистов, которые были убеждены в том, что вполне возможно добиваться и гарантировать принятие социальных преобразований прогрессивного характера с помощью простого плана просветительских интервенций сверху, осуществляемых самими правителями.
Маркс полагал, что справедливо обратное. Практические представители прав человека в основном были те классы и группы, чьи определенные права урезались и чей практический интерес полагался на приход социального порядка, который должен был когда-то и для всех отменить эти определенные принуждения. Рассматриваемая с такой точки зрения, Марксова идея о роли пролетариата выглядела не столько мессианской - хотя это часто и присутствует, - сколько реалистичной в том, что она принимала в расчет реальные интересы пролетариата, интересы, которые позволили этому классу стать восприимчивым к специфическим программам социального изменения. Она являлась также и концепцией, учитывавшей ценность стратегической поддержки других социальных классов и групп, позволявшей предвидеть неизбежные превратности, отступления и колебания, которая как таковая, была способна стимулировать трезвую оценку социальных сил в данных исторических условиях.
Политические и социальные восприятия и убеждения рассматривались Марксом с двух точек зрения. В терминах массового поведения они оценивались как деривации конкретных условий и вытекающих интересов(13). В терминах индивидуального поведения и решений они становились явлением индивидуального выбора, связанного с той или иной системой признанных принципов и ценностей. Маркс, равно как и его соратник и друг Энгельс, были людьми, которые, независимо от их происхождения и социального положения, вступили в социалистическое движение из-за его универсального человеческого значения. Маркс понимал пролетариат как силу, способную увидеть мир, где справедливость должна на деле восторжествовать, и он считал научную теорию именно тем инструментом, который способен определить содержание и форму для легитимного курса пролетариата. Здесь имелся личный пример - чуждый академическим нотациям, существовавшим в то время, - образованного человека и лидера, воплощающего
стр. 63
единство научной рефлексии и практического участия в конфликте его эпохи.
Маркс описывает коммунистов как людей, которые не обращаются к "просвещенному общественному мнению" через головы правителей, как не обращаются они к аномальной, аморфной толпе, а в большей мере обращаются к той части общества, которая способна увидеть свое будущее и свою возможность трудиться ради социального изменения и прогресса(14).
Маркс и Энгельс рассматривали коммунизм не в институциональных, а главным образом в интеллектуальных и моральных терминах. Они верили, что коммунизм в действии имел особенность лишь в той мере, насколько он стремился более четко распознать закон социальной жизни и - в предельно возможной мере - сократить разрыв между фактами и идеалами.
Теперь давайте выясним, насколько марксизм, как он изложен выше, соотносится с дискуссией о правах человека на современном этапе.
Мы должны начать с указания на то, что определенные аспекты марксистского подхода к правам человека стали составной частью ныне превалирующего климата оценки. Это очевидно не только из-за почти всеобщего признания прав человека в экономической и социальной сфере, но также из-за убеждения в том, что для удовлетворения этих потребностей есть насущная необходимость предпринять осознанно спланированное действие в рамках правительственной политики.
Мы видели этот принцип воплощенным в революциях Восточной Европы и Азии и во впечатляющем социальном и экономическом прогрессе социалистических стран; мы видели его, прокладывающим путь в высокоразвитых странах Запада, где с 30-х годов стали постоянно применяться элементы планирования, равно как и меры по предотвращению безработицы и предельно возможному расширению образования. И сегодня мы являемся свидетелями новых попыток контролировать социальный рост в развивающихся странах, которые вступают на путь индустриализации, руководствуясь идеей государственного социализма и контролируемой экономики.
Во всех этих сферах социальной жизни, где потребности человека и его права оказываются противоречивыми и где трудно добиться общего согласия, марксистский взгляд все еще является общим знаменателем коммунистических и социалистических левых (даже если это не всегда открыто признается социалистами). Философски это проявляется в принятии ценностей и стандартов, признающих справедливость устремлений всех тех, чьи права на жизнь, личное достоинство, экономическую защищенность и гражданские свободы нарушаются ради удовлетворения узких интересов элит большого бизнеса, империалистических или шовинистических целей и национальных предрассудков. Социологически это выражается через размышление о человеческих потребностях и через идею (в рамках исторического материализма), посвященную имеющимся обструкциям в реализации человеческих потребностей. Политически это доказывается через нынешнее осознание нужд и желаний масс и настойчивую попытку перевести также устремления в прогрессивные политические цели.
Позиции левых были упрочены в ответ на противоречия, присущие капитализму и приводящие к сокращению прав человека.
Сложности современного человека могут быть рассмотрены с разных точек зрения и соотнесены с различными социальными системами. Исходя из неравномерного развития нашей цивилизации, те права, которые общеприняты в одном обществе, оспариваются и отвергаются в другом; институты, действующие как гарантии прав человека в одних условиях, оказываются абсолютно неадекватными в других обстоятельствах. Вопрос женского равенства, например, приобретает своеобразный характер в менее развитых странах, где самой насущной задачей становится освобождение женщины от порочного круга домашних забот и предписаний традиций и обычаев, ситуация там полностью отличается от того, что наблюдается в индустриальных обществах, где наиболее существенно получение равной оплаты, социальной защищенности и политических прав для обоих полов. Социальная защищенность принимает одну форму в странах, где основу общества составляет семья и где
стр. 64
местное сообщество оказывает индивидуальную поддержку, где развито чувство причастности, и иную форму в тех странах, где под воздействием индустриализации и урбанизации традиционные социальные связи уже разрушены. Принцип свободной ассоциации работает иначе в условиях сильных социальных напряжений и конфликтов, чем в обществах располагающих высоким уровнем внутренней стабильности. Различия между социальной структурой, экономическими правами и политическими системами детерминируют последовательность тех социальных потребностей, которые становятся первоочередными на любой конкретный момент, а реальные функции культурных моделей и социальных институтов, управляющих человеческими отношениями, детерминируют соответствующие этапы в удовлетворении этих потребностей.
Это ставит вопрос укрепления прав человека в более широкую перспективу. Она охватывает различные социальные и экономические системы, различные культуры. Мы заранее можем предвидеть необходимость для критического пересмотра и свежего анализа многих нотаций и идей, которые понимались либо слишком узко, когда они сталкивались с многочисленными желаниями и устремлениями человека, либо, наоборот, слишком общо при наличии таких обстоятельств, которые требуют твердых принципов и целей.
Относительно индустриальных стран можно отметить, что наряду с или даже абсолютно независимо от принуждений, возникающих из-за частной собственности и самого механизма капиталистической экономики, человек сталкивается с новыми опасностями и угрозами, избегающими, как это бывало, простой дефиниции и экспозиции, которые можно обнаружить в традиционном перечне прав человека.
В последующем изложении мы попытаемся поставить ряд проблем, которые обычно излагаются как дилеммы эпохи коллективизма и обсуждаются современными социальными учеными.
Если мы хотим поддерживать принцип роста личности, то сразу же сталкиваемся с насущным вопросом о том, как далеко в сущности может зайти этот процесс (иногда именуемый "инструментализацией индивида"), который является прямым следствием разделения труда и мер, направленных на реализацию социальных отношений.
Как хорошо известно, мир, в котором мы живем, становится миром крупных организаций, которые навязывают индивиду порядки и принуждения, ограничивающие человеческую личность и устанавливающие пределы экспансии индивида. Известно также, адаптация человека к организации происходит за счет "усадки" индивидуальной инициативы, своеобразного превращения работника в простой "зубчик" мощных индустриальных шестерен промышленной машины, подавления индивидуальной мобильности из-за роста специализации, паралича человеческой души из-за повседневной рутины и монотонности заранее запрограммированных и строго контролируемых операций. Данные элементы в течение долгого времени являлись неотъемлемой чертой производительного труда, а теперь это проникло и в сферу умственного труда.
Таким образом, сегодня мы приближаемся к рубежу, на котором педагоги, психологи и психиатры рекомендуют отказаться от такой программы, когда человек вопреки самой своей человечности насильно помещается в своеобразную жесткую конструкцию(15). Несомненно, что это проблема отдаленного будущего. Она уже проявилась также и в социалистических странах, где ускоренная индустриализация требует четких и определенных решений по отношению к форме того общества, которое мы хотим построить; ныне она влияет на практические действия и организационные мероприятия.
Какого типа производственных отношений мы хотим достичь? Как мы можем эффективно противодействовать инстру-ментализации индивида? Все эти вопросы все шире и шире обсуждаются в производственной социологии социалистических стран.(16)
Другим весьма важным вопросом наших дней становится проблема гарантии основных прав человеческой личности как индивида, проблема, которая должна рассматриваться в рамках новых усложнений
стр. 65
организации и социальной системы и которая поэтому требует новых решений.
Чтобы проиллюстрировать это положение, давайте обратимся к текущим ссылкам в газетах социалистических стран на различные объективные правила и административные решения, основанные на законе больших чисел и воспринимающие индивидов как статистические единицы. С точки зрения коллективных потребностей, человеческая личность может быть ничтожно малой величиной, поскольку то, что принимается в расчет, - это массы и величины: значение имеют тысячи и миллионы людей. Однако достижимость гарантий защиты индивидуальных прав через общепризнанные институты, позволяющие гражданину добиваться положенного ему по праву, оказывается не столь пустячным делом с точки зрения этики, которая относит человека к наивысшим ценностям.
Здесь невозможно затронуть все детали практических трудностей, вытекающих из данного положения. Суть дела состоит в том, что другой "стороной", причастной к подобным конфликтам, становятся не люди, а системы и организации; против них традиционные способы защиты индивидуальных прав бессильны, индивидуальные усилия или требование материальной ответственности за любую проявленную несправедливость обнаруживают свою неэффективность.
Есть и еще одна область, в которой проявляются подобные противоречия и принуждения: в поведении крупных организаций, чьи масштабы и мощь воздвигают специфические барьеры для социального участия и контроля.(17) Подобные организации (даже при плановой экономике) часто уклоняются от влияния общества, хотя они и навязывают ему свои цели и правила и устанавливают особые типы защитного механизма против программ рационального социального преобразования.
И в этой области права людей на участие в принятии решений, относящихся к ним, и контроль за ходом событий подвергаются различным ограничениям. Традиционные формы политического контроля (такие, как представительство, парламент, свобода слова и объединения), разработанные в доктринах XVIII и XIX столетий, здесь оказываются бессильными. Также на практике не могут быть реализованы в полной мере ожидания того, что общественный контроль способен утвердиться в структуре децентрализованных территориальных самоуправлений или самоуправляющихся органов производителей. Прогрессивное слияние различных сфер социальной жизни в одну интегрированную целостность становится необратимым делом.
Мы можем видеть эту дилемму в контрастной картине, ныне ставшей почти классической, которая показывает объединение элит, созданных против общества народных масс(18); причем первое представляет собой тип демократии без участия народных масс, а второе - участие народных масс с ограниченной демократией. Общество народных масс - это управляемое, аморфное общество, объект, а не субъект политических решений. Конечно, это не та форма общества, которая признается социалистической идеологией, хотя и мы подошли к пониманию того, что весьма не просто выработать новую политическую модель с активным участием народных масс.
В свете сказанного перечень политических прав, составленный в XIX столетии, оказывается неадекватным, и не потому, что мы сомневаемся в его подчеркивании ценностей, а потому, что политические свободы, облаченные в словесные одежды XIX столетия, не защищают эти ценности. Здесь в очередной раз мы можем обратиться к вопросу об индивидуальных гарантиях, который в свое время был для доктрин либерализма главным предметом интереса. Политическая доктрина коллективизма доказывает свою несостоятельность, поскольку она слишком обща и содержит многие альтернативы, которые, с точки зрения прав человека, могут оцениваться различными способами.
Данный обзор проблем, возникающих из-за упора на права человека в мире крупных организаций, хотя и далек от исчерпывающей полноты, тем не менее достаточен для подтверждения тезиса о том, что каждый этап социального развития привносит свои собственные дилеммы, требующие
стр. 66
решения. В этой связи надо подчеркнуть следующее: во-первых, значимость всеобъемлющих человеческих норм и ценностей, которые должны определять критерии для оценки определенных принципов-лозунгов, программ и предлагаемых соглашений, ценностей, применение которых может быть признано как моральная система измерений социального прогресса; во-вторых, необходимость проведения более углубленного исследования человеческих потребностей и более четкого анализа ограничений прав человека на каждом уровне в иерархии нашей цивилизации, как они проявились в социальных структурах и политических организациях; в-третьих, роль социального действия в решении не только остро насущных задач, но также в стремлении создать благоприятные условия для реализации всеобъемлющих человеческих ценностей.
Эти принципы, как уже подчеркивалось, и на сегодняшний день остаются стимулом для всех тех, кто проявляет подлинный интерес к укреплению прав человека.
Примечания
* Эта статья, опубликованная в ISSJ, Vol. XVIII, No 1,1966, написана Марией Гиршо-вич, профессором Варшавского университета.
1 Diderot D. Textes choisis. P., 1953. Vol. II. P.137.
2 Baczko В. Czlowiek i swiatopoglady. Warsaw, 1965.
3 Feuerbach L. Das Wesen des Christentums. Leipzig, 1841. S, 369-370; Feuerbach L. Das Wesen der Religion. Leipzig, 1908. S. 170.
4 Schaff A. Marksizm a jednostka ludzka. Warsaw, 1965. P. 71.
5 Marx К. Das Kapital. Berlin, 1947. Кар. XII-XIII.
6 Hirszowich М. Niekt6re zagadnienia socjolog-icznej koncepcji panstwa // Studia socjologiczno- polityczne. 1960. No 7.
7 Engels F. The Origin of the Family, Private Property and the State. Zurich, 1884.
8 Marx К. Die heilige Familie. Berlin, 1953. S. 46-53; См. также: Becker C.L. Dilemma of Liberals of Our Time // Detachment and the Writing of History. N.Y? 1958.
9 Schaff A. Op. cit. P. 45.
10 Fromm Е. Beyond the Chains of Illusions. My Encouter with Freud and Marx. N.Y., 1962. P. 31.
11 Marx К. The Communist Manifesto. L., 1948;Mayer A.G. Marxism - the Unity of Theory and Practice. Cambridge, Mass., 1954. Ch. 4.
12 Kari Marx-Friedrich Engels Werke. I. Abt., Bd. 3. S. 166. Berlin: Dietz-Verlag, 1961-1966.
13 Karl Marx-Friedrich Engels Werke. Op. cit. S.265.
14 Marx К. The Communist Manifesto. P. 13.
15 Hochfeld J. Studia о marksistowskiej teorii spolecznstwa. Warsaw, 1963. P. 13 ff.
16 Hirszowicz М., Kulpinska J., Matejko A. Emerging Socialist Pattern of Industrial Relations // Polish Sociological Bulletin. 1965. No 1Д1.
17 Crozier М. Le Phenomene bureaucratique. P., 1963.
18 Mills C.W. The Power Elite // The Mass Society. N.Y., 1956. Ch. XIII.
Новые публикации: |
Популярные у читателей: |
Новинки из других стран: |
Контакты редакции | |
О проекте · Новости · Реклама |
Цифровая библиотека Украины © Все права защищены
2009-2024, ELIBRARY.COM.UA - составная часть международной библиотечной сети Либмонстр (открыть карту) Сохраняя наследие Украины |