Ландшафты культуры. Славянский мир / Отв. ред. И. И. Свирида. М., 2007. 352 с.

Книга "Ландшафты культуры. Славянский мир" - великолепный подарок всем, как исследователям, так и любителям, кто интересуется проблемой взаимодействия культур и цивилизаций с географической средой, географическим пространством, тем, как культура преобразует окружающий ее мир в ландшафты и образы пространства. Она подготовлена Отделом истории культуры Института славяноведения РАН (автор и ответственный редактор сборника д-р ист. наук И. И. Свирида) и является очевидным продолжением предыдущих проектов Отдела, связанных с проблемой культурного пространства: "Натура и культура. Славянский мир" (1997), "Культура и пространство. Славянский мир" (2004). Кроме этого, в содержательном плане книга связана также с такими исследованиями Отдела, как "Культура и история. Славянский мир" (1997) и "Оппозиция сакральное/светское в славянской культуре" (2004).

Все исследования, включенные в сборник, распределены по трем основным рубрикам: "Ландшафт - фольклор - сакрум", "Ландшафт и история", "Ландшафт в эстетическом сознании и художественном тексте". Книга открывается внушительной - как по источникам, использованным при написании текста, так и по очень серьезной концептуальной проработке вопроса - статьей И. И. Свириды "Ландшафт в культуре как пространство, образ и метафора". Следует сразу отметить, что и вступительная статья, и ряд других статей, помещенных в сборнике, выходят по содержанию за пределы обозначенного в названии ограничения славянским миром. Хотя подавляющее большинство представленных работ относится к славянской тематике, да и автор вступительной статьи оперирует чаще всего примерами из славянского культурного мира, тем не менее, отмеченное нами содержательное "нарушение" оказывается очень полезным и плодотворным. Читатель книги сразу включается в общую проблематику ландшафтов культуры, увязанную со столь различными областями научного знания, как история, культурная география, культурология, искусствознание, этнография, философия, литературоведение. И. И. Свирида - как автор проекта в целом и автор вступительной статьи - исповедует здесь открытый, междисциплинарный взгляд на проблему, что делает особенно интересным и ее анализ динамики ландшафтного восприятия мира в культуре, и само построение сборника, в котором есть такие работы, как ""Культурный ландшафт" XX века: "Без судьбы" Имре Кертеса" Ю. П. Гусева и "Конструирование ландшафта в китайской традиционной культуре" Е. В. Волчковой.

Разделение проблематики ландшафта в культуре во вступительной статье И. И. Свириды на собственно пространство, образ и метафору представляется нам важным и интересным. Все эти точки зрения имеют свое право на существование. При этом следует понимать, что рассмотрение ландшафта как метафоры в какой-либо культуре может иногда довольно сильно увести исследователя от некоего вполне реального геокультурного пространства. В то же время собственно пространство может изучаться весьма различными способами, в рамках которых понятие ландшафта может и не использоваться. Исследование ландшафта как образа кажется "средней линией", наиболее уравновешенной концептуальной позицией. Автором выбран термин "ландшафт культуры", который, на наш взгляд, хорошо "работает" и довольно близок понятию географического образа, используемого автором рецензии и рядом его коллег (см. научные и культурно-просветительские альманахи "Гуманитарная география". Вып. 1 - 4. М.,

2004 - 2007). Есть ли содержательные различия между понятиями ландшафта культуры и культурного ландшафта? Учитывая, что в современной России сложилась довольно прочная научная - теоретическая и прикладная - традиция изучения культурных ландшафтов (причем существуют весьма разные версии понимания культурного ландшафта), следует попытаться соотнести в содержательном отношении эти понятия. И. И. Свирида пока не дает строгих разграничений, полагая, что необходимо, видимо, первоначально создать общее концептуальное поле, а затем уже проводить более четкие содержательные границы. На наш взгляд, в современной методологической ситуации подобный подход является верным, что, конечно, не отменяет в будущем более точных отграничений и "размежеваний".

Обратимся к более подробному анализу представленных в сборнике рубрик. Первая рубрика - "Ландшафт - фольклор - сакрум" невелика по объему; в нее включены всего три статьи, посвященные восприятию ландшафта в народной культуре и в религии. Здесь стоит сразу выделить, как всегда, яркую, экспрессивную работу Г. Д. Гачева "Ландшафт и религия". Статус его текста (как, впрочем, и большинства его текстов) переходный; его трудно отнести к строго научному, но именно это и позволяет автору сформулировать, с одной стороны, вполне геодетерминистские идеи в русле заявленной темы, а с другой - найти весьма неожиданные эмоционально-образные аспекты взаимодействия ландшафта и различных религий. В отличие от него, два других автора - Л. Н. Виноградова и М. В. Лескинен следуют классическим научным методам, что позволяет им выявить характерные особенности, соответственно, ментального образа ландшафта (интересный термин - sic!) в народной культуре и ландшафта Святой земли в описаниях паломников конца XVI в. Так или иначе, выделение рубрики в целом оправдано, именно в ней проясняются наиболее общие культурные коллективистские или архаические (домодерные) архетипы, связанные с порождениями глубинных ландшафтных образов.

Во второй рубрике - "Ландшафт и история" сведены вместе работы, посвященные, как правило, формированию образов ландшафта в разных центрально- и восточноевропейских странах и культурах (включая, кстати, и Венгрию) в определенные исторические эпохи, относящиеся уже целиком к Новому и новейшему времени. Тут есть и вполне традиционные постановки тем (например, статьи Н. М. Филатовой "Идея географического детерминизма в Польше. Просвещение и романтизм" и А. А. Литвина "Городской ландшафт на российских крупномасштабных картах. 1700 - 1840-е гг."), и не очень привычные тематические повороты (например, исследование Г. П. Мельникова "Историко-ландшафтная оптика чешского барочного патриотизма"). Как безусловно "осевые", четко попадающие в main stream всей книги, можно отметить работы Л. Е. Горизонтова "Новые земли империи в зеркале культурных традиций: Новороссия Г. П. Данилевского" и Т. Н. Чепелевской "Ландшафт как элемент идентификации и самоидентификации в словенской культуре". Наиболее богатой по высказанным в ней идеям и мыслям нам представляется уже упомянутая выше статья Г. П. Мельникова, в которой дана очень яркая и запоминающаяся характеристика ландшафта чешского барокко, - историчность этого ландшафта неотделима по существу от конкретной географии и топографии Чехии. Автор даже сумел выделить так называемый шпорковский ландшафт, по имени чешского графа Франтишека Антонина Шпорка (1662 - 1738), крупного землевладельца и одновременно вольнодумца, "...создавшего собственную систему природопонимания через текст самой природы, трактуемой как выявление человеком ее скрытых символов, т.е. через культурный ландшафт" (с. 105). В своих имениях, Лысенад-Лабой и Куксе, граф смог осуществить "тотальную сакрализацию ландшафта, включающую лес, поля с межевыми крестами, дороги, сакральные постройки и скульптуры, сады и парки" (с. 107). Раздел завершается довольно неожиданной по сравнению с предыдущими работой Ю. П. Гусева ""Культурный

ландшафт" XX века: "Без судьбы" Имре Кертеса", в которой мы можем наблюдать очень тонкий анализ распада устоявшихся в течение Нового времени форм ландшафта в культуре, обусловленного, в том числе, жесточайшей политикой геноцида отдельных народов и создания концентрационных лагерей при тоталитарных режимах (фашистская Германия, Советский Союз). Тем не менее, можно утверждать, что формируются какие-то новые, невиданные формы "голых", "бесчеловечных" ландшафтов, где небо и земля, по словам автора, могут меняться местами.

Самым обширным по количеству собранных статей и самым разнообразным по содержанию выглядит третий раздел книги под рубрикой "Ландшафт в эстетическом сознании и в художественном тексте" - восемь работ с фундаментальными экскурсами в области русской, украинской, словацкой, хорватской и даже китайской культур. Статья Е. В. Волчковой "Конструирование ландшафта в китайской традиционной культуре", которой завершается книга, подчеркивает и своеобразие славянского культурно-ландшафтного мира, и в то же время указывает на общие культурно-цивилизационные основы формирования ландшафтных образов. По сути, каждая работа в этом разделе требует подробного разбора; тем не менее, за недостатком места остановимся лишь на некоторых из них. Выделим сразу две "вершины": это статья И. И. Свириды "Естественный ландшафт и сад в русском сознании: от игумена Даниила до Карамзина" и исследование К. В. Сергеева "Ландшафт как метафорическая модель описания культуры: "Образы Италии" Павла Муратова". В первом тексте мы обнаруживаем блестящий содержательный анализ динамики ландшафтных представлений в русской культуре, в котором даны уникальные описания обстоятельств появления таких ландшафтных топосов, как горы, море, лес, а затем и сад. Эта работа как бы дополнятся следующей - "Пейзаж в русской культуре второй половины XVIII века" И. М. Марисиной - в ней исследуется становление образа идеального городского пейзажа на примере, в частности, дома Пашкова в Москве. К. В. Сергеев, в отличие от И. И. Свириды, придерживается в своей работе несколько иной исследовательской стратегии: его интересует, в общем, культурный прецедент неслыханной и вполне заслуженной популярности "Образов Италии" П. Муратова, но для его полноценного анализа он разрабатывает очень мощную в когнитивном отношении метафорическую модель ландшафта (по-видимому, единственную в данной книге со столь подробным описанием и столь целостной характеристикой). Помимо анализа собственно книги Муратова, автор анализирует в сравнительном аспекте творчество Пиранези, убедительно показывая, с одной стороны, когнитивную эффективность своей ландшафтно-метафорической модели и за пределами исходного частного примера, а с другой - демонстрируя методологическую значимость и важность ландшафта как метафорической модели описания фактически любой культуры. Не боясь польстить автору, скажем, что, несмотря на явную инновационность его модели (а может быть, благодаря этому), ему удалось описать смысл своих построений очень простым и одновременно очень красивым научным языком, без всякого наукообразия. Рискуя обидеть других авторов раздела, уклонимся все же от подробного разбора остальных статей, хотя практически каждая добавляет что-то новое в "копилку" общей темы книги. На наш взгляд, название третьего раздела сборника выглядит немного эклектично, однако это не помешало ответственному редактору выстроить и здесь довольно логичную и тематически связную линию с перекликающимися сюжетами: так, статья Л. А. Софроновой "Природное пространство в мифопоэтических измерениях: повесть Гоголя "Вий"" является ничем иным, как научно-исследовательским "триллером" с элементами саспенса (сам материал обязывает!) - нечто подобное мы можем наблюдать, уже в постмодернистском изводе, в работе Н. В. Злыдневой "Балканская Атлантида. Ландшафтные метафоры в романе Д. Угрешич "Форсирование романа-реки"".

Книга, несомненно, получилась - и это тем более важно, что на междисциплинарном поле ландшафтно-культурных и образно-географических исследований в России (в широком смысле их можно назвать гуманитарно-географическими) пока не так много примеров появления удачных монографий и коллективных сборников. Несомненно также и другое: в российской науке (с разных сторон, из разных дисциплин и научных направлений) формируется пока очень тонкое в концептуальном отношении общее исследовательское поле, которое можно назвать междисциплинарными гуманитарными исследованиями пространства. Подобные исследовательские поля довольно давно стали возникать за рубежом; наша страна не то чтобы запаздывает, но и не торопится пока признавать рождение такого междисциплинарного научного направления. Твердо помня, что все истинно новое рождается на стыках, стоит подумать и о постепенной институционализации этих исследований - хотя бы в рамках специально созданного центра РАН.

Постоянный адрес данной публикации: